Текст книги "Газета День Литературы # 106 (2005 6)"
Автор книги: Газета День Литературы
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)
Владимир Смык ПАМЯТИ ОТЦА ДИМИТРИЯ ДУДКО
Как быстро таял твой земной состав —
Освобождаясь от всего, что тленно,
Ты уходил. И плакал я, узнав.
Как он велик уход души смиренной.
Теперь она в раю, а мой удел
Печаль и слезы...Так недавно было:
Ты с Богом говорил, а я глядел —
Да что я мог еще? – тебе в затылок.
Ах, славно до чего тогда жилось!
Блестел затылок. Тихий белый пламень
Над ним струился реденьких волос,
Как нимб его запечатлела память.
Я знаю, что и многогрешный аз
Порою был предметом разговора.
Ты с Богом говорил, о тех которых
Любовью – не жезлом железным – пас.
...Под ветром, налетевшим в час заката,
Как угли гроздья вспыхнули рябин.
Где твой затылок,
сильный мой ходатай?
Один я перед Господом, один.
Регина Григорьева ФИЗИОЛОГИЯ СТИХА
ДЕТИ ГАМЕЛЬНА
под касанием легкой флейточки
расступается тишина,
отражается в окнах стрельчатых
перламутровая луна,
и текучим холодным пламенем
нежной музыки злой каприз
заливает булыжники Гамельна
и сбегает по улицам вниз.
и распахиваются оконца,
и вдоль узких лестниц ручьем
за насмешливым незнакомцем,
за звенящим лунным лучом,
с одеяния шутовского
не сводя восхищенных глаз,
подпевая и пританцовывая,
перешептываясь и смеясь,
мимо сонных взрослых – на пальчиках:
осторожней, не разбуди! —
только девочки, только мальчики,
по мерцающему пути,
оставляя спящее прошлое,
вы идете, вам дела нет,
что в высоком окне над площадью
я стою и смотрю вам вслед —
истекая холодным пламенем,
не сводя восхищенных глаз...
уходящие дети Гамельна,
я – последний, кто видит вас.
***
Должно быть скоро я ни зла,
ни счастья от тебя не вспомню...
Но страсть – какая страсть была
твоё лицо держать в ладонях...
А целовать, ласкать, любить —
что может эта малость значить,
когда могла перелепить,
пересоздать, переиначить?
И покрывало темноты
лишь для того, казалось, надо,
чтобы любимые черты
не исказить влюблённым взглядом.
И билось бабочкой в виски:
постой, помедли, пресеки,
не позволяй мне в настоящем
закончить властный жест руки,
творящей и боготворящей.
KАРИАТИДА
Почти неотличима
среди иных сестёр,
а вот проходишь мимо
и не отводишь взор —
как луч скользит по крыше
рассеянной рукой,
и мягкий мрамор дышит
легко и глубоко.
Задумчиво-спокойно,
потупя очи вниз,
как облачко лепное,
несет тяжелый фриз,
и я дивлюсь, как ладно
вся в тучах и лучах
лежит небес громада
на девичьих плечах.
А ей не в тягость ноша
и смена не нужна,
но всё ж бывает ночью
мне страшно, что она
один в лесу дитячьих
неслышных голосов
узнает и заплачет,
и бросится на зов.
ФИЗИОЛОГИЯ СТИХА
1.
меня окружают чужие слова,
шуршат как листва,
шелестят как трава.
от них спозаранок в ушах толкотня,
прибьётся подкидыш и: «пестуй меня!»
что делать —
приходится на руки брать,
строжить и лелеять, носы утирать;
а глянешь порою —
дыханье встаёт:
и где здесь чужое?
и что здесь своё?
2.
когда тошнит от фильмов и от книг
и кажется невмочь любое дело,
когда немеют губы и язык,
и, напрягаясь, тяжелеет тело,
и медленно кренится мир вокруг,
и твердь плывёт, качаясь под ногами —
и что сказать?..
не ошибись, мой друг —
так я хожу, беременна стихами.
3.
приодевшись словами едва,
не набравшись ни силы ни страсти,
на себя заявляют права,
заставляют с собою считаться,
расшибают колени и лбы,
украшают себя синяками,
словно малые дети – слабы,
словно малые дети – упрямы,
и заботы мои ни к чему,
и советов моих не услышат...
я никак до сих пор не пойму
как живут они, чем они дышат.
4.
когда я на стихи свои глядела,
отказывая в праве бытия
им, слабым, до того мне было ль дело,
что Он поступит так же, как и я,
и над черновиками мирозданья,
холодным взором рассекая синь,
без гнева, без любви, без состраданья
взойдет звезда по имени Полынь.
***
в долгих странствиях внезапно
в предрассветной полутьме
я тебе откроюсь замком
среди поля на холме —
что ты медлишь, незнакомец?
жданный гость, входи скорей! —
тяжело оттянут пояс
все ключи от всех дверей...
эха жаждущие своды,
света алчущая мгла,
лабиринты, переходы,
гобелены, зеркала...
в вязком воздухе вчерашнем
проступает зыбкий лик,
наверху под крышей башни
на стене горячий блик,
а душа легка как птица
и беспечна как цветок...
я открыта – как бойница,
что выходит на восток.
ДИТЮ ОНЛАЙНОВОМУ
С.
1.
Из рук твоих, что ни дай мне,
любую цикуту приму —
все пальчики на прощанье
целую по одному.
Качается слёзное марево,
раздваиваются пути...
Целую и приговариваю
ту блажь, что слыхал, поди,
от мамы, что ждёт тебя где-то,
той мамы, что родила:
"...этому... этому... этому...
а этому не дала —
он дров не носил..." – и сбилась,
и не могу продолжать:
ну что за несправедливость —
мизинчика обижать!..
Какой же ты взрослый, дитя моё,
как взгляд твой прям и горяч.
"Мама, глупая мама...
мелкая, ну не плачь!"
2.
Не тебе, а Ему благодарна —
Он задумал тебя на земле.
Я тобой была не одарена,
А вчера нашла на столе,
Убирая детскую комнату,
Гематитовый грустный пустяк —
Твоего колечка обломок...
Да зачем он мне? Просто так.
Как всё нежно, как всё непрочно,
Мой детёныш, успевший понять,
Как легко расколется всё, что
Замыкает тебя на меня.
Но когда ты порвёшь Его невод,
То – последний, нездешний мой дар —
Ты очнёшься в ликующем небе,
Я Его умолю, как Уар.
А когда разноцветная вечность
Повернётся другой стороной,
В ней воскреснет и это колечко
На мизинце, целованном мной.
3.*
Расплетая словесные вирши,
Не ища идеальных картин,
Как живём мы с тобой, чем мы дышим
И в какое мы небо летим?
Так взлетает подброшенный камень
Сам не думая, вверх или вниз,
Балансируя ловко руками,
Так ступают на скользкий карниз —
И по краю, и дальше – по взгляду,
Забывая о том, что внизу...
Ну иди же смелее, не падай —
Я тебя удержу на весу! —
Осторожно, не глядя под ноги,
Осязая упругой стопой
Натяженье любви и тревоги,
Нежной власти моей над тобой.
И всё выше, всё легче, всё круче —
Меж лопатками зябкая дрожь —
По дождинкам, по бликам, по тучам —
Полминуты ещё – и поймешь:
В пустоте между бездной и бездной,
Подставляя лицо вышине —
Отвернусь ли, уйду ли, исчезну —
Ты паришь – не нуждаясь во мне.
К МУЗЕ
учившая в донце стакана
провидеть иные миры,
не трогай моих тараканов,
они не из этой игры,
оставь мои глюки в покое,
не суйся в чужие дела —
ты вся существо нелюдское,
немое исчадье стекла,
и мир твой – микрон амальгамы,
плева, шелуха, чешуя.
так что же ты смотришь упрямо
на то, чему ты не судья?
уткнулась бы в пыльную книгу
на птичьем своём языке —
читать про блаженное иго
про дудочку в легкой руке,
про узкие хрупкие плечи,
про свет хризолитовых глаз.
а мне – немудрёные речи,
и скудный словарный запас,
и злая надежда и жажда
когда-то тебе рассказать
такое, что, вздрогнув, однажды
впервые потупишь глаза,
и я – от молчанья до жеста,
от пят до изгиба бровей —
прощу твоё несовершенство
и дыры в подкладке твоей.
–
*в соавторстве с С.Колесниковым.
СУМЕРКИ ЛИТЕРАТУРЫ. Краткий обзор
Не всегда у современного человека появляется возможность прочесть несколько романов за краткое время, одну неделю, например. Но если уж эта возможность представляется, если мы, допустим, отправились в отпуск, или сидим на даче, или нам нездоровится, то впечатление остается какое-то безрадостное. И дело вовсе не в том, что талантливых авторов в России сейчас нет, просто, как видно, издают не тех. Рецензии по определению должны быть положительными, иначе зачем ты читал эту книгу и убиваешь время на заметки, но ведь можно и отказаться от этого правила, никто нам не запрещает. Может быть, это спасет кого-то от лишней траты денег и времени. Итак, вот несколько не самых удачных произведений последних лет.
А.Етоев. Человек из паутины. М., 2004.
Невнятны сны человеческие. Разгадать их способен лишь опытный сновидец, да и есть ли у нас вообще такое право – разгадывать сны? Если вам как-нибудь привидится жалкий полутруп, бывший некогда высоким и большим человеком с белой кожей, обвитый скользкими нитями инфернальной паутины, изогнутый в нечеловеческих муках и некой необъяснимой силой подбрасываемый мощными толчками к невидимому потолку, вы уже не вспомните про художественную литературу. Вас просто пригласили посмотреть на печальную участь узников инферно. Роман г-на Етоева конечно не будет пугать вас подобными небылицами. Кажется, вся эта мутная волна нового мистического триллера удачно вписывается в формат. Самый откровенный образчик жанра – небезызвестный Лукьяненко, неудачливый ученик талантливого фантаста Владислава Крапивина. Его (Лукьяненка) неудобочитаемые и тем паче неудобосмотримые «Дозоры» так приглянулись российскому обывателю, что уж не в пример Етоеву заслуживают право на титул нац. бестселлера. Впрочем автор, кажется, не лишен воображения, и его познания в шаманских практиках сибирских народов будут любопытны интересующемуся читателю. Повествование, к сожалению, весьма скомкано ближе к финалу и, более того, приобретает явно пародийные черты. Автор безусловно видит свой текст скорее в качестве сценария будущего боевика, чем как серьезное «литературное произведение». Не может не вызвать сочувствия постоянная оглядка Етоева на умозрительных конкурентов-графоманов (рекомых Гандоновых). Видно тяжелая творческая судьба долго не давала в полной мере проявиться авторскому таланту. В целом роман «Человек из паутины» лишний раз убеждает в бесперспективности самовоспроизведения добротных средних интеллигентских романов в современной России.
А.Королев. Быть Босхом. М., 2004.
Анатолий Королев в свое время привлек внимание читателей странным и сильным романом «Человек-язык», где королёвская босхиана нашла-таки свое лучшее применение. Здесь же у нас нет возможности остановиться более подробно на этом произведении, ясно однако, что присущий Королеву отвлеченный гуманизм выдает в нем провинциального автора. В чем нет ничего плохого: здесь он чужд столичной амбивалентности и заигрыванию с разноликими бесами постмодерна. Признаемся, что интереснее всего в последнем романе Королева было читать незатейливую историю его армейской службы, а вовсе не маловразумительные наброски к босхианскому роману. Вызывают недоумение авторские рассуждения на отвлеченные темы (храм-книга-виртуальное общество). Попытки следовать традиционной русской (да и не только русской) схеме писательских философских рассуждений что у Королева, что у Лимонова досадно неубедительны. Если эти авторы пытались привлечь читателя острой темой тюремных отношений, где один из них играет роль начальника, а второй – осужденного, то это им вполне удалось. Босх же Королева и «метафизика» Лимонова выглядят странным довеском к добротной реалистической бытовой прозе. Нет, мы вовсе не хотим сказать, что рассуждения о Боге и смысле жизни должны быть полностью исключены из современной прозы, просто упомянутые авторы явно берутся не за свою тему, втуне раскрывая свою несложную интеллектуальную игру (то же, впрочем, можно сказать и о Марине Москвиной). На фоне Довлатова, да и теперь уже Лимонова, тюремная проза Королева рискует остаться временным интеллигенстким чтением, не имеющим особых претензий на статус бестселлера.
Э.Лимонов. Торжество метафизики. М., 2005.
Бесспорно, это торжество, но только не метафизики, а Эдуарда Лимонова, политика и писате– ля, вышедшего на свободу досрочно, отсидевшего на зоне недолгий срок и вернувшегося к своей партии. Метафизики в собственном смысле слова в книге не так уж много (скажем прямо ее там нет), даже в вышедшей ранее книге «В плену у мертвецов» Лимонов на грани отчаяния мог действительно создать образ высокой трагедии загнанного в угол героя-одиночки. Ничего еще решено не было, зона угрожала опусканием у параши и как минимум очень долгим сроком, а то и смертью, бывшая жена умерла, партийцы, да и партийное дело – где-то далеко. В последней же книжке Лимонов уже уверен в своем будущем и фиксирует лагерную действительность скорее со стороны, как ее мог бы описать иностранный наблюдатель волею судьбы оказавшийся на русских нарах. Возможно дело тут и в том, что дневниковую тетрадь Лимонова выкрали с подачи лагерной администрации, и писать пришлось заново и по памяти, о чем автор и предупреждает в начале публику. Что же, памяти писателя можно только позавидовать. Конечно, допустимы ошибки, но в целом картина предстает живая и подробная. Наверное, Лимонова можно назвать одним из самых памятливых писателей современности. Все его творчество, включая и нынешнюю книжку можно назвать апофеозом человеческой памяти, памятью, возведенной в степень одного неделимого мета-текста. Курьезно лишь, что память этого человека не отягощена рефлексией и вряд ли отдает себе отчет о своем актуальном месте в истории литературы и социальной мысли России. Лимонов – классик русской литературы, но классик в изменчивом, неуловимом и неблагодарном жанре непрекращаемого мемуара.
Н.Подольский. Хроники Незримой империи// Незримая империя. СПб, 2005.
Есть особый изыск в наслаждении имперской эстетикой на развалинах павшей империи. Впрочем, в повести Н. Подольского мы не увидим эстетики как таковой. Речь в ней идет скорее об изощренной компьютерной игре, способной сказаться на судьбах мира реального. Повесть представляет собой своеобразную антиутопию, облегченный и упрощенный в современных условиях аналог «Возвращения со звезд» С. Лема. Это и неудивительно, поскольку автора как математика 1935 года рождения не могли не волновать в свое время трудности и переживания лемовских персонажей. «Хроники» Подольского вполне соответствуют жанру научной фантастики, сейчас то ли отмененной, то ли перекочевавшей на широкие лотки массовой литературы. Возникает вопрос: а не отправить ли нам туда же и эту повесть о злоключениях компьютерных программ? Понятно, что дружеское сообщество питерских пост-фундаменталистов не отдаст так просто своего певца и стилизатора. Уважаемый А. Секацкий даже отметил положительной рецензией один из романов Н. Подольского «Возмущение праха», посвященный все тому же безумному русскому мыслителю – Николаю Федорову. Судя по тому, что тема Федорова вновь становится центральной в поименованной выше повести, тем для размышлений у г-на Подольского не так уж много. Вообще, где бы ни появился Федоров с его завиральными идеями в современной русской прозе – у Проханова ли, у Подольского ли – литература заканчивается, и начинается нелепое морализаторство и мутность «русского космизма». Повесть Подольского в новом сборнике идет в нагрузку к талантливому тексту Секацкого о питерском могуществе, куда более заслуживающему звания национального бестселлера.
Д.Гайдук. Растаманские сказки и всё такое. М., 2004.
Сказки нынче пишет всякий, кому не лень, вот даже Мадонна отметилась. Сказки сатирические, сказки дидактические, сказки лирические... Вот только настоящих сказок маловато, всё больше какие-то умученно-дохлые. А растаманские сказки Дм. Гайдука живые и настоящие, с вольным дыханием разговорной речи, и даже упаковочные слова «короче» и «типа» вплетаются в них с той же непринуждённостью, с какой вплетались в былины «ой-да» и «гой еси».
Так же, как у Писахова и Бажова, мир в сказках Гайдука творится лукавой прихотью рассказчика, его пристальным взглядом, щедрой словесной россыпью, да ещё неспешной интонацией с той растаманской ленцой, которую не способны поколебать никакие внешние обстоятельства.
Только вот радостный мир растаманских сказок... короче, типа... стрёмный это мир, в котором красноглазая мыша, обхававшись каши, высаживается на конкретную измену; чувак с герлой по укуру, стоя на облаке, стопят самолёт до Амстердама; ментов и санитаров, вызванных перепуганной тёщей к обдолбанному зятю тОркает «беспощадный центр» – а над всем этим палевом и гоневом в жирном ганджибасовом облаке зависает Джа и благостно втыкает в происходящее. И ни морали, ни сверхзадачи, ни фабулы, ни сюжета, события и персонажи вроде бы сами собой цепляются друг за друга, а автор всего лишь неспешно, с кайфом рассказывает о происходящем, гонит бесконечную телегу «за жизнь пипла».
А тут уж не обессудьте – каков пипл, таковы и телеги, иными словами – каков народ, таковы и сказки.
М.Москвина. Мусорная корзина для Алмазной сутры. М., 2004.
Маленький роман Марины Москвиной «Мусорная корзина для Алмазной сутры» оставляет непростое, неровное впечатление. Попытка связать мир буддийской мифологии с будничным бытом начала века потерпела поражение. И дело не в том, что темы несоизмеримы, – автор прекрасно чувствует и умело описывает, как повседневная жизнь нескольких поколений родичей становится тоже своего рода мифом. Осыпается сухая листва преходящих подробностей, обнажается ветвистая суть, а спящие почки выпускают на волю диковинные, неправдоподобные побеги. И уже не отличить правду от вымысла, и невероятная истина мифа торжествует над сонмищем тусклых правдочек. И всё бы хорошо, кабы не вечный рефрен: «...и тут егоеёих настигло Великое Просветление». А дальше, скажите мне, какой резон читать, если заранее известно, что, промытарив очередного героя положенное количество времени, автор волоком притащит его к молчаливому постижению путей всего сущего. Рай, нирвана, хеппи-энд – и безмерная жалость ко всем этим людям, прожившим свои земные жизни в меру своих сил и достоинств, а теперь, после смерти вынужденных служить куклами в теневом театре Марины Москвиной. Вероятно, им, достигшим освобождения, всё равно...
...А в «прибытии Бодхидхармы в Китай», и правда, нет никакого смысла...
ГР
Григорий Бондаренко СЛОВО О ГОРЕ. Вышел в свет Х-й номер журнала «Волшебная Гора».
Издание поступило в открытую продажу в магазинах: «Русский лес» (музей Маяковского, м. Лубянка); «Фаланстер» (Б. Козихинский пер., д. 10, м. Пушкинская); "Ad Marginem " (1-й Новокузнецкий пер., 5/7, м.Новокузнецкая); Книжная галерея «Нина» (ул. Бахрушина, д.28, м.Павелецкая); Литературный клуб «Графоман» (1-й Крутицкий пер., 3, м.Пролетарская).
Презентация юбилейного выпуска состоялась в Союзе писателей России 31 мая. В презентации участвовали Артур Медведев (главный редактор журнала), Мария Мамыко, Евгений Головин, Гейдар Джемаль, Андрей Щеглов, Али Тургиев, Григорий Бондаренко, Сергей Калугин, Виталий Аверьянов, Илья Бражников, Андрей Окара. Е.Головин отказался от выступления и молча внимал выступающим, только после вечера он смог уделить внимание любопытствующим поэтессам. Гейдар Джемаль, напротив, решил прочесть свои новые стихотворения и быстро скрылся после выступления.
Содержание номера:
МЕТАФИЗИКА / ФИЛОСОФИЯ
Мартин Хайдеггер. Метафизическая концепция Ницше и её роль в европейском мышлении: Вечное возвращение равного (Перевод с нем. С. Жигалкина).
Введение.
Часть I. Предварительное обсуждение учения о вечном возвращении равного. Происхождение, форма выражения (die Gestalt), область действия (der Bereich).
Часть II. Сущность метафизической концепции и возможность таковой в прошлой истории европейской философии.
Рецензии и мнения
Роман Багдасаров. Книга ученика (Малер А. Стратегии сакрального смысла. – М.: «Парад», 2003)
ГНОЗИС
Анри Корбен. Чёрный свет (Пер. с франц. Ю. Стефанова) 1. Нематериальный свет. 2. Доктрина световых явлений у Наджма Рази (1256). 3. Чёрный свет в «Розарии Тайн» .
Рене Генон. Св. Бернар (Пер. с франц. Т. Фадеевой).
Ксавье Аккар. Идентичность и теофания, Рене Генон (1886-1951) и Анри Корбен (1903-1978) (Пер. с франц. В. Ванюшкиной).
1. Ранний отход.
2. Расхождения в истолковании восточных учений.
3. Западная элита как она есть.
Людвиг Клагес. Почему, поднимая покрывало Изиды, находят погибель (Пер. с нем. С. Жигалкина).
Алексей Комогорцев. Ветви тайного древа.
I. Пришлецы с высоких небес.
II. Орден св. Георгия.
III. Заключение.
Рецензии и мнения
Андрей Щеглов. Еврейский мистицизм в изложении еврейского мистика (Шолем Г. «Основные течения еврейской мистики». М. Мосты культуры, 2004).
Виталий Аверьянов. Гипнотизм порога (Майринк Г. Произведение в алом: Голем: Роман; Зеркальные отражения: Сб. рассказов. – М.: Энигма; Майринк Г. Зеленый лик: Роман; Майстер Леонгард: Сб. рассказов. – М.: Энигма; Независимая газета).
САКРАЛЬНАЯ ГЕОГРАФИЯ
Али Тургиев. 'Ilm al-mizan (наука равновесия) и города-символы халифата Абасиддов.
СИМВОЛОГИЯ
Юрий Темников. О нескольких аспектах символизма облака.
Рецензии и мнения
Дмитрий Жуков. Священная наука: образ и символ (Фадеева Т. Образ и символ. Универсальный язык символики в истории культуры. – М.: Новалис, 2004).
ХРИСТИАНСТВО И АСТРОЛОГИЯ
Андрей Щеглов. Промысел и закон звёзд.
Часть I. Астральный фатум.
1. Учение о звёздах.
2. Античный фатум.
3. Звёздный Левиафан.
4. Бытийственная свобода и кровное родство.
Заключение.
Часть II Божественный Промысел.
1. Божественная благодать и Демиург необходимости.
2. Божественное Промышление и свободная воля.
3. Древняя Русь и астрология.
4. Бесчувственные звёзды.
Заключение.
Рецензии и мнения
Никита Скородум. Вместо послесловия к переводу и книге (Кох Д., Риндген Б. Лилит и Приап. М.: Мир Урании, 2004).
МЕТАИСТОРИЯ
Леонид Болотин. Наследие Валтасара.
1. Наследие – да без наследников.
2. Наследники Одина.
3. Шум-гора и рифмы мифа.
4. Длинноволосые Цари.
5. «Багряная нить».
6. Три Русских Голгофы.
7. Три Даниила и четыре Валтасара?
Георгий Нефедьев. Атлантида как проблема метаистории.
ИСТОРИОСОФИЯ
Владимир Малявин. Заклинание призраков.
Виталий Аверьянов. Логика предания и «работа с призраками» (Ответ В. Малявину).
Рецензии и мнения
Аркадий Малер. Антиномии русской экспансии (Аверьянов В. «Природа русской экспансии», М., «Лепта-Пресс», 2003).
ФИЛОСОФИЯ ТВОРЧЕСТВА
Мария Мамыко. Качество и подлог в искусстве.
Рецензии и мнения
Илья Бражников. Путь от земли до неба (Стефанов Ю. Крыльцо ангелов. М. Контекст, 2004).
Андрей Щеглов. Посткриптум к «Газонокосильщику» Константина Крылова.
ПОЭЗИЯ
Ольга Антюфеева.
Сергей Калугин.
Рустем Вахитов.
Рецензии и мнения
Мария Мамыко. Против рифмы сугубой (Джемаль Г. Стихотворения. – Екатеринбург.: «Ультра. Культура», 2004).
Связь с редакцией: (095) 420 84 44
E-mail: [email protected]
Наша страна представляет собой относительно плоскую равнину с суровой и долгой зимой и коротким летом. Яркий горный средиземноморский пейзаж возможно представить лишь на русской иконе или в сказочном воображении. Поэтому роскошная гора для русского человека всегда представлялась чем-то на редкость удивительным: Карпаты были где-то далеко, а до железных гор Урала новгородцы добираются довольно поздно. Итак, неудивительно, что образ горы почти что выпадает из русской традиционной картины мироздания. В нашем обыденном мире гора как таковая отсутствует, и если уж разговор заходит о горе, то она неизбежно обретает удивительные качества и становится волшебной. В русских былинах есть четкое противопоставление Святой Руси и Святых Гор. Горы эти расположены где-то вне обитаемого мира живых – они обитель изначальных великанов, странных земляных и слепых неуклюжих созданий. В то же время святость гор неоспорима – так же, как святость самой Руси. Если основанием горы могут служить останки свернувшегося в своей хтонической стихии Святогора, или огромный каменный лоб Адама, то вершина горы пронзает сновидное месиво облаков и прямо достигает сияющих небес.
Такое печальное отсутствие гор в русском пейзаже конечно приземляет и уплощает русского человека. Нелегко ему представить дорогу, вьющуюся серпантином вокруг островерхих пиков, разреженный воздух высокогорья ему не знаком. Ну что же, отсутствие гор рождает у нас мечту о горе, рождает миф горы. Посреди моря нашей унылой равнины потаенное воображение рисует прекрасные склоны одиноко стоящей горы. Волшебство этой вершины проявляется в ее удивительных свойствах. Вам нет необходимости карабкаться по ее склонам, поминутно срываясь вниз. В эту гору довольно легко войти: достаточно обладать ключом или услышать зов пестрого дудочника. Существует предание, что в гору могут войти только дети, но даже если это так, ваша детская наивность и доверие вполне могут помочь в этом случае.
Сложно сказать, является ли журнал «Волшебная гора» зримым отражением этой воображаемой горы. Современный мир настолько полон обманов и обманок, кажимостей и симулякров, что никто не может поручиться в достоверности даже собственного опыта, тем более если этот опыт опосредован техническими, электронными или печатными приспособлениями. И все же читатель вправе надеяться, что на этот раз он берет в руки нечто настоящее. Как в умозрительной горе есть несколько уровней и склонов, так и журнал этот являет собой пример многоуровневой структуры, каждая грань которой, беря начало в своем основании, стремится к небу. Мы можем спросить: соединяться ли грани ее на вершине? Но нам не дано разглядеть этого в слепящем блеске солнечного Светила.
Григорий БОНДАРЕНКО
