Текст книги "Блеск и нищета К.Э. Циолковского"

Автор книги: Гелий Салахутдинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

«Схематически изобретатели машин неопровержимы, но один дает невозможную скорость вращения, другой не принимает в соображение температуру сжимаемого воздуха, третий не имеет представления о работе сжатия газов и т.д. Расчетов нет, изобретатели ограничиваются схемами» ^[122] [л. 121]

Само собой разумеется, что расчет также может быть ошибочным и из-за неверных исходных представлений о физической модели, и в результате неадекватности ей теоретической модели, и, наконец, вследствие обыкновенных математических ошибок. Модель также имеет свои особенности, скажем, из-за отличия ее от объекта в размерах. Одно дело, например, сварить оболочку дирижабля длиной 1 м из листа нержавейки толщиной 0,1 мм, и совсем другое – сделать то же самое для дирижабля длиной 100 м.

Впрочем, с этими моментами в историко-технических исследованиях проблемы редки, поскольку историк знает последующий ход событий, например, результаты попыток практической реализации объекта.

Если предложенный изобретателем проект неработоспособен, то он – нецелесообразен и находится за пределами рационального, сколь бы привлекательным внешне он не представлялся. Другими словами, он гипотеза, фантазия автора, его догадка. Последнее слово, по видимому, уже «заслужило» включения в состав терминологии истории техники. Оно было использовано еще Ф. Энгельсом в «Диалектике природы» при анализе подхода древних греков к натурфилософии. Он писал: «…что у греков было гениальной догадкой, является у нас результатом строго научного исследования» ^[178] [с. 15]. Догадка, следовательно, это нечто находящееся по другую сторону от науки. Затем, для характеристики творческого стиля К.Э. Циолковского, в начале 30-х гг. это слово широко использовал профессор Н.Д. Моисеев, а еще позже в работе ^[160] его употребляли и академики А.И. Опарин, А.Е. Ферсман и В.Г. Фесенков.

Таким образом, проблема демаркации изобретения и догадки о нем также решается на основе метода «охватывающего закона».

Нелишне напомнить, что, помимо научных и технических идей, существуют идеи богословские, мистические, оккультистские, литературные (в частности, научно-фантастические), рецептурно-технологические и пр. Использование объяснения через закон как раз и позволяет отделять идеи научно-технического творчества от идей в иных областях человеческой деятельности.

На практике часто возникают недоразумения в связи с тем, что понятие пионера, скажем, космонавтики, отождествляется с понятием ее основоположника. Слово «пионер» в данном случае обозначает исследователя, впервые поставившего, а быть может, и приступившего к решению некоторой научно-технической задачи. Например, задача о полетах в космос была поставлена в незапамятные времена в легендах, мифах, научно-фантастических романах. Первым, кто попытался решить ее с помощью технического объекта, был писатель-фантаст Сирано де Бержерак, который еще в 1649 году предложил подниматься на большую высоту на ракетном аппарате. Затем Жюль Верн предложил осуществить космический полёт с помощью пушечного ядра, причем в его рукописях сохранились даже чертежи. Но поставить задачу – это еще не значит решить ее. Когда она была решена, были заложены основы для освоения космоса. Те исследователи, которые внесли здесь свой вклад, и являются основоположниками будь-то ракетного двигателестроения, теоретической космонавтики, систем управления, связи, телеметрии и пр.

Далее. Представления о законах природы со временем изменяются, поскольку человеческое познание не стоит на месте. Через какие законы должен оценивать историк то или иное изобретение: через те, которые были в рассматриваемом историческом прошлом, или через ставшие известными в настоящее время?

Ответ здесь однозначен: «Конечно, через законы, известные в прошлом». С их помощью изобретатель будет доказывать обществу свою правоту, и если он в своем проекте выйдет из них даже в область суждений, которые будущие научные открытия приобщат к рациональным, то этот проект все равно будет научно-необоснованным, фантастическим и пр. для своего исторического времени. И в этом вопросе нередко встречаются недоразумения. Например, исследователь предлагает изобретение, не соответствующее научно-техническим представлениям своего времени, но в ходе последующих научных открытий оно оказывается рациональным. Тогда находятся историки, которые начинают утверждать, что он предвосхитил будущее. Однако это уже из области мистики.

Изучая приоритеты ученых и инженеров, историки науки и техники ставят своей целью выяснить не юридический, установленный соответствующей государственной организацией и охраняемый законом приоритет, а приоритет фактический. Другими словами, они пытаются выяснить кто из исследователей действительно первым высказал ту или иную идею, создал то или иное техническое средство, давая себе при этом полный отчет в том, что действительный приоритет изобретателя может не быть «подкрепленным» авторским свидетельством или патентом, которые могут вообще принадлежать другим лицам, имеющим, следовательно, юридический приоритет на соответствующее изобретение. В истории известно немало случаев, когда патенты, например, покупались, похищались или присваивались иным способом.

Определившись с мировоззренческой позицией, с методами объяснения, необходимо как-то обозначить правильный подход к сущностным (субстанциальным) аспектам изучения приоритета. Дело в том, что и здесь возможны разные исходные позиции исследователей, приводящие иногда к прямо противоположным выводам, разногласиям или иным недоразумениям.

Опыт показывает, что в некоторых случаях исследователи «спешат» отдать приоритет ученому лишь по сугубо патриотическим или идеологическим соображениям, иногда – лишь потому, что исторический герой в ходе своих работ «вплотную подошел» к открытию или изобретению. Часто о приоритете в высказывании научно-технической идеи судят лишь по некоторым формальным признакам, по тому, например, что ее можно увидеть на чертеже, сделанном изобретателем, без учета того, видел ли сам изобретатель в свое время эту идею или нет.

Правильно решать приоритетные вопросы можно только на основе знаниия законов и закономерностей развития техники, особенностей технического (научно-технического) творчества, познания и мышления.

Несомненно, что подход к их решению должен «укладываться» в основные принципы историко-технического познания: историзма, объективности и пр.

Вместе с тем, все они носят общий характер и оставляют альтернативы при выборе конкретных исследовательских подходов в каждом отдельном случае. Отсюда возникает естественное стремление к разработке некоторого методического «инструментария», дающего возможность в рамках этих общих положений приблизиться непосредственно к потребностям исследовательской практики.

Суть нашей идеи состоит в том, чтобы указать на необходимые аспекты анализа, охватывающие в своей совокупности все стороны приоритетного вопроса, и на этой основе разработать метод его решения, позволяющий получать научно-обоснованные выводы.

И этом плане следует, прежде всего, выделить аспект этапности. Необходимость его изучения обусловлена существованием в развитии технических средств ряда более или менее четко выраженных этапов. Во многих случаях путь к созданию штатного технического образца выглядит примерно таким образом: естественнонаучное открытие – более глубокое теоретическое и экспериментальное изучение открытого явления – высказывание идеи нового технического средства, основанного на использовании этого явления, – теоретическая и экспериментальная разработка идеи – разработка технического проекта этого средства – создание первого экспериментального образца – создание опытного образца – создание штатных образцов, нашедших широкое практическое применение.

Последовательность разработки технических средств может иметь у каждого из них свои особенности. Например, паровая машина, жидкостный ракетный двигатель создавались без активного участия науки. Однако весьма важно понимать, что подобного рода этапы существуют и это «понимание» использовать при решении вопросов приоритета. Как правило, редко бывает так, что приоритет в проведении работ всех этих этапов принадлежит одному специалисту. Поэтому, решая вопрос о приоритете, необходимо четко ставить задачу, т.е. необходимо выяснить: приоритет в осуществлении работ какого этапа рассматривается.

Любая техническая система состоит из ее элементов (подсистем), причем простая совокупность последних ее еще не составляет. Для того, чтобы эта совокупность стала системой необходимо выполнение дополнительных условий. Не вдаваясь в этот вопрос подробно, отметим, что нас вполне могут удовлетворить существующее у ряда исследователей представление о том, что система характеризуется целостностью, устойчивой структурой и закономерными связями ее элементов. Поэтому авторы, изобретающие отдельные элементы, еще могут и не быть изобретателями всей системы, и, наоборот, изобретатель всей системы может построить ее на уже существующих элементах, впервые высказав и реализовав новую идею (новые целостность, связи и структуру).

В практике историко-технических исследований весьма часто встречаются недоразумения, основанные на недопонимании этого аспекта (системности). С некоторыми из них мы будем дискутировать и в настоящей работе, а здесь зададим лишь несколько вопросов, ответы на которые следует попытаться отыскать на основе анализа принципов этапности и системности. Итак, кто изобрел ракету, автомобиль, самолет?

В отношении ракеты можно сказать, что это сделали китайцы еще в ХШ в., а остальные постепенно усовершенствовали ее, внося свой посильный вклад в различные этапы работ, причем в основном на уровне развития отдельных ее элементов. Не известны изобретатели автомобиля – на эту честь претендовали двести человек, хотя тут речь вообще не могла идти о том, что кому-то из них принадлежит сама его идея. Человек, впервые реализовавший известную идею на основе существовавшей элементной базы, вряд ли может претендовать на звание изобретателя соответствующего технического средства. Представляется, в связи с этим, весьма условным утверждение о том, что изобретателями самолета являются братья Райт – им удалось внести в него лишь частные усовершенствования и впервые продемонстрировать моторный полет, т.е. первыми решить задачу, к которой последовательно продвигались, продвигая и их, многие специалисты. Демонстрация такого полета и изобретение всего самолета – это разные вещи. Из факта осуществления братьями Райт работ последнего (одного из последних) этапа еще не следует, что они прошли весь путь развития самолета. Впервые принципиальную схему самолета описал англичанин Дж. Кейли еще в 1809 году и к 1903 году многие специалисты внесли здесь свой вклад.

Мы далеки от мысли о том, что эти примеры бесспорны: тут, конечно, требуется провести дополнительные исследования, но на иной, чем это делалось ранее, методологической основе, на той, которую мы здесь и излагаем, пытаясь своими сомнениями лишь подчеркнуть существо проблемы.

Вместе с тем, в этом аспекте имеются и примеры, когда исследователям бесспорно принадлежит приоритет в изобретении нового технического объекта на существующей элементной базе. Два американских юноши, отыскав в гараже старые телевизор и пишущую машинку, собрали первый компьютер – безупречное изобретение.

Создание технического объекта не ограничивается лишь идеей, проектированием и испытанием. Создать объект означает решить с его помощью некоторую функциональную задачу, а это требует как соответствия его внутренних условий друг другу, так и его соответствия внешним условиям: технологическим возможностям производства, конкурентоспособности и пр.

Если будет нарушено внутреннее соответствие, то объект окажется неработоспособным, если внешнее – то он будет или неосуществим, или ненужным обществу.

Теперь представим себе, что конструкторское бюро разработало блестящий проект с точки зрения построения объекта как технической системы, но совершенно не учло соответствие этого объекта внешним обстоятельствам: нет, скажем, технологических или (и) экономических, или (и) социально-политических условий для его создания или применения. Если этот объект еще и дорогостоящ, то, очевидно, что результатом работы этого КБ станет фактически экономическая диверсия против страны.

Примеров подобного рода сколько угодно в истории той же космонавтики. Скажем, совершенно ненужной была система «Энергия-Бурaн».

Таким образом, если проект не находит в свое время практической реализации из-за несоответствия внешним условиям – это поражение его заказчика, инициатора и пр. Вместе с тем, в этом проекте могут быть отдельные перспективные идеи, которые со временем найдут применение. Другими словами, следует отделять вопрос о целесообразности самого изобретения от возможности его сиюминутного создания и применения. Проект может быть прекрасен (теоретическое достижение его автора), но нереализуем (практическая ошибка его автора). Тогда приоритет в его практической реализации может принадлежать совсем другому специалисту, причем на пути от этого изобретения к его реализации могут стоять и другие новации, адаптирующие проект к технологическим возможностям производства, авторы которых также вправе рассчитывать на приоритеты в своих вопросах. Объект, появившийся в результате производства, может настолько серьезно отличаться от изобретенного первоначально (назовем его моделью), т.е. от своей модели, что последняя может оказаться несостоятельной, и, наоборот, если таких отличий будет мало, то объект вырождается в модель, т.е. они становятся до известной степени тождественны. В последнем случае автор модели «собирает» все приоритеты, содержащиеся в его проекте («модели»), а в первом – может не иметь их и вовсе.

В работе ^[32] при изучении вопросов приоритета предлагается рассматривать один важный аспект (назовем его функционально-конструктивным): направленность изобретения, т.е. предлагается выяснить каким целям оно служит, решается ли с его помощью новая функциональная задача или оно направлено на создание новой конструкции для решения старой задачи. Необходимость анализа этого аспекта обусловлена фактом развития техники по двум основным «координатам»: «вширь», т.е. по пути появления технических средств, выполняющих новые функциональные задачи, и «вглубь», т.е. по пути совершенствования старых или создания новых технических средств, решающих традиционную функциональную задачу.

Конструктор может впервые предложить способ решения новой функциональной задачи. При этом ему может принадлежать приоритет как в высказывании идеи этой задачи, так и в идее соответствующего технического средства. Однако если последняя оказывается нерациональной, то со временем другой изобретатель может высказать другую, более целесообразную идею, которая и найдет свою практическую реализацию. Этому изобретателю, разумеется, уже не будет принадлежать приоритет в высказывании идеи новой функциональной задачи, но несомненен его приоритет в идее соответствующего технического средства.

В истории изобретательства немало случаев, когда одно и то же конструктивное решение применялось для разных функциональных целей. Например, крыло изменяемой геометрии до конца 1910-х гг. использовалось для обеспечения устойчивости и управляемости самолетов, в период 1920-х гг. – начало 1950-х гг. – для улучшения взлетно-посадочных характеристик самолетов, а с конца 1950-х гг. – для обеспечения многорежимности полета ^[32] [с. 82]. Поэтому, несмотря на то, что во всех этих случаях применялось одно и то же конструктивное решение, специалисты могут претендовать на приоритеты в его использовании для новых целей.

Обратим внимание, что здесь речь идет об использовании известного решения для новой функциональной задачи (т.е. в новой функции), а не о простом переносе его из одной области в другую. Если, например, огненные печи всегда обкладывались огнеупорным материалом, то предложение об его использовании для теплозащиты ракетных двигателей может не быть приоритетным. А вот если его применить, скажем, для целей гидроизоляции, то это может оказаться и приоритетным предложением. Словом, не следует претендовать на приоритет в применении таблицы умножения в новой области науки и техники.

Следующий аспект, назовем его познавательным, пожалуй, самый важный из всех перечисленных ранее, поскольку неточности в его использовании наиболее часто встречаются и приводят к весьма серьезным разногласиям. Его анализ связан с некоторыми закономерностями процесса человеческого познания и мышления. Особенности этого аспекта анализа при решении приоритетных вопросов в истории естествознания впервые были рассмотрены в работе академика Б.М. Кедрова ^[23], в которой он, в частности, писал, что:

«При формальном подходе… приоритет, а значит, и авторство в данном открытии приписываются тому, кто раньше других выдвинул сходную идею, но в таком случае приоритет, а вместе с ним и авторство можно ошибочно приписать не тому, кто сделал в действительности данное открытие, а тому, кто лишь смутно о нем догадывался раньше других» ^[23] [с. 45].

В этой работе отмечается далее, что всякое крупное научное открытие имеет длительную подготовительную, эволюционную стадию, на протяжении которой разные ученые «приближаются» к открытию с разных сторон. При этом кто-либо из них может правильно понять некоторые стороны нового явления и даже получить экспериментальные результаты, свидетельствующие об открытии, но, тем не менее, не осознать в полной мере сущности этих результатов, не увидеть на их основе нового для науки явления природы. Эволюционный этап развития исследований того или иного явления рано или поздно сменяется этапом революционным, в ходе которого как раз и делается соответствующее открытие, производящее качественный скачок во взглядах на изучаемое явление ^[23] [с. 46].

Однако, «… как только открытие в какой-либо мере добивается признания, немедленно, – по свидетельству М. Планка, – появляется целый ряд соискателей, претендующих на славу приоритета» ^[54] [с. 6]. Другими словами, на славу приоритета начинают претендовать ученые, которые были близки к открытию, которым оно «объяснило» сущность выводов, вытекающих из их наблюдений и экспериментов, «добавило» к последним какие-то, быть может даже второстепенные, незначительные связи, логические построения и т.д.

При анализе познавательного аспекта следует попытаться понять отношение ученого к результатам, полученным при изучении того или иного явления. Необходимо четко установить: видел ли сам ученый то, что впоследствии стало открытием, какие особенности нового явления он не замечал, в каком направлении работала его мысль, словом, нужно выявить те непознанные, непонятые или неправильно трактуемые аспекты явления (если такие были), недостающие связи и логические построения, которые отделяли сделанное ученым от того, что нужно было сделать и понять, чтобы «дойти» до открытия.

На замерзшем оконном стекле человек с фантазией может увидеть все: от космоса до секса, но это не означает, что Дед Мороз все это на нем изобразил. Нельзя с позиций современных историку знаний додумывать идеи исторического героя – это грубейшая и, к сожалению, весьма распространенная ошибка в исследовательской практике.

Одним из ее примеров может служить, в частности, работа ^[16], автор которой на современный лад истолковывал отдельные фрагменты работы ^[117] К.Э. Циолковского.

К.Э. Циолковский писал: «Всего естественнее, что эфир есть такая же материя, как и известная нам. Мы уподобляем его газу, очень разреженному, упругому и весомому. Если так, то почему бы не считать эфир родоначальником материи. В то же время новообразованная сложная материя разлагается на первобытную» ^[117] [с. 14].

Автор ^[16] пишет: «Заменим «сложную материю» на «материю в виде вещества», а «первобытную» – на материю в виде «поля» и получим четкую и вполне современную концепцию о поле как источнике образования сложной материи» ^[16] [с. 13].

Конечно, терминологию исторических героев следует изменять на современную (неловко как-то отверстие называть «дыркой»), но при этом недопустимо менять смысл, как это случилось в данном случае. Дело в том, что К.Э. Циолковский вообще отождествлял материю с веществом и истолкование на современный лад его текстов искажает и их содержание.

Следует добавить, что и сами расчеты могут основываться на нереалистичных идеях. А вот если рецензент или историк чуть-чуть помогут автору, то его идея станет целесообразной.

В ряде случаев весьма плодотворные идеи могут быть реализованы в конкретных конструкциях случайно, когда сам конструктор этих идей не высказывал, не замечал полезного эффекта от внедрения соответствующего технического решения. Такая ситуация довольно часто встречалась в те периоды времени, когда технические средства разрабатывались эмпирическим путем, т.е. без использования предварительно полученного научного знания.

Ее примером может служить история разработки оребренного охлаждающего тракта жидкостных ракетных двигателей. В 30-е гг. он широко применялся в мировом ракетном двигателестроении, однако исследователи того времени еще не понимали, что оребрение интенсифицирует процесс теплоотдачи от стенки двигателя к хладоагенту. Поэтому несмотря на практическое применение такого тракта, автоматически дававшего в той или иной степени эффект за счет наличия на стенке двигателя ребер, исследователям 30-е гг. не принадлежит приоритет в высказывании идеи об интенсификации теплоотдачи к жидкости-хладоагенту за счет оребрения (оптимального оребрения) ^[66].

Следует подчеркнуть, что если изобретатель, создавая эмпирически новое техническое средство, сознательно использует положительный эффект соответствующего явления природы, лежащего в основе этого средства, но не может правильно это явление объяснить, то ему бесспорно следует отдать приоритет в создании этого средства, хотя приоритет в теоретическом объяснении этого явления может принадлежать другому лицу. Так, например, братья Монгольфье, создавшие воздушный шар и совершившие на нем полеты, считали, что его подъемная сила возникает в результате способности «заряженного электричеством дыма отталкиваться от Земли» ^[58] [с. 451]. Несмотря на неверное объяснение принципа действия воздушного шара, братья Монгольфье практически использовали соответсвующее явление природы, продемонстрировав его возможность развивать подъемную силу. Поэтому им по праву принадлежит приоритет в создании и использовании воздушного шара.

Свои идеи ученые, инженеры, изобретатели высказывают по-разному. Одни излагают их в патентах, авторских свидетельствах, другие – в научных статьях, третьи – в научно-популярных источниках, четвертые не публикуют своих идей, воплощая их сразу в металл, в конкретное техническое средство, пятые – ограничиваются тем, что лишь записывают идеи в дневниках, рабочих тетрадях, рукописях, шестые – высказывают их в устной форме и т.д.

Это обстоятельство послужило предпосылкой для появления в практике историко-технических исследований неожиданной, на первый взгляд, тенденции оспаривать право на приоритет того или иного ученого, высказавшего свою идею, например, на страницах научной печати, лишь на том основании, что у другого ученого эта же идея содержится в рукописях (дневниках, рабочих тетрадях).

С другой стороны, в ряде случаев историки техники, решая приоритетные вопросы, вообще не принимают во внимание идеи, содержащиеся в рукописях исследователей. Так, например, автор работы ^[32] отмечает, что «наиболее часто приоритет отдают тому изобретателю, сведения об изобретении или технической идее которого получены в любой форме вне зависимости от времени, когда они стали известны. Таким образом, наряду с информацией, содержащейся в патентной документации, публикациях, отчетах, устных публичных выступлениях и т.д. сюда входят сведения, зафиксированные в дневниковых записях изобретателя..» ^[32] [с. 81]. И далее: «… такая точка зрения на определение приоритета неправильна, т.к. в этом случае игнорируется влияние, которое изобретение оказывает или может оказать на процессы в данной области техники, … условием приоритета можно назвать обязательное раскрытие идеи или сообщение о реализации изобретения хотя бы одному компетентному лицу» ^[32] [с. 83].

Для того, чтобы правильно понять роль рукописных материалов в решении приоритетных вопросов, следует привлечь этапный аспект анализа, что позволит четко сформулировать предмет исследования. Дело в том, что в развитии научно-технической идеи можно выделить два разных этапа: во-первых, зарождение идеи, а, во-вторых, доведение ее до сведения специалистов.

Если решается задача о том, кто из исследователей раньше других пришел к новой идее, то необходимо использовать и рукописные материалы этих исследователей. Если же историк техники решает задачу о том, кто из ученых впервые высказал ту или иную идею, то тут нельзя отдать приоритет лишь на том основании, что эта идея содержится в рукописях ученого. В этом случае необходимо искать доказательства того, что об этой идее было сделано соответствующее, по крайней мере, устное сообщение научно-технической общественности, либо, что содержание рукописи стало известно специалистам по другим каналам.

Сказанное приводит одновременно и к выводу о том, что при рассмотрении приоритетных вопросов необходимо исследовать еще один их аспект (назовем его информационным), т.е. попытаться выяснить каким образом, и действительно ли та или иная идея была доведена до сведения специалистов. Это обстоятельство может послужить предпосылкой для выявления представлений самого ученого о степени «зрелости» его идеи, о степени ее соответствия научно-техническому уровню общества.

Решение приоритетного вопроса нельзя связывать (как это фактически делается в работе ^[32]) с вопросом о влиянии соответствующего изобретения на развитие техники. Идеи, как и люди, имеют свою судьбу и далеко не всегда благополучную. Исследователь может иметь бесспорный приоритет в высказывании идеи (и даже в создании соответствующей конструкции), но при этом не оказать вообще никакого влияния на развитие науки и техники. Так, например, благодаря историко-техническим исследованиям, стало известно, что приоритет в высказывании идеи жидкостного ракетного двигателя принадлежит не К.Э. Циолковскому, а испанскому ученому Ф. Ариасу ^[193], разработавшему проект такого двигателя еще в 70-е гг. прошлого века. Но эта идея Ф. Ариаса не привлекла в свое время внимания ученых, оказалась забыта и, естественно, не внесла ничего нового в развитие двигателестроения. В то же время работы К.Э. Циолковского, наоборот, стали известными и послужили не только источником знания, но и источником вдохновения для многих исследователей, работавших в ракетной технике в 20-е – 30-е гг. XX в.

При изучении вклада того или иного деятеля техники возникают обычно не менее серьезные трудности, чем при анализе приоритета. Нередко весьма целесообразная идея оказывается в свое время нереализованной и вследствие этого забытой. Когда «созревают» материальные условия для ее реализации и в общественной практике возникает необходимость в ее применении, эта идея рождается вновь в результате творческих усилий другого исследователя, возможно даже не подозревающего о том, что она была уже когда-то высказана. В этом случае историку техники следует доказывать преемственность в факте повторного высказывания идеи прежде, чем делать вывод о вкладе того или иного ученого в развитие их пики. Если же такой преемственности идей нет, если во второй раз изобретение появилось независимо от его первого предложения, то практический вклад следует отнести к усилиям второго ученого, хотя приоритет может принадлежать первому высказавшему соответствующую мысль. Практика историко-технических исследований весьма богата в этом «опросе различными, порой, казалось бы, неожиданными ситуациями. В ряде случаев оказывается, что идея в общем-то существует в литературе, но последняя находится вне поля зрения исследователей, которые в результате приходят к той же идее независимо, создают на ее основе техническое средство и вносят тем самым вклад в развитие техники. Так, например, немецкий ученый Г. Оберт в 1923 году в своей книге ^[198] высказал идею внутреннего охлаждения стенок камеры жидкостного ракетного двигателя. Эта идея не была своевременно реализована и оказалась забытой несмотря на широкую известность этой книги. При разработке двигателя ракеты ФАУ-2 инженер Польман вновь высказал эту идею, которая и была, в результате, практически использована на этом ЖРД. Г. Оберту, конечно, принадлежит приоритет в высказывании идеи внутреннего охлаждения ЖРД, а кто внес соответствующий вклад в развитие двигателей? Для ответа на этот вопрос следует исследовать связь, преемственность соответствующих работ Оберта и Польмана. Если такой связи нет, то можно считать, что вклад в развитие ЖРД внесен Польманом, если же преемственность существует, следует понять в чем она состоит конкретно и сделать вывод о степени внесенного вклада каждым из исследователей.

Исследование приоритетных вопросов – дело творческое, и применение в ходе анализа изложенного здесь комплексного подхода не гарантирует получения правильных выводов, хотя позволит, по-видимому, сократить количество разногласий, бесплодных дискуссий и пр., время от времени возникающих по этим вопросам даже на межгосударственном уровне.

Отцы и дети

Его родители были детьми разных народов: мать, Мария Ивановна Юмашева, была русской, а отец был поляком.

Как вспоминал сам К.Э. Циолковский, по семейному преданию его род вел свое начало от известного бунтаря (или, как сказали бы ныне, террориста) Наливайко, восставшего против польской шляхты из-за смерти отца, погибшего по вине владельца села Гусятина.

В 1596 году отряд казаков под его предводительством был полностью разгромлен войсками короля Сигизмунда Ш, сам Наливайко попал в плен, и его отправили в Варшаву, где вскоре он был казнен. Этот фрагмент своего генетического ряда К.Э. Циолковский отметил в автобиографии ^[171], видимо, в угоду моде того времени, когда все те,, кто выступали против царей, представлялись народными героями. В соответствии с ней он обошел вниманием то обстоятельство, что сам он происходил из древнего дворянского рода. Один из его предков, Яков Циолковский, в 1697 году участвовал в заседании Сейма при избрании польским королем Августа II, а один из ближайших родственников К.Э. Циолковского был царским генералом, занимавшем в конце XIX – начале XX века довольно крупные посты в некоторых провинциальных городах (Вятке, Н.Новгороде) России.