Текст книги "Газета День Литературы # 106 (2005 6)"
Автор книги: Газета День Литературы
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)
Конечно, старшие Гапоны, стареющие либералы и стареющие консерваторы, каждые по своему хотят привлечь, завлечь это первое яркое поколение граждан России. И думают – что завлекают. А молодые ребята делают вид, что завлекаются. Но, кажется мне, они лишь набираются опыта и вглядываются в своё собственное будущее. Уже задавая самим себе вопрос: как всё-таки нас зовут?
А ведь есть ещё для таких, как Сергей Шаргунов, и третий путь. В своё собственное творческое избранничество.
«Где я? Я там, где образы, где картоха дышит и выпарены давным-давно идеи… Носить в себе идейность, как простуду, как жар, сгустивший кровь. Идейность – это стакан менструальной крови! Обычный человек есть прозрачный стакан воды. Чем больше в человеке идей, тем гуще в стакане. И правда ведь, опитал, лазурное такое слово, жажда проняла, и безошибочно выберешь между просто водицей и кровяным стаканом. И не задумаешься, что „ярче“, что „познавательней“? Месячные лакать – злая забава…»
Но есть ли вообще прозрачная и чистая вода в природе? Да и так ли вкусна и полезна чистая Н2О? Вот и критики нынешние любят якобы чистые невинные сюжеты о постельных страстях и невинных забавах, любят виртуальные фантазии и постмодернистскую пародийность. «А если я возьму и напишу книгу о ненависти ко всему. О смерти, о сути суеты?..»
Можно повесть прочитать и как хронику нашего быстро бегущего времени. Тут и 1993 год, и чеченский захват «Норд-Оста», и митинги, и налёты скинхедов, портреты легко узнаваемых левых лидеров, правых лидеров. Вся новая реальность наших дней. Метко схваченные образы молодых, своих сверстников. Они ещё играют в командах старших. Но встречаясь, вроде бы из разных углов идеологии, жадно присматриваются друг к другу, обогащаются друг другом. Ибо у них проклёвывается уже и своя идеология – нового поколения России. Они не циники, скорее наоборот, идеалисты, но ко всем старым партиям и движениям, властным структурам и оппозиционным группировкам относятся вполне цинично. Они уже не верят в старый мир. Ибо он, этот старый мир, сам всё продал, всё предал, и всё развалил. Они схватывают на лету все технологии манипулирования обществом лишь для того, чтобы влить своё новое вино в старые меха.. По сути, они – это новые варвары, заселившиеся волею собственных судеб на пространствах разрушенной империи. Им пока нет дела до того, кто разрушил эту империю, и откуда она взялась, им важно самим закрепиться на её просторах и понять возможность собственного существования. И на самом деле: «Не до жиру, не до тряского холодца совести…» В газете ли работая, в организации общественной, на фирме – «Один смысл… – как карусель бешеная, чтоб крутануло – вихрь ударит в нос. И зависну головой вниз. И крутанёт!»
А выход какой – в любви? В вере в Бога? «Вдруг боженька увидит? Всё же чудеса есть, иконки текут, благоухая…»
А в жизни Андрей по радио излагает одну версию событий, в газете – прямо противоположную, в зависимости от того, кто деньги платит. Брату Игорю, из НБП, предлагает вождя сдать: «Бывали вожди вашего знаменитее! Вели полки. Вдохновляли миллионы, своими именами пометили полземли. Позорно – быть вождем-то…»
А может бросить всё и уйти в любовь? Скоро двадцать три года, душевная течка. Только и снятся девушки вперемешку с поллюциями.
И старые командиры в газете ли, в движении. На которых работаешь, у которых учишься. Но которым не веришь. А в голове уже готовится что-то поэтическое, типа: «Я предаю своих учителей…».
Может быть, и нынешняя сверхактивная жизнь Сергея Шаргунова – это тоже, как и у его героя – накопление опыта. Лимоновское жизненное построение сюжета. Хочется верить только своим. Но и в любви – скорее ублажение плоти. «Это не любовь, но мила откровенно». К тому же интересно и познавательно – на попе синева тату. «Дельфин весь из полосок, как в тюремной робе. Гарцующий на хвосте…».
Но утром, после всего утробного и пенисного: «Долбанное утро. Вонючая зубная паста, жмущие ботинки-уроды… он подумал: хмуро ей, похмелье…»
Может, надо быть нормальным пацаном и жить как все? Уйти от всякой политики. Не бунтарить. Почти целая глава звучит как апология предательству. Брат Андрея, энбэпэшник Игорь сдает следователям своего вождя. Его отпускают на свободу. Игорь видит "седое лицо за серой клеткой. Услыхал сдавленное: «Сука…» Кто-то изменяет партии. Кто-то изменяет любимой. Это как выход. Выход в свет. Измена во всём, измена всем. Один и тот же политик поддерживает противоположные по идеям и действиям молодежные движения. Сам же натравливает хулиганов на своих помощников. Имитирует угрозы. Не жизнь, а розыгрыш. Но всё вбирает в себя наш русский язык. Он «…беспределен, вбирая упоение и отврат, ласку-таску, славное-страшное…»
Может быть, и повесть – всего лишь о языке, о его возможностях, демонстрация этих возможностей языка?
«Ландыш, сойка, свиристель, но зоб, дупло, жаба. Буренка, но бык. Сталь, но чугун. Колодезная. Шёлковая, речистая, но (семейка упырей) свекровь, шурин, деверь…»
Вся повесть – это непрерывная игра словами, созвучием слов, смыслами слов, перевертышами. Но люди также играют. Перевертываются. Становятся созвучными, а потом рассыпаются и отстраняются. Что за миссия у его героев? Что за миссия у этой словесной игры? И выполнима ли она? Или всё понарошку? В самой жизни и в самом творчестве Сергея Шаргунова? И близок ли ему герой повести Андрей?
"Андрей вспоминал проповедь из детства:
– Рай и ад с нами, при жизни, добровольно, по заслугам. Не топить ближнего. Не воровать из чужого невода!.. не запутывать чужие сети!... и не сманивать чужую жену своей дивной рыбиной! Ты веришь?.."
В финале повести уходит в мир иной его хитрый учитель Куркин. А сам Андрей устраивается работать почтальоном. Носителем вестей и новостей. С Таней они обвенчались.
«Что ждет нашего героя? Напишет ли он однажды письмо? Роман? Родит ли ребенка? Завтра Худяков может стать совершенно другим. Каким? Террористом? Самоубийцей? Чертом лысым?.. Эх, Андрей! Я жду от тебя вестей…»
А читатель ждёт вестей от Сергея Шаргунова. И его новой реальности. Жаль, Сергей недобрал одного балла до шорт-листа в «Национальном бестселлере». Не так уж ему премия нужна. Но, кажется мне, надо друзьям-критикам всерьёз браться за это новое поколение с его новыми героями. Может, и выйдет из них что-нибудь путное назло всей осточертевшей действительности. Как же тебя зовут? И кто ты такой? Какому Богу молишься?
Валерий Михайлов «НА ТВОЙ ПРЕЧИСТЫЙ СВЕТ...»
***
Наши погостики лёгкие, милые,
Крашены краской какой-то голубенькой,
Крестики там покосилися, хилые,
Звёзды из тоненькой жести нарублены.
Нету почти там гранита тяжёлого,
Мрамора ясно-холодного, скользкого,
И на оградках потрескалось олово.
Кустики, яблоньки... столько в них свойского.
Наши погостики славные, нищие,
Дождиком вымыты, солнышком крашены,
Там воробьи важно кормятся вишнями,
Стопкой гранённой бродяжки уважены.
Наши погосты, как небо, свободные.
Чисто жилось – так добром поминается...
Значит, такие здесь Богу угодные,
Стало быть, так оно и полагается...
***
Неужто это я бегу по тёплым лужам
Под дождик проливной, сшибая пузыри,
Как будто бы земле до капельки я нужен,
Как эти пузыри, с их радостью внутри...
И, пятками блестя счастливыми, босыми,
На солнышке слепом в прогалах быстрых туч,
Неужто это я под струями косыми
На всю катушку жив и, словно дождь, певуч...
А как просохнет степь – вслед за бумажным змеем
Неужто это я воздушною душой
Взмываю в небеса и долго-долго рею
И весь наш вижу мир, прекрасный и большой...
Но целый век прошёл – и притомилось сердце
Гнать медленную кровь по кругу лет и жил.
На пустоту времён ничем не опереться...
Неужто это я когда-то где-то жил?..
***
Он вспомнил степь, горячий лик небес,
Клубки сухой травы, волну печали
И вопль немой: «Зачем, зачем я здесь?»
Всё, что судьба дала ему вначале.
В тот миг душа, рыдая, поняла,
Что родина, как миф, недостижима.
Лишь речь родная сына приняла,
Всё остальное прокатилось мимо.
"Земля чужая, я ль тебе чужой,
Когда тебе впервые удивился.
Земля родная, я ль тебе родной,
Когда я на чужой земле родился.
О, детства сон и невозвратный след,
Тоска по родине, как кровь, сырая.
Полуседой, на твой пречистый свет
Вернулся я. А вот зачем, не знаю".
***
Он ничего не говорил,
А только песни пел и слушал,
И ни глотка не пригубил,
Не потревожил зельем душу.
Она и так больным-больна,
И без того ей нет покою,
Как та родная сторона,
Что стала словно неродною.
Потом он вышел на крыльцо,
Под небесами очутился,
И, запрокинувши лицо,
Вновь тихим звёздам подивился.
Они сверкали в вышине
И медленно куда-то плыли,
И, понимая всё вполне,
Ни слова не произносили.
***
День измерен сияньем златых куполов.
Поутру из окошка подъездного серого
Михаила Архангела вижу покров —
Три креста средь бетона, как мир, оголтелого.
А пройдёшь филиал преисподней – метро,
И душе, после толп сумасшествия тихого,
Благородной отрадой повеет остро
От могучего шлема Ивана Великого.
Переулок арбатский тоскою томит:
Крив и тесен, от ветхости нету спасения.
Но за мрачным изгибом он вдруг подарит
Золочёным крестом. Это храм Вознесения.
Не прикажешь вовеки ни сердцу, ни снам,
И душа не летит за границу чухонскую.
В небеса ли уйдёт... но уже где-то там
У крестов над московской страной вавилонскою.
***
Во мгле моей пустынно и сурово
Под сводами небесной немоты,
Лишь несказанно где-то брезжит слово,
А в слове том как свет сияешь ты.
Ты словно свет негласна, незакатна,
Ты просто льёшься из самой себя.
Вся тьма моя тебя вбирает жадно
И исчезает, смерть свою любя.
Я ухожу в пространствия иные,
Мне целый мир не больше, чем тюрьма,
И на лучи твои на светло-золотые
Душа моя летит к тебе сама.
Сергей Семанов МОСКВА—ПАРИЖ, ДАЛЕЕ ВЕЗДЕ
Держим в руках роскошно изданный альбом «Парижский книжный салон – российская литература». Сотня страниц толстенной, как слоновая кожа, бумаги, фотопортреты, справочные материалы, даже особые листки «Для заметок» предусмотрены. Но вот поразительно – нет никаких выходных данных! Буквально никаких, ни в конце, ни в начале книги, даже в иных каких для того не предназначенных местах. Поневоле задумаешься, что за секретность? Вновь самиздат? Нет, он у нас в подарочном виде не появлялся. По следу бессчетных детективных сериалов возникает мысль: ФСБ, Моссад? А может быть, британская разведка Ми-6 или французские спецслужбы тут подсуетились? Не станем гадать, а лучше ознакомимся с содержанием таинственной книги.
Половина издания посвящена программе выступлений посланцев русской литературы в Парижском книжном салоне. Именно русской, ибо представители иноязычных литератур: от адыгов и бурят до чукчей и якутов, – там представлены вроде бы не были. Трудились долго, восемь рабочих дней, с 18 по 25 марта сего 2005 года. Об этом позже расскажем, а пока – о второй половине издания.
Оно озаглавлено чётко и недвусмысленно: «Писатели, представляющие литературу современной России». Очень интересно познакомиться с этими избранными представителями. Вопрос этот уже обсуждался в печати, и не только литературной. Язвительных замечаний было высказано множество, причем с самых различных сторон. Мы постараемся воздержаться от прямых оценок, воспользуемся способами статистическими, то есть сугубо объективными, а фактические сведения возьмем из характеристик (самохаракте– ристик?) данного секретного издания.
Итак, в Париж отправилась официальная делегация, немалые расходы на авиабилеты, проживание в весьма недешевых парижских гостиницах, угощение и прочие такие забавы – всё это, как говорится, на казённый счёт, то есть, выражаясь по-современному, на средства налогоплательщиков, включая и подати, взимаемые с бедных российских писателей, Париж не посещающих. Избранников оказалось сорок восемь, не считая обслуги их (о том попозже). Кто же они? Оставив пока зыбкую сферу творческих оценок, скажем о вещах простейших: каков возраст, пол, место проживания, гражданство и т.п.
В сорока восьми кратких жизнеописаниях новоявленных парижан весьма частой фразой является однозначное: «Живет в Москве». Таковых набралось 33 лица мужского и женского пола, 68%, то есть более двух третей. Тут впору говорить не о российских, а о столичных литераторах на парижской сбеговке. Еще четверо – из Петербурга, тоже город отчасти столичный. А как же остальная Россия, простирающаяся (пока) от Смоленска до Владивостока? Один из Ростова-на-Дону и один из Калининграда (б.Кёнигсберг). И всё.
Спрашивается, а где затерялись остальные девять избранников? Не надо беспокоиться – устроены они весьма прилично. Четверо обитают во Франции, им и ездить особо никуда не пришлось, двое – в Германии, тоже по соседству, по одному – в Израиле, в Швейцарии и в США. В итоге почти пятая часть «представителей» могут именоваться «российскими писателями» весьма условно – ведь не в творческих командировках там пребывают, а осели капитально. Таков подбор московско-питерско-зарубежных избранников России.
Можно при этом смело предположить, что эту однообразную по месту проживания ватагу устроители халявной поездки смогли переправить в Париж не без труда. Да, несомненно, если обратить внимание на возраст «литераторов современной России». Сразу задумаешься, а так ли уж они «современны» для сегодняшних читателей (допустим, что читатели у многих из них имеются). Простейший подсчет показал, к нашему сожалению, что почти половина парижских гостей перешли пенсионный возраст, и многие уже довольно давно (22 персоны обоего пола, 46%, почти половина, уточним «для протокола»).
Неудивительно, что некоторые приезжие чувствовали себя на гостеприимной французской земле не очень бодро. Мы имеем в виду телесное состояние визитёров. Андрей Андреевич Вознесенский, разменявший давно восьмой десяток, не расставался в Париже с костылем. Предусмотрительные устроители вояжа озаботились, чтобы почтенного поэта сопровождала его супруга (тоже известная писательница, но в перечне официальных гостей она почему-то не значится). Русскоязычный «эссеист» (он так представлен) В.Пьецух и в Париже не смог расстаться с пагубными российскими слабостями. На приеме у двух президентов в Елисейском дворце, когда почетных гостей обносили шампанским, он спросил себе пивка, желая тем облегчить тело и душу. Вышколенные лакеи ответили, что в Елисейском дворце пива, к сожалению, не держат... Значит, правильно написали о В.Пьецухе составители таинственной книги: «Его поэтике присуще органическое игровое начало». Присуще, ничего тут нельзя возразить.
Мы коснулись только тех двух случаев, о которых уже сообщалось в московской печати, развивать этот сюжет из иных источников не станем. Завеса тайны пусть и далее пребывает над этим вояжем.
Имелись ли среди «литераторов современной России» лица, далеко пока отстоящие от пенсионного раздела? Проявив необходимое трудолюбие, удалось обнаружить двоих таких – даму и кавалера.
Журавлёва Наталья Борисовна, читаем выданную ей справку: «Родилась в 1974 году на Урале, росла и воспитывалась в семье бабушки в малюсенькой деревеньке на берегу реки Печора». Какая заманчивая экзотика для пресыщенных посетителей парижского салона! Но далее судьба писательницы делает крутой разворот – с Урала в Москву, а вскорости в парижскую Сорбонну. Там и прижилась, а как раз накануне открытия Книжного салона (какое совпадение!) вышла в свет первая в ее жизни книга. В Париже, разумеется. На Урале, как, впрочем, и в Москве, эту писательницу пока еще не смогли узнать.
Молодой кавалер-литератор тоже довольно своеобразен. Дмитрий Бортников (цитируем наш путеводитель) – «Прозаик, представитель „новой волны“ современной российской литературы. Родился в Самаре в 1968 году, учился на филологическом факультете (где именно, опущено почему-то), покинул его на четвертом курсе. По гранту Сороса написал цикл лекций о литературе. По приглашению друзей в 1998 переехал в Париж, где остался жить. Прозу пишет с девяти лет. Первая публикация (1998) в русском журнале „Playboy“. Роман „Свинобург“ переведен на французский язык. Живет во Франции».
Пришлось пространно цитировать, ибо ни в каких самоновейших библиографиях имя этого сорокалетнего писателя отыскать не удалось. Однако и без того всё понятно: помощь дядюшки Сороса, приглашение в Париж от неведомых друзей, первая публикация в своеобразном издании, наконец – название неизвестного у нас романа. Да, истинная «новая волна». И вполне определенного оттенка.
Итак, молодые дама и кавалер той своеобычной «российской» писательской депутации по-прежнему живут недалеко друг от друга и могут, если пожелают, без помех общаться меж собой.
Такова вот была молодая поросль в сбеговке на брегах Сены. А пенсионеры, кроме Аксенова и Алексиевич, покинули жизнерадостный Париж и вернулись доживать в обеих российских столицах. Впрочем, не все, одной пенсионерке пришлось лететь через Атлантический океан обратно в Бостон, представим же и ее, очень мало известную нашему читателю. Муравьева Ирина Лазаревна еще при Советской власти выехала в Штаты по израильской визе, там и поживает с тех пор. Печаталась в Нью-Йорке, а у нас в основном предпочитала многотиражный журнал «Дружба народов». Достойная представительница России.
Добавим, чтобы закончить сюжет о возрасте: Е.Попов, В.Ерофеев и упомянутый В.Пьецух намерены встретить в родной Москве своё шестидесятилетие. В самом недалеком будущем.
К сожалению, невозможно сделать какие-либо подсчеты о посланцах России на Парижский книжный салон по национальному их составу. Это сокрыто столь же тщательно, как имена издателей названного альбома. «Счастье братьев велико спрятать тайну глубоко», как пелось в старом масонском гимне. Конечно, российские читатели знают национальную принадлежность Гранина или Радзинского, как известны имена родителей Татьяны Толстой и Василия Аксенова, но таких известных литераторов среди «членов парижского клуба» более, кажется, нет. Конечно, имена Рубинштейна, Юзефовича или Давида Маркиша говорят сами за себя, но и таких немного.
Кто же остальные? Имена, отчества и фамилии у большинства отчетливо славяно-русские. Однако сомнения всё же возникают. Покойный В.Кожинов, например, рассказывал, что Андрей Битов происходит чуть ли не из немецких баронов. Возможно. Однако фотопортрет нынешнего Битова в этой связи несколько озадачивает. Вряд ли рыцари Ливонского ордена, покорившие Прибалтику, выглядели именно так. Во всяком случае, режиссер Эйзенштейн показал нам совсем других немецких баронов в фильме «Александр Невский», а он сам был по происхождению немец и вырос в Риге, столице того самого ордена. Но всякое в жизни случается...
Или вот еще пример – Архангельский Александр Николаевич. Фамилия, типичная для православных священников, имя и отчество – от великих христианских святых, а выглядит на качественном фото... ну, как будто прибыл в Москву из стран Леванта. Или вот Виктор Владимирович Ерофеев, фамилия и отчество у него – от номенклатурного папы, но с годами всё более становится похож на маму. Вот и разбирайся в этих и подобных случаях. Так что закончим на этом попытки сделать какие-то подсчеты национальной принадлежности. Ненадежное это дело, как выясняется.
Разобрав кратко начальную статистику о составе наших казенных россияно-парижан, коснемся в заключение вопросов, так сказать, творческих. Всё же речь идет о выставке книг, причем не технических или медицинских, а о том, что ранее именовалось изящной словесностью. Для оценки этого сюжета у нас есть надежный источник – в подробностях, буквально по дням и часам расписание всевозможных встреч и «презентаций», с полным перечислением участников, ведущих, а также гостей, достойных, по мнению негласных составителей альбома, публичного упоминания. Увы, впечатление остается столь же грустное, как и от данных статистических.
Пересказывать сколь-нибудь подробно это многодневное и многолюдное действо нет ни возможности, ни желания – было бы долго и скучно. Для объективности кратко представим три самых начальных мероприятия – они заранее обдумыва– лись и готовились, значит, случайностей тут быть не должно.
Итак, первое мероприятие: «Встреча Андрея Дмитриева с учениками лицея де Монтрей». Не знаем, как для французских лицеистов, но отечественному читателю это имя мало что говорит, хоть автор этот уже не молод, под пятьдесят. О его сочинениях в исследуемом альбоме сказано скупо и глухо, зато обещано издание его томов во Франции. Когда появятся, не уточнено.
Далее значится "Презентация журнала «Вестник Европы», участники и ведущие – неведомые нам Людмила Калинина, Георгий Чистяков и Виктор Ярошенко (редактор этого журнала). Тут же названа и Екатерина Гениева, известная в Москве дама, главная уполномоченная у нас миллиардера Сороса. Она уже многие годы пребывает в непрерывных загранпоездках, но вот и в Париже не преминула показаться. Но, главное, что за журнал такой? Не без труда удалось установить, что выходит он всего лишь с 2001 года на средства того же Сороса, учредители – Егор Гайдар и та же Гениева. Тираж экзотического издания – 1000 экземпляров. Даже по нынешним меркам весьма скудно.
Действие третье – «Санкт-Петербург: Энциклопедия и интернет-портал». Что это означает, не объяснено, а мы толковать не решаемся. А вот действующих лиц много, возглавляет их патриарх парижан Даниил Гранин, его представлять не надо, давно известен – как раньше выражались, «ровесник Октября». Далее следует знакомая уже Гениева и мало знакомые Александр Кабак (из Фонда им. Д.Лихачева) и Алексей Комеч (от Министерства культуры) – отметим лишь, что все трое не имеют ни малейшего отношения к той самой изящной словесности, представлять которую вроде бы и должна была данная депутация. Но главный сюрприз далее.
«Презентовать» этот самый интернет-портал прибыло лицо министерского ранга – директор Главархива страны С.Мироненок. Он-то почему здесь? Когда-то занимался декабристами, но не в стихах и не в прозе. И еще важная персона – академик РАН А.Фурсенко, историк, долгие советские годы разоблачавший козни американского империализма (конечно, вовремя перестроился). Нельзя не отметить, оба они загадочно выглядят на книжной выставке, посвященной, как объявлено, «литературе современной России».
Прервем рассказ о бессчетном числе подобных же сбеговок на Парижском салоне. Зададимся двумя лишь вопросами. Кто всё-таки из госчиновников подбирал всю эту дружную команду? И во сколько обошлась парижская затея российским гражданам, своими трудами наполняющим государственную казну РФ?
И, наконец, последнее. Подобную же группу своеобразных российских литераторов в недавнее время уже возили в разные европейские города, а теперь вот вскорости собираются отправить в Будапешт. Опять-таки на казенный счет. Интересно, как относятся к подобному «подбору кадров» имеющиеся в России писательские сообщества?
