Текст книги "Газета День Литературы # 179 (2011 7)"

Марина СТРУКОВА НЕ ОПРАВДЫВАЮСЬ... НЕ ОТРЕКАЮСЬ...

(ОТРЫВОК ИЗ НОВОГО РОМАНА)

Я угодил под пули второй раз в жизни. Первый раз были наши с Игорем шуточные расстрелы в карьере, когда один стоял у откоса, а другой целился так, чтобы попасть в мишень рядом. Но сейчас я пытался уйти от настоящей смерти.

Акаёмов ведёт машину быстро, в темноте мелькают вспышки реклам, цепи огней – окна, блики светофоров; драйв, это круто, даже весело, если бы не рука... Павел хмурится, бросая взгляд в зеркало над лобовым стеклом, я снимаю с предохранителя ствол.

– За нами, – я поднимаю глаза, в зеркале мигают фары. Когда переезжаем мост у Лужников, слышу очередь, мгновенная вспышка, машина виляет, вылетает на обочину, останавливается, уткнувшись в витую решетку, за которой белеют стволы берёз. Он распахивает дверцу, мы вываливаемся из машины, он тащит меня вниз:

– Мозги вышибут.

Визжат тормоза, преследователи тоже останавливаются, и над головами – веером очередь.

Акаёмов выхватывает из-под сиденья автомат.

Мы между решёткой и нашей машиной – некуда деться, он стреляет поверх машины. Я тоже стреляю, но понимаю, что луплю в молоко. Стрельба по мишеням – это не бешеная пальба на улице. Всё стихает. Мы должны рискнуть.

– Куда? Идиот!

– Ты их замочил.

Два тела лежат на асфальте за чужой машиной. Мы садимся в неё.

– Круто, как ты всех уделал. Я ни в кого не попал.

– Бездарь! – Акаёмов разворачивает джип.

– Умный, б...ь! Сам бы и руководил операцией.

– Теперь мог бы, засветился. Плевать, не всю жизнь торчать у компьютера.

Вдруг понимаю, что на его месте пожалел бы, что связался со мной. Рукав куртки тяжёлый и липкий от крови. Озноб.

– Не страшно.

– Спасибо за информацию, – огрызается он. – Кажется, за нами опять «хвост».

Мы в каком-то переулке. Машина останавливается. Павел безуспешно пытается завести, матерится, затем дёргает за рукав:

– Выметаемся.

Бежим в разные стороны. Я останавливаюсь, прислушиваюсь. Где-то позади чётко щёлкают несколько выстрелов. Вокруг обшарпанные стены, тёмные провалы арок, мусорные баки, вверху несколько освещённых окон – там живут обычные люди, народ, которому я служу, народ, которому плевать на меня… Не могу, не хочу уходить, не зная, что случилось с Павлом. Забиваюсь в какую-то подвальную дверь, в кромешной тьме перезаряжаю пистолет на ощупь; тонкий луч пробивается через дыру от выломанного замка. Вынимаю мобильник. Нажав на кнопку, вижу цифры – 2.40. Ещё пять, ещё десять минут жду, сцепив зубы. Решительно выхожу. Иду осторожно, напряжённо вглядываюсь в провалы переулков. Где же он? Где эти люди?

У меня удушье. Но я не боюсь. Это фильм. Мне кажется, что вижу всё на экране, вот переулок, вот машина с распахнутыми дверцами.

– Эй, – окликает кто-то тихо. Вглядевшись в сумрак подъезда дома, видимо, обречённого на снос, я заметил Акаёмова. Павел сидел на пыльной лестнице, привалившись плечом к прутьям перил. Я подошёл и понял, что он ранен. Акаёмов поднял глаза.

– Хотел доказательств? Вот тебе доказательство, – он плюнул кровью на асфальт. – А теперь вали отсюда.

– Вместе уйдём. – Хочу помочь подняться, он резко отталкивает:

– Ты сам ранен. Нас возьмут, и всё будет зря, всё, что делали – рухнет.

У меня темнеет в глазах, опираюсь о стену. Потеря крови.

– Павел Анатольевич, – вдруг понимаю, что больше не увижу Акаёмова, и надо сказать что-то важное, решающее, наверное, самым важным было это: – Павел Анатольевич, я вам верю.

– Да, Тимур, знаю.

Поворачиваюсь и быстро иду, эта быстрота относительна, потому что слабею с каждой минутой. С ужасом думаю, что если сейчас упаду и сердобольные прохожие отправят в больницу, там меня и заметут. Твою мать!.. Вспоминаю слова Акаёмова о том, что на допросе в наше время не помогут ни мужество, ни терпение, там тебя, возможно, не будут бить, просто всадят дозу препарата, который развязывает язык, и человек как ребёнок или слабоумный выбалтывает всё, что нужно и не нужно следователю. «Я даже за себя не ручаюсь в этом случае, за тебя тем более, понимаешь?» – прямо признался Павел ещё в начале нашего знакомства, оправдывая то, что многое скрывал от меня, заставляя действовать вслепую. Но ощущение, что мной манипулируют, лишало энтузиазма и уверенности в том, что поступаю правильно, сотрудничая с Акаёмовым. Поэтому частями я выпытывал у него правду, и он рассказывал.

– Заместитель твоего бывшего вождя Дубровина – Шамкин – мой единомышленник. Он, занимаясь охранным бизнесом, финансировал партию Дубровина, и тот приблизил его, сделал заместителем. Шамкин – дипломат по натуре и патриот из умеренных, он искренне считал, что действует в интересах народа, занимаясь реставрацией церквей, организацией крестных ходов, пропагандой православия, изданием всей это макулатуры про грядущий Апокалипсис. Шамкин посетовал на твоё самоуправство, мол, талантливый парень, жжёт, как говорится, в своих статьях, но нарывается, нарывается, партию может подставить. И я посоветовал избавиться от тебя.

– Что?! – Я не находил слов, мне хотелось задушить Акаёмова. – Да знаете ли вы, что партия была моей жизнью?!

– Конечно, знал. Но твоя энергия не могла найти выхода в рамках организации, её миссия не совпадает с твоей. Там сбрасывают в никуда энергию общества. Но тому виной другие люди... Я сказал Алексею: вы должны исключить Тимура из партии. Для него есть индивидуальный проект.

Я покачал головой. Сволочной Акаёмов. Он продолжал невозмутимо:

– Помню, Алексей поинтересовался: «Очередная новая партия – мыльный пузырь, чтобы собрать вокруг молодёжь и контролировать?» – «Рано говорить».

Вспомнил, как Алексей Шамкин позвонил мне через пару дней, после того, как я ушёл, поспорив с ним насчёт содержания партийного сайта.

– Мне жаль, что приходится терять таких талантливых людей. Я много раз предупреждал тебя, Тимур, что, призывая к активным действиям, ты подставляешь организацию. Нас едва не запретили, приходят с обысками, наших людей чаще арестовывают на улицах за драки с милицией и кавказцами, и всё это – потому что на официальном сайте партии красуются твои пламенные призывы к террору. Но для активных действий ещё не наступило время. Да, революция необходима, но народ ещё не готов.

– А когда он, по-вашему, будет готов? – раздражённо спросил я.

– Это решать не нам, а нашему вождю Дмитрию Ивановичу Дубровину.

Я знал, что Дубровин снова лежит в больнице из-за старой огнестрельной раны – на него было покушение пять лет назад, и всем в партии давно рулит Шамкин. Понимал, что ничего не смогу изменить, пока он у руля, а бороться с ним было невозможно – у нас сильна субординация, да и жаль призывать к расколу самой крупной правой партии России. Я махнул рукой и ушёл, решив сделать ставку на своих единомышленников и создать свою организацию. Это и было просчитано Акаёмовым, который, понаблюдав за нами, решил дать путёвку в большую политику, правда, с чёрного хода – а ля народовольцы, а не благонамеренные оппозиционеры.

Теперь я не знал, как относиться к Шамкину. Он выгнал меня из партии. Он вытащил меня из тюрьмы для Акаёмова. Что дальше?

Итак, в самый ответственный момент, когда Акаёмов намеревался сам перейти к открытому руководству операцией, а я – фома неверующий, сдать его, – он погиб. Наверное, погиб. Теперь вся ответственность за операцию лежала на мне… – бездари. Раненном, загнанном в угол незаконном мигранте.

В закоулке за гаражами я набрал на мобильнике номер Шамкина.

– Алексей, это Тимур. Больше обратиться не к кому.

– В чём дело, Тимур?

– Я ранен. Мне нужен врач. В больнице арестуют. Что делать?

– Где ты, Максин?

– Я недалеко от вашего дома, возле метро «Волгоградский проспект».

– Сейчас выезжаю.

Я сидел в темноте возле входа в метро, среди пьяных бомжей. Мобильник завибрировал в кармане.

– Тимур, я жду за киоском «Аудио».

– Понял. – Я приплёлся к киоску. Из сумрака шагнул навстречу Шамкин, повёл меня, бросив кому-то из встречных: «Кореш напился, всё хорошо».

Я валялся в машине на заднем сидении. Потом в какой-то квартире мне зашивали рану на предплечье. Шамкин напоил меня водкой, чтобы я меньше чувствовал боль, сам тоже пил, матерясь. Пил и врач – маленький курносый мужичок, грубо штопающий меня, словно моя рука была рукавом пальто.

– У нас в партии много кто есть, держись, Тим. Семён справится. Правда?

Доктор пьяно кивал. Всё в глазах плыло, мне было уже всё равно, Семён перебинтовал мою руку. «Сдаст гад», – думал я, наблюдая за суетящимся Шамкиным. Теперь Акаёмов погиб, и все его единомышленники были под дамокловым мечом. Партия Акаёмова в его организации, наверное, под конкретным прессингом. Если она была – эта партия, в чём я лично крепко сомневаюсь.

– Куда ты теперь? – поинтересовался Шамкин. – Лучше отсидеться где-нибудь. До события. Хочу предложить один вариант.

– Спасибо... – Я ехал в метро, и мне казалось, что электричка едет слишком медленно, по эскалатору вверх рванул бы, как на стометровке, но ослаб после ранения.

Да, теперь я верил Акаёмову, но кто мы без него?

***

Русский «включается» в экстремальных условиях. Русского надо загнать в угол, чтобы он вызверился. Так считал Акаёмов.

Итак, операция «База» зависела от меня, чуть в меньшей мере от Зимина и Мёртвого Анархиста. Остальные наши были почти не в курсе, так и надо.

Вместо Питера поехал на дачу под Смоленск, где когда-то был с Акаёмовым.

Вода из колодца. Лёгкий морозец. Очарованье тишины. Высокие сосны у домов.

Почему-то вместо отчаяния меня охватило нетерпение, я был нацелен вперёд как стрела. Приближалось то, что было смыслом моей жизни, то, что для чего я был рождён. В зеркало мельком видел своё лицо. Появилось выражение холодной уверенности, даже цвет глаз стал каким-то пронзительно-ярким.

– Вот я умру за Родину, – неожиданно подумалось, – а что такое для меня Родина? И что мне светит, если выживу, если сумею избежать тюрьмы, – служить в охране какой-нибудь фирмы? И если нужна сейчас душе опора, то это ведь не воспоминания о полуразвалившемся доме… Умру за своё отечество мечты – выдуманное, которым, скорее всего, не станет эта страна. Но ведь душе не прикажешь с этой серостью, мерзостью бытия примириться. И значит, снова и снова будем пробовать переломить судьбу. Я врос в свою Идею, разучился жить иначе. Научился извлекать адреналин из ненависти, эндорфины из боли, мой организм и душа функционируют относительно иной системы нравственных координат. Поздно меняться.

Ранним утром двадцатого ноября машина остановилась у дома. Я вцепился взглядом в «джип», почему-то показалось, что сейчас увижу, как из машины выйдет улыбающийся румяный от мороза Павел. Сразу же отрезвила мысль: «Менты». Но это прибыл Шамкин. Он буркнул: «Привет». Мы зашли в дом.

– Как дела? – Он рассеянно осмотрелся. – Пьёшь?

– Жду.

Шамкин поколебался, потом сунул руку в карман и вынул четыре журналистских удостоверения и паспорта с незнакомыми мне фамилиями:

– От Акаёмова.

– Он жив?!

– Просто заранее просил меня приберечь для вас. Вы же должны будете как-то пройти на базу. Это документы. В мансарде – оружие. Не знал?

Шамкин направился в дом, я – вслед. Неодобрительно покосившись на бутылку «Завалинки», стыдливо припрятанную мной в угол, Шамкин развернул на столе карту:

– Приезжаете на базу. Допустим, вам удаётся захватить её. Минируете несколько объектов. Возможно, те парни, которые вам троим помогали, уходят. Хотя не верю, что уйдут далеко… А вы, как Акаёмов называл – русские шахиды, – остаётесь. Заявления прессе и требования к Правительству – ваше дело, затем, и если честно, опять же не верится, что сумеете, – Аллах Акбар и в Рай. Тим, я пойму, если вы ограничитесь просто заявлением и сдадитесь, никто не ждёт от вас самоубийства, Акаёмов мне всегда казался странным – набрать мальчишек-камикадзе, заставить взорваться. Фанатик.

Шамкин сунул мне в руку какой-то бланк:

– С кем будем иметь дело при захвате?

– В охране человек восемь.

– Так мало?

– Пока охранять нечего… Удивительно, что там вообще ни один сторож дядя Вася с берданкой. Но вам нужно именно здание.

Было около пяти утра, когда на такси приехали Малышев, Анархист и Зимин. Я расчищал снег возле калитки, чтобы чем-то занять себя. Снега было мало. На соседней даче выла собака. Над чёрными домами торчали столбы с тусклыми лампочками фонарей, низкая луна светила ярче них.

– Здорово, Тимур! – преувеличенно бодро крикнул Анархист.

– Слава России.

– Слава России.

Пожали друг другу замерзшие руки.

– Это наша машина? – Игорь попинал колеса джипа, оставленного Шамкиным.

Что теперь в мире нашего? Только слава остаётся от человека после смерти, вот она действительно ему принадлежит.

Прошли в дом.

– Итак, – сказал я, – есть форма, оружие, документы. И переводчик. – Посмотрел на нашего умника Мёртвого Анархиста.

Мы полезли на чердак за оружием, только Анархист остался внизу. Он сидел за столом, барабаня пальцами по столу и опустив голову.

– Что возьмём? – Спросил Малышев, открывая два ящика.

– Всё!

– Дело в том, что на базе уже кое-что для нас припрятано, – загадочно улыбнулся Малышев.

Мы спустились с чердака.

– Вот сука! – обреченно сказал я, бросив взгляд на стол, где стояла пустая поллитра из-под «Завалинки». И выскочил на порог.

Анархист во дворе судорожно затягивался травкой. Горьковато-сладкий дымок окутывал красную рожу.

– Всю водку выжрал, спаситель России? – спросил я зло.

– Где ты видел трезвую богему? В гроб, что ли, бутылку прихватишь?

– Придурок! Ты что творишь? У нас сегодня операция, с пиндосами будешь говорить, а от тебя перегаром, как от десяти бомжей!

– Напряжение снимал, психологическое, – пробормотал соратничек.

– Интеллигент! – Игорь вложил в это слово всё презрение благородного варвара к унтермешу. Сам Зимин глядел на наш «джип» как викинг на корабль мертвецов – нордически-бесстрастно.

Анархист отбросил косяк, и высыпал в рот пять подушечек жвачки. Жевал с отвращением. В дорогом костюме и плаще, в очках, он выглядел солидно, старше своих лет. Плотный, благоухающий дорогим одеколоном, лохмы прилизаны с помощью геля, растерянные глаза спрятаны за тёмными стёклами.

– Понимаешь, Герман Валентинович, ты наше всё на данный момент! От тебя зависит, попадём ли на базу. Если нас возьмут прямо в воротах – значит, всё было зря, загремим на нары, возможно, пожизненно. Ты должен сыграть роль достоверно, усыпить бдительность врагов. Хотелось бы не облажаться. – Старался приободрить, внушая как значима его роль.

В машине Анархист судорожно сглатывал – видимо, подташнивало.

Малышев молчал с каменным лицом, положив крепкие загорелые руки на руль.

В его молчании ощущалось осуждение, адресованное мне – командиру.

Мы высадили Зиму и Герку возле остановки. Я вышел вслед и, рванув Германа за рукав, прорычал:

– Отойди, проблюйся.

– Раскомандовался, – огрызнулся он. – Пошло всё к чёрту! Вот щас попутку поймаю…

– Ищешь повод свалить?

Он смотрел насмешливо и самоуверенно, но я-то знал – боится, сволочь.

– Соратник уважаемый, – сказал я задушевно, как Акаёмов. – Ты думаешь, мы одни это дело проворачиваем? Целая команда.

– Ого! – оживился Игорь. – Так есть ещё кто-то?

– Нет, мы тут в зарницу играем. Пионеры-герои. Ты, Гера, учти, я-то к тебе домой с автоматом не ввалюсь, а вот те, кто для нас план разрабатывал – вполне.

– Угрожаешь.

– Просто информирую – мы не одни в чистом поле. А я в том же положении, что и ты. Отступать уже поздно. И лучше с достоинством встретить то, что должно произойти, – примирительно сказал я. – Ты же свой выбор давно сделал.

– Ну, сделал. – Он передернул плечами. – А зачем ты из себя супермена строишь?

– Да не строю не фига. Тоже сейчас на нервах. Но процесс пошёл. Это как лавина с горы, уже не остановишь, только под себя подомнёт.

– Всё нормально будет, – вступил в разговор Игорь. – Всё будет отлично, Анархист.

Малышев ждал в машине, покуривал. Я вернулся к нему. Когда машина тронулась, оглядывался на стоящих у остановки Игоря и Германа. Зимин, оживлённо жестикулируя, что-то втолковывал Анархисту, тот покачивал кудлатой головой.

Возле поворота с шоссе на лесную дорогу Малышев остановил джип. Уже совсем рассвело. Справа от нас был лес. Слева за посадками – поле.

– Чего ждём? – холодно бросил я, чувствуя, как нервно дёрнулся уголок рта. Мы сели в джип, и машина развернулась, ломая молодой осинник, выехала на шоссе.

– Это Стас Левин, – кивнул Малышев на водилу.

– Тимур, – ответил я, хотя, конечно, Левин уже знал, как меня зовут.

– Казах? – спросил он.

Малышев улыбнулся мне:

– Мы тебя под этой кличкой знали до сих пор. Акаёмов придумал.

Ну, спасибо. Кто Анархист, кто Зима, а я Казах, значит...

Огрызнулся:

– Я не казах, а казак.

И тут мы увидели Базу. Высокий забор. За ним – трёхэтажки из белого кирпича. Какие-то ангары с закруглёнными крышами. Железные ворота. Будка КПП. Заасфальтированная площадка, где и остановилась наша машина. Из будки вышли двое парней в камуфляже. Очередные самоуверенные оккупанты, несущие никчёмным славянам свой порядок.

– Ну, интеллектуал, тебе флаг в руки, – толкнул я Мёртвого Анархиста.

Он выпрыгнул из машины, направился к натовцам уверенной вальяжной походкой. Я, Зимин и Левин тоже вышли. Анархист обратился к ним по-английски, содержание фразы я знал заранее.

– Добрый день. Мы из ассоциации военной прессы. Наш холдинг издаёт несколько журналов. Вчера с вашим командиром созванивался наш руководитель, господин Александров.

– Предъявите ваши документы, – сказал по-русски один из солдат.

Долго сличал данные в паспортах и удостоверениях. Видимо, ничего не заподозрил и бросил:

– Сейчас сообщу капитану.

– Вы не американец? – поинтересовался Анархист.

– Нет, из Литвы.

Чернокожий офицер, высокий, с худым скуластым лицом, морщины словно процарапаны на чёрном дереве, обвёл нас внимательным взглядом. Но пьяному Мёртвому Анархисту было море по колено. Он с таким душевно-раздолбайским видом стал что-то втолковывать собеседнику, что на лице капитана настороженное выражение вскоре сменилось презрительно-насмешливым. Встретившись взглядом с американцем, я виновато пожал плечами, словно извиняясь за состояние переводчика. Капитан качнул головой. Он махнул рукой дежурному на КПП, и створки железных ворот поползли в стороны. Анархист быстро произнёс:

– Машину досмотрят. Нас обыщут.

Я кивнул. Процесс пошёл. Один из солдат направился к нам. Дежурный наблюдал. Капитан вынул папиросу и закурил. Я со злобой подумал, что на крутых парней мы не тянем, нас вообще держат за пустое место, корреспондентишки с фотоаппаратами. А с другой стороны, здесь пока нечего охранять, вот американцы и не беспокоятся. Шагнул вперёд. Оказавшись за Анархистом, вынул пистолет, оттолкнул друга с пути, наставил оружие на капитана и скомандовал:

– Не двигаться! Анархист, забери у него ствол.

Игорь выстрелил из пистолета в дежурного, но только ранил.

– Пусть прикажет солдатам сдать оружие! – заорал я Анархисту.

В это время Стас вырубил солдата, который оказался возле машины. Во двор выбежали натовцы. Я вытолкнул вперёд капитана, который что-то закричал, его солдаты бросились за ближайшее здание. Они не стреляли, потому что боялись попасть в командира, но и оружие не сложили. Вдруг со второго этажа ударила очередь по нашему джипу, в ту же минуту раздался ответный выстрел, хлопок взрыва и вместо окна дом ощерился чёрным проломом, потянуло дымом. Автоматы, которые мы привезли с собой, были с подствольными гранатомётами, и Игорь успел взять один из машины. У меня мелькнула мысль, что контролировать капитана – специально обученного спецназовца, не смогу, не для меня заложник. Капитан резко обернулся и попытался схватить мою руку с пистолетом, я нажал на курок. Он отшатнулся, но не упал, мне пришлось выстрелить ещё два раза, прежде чем он свалился на асфальт. Наши бросились через будку дежурного, где стонал и ворочался раненый Игорем солдат, потому что ворота стали закрываться – конечно, был ещё какой-то пункт управления охранной системой Базы. На ходу я подхватил автомат дежурного.

По крыше будки что-то грохнуло, на голову посыпалась штукатурка. Мы оказались в ловушке. Но задымление делалось всё плотнее, в ближайшей казарме вовсю полыхал пожар, а именно оттуда палили по КПП.

– У них осталось человек пять, – сказал я.

От жгучего дыма стало трудно дышать. Мы нырнули во мглу, стремясь добраться до второй трёхэтажки, стоявшей в глубине двора. За спиной ударил взрыв, грохот – наверное, крыша КПП обрушилась. Я видел Мёртвого Анархиста справа от себя, слева бежал Стас. Зимина и Малышева потерял из вида. Мелькнули огоньки очереди. Впереди мелькнул силуэт, и я дал очередь из автомата. Из мглы выступила стена с заветной дверью. Командный пункт Базы. Я выбил замок выстрелом. Распахнул дверь ударом ноги. Забросил гранату. Грохнул взрыв. Я ощутил промчавшуюся мимо тугую ударную волну, словно незримый огромный кулак вмял воздух рядом. Услышал крик. Прыгнул в чадящий проём коридора. Отступил в угол и дал веером очередь.

Меня едва не сбил влетевший следом Анархист. На полу распластался человек.

– Стань у двери! – скомандовал я. Поднялся на второй этаж. В одной из комнат подбежал к окну, окинул взглядом затянутый дымом двор. Заметил двух солдат, прячущихся за БТРом, прикладом выбил стекло. Прячась за край рамы, стал стрелять. Мгновенно, удивив сам себя точным движением, сменил рожок автомата. Оглянулся на Анархиста. Тот стоял с пистолетом, не зная, что делать дальше.

– К двери! – скомандовал я. – Следи за лестницей.

– Там Игорь! – крикнул он.

Мы бросились навстречу Игорю, который поддерживал Стаса с окровавленной головой.

– Где Малышев? – спросил я.

Игорь пожал плечами.

– Ты смени на Анархиста у входа, я на него не очень надеюсь, – сказал я Игорю. Они поменялись местами. Тем более, что у Игоря был автомат.

Во дворе стояла тишина. Её прорезал вой милицейской сирены.

– Смотри, какие шустрые, – выдохнул Стас. Анархист перевязывал ему голову обрывком своей майки. Стас поднялся, взял калаш с подствольником. Подошёл к окну по хрустящим под тяжёлыми берцами осколкам. Тщательно прицелился. Вспышка взрыва.

– Снайпер, – сказал я. – Сколько американцев осталось?

– Видел троих, – ответил Стас. – Мёртвых.

– Где?

– Тут и у бронетранспортёра.

Я снова стал считать. Убили негра. Раненый на КПП, но КПП они сами взорвали. Парень на первом этаже. Двое солдат у БТРа. Тот, которому свернул шею Стас у нашей машины.

Осталось ещё двое? Подумал об американских солдатах: «Они тоже герои. Защищали интересы своей страны. Хорошая смерть». Смерть тоже бывает разной. Пусть быдло умирает в своих постелях.

– Перейдём в другую комнату, – сказал. Мы прошли в соседнее помещение. Видимо, здесь был пункт управления охранной системой Базы. Несколько экранов демонстрировали двор, искорёженную милицейскую машину у ворот и наш джип с пунктиром пробоин наискосок через дверцу. Другие показывали коридоры помещений.

– Смотри, вертолёты. – Анархист ткнул пальцем в монитор. Они стояли в ангаре.

– А что тебя так восхищает? – поинтересовался я. – Полетать собрался?

Хищные стальные стрекозы прятались в полутьме, поблёскивая выпуклыми стёклами фюзеляжей.

– И что дальше? – спросил Анархист. – Шамкин тебе говорил, что здесь в тайнике взрывчатка?

Я кивнул.

– Где тайник?

– На первом этаже, в офицерской столовой.

В кладовой мы разбиваем стену, это не так уж и сложно. Видим три ящика. Я заметил, что взрывчатки мало, на взгляд дилетанта. Стас объяснил:

– Механизм самоуничтожения встроен в здания Базы изначально. Взрывы запустят этот механизм управляемого сноса.

В это время во дворе взревел мотор. Мы обернулись к окну – БТР развернулся, и его дуло нацелилось прямо на окна второго этажа.

– Не будут они стрелять, – сказал я.

– Ты им это скажи, – Анархист бросился вниз по ступенькам.

– Не может быть, чтобы разнесли здание.

– Отремонтируют. – Пожал плечами Игорь.

– Ну да, БТР НАТО раздолбал базу НАТО перед вступлением туда контингента НАТО.

Вдруг объект нашего спора содрогнулся от взрыва. Не раздумывая, я и Игорь одновременно выстрелили из подствольников. БТР загорелся. Мы выбежали во двор. Из-за БТРа вышел Малышев с гранатомётом.

– Малышев, – ты молоток! – восторженно сказал Анархист.

– Воевал, – бросил Малышев. – Ребята, из нашей машины оружие заберите.

Мы вернулись к тайнику, взяли ящики со взрывчаткой. Один отнесли к ангарам и гаражам. Второй к трёхэтажке у ворот. Можно было заминировать ещё казарму в глубине двора, но нам показалось, что ангары и гаражи, где уже стояла какая-то техника, – лучшая цель. Когда Стас и Малышев минировали, я не рискнул. Понимал, что допущу промах и бессмысленно погибну, если что-то сделаю не так. Они подсоединили мобильники, взятые у журналистов, к взрывчатке и включили их, отключённые.

– А когда оно рванёт? – полюбопытствовал Анархист.

– А когда родня покойничкам позвонит, – грубо захохотал Стас.

Анархист в своём чёрном плаще не бежал, а нёсся от заминированных зданий, как летучая мышь. Мы бросились вслед.

Оперативный центр был оставлен на потом. Сначала мы забаррикадировали дверь сейфом, мебелью, которая нашлась на первом этаже. Окна были забраны решетками.

Потом я отослал Стаса и Малышева на второй этаж контролировать обстановку и открыл ящик.

– Это что за фигня? – Анархист наклонился над сплетением проводов и тротиловых шашек.

– Пояса шахидофф, – проинформировал Игорь.

Я осторожно взял в руки последний подарочек Акаёмова. И вдруг показалось, что этот товарищ жив. Он где-то рядом и просчитывает в своей бредовой компьютерной программе, сделаю ли я последний шаг. Просчитывает, сколько человек попытается повторить наш поступок, как отреагирует правительство. Играет нами. Это стрелялка онлайн. Кстати, после публикаций статей о самоубийствах, количество самоубийств в обществе возрастает в десять раз – загадочная психологическая закономерность. Сотни русских шахидов должны устремиться в правительственные здания, отделения милиции, престижные клубы, где развлекаются ворюги-миллионеры и рублёвские сучки.

Со второго этажа спускается Малышев.

– Всё спокойно, – говорит он. – И у нас есть пленный. Я связал его проводом.

– И раненый на первом этаже, – замечает Анархист.

– Оружие у него взял?

– Конечно, – говорит Игорь.

– Отдай его автомат Герману. Герман, ты какого чёрта сам это не сделал? А вдруг он очухался бы и шмальнул тебе в спину?

Анархист морщится.

– Иди, пристрели их.

– Ты серьёзно? – изумляется Анархист. Мне кажется, что именно в этот момент до него доходит, что происходящее реально.

– Я пойду, – вызывается Игорь.

– Ну, нет, – зло говорю я. – Сергиенко, это приказ.

Упираюсь взглядом в бледнеющее лицо Анархиста.

– Да закрыть их вон в комнате, типа заложников, – тянет Анархист.

– И вызвать Красный Крест?

– Безоружные ведь.

– Ты идиот, что ли? Это оккупанты.

Да, я хочу отсечь ему пути отступления. Хочу повязать кровью с нашей бригадой, где все уже стали убийцами. Знаете, читал я в книгах о том, что трудно убить. Что, лишив жизни другого, человек едва сознание не теряет, что тошнит его, что моральная ломка... Это всё выдумка интеллигентов православствующих. Убивать легко. Врага убив, чувствуешь катарсис, очищение. И кажется мне, что человек может действительно состояться, только совершив убийство того, кто ненавистен.

Анархист вдруг вспоминает про взрывчатку:

– А если на те мобильники никто не звякнет?

– Я успею это сделать. У меня есть все номера, – ответил Стас. – Я же шофёром работал у этих ребят пару месяцев, со всеми перезнакомился. Жалко Семёныча, неплохой был мужик.

Понимаю, что Анархист пытается перевести разговор на другую тему.

– Пойдём! – бросил я. Анархист понуро побрёл впереди, словно это его я должен был ухлопать. Малышев заметил:

– А мой в другом здании.

– Оно уже заминировано.

– Ну да.

– Тогда чёрт с ним. Оно взорвётся и он взлетит.

На первом этаже возле нашей баррикады лежал раненый. Без сознания. Я посмотрел, плюнул и сказал Анархисту:

– Ну, дарю тебе эту падаль, мать Тереза.

Анархист смотрел осуждающе. Вернулись на второй этаж. И тут мы услышали шум машин.

– Едут, – сказал я радостно. На миру и смерть красна. Ехали уговаривать сдаться, ехали поливать грязью в газетах, ехали штурмовать. Полицейские и омоновцы, журналисты и местное начальство.

***

За два месяца до захвата мы с Мёртвым Анархистом создали ряд сайтов с одинаковой невинно-патриотической информацией, стишками в стиле «две берёзки, три рябинки», информацией о православных и языческих праздниках. Разместили их адреса в каталогах, обменялись ссылками с другими ресурсами. В день операции на главной странице каждого ресурса появилось наше воззвание.

«Мы возлагаем ответственность за случившееся на продажных политиков, которые согласились подписать договор, сделавший возможным размещение иностранных военных баз на территории России, и вынуждены начать вооруженное сопротивление. Этого требует от нас воинский долг. Мы не враги государства. Враги те, кто встречает оккупантов и готовит для них комфортный центр дислокации, враги те, кто поддерживает агрессию Запада против братского белорусского народа. Они должны понять – защитники славянства не отступят. Готовы убивать и умирать во имя независимости. Требуем расторгнуть позорное соглашение. Слава России!»

Как умели, так и сочинили, короче… Разместить текст мы попросили Шамкина. Не мог же я тащить на базу ноутбук. Анархист переключил свой плеер на режим радио и мы убедились в том, что Шамкин выполнил обещание, когда услышали голос диктора: «В эфире радиостанция „Центр“. Мы вещаем на частоте 91,2 FM, у микрофона Алла Алиева. Начинаю нашу традиционную программу, посвященную основным событиям недели. Событиям, которые могут иметь серьёзный эффект и, возможно, повлияют на внешнюю политику государства. Сегодня, примерно в одиннадцать часов утра, вблизи российско-белорусской границы группа террористов захватила военный объект, предназначенный для базирования группы войск НАТО. Судьба охраны пока неизвестна. Вероятно, во время захвата часть охранников была убита, часть находится в заложниках. Террористы не намерены вести переговоры, но опубликовали на ряде сайтов обращение к общественности, декларирующее определённые полити– ческие установки. Выразили протест против якобы захватнических планов НАТО и его агрессивных намерений в отношении Беларуси. По словам террористов, комплекс зданий заминирован. Террористы проникли на базу по пропускам сотрудников медиа-холдинга „Звезда“. Для управления контртеррористической операцией создан оперативный штаб, возглавляемый полковником МВД Сергеем Яковлевичем Глушковым».