Текст книги "Сочинения"

Автор книги: Гаврила Державин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Поля, леса и неба свод.

Крылаты кони по эфиру

Летят и рассекают мрак,

Любезное светало миру

Пресветлый свай возносит зрак,

Бегут толпами тени черны:

Какое зрелище очам!

Там блещет брег в реке зеленый,

Там светят перлы по лугам.

Там степи, как моря, струятся,

Седым волнуясь ковылем;

Там тучи журавлей стадятся,

Валторн с высот пуская гром;

Там небо всюду лучезарно

Янтарным пламенем блестит, -

Мое так сердце благодарно

К тебе усердием горит.

К тебе усердием, Фелица,

О кроткий ангел во плоти!

Которой разум и десница

Нам кажут к счастию пути.

Когда тебе в нелицемерном

Угодна слоге простота,

Внемли. – Но в чувствии безмерном

Мои безмолвствуют уста.

Когда поверх струистой влаги

Благоприятный дунет ветр,

Попутны вострепещут флаги

И ляжет между водных недр

За кораблем сребро грядою, -

Тогда испустят глас пловцы

И с восхищенною душою

Вселенной полетят в концы.

Когда небесный возгорится

В пиите огнь, он будет петь;

Когда от бремя дел случится

И мне свободный час иметь, -

Я праздности оставлю узы,

Игры, беседы, суеты;

Тогда ко мне приидут музы,

И лирой возгласишься ты.

1783

Решемыслу

Веселонравная, младая,

Нелицемерная, простая,

Подруга Флаккова и дщерь

Природой данного мне смысла!

Приди ко мне, приди теперь,

О Муза! славить Решемысла.

Приди, иль в облаке спустися,

Или хоть в санках прикатися

На легких, резвых, шестерней,

Оленях белых, златорогих,

Как ездят барыни аимой

В странах сибирских, хладом строгих.

Приди, и на своей свиреле

Не оного пой мужа, древле

Служившего царице той,

Которая в здоровье малом

Блистала славой и красой

Под соболиным одеялом.

Но пой, ты пой здесь Решемысла,

Великого вельможу смысла,

Наперсника царицы сей,

Которая сама трудится

Для блага области своей

И спать в полудни не ложится;

Которая законы пишет,

Любовию к народу дышит,

Пленит соседей без оков,

Военны отвращая звуки;

Даст и счастье и покров

И не сидит поджавши руки.

Сея царицы всепочтенной,

Великой, дивной, несравненной,

Сотрудников достойно чтить;

Достойно честью и хвалами

Ее вельмож превозносить

И осыпать их вкруг цветами.

Ты, Муза! с самых древних веков

Великих, сильных человеков

Всегда умела поласкать;

Ты можешь в былях, небылицах

И в баснях правду представлять, -

Представь мне Решемысла в лицах.

Скажи, скажи о сем герое:

Каков в войне, каков в покое,

Каков умом, каков душой.

Каков и всякими делами? -

Скажи, и ничего не скрой:

Не хочешь прозой, так стихами.

Бывали прежде дни такие,

Что люди самые честные

Страшилися близ трона быть,

Любимцев царских убегали

И не могли тех змей любить,

Которые их кровь сосали.

А он, хоть выше всех главою,

Как лавр цветет над муравою,

Но всюду всем бросает тень:

Одним он мил, другим любезен;

Едва прохаживал ли день,

Кому бы ни был он полезен.

Иной ползет, как черепаха,

Другому мил топор да плаха, -

А он парит как бы орел

И всё с высот далече видит;

О” в сердце злобы не имел

И даже мухи не обидит.

Он сердцем царский трон объемлет,

Душой народным нуждам внемлет

И правду между их хранит;

Отечеству он верно служит,

Монаршу волю свята чтит,

А о себе никак не тужит.

Не ищет почестей лукавством,

Мздоимным не прельщен богатством,

Не жаждет тщетно сан косить;

Но тщится тем себя лишь славить,

Что любит он добро творить

И может счастие доставить.

Закону божию послушен,

Чувствителен, великодушен,

Не горд, не подл и не труслив,

К себе строжае, чем к другому,

К поступкам хитрым не ревнив,

Идет лишь по пути прямому.

Не празден, не ленив, а точен;

В делах и скор, и беспорочен,

И не кубарит кубарей;

Но столько же велик и дома,

В деревне, хижине своей,

Как был когда метатель грома.

Глубок, и быстр, и тих, и сметлив,

При всей он важности приветлив,

При всей он скромности шутлив;

В миру он кажется роскошен;

Но в самой роскоши ретив,

И никогда он не оплошен.

Хотя бы возлежал на розах,

Но в бурях, зноях и морозах

Готов он с лона неги встать;

Готов среди своей забавы

Внимать, судить, повелевать

И молнией лететь в храм славы.

Друг честности и друг Минервы,

Васшед на степень к трону первый,

И без подпор собою тверд;

Ходить умеет по паркету

И, устремяся славе вслед.

Готовит мир и громы свету.

Без битв, без браней побеждает,

Искусство уловлять он знает;

Своих, чужих сердца пленит.

Я слышу плеск ему сугубый:

Он вольность пленникам дарит,

Героям шьет коты да шубы.

Но, Муза! вижу, ты лукава;

Ты хочешь быть пред светом права,

Ты Решемысловым лицом

Вельможей должность представляешь:

Конечно, ты своим пером

Хвалить достоинства лишь знаешь.

1783

Бог

О ты, пространством бесконечный,

Живый в движеньи вещества,

Теченьем времени превечный,

Без лиц, в трех лицах божества!

Дух всюду сущий и единый,

Кому нет места и причины,

Кого никто постичь не мог.

Кто все собою наполняет,

Объемлет, зиждет, сохраняет,

Кого мы нааываем – бог!

Измерить океан глубокий,

Сочесть пески, лучи планет

Хотя и мог бы ум высокий, -

Тебе числа и меры нет!

Не могут духи просвещенны,

От света твоего рожденны,

Исследовать судеб твоих:

Лишь мысль к тебе взнестись дерзает, -

В твоем величьи исчезает,

Как в вечности прошедший миг.

Хаоса бытность довременну

Из бездн ты вечности воззвал,

А вечность, прежде век рожденну,

В себе самом ты основал:

Себя собою составляя,

Собою из себя сияя,

Ты свет, откуда свет истек.

Создавши всё единым слозом,

В твореньи простираясь новом,

Ты был, ты есть, ты будешь ввек!

Ты цепь существ в себе вмещаешь,

Ее содержишь и живишь;

Конец с началом сопрягаешь

И смертию живот даришь.

Как искры сыплются, стремятся,

Так солнцы от тебя родятся;

Как в мразный, ясный день зимой

Пылинки инея сверкают,

Вратятся, зыблются, сияют, -

Так звезды в безднах под тобой.

Светил возжженных миллионы

В неизмеримости текут,

Твои они творят законы,

Лучи животворящи льют.

Но огненны сии лампады,

Иль рдяных кристален громады,

Иль волн златых кипящий сонм,

Или горящие эфиры,

Иль вкупе все светящи миры -

Перед тобой – как нощь пред днем.

Как капля в море опущенна,

Вся твердь перед тобой сия.

Но что мной зримая вселенна?

И что перед тобою я?

В воздушном океане оном,

Миры умножа миллионом

Стократ других миров, – и то,

Когда дерзну сравнить с тобою,

Лишь будет точкою одною:

А я перед тобой – ничто.

Ничто! – Но ты во мне сияешь

Величеством твоих доброт;

Во мне себя изображаешь,

Как солнце в малой капле вод.

Ничто! – Но жизнь я ощущаю.

Несытым некаким летаю

Всегда пареньем в высоты;

Тебя душа моя быть чает,

Вникает, мыслит, рассуждает:

Я есмь – конечно есть и ты!

Ты есть! – Природы чин вещает,

Гласит мое мне сердце то,

Меня мой разум уверяет,

Ты есть – и я уж не ничто!

Частица целой я вселенной,

Поставлен, мнится мне, в почтенной

Средине естества я той,

Где кончил тварей ты телесных,

Где начал ты духов небесных

И цепь существ связал всех мной.

Я связь миров повсюду сущих,

Я крайня степень вещества;

Я средоточие живущих,

Черта начальна божества;

Я телом в прахе истлеваю,

Умом громам повелеваю,

Я царь – я раб – я червь – я бог!

Но, будучи я столь чудесен,

Отколе происшел? – безвестен;

А сам собой я быть не мог.

Твое созданье я, создатель!

Твоей премудрости я тварь,

Источник жизни, благ податель,

Душа души моей, и царь!

Твоей то правде нужно было,

Чтоб смертну бездну преходило

Мое бессмертно бытие;

Чтоб дух мой в смертность облачился

И чтоб чрез смерть я возвратился,

Отец! в бессмертие твое.

Неизъяснимый, непостижный!

Я знаю, что души моей

Воображении бессильны

И тени начертать твоей;

Но если славословить должно,

То слабым смертным невозможно

Тебя ничем иным почтить,

Как им к тебе лишь возвышаться,

В безмерной разности теряться

И благодарны слезы лить.

1780 – 7784

Видение Мурзы

На темно-голубом эфире

Златая плавала луна;

В серебряной своей порфире

Блистаючи с высот, она

Сквозь окна дом мой освещала

И палевым своим лучом

Златые стекла рисовала

На лаковом полу моем.

Сон томною своей рукою

Мечты различны рассыпал,

Кропя забвения росою,

Моих домашних усыплял.

Вокруг вся область почивала,

Петрополь с башнями дремал,

Нева из урны чуть мелькала,

Чуть Бельт в брегах своих сверкал;

Природа, в тишину глубоку

И в крепком погруженна сне,

Мертва казалась слуху, оку

На высоте и в глубине;

Лишь веяли одни зефиры,

Прохладу чувствам принося.

Я не спал – и, со звоном лиры

Мой тихий голос соглася,

“Блажен, – воспел я, – кто доволен

В сем свете жребием своим,

Обилен, здрав, покоен, волен

И счастлив лишь собой самим;

Кто сердце чисто, совесть праву

И твердый нрав хранит в свой век

И всю свою в том ставит славу,

Что он лишь добрый человек;

Что карлой он и великаном

И дивом света не рожден

И что не создан истуканом

И оных чтить не принужден;

Что все сего блаженствы мира

Находит он в семье своей;

Что нежная его Пленира

И верных несколько друзей

С ним могут в час уединенный

Делить и скуку и труды! -

Блажен и тот, кому царевны

Какой бы ни было орды

Из теремов своих янтарных

И сребро-розовых светлиц,

Как будто из улусов дальных,

Украдкой от придворных лиц,

За россказни, за растабары,

За вирши, иль за что-нибудь,

Исподтишка драгие дары

И в досканцах червонцы шлют;

Блажен!” – Но с речью сей незапно

Мое всё зданье потряслось,

Раздвиглись стены, и стократно

Ярчее молний пролилось

Сиянье вкруг меня небесно;

Сокрылась, побледнев, луна.

Виденье я узрел чудесно:

Сошла со облаков жена, -

Сошла – и жрицей очутилась

Или богиней предо мной.

Одежда белая струилась

На ней серебряной волной;

Градская на главе корона,

Сиял при персях пояс злат;

Из черно-огненна виссона,

Подобный радуге, наряд

С плеча десного полосою

Висел на левую бедру;

Простертой на алтарь рукою

На жертвенном она жару

Сжигая маки благовонны

Служила вышню божеству.

Орел полунощный, огромный,

Сопутник молний торжеству,

Геройской провозвестник славы,

Сидя пред ней на груде книг,

Священны блюл ее уставы;

Потухший гром в когтях своих

И лавр с оливными ветвями

Держал, как будто бы уснув.

Сафиро-светлыми очами,

Как в гневе иль в жару, блеснув,

Богиня на меня воззрела.

Пребудет образ ввек во мне,

Она который впечатлела!

“Мурза! – она вещала мне, -

Ты быть себя счастливым чаешь,

Когда по дням и по ночам

На лире ты своей играешь

И песни лишь поешь царям.

Вострепещи, Мурза несчастный!

И страшны истины внемли,

Которым стихотворцы страстны

Едва ли верят на земли;

Одно к тебе лишь доброхотство

Мне их открыть велит. – Когда

Поэзия не сумасбродство,

Но вышний дар богов, – тогда

Сей дар богов лишь к чести

И к поученью их путей

Быть должен обращен, не к лести

И тленной похвале людей.

Владыки света люди те же,

В них страсти, хоть на них венцы;

Яд лести их вредит не реже, -

А где поэты не льстецы?

И ты сирен поющих грому

В вред добродетели не строй;

Благотворителю прямому

В хвале нет нужды никакой.

Хранящий муж честные нравы,

Творяй свой долг, свои дела,

Царю приносит больше славы,

Чем всех пиитов похвала.

Оставь нектаром наполненну

Опасну чашу, где скрыт яд”. -

“Кого я зрю столь дерзновениу

И чьи уста меня разят?

Кто ты? Богиня или жрица?” -

Мечту стоящу я спросил.

Она рекла мне: “Я Фелица!”

Рекла – и светлый облак скрыл

От глаз моих ненасыщенных

Божественны ее черты;

Курение мастик бесценных

Мой дом, и место то цветы

Покрыли, где она явилась.

Мой бог! мой ангел во плоти!..

Душа моя за ней стремилась,

Но я за ней не мог идти.

Подобно громом оглушенный,

Бесчувствен я, безгласен был.

Но, током слезным орошенный,

Пришел в себя и возгласил:

“Возможно ль, кроткая царевна!

И ты к Мурзе чтоб своему

Была сурова столь и гневна,

И стрелы к сердцу моему

И ты, и ты чтобы бросала,

И пламени души моей

К себе и ты не одобряла?

Довольно без тебя людей,

Довольно без тебя поэту

За кажду мысль, за каждый стих

Ответствовать лихому свету

И от сатир щититься злых!

Довольно золотых кумиров,

Без чувств мои что песни чли;

Довольно кадиев, факиров,

Которы в зависти сочли

Тебе их неприличной лестью;

Довольно нажил я врагов!

Иной отнес себе к бесчестью,

Что не дерут его усов;

Иному показалось больно,

Что он наседкой не сидит;

Иному – очень своевольно

С тобой Мурза твой говорит;

Иной вменял мне в преступленье,

Что я посланницей с небес

Тебя быть мыслил в восхищенье

И лил в восторге токи слез.

И словом: тот хотел арбуза,

А тот соленых огурцов, -

Но пусть им здесь докажет муза,

Что я не из числа льстецов;

Что сердца моего товаров

За деньги я не продаю

И что не из чужих анбаров

Тебе наряды я крою.

Но, венценосна, добродетель!

Не лесть я пел и не мечты,

А то, чему весь мир свидетель, -

Твои дела суть красоты.

Я пел, пою и петь их буду

И в шутках правду возвещу;

Татарски песни из-под спуду,

Как луч, потомству сообщу;

Как солнце, как луну, поставлю

Твой образ будущим векам;

Превознесу тебя, прославлю;

Тобой бессмертен буду сам”.

1783 – 1784

[Image006]

Желание Зимы

Его милости разжалованному

отставному сержанту,

дворянской думы копиисту,

архивариусу без архива, управителю бея имения

и стихотворцу без вкуса

1787 года

На кабаке Борея

Эол ударил в нюни;

От вяхи той бледнея,

Бог хлада слякоть, слюни

Из глотки источил,

Всю землю замочил.

Узря ту Осень шутку

Их вправду драться нудит,

Подняв пред ними юбку,

Дожди, как реки, прудит,

Плеща им в рожи грязь.

Как дуракам смеясь.

В убранстве козырбацком,

Со ямщиком-нахалом,

На иноходце хватском,

Под белым покрывалом

Бореева кума

Катит в санях – Зима.

Кати, кума драгая,

В шубеночке атласной,

Чтоб Осень, баба злая,

На Астраханской Красной

Не шлендала кабак

И не кутила драк.

Кати к нам белолика,

Кати, Зима младая,

И, льстя седого трыка

И страсть к нему являя,

Эола усмири,

С Бореем помири.

Спеши, и нашу музу,

Кабацкую певицу,

Наполнь хмельного грузу,

Наладь ее скрыпицу, – Строй пунш твоей рукой,

Захарьин! пей и пой.

Пой, только не стихеры,

И будь лишь в стойке дивен,

На разные манеры

Ори ширенъ да вирень,

Да лист, братцы, трава.

О пьяна голова!

1787

Властителям и субиям

Восстал всевышний бог, да судит

Земных богов во сонме их;

Доколе, рек, доколь вам будет

Щадить неправедных и злых?

Ваш долг есть: сохранять законы,

На лица сильных не взирать,

Без помощи, без обороны

Сирот и вдов не оставлять.

Ваш долг: спасать от бед невинные,

Несчастливым подать покров;

От сильных защищать бессильных,

Исторгнуть бедных из оков.

Не внемлют! – видят и не знают!

Покрыты мздою очеса:

Злодействы землю потрясают,

Неправда зыблет небеса.

Цари! – Я мнил, вы боги властны,

Никто над вами не судья, -

Но вы, как я, подобно страстны

И так же смертны, как и я.

И вы подобно так падете,

Как с древ увядший лист падет!

И вы подобно так умрете,

Как ваш последний раб умрет!

Воскресни, боже! боже правых!

И их молению внемли:

Приди, суди, карай лукавых

И будь един царем земли!

Ок. 1780 – 1787

На смерть графини Румянцовой

Не беспрестанно дождь стремится

На класы с черных облаков,

И море не всегда струится

От пременяемых ветров;

Не круглый год во льду спят воды,

Не всякий день бурь слышен свист,

И с скучной не всегда природы

Падет на землю желтый лист.

Подобно и тебе крушиться

Не должно, < Дашкова>, всегда,

Готово ль солнце в бездну скрыться

Иль паки утру быть чреда;

Ты жизнь свою в тоске проводишь,

По английским твоим коврам,

Уединясь, в смущеньи ходишь

И волю течь даешь слезам.

Престань! и равнодушным оком

Воззри на оный кипарис,

Который на брегу высоком

На Невские струи навис

И мрачной тени под покровом,

Во дремлющих своих ветвях,

Сокрыл недавно в гробе новом

Румянцовой почтенный прах.

Румянцовой! – Она блистала

Умом, породой, красотой

И в старости любовь снискала

У всех любезною душой;

Она со твердостью смежила

Супружний взор друзей, детей;

Монархам осьмерым служила,

Носила знаки их честей.

И зрела в торжестве и славе

И в лаврах сына своего;

Не изменялась в сердце, нраве

Ни для кого, ни для чего;

А доброе и злое купно

Собою испытала всё,

И как вертится всеминутно

Людской фортуны колесо.

Воззри на памятник сей вечной

Ты современницы твоей,

В отраду горести сердечной,

К спокойствию души своей,

Прочти: “Сия гробница скрыла

Затмившего мать лунный свет;

Смерть добродетели щадила,

Она жила почти сто лет”.

Как солнце тускло ниспущает

Последние свои лучи,.

По небу, по водам блистает

Румяною зарей в ночи, -

Так с тихим вздохом, взором ясным

Она оставила сей свет;

Но именем своим прекрасным

Еще, еще она живет.

И ты, коль победила страсти,

Которы трудно победить;

Когда не ищешь вышней власти

И первою в вельможах быть;

Когда не мстишь, и совесть права,

Не алчешь злата и сребра,

Какогст же, коль телом здраеа,

Еще желаешь ты добра?

Одно лишь в нас добро прямое,

А прочее всё в свете тлен;

Почиет чья душа в покое,

Поистине тот есть блажен.

Престань же ты умом крылатым

По треволнению летать;

С убогим грузом иль богатым

Всяк должен к вечности пристать.

Пожди, – и сын твой с страшна бою

Иль на щите, иль со щитом,

С победой, с славою, с женою,

С трофеями приедет в дом;

И если знатности и злата

Невестка в дар не принесет, -

Благими нравами богата,

Прекрасных внучат приведет.

Утешься – ив объятьи нежном

Облобызай своих ты чад;

В семействе мирном, безмятежном,

Фессальский насаждая сад,

Живи и распложай науки;

Живи и обессмерть себя,

Да громогласной лиры звуки

И музы воспоют тебя.

Седый собор Ареопага,

На истину смотря в очки,

На счет общественного блага

Нередко ей давал щелчки;

Но в век тот Аристиды жили,

Сносили ссылки, казни, смерть;

Когда судьбы благоволили,

Не должно ли и нам терпеть?

Терпи! – Самсон сотрет льву зубы,

А Навин потемнит луну;

Румянцев молньи дхнет сугубы,

Екатерина – тишину;

Меня ж ничто вредить не может,

Я злобу твердостью сотру;

Врагов моих червь кости сгложет, -

А я Пиит – и не умру.

1788

Справки

Без справок запрещает

Закон дела решить;

Сенат за справки отрешает

И отдает судить.

Но как же поступать? – Воровать?

1788

Осень во время осады Очакова

Спустил седой Эол Борея

С цепей чугунных из пещер;

Ужасные криле расширя,

Махнул по свету богатырь;

Погнал стадами воздух синий.

Сгустил туманы в облака,

Давнул, – и облака расселись,

Пустился дождь и восшумел.

Уже румяна Осень носит

Снопы златые на гумно,

И роскошь винограду просит

Рукою жадной на вино.

Уже стада толпятся птичьи,

Ковыль сребрится по степям;

Шумящи красно-желты листьи

Расстлались всюду по тропам.

В опушке заяц быстроногий,

Как колпик поседев, лежит;

Ловецки раздаются роги,

И выжлиц лай и гул гремит.

Запасшися крестьянин хлебом,

Ест добры щи и пиво пьет;

Обогащенный щедрым небом,

Блаженство дней своих поет.

Борей на Осень хмурит брови

И Зиму с севера зовет:

Идет седая чародейка,

Косматым машет рукавом;

И снег, и мраз, и иней сыплет

И воды претворяет в льды;

От хладного ее дыханья

Природы взор оцепенел.

Наместо радуг испещренных

Висит по небу мгла вокруг,

А на коврах полей зеленых

Лежит рассыпан белый пух.

Пустыни сетуют и долы,

Голодны волки воют в них;

Древа стоят и холмы голы,

И не пасется стад при них.

Ушел олень на тундры мшисты,

И в логовище лег медведь;

По селам нимфы голосисты

Престали в хороводах петь;

Дымятся серым дымом домы,

Поспешно едет путник в путь,

Небесный Марс оставил громы

И лег в туманы отдохнуть.

Российский только Марс, Потемкин,

Не ужасается зимы:

По развевающим знаменам

Полков, водимых им, орел

Над древним царством Митридата

Летает и темнит луну;

Под звучным крил его мельканьем

То черн, то бледн, то рдян Эвксин.

Огонь, в волнах неугасимый,

Очаковские стены жрет,

Пред ними росс непобедимый

И в мраз зелены лавры жнет;

Седые бури презирает.

На льды, на рвы, на гром летит,

В водах и в пламе помышляет:

Или умрет, иль победит.

Мужайся, твердый росс и верный,

Еще победой возблистать!

Ты не наемник – сын усердный;

Твоя Екатерина мать,

Потемкин – вождь, бог – покровитель;

Твоя геройска грудь – твой щит,

Честь – мзда твоя, вселенна – зритель,

Потомство плесками гремит.

Мужайтесь, росски Ахиллесы,

Богини северной сыны!

Хотя вы в Стикс не погружались.

Но вы бессмертны по делам.

На вас всех мысль, на вас всех взоры.

Дерзайте ваших вслед отцов!

И ты спеши скорей, Голицын!

Принесть в твой дом с оливой лавр.

Твоя супруга златовласа,

Пленира сердцем и лицом.

Давно желанного ждет гласа,

Когда ты к ней приедешь в дом;

Когда с горячностью обнимешь

Ты семерых твоих сынов,

На матерь нежны взоры вскинешь

И в радости не сыщешь слов.

Когда обильными речами

Потом восторг свой изъявишь,

Бесценными побед венцами

Твою супругу удивишь;

Геройские дела расскажешь

Ее ты дяди и отца,

И дух и ум его докажешь

И как к себе он влек сердца.

Спеши, супруг, к супруге верной,

Обрадуй ты, утешь ее;

Она задумчива, печальна,

В простой одежде, и, власы

Рассыпав по челу нестройно,

Сидит за столиком в софе;

И светло-голубые взоры

Ее всечасно слезы льют.

Она к тебе вседневно пишет:

Твердит то славу, то любовь,

То жалостью, то негой дышит,

То страх ее смущает кровь;

То дяде торжества желает,

То жаждет мужниной любви,

Мятется, борется, вещает:

“Коль долг велит, ты лавры рви!”

В чертоге вкруг ее безмолвном

Не смеют нимфы пошептать;

В восторге только музы томном

Осмелились сей стих бряцать. – Румяна Осень! – радость мира!

Умножь, умножь еще твой плод!

Приди, желанна весть! – и лира

Любовь и славу воспоет.

1788

Философы, пьяный и трезвый

Пьяный

Сосед! на свете все пустое:

Богатство, слава и чины;

А если за добро прямое

Мечты быть могут почтены, -

То здраво и покойно жить,

С друзьями время проводить,

Красот любить, любимым быть

И с ними сладко есть и пить.

Как пенится вино прекрасно!

Какой в нем запах, вкус и цвет!

Почто терять часы напрасно?

Нальем, любезный мой сосед!

Трезвый

Сосед! на свете не пустое

Богатство, слава и чины;

Блаженство сыщем в них прямое,

Когда мы будем лишь умны,

Привыкнем прямо честь любить,

Умеренно, в довольстве жить,

По самой нужде есть и пить, -

То можем все счастливы быть.

Пусть пенится вино прекрасно,

Пусть запах в нем хорош и цвет;

Не наливай ты мне напрасно:

Не пью, любезный мой сосед.

Пьяный

Гонялся я за звучной славой,

Встречал я смело ядры лбом;

Сей зверской упоен отравой,

Я был ужасным дураком.

Какая польза страшным быть,

Себя губить, других мертвить,

В убийстве время проводить?.

Безумно на убой ходить.

Как пенится вино прекрасно!

Какой в нем запах, вкус и цвет!

Почто терять часы напрасно?

Нальем, любезный мой сосед!

Трезвый

Гоняться на войне за славой

И с ядрами встречаться лбом

Велит тому рассудок здравой,

Кто лишь рожден не дуракам:

Царю, отечеству служить,

Чад, жен, родителей хранить,

Себя от плена боронить -

Священна должность храбрым быть!

Пусть пенится вино прекрасно,

Пусть залах в нем хорош и цвет;

Не наливай ты мне напрасно:

Не пью, любезный мой сосед.

Пьяный

Хотел я сделаться судьею,

Законы свято соблюдать, -

Увидел, что кривят душею,

Где должно сильных осуждать.

Какая польза так судить?

Одних щадить, других казнить

И совестью своей шутить?

Смешно в тенета мух ловить.

Как пенится вино прекрасно!

Какой в нем запах, вкус и цвет!

Почто терять часы напрасно?

Нальем, любезный мой сосед!

Трезвый

Когда судьба тебе судьею

В судах велела заседать, -

Вертеться нужды нет душею,

Когда не хочешь взяток брать.

Как можно так и сяк судить,

Законом правду тенетить

И подкупать себя пустить?

Судье злодеем страшно быть!

Пусть пенится вино прекрасно,

Пусть запах в нем хорош и цвет;

Не наливай ты мне напрасно:

Не пью. любезный мой сосед.

1789

На Счастие

Всегда прехвально, препочтемно,

Во всей вселенной обоженяо

И вожделенное от всех,

О ты, великомощно Счастье!

Источник наших бед, утех,

Кому и в вёдро и в ненастье

Мавр, лопарь, пастыри, цари,

Моляся в кущах и на троне,

В воскликмовениях и стоне,

В сердцах их зиждут алтари!

Сын время, случая, судьбины

Иль недоведомой причины,

Бог сильный, резвый, добрый, злой!

На шаровидной колеснице,

Хрустальной, скользкой, роковой,

Вослед блистающей деннице

Чрез горы, степь, моря, леса

Вседневно ты по свету скачешь,

Волшебною ширинкой машешь

И производишь чудеса.

Куда хребет свой обращаешь,

Там в пепел грады претворяешь,

Приводишь в страх богатырей;

Султанов заключаешь в клетку,

На казнь выводишь королей;

Но если ты ж, хотя в издевку,

Осклабишь взор свой на кого, -

Раба творишь владыкой миру,

Наместо рубища порфиру

Ты возлагаешь на него.

В те дни людского просвещенья,

Как нет кикиморов явленья,

Как ты лишь всем чудотворишь:

Девиц и дам магнизируешь,

Из камней золото варишь,

В глаза патриотизма плюешь,

Катаешь кубарем весь мир;

Как резвости твоей примеров,

Полна земля вся кавалеров,

И целый свет стал бригадир.

В те дни, как всюду скороходом

Пред русским ты бежишь народом

И лавры рвешь ему зимой,

Стамбулу бороду ерошишь,

На Тавре едешь чехардой,

Задать Стокгольму перцу хочешь,

Берлину фабришь ты усы,

А Темзу в фижмы наряжаешь,

Хохол Варшаве раздуваешь,

Коптишь голландцам колбасы.

В те дни, как Вену ободряешь,

Парижу пукли разбиваешь,

Мадриту поднимаешь нос,

На Копенгаген иней сеешь,

Пучок подносишь Гданску роз,

Венецьи, Мальте не радеешь,

А Греции велишь зевать,

И Риму, ноги чтоб не пухли,

Святые оставляя туфли,

Царям претишь их целовать.

В те дни, как всё везде в разгулье:

Политика и правосудье,

Ум, совесть, и закон святой,

И логика пиры пируют,

На карты ставят век златой,

Судьбами смертных пунтируют,

Вселенну в трактелево гнут;

Как полюсы, меридианы,

Науки, музы, боги – пьяны,

Все скачут, пляшут и поют.

В те дни, как всюду ерихонцы

Не сеют, но лишь жнут червонцы,

Их денег куры не клюют;

Как вкус и нравы распестрялись,

Весь мир стал полосатый шут;

Мартышки в воздухе явились,

По свету светят фонари,

Витийствуют у ранги в школах;

На пышных карточных престолах

Сидят мишурные цари.

В те дни, как мудрость среди тронов

Одна не месит макаронов,

Не ходит в кузницу ковать;

А разве временем лишь скучным

Изволит муз к себе пускать

И перышком своим искусным,

Не ссоряся никак, ни с кем,

Для общей и своей забавы,

Комедьи пишет, чистит нравы

И припевает хем, хем, хем.

В те дни, ни с кем как не сравненна,

Она с тобою сопряженна, -

Нельзя ни в сказках рассказать,

Ни написать пером красиво, -

Как милость любит проливать,

Как царствует она правдиво,

Не жжет, не рубит без суда;

А разве кое-как вельможи,

И так и сяк, нахмуря рожи,

Тузят иного иногда.

В те дни, как машет всюду взоры

Она вселенной на рессоры

И весит скипетры царей,

Следы орлов парящих видит

И пресмыкающихся змей;

Разя врагов, не ненавидит,

А только пресекает зло;

Без лат богатырям и в латах

Претит давить лимоны в лапах:

А хочет, чтобы все цвело.

В те дни, как скипетром любезным

Она перун к странам железным

И гром за тридевять земель

Несет на лунно государство,

И бомбы сыплет, будто хмель;

Свое же ублажая царство,

Покоит, греет и живит;

В мороз камины возжигает,

Дрова и сено запасает,

Бояр и чернь благотворит.

В те дни и времена чудесны

Твой взор и на меня всеместный

Простри, о над царями царь!

Простри и удостой усмешкой

Презренную тобою тварь;

И если я не создан пешкой,

Валяться не рожден в пыли,

Прошу тебя моим быть другом;

Песчинка может быть жемчугом,

Погладь меня и потрепли.

Бывало, ты меня к боярам

В любовь сведешь: беру всё даром,

На вексель, в долг без платежа;

Судьи, дьяки и прокуроры,

В передней про себя брюзжа,

Умильные мне мещут взоры

И жаждут слова моего, -

А я всех мимо по паркету

Бегу, нос вздернув, к кабинету

И в грош не ставлю никого.

Бывало, под чужим нарядом

С красоткой чернобровой рядом

Иль с беленькой, сидя со мной,

Ты в шашки, то в картеж играешь;

Прекрасною твоей рукой

Туза червонного вскрываешь,

Сердечный твой тем кажешь взгляд;

Я к крале короля бросаю,

И ферзь к ладье я придвигаю,

Даю марьяж иль шах и мат.

Бывало, милые науки

И музы, простирая руки,

Позавтракать ко мне придут

И все мое усядут ложе;

А я, свирель настроя тут,

С их каждой лирой то же, то же

Играю, что вчерась играл.

Согласна трель! взаимны тоны!

Восторг всех чувств! За вас короны

Тогда бы взять не пожелал.

А ныне пятьдесят мне било;

Полет свой счастье пременило,

Без лат я горе-богатырь;

Прекрасный пол меня лишь бесит,

Амур – без перьев – нетопырь,

Едва вспорхнет – и нос повесит.

Сокрылся и в игре мой клад;

Не страстны мной, как прежде, музы;

Бояра понадули пузы,

И я у всех стал виноват.

Услышь, услышь меня, о Счастье!

И солнце как сквозь бурь, ненастье,

Так на меня и ты взгляни;

Прошу, молю тебя умильно,

Мою ты участь премени;

Ведь всемогуще ты и сильно

Творить добро из самых зол;

От божеской твоей десницы

Гудок гудит на тон скрыпицы

И вьется локоном хохол.

Но ах! как некая ты сфера

Иль легкий шар Монгольфиера,

Блистая в воздухе, летишь;

Вселенна длани простирает,

Зовет тебя – ты не глядишь;

Но шар твой часто упадает

По прихоти одной твоей

На пни, на кочки, на колоды,

На грязь и на гнилые воды;

А редко, редко на людей.

Слети ко мне, мое драгое,

Серебряное, золотое,

Сокровище и божество!

Слети, причти к твоим любимцам!

Я храм тебе и торжество

Устрою, и везде по крыльцам

Твоим рассыплю я цветы;

Возжгу куреньи благовоняы

И буду ездить на поклоны,

Где только обитаешь ты.

Жить буду в тереме богатом,

Возвышусь в чин, и знатным браком

Горацию в родню причтусь;

Пером моим славно-школярным

Рассудка выше вознесусь

И, став тебе неблагодарным,

“Беатус! брат мой, на волах

Собою сам поля орющий

Или стада свои пасущий!” -

Я буду восклицать в пирах.

Увы! еще ты не внимаешь,

О Счастие! моей мольбе,

Мои обеты презираешь;

Знать, неугоден я тебе.

Но на софах ли ты пуховых,

В тенях ли миртовых, лавровых

Иль в золотой живешь стране,

Внемли, – шепни твоим любимцам,

Вельможам, королям и принцам:

Спокойствие мое во мне!

1789

[Image007]

Праведный судия

Я милость воспою и суд

И возглашу хвалу я богу;

Законы, поученье, труд,

Премудрость, добродетель строгу

И непорочность возлюблю.

В моем я доме буду жить

В согласьи, в правде, в преподобьи;

Как чад, рабов моих любить,

И сердца моего в незлобьи

Одни пороки истреблю.

И мысленным очам моим

Не предложу я дел преступных;

Ничем не приобщуся к злым,

Возненавижу я распутных

И отвращуся от льстецов.

От своенравных уклонюсь,

Не прилеплюсь в совет коварных,

От порицаний устранюсь,

Наветов, наущений тайных,

И изгоню клеветников.

За стол с собою не пущу

Надменных, злых, неблагодарных;

Моей трапезой угощу

Правдивых, честных, благонравных,

К благим и добрым буду добр.

И где со мною ни сойдутся

Лжецы, мздоимцы, гордецы, -

Отвсюду мною изженутся

В дальнейшие земны концы,

Иль казнь повергнет их во гроб.

1789

Изображение Фелицы.

Рафаэль! живописец славный,

Творец искусством естества!

Рафаэль чудный, бесприкладкып,

Изобразитель божества!

Умел ты кистию свободной

Непостижимость написать, -

Умей моей богоподобной

Царевны образ начертать.

Изобрази ее мне точно

Осанку, возраст и черты,

Чтоб в них я видел и заочно

Ее и сердца красоты,

И духа чувствы возвышенны,

И разума ее дела:

Фелица, ангел воплощенный,

В твоей картине бы жила.

Небесно-голубые взоры

И по ланитам нежна тень

Сквозь мрак времен, стихиев споры

Блистали бы, как ясный день;