Текст книги "Анатомия чувств"

Автор книги: Гайя Колторти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 27

Вечером того же дня, после ужина, ты сидел в гостиной и смотрел футбол по телевизору. Сельваджа уже поднялась к себе в комнату, и ты не имел понятия, что она там делала. Ты подождал, пока ваши родители не пошли спать и, как только дом затих, тоже поднялся на второй этаж. Ты переоделся и неслышно, с крайней осторожностью, проскользнул в комнату твоей сестры, тут же закрыв за собой дверь. Она была в постели и читала, что удивительно, книгу. Она услышала, как скрипнула дверная ручка, повернулась и, увидев тебя, улыбнулась, жестом пригласив тебя войти. Ты приблизился к ней и заключил в свои объятия.

Ты спросил, что она читает. Это была биография Чарли Чаплина, начиная с детства, полного одиночества и нищеты, сумасшествия и голода, достойного пера Диккенса, и заканчивая молниеносной известностью в двадцать шесть лет. В ней говорилось о великих произведениях и любовных историях с прекрасными женщинами, от Полы Негри и Полетт Годдар до Уны О'Нил. Его описывали как человека тщеславного и скромного, великодушного и мелочного, циничного и деликатного, стеснительного и выскочку.

– Жизнь этого человека, – тихо зачитала Сельваджа с суперобложки, – который сам по себе уже был легендой, наверное, и есть самый убедительный и драматичный из его фильмов.

– Я не знал, что ты так любишь кино, – прошептал ты в ответ. – Во всяком случае, не немое кино.

Ты прилег сбоку, когда она снова обратилась к тебе.

– Джонни? – нежно прошептала она.

Ты ответил ей подобием мурлыканья, а ведь даже не знал, что в этот момент твои глаза блестели серым кошачьим огнем. Потом медленно произнес:

– Что, любовь моя? Что такое?

Ее голос, как она ни старалась говорить тише, был возбужденным:

– Кажется, я нашла способ, чтобы нам никто не мешал.

Ты открыл глаза и приподнял голову.

– И как же? – спросил ты, разглядев на лице Сельваджи довольное и озорное выражение, сменившее счастливое умиление, которым она встретила тебя, когда ты вошел и лег рядом с ней.

Она тут же тебе все объяснила:

– Если ты помнишь, у нас есть еще одна квартира. И пока ее никто не арендовал, верно?

Она потянулась к наполеоновской ночной тумбочке и неожиданно звякнула ключами от квартиры на улице Амфитеатра перед твоим потрясенным носом. Мгновенно озарение от Сельваджи передалось и тебе. В вашем распоряжении была квартира, временно свободная от любых неожиданностей, меблированная и со всем набором удобств!

Ты улыбнулся Сельвадже, спрашивая себя, как так случилось, что, несмотря на твой неопровержимый интеллект, эта идея не пришла в голову тебе первому. Боже, вы так были счастливы теперь!

На следующее утро, на рассвете, вы проснулись одновременно, сами того не зная, в состоянии эйфории. С превеликим терпением вы дождались, каждый в своей комнате, пока родители позавтракали внизу, а затем счастливые от вновь обретенной супружеской любви оставили дом, идя навстречу новому и вряд ли знаменательному трудовому дню.

Как только вы услышали, как «ауди» и «ровер» отъехали, вы поднялись каждый со своей постели и столкнулись в коридоре. Вы засмеялись, обнаружив такую очевидную телепатическую связь, и спустя тридцать пять минут радостные переступили порог ремонтной мастерской, будучи ее первыми в этот день клиентами, и заказали дубликат ключей от квартиры на улице Амфитеатра, чтобы у тебя тоже была возможность попадать в нее всякий раз, как тебе того захочется.

Только что пробило девять, когда вы решили позавтракать по-настоящему в старинном кафе, которое, наверно, существовало с доисторических времен и называлось «Золотая чашка». Время, проведенное в кафе за столиком, среди банковских служащих, чопорных бухгалтеров и сорокалетних адвокатов, толпившихся у стойки, пролетело незаметно. После завтрака – горячих сдобных булочек и каппуччино – вы продолжили вашу романтическую прогулку и, перейдя площадь Бра, оказались напротив знакомого уже фасада девятнадцатого века. Ты без труда отыскал на третьем этаже четыре высоких окна квартиры, купленной вашей матерью, чтобы прожить в ней несколько недель. Подобные бессмысленные решения были вполне в ее стиле.

По счастливому велению судьбы, у вас не было причин беспокоиться о соседях, поскольку три четверти здания занимали офисы.

Добравшись до двери квартиры, вы некоторое время стояли перед ней, отдавая себе отчет в том, что с этого момента для вас, двух отчаянных ребят, уже не будет пути назад. Преодолев этот критический момент, ты, мой дорогой Джованни, решительно распахнул дверь квартиры, погруженной в полумрак от закрытых жалюзи. Запорный кран водопровода и электровыключатель тоже были закрыты. Ты открыл один и включил другой, прекрасно зная, что пользоваться этими благами придется с крайней осторожностью, потому что счета оплачивала мама и без сомнения обратила бы внимание на любую аномалию.

Ты закрыл входную дверь на ключ, и Сельваджа прошла в комнату, чтобы открыть жалюзи. Как и в первый раз, квартира показалась тебе просторной, а теперь она была еще и уютная, и хорошо обставленная.

Ты нашел Сельваджу в ее бывшей комнате. Из освобожденных от жалюзи окон в комнату лился поток солнечного света. Кровать кованого железа казалась удобной, и Сельваджа как раз меняла простыни. Она заметила тебя и улыбнулась, а ты счел своим долгом помочь ей. Потом вы улеглись на кровать прямо в одежде, глядя друг другу в глаза. Первым искушением, которому ты не мог сопротивляться, было желание погладить ее лицо. Ты был побежден ее красотой.

В глубине души ты прекрасно знал, что был главным героем истории о запретной любви. И все же ты продолжал игнорировать этот факт и обманываться тем, что это не такая уж непреодолимая проблема. О, вы были под властью сладкой иллюзии! Если дело вдруг примет более сложный оборот, успокаивал ты себя, пока она своей нежной рукой отводила с твоего лба непослушную прядь волос, вы непременно подумаете о том, как выбираться из переделки, а теперь нечего было заранее рвать на себе волосы.

Глава 28

Вы поболтали немного. Трогательные разговоры пока еще легко удавались вам.

На самом деле вы оба хорошо знали, что их не должно было быть, слишком большого количества слов между вами. Желание, которое вы испытывали друг к другу, диктовало свои обязательные к исполнению и неписаные законы или же писаные, но только в старинных романах, если и не забытых, то наверняка малоизвестных, особенно для двух восемнадцатилетних подростков, какими вы были.

Теперь ты лежал на спине в одних боксерах, а Сельваджа в трусиках и лифчике была чуть сверху.

После множества доверительных улыбочек, сжигаемые желанием, вы снова посмотрели друг другу в глаза, потом поцеловались. Теперь уже было невозможно остановиться. Ты обнял ее и прижал к себе, а она ответила тебе легким стоном. Мгновение спустя, случилось то, чего никогда не было раньше: ты почувствовал, как рука Сельваджи скользит по твоему животу все ниже, к боксерам. Ты знаешь, что случилось потом, она почти стащила их вниз, практически обнажив тебя. Твои объятия разомкнулись.

– Боже мой, – прошептал ты. – Господи, что мы делаем, любимая?

Ты отстранился не в силах вымолвить больше ни слова. Она сразу же отодвинулась от тебя и посмотрела вопросительно и с беспокойством, будто не узнавала. Очевидно, она не ожидала от тебя такого отступления. Потом она отвела взгляд, быстро накрылась кипенно-белой льняной простыней, отвернулась и больше не произнесла ни слова.

– Сельваджа, – позвал ты просяще, распустив ее волосы. Мягкие и блестящие, они легли изящной линией по плечам.

Ты погладил их, не зная, что еще добавить к ее имени. Если несколько секунд назад она страстно желала тебя, то теперь настала твоя очередь. Из глубин жгучего отчаяния поднялось и окрепло новое чувство – ты нестерпимо хотел обладать ею.

Тогда, раскаявшись и в страхе от того, что все испортил, ты лихорадочно стал искать те нужные слова, которые могли бы исправить твою ошибку. Не столько желание обладать ее телом заставляло тебя манить ее, сколько боязнь потери и острая потребность в единении, которое чуть было не прервалось между вами. Она повернулась, глаза ваши встретились, она была смущена, а ты, наоборот, решителен. Всего мгновение назад решимость и лукавство сквозили в ее взоре, но теперь они исчезли. Ты хотел вернуть их, и тебя вовсе не волновало, что вы с Сельваджей прямиком направлялись в одно из самых безнадежных мест, туда, где вместе с сомнительным счастьем ожидала вас неизвестная, пустая и темная бездна развращенности. Знаешь, ничего такого тебе в голову не приходило даже тогда, когда еще не поздно было остановиться, но теперь ты просто хотел ее, и баста. Твоим мандатом было неукротимое желание показать ей всю любовь, на какую ты был способен.

– Сельваджа, – произнес ты, снова поглаживая ее лицо.

Она улыбнулась и повернулась к тебе. Ты в третий раз повторил ее имя, и наконец ваши губы слились в первом и робком поцелуе, а уже мгновение спустя, весь пылая, ты сгреб ее в горячечные объятия, не оставляя пути к отходу. Ваши глаза были закрыты, вы оба знали, что не было больше нужды рассматривать друг друга, потому что черта была пройдена и никакой нерешительности больше не было. Твои руки, следуя восхитительной линии ее бедер и ее спины, нашли миниатюрную застежку лифчика и расстегнули ее. От ее наготы, прежде чем утонуть в новом порыве страсти, доселе неиспытанной, у тебя перехватило дыхание и ты почти задохнулся.

Она была настолько желанна, что тебе ничего другого не оставалось, как потерять окончательно голову и телепортировать мозг на Луну, если, конечно, в этот момент в тебе оставалась хоть толика серого вещества, способного принимать решения.

Теперь Сельваджа льнула к тебе. Ты умел распознавать жесты девушки, когда она хотела тебя, а твоя сестра была более чем откровенна с самого начала, когда, раздев тебя и оставив в одних боксерах, вытянулась рядом.

В этот момент ты наверняка знал, что наступают самые насыщенные минуты твоей жизни, ты нашел губами ее обнаженную грудь. Она дрожала от возбуждения, из горла ее вырвался вскрик, перешедший в затяжной стон, какой предвещает телесное наслаждение. Ты снова ласкал ее грудь губами и руками, она запрокинула голову, шепча твое имя, а ты покрывал ее тело поцелуями, пока реальность вокруг вас не растворилась совсем, преобразившись в новое состояние, в котором существовали только ты и она, и никакого другого звука – ни животного рыка, ни человеческого голоса, ничего, кроме ваших трепетных вздохов страсти, не достигало вашего слуха и не могло отвлечь вас.

И ничто больше не могло спасти вас, удержать от неминуемой катастрофы, которая вас буквально засасывала. Всякое остаточное проявление сдержанности исчезло, и ты овладел ею.

Ты никогда в жизни не испытывал ничего даже отдаленно напоминающего то, что с тобой сейчас происходило. Ты подумал, что Сельваджа воплощает понимание, которого тебе всегда не хватало, сути и необъятности преобразующей силы, высвобождаемой благодаря другому, полноценно счастливому человеку.

Так что даже чувство вины, наступление которого ты ждал и боялся, растаяло вместе с остатками сна, который всего лишь несколько дней назад заставлял тебя содрогаться от ужаса и который теперь становился явью в двести раз прекраснее, чем все, чем ты занимался до этого.

Сельваджа удивительно чутко отвечала на каждый твой новый поцелуй и проникновение, она была так прекрасна, чувственна, так искусно принимала тебя в себя, что ты даже на мгновение не задумался – помнишь? нет, ты помнишь? – что же такое ужасное и противоестественное ты совершаешь.

Глава 29

Она проснулась позже тебя. А ты уже довольно долго наблюдал за ней, спящей среди белоснежных простыней в свете наполнявших комнату живительных солнечных лучей. Ее тело источало молодость и здоровье. Она, которая в первый момент знакомства показалась тебе слишком худой, на самом деле, отдаваясь тебе, была женственно-мягкой.

Ты поцеловал тыльную сторону ее левой руки, в знак благодарности за щедрость, с которой она любила тебя, потом твоя рука нарушила целомудренную грань контакта и скользнула ниже, коснувшись ее груди, и далее, спускаясь по бедру, лаская стройные молочные ноги.

Наверное, потому, что для вас обоих уже не было дороги назад, какая-то часть тебя понимала, что, проснувшись, вы вступили бы в новую фазу вашего существования, в новый мир, населенный только вами двумя.

Радостное выражение на лице Сельваджи позволяло тебе с гордостью думать, что ты справился наилучшим образом и что наслаждение, которое ты испытывал, было взаимным. Ты поцеловал ее, и она прильнула к тебе, лаская пальчиками твою шею и затылок.

Так вы лежали довольно долго, пока ты не сдержался и признался ей в том, в чем хотел признаться уже очень давно:

– Я люблю тебя, Сельваджа. Любовь к тебе была настоящей с первого мгновения, как только я тебя увидел.

Вот что ты прошептал ей с бешено бьющимся сердцем, ты весь теперь был как на ладони, беззащитный. Она засмеялась и слегка отодвинулась. Ты ждал ответа, но его не было, и тогда страх быть отвергнутым прошиб тебя холодным потом. В жизни своей ты ничего не ждал с таким отчаянием.

– Ты мне не веришь? – спросил ты, приблизившись.

Сельваджа улыбнулась тебе и, вздохнув, утвердительно кивнула головой.

– А ты, – спросил ты тогда, вот те раз! – ты любишь меня так же, как я тебя?

– Дурачок, – сказала она, улыбаясь, слегка шлепнув тебя по подбородку.

Это был не ответ, но ты довольствовался им.

Впрочем, ты все равно был во власти безумной любви и даже такой ответ воспринял как «да», как будто это было само собой разумеющимся, что она любила тебя. Ты не обратил внимания на, скажем, двоякость ее слов и жестов. Ты нежно поцеловал ее, не в силах оторваться, ты снова и снова ласкал губами ее шею, плечи, руки, бледные ладони.

Она засмеялась. Но теперь, как она пошутила, больше от щекотки.

Тогда ты признался ей в том, в чем не было сомнений: ты не мог жить без нее. Это был самый лучший день в твоей жизни, ты искренне готов был умереть за нее, если бы она тебя об этом попросила. Вот что ты чувствовал. В тебе жила неконтролируемая сила, которая хотела кричать всему миру, что ты любишь свою сестру Сельваджу и будешь любить ее вечно, пока смерть не настигнет тебя. Это была твоя клятва, замешанная на страсти, которую вы разделили.

С этого момента никакие законы общества не смогли бы отобрать ее у тебя. Ни долг, ни людские убеждения не смогли бы. Если то, что вы брат и сестра, не помешало вам любить друг друга, это означало, что у любви было право, согласно ее самому интимному закону, преодолевать любые запреты. Любовь, а не ты разрушила преграду запрета физической связи с сестрой, так что с этого момента и на будущее ты никогда больше не откажешься от сладострастия, даже более того, ты будешь искать его как подтверждение наивысшего блаженства.

– Это было здорово, – прошептала она смущенно.

– Однажды, помнишь, ты сказала, что это забавно, и баста. Что заставило тебя изменить свое мнение?

– Ничего, – пробормотала она. – С тобой было хорошо. Только с тобой. – И тут же ее улыбка, такая искренняя, на которую она иногда была способна и которой ты не мог сопротивляться, заставила тебя замолчать.

В этот момент зазвонил твой сотовый. Ты забыл отключить его и теперь пожалел об этом. Нехотя ты взял его с ночной тумбочки и ответил на вызов.

Это была мама. Она спрашивала, куда вы пропали, учитывая, что стрелки часов уже показывали половину второго, а вы еще не появлялись. Ты на ходу придумал отговорку, что вы с Сельваджей пообедаете в каком-нибудь местечке. Право слово, не было причины волноваться. Сказав это, ты без стеснения прервал связь и отключил телофон.

От досады у тебя все сжалось внутри, опять, как всегда, кто-то прерывает вас на самом важном месте. К счастью, Сельваджа была чудодейственным бальзамом, и теперь она делала тебе успокоительный массаж спины, поднимаясь вверх до линии плеч и спускаясь вниз до поясницы, а ты едва сдерживался, чтобы не дрожать и не вздыхать от удовольствия.

Она положила голову в выемку на твоем плече, и ты снова обнял ее. Вы повернулись под простынями, так что почти раскрылись – не то чтобы вас это сильно беспокоило, ведь теперь ваши тела были вам знакомы до мелочей – она села на тебя верхом, практически на лобок.

– Ты знаешь, что такая позиция может быть опасной? – провоцировал ты ее, заставляя смеяться, в то время как сам ласкал ее грудь и шею, не отрывая взгляда от ее лица.

– Ты не опасен, – сказала она. – Ты слишком устал, чтобы заниматься этим снова. – И она хлопнула тебя ладонью по груди.

– Ты действительно так думаешь? – Ты принял вызов и привлек ее к себе, чтобы поцеловать. – На твоем месте я не был бы так уверен.

Осязая ее, тебя снова охватило желание, которые надо было тут же, немедленно удовлетворить, иначе оно убило бы тебя. Она отрицательно покачала головой, но, когда она поняла, что ты говорил серьезно, посмотрела на тебя с удивлением и, вступив в самую приятную из всех видов борьбы, позволила тебе под конец продемонстрировать, насколько ты еще был опасен.

Глава 30

Около половины седьмого ты нехотя поднялся с кровати, прекрасно сознавая, как болезненно разрывать заклинание, которое связывало тебя с ней.

Остаток дня. Тебе не оставалось ничего другого, как провести его в муках разлуки, до тех пор пока вы опять не встретитесь во вновь созданном мире, населенном только вами двумя.

Вы вернулись домой к самому ужину. Тебе казалось, что под взглядами ваших родителей невидимая нить, связывавшая вас, немедленно порвется, треснет, лопнет, как слишком сильно натянутая струна.

В присутствии родителей Сельваджа, казалось, не обращала на тебя внимания, хотя всего какое-то мгновение назад, перед тем как переступить порог отчего дома, все ее внимание было сконцентрировано на тебе, ты был центром ее нового мироздания. Теперь же она как ни в чем не бывало накрывала на стол и болтала с мамой, рассказывая о вашей придуманной прогулке по Вероне. Несколько раз ты бросал ей многозначительные взгляды, она не замечала их, более того, тебе даже показалось, что ее раздражало твое ненужное откровение.

За ужином ты попытался найти под столом ее ноги, как делал это много раз в прошлом, но не нашел, потому что она скрестила их под стулом. Было ясно, она не хотела, чтобы ей досаждали. Ты подумал, что это поведение логично, вероятно, она предпочитала побыть наедине немного, собраться с мыслями.

Она поднялась в свою комнату сразу же после ужина, а ты подождал необходимое время, чтобы родители заснули глубоким сном, прежде чем подняться на второй этаж. Ты тихо постучал в дверь ее комнаты, не постучал даже, а поскреб.

Но она не ответила.

Глава 31

Вероятно, ночь не сделала для Сельваджи исключение, и утро, как говорится, оказалось мудрее. На следующий день она показалась тебе куда менее сконфуженной, чем накануне. Напротив, она излучала позитивную энергию благоволения ко всем и вся, что не преминула сразу же тебе продемонстрировать.

Вы только что завершили ваше четвертое совокупление за два дня в квартире на улице Амфитеатра и решили немного отдохнуть, бок о бок, в тишине, погрузившись каждый в свои личные размышления, и все же объединенные одной неистовой связью. В то утро вы встретились, как два изголодавшихся любовника. На плечах твоих горели следы от ее ногтей, и ниже по спине, не будем уточнять, где именно.

Вы решили оставить жалюзи закрытыми, экспериментируя, до какой степени в темноте можно лучше распознать профиль любимого человека и смаковать его аромат. Тебе всегда нравилось делать это именно таким образом, потому что потемки навевали тайну, какую-то торжественность, и слова любви, которые ты шептал сестре, казалось – нет, ты только послушай – имели больше смысла.

Обычно ты был куда молчаливее. Даже тогда, когда девушка нравилась тебе до смерти, ты ни в чем ей не признавался. Но с Сельваджей все обстояло иначе. Рядом с ней тебе нравилось время от времени наполнять атмосферу словами. Иногда ты боялся, что мгновения, проведенные с нею, могут показаться напрасными, пустыми, если не говорить ей о любви, о том, что прикосновение ее волос к спине, пока она покусывала тебя в шею, сводило тебя с ума, о том, что ее красота была подобна красоте античной богини. Наверное, Сельваджа воспринимала твои комплименты лишь как словесную прелюдию к эротической игре, не очень интеллектуальной и вовсе не обязательно возбуждающей. В некоторые моменты ты определенно перебарщивал, хотя бродить в дебрях нелепой юношеской поэзии сподвигала тебя любовь.

Что до остального, бывали моменты, кода Сельваджа сама направляла тебя по пути исследования ее тела, а в другой раз, напротив, не придавала твоим потугам никакого значения – просто овладевала твоим ртом, изнуряя поцелуями, и ты подозревал, что делала она это только для того, чтобы ты заткнулся.

Да. Ты это всегда знал.

Когда же все заканчивалось, Сельваджа вставала с кровати, начинала одеваться, и вместе вы возвращались к повседневной реальности. Она, казалось, отрывалась от тебя не только физически, но и чувственно. Вдруг она начинала вести себя так, будто тебя не существовало, она игнорировала тебя, а если ты пытался приблизиться, то отстранялась. Казалось, что какая-то неизвестная алхимия связывала вас в моменты интимной близости, а в остальное время ей на смену приходило это странное равнодушие.

– Зачем ты меня мучишь? – спросил ты ее в то второе утро, проведенное в квартире на улице Амфитеатра.

Она бегло взглянула на тебя, прежде чем погладить по щеке. Ты поцеловал ее руку и сказал:

– Почему, когда мы вне этого дома, ты не замечаешь меня или отталкиваешь? Ты не хочешь, чтобы я был с тобой за стенами этой комнаты?

Она помолчала, прежде чем ответить тебе. Может быть, под покровом этого молчания она соглашалась, что это правда.

– Джонни, я никогда не говорила, что люблю тебя, – наконец произнесла она тоном, не терпящим возражений, даже без намека на раскаяние.

Она просто смотрела тебе в глаза и улыбалась, качая головой, будто говорила, что, в сущности, просто приятно проводила с тобой время.

Стоп. Значит, вот как. Она заставила тебя думать, что принадлежала только тебе, а сама обманывала тебя. Может быть, про себя она даже смеялась над твоей наивностью.

Ты был разбит. Уничтожен. Неподвижен.

– То есть как не любишь? – выдавил ты наконец вполголоса, боясь, что высокие тона могут спровоцировать непредсказуемую, даже катастрофическую реакцию. Теперь, когда ты балансировал на лезвии ножа, все могло произойти. – Ты хочешь сказать, что тебе нет дела до меня? Что я всего лишь бедолага, который спит с тобой? – твой голос дрожал. «Я, – кричал ты про себя, – нужен тебе только, чтобы заниматься сексом? Я для тебя что-то вроде игрушки?»

А она сказала:

– Ну, скажем, что ты мое полезное и очень приятное времяпрепровождение.

Она встала и начала одеваться, не беспокоясь о том, что только что жестоко ранила тебя.

– Как же так, Сельваджа! А Мальчезине, а тот вечер, когла мы спали в палатке, и все остальное, все, что мы пережили вместе, – это ничего не значит для тебя? Какой смысл тогда в твоих ласках, в этих «Джонни, я люблю тебя», «Джонни, я так одинока», «Джонни, мне хорошо только с тобой»?

Она ничего не сказала и не объяснила, если вообще что-то надо было объяснять после такого кораблекрушения. Тогда ты тоже замолчал, тем более что не знал, что еще сказать. Сельваджа глубокомысленно посмотрела тебе в глаза, и тогда ты опередил ее, ты спросил:

– Это правда?

– Да, – ответила она тихо. – Это так, потому что у меня здесь никого нет, кроме тебя.

– То есть у тебя не было никого другого под рукой, чтобы трахаться! – закричал ты, пытаясь унизить ее.

Ты вскочил, быстро оделся и, не глядя на нее, убежал прочь из этой комнаты и из этого проклятого дома. Перепрыгивая через ступеньки, ты слетел вниз по лестнице и в отчаянии выскочил на тротуар улицы Амфитеатра.