Текст книги "Газета День Литературы # 71 (2002 7)"
Автор книги: Газета День Литературы
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)
Знакомая задушевная интонация и теплый, заинтересованный взгляд привлекли мое внимание в другом кадре новостного блока. Речь шла о посещении главой государства московской синагоги. Очевидно для придания встрече с хасидами дружеской атмосферы, президент России рассказал «еврейский анекдот с бородой» про голого мужа в галстуке. А в ответ, решив не оставаться в долгу, хасиды рассказали подобный, несмотря на то, что находились в священном для себя месте. Заглянувший на огонек гость и радушные хозяева долго дружно смеялись. Интересно, очень смеялись над пошлостью происходящего дочки президента, или же девочкам родители не разрешают смотреть телевизор, чтобы подобными сюжетами не развратить их нежные детские души? При этом, видя неофициальные, накоротке, отношения, подумалось, вот еще одна очередная встреча президента с хасидами состоялась, раввинов в кремлевских стенах он собирал, недавно там же принимал чеченских бизнесменов, которым попытался внушить, что свой капитал они сколотили честно, без участия в бандитизме и терроризме. Кажется, были еще и другие встречи с гражданами России «по национальному признаку». Только что-то ни разу не было слышно о встрече главы Российского государства, например, с терскими или кубанскими казаками, крестьянами среднерусской полосы, дальневосточными рыбаками... Посещал он театр Райкина, но, наверное, не знает, где находится русский театр Татьяны Дорониной. Был в гостях у русскоязычных «Известий», но не поинтересовался, какие творческие планы, а также средства на выживание у русской прессы – «Москвы», «Нашего современника», «Русского Вестника», «Завтра»... Да знает ли он про такие? Может, и знает, но ни за что не пойдет, на всякий случай обогнет за три квартала, а то ненароком сочтут его правозащитные международные организации, глаза и руки США, за русского националиста или бритоголового скинхеда, ведь потом не отмоешься... Не встречался наш президент «по национальному признаку» с русскими художниками, поэтами, учеными... О Русской национальной культуре, ее состоянии и проблемах, голова у главы Российского государства, как мы убедились, не болит. Ведь президент даже не упомянул ее в своем последнем «ежегодном послании к народу».
Но зато, в результате заинтересованной поддержки духовно чуждой нам власти, безбоязненно процветает весь этот анклав глумителей. Такое впечатление, что демократическая культура мертвой хваткой вцепилась в нашу Москву, и пока не доведет ее до состояния «последнего дня Помпеи», челюсти не расслабит, дубину не отбросит. «Благословением праведных возвышается город, а устами нечестивых разрушается»,– поделился своим наблюдением ветхозаветный мудрец (Притч. 11.11).
В Москве, градостроительный ансамбль которой складывался веками, намеренно доводятся до разрушения старинные архитектурные шедевры, «музыка, застывшая в камне». Вместо них, по воле столичных феодалов во главе с мэром Лужковым («мэр Москвы»? но ведь это же для России пошлость!), освободившееся пространство швыдко-хаотично застраивается однообразной, безобразно-агрессивной архитектурой, отмеченной масонскими башенками и стеклянными пирамидами. Берет она свое начало от масона Корбюзье, который говорил: «В первую очередь меня интересует не красота, а функциональность». А это полностью противоречит принципу нашего национального обустройства жизненного пространства, когда функциональное назначение сооружения, будь то церковного или гражданского, обязательно облекалось в разнообразные художественные формы. А в нынешнее демократическое время, власти, будь то столичные или федеральные, но одинаково местечково мыслящие, ориентируются на западные суррогаты. Эта запрограммированная антиэстетика действует на психику человека, на его художественные и интеллектуальные способности, необратимо стирает национальный колорит нашей древней столицы.
Как известно, с той же подачи, процветают в Москве ваятели типа Шемякина, угнездившего в одном из московских скверов мрачный карнавал человеческих пороков, будто вышедших из смрадного подземелья, или же превратившие в скопище безсмысленных нагромождений Манежную площадь. И что же это за люди во власти, каково их интеллектуальное, нравственное состояние? Каким же богам они служат, устраивая капища на нашей благословенной Московской земле?
Чтобы выживать, приходится рассчитывать на собственные силы Музею имени Пушкина, Российской сокровищнице мировой культуры. Нет музеев Брюллова, Саврасову, Ге, Поленову и многих других прославленных русских живописцев. Да и ныне живущие национальные таланты тоже не нашли себе места в демократической действительности, оказались вне списка государственных приоритетов.
Под видом памятников нашим историческим деятелям, под покровом все той же властной паутины, швыдко вырастают в Москве монструозные уроды Церетели. Ему, не имеющему не только первичного художественного образования, но даже элементарного природного вкуса, отдана – не больше, не меньше – на откуп Художественная Академия им. Сурикова (а сейчас ходят тревожные слухи о ее приватизации в ближайшее время, превращении из всемирно известной академии в частную лавочку), где его властью преступно уничтожается академическая русская художественная школа. И уже, вместо Нестеровых и Саврасовых, эталоном для подражания становятся Назаренки и Салаховы (к сожалению, последняя – дочь известного советского живописца), которые, не овладев секретами мастерства, но хорошо усвоив свободный демократический взгляд на жизнь, на правах преподавателей выставляют на обозрение студентов непристойные образчики своего «творчества» в виде четырехметровой картины «Стальной оргазм», изображающей человеческие гениталии, или собственный фотопортрет в полный рост в голом виде.
Однако культурного светского пространства, для раскрытия многообразных талантов гордого сына сурового Кавказа его могущественной фирме оказалось недостаточно – королевство маловато, развернуться негде? Но «мэр Москвы» не учится, он уже давно волшебник! – и одним росчерком пера неправославный бизнесмен от искусства запросто становится генеральным подрядчиком художественного оформления Храма Христа Спасителя, в которое вошли и живописные работы, и скульптурные. Это полюбовно-деловое соглашение, очевидно, также устроило и высшее руководство Московской Патриархии. Тем более что назначенные на это послушание духовные лица, иерарх и священник, призванные пристально следить за канонической непогрешимостью сложнейших сюжетов храмовой росписи, почему-то считаются богословами-знатоками церковного искусства. Однако при ближайшем рассмотрении, как оказалось, ничего в нем не смыслят. А теперь, в результате того, что новоявленный Микеланджело был полновластным владельцем финансовых потоков, а значит безграничным распорядителем всех производившихся в храме работ, на центральном куполе Храма Христа Спасителя оставлены, в виде надписей на иврите, иудейские знаки, оскверняющие христианские таинства. Знают ли о происхожде– нии и содержании этой, отнюдь не византийской, вязи наши пастыри, трудно сказать, хотя без их благословения и строгого надзора за соответствием канонам, как рассказывали работавшие там иконописцы, ничего не делалось. А если это слово – хула на Бога, печать которой поставлена в главном храме Москвы? Ответа на публикацию в «Русском Вестнике», рассказавшую о столь прискорбном факте, из Московской Патриархии пока не поступало. Но о наличии и значении этой надписи хорошо осведомлены раввины, и не только российские.
Наверное, подобные ошибки(?) на грани святотатства, безследно не проходят, оставляя свои ядовитые зерна, и требуется огромная духовная работа по их исправлению и спасению души. Тем не менее на днях, как сообщили средства информации, руководивший работами батюшка, очевидно за большие заслуги в понесенных трудах, назначен настоятелем недавно возвращенного Церкви огромного столичного храма. Для универсального таланта непревзойденного академика художеств работы там, как можно догадаться, непочатый край. Но и другой герой этой истории, более высокий церковный чиновник, в бездействии не отсиделся. Наверное, почувствовав себя за годы строительства храма непререкаемым авторитетом в иконографическом искусстве, Владыка швыдко взялся за устроение своей обители и благословил... сбить,– чем вызвал в художественной среде соблазн в вере и шок среди монашеской братии,– написанные в стиле XVII века, почти законченные росписи: Рождества Христова, Преображения Господня, лики Спаса Нерукотворного, русских святых молитвенников, Крестные страсти Царственных Мучеников, Святое русское воинство... И знаете, когда это происходило? Когда весь мир возмущался варварством талибов, взрывавших статуи Будды. Как раз в те дни, за крепкими стенами монастыря, по благословению православного Владыки, сбивали лики православных святых. И в это время, пока ревностный отец Церкви служил молебен Божией Матери «Державной» в Коломенском, в его монастыре собственная настенная икона «Державная» под ударами кувалды перестала существовать...
«Душа, живущая пошло и заселенная пошлым содержанием,.. во всех... областях, к которым она обращается со своим пошлым взиранием,– ...не создает ничего, кроме пошлости: в философии, в науке, в искусстве, в критике, в общественности и политике. Ибо человек творит в жизни только то, что он сам есть в религиозном измерении: пустая душа не создаст духовного богатства; мелкая душа не сотворит величия: пошлый человек не узрит Бога и не воспримет Его лучей, и не передаст другим» (И.А.Ильин).
В прошлом году, сначала в кинотеатре «Звезда», а затем на телеэкране, состоялась премьера фильма режиссера А.Зельдовича и сценариста В.Сорокина «Москва», вызвавшего бурный восторг «демократической элиты». Появление этого фильма не случайно, он должен был родиться, потому что это подготовлено всей атмосферой нравственного распада общества, отрицательной энергетикой, которая выделяется в гнилостных процессах разлагающейся души, теми законами свободы разврата и вседозволенности, которые установила в России «демократия».
Скажу сразу: как человек русский, православный, я бы не только не выразила желания смотреть этот фильм, но даже если бы пришлось наткнуться на него случайно, тут же бы выключила телевизор, как в наши дни это часто приходится делать в подобных случаях. Однако, занимаясь данной статьей и потому вынужденная с ним ознакомиться, этот фильм я преодолевала в несколько заходов, буквально понуждая себя досмотреть его до конца. И не только потому, что фильм поразительно тягомотен, хотя сделан не без претенциозных потуг на гениальность. Главная причина в другом. Любому человеку: не только православному, но исповедующему иную религию,– пекущемуся о сохранности души, испытывающему страх Божий за неправедность «зрения, слуха, обоняния», смотреть этот фильм духовно вредно и категорически предосудительно. Откровенная безстыжесть сюжета, аморальная грязь, в которой валяются персонажи фильма, мерзость происходящего на экране, отсутствие рефлекса какого-либо, даже животного, стыда и брезгливости не только у персонажей, но и у самих его многочисленных стряпчих,– а даже видно, что наоборот, все они получают от этого удовольствие,– вызывают прежде всего физическое отвращение, не говоря о переживании нравственного насилия. На такую пытку мне пришлось пойти по просьбе моих товарищей, которые, потрясенные фактом откровенного глумления над нашим менталитетом, национальными и государственными святынями, попросили меня как кинокритика высказать о фильме профессиональное суждение. Однако в искусствоведческом разборе, на мой взгляд, особой надобности здесь нет. Этот образчик «экранного действа» не столько является предметом искусства, сколько представляет собой уголовное деяние, совершенное извращенцами средствами «визуального ремесла».
В нем нет ничего нового, или почти ничего нового, с чем бы не пришлось столкнуться в окружающей нас сегодня действительности: убийства, половые извращения, садистские наклонности, изощренные пытки, жестокость, сквернословие... и даже кощунство. Сюжет фильма представляет собой парафраз известной пьесы Чехова «Три сестры», героини которого страдают от скуки и пошлости окружающей жизни, которым кажется, что их спасение – это Москва, вожделенный город их мечты, их освобождения от бездуховного существования. Героини данного фильма носят те же имена – Ирина, Маша, Ольга. Но хотя они в Москве уже живут, однако так же, как показывают авторы, изнывают от безысходности жизни, только в иной исторической действительности.
Действие фильма крутится – как вы думаете?– правильно, конечно, вокруг того, что для сегодняшних нравственных мутантов является содержанием жизни – «баксов»: то ли украденных, то ли исчезнувших. Им всем нужны деньги, и победитель тот, кто станет их обладателем. Ведь по законам «малого народа», если ты такой умный, так почему же не богат? Как сказал мне один знакомый из тех же кровей: «Умная-умная, а денег заработать не можешь!» О том, как «умные» становятся богатыми, и повествует фильм. Есть там и «классический» треугольник, превратившийся, в современном прочтении демократических пошляков, в «двигатель швыдкой культуры». взаимоотношения персонажей решаются просто: два соперника приказывают долго жить, а третий, победитель, женится сразу на двоих, причем на родных сестрах. В этом фильме нет борьбы добра со злом, света с ночью, душ возвышенных с низостью человеческой. Там всё «однополярно»: ночь борется с ночью, низость с низостью, зло со злом.
Ирина (Н.Коляканова), мать двух взрослых дочерей Маши и Ольги, законченная алкоголичка, совершенно растленная по своему образу жизни и представлениям: ей все равно, где, когда и как пойти на случку (по-другому то, что показано в фильме, не назовешь). Можно даже, если приспичит, с Майком, женихом своей дочери, а другую, ради шутки, толкнуть в постель своего сожителя. Впрочем, остальные персонажи точно такие же, несмотря на различие пола и возраста.
Пошлость, пошлость, пошлость... Пошлые фразы, пошлые развратные отношения, нет никаких сдерживающих начал для их низменных инстинктов. Постоянное сквернословие, нецензурные, оскорбляющие слух выражения, которыми кишит речь и женских персонажей. Омерзительные, постыдные сцены, показанные как обыденность жизни, как норма существования. Скудоумие героев сочетается с полным отсутствием понятий о добродетели, нравственности, о каких-то, хотя бы элементарных человеческих чувствах и привязанностях. И все это разукрашено режиссерскими придумками, операторскими и постановочными эффектами, изобретательным музыкальным оформлением, призванными придать фильму философичность и значительность. "И как бы затейлива, изощрена, льстива или «эффектна» ни была внешняя видимость его созданий или проявлений,– это будут лишь упадочные творения, эффектные пустоты, угодливые соблазны, «повапленные гробы»,– обнажал их замыслы И.А.Ильин. Поэтому и ощущение такое, что встали из гроба отвратительные разложившиеся мертвецы.
Как говорил Верховенский в «Бесах»: «...одно или два поколения разврата теперь необходимо; разврата неслыханного, подленького, когда человек обращается в гадкую, трусливую, жестокую, себялюбивую мразь, – вот чего надо! А тут еще и „свеженькой кровушки“, чтоб попривык». Порнографические сцены, убийства и насилия переполняют этот фильм. Но сегодняшние верховенские, которые запустили его, идут еще дальше. Живя в России и питаясь ее культурой, эти безродные общечеловеки откровенно унижают и оскорбляют наше национальное достоинство. Но развращенным фантазерам этого мало, им необходимо такое коленце выкинуть, чтобы несколько поколений русских не оправились от морального унижения и шока.
Название фильма «Москва» – символично. Москва как место действия выбрано не случайно, она показана в разных видах как среда обитания персонажей, то становящаяся для них ловушкой, то полигоном для преступных деяний. И само слово «Москва» в том или ином контексте проходит через весь фильм: оно звучит в разговорах, песнях, прочитывается в названиях гостиниц и кинотеатров. «Москва» становится одним из неназванных персонажей фильма. В одном из порнографических эпизодов, являющемся ключевым по развитию сюжета, показано, как надо с ней поступать. Взяв карту России и вырезав ножом круг по границам Москвы, через это отверстие Лев совершает извращенные половые действия со своей партнершей Машей. Заметьте, по воле авторов, оба они русские. Авторы фильма дерзко демонстрируют: вот кто вы и чего вы заслуживаете. Фильм кончается тем, что после всех совершенных мерзостей и надругательств Лев, женившийся одновременно на двух сестрах, в компании с их матерью Ириной, приходят на Красную площадь. И долго, много раз повторяясь, на фоне этой патологической четверки, тупо уставившейся на всполохи вечного огня, заполняя всё пространство, звучит, голосом похотливой Оленьки, песня о Москве: «Здравствуй, город родной и любимый, // 3дравствуй, красная наша Москва!...»
Москва – столица России, национальная, государственная и духовная святыня нашего народа. Вокруг Москвы возрастал народ, укреплялась Российская Держава. Москва – это святыня для каждого русского, живущего в России, или, тем более, оторванного от нее. Попытались бы авторы фильма воплотить подобный кощунственный замысел со столицей Израиля или США? Можно смело сказать, что нет, потому что немедленно последовало бы суровое наказание. А в России, являясь ее гражданами, они безбоязненно преступают основополагающие нравственные и религиозные табу, совершая кощунственное надругательство над нашими национальными, государственными, духовными святынями. В этом преступлении повинны не только непосредственные создатели фильма – скопище развратников с профессиональными приемами режиссеров, сценаристов, актеров, операторов и прочая и прочая нечисть. Каинова печать стоит также на тех, кто их финансировал и поддерживал. В титрах под «грифом благодарности» проходят многие фирмы и организации, в том числе Госкино РФ (что, на развитие такого кино просят они деньги из наших бюджетных средств?), подведомственное министру швыдкой культуры. Есть там и отдельная строчка, где выражена «специальная благодарность Алле Гербер», маме режиссера Зельдовича. Возможно, мадам Гербер, несущая в себе «скромное очарование буржуазии», своим примером вдохновила свое чадо на Геростратов подвиг, став прототипом для Ирины? А может, еврейская международная правозащитная организация, президентшей которой она является, зная, что она вся из себя безсребренница и совершенно не приспособлена жить во враждебной российской действительности, сама решила финансово поддержать ее отпрыска? Трудно сказать, кто более всего из единоверцев постарался. Но в создании этого фильма участвовали не только те, чьи имена значатся в титрах, но и вся швыдкокультура, ее ненасытная потребность в разврате, извращениях, зверствах. Этим «наперсникам разврата» я не буду доказывать, что у нас другой менталитет. Законными путями трудно призвать создателей этой порнографии к уголовной ответственности, потому что сегодня – их власть. Как и они, вместе с ними, она находится по ту грань света и правды.
Великий русский святой Феофан Затворник считал, что ради спасения России необходимы самые реши тельные меры: «неверие объявить государственным преступлением, надо свободу замыслов пресечь, зажать рот журналистам и газетчикам». Он указывал причину постигших нас сегодня несчастий – в нашем увлечении чуждой по духу, отрекшейся от Христа культурой Запада: «Западом и накажет нас Господь... Нас увлекает просвещенная Европа... Да, там восстановлены впервые изгнанные из мира мерзости языческие, оттуда уже перешли они и переходят к нам. Вдохнув этот адский угар, мы кружимся, как помешанные, сами себя не помня...».
Помоги нам Бог, выйти из этого кошмарного швыдкого хоровода!
Владимир Винников ВОЗВРАЩЕНИЕ МИФА
Проблема культурного самоопределения русского народа снова становится незримым центром тяготения всей современной общественной жизни. Причем “культурного” – в самом общем смысле “культуры” как совокупного способа бытия: идейного, политического, экономического. Опыт последнего десятилетия вызвал к жизни новые формы народной культуры, неизбежно осмысляемые в рамках мифологического сознания. Возвращение русского мифа происходит неприметно и неумолимо, подобно наступлению весны, и никакие “правовые заморозки” уже не в силах предотвратить этот естественный процесс.
МИФОЛОГИЯ ЛИЧНОСТИ Юрий КУЗНЕЦОВ. До последнего края. – М.: Молодая гвардия, серия «Золотой жираф», 2001, 463 с., тираж 3000 экз.
Стихи всякого истинного поэта вызывают прежде всего со-звучие и со-чувствие в сердцах читателей, а потому наличие-отсутствие серьезных критических статей и даже монографий, а тем более таких по необходимости кратких отзывов мало что способно изменить в его судьбе. Но, хотя я вовсе не рассматриваю творчество и личность Юрия Кузнецова в качестве иконы, на которую можно только молиться, некоторое повторение очевидного, наверное, будет оправданным. Особенно на фоне шквала упреков, обрушенных в его адрес за последнее время из той литературной среды, которая вдруг (или не вдруг?) активно начала «столбить» за собой некую монополию на толкование того, что есть патриотизм и духовные ценности русского народа. Нет смысла отрицать прискорбный для упрекающих факт, что в заново открытую ими и потому милую их сердцу формулу «православие, самодержавие, народность» поэзия Юрия Кузнецова никак не вписывается. Но отрицать или умалять его значение для отечественной культуры на данном основании – занятие нелепое, чтобы не сказать больше.
Своего рода избранное поэта, отражающее практически весь его творческий путь, от «Атомной сказки» конца 60-х до стихов 2000 года, составленное и отредактированное Н.Дмитриевым, дает неопровержимые доказательства этого значения – неопровержимые, во всяком случае, для людей, не страдающих чрезмерной избирательностью памяти. В этой связи ограничусь лишь некоторыми тезисами о феномене кузнецовского творчества, поскольку надеюсь вернуться к нему в более обстоятельной работе.
Поэзия Юрия Поликарповича Кузнецова выросла на обломках «сталинской» мифологии, фактически разрушенной собственными успехами и превращением нашей страны из аграрной – в индустриальную, из деревенской – в городскую, что произошло на рубеже 50—60-х годов ХХ века. Отмечаемая большинством исследователей «мифологичность» творчества Ю.Кузнецова была яркой эстетической реакцией на окончательный крах этой сталинской мифологии и своеобразной альтернативой мифологическому советскому официозу 70-х годов. Его обращение к «готовым» формам традиционной народной мифологии, связь героя кузнецовской поэзии с этим сказочным, ирреальным, но представляемым как действительный, миром – и составляло главное художественное открытие поэта.
В той же «Атомной сказке» нетрудно увидеть весьма саркастичные контаминации и со сталинским «Наше дело правое», и с ленинским «Коммунизм есть советская власть плюс электрификация всей страны». Или в «Сказке гвоздя» (1984), написанной буквально накануне «перестройки» и столь же саркастично перекликающейся со знаменитым тихоновским «Гвозди бы делать из этих людей…»,– не нашлось в кузнецовской сказке гвоздей ни на селе, ни «на Москве». Впрочем, здесь уже не обойтись без цитирования:
"Я прошел до родного вождя.
На селе, говорю, ни гвоздя,
Разгвоздилась и свищет планида!
И услышал я голос вождя:
– Как же так, говоришь, ни гвоздя,
А на чем бы икона висела?
Отвечаю: – Без веры нельзя.
Но икона висит без гвоздя,
Гвоздь пошел на сердечное дело.
– Стало быть, не висит? – говорит.
– Видит Бог, не висит, а парит…
Входит думный подмолвщик вождя.
– На Москве, говорит, ни гвоздя.
Повалились столбы и заборы.
Только духом столица стоит…
– Может быть, не стоит, а парит! –
Молвит вождь и глядит хитровато:
– Не твоя ли работа, мужик?
– Не моя, – говорю напрямик, –
Это лихо мое виновато…
Незадаром мужик говорит:
– Коли наша столица парит,
То деревня подавно летает!.."
Насколько «разгвоздилась» страна, наяву показал август 91-го, а не поверившим в это – октябрь 93-го. Не хочу и не могу приписывать Юрию Кузнецову каких-то особых пророческих качеств – они, опять же, неизбежны для каждого, кто серьезно работает со словом. Речь об ином – о полной включенности поэта в истинное, а не вымышленное кем-то бытие своего народа. А то, что путь к Иерусалиму небесному лежит только через Рим, – хорошо известно еще со времен становления христианства.
И ВСЁ-ТАКИ ОНА ПЛЫВЁТ! Геннадий КРАСНИКОВ. Роковая зацепка за жизнь, или В поисках утраченного Неба. – М.: Издательский дом «Звонница-МГ», серия «ХХ век: лики, лица, личины», 2002, 496 с., тираж 5000 экз.
Многие современники утверждали, что большей половиной успеха своего «Происхождения видов» сэр Чарльз Дарвин был обязан особой доверительной интонации, окутывавшей читателя с первых страниц этой книги. Наверное, что-то подобное испытываешь и при чтении «Роковой зацепки за жизнь» – хотя ее автору любые пересечения с «первым человеком, который произошел от обезьяны», разумеется, покажутся излишними и ненужными: ведь сам Геннадий Николаевич Красников не материалист и не позитивист – напротив, верующий человек. "Многие мои метания окончились с тех пор, как я понял евангельские слова Спасителя: «Я есмь путь», – искренне пишет он, словно не замечая внутри собственной фразы сложнейшей и неожиданной переклички этих двух "я".
Так вот, красниковской искренности невольно хочется верить. Даже после того, как она, эта страстная (несмотря на заявленное: «Внешняя биография давно перестала меня интересовать» – здесь тоже весьма показательно разделение собственной жизни на «внешнее» и «внутреннее») искренность, явно пытается заполнить собой разрывы между бесстрастными фактами. Причем автор, судя по его высказываниям, является сторонником той небесспорной точки зрения, что у истории есть сослагательное наклонение: «Тут поневоле в который уже раз нельзя не воскликнуть с горьким сокрушением: „Если бы жив был Пушкин!.. Если бы ему еще было отпущено хотя бы десять-пятнадцать лет!..“ Мы бы не только имели еще несколько томов гениальных пушкинских произведений, но и вся картина нашей литературы, а в определенном смысле и всей русской жизни имела бы, пожалуй, совсем иные черты, иные эстетические и нравственные ориентиры, иные исторические задачи, несомненно бы уберегшие Россию от грядущих духовных и политических катастроф!..»
Не потому ли чем ближе к современности, тем более мягкими и расплывчатыми становятся авторские оценки: если уж прошлое для него вполне (в принципе) изменяемо и пластично, то настоящее и будущее тем более не приемлют какой-то категоричности – «не судите да не судимы будете». Евгений Евтушенко, Иосиф Бродский, Владимир Бурич – такие же герои красниковских очерков, как и Юрий Кузнецов, Николай Тряпкин или Юлия Друнина. Для каждого он находит доброе слово, каждый из этих поэтов – часть его собственной жизни, которая, вот, оказывается, никуда не делась и даже нынешним псевдополитическим сором не слишком занесена, да и кровью 93-го не разорвана надвое... Это – какая-то другая система нравственных и художественных координат: не «над схваткой» и не «под схваткой», а как бы в совершенно ином измерении.
Относиться к данному обстоятельству можно по-разному. Будем считать, что одним измерением больше – это все же неплохо, хорошо даже. Как сам Геннадий Красников напоминает нам давние слова Сергея Есенина: «Гонители св. духа мистицизма забыли, что в народе уже есть тайна о семи небесах, они осмеяли трех китов, на которых держится, по народному преданию, земля, а того не поняли, что этим сказано то, что земля плывет…»
ПЛЮС-МИНУС РУССКИЕ Лев АННИНСКИЙ. Русские плюс… – М.: Алгоритм, 2001, 384 с., тираж 5000 экз.
Дайте мне точку опоры… Эта фраза неоднократно повторяется в новой книге Льва Александровича Аннинского. Наш известный критик и литературовед, наверное, мало похож на Архимеда, но «перевернуть землю» ему на этот раз, кажется, почти удалось. Благо, и точка опоры была выбрана подходящая: «Впереди у нас – возникновение новых народов на данной территории СССР. Какой из них станет называться русским – это, скажу я вам, открытый вопрос. Русскими будут те, кто захочет себя так называть и отстоит среди других это имя…». Эпиграф – из «железного» Глеба Павловского, нынешнего советника президента Путина. Человека, явно знающего, как нужно думать – не в смысле подчинения готовым идейным схемам, а в смысле создания этих самых схем.
Лев Аннинский всерьез задумывается над поставленным вопросом. И задумывается концептуально: «Вечных народов нет… Можно и исчезнуть. Мало ли прошло народов… Где филистимляне?.. Кто сейчас русские? Сто миллионов „человеков“, ищущих места?.. Кто подберет наше имя, если мы его уроним? Смотрите правде в глаза: это будет другой народ». Посмотрим же правде в глаза вместе со Львом Аннинским. Здесь можно, конечно, поспорить с такими авторскими определениями, как «великий швед, который осуществился из несостоявшегося поляка и остался при этом в душе вечно гонимым евреем». Можно поразиться логике некоторых пассажей: «Когда из двух мировых сверхдержав остается одна, другая задумывается: как та устояла?». Но это – частности.
В этой книге двадцать один раздел посвящен различным народам, «глядя в которые, как в зеркало», русские, по замыслу автора, должны лучше разглядеть сами себя. Но есть, помимо пролога с эпилогом, еще и четыре «внеэтнических» вроде бы раздела, само именование которых заставляет задуматься: «Неевреи», «Кавказ», «Сибиряки» и «Славяне». Так в глаза какой правды нас приглашали вглядеться? Ясно, что не этнической правды как таковой. И зачем? Чтобы разглядеть себя как в зеркале? Но ведь в любом народе, как в глубине реки, течет его собственная жизнь, пересекаясь с прочими течениями, образуя водовороты и так далее…
После 1917 года русские уже «по факту», лишившись имперского устройства, сотен тысяч недавних соотечественников, ушедших в эмиграцию, стали другим народом, даже с другой письменностью и другим языком. После 1993 года мы опять стали другим народом, ибо изменилась наша духовная сущность. Она уже не русская, не советская, а «россиянская». Можно, конечно, утешать себя тем, что вот я, имярек, остался в душе коммунистом, или, напротив, стал православным, или – куда уж пуще – славянским язычником… Но – чья тут власть, чья тут сила, чье тут господство? Коммунистов? Православных? Язычников? Русских?
