Текст книги "Газета День Литературы 158 (2009 10)"
Автор книги: Газета День Литературы
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)
Подобную версию применительно к Клюеву, Есенину, Клычкову, Ширяевцу одним из первых озвучил Вл. Ходасевич в письме к Александру Ширяевцу. Сие письмо, как и реакцию Сергея Есенина на него, Куняев приводит в рецензии «Чем Русь издревле дышит…» («Наш современник», 2008, № 8). Естественно, что и сам критик высказывает свою точку зрения по данному вопросу. Процитировав Ширяевца, «Дыши всем тем, чем Русь издревле дышит…», он заключает: «Поверить подобным строчкам и её автору в начале ХХ века для многих не представлялось возможным – отсюда и толки о „стилизации“ и „маскараде“, не утихшие по сей день».
Итак, публикация глав книги «Ты, жгучий отпрыск Аввакума…» в очередной раз подтвердила очевидное: подавляющее большинство работ Сергея Куняева посвящено поэзии ХХ века, а самые объёмные среди них – это исследования о писателях первой трети столетия. Об объёме проделанной работы и масштабе творческой личности Куняева дают представление уже называвшиеся работы и те, которые ещё не звучали. Это такие статьи, как «Городу и миру» (1989) об А.Ахматовой, «Поэт возмездия» (1997) об А.Блоке, «Жизнь и поэзия Михаила Кузмина» (1988), «Этот воздух пусть будет свидетелем…» (1993) об О.Мандельштаме, «Голос в серебряном просторе» (1986, 2006) о С.Маркове, «Сражений и славы искатель» (1990) о Б.Корнилове, «Победивший косноязычье мира» (2003) о Н.Заболоцком, «Мой неизбывный верто– град…» (1982, 2002) о Н.Тряпкине, «Между миром и Богом» (1986) и «Путь к Христу» (2001) о Ю. Кузнецове и др.
Названные и неназванные работы позволяют утверждать, что Сергей Куняев анализирует творчество авторов, принадлежащих к, если перефразировать название его рецензии, «основному стволу» отечественной поэзии ХХ века. Другие же якобы русские стихотворцы (как, впрочем, и прозаики), все эти русскоязычные посредственности и таланты, возведённые в ранг гениев либеральной кликой, Куняева мало интересуют. Как правило, о них критик говорит походя – и это очередной его творческий принцип – как о сорняках либо паразите омёле, опутавшей «основной ствол» русской литературы.
Поэтов и прозаиков, попавших в поле зрения С.Куняева, можно условно разделить на три группы. Первая – это авторы, чьё творчество частично или полностью выпало из истории отечественной словесности (о них достаточно много уже говорилось). Вторая группа – писатели, которых можно назвать «трудными классиками», к коим я отношу авторов, чьё значение признано многими исследователями и читателями, а творчество вызывает непрекращающиеся бурные споры, взаимоисключающие оценки. Юрий Кузнецов из этой группы писателей, и не случайно о его поэзии появилось две статьи Куняева (уверен, будут ещё). Третья группа – «пока не классики», то есть авторы явно первого ряда, чьё творчество по разным причинам не стало общепризнанной классикой, но таковой, безусловно, является. Среди данной группы писателей у Куняева есть очевидные фавориты – Николай Тряпкин, Леонид Бородин, Вера Галактионова. Произведения двух последних прозаиков анализируются в статьях «„Дон Кихоты“ и „третья правда“» (1990), «Беззаконная комета» (2001), «Умрёт Толстой. Что тогда?» (2003).
Немало у Сергея Куняева и статей – откликов на разножанровые публикации последних двух десятилетий, которые есть критика в «чистом виде», контактный «бой» с объектом эмоционального, живого, детального, убедительного анализа. Среди них, в первую очередь, следует назвать такие блестящие статьи, как «Исповедь примадонны» (1993) о мемуарах Галины Вишневской, «Женщина без мифа» (1998) о книге А.Ваксберга, посвящённой Лиле Брик, «И свет, и тьма» (2004) о статье К.Азадовского «Переписка из двух углов империи», где речь идёт о Викторе Астафьеве, Натане Эйдельмане, и не только о них, «Ахматова в зазеркалье Чуковской» (2007) о мемуарах Лидии Чуковской.
Статью о гениальной Вере Галактионовой «Беззаконная комета» Сергей Куняев заканчивает показательно для себя: "Ветер опустевшего века разносит слова, что заклинают людей помнить себя лучшими. Слова, повествующие о любви, участии, милосердии, о детском простодушии.
И ни одно из этих слов не может пропасть бесследно, не дав нужного всхода. Потому что мы будем жить. Мы будем любить. Вопреки всему".
В этих словах – весь Сергей Куняев, с его редкой для нашего времени верой в Слово и Человека. Критик представляется мне однолюбом, человеком чести, единожды присягнувшим на верность русской литературе, России, и эту клятву не нарушившим ни разу. Несмотря ни на что, вопреки всему.
А всходы от его слов – есть и будут.
Роман СЕНЧИН НАСТОЯЩИЙ ПАРЕНЬ
РАССКАЗ
Каждое лето я езжу из Москвы, где живу, к родителям под Минусинск, что на юге Красноярского края. Это больше трёх суток поездом по Транссибу, потом ещё автобусами... Плацкартные вагоны я предпочитаю купейным, и не из-за их относительной дешевизны (хотя и это имеет значение), а чтобы посмотреть на людей, послушать, что и как они говорят (в моей писательской профессии это важно), что едят, как одеваются. На улице или в кафе они совсем другие, чем в поездах, – поезд, как-никак, дом, кому на сутки, кому на двое-трое-четверо...
Однажды (могу даже высчитать год – две тысячи второй) я возвращался в Москву, и где-то в Новосибирске, а может, в Омске (впрочем, нет, в Омске поезд стоит ночью, а тогда был день), короче, на одной из станций в наш плацкартный отсек заселились две девушки. Одна, постарше, лет двадцати семи, заняла нижнюю полку, а другая, на вид четырнадцатилетняя, – верхнюю. И, что свойственно полуподросткам-полудевушкам, стесняясь посторонних, злясь на себя за неловкость, вторая стала устраивать свое временное жилище.
Положила на сетку косметичку и щётку с пастой, сунула под подушку книгу и плеер, а на стенке (там есть такая упругая полоска, неизвестно мне, для чего) укрепила портрет Сергея Бодрова... Я лежал на соседней полке и наблюдал.
Девушка обернулась на меня; я тут же притворился дремлющим. Убедившись, что не смотрю, она быстро поцеловала портрет, что-то прошептала. Легла, вставила в уши наушники. Шипяще зазвучала мелодия; я сумел разобрать, что это «Наутилус», песня «Крылья». Усмехнулся: "Поклонница «Брата».
В то время меня раздражала мода на Бодрова, и я часто иронически говорил, увидев его на экране: «Вот он, герой поколения. Двух слов не может связать. Типичный Серёга. Зато мочит всех подряд без рефлексий». И его быстрое продвижение наверх раздражало – и актёр культовый, и сценарии востребованы, и уже сам фильм снял. «Ещё бы. Папаша-то у него не слесарь с завода»...
Прошло часа два. Я успел действительно подремать, полистать неинтересную книгу, от души позевать со скуки; девушка спускалась и поела там со своей сестрой. Потом забралась обратно и, перед тем как улечься, снова шепнула что-то портретику.
– Любимый артист? – не выдержал я.
Девушка торопливо, горячо на меня взглянула, как на нахала, но ответила:
– Типа того.
– М-да, девушки таких любят. Уверенный, сильный. Жалко, что в жизни таких что-то нет.
– Он и в жизни такой. – И девушка легла, потянула к ушам наушники.
– Вряд ли. В жизни все слабоваты. Сама жизнь делает человека слабым. Компромиссы, общепринятые ценности, ограничения... Я вот, – кашлянул я вроде как смущенно, – писатель, третья книга выходит, много журнальных публикаций...
Я сделал паузу, ожидая, что девушка спросит мою фамилию, но она не спросила. Впрочем, и наушники вставлять уже не спешила.
– И меня постоянно ругают, что у меня герои слабые, плывут по течению. В общем, правильно. Но я ищу сильного героя, крепкого. К каждому человеку приглядываюсь. И... я сейчас сильных имею в виду... и – или животное, зверь точнее, или притворяется до первого осложнения. Зверей не хочу плодить в литературе. Да и что в них интересного? Шагают по жизни, остальных топчут, если кто-то дёрнется – в харю. А те, кто сильными притворяются... Да ну их тоже... Приходится писать о слабых. И вот кумир ваш... это на экране он такой, а в жизни реальной...
– Он настоящий парень, – уверенно сказала девушка.
– Откуда вы знаете? Знакомы с ним, что ли?
– Нет.
– А в Москве вообще бывали?
– Нет, не была.
Я вздохнул:
– А я живу там почти десять лет. Нету там настоящих. Настоящих или убили, или, если вдруг кто появляется сильный, быстро размякает. Я тоже когда-то отсюда, из Сибири, в Москву сильным приехал.
Я остановился, передохнул. Лёжа на спине монологи произносить не так уж легко... Девушка смотрела на портрет Сергея Бодрова, руки лежали на почти плоской груди.
– Сергей вписался в систему, сделал имя, стал знаменитым, – понимая, что внимание девушки может в любую секунду исчезнуть, продолжил я. – И помогли, конечно стать таким. И что впереди? Будет играть долго-долго крепких парней, братьев, офицеров в Чечне. Фильмы снимать. По тусовкам ходить, «Кинотаврам».
– Ну и что, он достоин...
– Достоин, понятное дело. Но я о другом – никогда он, как в фильме, не выйдет на улицу, чтобы навести справедливость. То есть...
– Если надо будет – выйдет.
Я снова, уже как-то умудренно, вздохнул:
– Вряд ли, вряд ли. Он с детства живёт в другом измерении. Папа – режиссёр известный, тусовки, свой круг...
Говорил я искренне, и в то же время дразнил девушку, вызывал на спор. Мне нравилось при случае спорить с такими вот, лет четырнадцати, – они ещё ко всему относятся всерьёз, жарко отстаивают свои, только-только сформировавшиеся принципы и в то же время прислушиваются к мнению других; если приложить усилия, их можно переспорить, переубедить, переделать.
– Фильм «Сёстры» видели? – спросил я.
– Да, конечно.
– Понравился?
– Да.
– И там вон, помните, Бодров встречается с героиней, удивляется, что она так хорошо стреляет...
– Да, помню. – Лицо девушки напряглось, видимо, гадала, к чему это я.
– Предлагает ей идти к себе в охранники, кажется. И уезжает. И – всё. У неё проблемы, жизнь на волоске, а он уезжает с пацанами.
– Но он ведь не знал.
– Ну, мог бы узнать.
– Спасти их должен был их отец. Это его миссия.
– Миссия, месседж, – я усмехнулся. – Наверно... Да, скорей всего, вы правы. Его миссия... А вы бы хотели оказаться на месте этой сестры?
– В каком смысле?
– Ну, в жизни?
– Не знаю, – девушка дёрнула плечами, глянула на портрет; Бодров серьёзно, без улыбки словно бы слушал наш разговор.
– А в фильме этом сняться? С Бодровым познакомиться вообще?
Девушка посмотрела на меня, как на дурака, и отвернулась к стене. Зашипела в наушниках музыка. Кажется, все те же «Крылья».
Я открыто, без спешки оглядел её – острое плечо, впадина талии, круглый, уже почти женский зад, маленькие стопы в красных носочках. Года через три-четыре замуж потянет. «И выйдешь за какого-нибудь настоящего парня, который ларьки бомбит, – подумал иронически. – Удачи». И тоже отвернулся, с полчаса усиленно пытался уснуть, и потом уснул – укачало.
Утром девушки и её сестры уже не было. Сошли где-то между Омском и Тюменью. Я обрадовался, что так – за вчерашний разговор было слегка неловко, за свои откровения, что я писатель. Поговорили – и ладно, и перестали друг для друга существовать.
...О девушке я вспомнил через несколько месяцев, когда узнал, что Бодрова и его съемочную группу накрыло на Кавказе лавиной. Представлял, как она не отходит от телевизора или компьютера, ожидая новостей, как рыдает, а скорее всего (это ближе её характеру), тихо, сдерживаясь, глотает слё– зы, подобно Оксане Акиньшиной в финале фильма «Сёстры»...
С тех пор прошло уже много лет. Действительно, много. Бодрова так и не нашли – он погребён подо льдом и камнями в Кодорском ущелье. Фильмы с его участием время от времени показывают по телевизору.
Наступили новые времена, пришли новые киношные герои. Но что-то более настоящих, чем Бодров, я не увидел. Зато в жизни стал встречать парней, напоминающих его. Правда, без пистолетов они, и не бьют при первой возможности морду противнику, но, по всему судя, если возникнет ситуация, будет крайняя необходимость – раскрошат.
Хотя не в этом их настоящесть, а в какой-то внутренней силе и в природной доброте. Есть у них инстинкт честности, благородство...
Сложно это выразить – сущность людей вообще показать непросто, да и разобраться в ней. Но не похожи они на пацанов из девяностых, безбашенных и звероватых, а скорее, смахивают на ребят-комсомольцев из ранних советских лет, хотя их я знаю по книгам да фильмам...
И девушек, подобных той, с которой несколько минут разговаривал тогда, лежа на верхней полке, тоже встречать стал немало. Немногословных, спокойных, понявших что-то важное, что-то для себя решивших.
Может, – да наверняка, – жизнь большинство из них поломает, попортит, сделает слабыми и пустыми. Хочу верить, не всех. И кто-нибудь из таких парней и девушек наверняка сделает что-то настоящее. Не знаю, что именно, но, уверен, угадаю: именно это – настоящее.
И когда еду в поезде из Москвы в сторону Минусинска и обратно, надеюсь встретиться с той, что тогда, семь лет назад, повесила на стенку портрет Бодрова. Не помню её внешность, да она, естественно, очень изменилась, но, думаю, окажись мы рядом, в одном плацкартном вагоне, я узнаю её. Подсяду, извинюсь за ту свою иронию. Спрашивать, как складывается её жизнь, не буду.
И так будет понятно – по-настоящему или нет.
Борис ВИЛЕНСКИЙ КРЫМСКИЕ ЗАРИСОВКИ
Крым, Севастополь. Благодатная русская земля, щедрая на солнце и обильно политая кровью – кровью русских солдат и моряков. С древних времён на этой земле жили скифы, киммерийцы, племена родственные славянам. И говорили они, вероятно, на одном протоязыке, который мог отличаться только диалектами. Географическое положение и климатические условия Крыма всегда притягивали его соседей, которые приходили на эту землю с далеко не дружественными целями. В разные времена здесь селились греки, генуэзцы, тюрки. Османская империя была одним из самых серьёзных претендентов за владычество на Чёрном море и обладание Крымом. Но все их претензии разбивались о стойкость русского воинства – Россия не собиралась уступать агрессивному соседу свои земли. Адмирал Фёдор Ушаков не только не проиграл ни одного сражения на море, но и снискал уважение противника – турки прозвали его Ушак-паша. Середина ХIХ века принесла неувядаемую славу защитникам Севастополя и эту славу подтвердят их потомки почти через столетие. Гитлеровцы так же, как и их предшественники, натолкнулись на ожесточённое сопротивление в Крыму. Люди в тельняшках и бескозырках, зажавшие концы ленточек в зубах, наводили ужас на врага. Тысячи тонн металла обрушивались на защитников севастопольских бастионов, но бастионы продолжали огрызаться огнём, удивляя противника беспримерным мужеством, заставляя его прилагать всё большие усилия по овладению полуостровом. С тяжёлым сердцем покидали моряки Севастополь, выполняя приказ командования, но покидали с полной уверенностью скорого возвращения.
В послевоенные годы Крым переживал своё возрождение. На южном побережье, как грибы, вырастали санатории, дома отдыха, пионерские лагеря, турбазы. Всесоюзная здравница принимала отдыхающих со всех концов огромной страны и даже из-за границы. Жители Крыма имели стабильную работу, активную культурную жизнь, возможность общаться с самыми известными людьми страны, так как сюда устремлялись на отдых политики, известные артисты кино, театра, эстрады, герои труда. Казалось, эта земля, наконец, обрела мир и покой. Но в 1954 году Хрущёв «дарит» русскоязычный Крым Украине, не подозревая, что в будущем это может иметь катастрофические последствия. Подобные жесты по перекройке внутренних границ в бывшей Российской империи стали нормой для советских руководителей, поэтому Крым не был редким исключением.
Последствия ошибки Хрущёва вышли наружу через сорок лет, когда осознавшие «самостийность» власти Украины стали проводить насильственную украинизацию крымчан. Разумеется, власти наткнулись на сопротивление местного населения, поскольку люди, в том числе носящие украинские фамилии, всё-таки ощущали себя больше русскими, чем украинцами. И в этом они недалеки от истины, поскольку так называемый украинский язык не более чем один из диалектов великорусского языка, а само название «Украина» появилось с подачи поляков, которые считали Малороссию окраиной России. К сожалению, нынешние украинцы совершенно не знают свою историю. Мало кто знает, что Симон Петлюра был выгнан из семинарии за «распространение социалистических идей», гетман Скоропадский начинал свою карьеру в Петербурге корнетом Кавалергардского полка, а первый президент Украины Михаил Грушевский написал собственную историю возникновения украинских племён, причём, он сам признавался, что плохо владеет украин– ским языком, называя его малороссийским. У него даже были свои претензии к творчеству Гоголя, что тот не знал народной жизни на Украине. Хочу заметить, что древнерусской историей я занимаюсь с детства, так как меня не устраивала история по учебникам. Там, в основном, представлен христианский период нашей истории. Как будто до этого периода русская нация ещё не сформировалась, хотя летоисчисление велось свыше пяти тысяч лет. Позже я нашёл и нужных авторов (весьма авторитетных учёных), и другие источники, которые свидетельствовали о дохристианской культуре восточных славян. Но нигде мне не попадалось упоминание об украинцах.
Выступления по телевидению украинских руководителей также укрепило меня во мнении, что они «мовой володиют дуже погано». Проехав по южному берегу Крыма, я тщетно пытался найти украинские газеты (для подготовки статьи мне требовались полярные мнения и информация). Изучая газеты и журналы, я заметил, что они просто перепечатывают информацию из наших газет, слегка разбавляя информацией местного масштаба. Даже в телевизионных прог– раммах я увидел названия всё тех же сериалов, фильмов, теле-шоу, что и у нас. В основном я выяснил, что украинцы не только копируют информацию из наших газет, но и наши проблемы. Инфляция на Украине состав– ляет около 10% в год, при низком уровне зарплаты цены на рынках и в магазинах по некоторым продуктам превышают цены в Москве. На этом фоне украинское правительство ухитрилось уменьшить нормы потребления продуктов: картофель на 27%, овощи, рыба, сметана и крупы в 3 раза, молоко, мясо на 18%. С жильём тоже дела обстоят не лучшим образом, так как плата за жильё растёт быстрее, чем платёжеспособность граждан, а о бесплатном жилье можно и вовсе забыть. И дело не в том, что на Украине существуют те же проблемы, что и у ближайшего соседа, России, а в том, что у нас более стабильно работает экономика и основной передел собственности уже прошёл. Украина же переживает не только плоды «оранжевой революции», но и делёж национального достояния различными политическими группировками или структурами власти. Борьба за «кормушки» идёт не на жизнь, а на смерть: достаются из сейфов компроматы, в ход идут шантаж, интриги, банальная уголовщина.
Это всё политико-экономические реалии нынешней Украины, которые, разумеется, касаются и Крыма. И, может быть, нам до всего этого не было бы никакого дела, если бы не сознание того, что Крым является русской землёй, подаренной по самодурству и недомыслию Хрущёва. А если какому-нибудь нынешнему деятелю, к примеру, Абрамовичу, вдруг захочется подарить Якутию американцам (разуме– ется, после того как он выкачает оттуда алмазы, золото или ещё что-нибудь). И базу под это подведут законодательную. Страшно. Но, похоже, мы все уже давно привыкли к «театру абсурда» как в политике, так и в жизни. Но вернёмся в Крым. В советские времена там бурлила жизнь, работали музеи, а по всему побережью от пристани к пристани ходили теплоходы. Сейчас всё по-другому – теплоходы не ходят, музеи едва выживают, а вздутые цены заставляют людей искать отдыха в Турции, Греции, на Кипре, где для отдыхающих созданы все условия. Некоторые государства существуют, в основном, за счёт доходов от туризма. Почему же у нас эта отрасль выглядит, как рахитичный ребёнок. И всё же, окрашивать всё в мрачные цвета не свойственно русскому человеку, поэтому хотелось бы заметить, что народ в Крыму весёлый и доброжелательный, а нехватку денег заменяют чувством юмора, без которого, вероятно, наш народ бы выжить не смог. Крымчане живо интере– совались жизнью в Москве, в России. К сожалению, не очень порадовали меня москвичи в Крыму: когда я подходил к машинам с московскими номерами, чтобы поинтересоваться погодой в столице, уже перед отъездом в Москву, то нарвался, в одном случае, на откровенное хамство, в другом – на полное равнодушие и нежелание разговаривать. Зато меня порадовали севастопольцы, которые были весьма к нам доброжелательны, даже люди с «оранжевой» ориентацией. Гордость и уважение, которые они испытывают к истории своего города, невольно передавалось и гостям. Хочется верить, что историческая правда когда-нибудь восторжествует и один народ (русские, украинцы, белорусы), искусственно разделённый, всё-таки объединится, как две Германии или два Вьетнама.
