Текст книги "Ричард Длинные Руки — властелин трех замков"

Автор книги: Гай Юлий Орловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

С облучка подал голос Ревель:

– И руки отобьешь…

– Нехорошо, – пояснил Клотар, – что назад ускакал. А если соберет народ для погони? Он здесь наверняка в своих землях. Не нравится мне это.

– Ерунда, – заявил Альдер жизнерадостно. – Им не мешает дать трепку. А нам малость размяться. Неужели тебе не хочется подраться?

– Ничуть, – ответил Клотар.

Альдер и Ревель вытаращили глаза на такое признание, редкостное для мужчины, даже брат Кадфаэль поднял голову от молитвенника и воззрился на брякнувшего такое. Я покосился на Клотара. В самом деле опасен, если не боится в таком признаваться. Это говорит прежде всего о силе, опыте и бесчисленных стычках, из которых выходил победителем, но уже видел, как другие – тоже сильные и умелые – расстаются с жизнью. Это подросток никогда не признается, а, напротив, будет лезть в любую драку, но в жизни каждого мужчины наступает такой день, когда он подумывает завершить скитания с обнаженным мечом в руке.

Если, конечно, доживает до такого дня.

Паром медленно пересекал реку, я услышал глухое рычание. Пес возник на краю, глядя в воду. Шерсть дыбом, верхняя губа задралась, показывая острейшие клыки. Крестьяне в ужасе метнулись на другой конец парома.

В волнах на миг мелькнул острый плавник, словно на большой скорости пронеслась касатка и снова ушла под воду. Паромщик перекрестился.

– Неужели Морской Черт?

Альдер вздрогнул, перекрестился.

– Откуда? И в море почти повывелся.

– Так то в море, – ответил паромщик тоскливо. – Эх, снова начнется…

– Что? – спросил Альдер с тревогой. – Что начнется?

Паромщик не ответил, угрюмо тянул с помощниками канат. Пес порычал, метнулся на другую сторону, напугав крестьян до трясучки, порычал и там, провожал взглядом нечто в глубине, видимое только ему. Паромщик поглядывал на пса одним глазом, дважды перекрестился, не выпуская канат из другой руки.

– Если бы это не ваша собака, – сказал он мне с почтительным ужасом, – я бы решил, что это и есть Призрачный пес! Говорят, только он истребляет Морских Чертей, водных стариков и даже перед самим Морским Удавом не отступит…

Я сказал легко, хотя внутри все затрепетало и сжалось:

– Нет, это моя ласковая домашняя собачка! Она мне тапочки приносит. Бобик, ко мне!

Пес метнулся на зов, бухнулся передо мной толстым задом, глядя преданно и с мольбой: ну прикажи что-нибудь! Ну вели куда-нибудь сбегать для тебя, хотя бы палку брось на тот берег! Или хошь я для тебя удавлю вон того в воде?

Я почесал, погладил, крестьяне крестились и с облегчением вздыхали. Многие, воспользовавшись вынужденным простоем в делах, просили у брата Кадфаэля благословения, он осенял всех размашистым крестным знамением и говорил о кротости и всепрощении.

Наконец паром ткнулся в причал из бревен на том берегу, крестьяне тут же хлынули на берег, прервав внеплановую церковную службу и забыв о своем христианстве до встречи со следующим попом или монахом, мы осторожно свели повозку и снова пустились по довольно утоптанной дороге, хотя это и Дикое Поле.

Почти от самого причала колея повела мимо цветущего села, что вытянулось в линию вдоль дороги. Мы держались вблизи повозки, нападения не опасались, слишком уж по-фламандски толстые зажиточные женщины, неторопливые мужчины, тучные поля и сады, где под каждой ветвью подпорка, чтобы те не обломились под тяжестью яблок, груш, слив.

Альдер огляделся, из мощной груди вырвался горестный вздох:

– Хорошо живут… За такую жизнь полжизни отдать не жалко.

– Нехило, – согласился я.

Брат Кадфаэль покачал головой.

– Все мирское – тлен…

– Тлен? – возразил Альдер. – Жить вот так и есть счастье!

Брат Кадфаэль, подумав, согласился:

– Ты прав: чтобы стать счастливым, достаточно просто не знать, что такое счастье настоящее.

– Брехня, – ответил Альдер уязвленно. – А вы как думаете, ваша милость?

Я не хотел ни с кем спорить, ответил уклончиво:

– Счастье – это не когда у тебя все есть, а когда тебе ничего больше не надо. Хотя если тебе совсем ничего не надо, то скорее всего ты труп. Вот такая философия, если ее приложить к реальной жизни.

Альдер довольно заржал, брат Кадфаэль посмотрел с укоризной. Я сказал примирительно:

– Разница между ребенком и взрослым человеком в том, что ребенок ищет счастья, а взрослый избегает несчастий. Альдер же ищет богатства, чтобы убедиться, что не в деньгах счастье.

Брат Кадфаэль покачал головой.

– Будьте осторожны. Навалившееся громадное счастье может и задавить.

– Да, – согласился я, – я такое видывал… А вот даже самое громадное духовное богатство налогами не облагается. И отнять его нельзя.

Он посмотрел на меня с благодарностью. Молодец я, мелькнула мысль. Я становлюсь настоящим политиком. Среди этих простых и прямолинейных так нетрудно быть прожженным политиканом, умелым лавировщиком и манипулятором.

Глава 15

Далекие горы пылают, подсвеченные снизу спрятавшимся солнцем. Вершинки горят, как бенгальские огоньки, от них сияние, а над ними красная заря на половину неба. Облака сгромоздились в нечто многоэтажное, застыли, пугающе неподвижные, снизу красные, сверху лиловые. Воздух поредел, утратив тени, ни ветерка, всюду-всюду верещат кузнечики.

Альдер все чаще вырывался вперед, эти места все еще знает, с вершины одного из холмов помахал рукой:

– Город!.. Спать будем на чистых простынях!

Я сделал мысленную зарубку, Альдер тоже, как и Клотар, уже не ищет счастья в ночевке среди степи у костра на камнях. Уже понял, что на мягкой постели да чтоб еще и простыни чистые – это перевешивает стремление куда-то мчаться, искать сокровища, драться за них, а потом удирать, прижимая к груди мешок с добычей.

– Следите за повозкой, – крикнул я ему в ответ.

– А вы? – крикнул Альдер.

– Проверю дорогу, – ответил я бодро. – Насчет мин, как Фатима.

Я свистнул псу, Зайчик бодро ударил копытами, заржал, показывая, что все понял, можно не приноравливаться к остальным, пошел красивым галопом по дороге, копыта стучат все чаще и чаще, стук превратился в барабанную дробь, а потом и вовсе перетек в странный шелестящий звук. Я некоторое время прятался в его гриве от жуткого урагана, через который ломился Зайчик, в ушах рев, наконец прокричал:

– Все-все, сдаюсь!.. Медленнее, еще медленнее!

Зайчик перешел на простой галоп, а затем и вовсе на рысь. Пес несется в двух шагах слева, глаза горят азартом, пасть распахнута так, что должна бы тормозить, как с раскрытым зонтом навстречу ветру, лапы слились в серую мерцающую полосу.

В полумиле впереди крупный город за высокой крепостной стеной, ворота распахнуты, телеги въезжают по одной, никто не проверяет, стражники чешут языками, никто не смотрит, что на этих тяжело груженных повозках, так и троянского коня можно завезти…

Я постоял, поглядел, а когда оглянулся, далеко-далеко облачко пыли, это мой отряд спешит успеть под защиту городских стен до ночи. Стражники посмотрели и на меня с ленивым интересом, не часто видят таких крупных ребят на огромных конях, да еще и собака очень уж великанская, даже не поймешь, что за порода.

– Ворота когда закроются? – спросил я. – Дело в том, что во-о-он там везут знатную госпожу, ее уж никак нельзя оставлять ночевать в поле!

Стражники переглянулись, один сказал с хитрой усмешкой:

– Если даже не успеете, то есть ключ, которым открывают любые ворота.

Я посмотрел на небо, начинает лиловеть, выудил золотую монету и бросил тому, кто выглядел постарше.

– Постарайтесь не закрывать, пока она не подъедет. Хорошо?

– Не беспокойтесь, – ответил старший, он уже разглядел, что у него в ладони, в голосе искреннее почтение. – Дождемся!

Назад я пошел обычной рысью, не стоит всем знать, что мой Зайчик развивает скорость большегрузного автомобиля на хайвее. Ветер снова в лицо, хотя скачем в обратную сторону, но теперь легкий такой ветерок, как напоминание, что живем на дне глубоководного воздушного океана, где на каждый сантиметр наших тел давит чертова уйма тонн, и если нас поднять повыше, то разорвет, как разрывает глубоководных рыб, поднятых со дна Тихого или Великого.

Лес снова похож на сказочный сад, умело высаженный дизайнером-садовником, могучие сибирские сосны и кедры дивно высятся среди поистине восточных оливковых деревьев, а еще ниже сплошные заросли вечно цветущих кустарников, цветочки хоть и дикие, то есть мелкие, но с сильным завораживающим запахом…

Я мощно потянул в грудь ароматного воздуха и чуть не поперхнулся: дикий крик взорвал воздух. Я инстинктивно схватился за рукоять молота, затем бросил ладонь на рукоять меча. Из цветущих кустов выбежали люди, здесь тропка идет совсем рядом, одни загородили дорогу, другие бросились на меня сзади.

– Бобик! – выкрикнул я. – Сидеть!.. Не вмешиваться!

Меч со звоном покинул ножны. Диким криком пытаются испугать коня, тот должен от испуга так забрыкаться, что не дал бы вообще ухватиться за оружие, но Зайчик к воплям равнодушен, встал как вкопанный, я взмахнул мечом направо, налево, раздались крики боли. Какой-то мерзавец ухитрился проскользнуть коню под брюхо и там с силой пырнул Зайчика снизу ножом, я тут же снес гаду голову, а второй попробовал мечом рассечь конские сухожилия. Мне стало дурно, когда представил моего красавца с перерезанными жилами, и, после того как зарубил и эту сволочь, а остальные с воем убежали, я скатился кубарем на землю и тщательно осмотрел брюхо и ноги Зайчика.

Сперва почудилось, что ошибся с ногой, но с брюхом не мог ошибиться: оно у коня одно! Да и ноги пересмотрел все четыре: нигде ни следа от ножа, ни малейшей царапины.

– Та-а-ак, – сказал я озадаченно, но сердце запрыгало в ликовании, – так ты, значится, как из тугой резины… Здорово! Впрочем, такого ценного коня не могли выпустить слишком уязвимым, это было бы нерентабельно. Однако…

Эх, еще бы как-то научить коня драться по команде. Насколько помню, хорошо дрались скифские кони, об этом пишут Геродот, Страбон и Плиний, кусались и лягались кони Аттилы, били передними копытами противника рыцарские кони… А этот когда дерется, вот так словно засыпает.

– Надеюсь, ты не пацифист, – проговорил я с сомнением. – Хотя я, скажу сразу, уважаю чужие религиозные взгляды.

Наконец я повернулся к псу, что уже ерзал задом на земле, словно у него глисты, старается незаметно приблизиться к нам. Я спрыгнул на землю, обнял за лобастую голову и расцеловал.

– Молодец!.. На людей нельзя бросаться, понял?.. Пока я не скажу, что можно. Запомнил?.. Сейчас ты все выполнил как надо, давай за это почешу… поглажу… еще раз почешу…

Вдали показалась повозка, я подождал, пока приблизятся. Небо стало совсем лиловым, проступили первые звезды, когда мы на рысях подъехали к распахнутым воротам. Стражники приветствовали нас веселыми воплями, чем несказанно удивили Альдера и Клотара, тут же закрыли за нами ворота и, задвинув широченные засовы, отправились в ближайший трактир.

Альдер посмотрел на меня с изумлением.

– Вижу, вы и здесь побывали, ваша милость.

– Я в этих краях впервые, – сказал я быстро.

Он покачал головой.

– Но вам салютовали! Уважают вас, сэр Ричард.

– С кем-то спутали, – сказал я. – Где тут постоялый двор поприличнее?

Он все еще смотрел с сомнением, кивнул, не отрывая от меня взгляда.

– Сейчас повернем, а там через два дома… Или вы так давно были, что подзабыли?

Ревель бросил с козел:

– А если сэр Ричард был в те времена, когда и город еще стоял по-другому?

Глаза Альдера расширились, он перекрестился, что вообще-то делает очень редко. Мы повернули, как он сказал, а там в самом деле через два дома распахнул широкие врата постоялый двор, который язык не поворачивается назвать постоялым двором: усадьба, состоящая из прекрасного здания из камня и множества пристроек, включая конюшни, собственные булочные, оружейные, мастерские шорников, настоящая первоклассная гостиница, даже мотель, учитывая огромнейший двор с конюшнями и тремя кузницами, где перековывают лошадей, подновляют сбрую. Верхних два этажа отведены под комнаты, а нижний весь отдан под трапезную, четко разделенную на залы для простых, благородных и весьма благородных.

– Хорошо живут, – сказал я. – Мне чудится, что чем дальше продвигаемся к Югу, тем народ богаче.

Альдер развел руками.

– Последняя Великая Война Магов, – проговорил он медленно, – как-то обошла стороной этот край. Нет, землю везде трясли и ломали, но сюда хотя бы не текли Огненные Реки, здесь не превращалось в лед, а потом снова в пепел… Наверное, потому, что здешние места всегда были пустынные, задело краешком… И потому с тех давних времен в здешних землях осталось нечто уцелевшее!

– Это плохо? – спросил я.

– Опасно, – ответил он. – Опасно, когда в земле таится нечто такое, что однажды высунет морду и цапнет тебя за ногу. Это я так, шутю. Но те штучки, что остались от Великих Магов, могут цапнуть целый город.

Клотар прислушивался, пробурчал:

– С виду город тише тихого.

Альдер насторожился.

– Ты что-то чувствуешь?

– А ты нет? – огрызнулся Клотар.

– Так то я, – отпарировал он. – Я же чуткий, а ты толстокожий, как деревенский кузнец.

Клотар нахмурился, сказал грубо:

– Все, что я слышал про эти места, связано именно с землей. То ли в ней какое-то колдовство, то ли спрятана некая сила… или разлита в почве, так что как-то действует…

Я поднялся в отведенные нам комнаты, осмотрелся, леди Женевьеву определил в самую дальнюю по коридору, чтобы, если вздумает выйти, сразу же заметили Клотар, Альдер и Ревель, все они вызвались дежурить по очереди, а в остальное время держать двери своих комнат открытыми.

В своей комнате я осмотрел прежде всего засовы, я не собираюсь ложиться спать с открытой дверью, мельком выглянул в окно и замер. По улице мимо постоялого двора едет на крупном коне с непомерно толстыми и почему-то мохнатыми ногами странный всадник в очень странных доспехах. Конь ступает по брусчатке совершенно бесшумно, хотя я отчетливо вижу блеснувшие в лунном свете подковы. Когда конь и всадник прошли мимо дома напротив с освещенными окнами, свет в окнах лишь померк чуть, я рассмотрел даже рисунок на занавеске.

Полупризрачный всадник проехал по середине улицы и так же бесшумно свернул за угол. Я вздрогнул, перебежал к другому окну. Там кучку народа развлекает мужик, которого у нас назвали бы цыганом. Он водил по кругу медведя, заставлял выделывать разные штуки. Очень знакомое зрелище, по крайней мере, по книгам, однако этот медведь что-то в самом деле больно смышленый.

Еще дальше некто показывал особую козу, та ходила среди хохочущей толпы и что-то искала в карманах. Если смотреть из моего окна на третьем этаже, то видно, что вокруг постоялого двора, по ту сторону ограды, расположены хатки работающих на постоялом дворе, бедненькие такие, но дальше хатки сменились домами и даже дворцами знатных семей. Каждый строил жилище по своему вкусу: у одних подобие римских вилл, у другие мрачные бастионы франков, у третьих блещущие мрамором богатые жилища в три этажа. Небедный город, если брать в общем. Скажем так, богаче Зорра, хотя Зорр – это Зорр.

В дверь заглянул брат Кадфаэль.

– Брат паладин! Альдер велел передать, что все уже внизу.

– Пойдем, – вздохнул я. – В любом материальном мире есть и пить надобно. Никак не привыкну.

Он взглянул на меня как-то странно, после паузы возразил, но тоже как-то осторожно:

– Но ведь есть же миры, где это не требуется…

– Да, – буркнул я, – там не требуется нашей грубой пищи. Есть иная, более тонкая…

Он смотрел широко распахнутыми глазами дитяти. Я спустился в нижний зал, запахи кухни, пота, вина и горьких трав, что усиливают аппетит и разжигают желание, оранжевое пламя в очаге, где на огромных вертелах жарятся туши оленей, кабанов, не говоря уже о таких мелочах, как зайцы или птица.

Наша троица устроилась в отделении для самых благородных, благо платят не они, леди Женевьева во главе стола, но по другую сторону, оставлены два места для нас с братом Кадфаэлем. На стол уже ставили мясо и жареную яичницу, обильно сдобренную зеленью, я жестом показал, что и мне того же – и побольше, побольше, у нас еще один клиент под столом, надо его кормить до тех пор, пока не восхочет петь.

Ревель заметил, что подстреленных по дороге гусей и зайцев лучше отдать на кухню. Все равно нажремся так, что уже будет не до нашей добычи. Я кивком дал согласие, понимая, что деловитый Ревель и здесь сумеет гешефтнуть, есть у него такая жилка, есть.

Таверна заполнялась людьми в доспехах: кожаных и металлических, в простых панцирях и с богатой отделкой, но все при оружии, все громыхающие металлом и с громкими голосами, все требующие немедленно еду на стол и вино, побольше вина.

Мы сидели за своим столом и мирно наслаждались хорошей едой и неплохим вином. Вообще-то еда мало отличается от той, что мы сами готовим на костре, но вино неожиданно оказалось очень приятным.

В таверну вошла женщина, что сразу же вызвало некоторое оживление в зале. Нашу даму, ессно, заметили еще раньше, но она с тремя мордоворотами и монахом, здесь ловить нечего, а вот эта одна, что значит, может стать легкой добычей. Женщина, путешествующая в одиночку, автоматически заносится в разряд доступных. Не столько потому, что так оно и есть, а чтобы как-то оправдать свои мысли и действия. Все мы, глядя на женщин, нередко проигрываем в уме сцены, что бы мы с ними сделали, но когда с ними сопровождающие, на этом все и заканчивается, но когда вот так одна…

Женщина пошла между столами по направлению к кухне. Мужчины поворачивались, кто-то шлепнул ее по заднице, другой попытался сграбастать и усадить на колени, но она увернулась. Возле камина сушил сапоги дородный рыцарь в хорошем панцире, хотя и чересчур легком для боев, обернулся в ее сторону.

– Эй, – воззвал он, – если ты ищешь защиты…

Она живо обернулась, кивнула.

– Н-нет, сэр. Я просто оторвалась от своих… и сейчас хотела бы найти работу на несколько дней, чтобы не затруднять благородных рыцарей опекой одинокой леди…

Кто-то хмыкнул, выражая недоверие словам «леди», мол, настоящие мадамы не входят в такие таверны, да еще в одиночку, а рыцарь у камина произнес внушительно:

– И все-таки я не советую вам пренебрегать моим покровительством. Разве не видите, здесь такие грубые люди…

– Нет-нет, – сказала она уже решительнее. – Спасибо.

– «Спасибо» – это да или нет?

– Я же сказала «нет», – повторила она все тем же голосом, не робким, но и стараясь не сердить этого большого и явно влиятельного человека. – Спасибо, сэр, за доброту.

Из кухни показался приземистый мужчина, раскрасневшееся лицо лоснилось от пота. Коротко взглянул на женщину.

– Да, юная леди?

Она сказала быстро:

– Я… отстала от своих… Мне нужно несколько дней, чтобы дождаться, когда меня отыщут. Если у вас найдется для меня работа, я не буду в обузу. И могла бы работать за комнату и еду…

Рыцарь прервал громовым голосом:

– Юная леди, я же сказал: у вас уже есть работа! Я беру вас.

Она оглянулась, заколебалась, словно хотела спросить, что у него за работа, но все же сообразила, покраснела и покачала головой.

– Нет-нет, сэр. Я приличная девушка, просто я оказалась в такой ситуации…

– Вот и хорошо, – прервал он нетерпеливо. – Я помогу выйти тебе из этой ситуации. А пока отправляйся наверх, там в самой большой комнате неразобранная постель. Разбери ее и постарайся согреть до моего прихода.

В зале послышались смешки, женщина покраснела, беспомощно огляделась по сторонам. Хозяин открыл и закрыл рот, посмотрел на рыцаря опасливо и отступил, разводя руками.

– А она хороша, – сказал один громко. – Люблю таких вот хрупких…

– Да ты что? Там же взять не за что!

– Найду. К тому же с такой сразу чувствуешь себя мужчиной. А с твоей Долорес – это что на буйвола залезть…

– Ты про Долорес заткни пасть, дурак!

– Да я ничего, мы же про эту говорим…

Рыцарь снял ногу с каминной решетки, шагнул к девушке, разводя руки.

– Женщина, – голос его звучал уже не просто нетерпеливо, а с быстро вскипающим гневом, – я не привык, чтобы мне перечили.

Она быстро отступила, испуганно оглянулась, там дальше столы с гуляками, что смотрят заинтересованно, рыцарь надвигался, она отступила еще на шажок.

– Оставьте меня! – вскрикнула она с мольбой. – Я порядочная девушка!

– Это наш хозяин исправит быстро, – проговорил один за столом.

Ненавижу вмешиваться, я не затычка в каждой бочке, не люблю ссоры и скандалы, всегда предпочитаю, чтобы кто-то поднялся и проявил себя героем, но когда никто не встает, а женщину обижают на моих глазах, то…

Я сказал громко, не вставая из-за стола:

– Эх, благородный сэр! Оставь девушку в покое.

Он сделал еще шаг, почти ухватил девушку в объятия, тут до него дошло, что кто-то осмелился бросить ему вызов, в безмерном удивлении развернулся в мою сторону.

– Это кто там подал голос…

Я сказал громче:

– Сэр Ричард Длинные Руки, если тебе это что-то говорит. Ричард де ля Амальфи.

Он продолжал смотреть все так же тупо. Я подосадовал, что новости распространяются так медленно, все мои соседи уже знали о моей мощи и не рискнули бы связываться по таким пустякам, как эта случайная женщина.

– И что же, – прорычал он наконец, – ты осмеливаешься бросить вызов мне?.. Сэру Альбрехту де Вильи?

Я покачал головой:

– Никому не желаю бросать вызов. Я – человек мирный. Однако благородный рыцарь никогда не обидит даму. Он взревел:

– Даму? Где ты, дурак, видишь даму?

В зале замерли. Женщина дрожала и смотрела на меня большими испуганными глазами.

Тяжело вздохнув, я поднялся во весь рост, сразу оказавшись если не выше этого Альбрехта, то по крайней мере вровень. Не глядя на него, обратился к хозяину:

– Хороший обед для леди. И еще вина… для нас. Леди сядет с нами.

Перенеся ноги через лавку, я шагнул в сторону опешившего Альбрехта. За его спиной со всех сторон начали вскакивать люди, кто-то схватился за рукоять ножа. Я быстро окинул их взглядом. Человек восемь, не меньше, а вон еще трое с той стороны стола, по их виду заметно, что они его люди.

– Слушайте, сэр Альбрехт, – сказал я мягко. – Мы все устали, раздражены. Не будем спорить по пустякам. Если вам захочется помериться со мной воинским мастерством, то я еду на рыцарский турнир в Каталаун… Похоже, вы тоже туда направляетесь…

Один из людей за спиной Альбрехта сказал предостерегающе:

– Сэр Альбрехт – самый сильный рыцарь в этих землях!

Сколько можно, подумал я тоскливо, на каждой улице свой герой, в каждой деревне есть лучший кулачный боец, в каждом городе кто-то сильнее всех…

– «Эти земли», – ответил я так же кротко, но уже закипая, – не больше участка за моим хлевом.

Альбрехт побагровел, ухватился за рукоять меча. Он уже обнажил его, когда я сделал быстрый шаг вперед и ударил в этот надменно выдвинутый подбородок. Это мухачи могут лупить друг друга часами, а удачный удар тяжеловеса сразу отправляет в нокаут: Альбрехт вздрогнул, пальцы разжались, меч со звоном звякнул о пол, а за ним рухнул и сам рыцарь. Столы подпрыгнули, будто обрушилась каменная колонна.

Острая боль обожгла пальцы, и тут же все прошло, на костяшках быстро исчезла даже краснота. Наверное, даже возжелай я сохранить раны, трусливый организм не допустит такого надругательства и в первую очередь залечивает себя, любимого, а уж потом остальных.

Я постоял некоторое время, обвел окружающих холодным, надеюсь, взглядом. Раздвинул плечи и чуть отодвинул руки, чтобы выглядеть угрожающе, дурацкий вид, так ходят мальчишки, мечтающие, чтобы их воспринимали как крутых и сильных, еще черные шапочки надевают, чтобы походить на бандитов, так вот и я прикидываюсь не умным, а именно сильным.

На меня смотрели в нерешительности, ладони так и застыли на рукоятях мечей, топоров, ножей. Я молился, чтобы этот дурак Альбрехт оставался без сознания как можно дольше.

Женевьева в тишине сказала громко:

– Как тебя зовут?

– Кристина, – ответила девушка дрожащим голосом.

– Иди сюда, Кристина, – велела Женевьева. – Этот сэр Ричард хоть и нехороший человек, но женщин защищает везде. Он не даст тебя в обиду. Да и я не дам.

Она с вызовом окинула мужчин надменно-царственным взором. Они смотрели на нее с восторгом, не отводя глаз. Девушка села возле Женевьевы, судорожно вздохнула, как после долгого плача.

Сэра Альбрехта оттащили к стене, приподняли и усадили. Кто-то из чересчур усердных облил его водой, рыцарь очнулся. Мутные глаза охватили взглядом таверну, он заворчал, поднялся во весь громадный рост. Его поддерживали под руки, он зло повел плечами, освобождаясь, шагнул в нашу сторону.

– О Господи, – вздохнул я, – когда же это кончится…

Леди Женевьева встала и сказала звонким, ясным, не терпящим возражений голосом:

– Эта бедная девушка находится под моей защитой. Кто попытается обидеть ее, тот обижает и меня!

Альбрехт зарычал, пальцы стиснулись на рукояти меча. Налитые кровью глаза смотрели на меня неотрывно, разбитые губы злобно кривились, он сделал еще шаг, но двое приятелей ухватили за плечи, удержали, он рычал и вырывался, но уже на публику: одно дело драться со мной, другое – выступить против благородной леди.

Когда его увели, я сказал Женевьеве вполголоса:

– Спасибо. Честно говоря, не ожидал.

Она посмотрела на меня, как на пустое место, повернула голову к девушке.

– Ты голодна?

– Нет, леди, – ответила она поспешно, – нет-нет, спасибо.

– Ешь, не бойся. Никто тебя не обидит.

Альдер скосил глаза в мою сторону.

– С вами еще могли бы потягаться, сэр Ричард, а вот с леди Женевьевой…

Я кивнул с кислым видом. Конечно, ее слово всегда будет выше моего: если сейчас этот дурак Альбрехт попытался бы отнять девчонку, восстановил бы против себя всех мужчин. Даже его приятели вряд ли поддержат, если бы он начал спорить еще и с этой ослепительно красивой леди.

Мы ужинали медленно, все устали за длинный день в дороге. Даже Альдер с Ревелем, больше всех привыкшие к постоянным передвижениям по королевствам, и то неспешно потребляли каждое блюдо, еще неторопливее запивали вином, смакуя каждый глоток. Клотар ел с прежним хмурым видом, я ни разу еще не видел, чтобы он улыбался, и сейчас он не сказал, а прорычал в свою тарелку:

– Я слышал, в этом городе пользуются запретной магией.

Он так редко заговаривал по своей инициативе, что я, как отец народа, поспешил поддержать разговор:

– Запретной? Разве наша христианнейшая церковь не считает любую магию…

Он отмахнулся, словно я не Ричард де Амальфи, а еще Амило и Вердена в придачу, а зеленая навозная муха, что норовит сесть ему на губу и почесать лапы.

– Церковь запрещает. Но церковь не последняя дура…

Он коротко взглянул на брата Кадфаэля, почти что улыбнулся.

– Что вы хотите сказать? – спросил Кадфаэль враждебно.

– Церковь на словах запрещает любую магию, но и она понимает, что есть магия лекарей, что умеют лечить коров и людей, а есть магия, что поднимает мертвых из могил…

Брат Кадфаэль сказал резко:

– Вся магия – от дьявола!

– Церковь не успевает во все дыры, – отрезал Клотар. – Она закрывает глаза, что деревенские колдуны лечат коров, выводят наверх подземные ключи, вызывают дождь в засуху… Но когда маги поднимают войско Мертвого Короля…

Он умолк, с треском разломил берцовую кость молодого оленя и начал шумно высасывать костный мозг. Леди Женевьева поморщилась, остальные переглядывались, сопели, Альдер сдвинул брови, постукивал краем чаши по столу.

– Ты хочешь сказать, что здесь они уже начали?

Клотар сдвинул массивными плечами.

– Я – нет. Просто услышал сегодня. Сперва на улице, потом здесь. Говорят слишком уж… упорно.

Альдер буркнул, нахмурившись:

– Слухи часто бывают просто высосанными из пальца.

– Бывают, – согласился Клотар. – Но людям, которые не прочь осесть где-нибудь и доживать жизнь спокойно, такие слухи не нравятся.

Альдер поднял голову, взгляды скрестились. Мне даже почудилось, что от встречного удара посыпались незримые искры.