Текст книги "Газета День Литературы # 137 (2008 1)"

Виктор Пронин БОМЖАРА, ИЛИ О ПОЛЬЗЕ ИГРЫ В ШАШКИ

Капитан Зайцев пребывал в полной растерянности. Преступление, которое поначалу казалось простеньким, как пареная репа, обрастало всё новыми подробностями. И самое печальное было в том, что эти подробности нисколько не приближали его к разоблачению злодея. Они уводили в какие-то вязкие болота бытовщины, выяснения отношений, обид, жалоб свидетелей и подозреваемых. Зайцев быстрым, каким-то нервным шагом пересекал свой кабинетик по диагонали, потом по другой диагонали, подбегал к окну, прижимался к холодному стеклу горячим своим пылающим лбом, но спасительная мысль не приходила. Хотя, если говорить честно, мыслишка была, была мыслишка. Маленькая такая, лукавенькая, но гордость, ребята, как быть с гордостью… Само наличие этой хиленькой и в то же время хитренькой мыслишки лишало Зайцева дерзости в суждениях и поступках.

Но странно – чтобы откликнуться на эту мысль, принять ее, сродниться с нею, опять же требовались и дерзость, и мужество. Наконец наступил момент, когда Зайцев почувствовал, что обрёл необходимое мужество, что созрела в его душе дерзость.

Медленными, тягучими шагами он подошёл к своему столу, плотно уселся и придвинул к себе листок бумаги, лежащий в отдалении, на краю стола. На листке – крупно и с нажимом был написан номер телефона. Оказывается, Зайцев уже давно записал этот номер, уже несколько дней листок томился на столе и призывал его к здравости.

– Ну, что ж, – вслух проговорил Зайцев с таким выражением, будто его долго уговаривали в чём-то и вот он из великодушия своего согласился. – Пусть будет так… А вы что же думали… Ни фига, ребята… Пробьёмся.

И, подняв трубку телефона, набрал номер. Длинный номер, мобильный. Ему долго никто не отвечал, но это было нормально – пока человек услышит слабый перезвон где-то в кармане, пока вытащит мобильную коробочку, раскроет её, нажмёт нужную кнопочку…

– Вас слушают, – услышал он слова значительные, но голосок был несильный, как бы даже слегка испуганный неожиданным вызовом.

– Ваня? – спросил Зайцев.

– Ну Ваня… И что из этого следует?

– А из этого следует, что ты должен немедленно хватать любую машину и мчаться к моей конторе.

– Это что ли капитан Зайцев мне такие указания даёт?

– Он самый.

– Жив, значит? Не тронули тебя бандитские пули?

– Мимо прошли.

– Как мы пели когда-то в молодости, глупые и счастливые… «Уже изготовлены пули, что мимо тебя пролетят».

– Ваня, мы ещё споем… Если, конечно, будет повод.

– Я в Можайске. Тут под платформой неплохое местечко обнаружилось… И публика собирается достойная… Артисты, учеёные, поэты… Мы о жизни, в основном, говорим, о странностях её проявления…

– Ваня! – простонал Зайцев.

– Видишь ли, капитан… Мои средства не позволяют…

– Не придуривайся. Мои позволяют.

– Это часа два…

– Дождусь.

– Ну, если так… Приеду – на скамеечке присяду. Ты меня в окно увидишь. Я мало изменился после наших прошлых встреч. Хотя сдал, конечно, прежней резвости уж нету… И не столь уж я хорош собой…

– Стерплю.

– Опять, небось, убили кого-то?

– Ваня, это что-то кошмарное.

– Я уже в машине, капитан, уже мчусь.

И вот только теперь в походке капитана Зайцева вместо унизительной нервозности появилась твёрдость. Да что там в походке, во всём его облике вдруг проступили черты человека, готового совершить нечто отчаянное…

– «Я опущусь на дно морское, я поднимусь под облака», – пропел он и, одёрнув пиджак, поправив манжеты рубашки, бесстрашно глянул на бледное свое отражение в оконном стекле. И остался собой доволен. Громко, со скрежетом он придвинул стул, уселся и достал папку уголовного дела об убийстве гражданина Захарова Александра Ивановича посредством удара тяжёлым предметом по голове.

И вдруг, не успев ещё раскрыть папку со страшноватыми снимками, сделанными на месте преступления, Зайцев почувствовал, что волнуется перед встречей с бомжарой Ваней. Зайцев боялся показаться несостоятельным, боялся опростоволоситься. При каждой их встрече бомжара являл такую наблюдательность и ясность суждений, что следователю оставалось только разводить руками и громким голосом, куражливыми словами гасить свою растерянность.

– Ну, ты даёшь, Зайцев, – протянул он вслух, но волнение не проходило. Он ещё раз пролистнул все бумажки, протоколы очных ставок, свидетельские показания, чуть ли не полсотни фотографий, сделанных в квартире, где случилось преступление… И понял, вынужден был признать, что находится в полном тупике. Он проделал всё, что требовалось по закону, по инструкции, всё, что позволяли опыт, знания, интуиция… И, захлопнув папку, подошёл к окну.

В конце стоянки для машин на покосившейся скамейке сидел Ваня. Поставив локти на колени и подперев кулаками небритые щеки, он печально смотрел в простирающееся перед ним пространство.

– Ага, явился не запылился, – пробормотал Зайцев. Подхватив со стола папку с уголовным делом, он запер кабинет и, сам того не замечая, легко, может быть, даже радостно сбежал вниз по ступенькам. – Я вас приветствую в этот вечер! – с подъёмом произнёс Зайцев, пожимая пухловатую ладонь бомжары. – Прекрасная погода, не правда ли?

– Вон под деревом зелёная "волга", – Ваня ткнул большим пальцем куда-то за спину. – Там мужик деньги ждёт.

– Сколько? – Зайцев посерьёзнел.

– Как скажет, – Ваня пожал плечами.

– Подорожал Можайск, – проворчал Зайцев, возвращаясь.

– Как и всё в этом мире, – бомжара вскинул правую руку ладонью вверх и замер в величественной позе – точь-в-точь как древнегреческие боги, если судить по их изображениям в мраморе и бронзе, сохранившимся до наших дней.

На место преступления ехали в машине Зайцева. Бомжара сел на заднее сиденье, забился в угол и затих. Может, заснул, но, скорее всего, просто прикорнул. За людьми Ваниного пошиба это водится – при первом же удобном случае они стремятся присесть, прилечь, прислониться, чтобы как можно дольше сохранить те немногие силы, которые возникают в них после съеденного куска колбасы или выпитых ста граммов водки. Не потому, что они решили, что так будет лучше или же кто-то опытный и прожжённый им это подсказал, нет, подобные привычки заложены в человеке с рождения и проявляться начинают, как только в них возникает надобность. В человеке много чего заложено природой, как говорится, на всякий случай. Своеобразная заначка. А кто с заначками дело имеет, тот знает, что каждая из них, в чём бы она ни заключалась – сотня рублей, хорошая девушка, затаившаяся в организме привычка ничему не удивляться, – всё своего часу дождётся и выручит, и спасёт. Не робейте, ребята, если уж прижмёт в жизни по-настоящему, высшие силы извлекут из ваших заначек или, скажем, запасников, такие способности, такие возможности… Ахнете.

– Докладываю обстановку, – громче, чем требовалось, сказал Зайцев на случай, если бомж действительно задремал.

– Говори, капитан, – негромко произнёс Ваня, не открывая глаз.

– Это случилось неделю назад…

– Давненько.

– Но мы времени не теряли, проделана большая работа.

– Изловили?

– Кого?

– Убивца.

– Если бы мы его поймали, ты бы сейчас дремал под железнодорожной платформой в городе Можайске, – жестковато сказал Зайцев.

– В обществе артистов, поэтов, учёных, – улыбнулся Ваня.

– Продолжаю, – Зайцев взял себя в руки, но маленькие остренькие желваки чуть дрогнули у него возле ушей. – Труп обнаружили неделю назад. Дочь пришла утром проведать отца и обнаружила его в кресле с проломленной головой. Смерть наступила примерно за десять часов до этого… То есть, вечером, в районе двадцати двух. Перед ним стоял журнальный столик, на нем шашечная доска, две чашки со следами кофе… Видимо, убийца и жертва были хорошо знакомы.

– А доска с шашками?

– Да, на доске еще оставались шашки…

– В каком виде?

– Не понял?

– Шашки были свалены в кучу, разбросаны по столу, или же на доске была какая-то позиция?

– Увидишь на снимках, сам поймёшь, – ушёл от ответа Зайцев.

– А что… Шашек там уже нет?

– Да на месте шашки! На столике, как лежали, так и лежат. Ребята наши заскучали, поиграли немного.

– И ты позволил?! – Ваня оттолкнулся от сидения и уставился на Зайцева широко раскрытыми глазами. – А отпечатки, а позиция?! Хоть кто выиграл – убийца или жертва? Может, он из-за проигрыша и порешил своего приятеля?

– Повторяю, – Зайцев помолчал. – На столе шашечная доска, две чашки со следами кофе и прочая мелочь.

– Какая мелочь? – негромко спросил Ваня.

– Открытая пачка папирос, зажигалка, какая-то бумажка…

– Какая бумажка?

– Не знаю… Для следствия она интереса не представляет. Ни имён на ней, ни адресов, ни телефонов… Если бы на ней что-то дельное было, убийца бы её не оставил. Похоже, они на неё пепел стряхивали. Пепел на ней был. Продолжаю. Труп на месте, голова проломлена. Тупым тяжёлым предметом. Этот предмет валялся тут же на полу – подсвечник с бронзовым основанием.

– Красивый?

– Голая баба с поднятой рукой. Ей в ладошку и устанавливается свеча.

– Венера, наверное, – мечтательно произнёс бомжара. – Подозреваю, Милосская… Покажешь?

– Подарю! Если родственники позволят.

– Спасибо, капитан. Теперь у меня хоть какое имущество будет… Венера Милосская… Я повсюду буду брать её с собой. Не то украдут. У нас все крадут. И актёры, и поэты, и учёные… Но начитанные, гады, всё знают, что в мире происходит…

– Вопросы есть? – перебил Зайцев.

– Украли чего?

– Дочь всю квартиру обшарила… Говорит, что убийца ничего не взял.

– Ишь ты, – бомжара опять подставил небу раскрытую ладонь, будто улавливал какие-то сигналы, посылаемые специально для него. – Бескорыстный какой. Выходит, проиграл в шашки, впал в гнев и не смог себя сдержать.

– Как скажешь, Ваня, как скажешь.

– Отпечатки?

– На шашках пальчики только хозяина дома. И на чашке тоже, на одной – хозяин пил из надколотой. И на пачке сигарет. Хотя курили оба, по окуркам видно.

– Надо же… – бомжара помолчал. – Получается, что если он и впал в гнев, то разум его оставался под контролем. Если он вообще был, этот гнев.

– Думай, Ваня, думай, – пробормотал Зайцев и свернул во двор. – Приехали. Выходим.

– А я надеялся, что мы в машине побеседуем, и ты меня отпустишь…

– Чуть попозже, Ваня, чуть попозже.

Квартира на третьем этаже оказалась самой обычной по нынешним временам. Коридор, направо дверь в туалет, следующая дверь направо – кухня, прямо и налево – комнаты, большая и поменьше. В большой комнате книжный шкаф, у стены кресло, журнальный столик. На нём действительно оказалась шашечная доска и вразброс шашки. Тут же две небольшие чашки с высохшими уже остатками кофе. Ваня осторожно взял одну из них за ручку, повертел перед глазами, заглянул внутрь и поставил обратно на блюдечко. Потом так же внимательно осмотрел внутренность второй чашки. Хмыкнул озадаченно и вернул на столик.

– Осматривайся, Ваня, – усмехнулся Зайцев. – Дай волю потрясающей своей проницательности. Вот кресло, в котором сидел человек с проломленной головой, вот столик, вот шашки, которыми ты так интересовался… Ты спрашивал об отпечатках… Докладываю… Вся квартира в отпечатках. На посуде, на стеклянных дверцах книжного шкафа, в туалете, ванне, на кухне… Хозяин, видимо, любил гостей, и они отвечали ему тем же. Не квартира, а проходной двор.

– Значит, хороший был человек, если гости приходили так охотно.

– Двенадцать человек мы насчитали, – хмыкнул Зайцев. – По отпечаткам. Всех нашли, сфотографировали, целый альбом получился. Все его друзья-знакомые, никто не отказывался, все признали, что бывали в этом доме частенько.

– Выпивали?

– Случалось. Но без перебора. У хозяина давление, поэтому… Сам понимаешь. Не разгуляешься.

– Значит, вылечил его убийца.

– От чего? – обернулся Зайцев из коридора.

– От давления, – невозмутимо ответил бомжара.

– Ну и шуточки у тебя!

– Какие шуточки, капитан… Отшутился. – Ваня тяжело опустился в кресло, где совсем недавно сидел труп. – Прости, ноги болят, присесть хочется. Так что эти двенадцать?

– Очень положительные граждане. С большой теплотой отзываются о покойнике. Любили они его, на дни рождения собирались, подарки дарили…

– Что дарили?

– Посмотри, – Зайцев подошёл к шкафу, стоявшему у стены напротив кресла. – Это не книги. Это альбомы с марками. Марки собирал Александр Иванович. Большой был любитель. Вот марки ему, в основном, и дарили. Изощрялись, кто как мог. Старинные находили, с разных островов и полуостровов, с архипелагов и материков. Сразу отвечаю на твой вопрос… Альбомы пронумерованы, всё на месте. Убийца – один из них, из этих двенадцати, – негромко добавил Зайцев.

– Предложи им бросить жребий… На кого выпадет, того и сажай.

– Спасибо, Ваня. Я всегда знал, что дельный совет могу услышать только от тебя.

Не отвечая, Ваня поднялся из кресла, подошёл к шкафу, распахнул стеклянные дверцы и долго рассматривал корешки альбомов. Почему-то наибольшее его внимание привлёк первый альбом с большой единицей, видимо, вырезанной из календаря и наклеенной в нижней части корешка. Между альбомом и стенкой было свободное пространство. Остальные альбомы на полках шли плотными рядами. Ваня сунул палец в щель, похоже, пытаясь что-то нащупать там, потом внимательно осмотрел свой палец и, вздохнув, вернулся в кресло.