Текст книги "Анатомия чувств"
Автор книги: Гайя Колторти
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Глава 8
Тебя разбудили солнечные лучи. Ты все еще был одет, и было ясно, что спал ты совсем недолго. Странно, но первая мысль, которая пришла тебе в голову, была не о горячем душе и не о том, чтобы поспать еще, а о ней, дома ли она – после того как ты сам уложил ее в постель накануне, пронеся на руках до самой комнаты для гостей. Это воспоминание теперь наполняло тебя какой-то инертной неопределенностью. Состояние, близкое к потере восприятия, в котором сохранились только намеки на противоречивые и едва ощутимые чувства, напоминавшие неясное беспокойство и легкую эйфорию, тревогу и покой. По-прежнему болела голова, но ты решил, что это ерунда по сравнению с тем, что должна будет чувствовать Сельваджа, когда проснется.
Ты вышел из своей комнаты покачиваясь и осмотрел дом. Он был пуст. Заглянув в спальню отца, ты увидел заправленную кровать. Значит, Сельваджа была права, родители ночевали или на квартире у мамы, или в гостинице. И это, вероятно, должно было означать начало их воссоединения, нет?
Ты растянулся на диване, включил телевизор и стал бездумно переключать каналы, не задерживаясь ни на одном из них более тридцати секунд. У тебя и в мыслях не было проверить, как там Сельваджа, когда ты улышал звук закрываемой двери, потом еще какие-то неопределенные звуки, и наконец Сельваджа появилась в столовой в летнем халатике. Волосы были стянуты в хвост на макушке, лицо вымыто, никаких следов макияжа. Она не сразу заметила тебя лежащим на диване, а заметив, вздрогнула. Ты улыбнулся. Тебя это позабавило. Она села рядом, зевнула и дважды попыталась привести в порядок челку.
– Ты что, здесь спал? – спросила она.
– Нет, – рассмеялся ты. – Под конец я нашел-таки кровать.
Она тоже засмеялась, но тихо.
– Мне жаль, что так получилось, – извинилась она. – Это был дурдом.
Она провела ладонью правой руки по лбу, как если бы хотела стереть прочь остатки сна.
– Нет, это было здорово, – солгал ты, сам не зная зачем.
В действительности, под «здорово» ты подразумевал отвратительно, ты хотел сказать, что по ее вине ты провел жуткий вечер и испытал чувства, от которых теперь тебя тошнило. Но ты сказал «здорово», и теперь уже поздно было сердиться на нее за это. Да ты и не хотел.
– Спасибо за все, – сказала Сельваджа, слегка толкнув тебя в плечо кулаком.
Потом она вернулась в свою комнату и, вероятно, оставалась там до тех пор, пока мама не приехала за ней. Разумеется, ты в это время спал в своей постели после горячего душа.
Проснувшись, ты обнаружил что-то, чего никак не ожидал.
На комоде лежал листок бумаги, а поверх него ручка. Ты взял его, еще не совсем оправившись ото сна, и прочел. Это была простая и по-детски наивная записка:
«Дорогой Джонни.
Мне было хорошо с тобой. Спасибо, что ты позаботился обо мне, хоть я и испортила тебе вечер. Отдыхай до следующего раза и помни, что я не всегда такая буйная, как была вчера. Надеюсь скоро увидеть тебя снова.
Целую, С.»
Ты сохранил это письмо. Оно было написано искренне и тронуло твое сердце.
Между тем, от души надеясь – ты все еще надеялся? – что Сельваджа не такая «буйная», как казалась, ты испытывал целую гамму противоречивых чувств.
Ты больше не сердился на нее за испорченный вечер, за то, что она обошлась с тобой как с половой тряпкой, заставила уступить всем своим прихотям. Теперь ты думал, что в какой-то степени все это было действительно здорово, и ловил себя на том, что улыбаешься, вспоминая прошедшую ночь. Но в то же время ты твердо знал, что ни за что на свете не желал бы повторения всего этого, по крайней мере в ближайшее время.
Музыка техно. Да бросьте. В самом деле…
Тебе понравилось быть с нею. Сельваджа растормошила тебя, поколебав твою уверенность и веру в твердые принципы, которые совершенно неожиданно для тебя рухнули под натиском весьма неясных обстоятельств.
Сомнений не было, даже если ты сам себя усердно убеждал в обратном, тебе уже остро хотелось снова увидеть ее.
Проклятье.
Глава 9
Второй раз ты увидел ее через несколько дней. Вы с друзьями, Паранойей и Наутилусом, решили прогуляться без цели, просто в надежде встретить кого-нибудь, поболтать. С той ночи, проведенной с Сельваджей в «Prince», прошла уже неделя, а ты все еще думал о ней.
Ближе к полудню, возвращаясь домой в одиночестве, практически у самых ворот дома ты столкнулся со своей семьей в полном составе: отец, мать и она, в легком летнем платьице, самое нежное создание на свете. Увидев друг друга, вы оба на мгновение застыли. Родители не заметили тебя, увлеченные копанием в багажнике отцовской «ауди». Сельваджа помахала тебе рукой – простой, в сущности, жест, нежный и искренний. Ты улыбнулся. Приблизился.
– Черт возьми. Кого я вижу! – Ты говорил только с ней, не обращая внимания на родителей. А они, услышав твой голос, обернулись и сразу полезли обниматься.
Возбужденные от радости как дети, они всучили тебе огромную коробку с неизвестным содержимым и попросили отнести в дом. Сельваджа нагнала тебя в кухне в тот самый момент, когда ты ставил коробку на стол, остановилась в дверях и пристально смотрела на тебя с загадочным видом. Ты забеспокоился было, какие у нее намерения, но, ни до чего не додумавшись, первым прервал молчание:
– Ты случайно не знаешь, что за чертовщина тут внутри?
– Папа решил купить новую аппаратуру для фотосъемки.
Ты закатил глаза к небу.
– Ну, конечно. Чтобы забить окончательно кладовку и оставить пылиться там все это барахло до скончания веков! – прокомментировал ты, вызвав у нее приступ короткого смеха.
– Вот именно, – согласилась Сельваджа. – Мама тоже такая. Импульсивные инициативы на пустом месте.
– Но ты-то почему здесь? – спросил ты осторожно, будто боялся, что это и не она вовсе, а мираж и он вот-вот исчезнет.
– Мама вызвалась помочь папе, – ответила она, – а у меня было свободное время, и я решила стать третьим лишним.
Ты подумал, что подобную фразу неплохо было бы снабдить хотя бы улыбкой, ну, чтобы подчеркнуть ее шутливый тон, но Сельваджа продолжала молча смотреть на тебя, и баста. На мгновение ты понадеялся, хотя это был полный абсурд, что она скажет или хотя бы намекнет: «Я пришла только потому, что хотела снова увидеть тебя». Но она молчала.
– Хорошо, – кивнул ты. – В следующий раз, когда тебе нечего будет делать, мы можем вместе сходить куда-нибудь. Пока в школе не начались занятия, я покажу тебе Верону.
Неужели ты пригласил ее на свидание? Вне всякого сомнения. Сам не зная почему. Может быть, она казалась тебе немного потерянной в городе, о котором знала так мало, а то и вовсе ничего. Может быть, ты смог бы лучше познакомиться с ней, но при условии, конечно, что не придется тратить по пятьдесят евро на ожерелья и кулончики всякий раз, как они будут попадаться на глаза.
– О’кей.
Тебе показалось, что она хотела что-то добавить, но тут мама позвала ее, и она забеспокоилась. Вы наскоро попрощались, и она убежала, успев договориться о встрече в тот же день вечером.
В четыре ровно, и даже немного раньше, ты был на улице Амфитеатра, напротив большого здания восемнадцатого века, в котором Сельваджа и мама вот уже несколько дней обустраивали квартиру.
– Иду! – отозвалась наконец Сельваджа, когда ты позвонил в домофон во второй раз. А чуть позже ты снова услышал ее голос. Она приглашала тебя подняться, потому что еще не закончила приводить себя в порядок.
Дверь на третьем этаже была открыта, и ты, прежде чем заметил Сельваджу в конце коридора, понял, что это именно та квартира. Ты чуть дотронулся до звонка, буквально на полдзиня, чтобы предупредить о своем появлении, и Сельваджа крикнула, чтобы ты входил. Ты перешагнул через порог и спросил:
– Мама?
– Ее нет, – ответила Сельваджа откуда-то из глубины комнаты, которую ты не видел. – Она пошла за покупками. Извини за беспорядок, мебель еще не привезли, и мы ничего не расставляли по местам.
Потом она появилась в конце коридора, на ходу завязывая волосы. Она сказала тебе:
– Осторожно, не споткнись о коробки!
И ты остался стоять посреди прихожей. Справа был вход в большую комнату с высокими потолками. Кажется, ее только что побелили. Через огромное окно свет, как водный поток, заливал комнату, проникая даже в самые потаенные углы, и придавал ее строгой обстановке игриво-радостный вид. Только жаль было, что окна выходили на узкую улочку, так что взгляд упирался в другое здание. Ты подумал, что со временем, вероятно, привык бы к этому виду и перестал бы замечать его. Ну, это в случае, если ваши родители смогут сохранить хорошие отношения настолько, чтобы позволять тебе приходить в эту квартиру достаточно часто.
– Идем? – обратилась к тебе Сельваджа.
Она держала в руках маленькую розовую лакированную сумочку, под стать ее беззаботному характеру. Ты кивнул, и вы вышли из квартиры, лавируя между коробками. Поскольку она обещала, что последует за тобой повсюду, и принимая во внимание ее пристрастие к красивым вещам, ты решил предложить ей шоппинг.
Центральные улицы Вероны были полны модных магазинов, и ты знал некоторые особенно интересные местечки. Что до остального… Не то чтобы ты был прижимистый малый, но все-таки надеялся, что на этот раз у нее в сумочке лежал кошелек с деньгами.
Вы пошли по улице, не говоря ни слова, как и в первый вечер, в надежде, что рано или поздно один из двоих нарушит молчание. Но, в отличие от прошлого раза, в этот вечер вы были несомненно расположены друг к другу. Сельваджа казалась более спокойной, даже нежной, хотя нежность вряд ли была естественной чертой ее энергичной натуры.
Ты повел ее по местам, которые хорошо знал, – сначала одежда, потом обувь и галантерея. Наконец вы вошли в магазин спортивных товаров, она искала пару кроссовок, а тебя заинтересовали футболки. Она не нашла ничего достойного внимания, ты же, напротив, увидел футболку, которая, кажется, подходила тебе. Выйдя из примерочной, ты спросил ее мнение. Сельваджа посмотрела на тебя с некоторым сомнением, потом подошла и расправила пару складок. Прикосновение ее рук вызвало у тебя такое возбуждение, какого ты еще никогда не испытывал, ты чувствовал ее так, будто она была частью тебя самого. Сельваджа не обратила на это внимания и, закончив поправлять футболку, ограничилась замечанием, что она тебе идет. Что ж, ты ей верил.
В семь вечера вы возвращались к ней домой. Добрый Джованни, нагруженный как носильщик пакетами и коробками, и Сельваджа, которая шла рядом налегке и рассказывала тебе об умерших бардах и старой музыке гранж. Хорошо уже то, что она не повесила на тебя и свою сумочку.
Кажется, она начинала постепенно раскрываться перед тобой, хотя вы все еще были мало знакомы. Можно сказать, что разлученные почти сразу после рождения, вы вновь узнавали друг друга.
Недалеко от дома вы купили мороженое и сели за один из столиков у входа в кафе. Ты больше следил за Сельваджей, чем за своим ореховым пломбиром со сливками, а зря, потому что в конце концов ты заляпал брюки. Впрочем, это здорово развеселило Сельваджу, она потешалась, глядя, как ты размазывал пятно еще больше, намочив платок газированной водой. Но ты не рассердился. Вы посмотрели друг другу в глаза.
– Знаешь, я все не могу поверить, что ты мой брат, Джонни, – призналась она, улыбаясь, и сразу же отвела взгляд.
Арена ди Верона была совсем рядом. Сельваджа, отвернувшись, долго смотрела в сторону античного амфитеатра, будто хотела справиться с охватившим ее смущением. Так, во всяком случае, тебе показалось.
Она продолжала звать тебя «Джонни», и это было забавно.
Ты хотел сказать ей, что, к сожалению, вы были братом и сестрой и что это тебе тоже не нравилось, но ты промолчал.
Наконец она снова обернулась и проникновенно посмотрела тебе в глаза, а ты смог только вяло улыбнуться ей, садовая твоя голова.
Глава 10
Прошло две недели после вашего свидания. Для тебя это были две недели сущего ада. Ты изводил себя в бассейне, чтобы только не думать о ней. Ты сам себе боялся признаться, что Сельваджа покорила твое сердце, похитила твою душу, окутала тебя, как паразит, присосавшийся к растению и извлекающий из него питательные соки. Ты задыхался!
Ты представлял, как они с мамой возвращаются домой к вечеру, с уймой покупок – все только необходимое для дома. Как квартира с каждым днем становится все уютнее. Как один за другим отпадают более или менее насущные вопросы, и новая жизнь постепенно принимает спокойный размеренный ритм. Но тебе все это было по фигу, помнишь? Она одна занимала твои мысли. Ты думал только о том, чтобы снова увидеть ее.
Ты много раз проходил мимо дома Сельваджи в надежде мельком увидеть ее силуэт в окне. Но бесчувственные холодные окна лишь отражали такое же бесчувственное вечернее небо. Один раз ты решился позвонить, но никто не ответил.
Ты не собирался приглашать ее куда-то. Ты просто хотел узнать, все ли в порядке, не скучает ли она по Генуе или не скучает ли… ну, словом, или.
Ты вдруг стал испытывать беспричинную, острую, почти нездоровую обиду на этот славный город, который так долго скрывал от тебя единственного, необыкновенного человека, несправедливо лишив бог знает каких радостей в жизни.
В общем, ты был подавлен, измучен сомнениями, думает ли она о тебе так же часто и так же напряженно, как ты о ней.
Иногда мысли твои прояснялись, и ты понимал, что вся эта психодрама противоречит здравому смыслу. Ты корил себя, принимал твердое решение избавиться от этого наваждения, потому что она не была и никогда не станет твоей, но все равно не мог заставить себя не думать о ней.
Что за черт, ты же не мог потерять голову из-за девчонки, которую толком даже не знал, с которой виделся-то всего три раза. Или ты просто не хотел сознаваться самому себе в реально нездоровом, ужасающем чувстве, которое испытывал к ней?
Можно без психоза? Пожалуйста, не будем преувеличивать, ладно?
И чуть меньше дерьмовых юношеских романтических соплей, хорошо?
Однако нет. Ты действительно свихнулся, блин.
А серьезные разговоры с ней? Вы вообще говорили о чем-нибудь таком? Нет. Нисколько! Но ты уже знал – о да, вроде юного веронского экстрасенса чувствовал, что ее мысли были на той же волне, что и твои! Несмотря на то что вы были такие разные.
И все же по причине этой чудодейственной и сокрушительной алхимии она с первой же минуты понимала тебя лучше, чем любая другая девушка, с которой ты когда-либо пытался поговорить на серьезные темы или же имел – боже упаси! – серьезные отношения. Силы небесные! Никто из них не понимал тебя так, как она, и не умел так слушать!
Ты фантазировал, обдумывал, строил предположения.
Ну, сумасшедший, что тут говорить.
Именно поэтому однажды, всматриваясь в проклятые окна на улице Амфитеатра, ты решил наконец не страдать в тайне, а действовать и погубить свою душу ради нее.
– Когда вы с мамой снова пойдете куда-нибудь? – вроде бы невзначай спросил ты отца как-то вечером за ужином. Ты надеялся, что, как и в прошлый раз, Сельваджа будет ночевать у вас дома.
– Не знаю, – рассеянно ответил он, не подозревая о смертоносной буре, которая в этот момент пронеслась у тебя в груди. – С этим не стоит торопиться. – Как! После семнадцати лет ожидания ему еще требовалось время, проклятье! – И потом я знаю твою мать достаточно хорошо, на нее нельзя давить. Но почему ты об этом спрашиваешь?
– Так, просто. Хотел знать. Что-то вы давненько не виделись.
Отец ничего не ответил, и его молчание навело тебя на мысль, что их отношения не были такими уж безоблачными.
Ты был растерян, в тебе росла неуверенность, ты даже не знал, чего тебе хотелось на самом деле, чего ты ждал. Под конец ты выбрал компромисс. С одной стороны, ты молился Богу, чтобы твои родители больше не встречались, и тогда ты забыл бы Сельваджу, а с другой – молил черта, чтобы они встретились как можно скорее, тогда ты снова увидел бы богиню, которая украла твою душу.
Наверное, не отдавая себе отчета, ты чаще молился черту, чем Богу.
И тогда «pape Satàn, pape Satàn aleppe»[5]5
Цитата из «Божественной комедии» Данте Алигьери (Ад, песнь VII). На самом деле – это клич Плутоса. До сих пор исследователи не пришли к единому мнению, что он означает. Более того, неизвестно, на каком языке это сказано. В переводе М. Лозинского в тексте значится: «Pape Satàn, pape Satàn aleppe – хриплоголосый Плутос закричал». Плутос – бог богатства в греческой мифологии. У Данте этот звероподобный демон охранял доступ в четвертый круг Ада.
[Закрыть] ответил на твои призывы. И даже довольно быстро!
В тот день ты решил провести в бассейне вторую половину дня, тем более что Наутилус и Паранойя все свободное время тратили на подготовку к какой-то кошмарной, сюрреалистической поездке на каникулы в Карпаты, с палатками. Ты предпочел побыть немного одному. Учитывая, что спортивный сезон подходил к концу и следующие соревнования намечались лишь на сентябрь, ты проплыл свои привычные пятнадцать километров с умеренным рвением.
Ты только вышел из проходной и направился было к дому, как резкий звук автомобильного клаксона заставил тебя обернуться. Ты увидел отца, энергично машущего тебе левой рукой из открытого окна «ауди». Ты не спросил себя, что он здесь делает, а просто приблизился и собирался уже сесть в машину, когда почувствовал, как сердце проваливается куда-то в тартарары. В машине сидели мама и Сельваджа.
Ты овладел собой, спокойно открыл заднюю дверцу и пристроил сумку для бассейна на сиденье между собой и твоей восемнадцатилетней мечтой, создав должный барьер. Родители сразу же забросали тебя вопросами о тренировках, особенно мама. Похоже, она хотела быть в курсе всех твоих дел, даже самых незначительных.
Но Сельваджа… Она даже толком не поздоровалась, просто едва кивнула. Во всяком случае она ни о чем не спрашивала, и ты не мог понять, следила ли она за твоими ответами или думала о своем. Это, будем говорить начистоту хотя бы между нами, тебя здорово задело.
Ты старался унять боль в груди и, когда «ауди» выехала на загородную трассу, даже не спросил отца, куда, собственно, вы направлялись. Ты наблюдал за сестрой, а она была слишком поглощена дорогой и жадно впитывала прелести незнакомых ей пейзажей, пробегавших мимо в лучах закатного солнца. Впрочем, на какое-то мгновение тебе показалось, что она смотрела на тебя, Джованни Жалобу, или лучше Джованни Смертельно Раненного, на твое отражение в окне, хотя ты не был в этом уверен.
Ты смутился и, отвернувшись к своему окну, стал смотреть вдаль невидящим взглядом.
– Ребята, вы нам так и не рассказали, как прошел ваш вечер шоппинга! – вдруг встрепенулась мама, высвобождая такой поток энергии, какого хватило бы, чтобы долететь до Марса, и повернулась к вам. В тот момент вы оба смотрели в разные стороны, скрестив руки на груди.
– Но это было две недели назад, мама! – Сельваджа испепелила ее красноречивым взглядом.
Видя нежелание твоей сестры продолжать разговор, мама обратилась к тебе:
– Ну что-то же вы делали в тот вечер? Джованни, что ты молчишь?
– А что говорить? – ответил ты. – Прошвырнулись по магазинам и купили кое-что по мелочи. Кажется, Сельваджа обновила немного свой гардероб.
Тут ты посмотрел на восемнадцатилетнюю богиню, в надежде получить ее одобрение, но, как это ни больно признать, одобрения не последовало. Напротив, она и тебя испепелила взглядом, прежде чем отвернуться, еле сдерживая презрение, и ты окончательно пал духом.
Внутри тебя будто что-то оборвалось, ты замкнулся и замолчал. Похоже, мама это заметила, но ничего не сказала. Отец тоже молча наблюдал за всей сценой в зеркало заднего вида, как в камеру слежения, только без пленки.
Глава 11
В машине повисло напряженное молчание, но, к счастью, через минуту вы подъехали к ресторану, одному из лучших в этих краях. Ты даже не подозревал, что твои родители хотели организовать семейную вечеринку, но не стал протестовать. В конце концов ты чувствовал, что сможешь осилить праздничный ужин, хотя и был немного уставшим и весьма не в настроении, как можно было догадаться.
Как только отец справился с парковкой, Сельваджа вышла, не сказав ни слова, и, никого не дожидаясь, направилась прямиком в ресторан, оставив вас троих в легком недоумении. Отец почти сразу же последовал за ней, и вы с мамой оказались одни. Ты хотел спрятать сумку со всеми причиндалами для бассейна в багажник, и она вызвалась подождать тебя. Пока ты боролся со слишком объемной сумкой, погруженный в свои мысли, мама завела с тобой разговор.
– Ты должен простить ее, – сказала она тихо. – Сегодня она слишком раздражительна.
– Я это заметил, – ответил ты с сарказмом.
Ты чувствовал себя униженным, и это ощущение тебя крайне раздражало. Ты так много думал о ней, ты молился, чтобы увидеть ее снова, а она лишь мельком кивнула тебе с каменным лицом. Между тем, когда ей было что-то нужно от тебя, она сразу становилась покладистой: «Джон-Джонни!»
Ты закрыл багажник с плохо скрываемой досадой и пошел к ресторану вместе с мамой, которая еле поспевала рядом.
– Она не имеет ничего против тебя, – объясняла мама. – Когда она злится, то почти всегда по моей вине. А сейчас она злится, потому что с этим переездом будет видеться со своими друзьями очень редко. Ты же знаешь, как это у нас, у женщин, бывает.
– Да знаю, знаю, – отрезал ты.
Ты слишком хорошо знал, какими непредсказуемыми бывают женщины, но Сельваджа была той, которую ты хотел понять!
А она не была просто женщиной, она была своего рода колдуньей Морганой.
Отец заказал столик у окна. Вы сели. Родители расположились напротив друг друга, а ты напротив Сельваджи. Она начала молча изучать меню. Если бы в тот момент она послала тебя к черту, это расстроило бы тебя меньше, чем ее равнодушие.
Потом ты сделал свой выбор блюд и довольно долго слушал разговор родителей. Они перескакивали с одной темы на другую, так что в конце концов у тебя закружилась голова. Они больше казались старыми добрыми друзьями, чем бывшими супругами с парой эксцентричных отпрысков на иждивении, которые один день обожали друг друга, а на другой – терпеть не могли.
За ужином ты упорно молчал, если только тебя не спрашивали о чем-то. А вопросы по большей части были обыденными: об успехах в спорте, в школе, о друзьях. Потом разговор перешел на более серьезную тему – смертная казнь в Китае, но ты предложил поговорить о чем-нибудь более легком, поскольку обсуждение смертной казни казалось тебе не совсем уместным над дымящимся блюдом отменной домашней лапши с цикорием. И тогда разговор принял неожиданный оборот.
– Кстати, Джованни, а как насчет девушек? Как у тебя дела на этом фронте? – пафосно спросил с приторной улыбкой father Даниэле.
Ты испепелил отца взглядом, как бы давая понять, что из всех возможных тем только он мог выбрать именно эту, задать этот вопрос, когда Сельваджа сидела напротив тебя. Ты, наверное, зарезал бы его ресторанным ножом, если бы тот был достаточно острым.
– Да, вот именно! – вот и мама туда же. Как ей удавалось мгновенно переходить в восторженное состояние и переключать все внимание на себя? – Расскажи нам о своих новых победах! – Она даже наклонилась в твою сторону, поощрив дружеским толчком локтем, как если бы была твоей закадычной подругой.
Ты мельком взглянул на Сельваджу, которая, как тебе показалось, была куда более заинтересована тем, что лежало в ее тарелке. Ты на мгновение замешкался, потом загадочным тоном произнес:
– Ну, на самом деле кое-кто имеется.
Ты старался не пропустить возможную реакцию Сельваджи. Сестра перестала есть и помотрела на тебя в упор. Блюдо, которое до того момента, казалось, занимало все ее мысли, вдруг перестало ее интересовать. «Ага, так значит ты все-таки здесь, с нами!» – подумал ты.
– Ах так? И кто же она? – спросила Сельваджа, смотря куда-то в сторону.
За все время она не произнесла ни слова, а теперь вдруг проявила интерес. Интерес в твой адрес. Может быть, мама была права, пронеслось в твоей голове, когда говорила, что Сельваджа не сердится на тебя. Но теперь тебе срочно надо было как-то выпутываться.
– Вы ее не знаете, – пошел ты на попятную. – Мы вместе ходим в бассейн, но пока ничего серьезного.
Любопытство родителей увяло довольно быстро, но не Сельваджи, которая то и дело пристально смотрела на тебя и, казалось, злилась на что-то. Может быть. На самом деле тебе просто никак не удавалось расшифровать ее мысли, ты не понимал ее. Неужели она действительно ревновала тебя? В сущности, вы были знакомы всего три недели и виделись-то всего ничего. Скорее всего, решил ты, она просто эгоистично хотела быть в центре твоего внимания, по крайней мере до тех пор, пока не найдет кого-то другого, помимо добряка Джованни, кому можно было бы довериться.
Она продолжала пристально смотреть на тебя, а ты выдерживал ее непонятный и настойчивый взгляд, пока окончательно не потерял терпение, хотя до той поры ты никогда не показывал ей своего волнения.
– У Сельваджи тоже был парень в Генуе, – сказала мама с той легкой иронией, с какой обычно говорят с маленькими детьми. – Она бросила его, но могу поспорить, что скоро сможет похвастаться новыми победами. Как только начнутся занятия в школе, кто-то непременно появится.
– Мама! – Сельваджа пробуравила мать укоризненным взглядом и сразу же закатила глаза к небу.
Ах, мама, с ее длинным языком! Она сказала слишком много, на твой взгляд, потому что теперь уже ты мучился от ревности, вынужденный признаться себе, что время, которое у тебя оставалось, – всего несколько летних месяцев, после чего Сельваджа познакомилась бы с каким-нибудь симпатичным парнем, сдружилась бы с целой стайкой девчонок и отодвинула бы тебя в сторону, в забытый уголок. Да ты ненормальный, ты уже должен был сидеть в уголке, ты же ее брат-двойняшка, или забыл? Но твоя стеклобетонная голова никак не хотела понимать этого.
Ужин продолжался, отец и мать разговаривали между собой и громко смеялись, не замечая того, что происходило вокруг.
Ты чувствовал на себе взгляд Сельваджи. И ни свет ресторанных огней, ни разговоры посетителей, ни аромат изысканных блюд не существовали для тебя, они превратились в маленький сгусток чувств где-то на заднем плане, тогда как ты тонул в изумрудной глубине ее глаз. Она была достаточно близко, чтобы попасть в самое яблочко, а ты был достаточно далеко, чтобы прятаться за кувшином с газированной водой и запотевшей бутылкой «Шардоне», как за щитом. Потом ты почувствовал какое-то легкое касание и, испугавшись, понял, что это была ее нога, вернее ее каблук, который касался твоей щиколотки. Ты тут же поджал ногу, еще не веря, и решил, что Сельваджа просто невростеничка – и баста. Но чуть позже, заметив, что она даже не смотрела в твою сторону, подумал, что ошибся, до тех пор пока снова не почувствовал легкое давление на лодыжку, на этот раз, вероятно, от носка ее туфли. Тогда ты испепелил сестру взглядом, а она ответила своей коварной улыбкой № 5.
Ты не понимал ее, не-по-ни-мал! И это почти сводило тебя с ума. Ну хорошо, без «почти».
Сначала ты колебался. Потом стал убеждать себя, что в конце концов нет ничего преступного в том, чтобы ответить на ее заигрывание. Тогда ты попытался достать ногой ее щиколотку и на мгновение тебе показалось, что достал, но это была не ее нога. Мама обернулась к тебе, ее глаза были широко раскрыты, во взгляде читалось беспокойство. Ты тут же ретировался и с ужасом подумал, что задел ногу твоей матери. Но блаженная улыбка отца ответила на твой вопрос, чтобы тут же окатить волной нового сомнения: а что если это родители играли под столом в «подножки»?! Отец покраснел, и ты почувствовал неловкость, охватившую их обоих, в то время как сам ты, застукав их за этим занятием, оказался в пренеприятнейшем положении. Тебе оставалось только смотреть куда-то в сторону и пить воду большими и громкими глотками.
Ты проклинал себя. Проклинал этот вечер. Все было так глупо, безумно и в то же время так – будь осторожен – возбуждающе.
Ты оказался в тупике. Твой отец запаниковал, как тебе казалось, и не знал толком, ни что делать, ни что сказать, а мама нервно закашлялась, тщетно пытаясь овладеть собой и вернуть разговор в прежнее русло.
Сельваджа наблюдала за всем этим с привычным непроницаемым выражением лица.
Что до тебя, то ты ограничился тем, что робко улыбнулся маме, как бы прося у нее прощения.
Когда же разговор между родителями восстановился, ты попытался осторожно прощупать обстановку под столом, в поисках свободного пространства, буквально и аллегорически. Ты посчитал, что эти двое больше не рискнули бы продолжать подстольные игры. И когда уверенность в этом окрепла, ты решил сам поискать лодыжки Сельваджи. Но эта гадюка теперь убрала ноги под стул и сидела как ни в чем не бывало. Может быть, она упивалась тем, что заставляла тебя мучиться. Через некоторое время ты повторил попытку, нашел-таки ее лодыжку и дотронулся до нее, испытав при этом сильное возбуждение, но она тут же отдернула ногу. В конце концов ты не выдержал и, прежде чем принесли десерт, резко поднялся из-за стола – нервы ни к черту. Объяснив, что тебе нужно на свежий воздух, ты быстро вышел из ресторана.
На улице, недолго думая, ты закурил, высекая сноп искр из старой зажигалки Cartier. Ты глубоко затянулся, закрыв глаза и приложив ладонь к разгоряченному лбу. Ты пытался упорядочить тысячи мыслей, которые молнией проносились в твоей голове и исчезали в неведомых глубинах, увлекая за собой твой никчемный душевный покой.
Ты почувствовал себя лучше, но все равно продолжал курить «Camel» так, будто хотел втянуть в себя все ее нутро. Далеко в небе, окруженная вечерними сумерками, пульсировала прерывистая микроскопическая красная точка – самолет, беззвучно пересекавший по диагонали небесный свод над твоей головой. Ты следил за его траекторией, пока не почувствовал легкое прикосновение.
Ты резко обернулся и в крайнем удивлении обнаружил, что это была Сельваджа. Это она коснулась твоего плеча. Она, единственный источник твоего унижения.
– Извини, если я тебя испугала, – сказала она.
Ты жестом показал, что ничего страшного не произошло, и с силой выпустил дым из ноздрей.
– Я не знала, что ты куришь, – сказала Сельваджа.
– Значит, ты была пьяна в стельку в тот вечер… Вообще-то я курю иногда. А ты?
– Ну, знаешь, я не умею обращаться с алкоголем, – ответила она на этот раз немного смущенно.
– Да уж, – улыбнулся ты, вспоминая вечер, проведенный в «Prince». – Лучше скажи… Ты злилась на что-то в машине?
– Нет, а что?
– Мне так показалось.
– Вовсе нет.
– Ну, что-то все-таки тебя раздражало, ты странно себя вела.
– Вот еще. А если ты подумал, что я на тебя сержусь, то ты ошибался, дорогой Джонни, – засмеялась она и обняла тебя.
Ты попытался оттолкнуть ее, но слабо, и в следующее мгновение она прилипла к тебе, как присоска.
– Нет, я не могу на тебя сердиться, ты же мое сокровище! – воскликнула она.
Этого ты уже не мог стерпеть. Если она желала, чтобы ты мучился, пусть, но позволить ей высмеивать тебя при этом, нет уж, увольте! Ты оторвал Сельваджу от себя и долго и злобно смотрел ей прямо в глаза.
– Прекрати! – прошипел ты.
