Текст книги "Газета Завтра 933 (40 2011)"
Автор книги: Газета Завтра Газета
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)
Сергей Угольников – Тоска «Совриска»
Хорошее образование влияет на восприятие потребителя даже самых непритязательных жанров культурной продукции. Девушки тургеневского типа могут расслышать и придумать свой текст к песне Верки Сердючки: «Я иду такая вся, в Дольче Габано, Я иду такая вся … на Тициана».
Остаётся выяснить, в чём идти на выставки «актуального искусства», биеннале и вручение разнообразных премий, которые традиционно обрушились на Москву в конце сентября. Некоторые энтузиасты считают, что такие мероприятия стоит посещать только в одежде от Джона Гальяно. На наш взгляд, разумнее всё-таки одеваться по сезону, ибо новейшие тренды отечественного «современного искусства» также унылы, как нынешняя хмурая осень без бабьего лета.
Премия Кандинского который год удивляет только устойчивостью снижения зрительского интереса как к отобранным на конкурс работам, так и к процессу отбора. В прошлом году, наблюдая пересохший ручей публики у главного входа в ЦДХ, казалось, что падать глубже уже некуда. Но нет, нынешнее безрыбье посрамило скепсис маловеров. И это вряд ли недоработка организаторов. Просто пришла закономерная усталость от мельтешения современного искусства: зрителей интересует одно, художников – другое, а кураторы ушли на свою орбиту, которая отдаёт шизофренией.
Иначе как объяснить, что после громогласных заявлений Ерофеева об отказе художников от рефлексии на тему советского прошлого, первым экспонатом, открывающим экспозицию на третьем этаже ЦДХ, оказывается именно такая рефлексия? Конечно, это может быть актом личной неприязни нынешнего куратора – к прошлому, но пуля под стеклом (другой экспонат выставки), скорее, намекает на то, что стоит сделать с загнанной лошадью «совриска».
С интересными художниками, которые якобы толпами ходят по необъятной провинции, – дело обстоит ещё хуже. Вряд ли их радует тот факт, что курировать очередную московскую биеннале приехал «настоящий Кулик», Петер Вайбель, бродивший в ошейнике по улицам Вены задолго до нашего «человека-собаки». И без того вторичные потуги местных актуальщиков «сделать нечто этакое, как на Западе», обломились. Одессит с австрийским паспортом куда авангарднее передовых деятелей contemporary art с российской пропиской.
Уныние, исходящее от работ номинантов порой скрашивает только то, что их авторы, наконец-то, стали понимать свою зависимую функцию. Так, «Ракета» Надежды Анфаловой похожа на увезённую с советской детской площадки горку, помещённую в лунный пейзаж, и вполне может быть воспоминанием о несбывшихся, навсегда упущенных возможностях под лозунгами «перестройки, ускорения и модернизации».
В отдельном зале устроители установили гигантскую пластилиновую скульптуру Ирины Кориной («Показательный процесс»). «Чтобы не подавляла другие работы». Каким образом сие разноцветное добро в сетчатой коробке может что-то подавить – понять не просто. Равно как и понять причины, по которым этот проект вообще стоило кантовать. Отдали бы в детдом – всё больше пользы. А если имеется нужда в процессе без результата, то поместили бы скульптуру рядом с гигантской работой Алексея Костромы «UNO», представляющий собой огромный шар из пластиковых пакетов, одиноко подвешенный над полом. Пускай соревнуются друг с другом кто кого «подавит».
Хотя правильнее отдать их сразу группе Recycle. Не за вклад в развитие актуального искусства, а за вполне узнаваемый стиль, который можно нагрузить множеством спекулятивных смыслов, даже самый примитивный из которых можно продать. Участие Recycle, помимо прочего, реабилитирует отборочный процесс Премии Кандинского, который обрастает достоверно выглядящими анекдотами. Из наиболее ярких – коллизия с мэтром соц-арта Александром Косолаповым, чей проект компетентное жюри отвергло, посчитав, что представленная работа являет собой откровенный плагиат в отношении … самого Косолапова.
И если уж вспоминать анекдоты, то, пожалуй, единственный забавный (пусть и достаточно вторичный) выставочный проект – это серия «Духовные лидеры» Кати Флоренской. Герои былых времён – Александр Невзоров, Мария Дэви Христос, общество «Наследие Предков» в одном флаконе – это остроумно. А, учитывая способность призраков типа Гаврилы Попова, возвращаться из небытия, незатейливые рассказы в картинках становятся не только смешными, но и действительно актуальными.
Достаточно разумным кажется и перенос «технически сложных» поделок в конец экспозиции. На фоне гаджетов, которые летали, стояли и шевелились на пятом этаже ЦУМа в рамках Московской биеннале современного искусства, доморощенные экспонаты Премии Кандинского выглядели откровенно неубедительно. Похоже, только пространство универсального магазина и может правильно представить «актуальное искусство». Там помогут и костюмчик правильный подобрать, и о новых трендах модного сезона поведать. Далеко от заявленной цели, но никто и не ждал честности от лгунишек-"актуалистов".
Акция специально для вас дизайн интерьера офиса спец предложение от надежной компании «Первый камень».
Фёдор Бирюков – Музон
Алиса. «20:12» («CD-Maximum») 2011.
«Двадцать-двенадцать» – именно так звучит название нового альбома «Алисы». Это «то ли символ, то ли знак судьбы». Грядущий 2012 год, с лёгкой подачи СМИ ставший в массовом сознании рубежом апокалипсиса, явился и «кодом доступа к игре».
Игра в конец света увлекательна и опасна, она принесёт одним победы и земную славу, другим же – лишь горечь разочарования и мелкие черепки от очередного разбитого корыта страхов и надежд. Играть или нет – пусть каждый решает сам. Но отвечать на вызовы времени издавна было правом благородных сердец.
Новая пластинка «Алисы» лишена даже малейшего налёта столь модной нынче «гламурной эсхатологии». Серьёзные размышления о конечности мира, неотвратимости высшего воздаяния и смысле Русской миссии были представлены на суд слушателей ещё восемь лет назад («Сейчас позднее, чем ты думаешь»), теперь же «доктор» Кинчев приготовил для нас совсем иной материал. Другой во всех отношениях. И в каждой песне есть слово «игра». Что ж, давайте сыграем. Поехали!
Раз. «Арифметика». Отсчёт на старте. Слушая альбом впервые, я был застигнут врасплох. Привыкнув за последние годы к достаточно жёсткому и плотному гитарному звучанию «Алисы», тут я наткнулся на ритмичные и лёгкие клавиши с аккуратными «индустриальными» вкраплениями. И Кинчев, вкрадчиво считающий… что: очки, годы, всадников на горизонте?
Два. «Шейк». Я бы назвал такую музыку диско-трэшем. Опять карточные страсти, смертельный азарт и традиционные для «Алисы» танцы (альбом 2001 года так и назывался – «Танцевать»). Неистовые пляски-радения «по радуге луж, по лезвию гроз». Женский бэк-вокал берёт за душу: «А ты играй, играй смелей / Лови любовь дыханьем слёз…»
Три. «Руны». Один из лучших опытов выражения в музыке древнейшего символа вечного возращения – крутящегося гамматического креста, солнцеворота. «Чтобы мир смог всё потерять / И начать с нуля».
Четыре. «20:12», заглавная песня. Также отборный диско-трэш и, собственно, «код доступа к игре». Глобальный переполох, власть суетливых лгунов, души, скованные кандалами слухов, крах привычных систем и схем… Таковы условия игры, пройти которую можно только танцуя, о чём любил повторять ещё Ницше.
Пять. «Война». Хороший блюз, который в дуэте с Константином Кинчевым лихо исполнила молодая певица Людмила «Тёща» Махова из группы «Дайте 2». Она же, кстати, подпевала в «Шейке». Строки «Войны» напомнили мне Ветхий Завет: воинственно и народно.
Шесть. «Прыть». Пожалуй, самый тяжёлый по звучанию трек. Песня в старых алисовских традициях похожа на «Власть» из альбома «Пульс хранителя дверей лабиринта». Социальная сатира на суету мира. Как ни крутись в ажиотаже тщеславия, а «грязь не сходит с рук» и «выхода нет».
Семь. «Капля солнца». Логическое продолжение «Прыти»: и по форме, и по содержанию. Жёсткий ритм, плеть слов: «Жги, жги – Государь / Лютуй, авось услышат».
Восемь. «Качели». Мелодичные клавиши, передышка в игре… Вечер утомившейся души. Бесстрастное осознание простого закона: «Качели вверх, качели вниз – обман». Так уходящий вдаль путник оборачивается напоследок, бросая прощальный взгляд на мир, где правят «похоть, зависть и власть».
Девять. «Пульс». А вот эту песню мало просто слушать, её надо прожить! Тогда почувствуешь в собственном сердце пульс земли и неба, тверди и воды, ночи и дня – пульс самого бытия… «Это ветер, только ветер!»
Десять. «Вода и вино». Даже посреди ликующего торжища есть место чуду. И найдутся те, для кого вода опять превратится в вино.
Одиннадцать. «Мир». Финал игры, подсчёт очков, разбор полётов. Результаты разные, но ведь каждому своё. «Всем важно, что о них скажут, / Мне важно, как отпоют».
Вот такая несложная, в сущности, арифметика. Одиннадцать песен-плясок в ритме «двадцать-двенадцать», одиннадцать дерзких шагов за пределы суеверной паники, питаемой лукавыми масс-медиа. Одиннадцать простых ответов на шулерский вызов двенадцатого года.
Мир в танце протуберанцев
Сгорит и выстрелит вновь.
Кто верит в путь инноваций,
Тот вряд ли верит в любовь.
Константин Кинчев как-то обмолвился, что в песне можно высказать всё, что хочешь, не прибегая к дополнительным разъяснениям. Песня – абсолютно самодостаточный формат. Но от песен – тянет в пляс. Так и рождается на свет неподражаемый «жги-гуляй-рок», как называет свою музыку сам Кинчев. Энергия языка, язык танца, руны нот – всё сплетается в один весёлый солнцеворот, развеивающий морок ночных чар, прогоняющий прочь уныние и оторопь. Музыка рассвета, солнечный рок-н-ролл. Танцуй!
На обложке диска – девочка Алиса, вышедшая из большого города. Окраины мегаполиса виднеются на горизонте в сероватой дымке. Алиса смотрит вверх и улыбается. Над собой девочка держит красные воздушные шары с цифрами: "2", "0", "1", "2". Посредине – шар с молнией-руной.
Каждый из нас может поучаствовать в игре «20:12», войти в раж. Но вряд ли на выходе будет что-то особенное. Ничего нового, просто Вечность. Именно поэтому эта игра стоит свеч!
Хотите знать? дизайн квартир спец предложение от надежной компании «Первый камень».
– Трепетная Голгофа
Уже четыре года на Псковщине, близ Изборска, стоит Священный холм, сложенный из огромных валунов, с громадным, из смолистой лиственницы, Распятием, которое, кажется, плывёт над псковскими пространствами, озерами, лесами и храмами. В этот холм радениями псковичей ссыпаны земли со священных псковских мест, где свершались великие сражения, где падали на землю убиенные герои, где творились чудеса, где рождались святые и мученики Древней и нынешней Руси.
Четыре года назад правящий архиерей Псковской епархии владыка Евсевий при огромном стечении народа освятил этот холм, и с тех пор ссыпанные в него земли, казалось, ожили, сочетаясь в таинственную живую материю, которая несет на окрестный мир благодать, силу, волю русского сопротивления, обещая неизбежную русскую Победу. Холм живет. Он говорит, он вещает. Вокруг него совершаются чудеса, к нему съезжаются из окрестных мест молодожены, справляют здесь свои свадьбы. Сюда, к этому холму приходят паломники, являясь из далеких мест, принося сюда землю сердца своего. Здесь, на холме, лежит солдатская ржавая каска, куда прихожане кидают монетки на память и на счастье.
Когда освящался холм, и к нему сошлись толпы, и возносился кадильный дым, и звучали песнопения, вдруг из осенних небес в самую гущу народа спустился аист – вещая птица, и стал расхаживать среди людей безбоязненно и бесстрашно, как вестник небес.
Однажды, глухим осенним вечером, когда землю уже накрывала мгла и Распятие едва виднелось в тумане, пришедшие к Кресту паломницы увидели, как над Крестом разъялись тучи, и в небе загорелось шесть малиновых ярких крестов. И об этом чуде говорили в местных церквах и на местных погостах.
Теперь, 27 сентября, в праздник Крестовоздвиженья, вновь состоялся народный праздник приношения земель. Люди прислали эти земли со всех концов Руси, из самых отдаленных мест земного шара... Здесь были земли из Магадана, с безымянных кладбищ, где покоятся мученики ГУЛАГа, здесь были земли с берегов Петропавловска-Камчатского, где существуют могилы павших русских воинов ещё времён Крымской войны, когда английская эскадра напала на землю Камчатки. Сюда принесли земли из Дивеева – с канавки Богородицы и из Оптиной пустыни – с могил оптинских мучеников. Сюда принесли землю, привезенную с Кубы, где воздвигнут православный храм.
Всё это были удивительно разные земли. Были красные – глинистые, были золотисто-песчаные, были коричневые суглинки, были известково-белые, розовые, зеленоватые. Разноцветные земли вбрасывались в холм, и казалось, что они сливались с предшествующими землями, и творилось загадочное таинство смешения земель. Смешение земель, смешение времен, смешение пространств… В какой-то момент возникло чувство единой русской истории и единой русской судьбы.
Митрополит Евсевий в сопровождении клира пришел к Холму и служил здесь праздничную службу, посвященную Крестовоздвиженью. Кругом Холма ходили тяжелые грузные тучи, лили дожди. Казалось, дождевые тучи касались самой вершины Распятия. И в момент ссыпания земель, когда уже неслись песнопения, когда Владыка возвещал своим голосом вечную память павшим за Родину героям, вдруг сотворилось чудо: раскрылись тяжёлые хмари, распахнулось небо и над самым холмом, над Крестом, засияла яркая лазурь – та, что на крыльях и плащах рублевских ангелов. И в эту расходящуюся небесную щель брызнуло вдруг солнце, озарило и холм, и осеннее пространство, и ряды молящихся. А вслед за этим, Бог весть откуда, из туманной дали, возник клин журавлей и прошел низко над самым Крестом, стеная и курлыкая. И был слышен шелест и шум их крыльев, и это была тоже небесная благая весть.
Холм принял земли, холм услышал молящихся, холм провожал своими незримыми очами улетающих вдаль журавлей, Холм жив, дышит и молится о нас, грешных. Холм посылает во все стороны русской земли незримый свет. Свет отраженной божественной красоты и силы.
Во время праздника на холме мне позвонил поэт Иван Кононов. Он прочитал несколько своих стихотворений. Эти стихи оказались таинственным образом вписаны в вибрации окружающего меня пространства. Они органично вплелись в симфонию священного холма, в миг, когда всё в нём дышало и трепетало.
Александр Проханов
ОН
И всё-таки он жив, хоть предан и распят,
И пригвожден к стране, к истории, распаду,
Влачащими его веков тринадцать кряду,
Запятнанными им от головы до пят.
Он брошен, выжат, смят и куплен задарма,
И высечен собой плетьми, а не в граните,
Используйте его, презрейте, изгоните,
Ведь он – навоз, дерьмо, подножные корма,
Пристанище греха, чудовище, урод,
Обмен своих веществ сводящий к вечным мукам,
Не годный ни к любви, ни к вере, ни к наукам,
Живущий вопреки, назло, наоборот.
И все-таки он жив, хоть бей его, хоть режь,
До дна хлебнув вина, вины, упреков, горя,
Он, вдруг, зашевелит губами, небу вторя,
И просверлит, пробьёт в небесном склепе брешь.
И сам себе слуга и царь, и божество,
Отец и мать, и сын, и баловень Господень,
Он станет лишь ему подобен и угоден,
Тому, кто создавал неверного его.
Кто он? Каприз? Словесный оборот?
Плод космоса? Услада материнства?
Он – знак и суть триады, триединства:
Отец, сын, дух —
Бог, человек, народ!
ОНИ
Те самые князья, которые монгол,
Держа их за татар, любили и кляли,
Ходившие на смерть, сажавшие на кол,
Погрязшие в крови, увязшие в пыли.
Те, коих племена, дружины, имена,
У треснувших икон поставлены на кон,
Чьей судорогой Русь была изменена,
На чьих хоругвях – лик. Велик и страшен он.
Те самые цари, чей трон имперский врос
Корнями в материк, не ведая границ,
Привившие стране табак и купорос,
Пред всякой немчурой валившиеся ниц.
Те, пасшие народ, взрастившие дворян,
Плодившие хандру, бунты и недород,
Самодержавный дух, чей был и свят, и рьян,
Пустившие козлов в священный огород.
Те самые вожди смутьянов и невежд,
Презревшие отцов, захапавшие власть,
Сумевшие пролезть надежд людских промежд,
Завравшиеся в прах, зарвавшиеся всласть.
Те самые они, которые везде,
Под чьим покровом – вор, и кум, и сват, и хам,
Их вездесущий след остался в борозде,
Их, осквернивших крест, опустошивших храм.
И тот неурожай, гнилой остаток тот,
Жрут с жадностью свиней, не слыша божий глас,
Наследники рабов, наместники пустот,
Они, они, они. Без нас, без нас, без нас.
Но если, впопыхах забыв и срам, и стыд,
Заветы праотцов, свой путь и боль утрат,
Ты, в алчности своей, богат, и пьян и сыт,
Захочешь сесть на трон, ты ими станешь, брат!
МЫ
Я сгорблен и сер от пыли
Небрит, немыт, волосат,
Вы вспомните, кем мы были
Две тысячи лет назад!
Мир булькал, и кровь кипела
Среди осад и атак,
Душа покидала тело
Легко и праведно так!
Прошли и сказки, и были,
И ясли, и детский сад.
Вы вспомните, кем мы были
Эпоху тому назад!
Онучи и кринолины
Напялил век-истукан,
Под карликом – исполины
Исполнили свой канкан.
О, Родина, это ты ли?
Откуда такой надсад?
Вы вспомните, кем мы были
Полвека тому назад!
Шагали и пели хором,
Не слушая вражий ор,
В порыве и дружном, и спором
Взвивался и мой вихор.
Истлели тех лет мундиры,
И сыгран отбой на трубе,
Теперь – что ни день, то дыры
Во времени и судьбе,
И можно понять едва ли,
Где рай переходит в ад.
Вы вспомните, кем вы стали
Неделю тому назад?
Иван Кононов
Владимир Бондаренко – Задело!
Журналиста Александра Минкина очень огорчили постоянные победы Сергея Кургиняна в телепоединках с Николаем Сванидзе. Да еще с перевесом во многие десятки тысяч голосов. И Минкин в «МК» сделал великое открытие: «мух» в России всё ещё гораздо больше, чем «пчёл»: элитарных, избранных, благородных… Минкин написал: «Да, пчёлы несравнимо умнее. При этом – вот досада! – мух почему-то больше… Будь у мух и пчёл равные права – на всех выборах и рейтингах дело решали бы мухи…» То есть, как откровенно признался Минкин, пока всё не так, и у «пчёл» нынче прав побольше, чем у «мух».
Потом идёт четкое разделение: все защитники русской истории – это «мухи», а сторонники Сванидзе – «пчёлы». «Приходишь на помойку – мухи. Идёшь по вишневому саду, по липовой аллее – пчёлы. Пчелы своих детей выкармливают мёдом, а мухи своих суют в дерьмо и в тухлятину…» Далее Минкин специально подчеркивает: «А может, это некий урок умным людям? Чтобы не отчаивались, сознавая своё меньшинство?»
До этого пассажа Минкин еще успел обвинить Кургиняна в «напёрсточничестве». Мол, с напёрсточником играть нельзя, его обыграть невозможно. Кстати, и Алла Латынина как-то упрекала меня, что с Бондаренко полемизировать невозможно…
Но суть в том, что в поединке Сванидзе—Кургинян, даже если бы Кургинян вообще не сказал ни слова, или мычал бы что-то сквозь зубы, он всё равно бы выиграл. Обратите внимание на все эти поединки и у Сванидзе, и у Соловьева, и в других политических дискуссиях: когда кто-то обозначает прорусскую державную позицию, он еще и рта раскрыть не успеет, а счётчик уже начинает стучать. Вспомним недавний поединок Проханова с Хакамадой. Проханов ещё ни слова не сказал в ответ, а у него уже тысячи баллов «за». Так же и с Кургиняном, и с Распутиным, и с Бабуриным, и с кем угодно. Даже Жириновский, когда он, согласно указаниям Кремля, занимает всё более русскую позицию, выигрывает в дебатах.
Поэтому, честно говоря, я не сильно переживаю за Сергея Кургиняна: он и без меня отобьётся от своих оппонентов и противников. Но сравнивать огромное количество своих сограждан-сторонников Кургиняна с «мухами», приверженными дерьму и тухлятине, – до такого надо додуматься, никакой демократией тут не пахнет... Или Минкин признаёт тезис о том, что демократия и дерьмократия – это одно и то же?
Вы знаете, кого Минкин называет «мухами»?
Не народ ли русский?
Помню, когда-то, в начале «перестройки», мы жестко спорили и с Минкиным, и с его «МК». Потом, ближе к 1993 году, споры перешли уже в побоища и расстрелы, когда «молодая российская демократия с оружием в руках защищала себя от разъярённых орд красно-коричневых». Потом была криминальная приватизация и дефолт, и к концу 90-х наступило время, когда, казалось, эти крутые демократы и либералы пришли в себя, очухались, стали занимать достаточно взвешенные позиции. Последние годы с теми же статьями Минкина я во многом был даже согласен, особенно, когда речь шла о противостоянии жирующей политической и бизнес-элите. Думалось, мы еще будем вместе защищать интересы народа.
Наивные!
Никто из этих «пчёлок» ничего не забыл и ничему не научился. Просто своей передачей – вернее, своими неслыханными поражениями в телеэфире – Сванидзе заставил Минкина и всех его собратьев по сбору «мёда» открыто высказать то, о чём они обычно предпочитают молчать. Они – другие, не такие, как все, избранные, особенные...
В любом обществе, в любые времена эти умные «пчёлы» будут делать своё дело, будут сбиваться в свой рой, будут собирать свой мёд. Они будут общаться и с мухами (помните, мухе-цокотухе бабушка пчела меду принесла), и с тараканами, и с бабочками, и с жуками, но они всегда будут сами по себе. Своё избранничество они никогда не забудут. Так было со времен древних фараонов.
Эту явно фашистскую теорию я не приемлю. И со всеми такими защитниками элитарных меньшинств я (при всём своём демократизме и широте) всегда буду воевать. На любых фронтах.
Не думаю, что Минкин такой уж дурачок, что не понимает, какое большинство он сравнил с говном и с навозными мухами. Допекло наших «пчёлок», разворошили чем-то их улей, что ли? Пошли в атаку с жалами наперевес...
В литературном обществе среди либералов нынче снова стало очень модным ненавидеть Россию. Но при этом претендовать или на «Большую книгу», или еще на какую-нибудь солидную премию. Без русофобии ныне ни Букера, ни Большую книгу не получишь. Меня даже поражает эта любовь к охаиванию России и русских. То Марина Палей откровенно провозгласит свою нелюбовь к ним, то Дмитрий Быков выскажется резко в адрес России, то Марина Георгадзе, по утверждению автора предисловия «А вот собственно родину, то есть Москву, где Марина родилась и выросла, она как раз ненавидела с тем постоянством и страстью, с какими обычно любят». Интересно, зачем же издавать таких в России? Зачем выращивать ненависть к себе в сердцах даже самых утонченных русских интеллигентов? Зачем вскрамливать антисемитов? Дружок Георгадзе, некто Григорий Марговский, утверждает, что эта поэтесса «русскую фамилию сменила на грузинскую после безобразного убийства десятков мирных жителей Тбилиси сапёрными лопатками…» Ну, миф про «сапёрные лопатки» мы уже много раз слышали, и цену ему знаем. Кто, зачем и когда его придумал. А в своём «Живом журнале» этот писатель-эмигрант из Нью-Йорка Марговский еще более откровенен, чем Минкин: «Когда вашу нацистско-русскую уё.скую страну вые.ут в ж.пу, а потом в рот – тогда и поговорим. На литературные темы. Ок?»
Что, думаете, хоть одна «пчёлка» Марговскому возразила? Прожужжала возмущенно в ответ, что, мол, Гриша, эта «нацистско-русская страна» тебе плохого сделала? От Гитлера спасла твоих предков и сородичей, что ли? Ничего подобного! Можно всё, что не запрещено. Там же полная свобода самовыражения, сплошной мёд, воск и прополис... Только, извините, попахивают эти продукты вовсе не по-пчелиному...
И хватит нам думать, что мы найдём с русофобскими либералами общий язык. Никогда. Мы для них так и останемся «мухами», которых в «пчёл» не переделать, да и незачем стараться. Потому что мухобойку эти «пчёлки» уже почти открыто признают самым лучшим для себя решением «русского вопроса». Как будто не про них нравственный императив Канта: «Не делай другому того, что не желаешь, чтобы сделали тебе». Или, по-нашему, по-русски: «За что боролись, на то и напоролись».
А если по существу, то статья Минкина в «Московском комсомольце» – бесспорный показатель того, что идейное сражение за Россию «пчёлки»-либералы и «трутни»-псевдодемократы полностью проиграли. Эта статья – поминки по либеральной идеологии. И Минкину после этой публикации впору сменить свою фамилию на Поминкина. С чем я его и поздравляю.
