Текст книги "Газета День Литературы 164 (2010 4)"
Автор книги: Газета День Литературы
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)
Вячеслав Ложко ЧЕЛОВЕК В БЕЛОМ
К 70-ЛЕТИЮ
***
Осени прощальный поцелуй.
Солнца жар и ласки моря.
С осенью никак ты не балуй,
И с судьбой не надо спорить.
Всё, что послано тебе с небес:
И любовь, и ласки, и восторги,
Бог тебе послал, ну а не бес,
И любви от Бога ты не трогай.
***
Настала ночь
Чернее мрака.
В чернилах ночи
Тонет тьма.
У чёрных сил
Случилась драка,
Загадочно скользит
Лишь луч ума.
Ядрёной тыквой
Плавает луна.
В морской воде
Мелькает отраженье.
О, эта ночь
Неразрешимостью больна,
Готова утром
К поражению.
***
Буреют травы,
Воды холодают.
Короче день,
Длиннее ночь.
Лучи теплом
Уж не владеют,
И лето жаркое
Умчалось прочь.
***
Мне приснился сегодня в белом,
В белой ризе шёл человек.
Не спеша по земным пределам,
Очищая кровавый век.
Но известно отец ли – сын он,
Никого он за зло не корил.
Только в страстном порыве едином,
Он о главном со мной говорил:
"Успокойся. Прости заблудших,
И себя за ошибки прости.
На душе станет чище и лучше,
Ты рождён, чтоб добро нести.
А добро, ох, нелёгкая ноша:
Через тернии к звёздам идти.
И метёт по Земле пороша,
Заметая к сердцам пути.
Только всё же иди по пределам,
Чтоб сердца от беды отогреть.
Это будет твоим уделом
Для других постоянно гореть".
***
Как хорошо любимым быть,
Забыв обиды, огорченья.
Как хорошо напиток пить
Любви осознанной, вечерней.
Как хорошо всегда дышать
Восторгом, нежностью, печалью.
Понять: к тебе всегда спешат,
Как в ранней юности, вначале.
Ах, как напиток сей манит,
И дарит радость и виденья.
И всё, что чувствую, пьянит,
Уводит в страсть, в любви владенья.
***
Я в плену у тяжких мыслей.
Город гибнет в нечистотах.
Идиоты гирей виснут,
Правит жизнь вовсю босота.
И все мрут, как тараканы,
Ведь жизнь жестокая ко всем.
Злом опутаны все страны,
В людях накрепко засев.
***
Вихрь страсти нас качал
И мотал в конец до края.
Где те точки всех начал –
Пролетели мимо рая.
Сердце рвётся пополам,
Жизнь горька – одни печали.
Каблуками по полам –
Песни дикие рычали.
***
Беды. Непонятно мне откуда
Летят, как будто воронье.
И вновь найдётся внук Иуды:
Предательство, мздоимство и вранье..
***
Город. Холодно. Метель.
Выхожу из дома первый,
Вспоминаю тёплую постель,
На кулак мотаю нервы.
Сжалась улица. Дрожит фонарь.
Свет ползёт тоскливо-тусклый.
Со дворов несётся гарь.
Где же всех событий русло?
Что за жизнь? Сплошной туман,
Ни о чём с собою споры.
Не страна – сплошной обман.
Не правительство, а воры.
Никому не доказать
Правоту, которой нету.
Как развал страны связать?
Где на всё живут ответы?
Заблудилась вся страна.
Нет пути – все без исхода.
Между кланами война –
Не дождаться всем расхода.
***
Пролетают пулями мгновенья,
Только раньше не кончайся, жизнь.
Пусть Удача легким дуновеньем
Прикоснётся – пробормочет мне: «Держись».
В этой жизни всё не так-то просто:
Обуздать судьбину и успех.
Думаешь легко нести нам до погоста.
Неудачи, наслажденья грех.
И не знать, чем жизнь измерить,
Как прекрасное в неё вдохнуть.
Каждое мгновенье в счастье верить
И любовью сердце распахнуть.
***
Шелестит под колёса дорога,
Потихоньку звучит магнитола.
"Меня сохрани – молю я Бога, –
Дай допеть до конца свое соло".
За плечами остались заботы
И раздумий большая печаль.
И не злые судьбы повороты,
Впереди неизвестная даль.
Что там будет, лишь Богу известно,
Но творить надо только добро.
Чтоб звенела веселая песня,
Рассыпаясь вокруг серебром.
***
Боль сердечную брось и уйми,
Что в страданиях, горестях проку.
Ты мгновенье почувствуй, пойми:
Для любви лишь отпущены сроки.
Владимир Шемшученко ВЕТЕР ХОДИТ...
***
В предчувствии первого снега
Трепещет больная душа.
И ночь хороша для побега.
И вольная мысль хороша.
Бреду по сиротской дороге
Под мертвенным светом луны…
Мы все вспоминаем о Боге,
Когда никому не нужны.
***
Мироточат иконы.
Кровоточат слова.
Колокольные звоны
Над тобою, Москва.
Я устал торопиться
И перечить судьбе.
Окольцованной птицей
Возвращаюсь к тебе.
Постою у порога,
Где толпится народ.
…Кольцевая дорога
Никуда не ведёт.
ПАМЯТИ ПОЭТОВ, РОЖДЁННЫХ В 50-Х
Как хотелось нам жить! Что ни спор – Новгородское вече!
Как ходили мы слушать известных поэтов гуртом!
Осень тихо вошла, положила мне руки на плечи…
Умный пёс не залаял – вильнул виновато хвостом.
Вот ещё один день и такой же безрадостный вечер.
(За такую строку изругают в заштатном лито).
Мы толпились в дверях, разменяли таланты на речи –
Из прихожей в Поэзию так и не вышел никто.
***
Кавказской овчарке не снятся Кавказские горы.
Ей снится пренаглый соседский ободранный кот,
Который приходит незванно, как беды и воры,
Глазами сверкает и гнусно при этом орёт.
Собака встаёт, потянувшись, плетётся к забору,
Отрывисто лает на юрких чернявых детей,
Затем приглашает несносных ворон к разговору
На тему пропажи оставленных в миске костей.
Устало вздыхает, вполглаза глядит на дорогу,
На серый бурьян, что дорос до обшарпанных рам.
Подходит хозяин, хромая на правую ногу,
И гладит собаку по шерсти, скрывающей шрам.
***
Ветер нынче строптив, хамоват и развязен –
Вот и верь после этого календарю.
Паутинкой-строкою к нему я привязан,
Потому и стихами сейчас говорю.
Ветер ходит, где хочет, живёт, где придётся,
То стрелой пролетит, то совьётся в кольцо.
Окликаю его – он в ответ мне смеётся
И кленовые листья бросает в лицо.
Он стучит мне в окно без пятнадцати восемь,
Словно нет у него поважнее забот.
Он несёт на руках кареглазую осень,
И листву превращает в ковёр-самолёт.
Он целует её, называет своею,
И ему аплодируют створки ворот…
Я стою на крыльце и, как школьник, робею,
И сказать не умею, и зависть берёт.
***
Бросил в угол и ложку, и кружку,
И, когда это не помогло, –
На чердак зашвырнул я подушку,
Что твоё сохранила тепло.
Не ударился в глупую пьянку,
Не рыдал в тусклом свете луны,
А принёс из подвала стремянку,
Чтобы снять твою тень со стены…
***
Скоро утро. Тоска ножевая.
В подворотню загнав тишину,
На пустой остановке трамвая
Сука песню поёт про луну.
Вдохновенно поёт, с переливом,
Замечательно сука поёт.
Никогда шансонеткам сопливым
До таких не подняться высот.
Этот вой ни на что не похожий,
Этот гимн одинокой луне –
Пробегает волною по коже,
Прилипает рубашкой к спине.
Пой, бездомная! Пой, горевая!
Под берёзою пой, под сосной,
На пустой остановке трамвая,
Где любовь разминулась со мной.
Лунный свет я за пазуху прячу,
Чтоб его не спалила заря.
Плачет сука, и я с нею плачу,
Ненавидя и благодаря.
***
Я просыпаюсь. Мой костёр погас.
Лишь огонёк в золе едва мерцает.
Звезда, сгорая в небе, созерцает
Меня и этот мир в последний раз.
Трава в росе. Выходит из тумана
Осина и чуть слышно шелестит.
Повремени, прошу, ещё так рано,
Ещё дорожка лунная блестит.
Ещё волна песок не разбудила,
И чайка не расправила крыло,
И тайну мне ромашка не открыла,
И воду не тревожило весло.
Ещё чуть-чуть… Настраивают скрипки
Кузнечики. К травиночке-струне
Прильнула нотка маленькой улитки,
А я её не слышу в тишине.
Ещё мгновенье, и среди ветвей
Защёлкает, раскатится, зальётся,
Вступая из-за такта, соловей,
За ним другой… И рассмеётся солнце!
О, утро, – несравненный музыкант!
Как можешь ты рождать такие звуки.
В отчаянье заламываю руки…
Вот мне бы на секунду твой талант!
***
Я устал. Мне уже не поймать этот снег.
Подставляю ладонь – он, шутя, от меня улетает.
До того унизительно нынче звучит – человек,
Что в сравнении с ним и фонарь до небес вырастает.
Я не стану сегодня таскать за собой свою тень.
Пусть идёт, куда хочет, и всласть отражается в лужах.
Пусть её не тревожит трамвайных звонков дребедень.
Пусть никто не пугает её приглашеньем на ужин.
Постою, помолчу, погляжу на мятущийся снег –
Он ещё не лежит на карнизах свалявшейся ватой.
Он летит и летит, и моих не касается век,
Он, конечно же, синий, и пахнет, естественно, мятой.
Мне не нужно трёх раз, я могу с одного угадать,
Почему так тревожно кричит на реке теплоходик –
В Петербурге туман, в двух шагах ничего не видать.
Снег уже не идёт, он уходит, уходит, уходит…
ПОПЫТКА ЗАВЕЩАНИЯ
Как много в городе снега!
Бери перо и пиши.
В вагоны метро с разбега
Прыгай, буянь, греши.
До хрипоты с судьбою
Спорь, не теряй лица.
За женщину – только стоя!
За Родину – до конца!
И пусть второму – корона,
А третьему – соловьи!
Ты первый – крылья грифона
Твои!
Взлетай и лети – так надо!
Не возвращайся назад –
Писательские заградотряды
Избранных не щадят.
ДЕНЬ КОРЮШКИ
Ветер вытряхнул город из шубы песцовой –
Пофорсил и довольно… Пора возвращать.
Светофор, обоняя лосьон «Огурцовый»,
Всё не может никак красный свет проморгать.
Не рычит автохлам на случайных прохожих,
Нахлебавшись по самые крыши воды.
Только шалые девки – ни кожи, ни рожи –
Перепуганных кляч волокут из беды.
Чуть поодаль буксирчик буравит стремнину
И трубою дымит, и надсадно ревёт –
Расползлись по всем швам на речушках плотины,
И вот-вот Эрмитаж по волнам поплывёт.
Ах, какая весна! Бог сегодня в ударе!
Своеволье воды и нашествие льда!
И на небо глядят возомнившие твари,
Моментально забыв, что они – господа.
***
Бессмысленно былое ворошить –
Пока я к лучшей участи стремился,
Двадцатый век оттяпал полдуши
И треть страны, в которой я родился.
И я тому, признаюсь, очень рад –
Похерив все небесные глаголы,
Кремлядь не прикрывает куцый зад,
И близятся костры Савонаролы.
Приветствую тебя, Средневековье!
Мне обжигает лоб печать твоя.
Я жгу стихи, мешаю пепел с кровью
И смазываю петли бытия.
О, как они скрипят! Послушай, ты,
Бегущий мимо к призрачному раю, –
Я для тебя в лохмотьях красоты
На дудочке поэзии играю.
Владимир Нежданов ГОРСТЬ ЗЕМЛИ
ПАСХА!
Пасха красная Господня!
Пасха красная! Сегодня
На всю родину гремит
Хором «Славься!» – колокольня
Вместе с радугой звенит!
Просыпается природа,
Ранней птахою поёт,
Сколько ж русского народа
В Божьем празднике живёт!
Бьют колокола поклоны!
На хоругви и иконы,
На Пасхальный крестный ход,
И ведут свой хоровод
От зари и до зари...
В небе радугу на звоны
Разобрали звонари!
А звонят «Христос воскресе!»
Города Руси и веси
И в ответ поют – Воскресе!
Да! Воистину Воскресе!
НА МОЛИТВЕ
Твой образ туманный и зыбкий
Мне чудится в дальней ночи,
И отсвет улыбки забытой –
Бессонное пламя свечи.
На окнах колеблются тени...
И замер я, чуть не дыша –
Бессмертная, – и на колени
Твоя становилась душа!..
И слышалось на расстояньи,
Как шепчут молитву уста;
Я видел – в небесном сияньи
Тонула твоя красота!..
В ЗИМНЕМ ЛЕСУ
Зверька диковинного мех
На солнце зимнем заискрился
Я пригляделся – это снег
Затих на ветке, затаился.
Как тихо-бережно в лесу,
Во всём такой покой и нега...
Берёза держит на весу
Сугроб какой – гнездо из неба!
ХЛЕБ
Тяжёлым громом вешним вспаханы поля.
И вот упали капли – зёрна наливные...
Насущный хлеб, который ты родишь земля,
В далёком небе носят тучи проливные.
И всюду видно было – близко и вдали –
По свету солнца – от востока до заката –
Как колосится дождь – у самой у земли,
Сверкает хлеб кругом под грохотом раската!
ТРОПА
Как пахло здесь всю жизнь укропом и смородиной!..
И вот крапивою теперь всё заросло
И всё ж она останется великой Родиной –
Тропа, бредущая в забытое село...
В САДУ
Всю ночь листва в грозу шумела и металась,
Сверкала в облаках гремучая вода.
И в землю молния одна – не вся ушла – осталась
Застывшей кроною берёзы у пруда.
И разом вся листва в саду в ту ночь заговорила,
Когда у всех его деревьев на виду
В полёте молния, сверкнув, свободно повторила
Кривую яблоню, засохшую в саду!
АНГЕЛ
Просиял мне во взгляде небесном твоём
Голубых звёздных глаз золотой окоём;
И в тебе я увидел иные черты.
Так воздушны они и телесны!
Я увидел, что это сияла не ты,
А твой Ангел-Хранитель небесный...
***
Закрыли гроб... И в горестной уже моей горсти
Совсем последнее прощание земное...
Земля летит в могилу – и теперь «прости» –
Такое запоздалое, навек родное!..
Куда ни глянь – кругом уже могильная земля,
Она собой одна всю землю закрывала...
О сколько же её – не горсть – а целые поля –
В горстях народа русского перебывало...
ВОРОХ
Дерево листья роняет
Ветви свои наклоня,
Солнце полёт осеняет
Светом вчерашнего дня.
Шелест разрозненный слышу
В воздухе и по земле,
Дальше полёта не вижу –
Что там в рассеянной мгле?
Дерево в поле застыло,
Падает тень на меня,
Что ты, душа, позабыла
В небе погасшего дня?
Солнце закатное, где ты?
В день, догоревший дотла,
Листья уносит по ветру...
Кружит и кружит по свету
Ворох земного тепла...
В КРИВЦОВЕ
Так холодно-тихо в пустынном лесу,
Сама тишина состоит из деревьев,
Над снегом застывшей почти на весу,
На старом погосте забытой деревни...
Сама тишина состоит из мороза,
А ты задремал и не слышишь в ночи,
Как потрескивает за окном берёза,
Как будто поленья берёзы в печи...
А бабушка крестится всё на иконы,
За деток родных добивает поклоны,
За внуков болящих – и так до утра...
Сквозь сон понимал – на молитву пора,
Не слушая слышал церковные звоны
В соседней деревне под стук топора...
ЛЕСНОЕ ОЗЕРО
Какой на озере лесном сегодня листопад!
Разрозненно упавшие и словно невпопад,
От ветра на воде качнулись, как на ветке, золотые...
И вот они подплыли к берегу почти и в камышах застыли...
Весь отражённый в озере преодолев закат...
Вчера еще казалось, что не плыли эти листья, а летели,
Кружась торжественно, совсем другую ощутив свободу
Иль может быть, шуршали под ногами, шелестели,
Но всё же им казалось, что летят они по небосводу
Ещё не зная ничего про это озеро, про эту воду...
И вот забылись на воде, как на деревьях в ясную и тихую погоду...
ДЕДУШКА ПАХОМИЙ
На ногах его –
Исхоженные латаные валенки,
В них – по жизненному полю,
По земле родимой
Дедушка ходил Пахомий,
А теперь он дома
Днями дремлет на завалинке...
День, смотри, какой стоит погожий!
Что же ты каликой перехожей
По Руси святой уже не ходишь,
Дедушка Пахомий?..
А ходил ведь раньше
Да перед Божьим светом
И весной, и осенью, и зимой, и летом...
Дремлет старчик,
Разморило жарким солнцем на завалинке,
Голова сошла на грудь,
И сползли на землю валенки,
В них ты по родной землице
Все ещё, родной, походишь,
А пока что Русь святую
Клонит в сон твой, дедушка Пахомий...
ВЕТЕРАН
Зимой, когда однажды в парке, на закате дня,
Я сквозь пушистые деревья в даль неясную всмотрелся, –
Увидел свет – седой старик у Вечного огня
Сидел с протянутой рукой на корточках, как у костра,
И грелся...
***
Погост так замело,
Что добрались насилу,
Пахнуло на меня
Морозным духом,
Когда нашли его
Открытую могилу...
Пусть моему отцу
Земля да будет пухом!
Сияет светом холм –
То белизна сугроба.
И горсть земли,
Вся белая от снега,
С тяжёлым стуком
Падает на крышку гроба
И улетает в небо...
ГОРСТЬ ЗЕМЛИ
Горсть земли в путь-дорогу возьмёт.
И покажется лёгкой дорога...
Но покоя уже не даёт
Подступившая к сердцу тревога.
Отчего же так горько в пути,
Отчего всё вокруг незнакомо?..
И чем дальше от отчего дома,
Тем земля тяжелее в горсти.
Геннадий Красников ПЕСОЧНЫЕ ЧАСЫ
***
От новостей катастрофических,
от мыслей апокалиптических,
вот-вот свихнётся белый свет,
и от ночей ополнолуненных,
и от речей ополоумненных –
уже нигде защиты нет.
Назвались неучи учёными,
а белыми назвались чёрные,
черня других со всех сторон,
попёрли серые и средние,
и стали первыми последние,
и первых вышвырнули вон!..
Устами подлыми и хитрыми
то лжехристы, то лжедимитрии
морочат нас... А между тем –
история скрипит и тянется,
кто был никем, тот и останется
в грязи и золоте – никем.
ОПЫТЫ (ESSEIS)
Предчувствия мои меня не обманули:
в июне был июнь и был июль в июле,
и следом за средой четверг шёл чередою,
и по утрам башка трещала с перепою.
Шли в небе облака, как на шашлык барашки,
а по лугам цвели люпины и ромашки,
и было, как всегда, сто метров в «стометровке»,
и было, как всегда, пол-литра в поллитровке.
Сограждане мозги упорно напрягали,
чтобы вписать «стакан» и «хрен» по вертикали,
трудился интеллект могучий капитально,
а мимо жизнь текла вполне горизонтально.
Пришедшие с мечом, найдя войне замену,
лукавый щуря глаз, нам назначали цену,
мели по всей земле во все пределы мётлы,
на брошенных шприцах горело солнце мёртвых...
Ещё звучал язык есенинский, рубцовский,
и в Петербурге жил Глеб Яковлич Горбовский,
но каждый новый день мы ждали всё тревожней,
и новых двух друзей был старый враг надёжней.
Предчувствия мои меня не обманули…
***
Опять над нами тёмная завеса,
опять тебе отходную поют,
опять твою страну бесславят бесы,
и снова бьют и плакать не дают!..
В глухую стену, как подводник в «Курске»,
стучи сильней, чтоб слышали в Кремле, –
что ты не «новый», а последний русский
в своей стране, на собственной земле.
Пора менять кручину на дубину,
мы исчерпали срок терпеть и ждать,
ты помни – кроме жалоб на судьбину
в России есть «наука побеждать»!..
Кто рвал хоругви наши и знамёна,
кто в наших детях души убивал, –
мы этих бесов вспомним поимённо,
как никогда никто не вспоминал!..
Чего уж там, нас так и так осудят!..
Переживём и этот катаклизм,
и пусть нам общим памятником будет
разрушенный в боях либерализм!
***
Тёмные, тяжёлые, осенние облака,
будто бы спрессованные, нахмуренные века,
никого не помня, не зная тут, –
словно над безлюдной землёй плывут.
Приглядись к подвижной, парящей их глубине,
сколько там теней, колеблющихся на мрачном дне,
– города и царства, жара и хлад,
и поднявший руку на брата брат.
Строит Ной ковчег свой, видишь, – первый плывущий храм,
плачет Иеремия, хохочет всемирный Хам,
тень слепого Гомера во тьме глухой
Книгу Откровенья гладит зрячей рукой...
Холодно, наверное, на север им плыть,
хочется, наверное, напиться и завыть!
***
Человек предполагает,
а Господь располагает,
но – откуда ни возьмись,
кто-то третий возникает,
тот, кто ножку подставляет...
Кто не знает, – берегись!
Человек предполагает,
ну, а бес – подстерегает,
как к нему ни повернись,
завлекает, подстрекает,
хает, лает, наливает...
Кто узнал, – скажите: «Брысь!..»
Ну, а кто предполагает,
пусть живёт себе, смекает:
всё решает только Тот,
Кто фигуры расставляет,
Кто их в ящик убирает,
и за Кем последний ход.
***
Почему так тревожно гудит этот ветер?
Потому что – не брат никому и не сват –
он всё тот же, всё тот же точь в точь в этот вечер,
как вчера, как полвека, полжизни назад...
Потому что, как музыка, небо и море,
он всё тот же, всё тот же в волнующей мгле,
то ли бурю несёт, то ли гнев, то ли горе –
как до нас, как при нас, как без нас на земле...
Небесам и забытым сказаньям ровесник,
он в калитки и в окна пытается влезть,
словно посланный кем-то свихнувшийся вестник,
никому не сумевший вручить свою весть.
***
В.Набокову – коллекционеру бабочек
За день тысячу раз взлетали,
за день тысячу раз устали,
а ведь крылья-то не из стали,
не из грубого барахла –
легче шёлка и мягче фетра,
облетающие от ветра,
словно слепленные из пепла –
всё, что вечность им в дар дала!..
...Вот и вечер.
Солнце померкло.
День окончился.
Жизнь прошла.
***
Николаю Шипилову
Не ждёшь дурных вестей,
а всё ж однажды скажут:
– На выход, без вещей!.. –
и на порог укажут.
Небесный воронок
не будет дожидаться,
где Бог, а где порог, –
пора определяться!..
Пора, мой друг, пора –
на стол или на лавку,
ну, вот и с плеч гора,
в отставку, жизнь, в отставку...
А твой предвечный страх
пусть развлечёт немного –
раздолбанная в прах
последняя дорога.
Уж если горевать,
то не о прошлой жизни,
а что не пировать
на этой бедной тризне...
Присяжный ангел мой,
я был твоим позором,
с повинной головой
иду за приговором!
***
Не зуди, говорю, и не будешь зудим!..
Нужно трезво оценивать шансы, мой друг,
не придём, не увидим и не победим,
праздник жизни хорош и без наших заслуг!
Ну, допустим, снесём мы полмира!.. Потом
постоим полчаса у разрушенных стен.
Ну и что?.. А без подвигов наших, Катон,
сохранится хотя бы один Карфаген?
***
Ветер, ветер, не стоит, не надо,
не срывай золотые листы,
не рыдай!.. В эти дни листопада
я такой же бродяга, как ты!..
Всё равно – ни рыданья, ни крика
не услышит никто и нигде,
наша жизнь – это только улика
на последнем и страшном суде.
Пусть клевещут и каркают хором,
пусть повесят на нас всех собак,
я и сам со своим приговором:
всё не то, моя жизнь, всё не так!..
Слишком долго за сложным и ложным
мы гонялись с пустым решетом,
а теперь языком безнадёжным
как расскажешь о самом простом?!.
Но бродяге ничто не в убыток,
пусть листва заметает наш след,
там, где нет ни дверей, ни калиток, –
там и входа и выхода нет!
КУКУШКА
Не разгадать твою тоску –
всерьёз грустишь или играешь,
когда всю ночь своё «ку-ку»,
как чётки ты перебираешь?..
Годам ли нашим счёт ведёшь,
слепого случая орудье,
зачем их, как птенцов, кладёшь –
в чужую жизнь, в чужие судьбы?..
Игра ли это, не игра,
но мне давно уж не в новинку
печально слушать до утра
твою заевшую пластинку.
***
Вот уже и мы в иглу
вдеть не можем чёрной нитки,
чёрной нитки, чёрной метки,
той, простой, что даже детки
почитают за игру,
за игру, а не за пытки...
Мы не так, конечно, прытки,
и не так, конечно, метки,
глаз не тот, рука не та...
Ладно!.. Это ли убытки,
если в каждой нервной клетке,
боль о прошлом запертa!
***
Всё земное – уже за мною,
позади уже, за спиною,
за невидимою стеною
меркнет стынущею золою.
Золотое золы мерцанье,
словно кадров кино мельканье,
где родные до осязанья
гаснут целые мирозданья.
И смотрю я, как наблюдающий,
на себя в толпе исчезающей,
легкомысленно так вдыхающей
дух травы забвенья дурманящий...
***
А когда выключается в комнате свет,
и лишь звёзды с луной остаются в окне,
словно в детстве за тенью следя на стене,
мы не знаем, не ведаем, сколько нам лет...
В этом царстве ночном без фальшивых зеркал,
без навязчивой честности календарей, –
ты летишь среди звёзд в колыбели своей,
как когда-то давно безмятежно летал.
Ты летишь в первородном, забытом тепле,
над сияньем уральских ночей ледяных,
над цветною поляной тюльпанов степных,
над судьбою, ещё не открытой тебе.
И такая далёкая песня слышна,
и далёкий единственный голос такой,
и такая защита небес над тобой,
что уже никакая судьба не страшна!..
***
Бережёного, Бог – так меня бережёт –
не велит на кисельный ходить бережок.
Крепко держит в Своей справедливой руке –
«Не проси!..» – не пускает к молочной реке.
Не пускает ни к барским столам, ни в Кремли,
не меняет мои пятаки на рубли.
Отклоняет пути от лавровых венцов,
от лавровых венцов, шутовских бубенцов.
Посылает мне весть, чтобы я не вздыхал,
чтобы манны небесной напрасно не ждал...
Посылает врагов, а ещё дураков,
погляди, да сравни: ты-то сам – не таков?
Не скупится, полынною брагой поя, –
чтобы мёдом мне жизнь не казалась моя,
чтобы холод земной пробирал до костей...
Видно, я у Него из любимых детей...
ПЕСОЧНЫЕ ЧАСЫ
Над серебряной рекой,
на златом песочке...
Народная песня
В той ли колбе старинной,
где ночью и днём –
кто-то время бросает
и вертит вверх дном...
Вместе с ним нас бросает
и вертит весь век,
и уже мы не знаем –
где низ, а где верх,
чтo пылит нам в глаза
из любого угла –
золотой ли песок,
или прах и зола?..
Это Бог запечатал
в стеклянный острог
до последней песчинки
отмеренный срок.
В той игрушке старинной
до времени Он
запечатал концы
и начала времён,
где мы будем мотаться
в пространстве пустом,
не оставив следов
на песочке златом...
