Текст книги "Газета День Литературы # 137 (2008 1)"
Автор книги: Газета День Литературы
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)
Юрий Голубицкий ПОЧЕМУ УШЁЛ БОГ?
Рождество 2007 года довелось встречать в Бонне, в семье местных врачей, в которую вошла дочь Александра, связав свою судьбу с младшим отпрыском этого уважаемого в городе рода.
Тон, душевный настрой праздничному вечеру сообщили Александра и её мать Вера – профессиональные пианистки, заранее подготовившие каждая свою партию фа-минорной «Фантазии» Шуберта для четырёх рук. Жена готовила музыкальный рождественский подарок немецким родственникам в Москве, наша дочь – в Дортмунде, где с недавних пор работает в местном театре оперы и балета. Две дортмундских репетиции накануне Рождества ушли у пианисток на необходимое ансамблевое сыгрывание, на выстраивание звукового баланса, уточнение темпов и нюансировок. И вот – исполнительская премьера в рождественский вечер прекрасной, прозрачно печальной романтической музыки, увы, довольно редко звучащей в наши дни…
Я слушал Шуберта и мысленно бродил по затихшему Бонну. Мне с первого приезда нравится этот город. Не в последнюю очередь нравится тем, как горожане настойчиво, но без ажитации, стремятся преодолеть ту естественную растерянность, которая связана с потерей их городом столичного статуса. После объединения Германии и возвращения Берлину столичных функций вдруг выяснилось, что сшитый по столичной моде повседневный костюм оказался Бонну излишне просторным, а фрак для светской жизни, тон в которой десятилетиями задавали блестящие дипломатические рауты, и вовсе пришлось перевесить вглубь платяного шкафа.
Печально? Конечно! Но – не более того. Город сдержанно и благородно продолжает жить, стараясь с минимальными потерями для горожан встроиться в новую социально-политическую реальность. Вот бы и моей стране после трагического для большинства русских людей распада красной империи так же сдержанно и благородно искать себя в сложном, всегда суровом к проявившим слабость людям и странам мире…
Затем, после ритуала возжжения свечей на ёлке в честь тех, кого нам более других хотелось видеть за нашим рождественским столом, после сопровождаемого восторженными возгласами обмена подарками, после шампанского из рейнского Рислинга, после гуся с тушёной красной капустой под сухое красное вино состоялась вполне реальная прогулка по вечернему Бонну. Завершилась она для нас, москвичей, на вымощенной терракотовой плиткой Театральной площади у дверей отеля. Вот уж точно – театральной! И не столько от того, что значительную часть площади этой обрамляли строения местного драматического театра, а из-за компактной миниатюрности, которая делала её удивительно похожей на театральную декорацию, тщательно выполненную в столь редком в нынешних постановках реалистическом стиле.
– Frohe Weihnachten, liebe freunde! (Доброго Рождества, дорогие друзья!)
– Frohe Weihnachten… (Доброго Рождества…)
Утром из окна отеля предстала во всей красе освещённая холодным низким солнцем гора Годесберг с живописными развалинами средневековой крепости на вершине, сокрытая вчера, по нашему приезду в Бонн, вечерней мглой. На этой эмблематической для города горе, в искусно встроенном в крепостные развалины ресторане, 17 января 2003 года после торжественной церемонии бракосочетания в ратуше состоялся свадебный обед, на котором мне, увы, не довелось присутствовать. Теперь, по прошествии без малого пяти лет, мне необоримо захотелось подняться на гору и как бы глазами моей дочери увидеть с горной вершины мир таким, каким увидела она его пятилетие назад в столь памятный и значительный для неё день.
Миновав пустынную в первое утро Рождества площадь, я по пологому подъёму прошёл к перекинутому через автомобильную трассу пешеходному мосту, противоположный конец которого упирался в Годесберг и плавной хордой перетекал в тропу к горной вершине. Я миновал мост, и перед взглядом моим предстало старинное каменное распятие, заставившее застыть на месте в тревожном и одновременно взволнованно радостном состоянии.
Никогда ранее мне не доводилось лицезреть такое распятие. На нём … не было Христа! Казалось, он сошёл с него, оставив на перекладине прибитые гвоздями кисти рук, а на стволе, у комеля, так же прибитые гвоздями ступни по щиколотки, характерно сложенные одна на другую: так миряне инстинктивно складывают и поджимают ступни, когда их начинает донимать холод.
Первая мысль – скульптуру Христа в достопамятные времена сбили варвары – тотчас обнаружила свою несостоятельность. Не были здесь варвары-язычники, не поднимались до этих широт. Да и разве аккуратные немцы, освободив свои земли, не восстановили бы утраченное, особенно если речь, как в данном случае, шла о святыне? Присмотревшись, я различил на кресте выбитые в камне латинские буквы "I" и "S" и окончательно уверовал: то, что я вижу, – и есть изначальная идея распятия; по замыслу анонимного каменотеса Христос покинул этот крест, оставив на нём частички своего тела…
У последнего поворота тропы к вершине, когда за спиной осталось старинное кладбище, раскинувшееся на пологом склоне, на обочине открылась чудная, ладная в пропорциях кирха, дверь в которую была зазывно приоткрыта. Я понял это как явленный мне знак свыше…
Все дни последнего четвертого адвента мне так и не удалось попасть в церковь. Огромные соборы в центре Дортмунда, небольшие кирхи и костёлы городских районов неизменно были заполнены сверх меры прихожанами; шли рождественские службы, и мне, православному, чьё Рождество предстояло позже, в новом году, признаюсь, было как-то совестно отнимать у местных братьев во Христе их законное место в церковных пределах в самый для них высокий религиозный праздник. Сейчас же всё выглядело иначе: меня явно приглашали зайти в храм.
Пробыл я в нём недолго, но в тиши и одиночестве, в выстоявшемся за ночь до пара изо рта холоде, чудесным образом обострились мысли и чувства, и очень кстати в дополнение к недавно увиденному необычному кресту вспомнились «следы пропавшего незнакомца» из милого, доброго, в хорошем смысле буржуазного Карела Чапека.
Тот, кто подобно мне, прочёл большинство его текстов, согласится, что главную смысловую идею чешского прозаика, его самую выразительную художественную метафору вполне можно именно так и сформулировать: «следы пропавшего незнакомца». В нескольких рассказах, в сказках, в эссе Чапека повторяется почти что буквально следующая ситуация.
Вечер. Город. Пустынная улица. Идёт снег. На заснеженной земле чётко отпечатались следы того, кто буквально несколькими мгновениями ранее тебя выбрал тот же, что и ты, путь. Цепочка следов соединяет по-прежнему пустынные тротуары городских кварталов, устремляется через такую же пустынную, скупо освещённую фонарями площадь, и вдруг неожиданно прерывается. Ты в растерянности вертишь головой; куда делся твой неведомый ведущий, коль следов его нет на девственном снежном покрывале площади. Снег продолжает сыпать с небес, накрывает, стирает отпечатки пропавших ног, ещё немного, совсем немного, и следы загадочного незнакомца исчезнут, словно и не было их вовсе в подлунном мире…
На обратном пути я вновь задержался у так поразившего меня при первой встрече каменного распятия, с которого для всякого путника начинается дорога к горной вершине, и спокойным взором разглядел подробностей больше, чем в первый раз. Разглядел оставленный Иисусом Христом терновый венок у верхнего среза креста, и – сердце моё в груди снова, как в первый раз, зашлось в сладкой паузе – разглядел посреди ствола креста почерневшее от времени… каменное Христово сердце…
Потом был чай-кофе с непременно самодельным твёрдым, глазированным взбитым яичным белком рождественским печеньем в виде Вифлеемских звёзд и хвостатых комет. Местная радиостанция передавала умиротворяющую музыку Генделя. Яркое солнце вливалось в широкие, промытые до звона окна. Потом ещё раз сообща неспешно, обстоятельно рассмотрели многочисленные подарки, полученные в рождественскую ночь. В каждом было найдено множество достоинств и – упаси Бог! – никаких недостатков. Потом была прогулка по берегу Рейна, прощание с гостеприимными хозяевами у крыльца их особняка, спрятанного в глубине просторного сада. На входной двери так мило и сердечно приютившего нас на рождественский вечер дома радовал взор венок из хвойных лап, переплетённых яркими красными лентами.
– Frohe Weihnachten, liebe freunde!
– Frohe Weihnachten…
С первого раза соединить в логическое целое поразившее моё воображение каменное распятие у подножья горы Годесберг и явно неспроста подсказанные памятью мистические следы на улицах литературной Праги Карела Чапека не удалось. Не удалось и в первые дни рождественских каникул, когда западный мир, казалось, замер, затаив дыхание, перед новым изнурительным работным рывком. Можно было изловчиться, мешающие детали «забыть», нужные – присочинить: кого из моего поколения надобно учить демагогии? – но ловчить как раз менее всего хотелось. Одно мне стало ясно: загадка, заданная в первый день Рождества, имеет решение, и искать его следует, прежде всего, в себе самом.
Отчего покидают наш мир загадочные незнакомцы? Отчего ушёл от нас Сын Божий, оставив в назидание слабым духом мирянам своё окаменевшее от боли и сострадания сердце? Что в нас, в нашем мире не устраивает эти тонкие, настроенные на иные духовные энергии создания? Что нужно сотворить нам с собой, чтобы заслужить их расположения, тайного возвращения и благой опеки? …
Вопросы, вопросы, вопросы…
Принято называть их вечными. Оттого, наверное, что пытаться решить их – не хватит времени до скончания мирских дней каждого из нас.
Но мы, зная об этом, всё же не оставляем попыток. Надеемся, что, быть может, на этом пути непрестанных мыслительных усилий для нас хотя бы промельком в ночи приоткроется знание о смысле жизни. Скрипнет едва слышно дверь, в щель просочится божественное сияние, указывая путь к последней границе миров, и сердце наполнится ликующим прозрением: вот, наконец, наступил и твой черёд.
Бах Ахмедов РОЖДЕСТВО
Когда мы встретим Рождество,
Когда зажжём свечу простую,
Мы вспомним Жизни торжество
И мира ипостась иную.
В поющих небесах звезда
Укажет путь уставшим душам.
И сотворится вновь вода,
И воздух, и моря, и суша.
И ангел воспоёт хвалу,
И чудо радости свершится.
И вечер позовёт к столу,
Чтоб с ликованьем этим слиться.
Как свет играет в хрустале!
Как полнятся вином бокалы!
И Бог родился на Земле,
И как звезда она сверкала.
Жанн Зинченко СЫНАМ РОССИИ
МИХАИЛ НОЖКИН
Твоя судьба, мой друг, я знаю – тяжела,
Ты не привык срезать углы в нелёгкой жизни,
Несёшь Поэта крест, как русский, – все дела
В служеньи Чести и Отчизне.
Заложник совести и православной веры,
Ты славишь Родину, Народ, Солдата, Труд…
И не позволишь лжи, предательства и скверны,
Хотя тебе в затылок часто лгут.
Портретами вождей твой не украшен лацкан,
Ты не считаешь их лицом святой Руси,
И властью никогда не будешь ты обласкан,
Тяжёлый крест тебе всю жизнь нести.
Прославил Словом ты Народную Победу,
Дорогой памяти назвал дорогу в Храм…
Костров связал с тобой Руси святой надежду:
«Ты – русский вызов подлым временам!»
ВАЛЕРИЙ ГАНИЧЕВ
Союз Писателей России —
Хранитель Слова на Руси…
Тем Словом предки нам гласили
На тонких срезах бересты.
Союз Пера! В нём наша сила —
Он в смуту шёл, словно корабль;
Как в штормы, жизнь его носила,
Но он дерзал врагов карать!
От нас спасибо капитану —
Непросто в шторм корабль вести —
Не куплен златом, ни обманом,
Достойно честь несёт Руси.
Знаток искусства Ушакова,
Он вёл корабль на Солнца свет,
Свет Русского Святого Слова…
Он предков выполнял завет.
И всем писателям, кто в воду
Был с палуб смыт, он бросил круг,
И сохранил Руси в угоду
И Слово Русское и Дух.
ВЛАДИМИР ВАСИЛЬЕВИЧ КАРПОВ
В Войну мы были только пацанами,
Но немцев невзлюбили на всю жизнь —
Они глумились над страной и нами,
Мы, как отцы, в бой за страну рвались.
После Победы имена Героев —
Покрышкин, Жуков, Хрюкин, Кожедуб…
Мы помним их – немыслимо иное!
В веках народу каждый из них люб.
Но был рубеж невидимого фронта,
Где каждый воин в поле лишь один,
В тылу врага их не поддержит рота…
Себе разведчик самый высший чин.
Они – легенды в памяти народной,
Там Зорге, Карпов, Кузнецов… Любой
Из них держал Звездою путеводной
В душе к России-Матушке любовь.
Владимир Карпов – славный русский Воин,
Родился он и рос в СССР,
Он сын Руси и он её достоин —
Герой и настоящий офицер!
Он до Войны – курсант, боксёр… Без стона
Он тяжесть службы стойко выносил,
И был «Готов к Труду и Обороне»…
Его донос иуды подкосил…
Лесоповал Гулага… Как награда —
Штрафная рота на передовой…
За героизм – в разведку из штрафбата…
Таким путём народный шёл Герой.
И всю Войну он в войсковой разведке,
В тылу врага он вёл врагов отлов,
И выручала вера, сила, сметка…
Семьдесят девять взятых «языков»!
А после службы в армии – Писатель,
Певец Солдата, праведной Войны…
Руси Великой подвигов сказатель…
Стал во главе писателей страны…
Владимир Карпов – Гражданин Великий,
Пример для нас служения Руси!
Он – Человек! И в жизни многоликой
Нигде в своей дороге не скосил!
АЛЕКСАНДР ПРОХАНОВ
Не году не два тебя мы знаем,
Не перестали удивляться:
Ты Красное Союза Знамя
Заставил в душах развеваться.
Ты в выводах был смел и краток,
Предупреждал, ты был набатом:
"Остановить лжедемократов,
Остановить лжедемократов!"
Страницы жизни – "День "и «Завтра»,
Афган, Чечня и Приднестровье…
За Родину, за наше завтра
Ты пишешь кровью, пишешь кровью!
Ты жаждешь видеть Русь имперской,
В Империю зовёшь сограждан,
Зажёг Народ мечтою дерзкой —
И он горит имперской жаждой!
Твоя душа, как сгусток нервов,
Как кровоточащая рана…
В борьбе лишь смелый будет первым,
Ты Первый – Александр Проханов!
ВАЛЕНТИН СОРОКИН
"Что ни день, моя дорога уже,
Облака над нею злей и злей,
Никому я, кажется, не нужен,
Только холм зовёт, как мавзолей."
Валентин Сорокин
У всея Руси дорога уже,
И враги её всё злей и злей…
Валентин Сорокин, ей ты нужен,
Чтобы жизнь Руси была светлей!
Хоть сегодня путь Руси завьюжен,
Но другого нет для нас пути…
Валентин Сорокин, нам ты нужен —
Стих твой помогает нам идти!
Всё равно, мы верим, – всех предавших
На дубах Россия разорвёт…
За солдат, безвинно жизнь отдавших,
За детей бездомных будет счёт…
А народ давно с тобою дружен —
В ЦДЛ на встрече полон зал…
Валентин Сорокин, им ты нужен —
Ты ещё в стихах не всё сказал…
Зов души твоей народ наш слышит,
И воспрянет духом – ведь беда!
Будет сметена с бандитской «крышей»
«Тёмная и грозная орда»!
Мы с тобой ещё Руси послужим —
Не за долг, а Родину любя;
Ты стране, Сорокин, очень нужен —
Правды строй слабее без тебя!
ИГОРЬ ЯНИН
Железные дороги, как по жилам,
По всей Руси нам весточки несут…
«Гудок» летел по весям и по нивам
И славил Русь, народ её и труд…
Когда в «Гудке» был Главным Игорь Янин,
«Гудок» гудел добром на всю страну;
Врагами правды ныне он изранен —
И потерял тираж и глубину.
Широк был круг читателей газеты —
Здесь машинист, министр и проводник,
Писатели читали и поэты —
Литполоса «Гудка» – души родник!
Редактора проблемные страницы
В политике вскрывали ложь и тень,
А с фотовставок праведные лица
Вселяли веру нам в грядущий день.
В вагонах, на вокзалах, полустанках
Читал «Гудок» наш трудовой народ,
Но властные дизайнеры изнанки
Таким газетам закрывали рот.
Согнут «Гудок», но прям и смел редактор —
Не потерял душевную струну!
Он и сейчас, как атомный реактор,
Всё пашет…
пашет…
пашет…
на страну!
ЕВГЕНИЙ НЕФЁДОВ
Сын Великой Страны,
не предавший и строчкой,
Откликавшийся сердцем
на народную боль,
Защищавший народ
без минутной отсрочки,
Баррикады прошёл – повидал жизни соль.
Белый дом защищал
от сорвавшихся с цепи,
В «Дне» и в «Завтра» стоял
не на жизнь, а на смерть —
Защищал, как своё,
как донецкие степи…
Закрутила его на Руси круговерть.
Он с Донбасса пришёл,
он рабочей закваски,
Он, как кремень, искрил
за отцовский наказ,
И прошёл до конца в эти годы
круг адский,
Не растратив богатый
душевный запас.
Гражданин… Патриот…
Не пройдёт мимоходом
Мимо просьбы помочь
и отставших в пути —
Руку помощи даст
наш Евгений Нефёдов…
Много лет вместе с ним
удалось нам пройти.
И сегодня Евгений
наотмашь бьёт «неких»,
Кто разрушил и грабит,
и прочую гнусь…
А душевным пером
славит дух человека,
Нашу Родину славит —
Великую Русь!
НИКОЛАЙ ЗИНОВЬЕВ
"Не умирай, моя страна!
Под злобный хохот иноверца
Не умирай! Ну, хочешь, на!
Возьми моё больное сердце!"
Николай Зиновьев
Душа твоя натянутей струны…
И боли в ней не собственной персоны —
Ты опечален ранами страны,
Тебе слышней в глубинке братьев стоны.
Понятны мне раскол твоей души
И строки твои горькие, как горе…
Ты голос Правды! Главное – пиши!
Ведь боль Руси у всех нас комом в горле.
Твою строку ведёт твоя душа —
Ты ведь из тех, кто с детства Русью дышит;
Живёшь в степи, не платят ни гроша,
Но голос твой Россия уже слышит.
И вечной будет Русская Земля!
Ведь русским некуда отсюда деться…
С Россией Бог, Народ, любовь твоя,
Твоё больное преданное сердце…
Татьяна Реброва СЖАТЫЙ МИГ, ОТРАЖЁННЫЙ ГИПЕРБОЛОЙ
ЧУДО-ЮДО
"Единство, —
возвестил оракул прежних дней, —
Быть может спаяно железом лишь
и кровью…"
Но мы попробуем спаять его любовью —
А там увидим, что прочней…
Фёдор Тютчев
ИЗ ГЛУБИНЫ
… с израненным, разбитым
и великим сердцем мироздания.
Оскар Уайльд
Как свечи!.. Не зажгла инициалы,
Но мирозданьем правят мадригалы,
Наш чёрно-лунный в Аничковом бал
Из параллельных сфер, миров, зеркал…
И к ним прильнув, ну как провинциалы
К морозным окнам, люди видят сны
И знают, чьи шелка смертельно алы
Вдруг стали в центре обомлевшей залы,
Как только сам Инкогнито – Кристалл
Магический, в дверном проёме, словно
В оправе древней, строфы прочитал.
Ведь раны-то кровоточат при входе
Убийцы в зал. Стиль инфернальный в моде.
И египтянам нервы он трепал.
БЕЗМОЛВИЕ
Августа, я и Байрон… Всё сплелось
И спуталось, и лишь на каждой прядке
Души моей дождинка иль слеза?
Я оказалась в мировом порядке
Замешаной. Как строй… но я молю
Нет! Не Стратега о прощеньи за
Дурную тактику – Космический урон,
А только тех, приснившихся, как сон,
Которых, и проснувшись, я люблю.
И никому не стыдно ни за них,
Ни за меня. Ещё пошутят: гикнется!
Иль гикнулись! И лишь один Уэллс
Машину времени вставлял, как стих,
В псалмы Давида. Вдруг да кто откликнется.
МУЗЫКА ЛЮБВИ
Из всех искусств
Одной любви музыка уступает.
Александр Пушкин
Брошенка! Скульптор! Изгой избранниц!
Так отливает из меди танец,
Как у Орфея берёт свирель…
Бредит напудренная метель
В лапах бомжа: мадемуазель,
Вы несравненны, мерси, и…
По сумасшедшим домам России
Вальс Камиллы Клодель.
АЛХИМИЯ
Ты не оценила соловья и розу,
а свинопаса целовала за безделушки.
Поделом тебе.
Андерсен
– Шик отлакированной сохи,
Цацки Фаберже, доступность веры
И при сём престижный запах серы
– Это иностранные духи.
Кто виновен, что она иль он
Всё же этот выбрали флакон!?
– Ну а кто на импорт серебро
Выдавал? Я разглядела ценник.
– Да ведь имидж всё!
– Так он мошенник.
Не Вальпургиева ночь истории,
А кривое зеркало.
В чём соль?
– Соль земли? Из притч? Из Аллегории?
Хлам, что брошен был на антресоль,
Поистлев, её просыпал в Лету.
А в толпу, что так стыдит за мету
Поцелуя, хмыкнут: не мусоль
Образа, ты отслужила смету.
КОРОТКОЕ ЗАМЫКАНИЕ
Времени больше не будет. (Снова?)
Апокалипсис
Время – великий Геропас. Великий
поток, ни с чем не смешивающийся,
во всё проникающий… Может застыть,
может медленно, а может проскользнуть
быстро, змейкой в песке.
Время… Великий Змей.
Так с ужасом говорили мистики
Я не хочу, чтобы меня
через триста лет читали.
Я хочу, чтобы меня любили.
Петрарка
Пуск заинтригованных планет.
Яблоко луны… рок лунной фазы.
Восхитительно вы кареглазы,
Князь, и вам надушенный сонет —
Вологодское барокко фразы.
Что за пудель с вами? Да не стойте
Рядом с той красавицей, извольте
Выслушать комету, пулю в кольте.
Вы побегом с Эльбы мне подпойте,
Как деньгой вон той, в льняном дыму.
Кстати, зелье… дали вы!? Изольде.
О, брильянт мой чёрный! Солнце чёрное!
Да вглядись ты в сердце,
столь покорное,
И увидишь только поле сорное,
Средние века, шута, чуму… —
Это я не в баккара, а в эхо
С временем сыграла, и оно,
Мстительный хозяин казино,
Выгнало меня, и чья эпоха
Подберёт отчаяние вздоха,
В сарафан одев иль в кимоно?
Князь! Мне одиноко… одиноко.
За галактикой галактика в пазы…
Как соринка, эта ода в око
Вам влетит. Блеск! Нищета слезы.
То стрелой Амура, ойкнув слева,
В ваше сердце оступилась Ева —
Стриптизёрка со змеёй у древа.
Это, князь, из Библии. Азы.
СОТВОРЕНИЕ АДАМА
За оконною витриной
Космос блещет на старинной
Ткани.
Всё исчезнет. Но!..
Это завтрак наш на грани
Сна у Тиффани, кино
В зеркале, как на экране?
Так не кончится ж оно!
Руки вскинуты на шею,
Я шепчу и хорошею,
Как японка в кимоно.
P.S.
Первооснова и первоначало
Иных миров – лишь этот миг, один!
И на помойке звёздной у седин
Созвездья Вероники вспыхнет ало
И взмолится о нас,
когда устало
Вновь чистить лампу станет Алладин.
ЖЕСТОКИЙ АПОКРИФ
Счастливый сад…
Мой сад, мы братья…
Один и тот же ветер
Нас настиг.
Райнис Мария Рильке
Соблазнительна роль Гада
Меж райских яблок. Но в саду…
Вы! Вы – души моей бравада
И обморок.
Не надо сада.
И я лишь ради променада
Вдоль памяти о вас пройду.
ЛЮБОВЬ
Большие мы – огромны скот и слизни.
А Бог – Он мал. Частица Он, её
Всегда взволнованное бытиё…
Что? И во мне? В той, с тазиком белья
Над незабудкой с искрой золотою?
Прости меня, но я того не стою.
Одной Ты выношен, чья колея
Твоей вдовой, Твоею сиротою
За это стать по прихоти жулья,
Чей дух лукавый правит суетою.
О, слёз Твоих Евфраты и Босфоры!
И Ты частица!? Та, что из просфоры
За друга вынута? Безумец! А волна?
Морская, да? Морская. Море сна.
Морская!
Из которой вся и всё…
Псалмы Давида и стихи Басё.
Как будто бы квадратный корень
Из формулы «Бог есть любовь»,
Извлёк
Из раковины моря Боттичелли
Жемчужину Венеры… Общий шок.
КАМЕШКИ НА ЛАДОНИ
Изучай движение светил,
как принимающий в них участие.
Марк Аврелий
Небеса сверкают перед уходом принцев.
Шарль Мерсье из Бодонвиля —
астроном, поэт, астролог
Слеп Гомер.
Но любое созвездье – камея
Персонажа его смотрит за Птолемея,
За волхва вавилонского, видя народ
Поимённо и даже умея
Сбить на время таинственный код,
От бессмертной любови
К избранникам смертным немея.
Имя! Имя его, только! Имя… и вот,
Как русалка,
из мраморных вод
Выплывает моя инфернальная
пра…пракамея
И перстом на устах
запечатывает небосвод.
КАРМЭН
Съезжать с перил?
О, да! В твои объятья.
И чтоб до трусиков
задрались розы платья.
И бьют чечётку пуговицы:
SOS!
Валет и Кастор, туз и Поллукс —
братья?
Мне нравятся цыганские понятья.
В застенки магии неигранную в штосе
Колоду карт приводят на допрос
И рвут за то,
что вслед не шлёт проклятья.
Мои духи не смыть с твоих волос.
О БЕДНОМ ПОЭТЕ
ЗАМОЛВИТЕ СЛОВО
В эпоху большой нелюбви.
Андрей Макаревич
Творец
Тебя мне ниспослал,
Тебя, моя Мадонна.
Александр Пушкин
… И сказала Матушка Христа:
Сына отдала не для потехи,
Не для Отчей мести, не для опыта.
Он смеяться научил уста
Господа и замирать от шёпота
Женских слёз,
как от ежат, их топота,
И плескать по рваному сатину
Яблоками так, что Лувр картину
Жаждал «Побирушка с изумрудом».
Формулы не брезговали чудом,
Потому что Ты! Ты! Верил Сыну.
– Что ж выходит,
Ангел мой фатальный,
Рупор Бога то же, что хрустальный
В виде женской туфли мегафон?
Манной был. Но маковой росинкой!?
– Господи!
Ты – слава чуть с косинкой
Под вуалью чёрною.
– Но тон
Задал-то молитвы лепет бальный.
– Господи!
Да где же Ты банальный
Видел бал, когда на бале ОН!
ОН вальсировал… влюблённый!
Гениальный.
БАРЫШНЯ И ХУЛИГАН
Верю иль не верю, всё равно
Было Богу, Он и не доказывал
Бытиё своё, Он перевязывал
Раненого зверя и в вино
Воду превращал, и думал: стразы
В омуте ночном иль впрямь алмазы?
И тогда сказала я с усмешкой:
Звёзды это, звёзды!
Как же Он
Был обрадован и удивлён.
Кто из нас и в чьей судьбе
стал пешкой!?
Так с чего ж краснею?
И с чего
Он, босой, свистит в стручок акации
В стареньком трюмо, где я в бантах,
Словно кукла на пуантах… Ах!
Понимаю: формулы Его
Не подвержены амортизации.
ЛЮДИ
Пустыня – это Бог без людей.
Оноре де Бальзак
Как будешь без меня, Господь?
Один, отрезанный ломоть,
Бездомный снова, как вначале…
Райнер Мария Рильке
Я сказал в опрометчивости моей:
всякий человек ложь.
псалом 115
Судьба добра: кит изрыгнул из чрева
Иону, и по розовому илу,
Как на закате сон к Мафусаилу,
Приполз под пальмы он, и для сугрева
Раб вынес в чашке глиняной текилу.
Иона же с ума сошёл, просился
На ручки к Боженьке, он разучился
И говорить. Но!.. Запах апельсина —
Прапамять вспыхнула, коверкал: Нефти…
Р…тити, – просил
и в лысый колотил висок.
И цвета драгоценной нефти
Царица племени, чуть отодвинув сына,
Устало сунула в безумный рот сосок.
АЛЕНЬКИЙ ЦВЕТОЧЕК
Я Несси, я урод с нетленной
Душою в озере Вселенной.
И небо неуклюже вброд
Переходя по зыбким в водах
Светилам,
о других уродах
Тоскую: где они и кто?
Зачем же пугало в пальто —
Само изгой на огороде —
Злорадно людям об уроде,
О Чуде-Юде донесёт?
Оно не знает о природе
Любви,
что и меня спасёт.
ДА СЫГРАЙ ЖЕ,
КОСМОС,
НА ФЛЕЙТЕ…
БРЫЗГИ МОРЯ
Весь мир – театр. О чайки Вальс-каприз!
И занавес, как парус из холстины.
Но первый – Андерсен. Его корабль и бриз,
И в одиночестве, и что ни па – эскиз,
Босая, пляшет по ножам рутины
Русалочка – статистка антреприз.
ШТРАФНАЯ РОТА
Неужели? Ах, неужели
И душе, и бесценной гжели
Царских вен в крамольной метели
Тела
жизнь и судьба даны,
Как для роты штрафной атака:
Всем! Одна лишь! И нет! Вины.
Всё искуплено. Зараз. Опа!
Но грядущего-то потопа
Высшей меры
На окраинах нашей Эры,
Умоляю, не пожалейте.
Весь жасмин позолочен. Проснись!
Да сыграй же, Космос, на флейте…
И ни разу не обернись.
ЧУДО
Бочка, кит, Гвидон, Иона – дубль
Следует за дублем. Оп! Улыбка.
Сколько стоит Божия ошибка?
Да цена ей неразменный рубль
Окияна – золотая рыбка.
АПОКРИФ
И Бог воззовёт прошедшее.
Екклесиаст: 15
Лукавил с чернью мудрый Соломон,
Когда спасая женщину и трон,
Их формулу на перстне вывел он.
Молчат о ней сидонцы и арабы,
И даже море – наш утробный сон.
И с ней в момент рожденья в унисон
Колдуют сердолики, шепчут крабы.
ДИСКРЕТНОСТЬ
На панцире небесной черепахи
Какая-то звезда – волшебный знак.
На всякий случай показать кулак
Иль затаиться в кружевах рубахи?
Но я не знаю, что такое страх
Полуночи. Я оборотень. Трах! —
И новая судьба,
и впопыхах
Никто и не заметит незнакомки.
Ну ничего. Я и сама в стихах
Забыла подстелить соломки. —
И поскользнутся на любви потомки,
Как на арбузной корке…
Златокованой!?
В каком пространстве я?
В чьих небесах?
Звезда трассирует
головкой коронованной,
В толпе решают, где и чей башмак,
Что стибрят кучера, что пряхи.
И полная луна – волшебный знак
На панцире небесной черепахи,
Что знает слово Божие: бивак!
ПРИТЧИ «ДЗЭН»
Но позвольте спросить, кто же
в таком случае эта женщина?
И слёзы не сцелованы на глазках
Анютиных, и трепетные,
в масках,
Вдруг сорванных любовью роковой,
Слова бессмертные,
и стрелки часовой
Блистательное фуэтэ.
С толпой авантюристов из колоды
Таро смешаюсь: я из их, породы —
(Бобов и звёзд fraternite…)
Монашка в шёлковых подвязках
И грубой рясе декольте.
КОКЕТКА
Всё потеряло смысл
От странных рун до числ
И серебра имён
В ночном тумане стёкол.
И карты врут, и сон
Души на абордаж
Не брал, в судьбе не ёкал.
Как вышло, что не в руку,
А на руку лишь
аж
До самых звёзд мираж
Вселенной, Божий кокон,
Магический кураж?
Но то, что возле окон
Целуете мне локон!!!…
Мир снова входит в раж.
АЖУРНЫЙ ЧУЛОК
Я по греку Пармениду
Маюсь, как и по Веданте.
Я вгляжусь в девятку Данте
И в объятья к Пифагору.
– Я сегодня разрешаю
Не молиться на Исиду,
А хрустальную заколку
Лишь поправить ей, и толку
Требую от эротичных
Формул.
Душка секстильон!
В этом что-то от Амура.
Нет, о Пифагор! Не дура
Я, но и не мир, а сон
Мира. Так – флюид, фигура
Символическая, но!
Загляделся бы без шёлка
На бедро, на грудь, на взор…
Я не понимаю толка
В цифирках. Мне легче в волка
Превратиться, Пифагор!
ПАНИ
И поперёк листа полупустого
Моё перо, как чёрная стрела,
И недописанное слово.
Владимир Набоков
Ты, абориген колод
Карточных, чьё сердце в ход
Пущено, как наконечник
Ржавой пики, чёртов код,
Иероглиф из могил
Фараоновых, бельканто
Нила – Млечный Путь,
развил-
ка Вселенной, эсперанто
Конокрадов и Сивилл!
Ты, хрустальной сферы трёп,
Зеркало моё разбитое,
Шулер пиковый – холоп
С алебардой, бунт? – Галоп
Ритма в яблоках.
Пощёлкав
Пальцами, я из осколков
Космос выманю… и шёлков
Ты не ты щекой побритою?
У окна стою с одним лишь
Словом,
как с придворной свитою.
НАВАЖДЕНИЕ
Вот и всё – помилуйте офицера,
И семь пятниц страсти, и белый китель.
Леонид Губанов
Голубые линзы на слезу
Изумрудную,
на голубом глазу
Не себе, а им я налгала их.
При таком раскладе скифы в алых
Биографиях форсят, не корабли,
Кони с титулами – крибле, крабле и…
Вот она, степная Илиада.
И смеётся странная Наяда
В небе Кипра – тоже лгунья та ещё.
Притворяется, что ветром сдуло тогу
На груди, от поцелуев тающей.
И на голубом глазу эгейских вод
Крапом ямочек по греческому слогу
Вдруг пройдётся,
как вдоль карточных колод.
ХЭППИ ЭНД
Я вас кляну, кляну, кляну… кляну!
Но видит Бог, – кляну, не проклиная.
Моя душа зеркальна. Вы в плену.
Разбейте! – Хлынет вечность ледяная.
Вы без неё, как рыбка без воды.
А я без вас, как без дождя – Даная.
Да как могу я вам не отомстить
Любовью за любовь!?
Да вы истерику
Мне закатили? Вечную! как нить
Прелестных бус…
Я вам не дам Америку
Иной реинкарнации открыть,
Сбежать в неё бессовестно и жить
Без де жавю, его галлюцинаций.
Нет!
Именно от них и будут вас лечить
В одной из будущих реинкарнаций,
Где в жёлтой кофте я
и в жёлтом доме вы.
О! Жёлтый цвет
совсем не цвет измены.
Цвет солнца он
и бьющей в гравий пены,
Ах! одуванчиков…
Ах! с привкусом халвы
Подсолнечной слезинка Мельпомены.
