Текст книги "Ричард Длинные Руки — властелин трех замков"

Автор книги: Гай Юлий Орловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава 5

Он пугливо огляделся, за соседним столом звероватого вида мужики заревели хриплыми голосами песню о веселой резне в урочище Темных Мечей. Чуть дальше двое затеяли борьбу на локтях, с другой стороны выставив остриями кверху ножи.

Я же чуть отодвинулся от стола, чтобы не зацепиться, вскакивая, молот на поясе напомнил о себе приятной тяжестью. Широкоротый идет, шагая тяжело, набычившись, всем видом вызывая на драку, и двое за ним держатся тоже весьма, скажем скромно, вызывающе. Он не только одет богаче, но даже ножны меча расшиты золотом, в то же время не выглядит сеньором, что-то выдает слугу, хоть и высокого ранга.

Он остановился перед нашим столом и сказал непререкаемым тоном:

– Эй, вы двое! Собирайтесь, пойдете со мной.

Брат Кадфаэль сделал движение встать, я взглядом пригвоздил к месту, осведомился со всей кротостью:

– Кто столь любезно приглашает нас, смиренных служителей Христа?

Он прорычал:

– Лорд Марквард!

Я осведомился еще почтительнее:

– А этот лорд… Марквард, он больше или меньше императора? Короли ему сапоги чистят?

Широкоротый надулся, выпятил грудь, еще не врубившись, что именно я спрашиваю, ответил напыщенно:

– Сеньор Марквард владеет здешним замком! Ему принадлежат самые богатые земли в округе. И даже этот постоялый двор на его земле.

Я взглядом предостерег Кадфаэля, чтобы не вскакивал ни в коем случае, заметил с тем же елеем в голосе:

– Но мы с моим смиренным спутником не принадлежим.

Широкоротый наклонился над столом, упершись кулаками в столешницу, прорычал мне прямо в лицо:

– Ты что, не понял?.. Или тебя вести на веревке? Ты знаешь, кто я? Я – Клотар, глава всего войска лорда Маркварда!

Я мгновенно схватил его обеими руками за шею, раз уж нагнул так удобно, с силой ударил о столешницу. Раздался такой звон, будто шлем использовался как пустое ведро для собирания болтов и гаек. Я отпихнул обмякшее тело и вскочил, меч блеснул в руке уже обнаженный, готовый к бою.

– Что-то я сегодня добрый, – сказал я с неудовольствием. – Противно даже. Но вам, болваны, так легко не отделаться.

Болваны ухватились за рукояти мечей, но остановились. Человек, который держит ладонь на рукояти, еще не в бою, но если обнажит меч, его можно атаковать, рубить, калечить, убивать – он сам дает право, обнажая меч. А я, судя по стойке, готов именно атаковать, рубить, калечить и даже убивать, что значит – выпил достаточно.

Широкоротый железной грудой сполз со стола, повалился на бок и так залег, даже не делая попыток подняться. Я указал на него острием меча.

– Забирайте этого дурака. И не возвращайтесь. Я редко бываю таким добрым.

Они убрали ладони с мечей и, поглядывая на меня уже со страхом, с трудом подняли своего Клотара, мужик весит, как половозрелый бык, потащили к дверям.

Я сел, не сводя с них взгляда. С той стороны стола донесся вздох облегчения. Я проворчал:

– Это твое мерзкое влияние, брат Кадфаэль…

– В чем, брат паладин?

– Да отпустил вот так… Надо хотя бы пару затрещин. Или напинать. Какое-то неудовлетворение в фибрах души… Он сказал торопливо:

– Борись с этим, брат! Даже святые постоянно боролись с соблазнами!

– Да, – ответил я, – но разве не Христос сказал: не мир я принес, но меч?

Он покачал головой.

– То было брякнуто в полемике. Ведь понятно же, что на войне как на войне… обе стороны в… этом самом. В экскрементах.

– Но трубку мира обычно раскуривают на пепелище войны, – возразил я. – Так что воевать приходится.

Я выпил еще чуть вина, что и не вино, а так, сидр, только не из яблок, отыскал на блюде лоскуток мяса и сожрал, брат Кадфаэль следил за мной с вымученной улыбкой.

– Ах, сэр Ричард, вас послушать… можно понять, откуда еретики берутся!

– Ересь – признак богатства, – возразил я. – Вон в православии никогда… или почти никогда ереси не было, ну и что? Православие – это такой гигантский монолит, что над уровнем болота и не разглядишь, та же поросшая мхом кочка. А ереси… обогащают, укрепляют, развивают, дают новые ростки, новые побеги, веточки.

Он слушал краем уха, все поглядывал на дверь. Я тоже посматривал, стараясь делать не так явно, но никто больше не вошел, а те посетители, что раньше орали песни, теперь затихли и держатся тише травы. Я ловил на себе любопытствующие взоры, но никто не решился подойти к нам с чашей вина и поздравить, хотя, судя по взглядам, таких здесь немало. Что значит, Клотара знают и очень не любят.

В нашей комнате чисто, прибрано, пес на своей роскошной тряпочке. Едва открылась дверь, вскочил и требовательно посмотрел на мои руки.

– Что, – сказал я обвиняюще, – решил, что я о тебе забыл? Какой же я сюзерен, если забуду о нуждах подданных? Я не олигарх и не депутат, я – феодал! Смотри, самое вкусное…

Я поставил на скамейку миску, нечего такому зверю наклоняться к полу, осанку портить, пес обнюхал, фыркнул, но сожрал все быстро и с аппетитом. Снова посмотрел на мои руки, я покачал головой.

– Вина не принес, уж извини.

Брат Кадфаэль сказал с укором:

– Нехорошо собачку спаивать.

– А людей?

– Людей не жалко, – ответил он, не задумываясь. – Люди сами ответствуют перед Господом Богом за свои деяния, у них – свобода воли. А вот за малых и сирых отвечаем мы, люди.

– Ладно, – сдался я, – не буду спаивать. Слышал, Бобик? Брат Кадфаэль против того, чтобы тебе употреблять вино. Мал ишшо.

Пес поднял голову и посмотрел на брата Кадфаэля недобрым взором. Даже верхнюю губу приподнял, показывая белые жуткие клыки, что означает крайнюю степень неодобрения.

– Ябедничать тоже грех, – уличил брат Кадфаэль.

– Но малый, – согласился я, – лучше допускать малые грешки, чтобы не сотворить большой. Большой – уже преступление.

– Большой грех хуже, чем преступление, – возразил брат Кадфаэль.

– Почему?

– Сегодня преступление, завтра уже нет, а грех… он всегда грех.

Я поставил меч и лук со стрелами по ту сторону ложа, чтобы всякий, кто захочет дотянуться, сперва наступил на меня, тоже молот снял и положил под одеяло. Брат Кадфаэль следил за мной полными печали и укора глазами.

Ложе затрещало под моим несредневековым телом. Я закинул руки за голову, заметил:

– Кстати, вот с таких диспутов начинались религиозные войны.

Брат Кадфаэль озадаченно умолк. Пес посмотрел на него, на меня, снова на брата Кадфаэля, громко фыркнул, словно сообразил, что худой монашек проиграл мне схватку.

– Надо заказать тебе одежду, – вспомнил я. – Эх, ладно… Будем завтракать, пошлем мальчишку на базар. Тебе какой размер? А фасон? В смысле рюшечки и фестончики где побольше, где поменьше? Накладные плечи?

– Брат паладин, – произнес он с великим укором, – как вы можете? Скромные служители Христа должны не замечать таких непотребств.

– И не замечаете?

– Не замечаем, – ответил он с достоинством. – Это там, на Юге, человек видит только оболочку, а мы учим видеть души…

– Если они есть.

– Они у всех есть, – возразил он. – Не у всех души – блистающие алмазы, есть мелкие души, есть никчемные, пустые, гнилые, продажные, червивые, подлые, но на то и есть мы, служители Господа нашего, чтобы спасти эти души от еще худшей участи…

– Да, – согласился я, – по слухам, дьявол обитает на Юге. Ты уверен, что доберешься? Вон тебя еще на полпути как встретили!

– Я не дойду, – ответил он просто, – другой дойдет.

– Ладно, – сказал я, – мне ехать в Каталаун, там пройдет рыцарский турнир. Какое-то время нам по дороге. А уже оттуда, если уцелеешь, поедешь один.

Он воскликнул:

– Спасибо, брат паладин!

Я отмахнулся.

– Не благодари. Я уже сам себя трижды назвал дураком за такую идею.

Кто-то громко и ясно, хотя и абсолютно беззвучно, произнес над ухом: «Опасность». Я мгновенно проснулся, сна ни в одном глазу, везде темень, слышно мерное дыхание Бобика. Я напрягся, слушал, глаза не то чтобы привыкали к темноте, но происходило нечто странное: я начал различать красноватые силуэты: один на лавке, другой на полу.

Так, наверное, видят змеи, они реагируют на тепловое излучение. Еще помню, что солдат, которые в ночь, снабжают приборами инфракрасного видения. Сейчас я чем больше всматриваюсь, чем отчетливее различаю фигуры Кадфаэля и пса.

Кроме них, в комнате никого. Если бы прошмыгнула мышь или крыса, я бы их увидел: теплокровные, это были бы прокатившиеся внизу два багровых комочка. И брат Кадфаэль, и пес выглядят отчетливо, хоть и со смазанными краями: все-таки кожа близка к температуре окружающей среды. Пес, правда, сияет, как маленький ядерный реактор: у собак температура намного выше, чем у людей.

Внезапно появился еще один источник багрового сияния: едва различимый, туманный, он двигался неслышно, явно крадучись. Я смутно удивился, что наша комната так велика, а потом сообразил потрясенно, что это кто-то по ту сторону стены, что и не стена вовсе, а так, в одну доску, только и того, что покрашенная.

Человек двигался очень медленно, часто застывал, прислушивался. Потом я понял, что он прикладывается ухом к стене с той стороны, ноздри уловили странный запах, не сказал бы, что неприятный, но тревожащий, ничего общего с ароматами кухни, столярным клеем или потными телами.

Стараясь даже не дышать, я сполз с ложа, меч в руке, потихоньку прокрался ближе. Странно, что даже пес не шелохнулся, сопит мощно, я на ходу нарочито задел его босой пяткой по носу, никакой реакции.

Багровое пятно растеклось по невидимой стене, словно некто пытался протиснуться через прозрачное стекло. Я задержал дыхание, напрягся, рукоять меча стиснута обеими руками, я направил острие в сторону багрового пятна и, нацелив, как копье, в то место, которое должно быть левой половинкой груди, с силой нанес удар обеими руками.

Острие проломило тонкую дощатую стенку, как лист картона. Меч вошел в тугую плоть, погрузился хорошо, не меньше, чем на две ладони. Я тут же рывком выдернул и, во второй раз задев пса, пробежал по комнате и выскочил в коридор.

В слабом свете по коридору торопливо убегал человек, держась обеими руками за живот. Под стеной лежит странного вида деревянная дудка, такой индийские факиры заклинают змей. Я бросился вдогонку, у неизвестного подломились ноги, рухнул с грохотом, с трудом перевернулся на спину. Грудь залита темной кровью, обеими руками зажимает кровоточащую рану, в лице изумление и страх:

– Как… ты…

Я спросил быстро:

– Говори, кто ты? Почему травил нас?.. Кто тебя послал?

– Сам… знаешь, – прошептал он.

– Откуда? – спросил я. – Говори же, дурак! Тебя еще можно спасти! Скажи, кто тебя послал, и ты останешься жить!

– Не останусь…

– Я могу спасти. Я – паладин.

– Ты – да. Но он не позволит…

Слова срывались с губ все тише, он дернулся и затих. Глаза бессмысленно уставились в потолок, на губах выступила зеленая пена. Я оглянулся на дудку, поколебался и, не пряча меч, пошел на хозяйскую половину.

Дверь подалась без скрипа, в комнате горит свеча, хозяин склонился над столом, двигает руками, рубашка расстегнута до пояса. Рукава засучены, с ним двое крепких парней, явно сыновья, мощная бабища и та крутобедрая девица, что принимала у нас заказ. Лица у всех усталые, осунувшиеся, на столе горка монет, хозяин что-то бубнит, раскладывая на разные кучки.

Я подошел с обнаженным мечом в руке, кровь стекает по лезвию на пол широкими красными каплями. Хозяин охнул, вскочил, а я спросил:

– У вас всегда хомячок кверху лапками спит?

Челюсть у него отвисла, спросил, заикаясь:

– К-к-какой… хом-м-мячок?

– Рыженький такой, – объяснил я. – С бородкой. Там, в коридоре.

Он кивнул сыновьям, те выскочили из-за стола, осторожненько протиснулись мимо меня, прижимаясь спинами к косяку. Девица посмотрела на меня, на отца.

– Я же говорила, что с такими гостями одни неприятности!

– Где неприятности, – сказал я, – там и прибыль. Это азы бизнеса. Чем выше риск, тем выше прибыль, как сказал великий Карл Маркс. Не знали?

Хозяин оторвал взгляд от моего меча, кивнул, лицо оставалось все еще бледное.

– Да, после того, как вы отделали самого Клотара, завтра сюда набьется народу вдвое больше.

– Повысьте цены на пиво, – посоветовал я. – Ладно, я иду спать. Посмотрите в коридоре еще на странную такую дудку. Похоже, он через нее вдувал к нам какую-то гадость. Мой монашек спит, как коней продавши, а пес даже не колыхнулся. Наверняка такая дудка немало стоит, но оставьте себе как бонус, только с ее помощью гостей не обирайте. А в обмен сделаете вот такое христианнейшее дело, что зачтется на небесах: подберете одежду для монаха, что со мной, а я никому ни слова о том, что здесь случилось.

– Ваша милость, – сказал хозяин, просветлев лицом, – вы нас спасаете!

– Значит, договорились?

Они кивали, в такие дела закон лучше не впутывать, я тоже кивнул и вышел, закрыл дверь. Труп из коридора уже исчез, один из парней, который постарше и пошире в плечах, торопливо убирает тряпкой кровавую лужу, другой осторожно вертит в руках дудку.

– Не оцарапайся, – посоветовал я. А другому сказал: – Кто не брезгует самой грязной работой, тому и быть хозяином. Проверено зануссей!

Парень перестал краснеть, второй уязвленно нахмурился. Я вошел в комнату, поставил меч у изголовья, не вкладывая в ножны, лег и, к своему удивлению, заснул легко и просто, без всяких угрызений совести.

Утром разбудили чертовы петухи, кто их только назвал божьими птицами, да еще рев скота, ржание коней, крики, скрип телег, это хуже, чем дорожный шум на Садовом кольце, я поднялся сонный, протер кулаками глаза.

Брат Кадфаэль с укором смотрел на мой меч. Зато пес поглядывал весело, скалился во всю широченную пасть. Я проследил за их взглядами, на полу небольшая темная лужица, натекло с лезвия моего меча. Сейчас уже застыла, потемнела, но даже брат Кадфаэль понимает, что это не вишневый компот, хотя и похоже.

– Я лунатик, – сообщил я. – Ничего не помню. Прошлый раз, правда, половину города зарезал, всех женщин обесчестил, слуг перебил, а потом еще и дома подпалил… Пироманьяк я потому что! Это ко всем моим непревзойденным достоинствам.

Пес скалил зубы, брат Кадфаэль покачал головой.

– Все шутите, брат?..

– Да, кто-то пытался нас усыпить, как дрозофил. Я даже не понял, из-за кого.

– Наверное, из-за меня, – сказал брат Кадфаэль грустно. – Не все принимают веру Христа с великой радостью, не все…

– Не все, – согласился я. – Вот полабские славяне совсем не ликовали. Ладно, сейчас неудавшегося киллера ласково вопрошает небесная инквизиция, а мы отправимся завтракать.

Он спросил грустно:

– Брат паладин, ты в самом деле можешь вот так…

– Как?

– Убить человека, а потом идти завтракать?

– Дык аппетит только разыгрывается! – воскликнул я. – Это ж такой впрыск адреналина и желудочного сока!

В коридоре нас встретила хозяйская дочь, в руках огромный тюк, сказала, вытягивая шею:

– Уже встали? Ранние пташки! А мы вам одежку подобрали…

– Это вы ранние, – сказал я, – но какие молодцы… Быть вам монополистами в отельном бизнесе! Брат Кадфаэль, ты пока примерь, а мы с Бобиком закажем завтрак поплотнее. Ты знаешь, где нас найти.

Брат Кадфаэль смотрел на кучу одежды с недоумением.

– Это… мне?

– Не будешь же ты расхаживать и дальше в моей рубахе?

– Жадничать нехорошо, – сказал он с укором.

Я отмахнулся, мы с псом спустились на первый этаж, но перед входом в столовую нас перехватил хозяин. С опаской поглядывая на пса, он заговорил негромко, при этом заметно нервничал, приглушал голос и все время оглядывался:

– Человека, которого вы… никто не видел на постоялом дворе. Дудка у него непростая, такие уже находили в старых городах. Можно выдуть хоть туман, что скроет все на половину мили, хоть дождь, можно даже снег, что труднее… но никто не знал, что можно еще и разные запахи. Похоже, вас старались просто крепко усыпить, чтобы не то обокрасть, не то…

Он умолк, я кивнул, договорил:

– Либо что-то более кардинальное. Но будем считать, что мелкий воришка влез по стене и пытался нас обокрасть. Иначе отпугнем постояльцев, верно?

Он вздохнул.

– Ох, как верно! Вы и не представляете, ваша милость, какое это трудное дело – содержать постоялый двор.

– Догадываюсь, – сказал я. – Днем работаете, ночью строите менеджмент на следующий день?.. Ладно-ладно. Нам хороший плотный завтрак, харчей в дорогу, и мы отбудем.

В обеденном зале народу почти нет, по взмаху руки хозяина слуги торопливо накрыли скатертью тот же столик в помещении для чистой публики. Пес вздохнул и полез под стол. Хозяин поклонился, спросил:

– Ваша милость, харчей на сколько дней?

– Да чтоб хватило до ближайшего города, где будет гостиница. Учти только, что мой пес любит жареное мясо. Он вскинул кустистые брови, в глазах недоумение.

– Если еда с вашего стола не подходит вашей собаке, то не лучше ли… прогнать эту зажравшуюся скотину?

– Он мне дорог как память, – объяснил я. – Так что поторопись, брата Кадфаэля тянет на подвиги.

– А вас, ваша милость?

– Я у него в послушниках, – объяснил я.

Он ухмыльнулся:

– То-то и видно. Очень удобная позиция, кстати.

Глаза у него были хитрые, но лицо смиренное, он-де всего лишь слуга, а покупатель всегда прав.

– А ты не дурак, – заметил я.

– Вы тоже, ваша милость, – заметил он кротко. – И понимаете, что лучше вам уехать как можно быстрее. Клотар – человек злопамятный.

На стол снова подали жареную птицу, мудро полагая, что кашу маслом не испортишь: если вчера понравилось, то и сегодня не откажемся. Правда, вместо гуся – жареные перепела, но зато столько, что я последнего доедал через силу, про запас, не оставлять же, и еще штуки три бросил под стол, где их ловил на лету пес и пожирал с великим энтузиазмом.

Зал постепенно заполнялся народом, я уже готов был перейти к сладкому, когда появился брат Кадфаэль. Нарядный, в великолепной рубашке, заправленной в брюки из тонкой кожи, сапоги из кожи поплотнее, но выделанной так же тщательно, широкий пояс с кольцами для ножа и фляги.

– Это женщин красит отсутствие одежды, – заметил я, – а вот насчет монахов…

– Нехорошо, – сказал он с великим осуждением, в светлых, как речной лед, глазах стояла великая печаль, – у них не нашлось монашеского одеяния, представляете?

– По дороге купим у монахов, – успокоил я. – Неужели те, что на воротах, не поделятся с собратом? За деньги, конечно.

– Если за деньги, – спросил он грустно, – разве это дележка?

– Ладно, проехали, – ответил я. – Ешь, это постное мясо. Если я, паладин, говорю, что постное, то оно постное!

Глава 6

На первое нам подали горячую, чуть ли не кипящую, уху, дальше я терзал посыпанный горькой травкой большой кровавый кус мяса, а брат Кадфаэль старательно ковырялся в тарелке с овощами, где я заметил и несколько картофелин. Похоже, Колумб уж« побывал на континенте, где растут незнаемые в Европе картофель, помидоры, кукуруза и прочие заморские диковинки, брат Кадфаэль ест привычно, не удивляется, хотя раньше я, признаться, картофеля не встречал. Возможно, сказывается близость Юга?

В огромном помещении внезапно стало тихо. Я быстро поднял голову, по ступенькам в зал спускается крупный, очень богато, но без пышности одетый мужчина. Еще двое остались у дверей, а он направился к нам. Выглядит, наверняка им и есть, знатным и могущественным лордом: позолоченная кираса празднично блестит под красным бархатным камзолом, меч с богато украшенной рукоятью и в расшитых золотом ножнах висит на роскошной перевязи, она тоже украшена золотыми нитями и серебряным шитьем, брюки из тонко выделанной кожи, сапоги с золотыми шпорами, как же – рыцарь, но мое внимание приковало лицо: крупное, с квадратной нижней челюстью, суровые складки у губ, гневный излом бровей, холодные и слегка прищуренные глаза. Крупный зверь, определил я. И матерый, что значит, не набросится, как щенок.

Остановившись перед нашим столом, отвесил легкий поклон.

– Могу я присоединиться?

Я выразительно посмотрел на пустые соседние столы.

– Вообще-то в трактире мест достаточно. Но если почему-то жаждете посидеть именно с нами…

Я сделал паузу, он ответил сдержанно:

– Вы удивительно точны.

– Тогда присаживайтесь, – сказал я. – Сегодня я тоже добрый. К дождю, наверное.

Он еще раз поклонился, чуть-чуть, сел, красивым жестом передвинув перевязь, чтобы длинные ножны не мешали за столом. Брат Кадфаэль уже ковырялся в рыбе, отодвинув перепелов и овощи, на пришельца поглядывал кротко, без боязни и смущения, ведь все люди – братья, если по Адаму, это по матерям они разные: одни от Евы, другие – от Лилит, я отставил чашу и смотрел на рыцаря с ожиданием.

– Я – лорд Марквард, – назвался он. – Это мой замок там на горе.

– Это от вас являлся один дурак, – поинтересовался я, – который вряд ли умеет даже шнурки сам завязывать?

Он скупо усмехнулся.

– Зря недооцениваете. Это очень сильный и жестокий человек. Просто он очень давно не встречал отпора, вот и…

– Расслабился, – закончил я. – Что ж, зато это его спасло.

– Не нужно так недооценивать, – повторил он. – Но я пришел, как видите, сам. Рассматривайте это и как извинение за грубость и недостаток такта в приглашении. Клотар – воин. Вот если бы я велел ему привести вас силой…

– Он остался бы здесь трупом, – прервал я очень любезно. – Вместе со своими слугами.

– Это не слуги, – ответил он автоматически. – Это… впрочем, неважно. У меня нет причины с вами ссориться. Наоборот, я хочу вам предложить работу.

Я ответил высокомерно:

– Вы меня ни с кем не путаете? Я – рыцарь, а не ремесленник.

– Извините, – сказал он поспешно, – я просто неудачно выразился, В последнее время мало встречаю рыцарей, а все больше торговцев. Скажем так, как старший рыцарь я обращаюсь к младшему…

Я прервал:

– Простите, вы не мой сюзерен.

Он поморщился, в глазах начали проскакивать злые огоньки, в голосе зазвучала металлическая нотка.

– Я сюзерен здешних земель, этого достаточно. И я рассчитываю на какое-то уважение к моему возрасту, если вы в своей неразумной гордыне… простите, не понимаете, что со мной лучше бы разговаривать другим тоном. Я пожал плечами.

– Во-первых, граф, вы не знаете мой ранг, а он, возможно, повыше вашего. Во-вторых, мне от вас ничего не надо, а вот вам от меня… Не так ли? Или будете уверять, что просто мимо шли?

Рифленые желваки вздулись у него с такой мощью, что кожа из коричневой стала белой. Кадфаэль задержал дыхание, я ждал взрыва, однако граф справился с приступом гнева, медленно перевел дыхание, а его крупные кулаки медленно разжались.

– Да, – выдавил он очень нехотя, – я в самом деле нуждаюсь в помощи… сильного и отважного человека. Неделю назад еще такой нужды не было. Не будет и неделю спустя, когда вернутся мои люди из Леса Одинокого Тролля. Но именно сейчас… Я богат и знатен, сейчас половина моих людей в Ольстерлине, а другая – в Тартле. Там небольшие затруднения с проникшими в те земли троллями, я послал защитить крестьян и очистить от всяких тварей. Те земли приносят мне большой доход, я не хочу их терять…

Кадфаэль сказал сочувствующе:

– Рискованно оставаться без верных людей.

Он отмахнулся.

– Здесь мирный город. Кроме того, со мной пятеро надежных воинов. Этого достаточно, чтобы удержать замок в повиновении. А вот для нового срочного дела нужны люди. И не когда-то, а сейчас.

Я вскинул руку, прерывая:

– Сэр, со всей почтительностью… вы заметили, почтительностью!.. должен заранее отказаться от всего, что вы предложите. Я – рыцарь, который едет на турнир в Каталаун. И ничего другого…

Он усмехнулся, покачал головой.

– Думаете, это по вам не видно? Многие рыцари едут в Каталаун. Но то, что вам хочу поручить, будет абсолютно не в тягость, а заплачу так, как вы никогда не получали…

Я смолчал, когда он выразительно посмотрел на мои вытертые брюки, плотную рубашку со следами кольчуги. Даже сапоги у меня простые, без золотых рыцарских шпор, вообще без шпор, как будто и не рыцарь.

– Сто золотых, – сказал он веско и взглянул мне в лицо. – Вы получите сто золотых монет.

– Ого, – сказал я. – За что же? За убийство дракона, наверное, заплатили бы меньше.

Он поджал губы, не понравилось, что я не упал в обморок, услышав такую сумму, не бухнулся на колени и не начал целовать ему руки.

– Дело в том, – ответил он нехотя, – что я давно собираюсь отправить свою дочь Женевьеву ко двору короля. Ей пора учиться придворным манерам. Да и вообще… молодой красивой девушке не место в городе, куда вот-вот подойдут войска императора Вильгельма Блистательного или войска короля Конрада.

Я покачал головой.

– С чего вдруг?

– Ходят слухи.

– Вы прекрасно понимаете, что это слухи, – отпарировал я. – Эти земли и так в союзе с императором и с королем Конрадом.

– Все равно, здесь может оказаться много ратного люда, – возразил он. – Пусть даже наши войска, а это не то общество.

– Сожалею. Ничто не может свернуть нас с пути.

– А вам и не надо сворачивать, – сказал он убеждающе. – Вам все равно проезжать через земли герцога Нурменга. Просто доставите ее к его двору, вот и все. А он уже сам введет ее в окружение короля. Он же и наградит вас, это достойный человек…

– С чего вдруг? – поинтересовался я. Он улыбнулся.

– Он не только мой старый друг, но и многим мне обязан. Кроме того, при его дворе немало моей родни, они тоже станут вашими друзьями. А при той задиристости и неуступчивости, что из вас торчат, как железные стержни, вам не помешают добрые друзья и покровители.

Я покачал головой, он прочел ответ в моих глазах и добавил с нетерпением:

– Я заплачу вам сто золотых монет. В здешних краях никто не видел таких денег. Но это покажет вам, как я ценю свою дочь. Кроме того, хоть у вас, сэр Ричард, и достойный конь… я почти догадываюсь о его происхождении… это не простой конь, но в долгом пути нужен хоть один в заводные! Я дам вам двух, что смогут пронести вас по озеру с такой скоростью, что едва-едва намочат копыта!.. По болоту проскачут так, что разве что колыхнется ряска!

Он видел, что при словах насчет ста золотых монет я не повел и глазом, а вот упоминание о конях заставило меня поколебаться. Я покосился на брата Кадфаэля. Не все же время ему вытирать нос о мою широкую спину…

Брат Кадфаэль смиренно жевал травку, какие-то клубни, похожие на кумкват, только красные, не вслушивался, все о высоком, все о высоком, решать мне, я пробормотал с досадой:

– Почему это деньги и красивых женщин постоянно перевозят с места на место?.. Во всем этом, дорогой сэр, одна неувязочка… У меня почему-то странное ощущение, что дело вовсе не в том, что вам срочно восхотелось отправить дочь к королевскому двору. Не хотите сказать правду?.. Ладно, дело ваше. Так вот мой ответ: я отказываюсь. И все разговоры на эту темы бесполезны. Не смею больше вас задерживать… сэр.

Это было оскорбительно, будто отпускаю слугу, он это знал, а еще видел, что я делаю это нарочно. Лицо налилось нездоровой багровостью, на висках вздулись толстые синие вены, потемнели, как сытые пиявки. Кадфаэль снова перестал дышать, а я внимательно следил за каждым движением графа. Те двое у дверей смотрят в нашу сторону, но ни один пока не сдвинулся с места.

– Вы… – сказал граф сдавленным голосом, – забываетесь… но я, чтобы показать свою добрую волю, объясню все до конца. Дело в том, что моя дочь из подростка превратилась в молодую и очень красивую девушку. На нее стали обращать внимание многие мужчины, но, к несчастью, обратил внимание и разбойник Грубер…

Кадфаэль вздрогнул, глаза стали испуганные, как у птицы в гнезде.

– Грубер, – повторил я, – Грубер… Это который барон, он же властелин Дикого Поля, а также эрл Натерлига и Гунлара, владетель Дикси и Серых Сосен…

Марквард скривил губы в нехорошей усмешке.

– У вас прекрасная память, сэр Ричард. Прекрасная! Я вижу вашу издевку в адрес этого разбойника, но, к сожалению, преувеличения здесь не так уж и много. Он – разбойник, но его сила стремительно растет, он объявил себя бароном, и по той мощи, которой владеет, он уже и есть барон Дикого Поля. Уже захватил большие земли, обложил налогом. Мог бы выстроить замок, но, боюсь, мечтает захватить готовый… Потому я спешу отправить дочь подальше. Грубер слишком занят укреплением своей мощи здесь, чтобы броситься разыскивать мою дочь…

Я покачал головой.

– Нет. Я не гожусь в охранники молодой девушки. К тому же не настолько силен, как это могло показаться. Знаете, как петух, что топорщит перья и раздувает грудь, так и я просто пугал этих дураков. Но если бы решились попереть, пришлось бы убегать… если, конечно, сумел бы.

Он усмехнулся, глаза изучающе пробежали холодным взглядом по моему лицу.

– Я так и подумал. Но вы держались хорошо, кто же знал, что это блеф? Да и сейчас… об этом будем знать только я и вы. Я потому и предложил, что это вам по дороге. Никуда не нужно сворачивать – все равно на свой турнир проедете через земли герцога Нурменга!

– Не нравится мне это, – сказал я. Но он уже заметил трещинку в моей обороне, усилил натиск:

– Я дам вам с собой троих своих лучших людей. Грубер не будет знать про отъезд, а потом станет поздно. Я же говорю, он прикован к этим землям, у него здесь слишком много вложено!.. А вам до земель герцога всего-то ехать трое суток.

Я нахмурился, что-то не нравится, когда стараются нагрузить чем-то, это инстинкт, хороший инстинкт выживания, я сказал с подозрением:

– Сэр, но сколько ехать до замка этого Нурменга? Если не доберемся за день… а я полагаю, что не доберемся, то где будет спать ваша дочь, если не встретим города с хорошей гостиницей?

Он покачал головой.

– Доблестный сэр, у меня два сына и только одна дочь. Она всегда играла с ними в их мальчишечьи игры. Так же точно научилась ездить верхом, может спать у костра. Она не доставит вам хлопот. Я еще и потому хочу ее поскорее к герцогу Нурменгу, чтобы она там избавилась от мальчишечьих привычек и научилась вести себя, как подобает знатной даме.

Его лицо подобрело, губы тронула легкая улыбка.

Я спросил с недоверием:

– Вы хотите, чтобы она ехала верхом?

– Нет, конечно, – ответил он быстро. – Это еще допустимо для девчонки, но недопустимо для леди. Я даю хорошую крытую повозку, где моя Женевьева будет спрятана от посторонних взоров. Но коней велю впрячь таких, что никому не покажутся медленными!.. А теперь, если мы договорились, я просил бы почтить нас посещением. Я уже отдал приказ, чтобы все подготовили. Я имею в виду и самую лучшую повозку, самых лучших коней и, конечно же, сто золотых монет.

Я ощутил раздражение, слишком он уверен, что стоит потрясти перед моим носом горстью золота, и я сразу соглашусь, но сказал только:

– Ладно, но только если у вас в самом деле все готово. И если это мне по дороге.

Я хотел навестить графа в его замке один, быстро взять эту самую Женевьеву и уехать, но брат Кадфаэль попросился со мной, а я подумал, что у графа наверняка найдется и хороший мул, ведь монахам запрещено садиться на коней, как и брать в руки колюще-режущее оружие, из-за чего они если и вооружались, то лишь дубинками.