Текст книги "Газета День Литературы # 136 (2007 12)"
Автор книги: Газета День Литературы
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)
Пётр Краснов ТАЙНА БЕССМЕРТИЯ
Русский язык – язык великой русской литературы.
И, конечно, следует продолжить: русская литература – дочь великого русского языка.
Слово «великий» здесь никакое не преувеличение, не хвастовство: его огромность, сибирская неохватность изумляет всякого русского даже, не говоря уже об иноязычных, всех, кто пытается заглянуть в его глубины. Даже русских – уже попривыкших, кажется, приученных относиться ко всему своему с неким пренебреженьем: двадцать лет одичания под «ковровыми бомбардировками» нашего сознания преступным телевидением, русоненавистническими «россиянскими» СМИ не прошли даром...
Издавна уже ведётся вполне надуманный и провокационный спор: Россия – это Европа или Азия? Надумали даже в кабинетах такой же провокативный термин, посягающий на целое учение, – «евразийство», этакую «сухую воду», в природе и в истории не существующую. То есть это географическое и весьма условное геополитическое понятие пытаясь насильно внедрить в сферу этнокультурную, ментальную, сводя тем самым русских к чему-то межеумочному и в лучшем случае составному, слепленному из остатков чужих культур, влияний, заимствований. Сказать в скобках, впрочем, это не первый позор русской аристократии, целый век обезьянничавшей на французском, а с ней и интеллигенции, ударившейся в вольтерьянство, в марксизм потом, а сейчас вот и в «рыночность». На Западе этот термин – «евразийство» – подхватили с несказанным удовольствием, «забыв» даже о мнениях по этому поводу многих своих авторитетов, того же Шпенглера.
Но первый свидетель (равно и свидетельство) полномерной и совершенной уникальности русской православной культуры, цивилизации, нации есть прежде всего наш великий язык. Выкованный в горнилах ещё домонгольского нашего средневековья, в беспрецедентном летописном наследии, в высокопоэтичном эпосе былин и «Слова о полку Игореве», он по многим причинам не сразу отрядил из себя литературу светскую, «пушкинскую»; но когда в два-три десятилетия – по историческим меркам едва ли не мгновенно – сделал это, открывшись для внешнего мира Толстым, Достоевским, Тургеневым, целым веером блистательных умов и перьев, вырвавшись сразу вперёд, на Западе поразились: откуда такой богатейший язык, такая пронзительная мысль?!
Оттуда, из недр великого, всегда им непонятного и оттого опасного, будто бы даже враждебного народа. Из Гардарики – «страны городов», как называли нас скандинавы, – простолюдины которой писали друг другу письма, на бересте в том числе, в то время как некоторые короли Европы попросту неграмотны были.
С несвойственной им лёгкостью веря романтическу эпатажу Блока («Да, скифы – мы! Да, азиаты – мы, с раскосыми и жадными очами!..»), это именно они наваливались на нас жесточайшими – куда там азиатам – нашествиями с Запада; а кем были мы, не раз и не два загоняя их обратно в разбойное логово, приходя к их очагам? Да самыми что ни есть европейцами – в их о себе идеальном представлении.
Но мы не европейцы, разумеется, и ещё меньше азиаты. В духовном и душевном своём строении русские глубоко отличны от тех и других, и когда какой-нибудь наш по-журналистски невежественный газетчик или тэвэшник, побывавши в американской провинциальной глубинке, пытается уверить нас и себя в обратном («Да они такие ж, как мы!..»), то он драматически, по меньшей мере, ошибается: в вечном явном и неявном противостоянии нет, пожалуй, человеческих типов, более друг от друга далеких...
Это отнюдь не призыв к пресловутой ксенофобии, а констатация давным-давно удостоверенного исторического факта. И если уж к кому и ближе мы, русские, то это к Индии, индусам – на языковой опять же и, тем самым, ментальной основе.
Об этих коренных мировоззренческих различиях «человека западного» и «человека русского», отражающихся в языке, пишет специалист языковедения Маргарита Сосницкая (статья «На фоне русского», газета «День литературы»): «Это разница не просто в словах, но и в сознании, во взгляде на мир, события и факты. Вот, кстати, само слово „мир“. Оно включает у нас понятия „мироздания“, „не войны“, „общества“ и тем как бы выражает, что все они должны пребывать между собой в любви и согласии, и тогда будет настоящий мир во всех трёх значениях; в других же языках (западных – П.К.) для каждого из этих понятий есть отдельное слово, что можно трактовать как невозможность им между собой договориться...» И, приведя примеры этих слов-понятий на английском, французском, итальянском и испанском языках, предлагает: «Попробуйте с этой точки зрения перевести „Войну и мир“ (только название)...»
Да, попробуйте – хотя бы название! Что уж говорить о переводе глубинных смыслов и тончайшей нравственной структуры, западному обыденному сознанию и душе вряд ли внятных, «Поликушки» Толстого, например, «Марея» Достоевского или бунинских «Лаптей». «Запад не понял ни одного нашего поэта, начиная с Пушкина, – пишет она. – ...поэты даже такого ранга, как Ф.Тютчев, А.Блок, просто неизвестны на Западе...» И дело здесь не только в весьма существенной «неэквивалентности языков», которую она довольно подробно разбирает, выделяя преимущества русского языка, его гибкость и образность; наверняка и наши переводчики с «западного» не улавливают многие ментальные нюансы и оттенки переводимых текстов. Речь о нравственных императивах, изначально заложенных в языке и проявляющихся и в повседневном, и в историческом бытовании того или иного народа.
И если, скажем, в романских языках «совесть» и «сознание» обозначаются одним словом, то русский, пожалуй, вправе спросить: что ж, выходит, «романский человек» считает совестью то, что «подставляет» ему по ситуации услужливое сознание? Что сочтёт за совесть, тем и будет руководствоваться?
Мне вспоминается в связи с этим эпизод известной многотомной «Истории XIX века» французских авторов Рамбо и Лависса, где они, историки, описывая занятие Наполеоном Москвы, возмущаются: какие-то негодяи стреляли, дескать, из окон по входящим войскам... Пьер Безухов, видите ли, негодяй и даже хуже – замыслил «великого из великих» убить!.. Террорист, по-нынешнему говоря, вроде иракских или палестинских сопротивленцев. Можно представить, что они понаписали о событиях, которые я как читатель знаю хуже или не знаю совсем...
И посему я без сожаления, признаться, подарил сей восьмитомник приехавшему в Оренбург В.Ганичеву: он историк, вот пусть и разбирается, насколько резинова она, эта «совесть-сознание», у этих и других творцов европейских исторических мифов – которые с ещё большей напористостью творятся и сейчас... А в некоторых языках слова – а значит и понятия – «совесть» вообще нет, хотя это и не означает отсутствия совести у отдельных его представителей: «Дух веет где хочет...»
О богатстве же нашего языка может судить тот из русских, кто в совершенстве овладел такими же мировыми языками. И понятно, мягко говоря, недоумение Набокова: как же так, пошлости в этой загранице – море, а слова «пошлость» в европейских языках нет?!.
М.Сосницкая, начавши с цитаты: «Великий и могучий русский язык!» – продолжает: "Эти известные слова И.С. Тургенева, прожившего большую часть жизни во Франции, выстраданы, проверены опытом и написаны, можно сказать, кровью... Его друзьями были П.Мериме, Ж.Санд, Флобер, Золя, Доде, Мопассан. Кто-то из них писал, что Тургенев говорил по-французски безукоризненно, только иногда делая маленькие паузы, подбирая точное слово, и точность эта была поразительна и не каждому французу по плечу. Так что мы полностью можем доверять его словам о языке: «Нам нечего брать у тех, кто беднее нас...»
А мы всё берём... И не от жадности, нет – чаще по глупости, а то и по дурному умыслу, и куда реже – по необходимости; благодаря нынешней нашей интенсивно-серой «элите», мы порядком поглупели в глазах других народов, мы отдали всё, в том числе и свой великий язык, «на поток и разграбление». Вот уж действительно «растеклись мыслью по древу», повторяя эту застарелую словесную ошибку, а в жизни наступая всё на те же грабли...
А ведь как прекрасно сказал автор «Слова о полку Игореве»: «растекашется мысью (белкой! – П.К.) по древу, серым волком по земли, шизым орлом под облакы» – по всей логике этой развёрнутой метафоры. Белка стелется, растекается по дереву, и это правильно перевели и А.Майков, и К.Бальмонт, и И.Шкляревский (среди десятков других шаблонно-неверных переводов этого выражения). Да и в «Слове» есть далее «мыслено древо», но это совсем другой троп, над смыслом которого надо ещё думать и думать. Может быть, это метафора «ветвящейся» мысли, размышления о происшедшем, чем и является, в сущности, «Слово»?
А мы всё ещё растекаемся бессмысленной «мыслью по дереву» своих письменных столов, ища под фонарём «русскую идею» – непотерянную, старательно не видя её во всей своей очевидной простоте и здравости. Особенно ретиво, кстати, «ищут» её – и не находят, понимашь! – дипломированные русоненавистники.
И сколько же сейчас в русский язык вброшено, всучено, навязано ему таких вот извращённых, ложных по смыслу антиметафор, «понятий» и грошовых «ценностей», слов-паразитов, стремясь свести его до убогого лексикона вырожденцев, до образованческой «фени» «говорящих голов» из телеящика!..
Но он и сейчас все так же велик и могуч, наш язык. Он борется, обволакивая защитной иронией и отторгая одни слова-вирусы, нарочито видоизменяя, а то и коверкая насмешливо другие, переформатируя (уже и не чужим словом говоря), делая их не такими опасными, приспосабливая как гастарбайтеров на ролях чернорабочих.
Он, помимо воли постмодернистов-комбинаторов и их критиков-пиарщиков, выворачивает наизнанку их набитую псевдоцитатами пустоту и всем её, кто ещё не ослеп, показывает воочию... Как и пустоту наших корыстных и лживых политиков, между прочим. Его разоблачающая сила удивительна, в нём ощутимо вязнет едва ли не любая ложь!
Он, живой и мудрый, несравненно умней нас с вами – как средоточие нашего национального духа и воли к жизни великой и пространной, да на меньшее, когда с нами такая сила его, мы никогда и не согласимся.
И чем больше я, грешный, в меру сил своих человеческих соработничаю с ним, тем чаще думаю, что великие языки не образовались в результате общеутверждаемой учёными долгой языковой эволюции, а были даны свыше в основе своей готовыми каждому народу «по роду его» и назначению, – настолько сложна и едва ль не бесконечна Вселенная моего родного языка, настолько всё в нём переплетено, как в мощном дёрне, в почве нашей корнями и корешками, с нечеловеческой мудростью взаимоувязано...
Во всяком случае, тайна происхождения языка, мне думается, не менее глубока, чем возникновение живой материи из неживой, чем тайна зарождения разума, человека. Это тайна чаемого нами бессмертия: всё живое вечно живо в Боге, в Слове.
Редактор “РОССИИ ВЕРНЫЕ СЫНЫ”
В восьмой раз в Большом зале Центрального дома литераторов проходит награждение одной из ведущих литературных премий России, и, безусловно, одной из немногих по-настоящему весомых в русском национальном направлении – премии имени Александра Невского «России верные сыны».
Её лауреатами за минувшие годы стали Юрий Бондарев и Валентин Распутин, Пётр Проскурин и Леонид Бородин, Станислав Ку– няев и Юрий Поляков, Юрий Козлов и Вячеслав Дёгтев, Вера Галактионова и Владимир Личутин, Пётр Краснов и Сергей Каргашин, Лев Аннинский и Владимир Бондаренко… Безусловно, ведущие русские писатели нашего времени. Наша литературная державная партия.
И организовал её, направил эту премию в будущее русской литературы талантливый промышленник, строитель Виктор Степанович Столповских, руководитель движения «Верные сыны России». В беседе со мной Виктор Степанович признавался: «Как только органи– зовал движение „Сыны России“ и заявил о задачах этого державного движения, так сразу и стал врагом для либералов. Если ты – сын России, то ты будешь драться за свою мать до последней капли крови. Мы – не сыны Израиля или Америки, мы – сыны России. Отчество у всех у нас разное, но Отечество – одно».
Спасение России в нынешних Столповских. Дадут им возможность расправить свои крылья, они всю Россию перестроят, и далее ворвутся в Европу. Но уже не на танках, а экономически, своими новейшими товарами и технологиями. Как считает ещё крепкий и бодрый, уверенный в себе промышленник двадцать первого века, Виктор Степанович Столповских, у России для такого взлёта есть всё. Нужна политическая воля власти. И Россия вновь будет вся застроена новейшими заводами.
Он оптимист от роду. Его знаменитый старообрядческий род Столповских из Пономаревского района Оренбургской области. Ещё дед его, Егор Флорович Столповских построил в селе Софиевка храм в честь Казанской иконы Божьей Матери. Естественно, в годы советской власти храм был разрушен и вновь восстановлен уже Виктором Столповских. Кстати, ничего лишнего не говоря, уже девять православных храмов построил на родной русской земле этот молодой промышленник. Староверы всегда до революции возглавляли русскую промышленность и смело соревновались с еврейскими банкирами. Роль староверов в развитии промышленности в России академик Лихачев сравнивал с ролью европейских протестантов. У них был свой староверческий клан, нерушимый и созидательный. Обязательно нацеленный на развитие. Кто мог устоять против Рябушинских или Мамонтовых, Морозовых или Путиловых? Одной инородческой клановости староверы противопоставляли свою. Всё это разнесла революция, но пора восстанавливать нам уже и русские промышленные созидательные кланы. А сколько эти же староверческие кланы вложили денег в наше искусство. Третьяков создал галерею, Рябушинский финансировал Большой театр, Мамонтов организовал свой Абрамцевский кружок. Наверное, также тянет и Виктора Столповских на русское подвижничество и в промышленности, и в литературе.
Литературная премия «России верные сыны» живёт и здравствует уже восемь лет.
Я заметил, многие её лауреаты, получавшие за свою жизнь немало и других наград, любят носить в лацкане пиджака небольшой значок с профилем Александра Невского. И с каждым годом лауреатов становится всё больше.
В этом году лауреатами премии имени Александра Невского «России верные сыны» стали Владимир Карпов, знаменитый герой Советского Союза, разведчик, автор популярной книги «Генералиссимус», Захар Прилепин, тоже фронтовик, но уже другой войны, малой чеченской, его романы «Патологии» и «Санькя» всколыхнули всю читающую Россию своей жизненной правдой и дыханием художественной достоверности. После надоевшего и малочитаемого потока постмодернистской чепухи проза Захара Прилепина стала символом жизнеспособности русского реализма. Премию Захару Прилепину дали за новую книгу рассказов «Грех», вышедшую недавно в издательстве «Вагриус».
Поэтическим лауреатом этого года стал известный поэт из Астрахани Юрий Щербаков. Там же в зале поэт сочинил стихотворный экспромт, соответствующий названию премии.
Судьба моей родной страны –
Не в ожидании мессии.
России верные сыны!
Вы есть и, значит, быть России!
Слова, которым нет цены, –
Россия, Родина, Отчизна –
России верные сыны ,
Они для вас дороже жизни!
Из летописной старины,
С Невы и озера Чудского
России верные сыны
Хранят нас мужеством суровым!..
За общественную, литературную деятельность на благо России премия была вручена оргсекретарю фонда «Хрустальная роза Виктора Розова» Юрию Голубицкому.
Для меня стала событием эта мистическая передача знамени русского – Победы, как бы незримая передача всего великого литературного наследства Великой Отечественной войны в молодые и уверенные руки. Когда 85-летний фронтовик, разведчик, взявший не одного немецкого «языка», воин штрафной роты, ставший Героем Советского Союза, Владимир Карпов от души поздравил молодого 27-летнего писателя из Нижнего Новгорода, прошедшего уже свою чеченскую войну Захара Прилепина с наградой, в этот момент будто бы эстафетная палочка русской стержневой литературы перешла в руки нового поколения, традиционно утверждающего в литературе жизненность и высокую образность. Жива ещё русская литература. «Инда еще побредём...» – как говаривал протопоп Аввакум.
Владимир Бондаренко ПРОИГРЫВАТЬ НАДО УМЕТЬ
И ошибки свои признавать тоже.
Но иногда очень уж не хочется. Честь мундира не позволяет. И корпоративная солидарность. Потому, видно, судебная коллегия, президиум, председатель Мосгорсуда и судебная коллегия Верховного Суда РФ поочередно отклонили все кассационные и надзорные жалобы по нашумевшему делу писателя Юрия Петухова. Отклонили без рассмотрения. Почему? Потому что если эти кассации внимательно рассмотреть, то уголовные дела придётся возбуждать против судей, прокуроров и прочих ретивых кампанейщиков и рьяных «борцов с экстремизмом». В том числе и по пресловутой 282-й статье Уголовного Кодекса РФ – за «возбуждение вражды либо ненависти» в обществе. А общество взбудоражили эти «борцы» по полной программе. Ещё бы – взять, да и впервые после Адольфа Гитлера запретить и приговорить к уничтожению литературные произведения, книги притч и памфлетов, создать небывалый прежде в России и Европе прецедент!
Уничтожить нужные и полезные (как отметила экспертиза) книги хватило духа, надругаться над Конституцией и общечеловеческой моралью – достало совести, возбудить уголовное дело против заведомо невиновного – набралось смелости… А вот признаться в совершённом, как говаривали в добрые времена, вопиющем головотяпстве ни духа, ни смелости, ни совести не хватает. А ведь рано или поздно придётся – и не спасут ни судейские мантии, ни прокурорские погоны.
Письма писателей, деятелей культуры и науки России «Остановить репрессии!» и «2007-й – не 1937-й!», опубликованные в газетах «Завтра», «Дне литературы», «Русском Вестнике», «Литературной газете», десятки статей в других изданиях и в Интернете всколыхнули не только русскую интеллигенцию, широкую публику, но и общественные организации и даже государственные учреждения
Казалось бы, нарушены все мыслимые и немыслимые законы, попрана Конституция, международное право, про права человека, свободу слова и творчества вообще лучше промолчать – Фемида обесчещена, предана глумлению и поруганию, – но велика инерция! Воз и ныне там! Чиновники не спешат признавать свои должностные преступления, покрывают друг друга – благо, контроля над ними нет. Но всё тайное становится явным – беззакония и беспредела скрыть не удастся. Рано или поздно «литературоведам в мундирах» придётся отвечать за инициированную ими дестабилизацию.
Наши прокуроры и судьи своими действиями доказали, что пресловутый «закон об экстремизме» – палка о двух концах. И непременно, если этой изуверской «палкой» в чиновничьем раже ударить по писателям и их книгам, второй конец – с удесятерённой силой – ударит по спинам и головам самих ретивых чиновников. И хорошо бы только так! Второй конец «палки» ударит по престижу государства и его правителей, по гражданскому обществу, по самой России. Метили в писателя, а попали себе в лоб. И другим...
И если бы несуразная и вредоносная для государства и общества «борьба» с «русским экстремизмом» касалась одного писателя-"экстремиста" Юрия Петухова. Нет! В газете «Завтра» за 5 декабря с.г. было опубликовано письмо русских писателей «Отменить 282-ю статью!» Антирусская «охота на ведьм» приняла не просто тотальные, но тоталитарные масштабы – преследованиям и травле подвергнуты десятки писателей и журналистов, множество издательств и редакций… Но «борцы»-погромщики начинают получать отпор.
Президент неоднократно призывал нас всех к созданию в России гражданского общества. И вот первые успехи. Похоже, такое общество вызревает на наших глазах. Оно уже не желает мириться с политикой тоталитарной русофобии, с преследованиями писателей и журналистов по национальному признаку за то, что они русские, за то, что они любят свой Народ и свою Родину. Общество, вставшее на пути оголтелых «борцов с экстремизмом» и прочих погромщиков, решительно говорит им: "Нет! Остановить репрессии! Отменить 282-ю антирусскую статью! Сейчас не 1937-й год! Пересмотреть пресловутый и вредоностый «Закон об экстремизме»!
Гражданское общество против беззакония и произвола.
И это первая победа подлинного народовластия в России.
Николай Крижановский ДУРНАЯ БЕСКОНЕЧНОСТЬ
Среди явлений литературного и культурного процесса начала ХХ века особенное внимание М.О. Меньшикова привлекали декадентство (в его различных воплощениях) и творчество М.Горького.
В 1902 году в статье «О здоровье народном» Меньшиков затрагивает проблему декадентства в связи со встречей с некоей скучающей и неврастенической барышней-поэтессой. В ответ на её жалобы публицист советует уйти «подальше от столичной праздности», покинуть атмосферу «слишком нервных, слишком страстных декадентских кружков» и погрузиться в деревню, в тишину лесов, степей, гор. Невольно Меньшиков выявляет одну из основных причин появления декадентства – праздность публики. Из-за праздности начинаются душевное нездоровье и вырождение, приводящие к декадансу.
Ещё одна причина появления декаданса, обозначенная в статье «Вечное воскресение» (1902), – исчезновение христианской веры. В душах людей, потерявших Христовы идеалы, образуется пустота, быстро заполняемая язычеством. А декаданс, по определению автора статьи, – «это последнее слово реставрированного язычества», из-за которого в обществе появилось отчаяние, «исчезла мысль о грехе, потянуло к жестокости и распутству».
В 1903 году Меньшиков «вплотную» подходит к осмыслению этого явления в статье «Среди декадентов». В этой работе публицист затрагивает проблему соотнесения традиционного христианского искусства и новоявленного декадентского. Для Меньшикова сущность первого – в способности заставить "даже мёртвую природу светлеть, преображаться, проявлять скрытые в ней божественные черты. Для второго характерна способность обнаруживать в той же природе «скрытый дьяволизм, её бешенство и сладострастие, её отравленные краски и изувеченные линии».
Тяготение декадентов к сладострастию Меньшиков раскрывает на примере «Книги для немногих» («Poema Egregium, sive de Fausto fabula») неизвестного автора. Автор статьи анализирует поэму ученика Мережковского, выявляя в первую очередь содержательную нравственную доминанту произведения. Основной особенностью нового художест– венного миросозерцания, воплотившейся в произведении, публицист называет воспевание сладострастной, чувственной любви, «святого сладострастия» . Автор поэмы называет своего бога «животное из животных» и рисует его в виде тигра с женским бюстом. Публицист «Нового времени» отмечает бесспорное нравственное стремление вниз, связанное с дьявольской природой декаданса и проявившееся в названной поэме и в творениях других представителей этого направления, среди которых Меньшиков выделяет Мережковского, Андреева, Врубеля, Бакста.
В анализируемой статье Меньшикова понятия «декадентство» и «модернизм» автор использует как синонимы. При этом подчёркивается родовая связь декаданса и модернизма: «Модернизм не есть ни возрождение, … ни болезнь, а просто вырождение, когда дух падает на некоторую низшую ступень, уже когда-то пройденную».
Интересно сопоставить, меньшиковское понимание связи декадентства с дьявольским началом, меньшиковское отождествление декадентства и модернизма и понимание современного постмодернистского дьяволизма в статье В.Ерофеева «Русские цветы зла». Ерофеев говорит, что традиция засилья зла, живущая в творчестве постмодернистов (Ерофеев вводит свой термин – «авторы „другой“ литературы»), берёт свое начало в эпохе серебряного века, который «представлял собой декаданс». Совпадение позиций Меньшикова и Ерофеева наблюдается не только в понимании декаданса как естественной базы развития модернизма, но и в осмыслении инфернальной природы модернизма. По мнению первого, декаданс ввергает «все роды искусства во власть демонизма». Второй считает, что отправная точка литературы постмодерна – ад.
Вечный враг анархии, Меньшиков видит в декадентском искусстве все признаки «безудержа», возведённого в высшее правило. Поэтому публицист уделяет особенное внимание влиянию декаданса на общество. По его мнению, декаденты «вводят в общество скрытый яд, … грязнят воображение публики, вносят кошмарные призраки, жестокие и сладострастные, … населяют бесами душу». По мнению публициста, с декадансом надо бороться, и слово М.О. Меньшикова вступает в открытую борьбу с анархистами от искусства.
За семь лет до появления статьи «Среди декадентов», В.В. Розанов в работе «Декадентство», выражая своё отношение к «новому» явлению литературы и искусства, определил, что в его основе эгоистически-упадническое начало: «…умер „душевный“ человек и остался только физиологический»; «вычурность в форме при исчезновении содержания»; «декадентство есть прежде всего беспросветный эгоизм». При явном различии подходов Розанова и Меньшикова к декадентству (Розанов прежде всего стремится выявить культурно-исторические корни) налицо совпадение в определении самого главного. Сердцевина декадентства кроется в «безудерже» индивидуального, отграниченного от человечества и от своего народа "я", в анархическом стремлении отречься от духовного начала и разбудить в человеке самое низменное, физиологическое, грубо-чувственное.
Проблема противостояния традиционного, наполненного национальным русским духом художественного творчества декадансу и модернизму решается Меньшиковым в статье «Императорская сцена» (1908). Речь в работе идёт прежде всего о Мейерхольде и его постановках на сцене ведущего театра России.
Возникает вопрос: какое отношение имеет Мейерхольд – театральный деятель начала ХХ века – к литературным взглядам М.О. Меньшикова? Оказывается, самое непосредственное. Ведь публицист «Нового времени», определяя сущность творческого метода театрала-реформатора, говорит о характерных чертах всего декадентско-модернистского течения, началом которого стали декаденты, а естественным итогом – постмодернисты.
Неприятие Меньшиковым режиссёрской и актёрской работы Мейерхольда в первую очередь связано с неприятием посредственности, претендующей на гениальность. Публицист обрушивается на тех, кто, не имея таланта, выступает перед публикой с пустыми претензиями, прикрытыми фразами о новом, непостижимом искусстве исканий: «Подделка под талант … думает, что публика дура, и не заметит подделки – стоит ошеломить её … ловко закрученными фразами о новом, неведомом, небывалом, непостижимом искусстве исканий». Деятельность Мейерхольда-режиссера определена критиком как стилизация, «выкручивание убогих эффектов», «погружение в пучины декадентской философии и парение на верхах упадничества». Декаденты и модернисты, по справедливому замечанию М.О. Меньшикова, утверждают себя через подлог, то есть выдают низкое за высокое и наоборот.
Меньшикова интересуется, как посредственный «сын Израиля» попал в русский театр Гоголя и Грибоедова? И вообще, как эти пронырливые сыны проникают в русскую литературу, в академию, в администрацию? Разбирая случай с Мейерхольдом, он приходит к выводу, что «множество русских простаков прожектируют этим господам», а последние, достигнув своей цели, тащат за собой вереницу соплеменников.
Тема еврейства и его влияния на жизнь в России затрагивается во многих статьях М.О. Меньшикова. Сразу оговоримся, что для него кровная принадлежность человека не имела решающего значения. Главное – духовная суть личности. В статье «Императорская сцена» Меньшиков подчёркивает: «Дело, конечно, вовсе не в том, что г-н Мейерхольд еврей». Публициста возмущает ничем не подкреплённая претензия новоявленного режиссера театра на гениальность.
Исследуя работы так называемых «черносотенцев», В.Кожинов в книге «Россия. Век ХХ» доказал, что ни один из крайне правых не был антисемитом, не выражал «непримиримость к евреям как таковым, то есть любым людям, родившимся на свет в еврейской семье». Убедительным подтверждением этой мысли стало наличие евреев по крови в руководстве русских правых сил начала ХХ века – И.Я. Гурлянда и В.А. Грингмута. В своей работе В.Кожинов обращается к исследованию современного историка В.Сироткина, который постоянно клеймил «черносотенцев» И.Я. Гурлянда, Б.В. Никольского, М.О. Меньшикова, А.И. Дубровина, В.А. Грингмута, и других, называя их антисемитами, но в книге «Вехи отечественной истории» отмечал: «Для идеологов черносотенства (тогда и сейчас) „евреи“ – категория не национальная, а политическая». Таким образом, национальной ненависти, антисемитизма и ксенофобии у названных и не названных руководителей правого движения не было.
В анализируемой работе Меньшикова заурядные, бесталанные, примитивные «представители юго-западных местечек», пробивающиеся в жизни шарлатанством и одурачиванием, противопоставлены Ротшильдам и Рубинштейнам – людям иной, талантливой ветви израильского рода. Меньшиков никогда не говорит об ущербности всех евреев, а рассматривает поведение лишь той части еврейства, которая стремится жить по «кочевому принципу» разрушения всего старого во имя чего-то нового. Такой принцип является их постоянным руководством к действию, поэтому новый стиль, пришедший на смену старому, «во всём хорош лишь на один момент – пока отрицает старый, а затем подлежит отрицанию во имя новейшего». Непрерывное разрушение «кочевники» объявляют главной составляющей эволюции жизни, «им кажется, что разрушение есть миссия всего человеческого рода». По сути, так Меньшиков предвидит дурную бесконечность декадентского новаторства, вечного модернизма, отрицающего старое ради самого отрицания.
В центре внимания публициста некий еврейский тип кочевников-разрушителей, покинувший юго-западные местечки и выступивший на историческую сцену в начале ХХ века. Изображение подобного типа в художественной литературе рубежа XIX-XX веков одним из первых дал А.П. Чехов еще в 1888 году в первом большом произведении «Степь». Один из героев этой повести – жид Соломон, улыбка и поза которого выражают всегда лишь явное презрение ко всему. Соломону своя вера не нравится, а все чужое омерзительно. Мойсей Мойсеич, старший брат Соломона, так характеризует его: «Никого он не любит, никого не почитает, никого не боится… Над всеми смеётся… … Он и меня не любит». Чеховский Соломон ещё не вышел из дома своего брата, он пока «домашний философ». Мейерхольд Меньшикова – это Соломон в развитии, сделавший себе известность на презрении ко всему. В чеховском рассказе «Степь» отец Христофор, православный священник и носитель христиански-сострадательного взгляда на жизнь, показательно характеризует Соломона: «Если тебе твоя вера не нравится, так ты её перемени, а смеяться грех; тот последний человек, кто над своей верой глумится».
