Текст книги "Ричард Длинные Руки — эрцгерцог"

Автор книги: Гай Юлий Орловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава 14

Над полем битвы тяжело грохнуло, словно раскололось небо. Запасные отряды сэра Митчелла и уже лорда Будакера ударили во фланг варварского войска. Закованные с головы до ног в прекрасную сталь, рыцари слегка уступают противнику по скорости ударов, зато опрокидывают конных варваров, словно ребятишек на козах, теснят, топчут, продвигаются дальше, и я увидел, как яростный запал и жажда схватки покидают степных героев. В глазах тревога, многие начинают вертеть головами, стараясь понять, что же случилось, почему их, таких сильных и отважных, теснят, почему приходится пятиться под тяжелым напором этих людей, похожих на закованные в железо скалы.

Я наконец заставил себя остановиться, не своим делом занимаюсь, надо держать себя в руках, никогда не поддаваться чувствам, потому что они у меня, как ни странно, благородные.

Остановились и мои телохранители, я с удивлением узнал среди них и Боудеррию, хотя ее вроде бы никто в их число не приглашал. Граф Ришар с его рыцарями протиснулся ко мне, быстро окинул цепким взглядом, я цел, даже панцирь без царапин.

– Не ваше это дело, – буркнул он и, не дожидаясь ответа, сказал с напряжением: – Все равно мне как-то не по себе…

– Ожидали иное? – спросил я.

– Да, – ответил он так же зажато. – Мы с великим трудом одержали над ними победу в той великой битве в Сен-Мари. Я страшился, признаюсь честно! На родной земле могли быть гораздо сильнее…

Я напомнил:

– С ними нет огров, троллей. Пусть тех было немного, но это была страшная сила…

Гм, – произнес он, – знаете ли, сэр Ричард… Я не новичок, меня ничем не испугаешь. Но я чувствую…

– Опасность? – Да.

– Какую?

Он покачал головой.

– Не знаю. Просто чувствую. И мы к ней все ближе.

– Вернемся, – предложил я. – Враг отступает. А сэр Норберт заверил, что у них в запасе нет никаких засадных полков.

Он кивнул.

– Да, варвары сразу идут всей мощью. Стараются сломить одним могучим ударом, а потом гнать и добивать.

Витерлих сказал бодро:

– Сейчас роли поменялись! Сэр Ричард, ну позвольте хоть теперь дать моему застоявшемуся коню размять мышцы?

– Действуйте, – разрешил я и сказал телохранителям: – Вы тоже, дорогие друзья. В лагере я в безопасности.

Треть все-таки осталась, хотя я видел по их лицам, как хочется принять участие в разгроме противника, однако и в лагере могут ждать опасности, если вдруг с той стороны внезапно ударит затаившийся до поры до времени отряд варваров.

Около тысячи варваров под предводительством гигантского вождя, больше похожего на огра, продолжали стойко сражаться, но их окружили со всех сторон закованные в сталь воины Севера, рубили мечами и топорами, вышибали из седел молотами, топтали копытами тяжелых коней в стальной броне, слышался звон, лязг, хриплые вскрики.

Остальные отряды варваров, уже превращенные в беспорядочные толпы, сражались отчаянно, отступая, наконец не выдержали такого явного истребления, повернули коней и помчались прочь. Конники сэра Митчелла и Будакера сперва кинулись было вдогонку, но протрубили трубы, пришлось остановиться, и в бой вступили легкие всадники, которых по моему приказу так тщательно отбирали в войско.

На быстрых конях, не обремененных броней, даже неподкованных, неслыханное дело для нашего лошачного дела, они помчались следом, настигли, и началось страшное истребление, потому что варвары все еще надеялись уйти, прекрасно зная, что их кони хоть и слабее рыцарских, но резвее, и кровавая резня длилась и длилась, кони варваров уже устали в битве и теперь спотыкались, а свежие лошади наших конников несли всадников без усилий.

Избиение продолжалось на протяжении десятков миль, земля вся покрылась телами умирающих варварских героев. Кое-кто из степных воинов, помня обычаи крестоносцев, пытался сдаться, но таких молниеносно убивали и мчались дальше, не желая обременять себя грузом.

К нам подскакал гонец, прокричал издали:

– Ваша светлость!.. Капитан Уитмен сообщает, что продолжит преследование, пока не останется ни одного вражеского воина.

– Не попал бы в засаду, – пробормотал граф Ришар.

– Уитмен осторожный воин, – ответил я. – Приметил я его давно. По возвращении нужно возвести в благородное сословие. Все-таки возраст…

Он странно посмотрел на меня.

– А пока держали в черном теле, чтобы не взбрыкивал?

– Сами понимаете, – ответил я, – для такой роли нужен человек не родовитый. Обремененный знатной родословной мог бы нарушить мой строгий приказ и вступить в бой по своему желанию. Не каждый способен смирить рыцарскую гордость и четко выполнять приказы.

– Как Макс, – сказал он.

– Да, – согласился я, – как Максимилиан фон Брандесгерт.

– Поистине, – заметил Ришар, – у этого виконта христианское смирение и послушание.

– Напоминаете, что созрел для барона?

– Вы сами это обещали, – напомнил он.

– Сразу же после этой битвы, – заверил я.

А на поле отряд под руководством вождя, похожего на огра, продолжал сражаться и в окружении. Наши рыцари, оскорбленные таким упорным сопротивлением, в то время как другие уже бегут, бросались на варваров в боевом исступлении, поднимали покрытых броней коней на дыбы и тяжело обрушивали их на головы противника, рубили мечами, топорами, били шестоперами, боевой клич давно оборвался, слышен только постоянный стук металла по металлу и дереву щитов, хриплое дыхание да ржание коней.

В тесноте дрались грудь в грудь, в тесноте нельзя даже размахнуться, и били друг друга рукоятями, хватали за голову, за руки, за волосы, падали с коней и там продолжали сражаться, а выживший тут же старался вспороть брюхо вражеского коня или бедро противника. Удушливая желтая пыль то и дело окутывала все место сражения, варвары дрались уже молча, угрюмые, как медведи, окруженные псами.

Я с ужасом увидел, как гигантский вождь двумя ударами разбил, как переспевшие дыни, стальные шлемы двух блестящих рыцарей вместе с их головами, ему пытались противостоять в поединке, но он ревел страшно, как зверь, и продолжал сокрушать противников.

– Это я не могу терпеть, – сказал я и, повернув Зайчика, ринулся к месту схватки.

Кольцо рыцарей сжималось вокруг отряда варваров с каждой минутой, Я подскакал к тесному ряду тяжелых конников, через которых еще надо протиснуться вперед, как раз в момент, когда удачно брошенный молот ударил вождя в лоб. Он покачнулся и остановился, тряхнув головой, глаза затуманились на миг, но в следующее мгновение взревел оскорбленно и снова поднял над собой огромную палицу.

Однако этого мгновения оказалось достаточно: сразу три короткие пики вонзились в его бока. Он закричал страшно, двинулся вперед, увлекая за собой соратников и нанося страшные удары, сумел выбить из седла еще троих, затем его колени подломились…

Я еще услышал его хриплый крик:

– Вперед!.. Убьем Ричарда…

Воодушевленные рыцари и латные ратники с еще большей яростью стиснули кольцо, а из варваров словно выдернули стержень: начали отбиваться кое-как, уже смирившись с неизбежностью смерти.

Я повернул коня, Боудеррия посмотрела на меня с удивлением, но тоже пустила своего следом. Мы поднялись на холм, граф Ришар сказал с сожалением:

– Обилие плодов клонит ветвь книзу, пышный хвост замедляет походку павлина, быстроногого коня стреножат.

– Гм, – сказал я, – растолкуйте, граф. А то я что-то сегодня туповат.

– Вот так сами достоинства причиняют зло, – пояснил он. – Вредят! Будь эти герои не так отважны и горды, либо убежали бы и сохранили жизни, либо сдались бы… Таких отважных воинов мы бы только угостили вином и постарались склонить на свою сторону..

– Дураки, – согласился я. – Вообще, среди ненавистных качеств врага не последнее место занимают его достоинства, не так ли?

Он хмуро усмехнулся.

– Увы, так. Но мы, рыцари, должны ценить доблесть и в противнике.

– Должны, – согласился я. – Должны, да.

На поле боя священники и лекари торопливо обходят раненых, одних торопливо перевязывают, других причащают, мои алхимики лечат своими способами, но если тяжелораненый приходит в себя и выказывает признаки выздоровления, священник старательно смотрит мимо, потом разберемся, а пока все мы в одной лодке.

Я выехал на место самых ожесточенных схваток, спрыгнул на землю и тоже пошел, высматривая тех, кто даже при хорошем лечении точно не дотянет до ночи.

Они открывали глаза, провожали меня взглядами, я медленно шел по залитой кровью земле, постепенно нарастает слабость, холодок начинает проникать даже в кости.

В сторонке заметил целый вал трупов варваров, а в середине фигура в доспехах, наполовину завалена полуголыми трупами. Почти все рассечены так страшно, что никому второго удара уже не потребовалось, рукоять чудовищных размеров секиры прикрыта когда-то белым плащом с красным крестом.

Пока я делился частичкой жизни с ранеными, двое священников вытащили там доблестного воина, это оказался массивный гигант, весь в железе, широкий и со вздутой грудью.

С него сняли шлем, оттуда освобождение выплеснулась бородища, я с изумлением смотрел в лицо героя, узнавая эти грубые черты, словно вытесанные каменотесом из гранитной глыбы, эти широченные плечи.

Священники что-то говорили ему, один начал суетливо протирать мокрой тряпкой лицо раненого, тот прорычал что-то грубым и бухающим голосом, словно за его спиной кто-то бьет в огромный барабан, скривился.

Я крикнул:

– Бернардище!.. Тебя помяло сильно?

Он скорчился, монахи приподнимают, усаживая, он рыкнул:

– А не видно?

Я сказал подбадривающе:

– А представь себе, дружище, каково сейчас тому усатому, которому ты засадил топором между ног?..

Он повернул ко мне бледное лицо.

– И как он?

– Еще жив, – утешил я. – Верещит, как придушенная бревном свинья.

Он сказал с облегчением:

– Фу-у, даже болеть перестало. Да, я ему крепко врезал…

– Даже, – сказал я, – если бы он выжил, уже не смог бы… ха-ха… жениться.

Он совсем повеселел, приподнялся на локте.

– По-моему, у меня уже и не так уж болит… Пойду посмотрю, что там с конем…

– Лежи, – сказал я, – сейчас закончу с сэром Перкинелем, потом с Вудянгом, а затем и к тебе подойду. Чтоб не сказали, что сперва к ближайшим дружкам бегу.

Он хмыкнул, но я видел по его грубому лицу, что польщен. Многие забывают тех, с кем начинали, я не только не забыл, но и сам напоминаю.

– Помнишь, – сказал я, – в прошлый раз я говорил, что быть тебе человеком благородных кровей и основателем длинного аристократического рода? И все виконты, бароны, графы и герцоги будут с гордостью говорить, что ведут род от легендарного Бернарда, которого за великие подвиги какой-то там тогдашний местный лорд прямо на поле битвы возвел в рыцарское сословие?

Он смотрел с недоверием, я закончил с предыдущими ранеными, подошел к нему, сперва возложил руки и залечил раны, достаточно серьезные, а затем сказал властно:

– На колени, Бернард!

Он с неохотой опустился на колено, я вытащил меч и ударил плашмя по плечу.

– Пусть этот удар будет последним, который ты стерпишь!.. Возвожу тебя в рыцарское достоинство, сэр Бернард, и возлагаю на тебя все обязанности, что неразрывно связаны с благородным сословием: ты должен защищать церковь, женщин и детей, имя твоего сюзерена, заботиться о крестьянах в своей деревне… а она будет, обещаю со всем злорадством, также ты должен справедливо разрешать их споры…

Он все больше распахивал глаза, а нижняя челюсть, тяжелая, как обломок скалы, медленно отвисала.

– Еще ты должен, – продолжил я неумолимо, – бдить и защищать…

Он сказал умоляюще:

– Ваша светлость, а может, пощадите… ну, в память о нашем славном походе к осажденному Зорру? О тех светлых днях?..

Я неумолимо покачал головой.

– Нет. Хороших людей много, если верить церкви, но встречается их почему-то мало. И теперь мы с тобой видим почему. Смирись, взрослей, прими то, что в твоем положении есть и некие малозаметные преимущества…

Он спросил с надеждой:

– Какие?

Я долго добросовестно думал, наконец сказал обрадовано:

– Право первой брачной ночи!

Он скривился.

– Всего-то? Действительно, малозаметное. Я должен возиться с какими-то визжащими, брыкающимися и царапающимися дурами, да еще считать это привилегией?.. Не-е-ет, сэр Ричард, это не по мне.

Я грозно раздвинул плечи, глаза мои метнули молнию, а голос прогремел, как гром из близкой тучи:

– По законам военного времени, сэр Бернард, вы принимаете все, что велит ваш сюзерен! Или чем одарит. И вообще подумайте о всем том длиннейшем генеалогическом древе, весьма разветвленном, что будет гордиться своим происхождением! Вы хотите всех их вот прямо щас просто убить?

Я с негодованием отвернулся и пошел дальше, трогая тяжело раненных, обходя раненных легко. Трое из моих телохранителей топали сзади на тот случай, если вдруг кто-то из раненых варваров сумеет броситься на меня со спины с ножом в руке.

Я помалкивал, моя прекогния, или как ее там, успевает предупредить о таком вовремя. Но карты не раскрывать благоразумнее даже перед своими.

Пес бегал кругами, тоже охраняя или же просто любопытствуя, и многие из тяжело раненных, завидев огромного Адского Пса с горячими багровыми глазами и красной пастью, похожей на вход в ад, считали в помрачении, что они уже там…

Зайчик шел следом, осторожно выбирая места, куда поставить копыта. Холод все больше вгрызался в мое тело, наконец я ощутил, что нижняя челюсть трясется, как при землетрясении, а костный мозг начинает превращаться в лед.

Мне дважды приносили горячего вина, потом по чьей-то команде телохранители властно подхватили меня под руки, усадили на арбогастра и, придерживая в седле, вернули в лагерь.

Я сидел в шатре графа Ришара, укутанный тремя одеялами, трясся и жадно ел горячее жареное мясо прямо со сковородки, однако внутренний холод уходил очень медленно и неохотно.

В шатер ворвался молодой гонец с эмблемой отряда сэра Норберта, быстро опустился на одно колено.

– Ваша светлость! – выпалил он. – К вам… послы!

Граф посмотрел на меня, на гонца, поинтересовался:

– Послы? От кого?

– От варваров, – сказал гонец торопливо. Он поднялся по знаку графа, жадно смотрел на меня.

– Четверо!

Ришар повернулся ко мне.

– Велите прогнать… или примете?

Я проворчал:

– Что за шутки, граф? Армия – это люди, собранные в одном месте с единственной целью – исправлять ошибки дипломатов. Но если можно что-то решить переговорами…

– Дипломатия, – заметил граф с усмешкой, – искусство обуздывать силу. Но разве сила не на нашей стороне?

– На нашей…

Тогда зачем? Война предоставляет возможность совершать подвиги благородным людям, чтобы в мирное время кичиться славой и доблестью перед друзьями и хвастаться перед дамами…

Я покосился на его довольное лицо, все-таки граф Ришар – действительно герой битвы при Олбени, Гастирксе, Черной Речке, Проливе, всех войн королевства с соседями, а теперь еще Сен-Мари и Гандерсгейма. Но, увы, и с его седой львиной гривой он все еще мальчишка, что вовсе не комплимент, как думают дураки.

– Дипломатия, – сказал я мирно, – та же война. Только чуть другим оружием.

– Гм, – сказал он озадаченно, кивнул гонцу, – иди отдохни, выпей вина. Послы пусть подождут.

– Совсем немного, – сказал я вдогонку. – Сейчас всех приму.

Глава 15

По ту сторону стенок шатра громко и торжественно пропели фанфары. Я вышел в яркий солнечный мир без доспехов, но с плащом на плечах, царственно огляделся.

Для меня поставили кресло с высокой спинкой, настоящий трон, принесли также несколько широких лавок, но никто не смеет сесть в присутствии маркграфа, а главное – майордома, что в глазах моих соратников выше даже герцога.

Шагах в десяти стоят в ожидании четверо обнаженных до поясов варваров. Высокие, могучие, с рельефной мускулатурой, гордые, с надменными лицами, словно это они оказывают мне великую честь, явившись и позволяя смотреть на них.

Я опустился в кресло, возле меня встали мои полководцы, телохранители по бокам, внимательно следят за варварами. Я заметил пустые ножны у всех четверых, даже ножи отобрали.

Пока я осваивался, сэр Арчибальд Вьеннуанский рассматривал варваров свысока, фыркал, морщил нос.

– А почему, – поинтересовался он громко, – эти люди не преклоняют перед его светлостью колени?

Альвар Зольмс ответил с затаенной усмешкой:

– Это степные короли, сэр Арчибальд. Вожди племен!

– Ах, короли, – протянул он.

Граф Ришар пробурчал:

– Короли… Послать бы этих королей чистить свинарники, большего не заслуживают. Да разве ж сэр Ричард послушает!

Я подумал, что граф по сути прав: смешит нелепость, когда некто выводит на поле боя стотысячное войско и бьет Мамая, но все еще князь, а чуть западнее мужик с участком земли, где нельзя даже камнями кидаться, чтобы не попасть в соседа, называет себя гордо королем. И другие, такие же бесштанные короли, вполне искренне считают его королем.

Мои лорды изумились, когда я покинул трон и спустился к полным достоинства королям.

– Тогда, – сказал я, – не могу разговаривать с вами, сидя так высоко. Думаю, нам лучше устроиться вот здесь…

По взмаху моей руки все отступили от лавок, все на одном уровне, я сел первым, ничем, кроме роста, не отличаясь от вождей. Быстро принесли стол и поставили между нами.

Вожди держатся настороженно, однако с достоинством, каждый пуще смерти страшится потерять лицо, движения замедленные, величавые, но за ними кроется страх сделать что-то не так и опозориться, это понимаю, сам такой.

– Меня зовут Ричард, – представился я, – Длинные Руки, что вы, без сомнения, уже знаете…

– Кенгш, – сказал один вождь.

– Вапрольд, – произнес второй.

– Фывап, – густым голосом прогудел третий.

Они называли себя, при этом гордо расправляя плечи и выпячивая грудь, смотрели прямо и бесстрашно, я улыбался, кивал, запоминая имена и титулы, упаси боже забыть или что-то перепутать, будут смертельные обиды.

– Кулд, – произнес последний с оттенком металла в голосе, я ощутил, что он негласный лидер среди этих вождей независимых племен. – Мое племя буковинцев, что значит – дети Великого Бука, сейчас кочует в предгорьях Бескид до самой Говерлы.

Седеющий красавец, весь из мускулов, как и все варвары, предпочитает появляться обнаженным до пояса, но сейчас набросил на плечи короткий плащ, этого требует неписаный дипломатический протокол варварских племен.

Я уже слышал еще в прошлый свой визит в Гандерс– гейм, что он захватил власть в племени в результате переворота, убив прежнего вождя и его пятерых сыновей, чего ничуть не стыдится, напротив, горделиво упоминает, так как все пятеро были уже зрелыми воинами и дрались отчаянно.

– Счастлив познакомиться с такими прославленными воинами, – сказал я почтительно. – Я уже слышал ваши имена от своих героев, все они отзываются о вас уважительно и даже с восторгом! Мы умеем ценить отвагу и воинскую доблесть… Но где мой старый друг, прославленный и благородный вождь Антуан Бесстрашный?..

Вожди переглянулись, а Кулд посмотрел на меня с подозрением.

– Он был вашим другом?

– Конечно, – заверил я. – Мы были врагами, но сильные и благородные противники чувствуют друг к другу не только уважение, но и почтение… А когда я сразил в поединке за королевство полевого вождя Берара Молнию, он зауважал меня безмерно…

Я сделал паузу, он кивнул, но увидел, что я все еще жду ответа, сказал нехотя:

Антуан Бесстрашный был убит вскоре после возвращения. Союз племен распался.

– Все искали виноватых, – сказал я понимающе. – Но сейчас союза нет, как я догадываюсь?

Вожди помрачнели, промолчали, а Кулд подвигал массивными глыбами плеч.

– Какое-то время был, – ответил он уклончиво.

– Но сегодня рассыпался?

Он нехотя кивнул.

– Как и тогда, когда вернулись побежденными.

– Понятно, – сказал я напористо, не давая ему говорить то, что хотел, чтобы не пришлось потом с трудом отказываться, – сейчас каждое из племен ведет свою линию. Кто-то готов на сепаратный мир, кто-то готов драться до последней крови, кто-то готов признать мою власть, кто-то надеется отступить в глубь Гандерсгейма, куда мы как будто не пойдем… Что желает ваше племя?

Он посмотрел на меня в затруднении.

– Я говорю не от своего племени. Пока что мою власть вождя признают двенадцать племен, я хотел бы вести переговоры от их лица. И каждый из присутствующих здесь может говорить не только за свое племя…

– Их уполномочили? – уточнил я.

Он кивнул.

– Да, они сдержат слово. Это дело чести.

– Хорошо, – сказал я, – тогда давайте поговорим начистоту. Мы никакие не завоеватели, как может показаться. Если бы мы были из Сен-Мари, тогда да, явились как бы мстить!

Они слушали все еще настороженно, один из вождей переспросил:

– А кто вы?

Плохо у вас работает разведка, – укорил я. – Давно должны бы узнать, что я и все мое войско прибыли из– за Великого Хребта. Правда, здесь у нас есть и воины из Сен-Мари, но, как вы понимаете, основной костяк из людей северных королевств. Да-да, мы открыли тоннель под хребтом, сейчас по нему в обе стороны идут купцы, воины и прочие искатели приключений, что задыхались в тесных границах… В общем, мы не враги! А наша красивая битва – разве есть лучший способ увидеть и оценить доблесть друг друга, отвагу, мужество? А как иначе совершать подвиги, что прославят наше имя?.. Кто бы из нас, пришедших из далеких северных королевств, знал бы грозное имя Антуана Бесстрашного, если бы вы и мы сидели по своим норам и бесславно старели?..

Мои лорды хранят молчание, но я видел, как вытягиваются их лица, а в глазах разгорается беспокойство.

Кулд произнес в затруднении:

– Берар Молния… гм… да, был великим воином…

Я сказал громко и с подъемом:

– Как здорово, что все мы здесь сегодня подрались!.. Нет радости у настоящих мужчин выше, чем утолить зуд в кулаках, дать веселой злости выплеснуться на волю, на простор!.. Как хорошо и сладко убивать и грабить, мчаться на горячем коне и слышать сладкую музыку грохота копыт, звонкую песнь меча, слышать, как встречный ветер ревет и воет в ушах, чувствовать в ладони рифленую рукоять меча, когда вскидываешь клинок, сам полный ликующей радости, которую не понять оставшимся, что, как слабые женщины, заперли себя в тесных стенах домов и юрт!..

Они смотрели на меня завороженными глазами, лица просветленные, как у ангелов, на лицах светлое и блаженное счастье праведников. Кулд даже чуть приподнимался и покачивался, а за ним так начали делать и другие, словно скачут на горячих скакунах по ровной степи, сухая земля гремит под копытами, ветер в лицо, вон глазки прищурили, а Вапрольд начинает пригибаться, зарываясь в конскую гриву…

Граф Ришар наклонился ко мне и шепнул с укором:

– Сэр Ричард, что вы говорите?

– Не все ли равно, – шепнул я, – хитростью или доблестью победить врага?

Он умолк, а я улыбнулся варварам и сказал патетически:

– Нам не все равно, хитростью или доблестью победить врага! Мы признаем только второй путь, ибо это путь мужчин, мужества, доблести, стойкости и геройства!

Они все четверо кивали, счастливые и довольные, встретив не просто родственную душу, но и человека, который их мысли и чаяния сумет так точно и емко облечь в жаркие слова, в каждом из которых бьется неистовое сердце варвара.

Я продолжал громко:

– Я скорее прощу того, кто нанес мне тяжелую рану, чем того, кто мечтает посадить мне чирей! Тут уже не сильный и смелый враг, а не только злая, но и ничтожно мелкая душонка. Потому я поднимаю кубок за вас, мои отважные и доблестные враги! Вас не приходится опасаться, как хитрых друзей, вы честны и открыты, потому у меня больше доверия к вам, чем ко многим своим соотечественникам в Сен-Мари!

Альвар Зольмс дергался, полагая, что оскорбляю их таким образом, а успокоился только, когда я назвал соотечественниками сен-маринцев.

Ришар тихонько взял его под руку и отвел в сторону, спасибо за понимание, граф. Хотя и герой битвы при Олбени, Гастирксе и Черной Речке, но иногда взрослость берет верх, тогда он вдруг понимает необходимость отступления от некоторых рыцарских норм в современной политике развитого государства.

– Врагами надо гордиться! – сказал я. – У кого нет врагов, того губят друзья. И у врага дозволено учиться. Более того, умный многому сумеет научиться у врага. Хотя, на мой взгляд, враги не те, кто наносит обиду, а те, кто делает это преднамеренно. Так что мы не враги, а противники, что весьма меняет дело.

Кулд кивнул, сказал важно:

– Хороший вождь должен друзьям делать добро, а врагов делать друзьями.

Кенгш добавил:

– Трусливый друг страшнее врага, ибо врага опасаешься, а на друга надеешься.

Они посмотрели на Фывапа, тот кашлянул и проговорил негромко:

– Настоящая победа только та, когда сами враги признают себя побежденными. С нами до этой битвы…

Он остановился, а Кулд поправил:

– До этой встречи!

– До этой встречи, – согласился Фывап. – С нами до этой встречи такого не случалось. Но сейчас, общаясь с другом великого Берара Молнии, я чувствую, что мне совсем не трудно признать себя побежденным… потому что соревновались доблесть с доблестью, честь с честью, безумная отвага с неистовой отвагой… а в таких битвах победители и побежденные не могут чувствовать друг к другу вражды.

Я хлопнул в ладони, ко мне подбежали оруженосцы.

– Быстро на стол лучшего вина! – велел я. – И… все остальное, а также прочее. Чтобы было не стыдно принимать моих дорогих друзей, великих и доблестных вождей сильных и благородных племен великого Гандерсгейма!

Лицо графа Ришара менялось на глазах, то светлело, то темнело, когда не успевал следить за моей иезуитской мыслью, плечи то расправлял, то отодвигался в тень, я же больше наблюдал за вождями, держатся невозмутимо, но слова мои все-таки пробивают их толстые шкуры, как стальные болты кожаные доспехи.

Вождь Кулд дождался паузы, сказал осторожно:

– Наши воины оценили ваше мужество и готовы сражаться хоть с вами вместе, хоть против вас. Но что насчет наших племен, если мы признаем вашу власть?

Душа моя взыграла, но я не позволил ей глупо орать и пускаться в пляс, ответил с надлежащей солидностью:

У нас с законностью строго. Гарантирую, ни один человек, будь это мужчина, женщина или ребенок, не будет убит… По крайней мере, никем с нашей стороны. Да и вашу кровавую вражду всех со всеми обещаю остановить. Это главное. Теперь о достатке и благополучии… Всем обещаю жизнь более зажиточную! Обещаю твердо.

Он слушал меня внимательно, взгляд становился строже, а лица остальных вождей вытягивались.

Кулд спросил после паузы:

– Значит ли это, что закончится героическая пора наших народов? И придет покой… что слишком похож на могильный?

Я ощутил, что иду по краю бездны, заставил себя хитро улыбнуться.

– Взгляните на меня! Неужели вам кажется, что вот так возьму и успокоюсь? И буду жить-поживать, добро наживать, как дурак какой-то из дурной страны? Вы в это верите?.. Ха-ха… Вижу, не верите. И правильно делаете. Под моей рукой ваши племена совершат настоящие подвиги, великие, героические, мифические, эпические, легендарные! У вас у всех раньше было высшей целью завоевать Сен-Мари, верно? Вы к этой мелочи… уж простите за прямоту!., шли сотни лет! А я вам говорю, что мы можем… и должны!., завоевать весь мир!

Вождь Кулд охнул:

– Мир?.. А насколько он… велик?

– Побольше, чем королевство Сен-Мари, – ответил я. – Вы другого не знали? А я пару дней тому прибыл из королевства Вестготия, оно совсем рядом за Краем. А вон в ту сторону, за Великим Хребтом, сотни и тысячи богатых королевств… Уж молчу про баснословно и сказочно богатый Юг! Я там бывал, чего только не насмотрелся…

Слуги быстро и умело расставляли на столе блюда, кубки и чаши, другие пошли вереницей друг за другом и наливали вино, клали куски жареного мяса.

Мои полководцы постепенно присоединялись к пиршеству, с вождями все общаются уважительно, этика воинов. Завтра могут сойтись в смертельном бою, но сегодня нужно вести себя достойно.

Жаль, нет барона Альбрехта, он бы сумел провести эту деликатную миссию без сучка без задоринки, но и без него мои лорды справляются неплохо, уже начали рассказывать завороженным вождям варваров о королевствах, чьи названия звучат в их ушах, как дивная музыка: Фос– сано, Турнедо, Шателлен, Гиксия, Варт Генц, Агант, Яс– ти Депр, Сизия, Меция, Придепр, Горланд, Мезина…

Я слушал и подумал с удивлением, что в самом деле не только везде побывал и совершал великие подвиги, чуть ли не в каждой земле у меня земли и вассалы, так что за таким вождем нужно идти, не раздумывая, без добычи не останутся.

Бедные варвары, которые не знали другого королевства, кроме Сен-Мари, слушали, распахнув глаза и развесив уши. У них с одной стороны Великий Хребет, с другой – Сен– Мари, за спиной которого тоже Великий Хребет. Взгляд только с одной стороны не упирается в неприступную каменную стену… но там океан, которому нет конца и края.

– Как же мир, – проговорил Кулд потрясенно, – оказывается… громаден!

– Он еще больше, – заверил я, – чем думаете! Но как-то даже неприлично, что там еще не ступали копыта ваших коней.

Слуги следят за быстро пустеющими чашами и кубками, вовремя наполняют их снова и снова. Мои рыцари переглянулись, подняли их над столом и выжидающе смотрели на вождей.

Кулд первым взял кубок с вином и тоже гордо поднял над головой. К нему потянулись с чашами в руках, он лихо чокнулся с ближайшими и провозгласил громко:

– Под знаменем сэра Ричарда!