Текст книги "Могильщик. Не люди (СИ)"

Автор книги: Геннадий Башунов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Хасл быстро обогнал своего – как он надеялся – будущего родственника. Арбалетчик должен идти впереди облавы…

В развалинах Бергатта можно найти не только деревья, камни, кости и злую магию. Была здесь и каким-то чудом пережившая гнев Древних живность, которой удалось приспособиться к новой жизни. Хасл едва не вляпался правой ногой в подрагивающий студень, медленно тянущийся по брусчатке. Рассмотрев тварь поближе, молодой охотник сплюнул и выругался – внутри полупрозрачного слизня растворялись большие жирные пауки. Как назло в эту же секунду ему на лицо опустилась липкая и очень крепкая паутина, свисающая с одной из ветвей. Арбалетный болт отскочил от мостовой, высекая искру, и покатился по дороге.

– Хасл, мать твою!

– Да сними эту чёртову паутину с моего лица!

– Сам снимай!

Трясущимися руками Хасл положил арбалет на чистый участок мостовой и очистил лицо. Его тошнило. Ноги подкашивались.

– На паутинах проклятья не задерживаются, – успокоил его каменщик. Хасл не стал говорить, что он просто боится пауков, а прикосновение паутины для него хуже калёного железа.

– Трусишка Хасл, – протянул Зерв. – Арбалет-то подбери.

Охотник с трудом справился с желанием толкнуть ублюдка в ближайший дверной проём по верху которого крепилась, слабо поблёскивая синим отливом, ржавая стальная полоса.

Студень тем временем, подрагивая и чмокая, вползал в щель между древесным корнем и валуном, выдранным, должно быть, из какой-то скалы – для постройки такие большие камни вряд ли кто-то бы использовал. Впрочем, кто их, Древних, знает, что они строили и как. Что в этой щели – гнездо слизня или кладка какой-нибудь незадачливой паучихи – Хасл знать не желал. Всё ещё подрагивающими руками подобрал арбалет и кое-как его взвёл, вложив второй из шести болтов.

– Эй! – послышался издалека крик Эзмела. – Ты кто?

И тут же:

– Вот он, вот он! Лови его! Он к вам бежит! К вам!

Зерв и Эрли бросились дальше по улице, спустя пару секунд каменщик и Некпре побежали следом, а внезапно абсолютно успокоившийся Хасл как следует прицелился из арбалета. Пусть бегают, ему будет достаточно одного выстрела.

Наконец охотник увидел первого в своей жизни чужака. Он отличался большим ростом, имел чёрные крылья за спиной и невероятно уродливое лицо – оно казалось пустым, как коленка, хотя и рот, и нос, и глаза, и уши вроде были на своих местах. Хасл пустил болт в чужака, едва не зацепив кого-то из своих. Но арбалет не лук, охотник пользовался им чуть ли не в первый раз, потому промазал по уроду, несущемуся навстречу Эрли.

Поняв, что его зажимают с двух сторон, чужак метнулся влево, намереваясь бежать прочь из руин. Хасл с удивлением понял – за спиной у чужака развеваются не крылья, а полы странного по крою плаща. В тот же момент охотник выпустил ещё один болт, и снова мимо.

– Он уйдёт! – взвизгнул Некпре.

Но нет, бежать чужаку было некуда – по той улице, куда он собирался смыться, ему навстречу вышли двое рыбаков, вооружённые мечами. У пришельца же в руках, затянутых в знакомые чёрные перчатки с широкими раструбами, была только широкополая шляпа да кривой длинный нож. Его уже почти перехватили, когда он повернул назад, но прыткостью чужак отличался не меньше, чем ростом – он каким-то образом успел проскочить схлопывающуюся с трёх сторон ловушку и самоубийственно метнулся в единственно доступном направлении. То есть вглубь Бергатта.

– Ты же сдохнешь, идиот! – рявкнул Эзмел.

Чёрного это не остановило. Он перескочил вздыбившуюся мостовую, увлекая за собой потоки мелких камней, скатился к полуразрушенному двухэтажному дому, каким-то чудом миновал полыхающую проклятьями груду железа и костей и ужом пролез сквозь заросли кустов.

– Он в ловушке! – с хохотом крикнул Зерв, с видимым трудом поднимаясь на груду камней, костей и земли, которую чужак так легко перескочил несколько секунд назад. – Дальше ему не уйти!

Его смех остановился так же резко, как и начался. Из руин прилетело латунное блюдо, ударившее старшему сыну Викле в грудь. Хасл успел заметить, что снаряд отливал светло-зелёным… долю секунды… потому что в следующий миг он окрасился красным, и Зерв завизжал. Завизжал в то же время, пока глухое эхо его смеха ещё катилось по коридору камня и дерева.

Хасл упал на колени, роняя невзведённый арбалет и крюк на камни. Его голова разлеталась на части. Не только его голова, но и весь мир… вот-вот… воздух звенел… Хасл закричал и сжал виски ладонями, сжал из всех сил, боясь, что его череп просто разлетится на части.

Зерв визжал (визжало его эхо – сам Зерв был уже мёртв), в разные стороны хлестала его кровь, лёгкие вздувались, выбираясь наружу сквозь переломанные и развороченные рёбра. Хуторянин сделал два шага вперёд и неуклюже завалился на кучу костей и ржавчины, которую чёрный чужак миновал, будто не заметив.

Напряжение, повисшее в воздухе, разрядилось, и мир лопнул пополам. Вверх, в стороны разлетелись груды щебёнки, осколки железа, костей и то, что ещё несколько секунд назад было Зервом. Груда проклятий, секунду назад покоящаяся на ржавом металле сплетёнными змеями и мерцающими печатями, расцвела всеми цветами радуги, и по улице прошёл вихрь. Высвободившаяся магия плетью хлестнула меж домами, разбивая в щепу деревья, громя стены и разметая жёлтые кости в пыль. Дом, в котором укрылся чужак, рухнул, по его развалинам прошла искра, перекинувшаяся на соседнее здание. Спустя несколько мгновений здания уже пылали. Удушливый чёрный дым смешался с тучами пыли, поднятыми рухнувшими стенами. На и без того мало освещённую улицу будто опустилась безлунная ночь, и лишь рыжие обрывки пламени позволяли рассмотреть хоть что-то.

Дым и пыль поползли по Бергатту, накрыли стоящего на коленях Хасла и начали душить, душить, душить. Залезли в нос, рот, лёгкие, начали выжигать глаза. Зато прошла головная боль. В голове стояло ясно как никогда…

Где-то в глубине руин тяжело ухнул взрыв от ещё одной магической вспышки. Чудовищный скрип практически выдрал Хаслу ушные перепонки. Горячий воздух, распространяющийся по узким улицам Бергатта, опрокинул охотника навзничь. На миг тяжёлые клубы дыма рассеялись, но практически сразу же чёрная пелена заполнила собой всё пространство. Отравленный магией дым выворачивал лёгкие, Хасл закашлялся, раздирая пальцами горло.

– Вставай, идиот! – прорычал кто-то рядом и рванул охотника за куртку, поднимая на ноги. – Бежим, бежим, бежим!

Хасл выблевал всё содержимое желудка на своего спасителя и заковылял следом. В голове крутилась одна мысль: как можно быстрее выбраться из руин и там начать кашлять так, как не кашлял никогда, лишь бы выдавить из лёгких проклятый дым. Мог бы охотник разорвать себе грудную клетку, он бы сделал это, но лёгкие очистил.

Рядом бежали тени, совершенно не похожие на людей, но охотник знал, что это друзья. На миг перед ним появился Эрли, зажимающий ладонью рану на щеке, в двух шагах слева ковылял Некпре, сильно припадая на правую ногу. Судя по резкому запаху рыбы, его тащил кто-то из рыбаков. Накатившая рыбья вонь едва не вызвала второй желудочный спазм, Хасл едва сдержал его. Охотник старался не дышать. Лёгкие горели, отравленный дымом воздух давил на горло, стараясь вырваться наружу тяжёлым приступом кашля, но если он сейчас закашляется, то упадёт на мостовую, и, задохнувшись, останется здесь навсегда.

Спустя сотню лет его вышвырнули в пролом в стене. Хасл упал в лужу, скользнул по грязи ладонями, уткнулся лицом в липкую землю, но, извернувшись, выбрался на сухую траву и принялся кашлять, сплёвывая мокротой и остатками еды, застрявшей в горле.

– Эк его продрало, – сказал Эзмел, стряхивая с одежды рвоту смешанную с чёрной копотью.

Да, больше никто так сильно на чёрный дым не отреагировал, лишь пара человек покашливала в кулаки. Того же Эрли куда больше беспокоила ссадина щеке. У самого молодого охотника саднили колени, но в тот момент ему на это было плевать. Способность дышать возвращалась с огромным трудом, но всё же возвращалась, а значит, вряд ли он подцепил какое-то проклятье, иначе оно его уже задушило бы.

– Мы потеряли кучу оружия, которое дал нам Викле, – медленно проговорил старый рыбак, оглядев потрёпанный отряд, – ещё мы потеряли сына Викле. Сомневаюсь, что старик обрадуется. Но могу сказать одно – вряд ли чужак переживёт то, что сейчас происходит в Бергатте. Выходит, своей цели мы добились, пусть и заплатили втридорога.

Над руинами дрожал воздух, кое-где поднимались клубы едкого дыма, и всё же взрывы больше не повторялись. Люди кое-как приводили себя в порядок и проверяли свою одежду и оставшееся оружие.

– Остался ещё один, и мне это не нравится, – угрюмо сказал Эрли.

Хасл набрал, наконец, полную грудь воздуха и медленно его выдохнул, пару раз едва сдержавшись, чтобы не закашляться.

– Мне кажется, он всё ещё жив, – просипел молодой охотник. – Не могу понять, почему, но я почти уверен в этом.

– Чушь всё это, – отмахнулся Эзмел. – Кто сунется сейчас на руины, костей не соберёт.

– Почему-то мне кажется, что этот чёрный урод как будто родился среди руин – слишком он свободно там двигался. Мы ведь не знаем, как он выжил там, в Мёртвом мире.

Судя по выражению лица, даже Эрли не верил ему, хотя уж он-то должен был заметить какой-нибудь дурной знак. Остальные и вовсе подняли бы охотника на смех, если бы не были так подавлены из-за смерти хуторянина и разбушевавшегося в Бергатте Гнева Их.

– Пошли, – махнул рукой старый рыбак, – нужно принести Викле печальные вести, а потом думать, как поймать убийцу. Но уже не сегодня.

Они ушли, а Хасл остался на месте, его не смущал даже могильный холод, который тянулся к нему от Серого зверя. В какой-то момент ему показалось, будто он заметил какое-то шевеление среди развалин, но то была лишь длинная тень, отбрасываемая Башней Друга.

– Хасл! – крикнул Эрли.

– Иду, иду…

Охотник принялся догонять отряд, чувствуя, как его спину буравит злобный взгляд. Обернувшись, он так никого и не увидел.

Глава восьмая. Ночная охота

Начался мелкий моросящий дождь. Не магический, который часто вызывает Друг из Башни, чтобы Серый зверь не сполз со своей лёжки на землю людей, а обычный, падающий из серых туч, собравшихся на небосводе.

– Завтра тоже будет осень, – медленно сказал Эрли. Он морщился, ощупывая ссадину. – А у меня будет новый шрам.

Они шли вдвоём, отстав от остальных на добрую сотню шагов. Хасл едва передвигал ноги – у него время от времени темнело в глазах, да и разбитые колени начинали неприятно ныть.

– Будто первый, – отозвался Хасл. Его не покидали дурные предчувствия. Чувство, будто за ним кто-то наблюдает, тоже никуда не делось.

– Да мёртв он, мёртв. Не может же он как Друг ходить по развалинам.

Хасл кивнул, но не слишком уверенно.

– У него на руках были перчатки, вроде тех, что мы нашли в сумке у мёртвого пришельца.

Эрли дёрнул плечами.

– Значит, что они, возможно, пришли вдвоём, и теперь оба мертвы. Нам осталось только выследить убийцу Керага.

– Твою мать, Эрли, ты всегда предсказываешь неминуемую гибель всему живому, а сейчас не видишь всех этих дурных знаков, связанных между собой? Как чужаки прошли сквозь Шранкт? Не там ли они собрали всё то барахло, которое мы нашли в сумке погибшего? Помнишь, что перчатки воняли трупами и проклятьями? И как, мать твою, чёрный чужак схватил блюдо с проклятьем? Его же порвать на куски должно было!

Хасл остановился, тяжело дыша и стискивая кулаки. Его едва не скрутил ещё один приступ кашля. Эрли встал рядом, и угрюмо исподлобья уставился на друга.

– И что, по-твоему, я должен сделать? Подойти к каждому и сказать: завтра к нам придут две сотни чужаков в чёрных перчатках и начнут грабить Бергатт? Я не верю, что такое может произойти. Мы единственные, кто выжил. Ладно, не единственные, иначе чужаки не появились бы, но те единицы, что ещё слоняются в Мёртвом мире, никакой опасности не представляют. И знаешь, что? Пусть приходят. Хоть две сотни, хоть три. И идут в Бергатт. Я буду смотреть, как они умирают, и смеяться. Пришли двое, и они мертвы. Придёт сотня, и они тоже сдохнут. Только Друг может ходить сквозь руины без вреда для себя, и точка. Друг говорил, что от старого мира остались только мы, значит, так и есть, и других чужаков не появится ещё долго. Потому что так сказал Друг.

Эрли добавил к своей речи пару крепких ругательств и поспешил за рыбаками, чьи спины уже исчезали за поворотом стены. Сгущались сумерки, и никто не хотел остаться ночью рядом с Серым Зверем. Эта мысль немного отрезвила Хасла, и он тоже заторопился.

Его мысли совершенно неожиданно метнулись совсем в другую сторону. Если у Викле погиб старший сын, то его жена, дети и дом доставались в наследство Некпре, значит, никого из городских женщин он брать в жёны не будет. На одного мужчину на хуторе стало меньше, что даёт уже на два взрослых человека меньше, чем ожидалось. Выходит, старик за оставшееся ему время попытается сделать так, чтобы сосватавший Миреку остался вместе с ней, а не увёл её в свой дом, в город. Иначе взрослых мужчин на хуторе не будет хватать для работы.

«И что? Пока старик жив нашему счастью не бывать, а без него жизнь на хуторе даже среди всего этого сброда не будет настолько дерьмовой. Некпре не такой уж и мудак, чего не скажешь о его дядьке…»

Нет. Раз Хасл решил во что бы то ни стало жениться на Миреке, он это сделает. Ничто не сможет стать между ними.

До охотника донёсся вопль ярости. Кричал Викле. Ему стало жаль старика. Смерть наследника – большое горе, такого не пожелаешь и врагу. У него, конечно, остался младший сын, но Некпре слишком молод – ему восемнадцать, и максимум через Йоль ему придётся брать управление хутором в свои руки, живя с нелюбимой женой и чужими детьми. Надежда разве что на дядьку, который поможет. Или захочет переехать в хозяйский дом…

«Мне нужно поговорить с Кралтом, обязательно».

Когда Хасл пришёл к месту засады, Викле стоял посреди круга людей и, обхватив голову руками, раскачивался из стороны в сторону.

– Как вы могли такое допустить? – выл он. – Как?

– Каждый мог погибнуть, – резко сказал Эзмел. – Твой сын повёл себя храбро, но безрассудно, за что и поплатился.

– Не-ет, не-ет, – зашипел Викле, – я знаю своего мальчика, он не мог погибнуть просто так. Чужаку наверняка кто-то помог! Где выродок Варла? Где этот ублюдок?

– Я здесь, – отозвался Хасл, твёрдо встречая полный ненависти взгляд Викле. – Любой подтвердит, что Зерв сам сунулся за чужаком и нарвался на проклятье.

– Это правда, – кивнул Эзмел. – Твои обвинения беспочвенны, это скажет любой, хоть перед лицом Друга. То, что вы с Варлом когда-то передрались из-за давно мёртвой бабы, на ваших сыновей не распространяется.

– Может, мне ещё извинится перед ублюдком? – едва не проревел хуторянин.

– Не помешало бы.

Старики какое-то время сверлили друг друга глазами, пока Викле не взвыл от горя и не отвернулся.

– Не обращай внимания, – шепнул Эрли на ухо Хаслу.

– Угу.

– Шёл бы ты домой, Викле, – сказал Эзмел. – И Некпре с собой возьми. Предайтесь горю, а мы пока подумаем, что делать дальше.

Викле сидел на камне, спрятав лицо в ладони, и молчал. Тогда к нему подошёл младший сын и, обняв за плечи, поднял на ноги.

– Пошли, отец.

Они начали взбираться по тропе, а через несколько секунд их сгорбленные фигуры загородил старый рыбак, завладевая вниманием каждого из оставшихся.

– А нам нужно думать, что делать дальше. – Эзмел перевёл взгляд на Хасла. – Я краем уха слышал ваш спор. Ты говорил, что у чужаков было что-то общее?

Хасл высказал все свои догадки. Рыбак слушал его очень внимательно, время от времени кивая.

– Что ж, выходит, у нас остался только неизвестный убийца, – сказал он, когда охотник закончил. – И по твоему мнению, он спрятался где-то в Серых полях. Мне думается так же. Но скоро закат, а на поля ночами иногда приходит Серый Зверь. Я предлагаю всем нам переночевать вблизи хутора. Разделимся на два отряда. Один, большой, устроится у тропы к полям, а маленький пусть сторожит эту дорогу. Я в это не слишком-то верю, но чёрный чужак действительно мог выжить. В этом случае он наверняка попытается бежать – мы ведь дали ему понять, что его здесь никто не ждал.

– Это уж точно, – буркнул кто-то из рыбаков.

Дождь закончился, но тучи никуда не делись, замерев на небе, словно их гвоздями приколотили. Сквозь серую хмарь практически не проникали солнечные лучи, а в сгущающихся сумерках и вовсе почти ничего не получалось рассмотреть. Какое-то время они решали, кому сторожить какую дорогу. В конце концов, каменщики остались на тропе, ведущей из города, а остальные направились к Серым полям. Уже наступила ночь, когда они расположились в полуразрушенной постройке неизвестного назначения, испокон веков стоящей у тропы, и съели скудный холодный ужин.

– Сторожим по двое, – приказал Эзмел и вызвался дежурить первым вместе с одним из своих людей.

Было ещё достаточно тепло, чтобы ночевать на улице без костра, а среди развалин нашлось достаточно сухих уголков, чтобы шесть человек устроились в них спать. Хасл закутался в свою куртку и с воспоминаниями о Миреке провалился в сон.

***

Чёрная фигура, отдалённо напоминающая человеческую, скользнула между камнями. Нечто, пробирающееся по склону холма, казалось слишком высоким для человека и двигалось слишком быстро, у него была горбатая спина, с которой свисали кожистые крылья, и заметивший его человек решил, что это просто ночной кошмар. Сонный каменщик закрыл глаза, а открыв их снова, никого не увидел. Его товарищи спали в паре шагов слева, как ни в чём не бывало, кажется, им никакие кошмары не снились. Потому-то снова всё как следует оглядев и больше никого не заметив, каменщик закрыл глаза и вжался в сухую щель между двумя валунами. Через секунду он уже спал.

Он не видел, как рядом со спящими «стражниками» появилось то самое уродливое чёрное существо. Оно безмолвно постояло какое-то время, играя в правой руке длинным кривым ножом, словно раздумывая, а после, убедившись, что никто ему не помешает, двинулось в сторону Серых полей.

Каменщики спали, и только один из них видел кошмары о чёрном существе, загнавшем его в руины Бергатта. Но, так как он очень устал, даже это не могло его разбудить.

***

– Просыпайся, твоя очередь, – прошептал Эзмел, тряся Хасла за плечо.

Молодой охотник не спал уже некоторое время, с того момента, как рыбак решил его разбудить, но лежал с закрытыми глазами, пытаясь хоть на пару секунд задержаться в той сладостной дрёме, в которой ему грезились Мирека без платья лежащая в его кровати. Странно, но Хасл всегда просыпался в тот момент, когда что-то вот-вот могло помешать его сну, без разницы, будто то Микке, решивший сыграть с ним шутку, или птица, собирающаяся через секунду шумно взлететь. Об этой его особенности знал только отец. Вернее, благодаря отцу о ней не знал никто: когда Хасл рассказал ему о своей манере пробуждаться, он строго запретил говорить об этом кому бы то ни было.

– Большую часть времени ты среди друзей, – пояснил отец. – Но когда-нибудь может оказаться так, что рядом окажется враг, и, возможно, он решит подстроить тебе ловушку во сне или вообще попробует убить, и ему будет невдомёк, что ты уже не спишь и готовишь ловушку ему.

Пока никто убить Хасла не пытался, но совета отца он никогда не забывал.

– Кого ещё будить? – шёпотом спросил он, зевая. Время, кажется, уже перевалило за полночь, значит, он спал часа четыре.

– Никого. Мне сегодня не спится. С возрастом после волнений засыпать становится всё сложнее.

– А.

Охотник и старик уселись у пустого дверного проёма приютившей их развалюхи.

– Кажется, что совсем не хочешь спать, а назавтра весь день мучаешься. – Эзмел какое-то время помолчал, а после горько усмехнулся. – Но, возможно, завтра нам придётся позвать Друга, и, если наступит моя очередь, спать мне больше никогда не придётся.

– Никто не знает, что бывает с теми, кого уводил Друг.

– Кроме того, что они никогда не возвращаются.

Теперь настала очередь горько усмехаться Хаслу.

– Наверное, поэтому мой отец плакал, валялся у него в коленях и просил пощадить.

Какое-то время Эзмел молчал, но после паузы всё же осторожно произнёс:

– Думаешь, лучше бы он взбесился, как Ульме?

– Ульме был трусом, всегда. Мой отец – нет. К тому же, Ульме даже не дождался прихода Учителя.

– Я видел людей, которые вели себя и похуже, когда Учитель призывал их. Один даже пытался напасть на него, но это было очень давно, двадцать три года назад.

– Не скажу, что это меня сильно успокоило.

– Тебя и не должно. Это был твой дед.

– Никому об этом не рассказывай.

– Я и не рассказываю. Ни я, ни Хоркле, ни Викле. Друг, определённо, благо для людей, без него нас давным-давно пожрал бы Серый Зверь, или какое-нибудь древнее зло вырвалось бы из Бергатта, и кто знает, что ещё могло остаться в Шранкте. Но, на самом деле, никому не хочется уходить с Другом. Здесь слишком много дел – дети, внуки, работа, друзья… те, что не успели уйти. Тебе проще, ты молод, те, кто покинули нас вместе с Другом, для тебя лишь полузнакомые старики.

Хасл не знал, что ответить, поэтому промолчал, так ему всегда советовал отец. Но ночь была слишком тихой и спокойной, а его гнело любопытство.

– Ты говорил, что отец с Викле поссорились из-за женщины.

– Зря я это сказал, – прямо ответил Эзмел. – Но раз я уже проболтался об этом, а ты спрашиваешь, я должен всё рассказать до конца. Слушай, и думай, как бы не сделать так же плохо.

Твой отец старше Викле на четыре года, но так уж вышло, что им нравилась одна девушка, а она была ещё на год младше Викле. Варл уже тогда был умным и удачливым человеком, я, откровенно говоря, тогда разве в рот ему не смотрел, да и многие из молодых – тоже. Но когда дело доходило до Миреки, ему как будто мозги отшибало. Потому что сама она отвечала на ухаживания Викле, а от отца твоего не приняла ни одного подарка. Ему это очень сильно не нравилось, а Викле, которого как хуторянина и так никто не любил, ему не нравился ещё больше.

Хорошо это кончиться не могло. Оно и не кончилось. Не знаю точно, как было дело, знаю только итог. Твой дед, кстати, тоже Хасл, и родители девки сговорились выдать её замуж за Варла, чтобы та не ушла на хутор. На следующий день после третьего Йоля кто-то так отлупил Викле, что тот на сватанья не появился, а Варл насильно взял в жёны Миреку. Через четыре дня бедняжка повесилась. На отца твоего потом ещё года два страшно было смотреть, как он переживал… но случилось и ещё кое-что.

На следующий Йоль после свадьбы Викле и семья девки всё рассказали Другу, да ещё и выставили так, что кругом виноваты только Варл и Хасл. Друг очень сильно разгневался, но сразу наказывать никого не стал, сказав только, что тот день, когда он заберёт их к себе, они запомнят надолго. Потому твой отец и боялся уходить с Другом.

Потому, парень, так не любит тебя Викле, да и, наверное, вся его семья. И, поверь, все догадываются, почему ты никого из девок ещё не сосватал. Не знаю, что ты собираешься делать, но если…

– Нет! – резко сказал Хасл. – Подобного не повторится. По крайней мере, мы любим друг друга.

– Тише-тише, парень. Просто знай: Друг хоть и несёт всем благо, но может сделать так, что его прихода ты будешь ждать как худшего в своей жизни момента. А теперь, – Эзмел так сильно понизил голос, что охотник едва различал его слова, – глянь-ка туда, не видишь чёрный силуэт среди камней?

Хасл напряг зрение и почти сразу заметил крадущегося чужака. Того самого, который «погиб» в Бергатте. Молодой охотник потянулся за ножом, но Эзмел положил на его локоть ладонь.

– Он идёт в поля, – буквально прошелестел старик, – пусть идёт, дорога оттуда одна, а вдвоём мы ему помешать не сможем, только вспугнём, и ищи его потом, видел я, как он бегает. Кто знает, может, он встретит там убийцу, и одной проблемой станет меньше. В любом случае, назад мы никого из них не выпустим.

Хасл проследил за тем, как чужак бесшумно скользнул вниз по склону и растворился в ночной темноте.

– Иди спать, парень. Поспи ещё полчаса, а потом будем поднимать остальных.

– Что-то мене сегодня тоже не спится, – покачал головой охотник.

– Как знаешь. Остаток ночи поспать не получится.

– Я и не собираюсь. Но прежде чем всех будить, нужно проверить каменщиков, кабы с ними ничего не случилось.

– А ты мозговитый парень, в отца. Подожди пару минут и иди, а я пока подготовлюсь к встрече.

***

Через час они собрались у тропы, злые и не выспавшиеся. Каменщики, которым следовало бы повиниться, наоборот, злились больше всех. Один даже принялся уверять Хасла с Эзмелом, будто им на посту привиделся кошмар, мол, он сам видел сон про чёрное горбатое чудовище с крыльями.

– Так это чужак из развалин, идиот! – прошипел Хасл.

Каменщик заткнулся, но друзья его всё равно продолжили возмущаться.

– Заткнулись! – рыкнул в конце концов Эзмел. – Берём оружие, какое осталось, и одним отрядом идём к полям. Одиннадцать человек легко справятся с одним чужаком, даже когда не выспались.

Заморосил холодный дождик. Облава медленно и шумно спускалась по холму вниз. Хасл готов был убить каждого из них. С другой стороны, их шум запросто мог напугать чёрного, и, если он захочет спрятаться в полях, до рассвета драться им не придётся. Молодой охотник сказал об этом вслух, но его попросили заткнуться.

Хасл шёл по скользким камням, пытаясь сквозь сопение, ворчание и вздохи товарищей услышать шаги или дыхание чужака. Возможно… Нет, хватит гадать, просто нужно быть наготове. Охотник держал правую руку на рукояти ножа, но на самом деле готовился как можно быстрее схватить лук и натянуть тетиву – он был в этом лучшим. Хотя, конечно, большого опыта стрельбы в кромешной тьме у него не так уж и много. Если б не дождь, он достал бы лук сразу и шёл с наложенной на тетиву стрелой, тогда от него даже мышь не прошмыгнула бы – даже в такой темноте…

– Стойте, – сказал Эзмел. – Дальше пока не пойдём.

Они остановились в полутора сотнях футов от того места, где каменистый холм переходил в плоскую покрытую травой равнину. Здесь холм резко обрывался, давая разницу в высоте в два десятка футов, не считая того места, где шла тропа – она спускалась более плавно, и не сказать теперь насыпали ли её древние, или это просто особенность рельефа.

Люди напряжённо всматривались в темноту. Серого Зверя на такой высоте можно не бояться, а вот чужак мог появиться в любой момент. Но не сунется же он прямо к ним в руки?

– Зверя как будто нет, – проговорил Хасл. – Может, спустимся? Или будем стоять здесь всю ночь?

– Я предлагаю выставить стражу, а остальным лечь спать, – предложил кто-то из каменщиков.

– Под дождём? – фыркнул кто-то в ответ. – Тут даже укрыться негде.

– Вас-то только на стражу ставить, – добавил Эрли.

– Да не сунется же он против одиннадцати…

– … он же не человек…

– … да хрен с ними с хуторянами, я бы подождал, пока всех мужиков поубивают, а сам пошёл бы к бабам…

– Да, бабы там сочные, а мужики все – говно…

– … в жопу Викле, пусть сам ловит…

– … трахнул бы раз пять подряд…

Хасл всматривался в поле, будто спрашивая у него, куда подевался чужак. Поле молчало… но в то же время как будто и хотело ответить ему – чёрные застывшие стебли пшеницы словно были направленны в сторону охотника. Они пронизывали его тело, метку Друга на груди, вонзались в его глазные яблоки дальше и дальше, проникая в стебельки глаз; проходили насквозь, проползая сквозь уши, окутывая ушные перепонки; заходили под кожу, затрагивая каждый нерв на подушечках пальцев и в ступнях; шершавые колосья скребли по его языку, ввинчивались в дёсны, оставляя во рту лёгкий привкус грязной воды и тлеющей травы. Каждый угнетённый магией росток пшеницы стал частью Хасла, его зрением, нюхом и осязанием. Так изредка бывало с ним на охоте, и никто, даже отец, не знал об этом. Но сегодня они охотятся не на зверя, а на чудовище, похожее на человека, и грозят им не пустые с вечера желудки, а верная смерть. Потому Хасл пожевал губами, будто пытаясь распробовать поражённые волшбой и спорыньёй колосья, и тихо сказал:

– Чужак у фермы. Я чувствую его.

– С чего ты это взял? – резко спросил его кто-то, Хасл даже не понял – кто.

– Он копает яму для своего товарища. А Зверь сегодня спит. Мы можем оставить пару часовых здесь, пока остальные идут на охоту.

– Парень, ты меня пугаешь, – сказал Эзмел, хватая Хасла за плечи и разворачивая к себе. – Ты, часом, не на ходу уснул?

– Мне можно доверять, – ответил молодой охотник, заглядывая своими глазами-стебельками в глаза старого рыбака. – Я чувствую чужака. И пока это продолжается, нам лучше не терять время. – Он улыбнулся, и пшеница у тропы зашевелилась, хотя никакого ветра не было.

Эзмел отшатнулся от Хасла, на его лице проступил благоговейный ужас.

– Ты получил-таки Дар Друга, – полу-утвердительным тоном произнёс он.

– Я только сейчас осознал это до конца. Пошли, убьём чудовище, пока оно не поубивало нас: я чую в нём злобу. Злобу и желание отомстить. Командуй, старик.

– Теперь командуешь ты, – сказал Эзмел.

– Нерек и Жерев сторожат тропу, остальные идут за мной.

Они спустились на поле, и Хасл пошёл первым, указывая направление. Каменщиков он отправил правее, чтобы они шли по краю болота. Остальные пошли напрямую к ферме – в поле чужаку не скрыться, а к Серому зверю даже он не сунется.

Когда их ноги соприкоснулись со стеблями пшеницы, Хасла невольно передёрнуло. Ощущение было таким, будто кто-то втыкает ему в пятки иглы. Каждый смятый и сломанный стебелёк отзывался в нём болью, несильной, но раздражающей, тянущей и никуда не пропадающей.

Хасл вёл облаву на чужака, но перед его глазами лежало не чёрное поле с чахлыми ростками. Он видел голубое небо, будто блестящие склоны гор и… настоящее поле. С жёлтыми колосьями, достающими до груди, с сотнями полёвок, снующими между ними, куропатками, устраивающими гнёзда в укромных местах, и тучами насекомых, вьющимися в воздухе. В ноздри ударили незнакомые пьянящие ароматы. Слева от них по тропе со смехом пробежала девушка, её живот ещё не округлился, но в нём набирала силу новая жизнь. За девушкой гнался высокий, выше Хасла на голову, парень. Он поймал её, схватил за талию и потащил к полюбившемуся ими месту – небольшой полянке у ручья. Там они займутся любовью со всей страстью женатой всего несколько месяцев пары, познавшей друг друга только после брака. Примятая трава будет стонать под их телами, но это будут стоны страсти, боль зарождающейся новой жизни…

Но ферма рухнула, погребая под собой всех обитателей, их мясо было пожрано временем, а кости остались белеть среди развалин. Пшеница усохла, захирела, её побила спорынья. Ручей зарос и превратился в болото. Мыши и куропатки сгнили, их мёртвые тела превратились в чёрную отравленную слизь. А поля залил туман, выжимающий саму жизнь из этих мест. Серый Зверь. Да, он хотел остаться именно в поле, но что-то – или кто-то – прогнало его с этих мест дальше, в горы, но здесь, именно здесь, он всё одно имел кое-какую власть. К счастью, не сегодня. Девять человек могли идти по этим местам, совершенно не опасаясь чудовища. Они должны пролить на землю свежую кровь, и, кто знает, когда-нибудь забранная в муках жизнь позволит умирающему полю вернуть себе прежний вид.