Текст книги "Идем в наступление"

Автор книги: Гавриил Зданович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

Нам было ясно: наступление будет нелегким. Каждый метр обороны противника придется брать с боем, придется вгрызаться в его боевые порядки...

Нашему наступлению придавалось большое значение, ведь после Голой Долины предстояло уничтожить немецкую группировку в Барвенково и Славянске. А потому я не удивился, когда вечером того же дня на ВПУ вызвали всех командиров дивизий первого эшелона. Маршал Советского Союза А. М. Василевский вместе с командармом А. И. Даниловым заслушали наши доклады о готовности к наступлению и потребовали быстрых и решительных действий.

– Дивизии в полной мере обеспечены артиллерией и танками, – говорил маршал. – Наступление должно быть успешным...

Тут же мы прочитали только что отпечатанные экземпляры газеты «В бой за Родину». В передовой статье говорилось: «...Впереди родная Украина. Вас ждут миллионы советских граждан, изнывающих под фашистским ярмом. [83]

Смелее же в бой, за освобождение, за честь и независимость нашей Родины, за счастье советского народа».

Этот призыв газеты был как бы завершающим аккордом огромной политической работы, которую проводили перед наступлением все командиры и политработники.

Впервые после Указа Президиума Верховного Совета СССР от 9 октября 1942 года «Об установлении полного единоначалия и упразднении института военных комиссаров в Красной Армии» командиры подразделений дивизии выступали в боевой обстановке как единоначальники, в равной степени ответственные за боевую и политическую работу.

Мы сделали все, чтобы довести боевую задачу до каждого бойца. Воины с энтузиазмом воспринимали предстоящее наступление. В коротких выступлениях и беседах они клялись бить врага беспощадно, не жалея самой жизни...

К рассвету 16 августа полки перегруппировались и заняли исходные позиции для атаки. А ровно в девять земля содрогнулась от мощной канонады. За нашими боевыми порядками к небу взвились и тут же угасли яркие сполохи. Все заволокло дымом и пылью... В ту же минуту над позициями врага взметнулись черные султаны разрывов. Воздух стал густым и жарким...

Так начался тяжелый и кровопролитный бой у села Голая Долина, продолжавшийся для нашей дивизии целых 15 суток.

После мощной артподготовки, длившейся около часа, началась танковая атака. Под защитой стальных машин поднялась пехота.

...В боевых порядках 592-го полка шли в атаку пулеметчики отец и сын Висковские.

Не зря говорят в народе, что существует все-таки солдатское счастье. Не раз участвовали оба в боях, но до сих пор пули щадили их, не задевали осколки.

В этой атаке одна из фашистских мин угодила прямо под ноги отцу, он замертво рухнул на землю. А сын, находившийся в нескольких шагах, остался невредим.

– Батя! – закричал он. – Что же ты, батя!..

Сдернув пилотку, Виктор опустился на колени, припал лицом к отцовской груди. А потом резко поднялся, сорвал с плеча автомат, бросился вперед...

Виктор первым ворвался в траншею врага и уничтожил несколько гитлеровцев... [84]

Говорят, есть солдатское счастье. Счастье это трудное и горькое, не каждому оно выпадает. Но тот, кто выдюжит, выстоит, кого минует смерть или рана, тот воюет за двоих, за троих.

Виктор Висковский стал наводчиком пулемета и сполна отомстил за отца: десятки оккупантов навечно остались лежать в украинской земле...

В атаке на Голую Долину была прорвана первая линия немецких укреплений. Под прикрытием танков продолжала развивать наступление нехота.

Активно поддерживал товарищей огнем пулеметчик Гинтеев. Но по щитку пулемета неожиданно чиркнули осколки снаряда. Солдату оторвало обе ноги.

Превозмогая страшную боль, Гинтеев достал из кармана гимнастерки сложенную вчетверо фронтовую газету, написал на ней своей кровью: «Отомстите за меня» – и, собрав последние силы, снова открыл огонь по врагу...

Танки и пехота миновали вторую линию вражеских укреплений. Но плотный огонь из уцелевшего дзота заставил залечь нашу стрелковую роту. Тогда ее комсорг Парфентьев подполз к самой амбразуре и точно метнул гранаты. Бойцы тут же ворвались в дзот, уничтожили засевших там фашистов и обеспечили продвижение роты.

...У третьей линии укреплений получилась заминка: наши танки прорвались через траншеи, но не подавили всех огневых точек. Стремясь скорее выполнить задачу, они набрали ход и пошли в село Голая Долина. А пехота, встреченная на этом рубеже сильным огнем, залегла. В результате получился разрыв между пехотой и танками, был потерян темп наступления.

Чтобы поднять бойцов в атаку, мне пришлось вернуть из села танки и дать огневой налет по третьей траншее противника. После этого наши снова устремились вперед, продвинулись на полтора километра и заняли северную окраину села...

Гитлеровцы пробовали кое-где контратаковать. В медсанбат с тяжелой контузией был отправлен командир 610-го полка майор Л. К. Лысенко. Его место занял достойный преемник майор Леонтий Дорофеевич Гайдамака.

...За день упорных боев дивизия заняла Голую Долину и закрепилась на юго-восточной окраине.

На следующий день после мощного артиллерийского налета полки возобновили атаки и продвинулись еще на [85] полтора километра. Теперь уже мы действовали без танков: командование перебросило их на другие направления.

Чтобы сдержать натиск наших частей, гитлеровцы вызвали авиацию.

Во второй половине дня 17 августа над полем боя волна за волной стали проходить немецкие самолеты. Летая группами по 15–30 машин, гитлеровцы методично бомбили и обстреливали боевые порядки дивизии. А к вечеру, подтянув из резерва батальон пехоты и танки 17-й танковой дивизии, фашисты предприняли несколько контратак. Мы же лишились и такой мощной поддержки, какой является артиллерия РВГК. Командование придавало ее нам только в начале наступления...

На другой день противник ввел в бой на участке нашей дивизии некоторые части 387-й пехотной дивизии. Одновременно усилились налеты авиации.

100 бомбардировщиков с паучьей свастикой полчаса непрерывно утюжили передний край 610-го полка в стыке с 333-й стрелковой дивизией.

Со своего НП я видел, как кипела, бурлила земля в расположении полка майора Гайдамаки. Казалось, все там изорвано, все взлетело на воздух.

– Если кто уцелеет, будет чудо... – вздыхал начальник 1-го отделения Андрей Афанасьевич Цвелев.

Полчаса длился налет, и эти полчаса показались нам вечностью. Наконец наступила тишина, и тут же зазуммерил полевой телефон.

– Атакован врагом силою до батальона при поддержке танков, – спокойно доложил Гайдамака.

– Сможете обойтись своими силами? – взволнованно спросил я.

– Так точно, – раздалось в трубке.

– Каковы потери в результате налета авиации?

– Мы укрылись в отбитых у гитлеровцев окопах. Убито десять человек...

В тот день немцы еще трижды бросались в контратаки на 610-й полк. Но были отбиты и, преследуемые нашими солдатами, отошли на 500–700 метров. Продвинулись вперед и полки под командованием майоров П. Т. Лембы и М. П. Яремчука.

Изнурительным боям, казалось, не будет конца. Я уже писал, что приданные нам танки, артиллерия [86] РВГК и ракетные установки были перегруппированы на другие направления. Приказ же наступать остался в силе. Вот почему каждый вечер я обсуждал с заместителями, как действовать дальше нашим ослабленным частям.

Наступать было необходимо, чтобы все время держать противника в напряжении, не отдать ему инициативу. Это подчеркивал командарм, это отлично понимал каждый из нас.

В те дни я не раз вспоминал слова генерала Ватутина: «...не каждое наступление заканчивается успехом, но каждое связано с потерями». Отвоевывая у фашистов каждый метр родной земли, нанося им ощутимый урон, дивизия тоже теряла бойцов и командиров и была вынуждена постепенно сводить полки в батальоны, роты во взводы...

– Как будем действовать завтра? – спросил я, оглядев собравшихся. Дни боев сказались на каждом: воспаленные глаза, не то обветренные, не то посеревшие от усталости лица...

– Наступать на всем фронте у нас нечем... – поднялся первым начальник штаба подполковник Погодаев. – А потому предлагаю атаковать неприятеля только на участке 610-го полка, но обеспечить эту атаку всеми огневыми средствами дивизии.

– Правильно, – подтвердил командующий артиллерией подполковник Кузьмин. – На все соединение у нас не хватит боеприпасов.

Со своего места встал И. Ф. Беспалько.

– Немцы все время получают подкрепления... Давайте прикинем худшее. У нас больше других пострадал 592-й полк... Если мы еще лишим его артиллерии, как он сможет отразить атаку? А вдруг именно туда ударят фашисты? Нет, товарищи, этого делать нельзя... Григорий Филиппович, – посмотрел Беспалько на Кузьмина, – придумайте что-нибудь. Людей без артиллерии оставить невозможно...

– А наступать надо, – сказал полковник Ситников. – Пойдет ли противник в атаку, это еще неизвестно... Ударит ли по 592-му, опять же проблематично...

Кузьмин надолго задумался: так бывало всегда, когда множество вариантов теснилось в его голове, а он, бракуя один за другим, искал и находил наиболее удачное, [87] наиболее правильное решение. Григорий Филиппович подошел к карте, что-то прикинул и твердо произнес:

– Не будем снимать артиллерию. Нет. Оставим на месте... Смотрите на карту: участок наступления 610-го полка находится вот здесь. А сюда нам хватит траектории стрелять с прежних позиций... Значит, противотанковые орудия и артиллерию оставим на старых рубежах!

Так в совместном поиске родилось решение наступать на участке только одного полка, поддерживая его огнем всей артиллерии.

Сразу были утверждены и пункт атаки, и ее время, и средства, которые будут поддерживать атакующих... Мой заместитель полковник Ф. Д. Ситников тут же выехал в 610-й полк к Леонтию Тимофеевичу Гайдамаке. А наутро артподготовка возвестила, что дивизия атакует, идет в наступление, дерется за каждый метр родной земли...

С 26 августа по приказу командарма мы перешли к обороне и закрепились на занятых рубежах, но каждую ночь уходили в поиск разведчики, активно действовали наши снайперы.

Снайперское движение зародилось в дивизии еще в период обороны на Дону. Лучшие стрелки успешно охотились за врагом, наносили ему ощутимый урон. Но планомерной работы по воспитанию мастеров меткого огня не велось.

После приказа Военного совета 63-й армии от 23 октября 1942 года положение резко изменилось. Работой со снайперами стали заниматься командиры частей и их штабы.

Лучшим снайпером дивизии заслуженно считался старший сержант 610-го полка Сергей Орлов. К началу боев у села Голая Долина он уже успел уничтожить не один десяток вражеских солдат и офицеров. Орден Отечественной войны I степени, орден Красной Звезды и медаль «За отвагу» украшали грудь воина. Приказом командования ему было присвоено звание младшего лейтенанта. Орлов не только был блестящим мастером своего дела, но и подготовил немало отличных снайперов.

И вдруг неприятная весть – Орлов тяжело ранен. Шальная пуля настигла его у деревни Голая Долина.

Перед эвакуацией в тыл Сергей Орлов сказал своим товарищам – ученикам: [88]

– Главное – выдержки, ребята. – Терпеливое выслеживание врага, спокойное прицеливание и быстрый, уверенный выстрел, запомните это...

Оказавшись в далеком тыловом госпитале, наш прославленный снайпер писал в дивизию, не терял связи со своими учениками, и те не подвели учителя. Снайпер Иван Меркулов, например, за четыре дня уничтожил у деревни Голая Долина 19 гитлеровцев. А вскоре стал Героем Советского Союза...

Прошло немало времени. Мы воевали уже под Николаевом, когда в часть неожиданно приехал... Сергей Тихонович Орлов! Списанный подчистую из армии, он, едва залечив раны, взял солдатскую котомку – и к нам...

Первым делом Орлов нашел своего ученика Меркулова, поздравил его от всей души и... попросился на снайперскую «охоту».

В нарушение всех предписаний начпрод 592-го полка старший лейтенант И. И. Осадченко выдал Сергею Тихоновичу маскхалат, а Иван Меркулов, нарушив устав, временно передал Орлову свою снайперскую винтовку.

Двух гитлеровцев отправил в тот день к праотцам С. Т. Орлов...

С передовой его увел Игнатий Федорович Беспалько. Увел и не сказал мне ни слова. Об этом случае я узнал лишь после войны из газеты «Днепровская правда».

Не раз после лечения в госпитале возвращался в родную дивизию лучший истребитель танков сержант Степанов. В тот день, когда был ранен Орлов, сержант Степанов в третий раз, залечив раны, вернулся к нам. А я с удовольствием вручил ему орден Отечественной войны II степени.

* * *

...31 августа части дивизии сдали свои участки обороны соседним подразделениям и были отведены на отдых и пополнение. Личный состав, получил наконец возможность привести себя в порядок, оглянуться на сделанное, подбить итоги, разобраться в ошибках, сделать выводы на будущее.

Все, что было положительного и отрицательного в боевых делах соединения, я подробно проанализировал на совещании командиров частей, начальников служб, отделений штаба и тыла дивизии. [89]

15 дней боев у деревни Голая Долина... 15 дней тяжелых схваток и атак. Продвижение было небольшим. Потери – значительными. Мы знали, что противник с трудом сдерживал наши атаки и нес большие потери. Знали, что немцы не могли снять с участка, где наступала дивизия, ни одного подразделения. Что они неоднократно вводили в бой все новые и новые резервы живой силы, танков, авиации. Одно это уже говорило само за себя...

Хочу рассказать о работе санитарной службы в период этих боев.

Командиром медсанбатальона являлся у нас капитан медицинской службы Федор Назарович Вишницкий. Всегда подтянутый, офицер был не только хорошим врачом, но и обладал недюжинными организаторскими способностями, а потому успешно справлялся с порученным делом. Работа медицинской службы шла четко, без перебоев. И в боях под Голой Долиной медики показали себя с лучшей стороны.

Дивизионный передовой медпункт располагался тогда в двух-трех километрах от Северского Донца. Песчаный грунт и близость подпочвенных вод не позволяли вырыть глубокие щели для укрытий. А враг непрерывно бомбил и обстреливал расположение дивизии.

Раненых было так много, что медицинским работникам приходилось трудиться целыми сутками без перерыва. Даже ели они на ходу. Разрешение на отдых мог дать только командир батальона. Но просили об этом лишь те, кто уже не способен был держаться на ногах. Сутками не отходил от операционного стола старший хирург пятидесятилетний Александр Тимофеевич Тимофеев. Такая напряженная, изнурительная работа длилась целых две недели...

Самых теплых слов заслуживает командир госпитального взвода врач Варвара Григорьевна Марченко. Она не только лечила людей. Ее чуткое отношение и материнская забота вселяли в раненых бодрость, оптимизм. Благодаря золотым рукам доктора Марченко выжили и стали боеспособными лейтенант Носов, солдаты Чернов, Сенченко и некоторые другие, имевшие по два-три ранения...

В период трудных боев в районе Голой Долины значительно обновился состав штаба дивизии. Без преувеличения могу сказать, что все офицеры были смелыми, грамотными, [90] энергичными людьми. Но никто из них не имел опыта штабной работы в бою.

Когда дивизия стояла в старобельском укрепленном районе, все они серьезно изучили функциональные обязанности, каждый приобрел какую-то практику в управлении войсками. Но то было в спокойной обстановке. А меня волновало, как сложится дело в бою.

Опасения оказались напрасными. Все наши штабисты показали себя с самой хорошей стороны. А новый начальник штаба Николай Васильевич Погодаев оперативно и точно давал задания и четко контролировал работу всех отделений штаба и служб дивизии.

Действиями полков я тоже был вполне удовлетворен. Но в первую очередь хочется выделить майора Леонтия Дорофеевича Гайдамаку, командира 610-го полка. Этот офицер обладал всеми данными, необходимыми командиру его ранга, отличался незаурядной личной храбростью. Гайдамака всегда находился в том батальоне, который отражал контратаку или действовал на наиболее опасном направлении.

За мужество в боях у деревни Голая Долина майор Гайдамака был награжден орденом Красного Знамени...

В результате кровопролитных боев на главном направлении 12-й армии и Юго-Западного фронта в целом наша дивизия, наступавшая в тяжелых условиях, получила огромный боевой опыт. Она вошла в число лучших соединений своей армии.

* * *

Недолгим был наш отдых...

Совершив небольшой переход, части дивизии к утру 7 сентября заняли исходное положение для наступления на село Краснополье Первое.

Перед фронтом дивизии оборонялся 156-й мотополк 16-й моторизованной дивизии гитлеровцев. У противника были отрыты окопы полного профиля, колючая проволока опутывала деревья, на дорогах и просеках виднелись завалы.

Наши неоднократные атаки не дали в тот день результатов. Враг начал отходить только в ночь на 8 сентября. Преследование велось в юго-западном направлении. Успех развивался так быстро, что я приказал перестроиться из боевых цепей в батальонные походные колонны... [91]

К вечеру немцы собрали силы, чтобы контратакой задержать наше продвижение. Но их попытка не увенчалась успехом.

10 сентября противник оказал сильное сопротивление нашим частям на рубеже Богодарово, Надеждовка, Пятиречка. Чтобы сбить его с этого рубежа, были развернуты три стрелковые дивизии – наша, 79-я и 333-я. Жаркий бой продолжался более десяти часов. В результате 79-я стрелковая дивизия заняла Богодарово, 203-я – Надеждовку и 333-я – Пятиречку.

Мы не давали гитлеровцам развернуться и закрепиться на промежуточном рубеже, действовали, так сказать, на упреждение, то есть с ходу занимали более выгодные позиции и продолжали наступать. В результате в течение пяти дней немцы не могли остановить нашего продвижения. И только 15 сентября им удалось ненадолго закрепиться на рубеже село Коростовка, высоты севернее и южнее его.

В развернувшихся затем боях невдалеке от села Уплатное погиб командир роты 592-го полка старший лейтенант Василий Алексеевич Шумовский. Вся дивизия знала этого веселого, отважного и храброго офицера. Местные жители, пришедшие проводить Шумовского в последний путь, тут же на траурном митинге постановили – просить присвоить имя Шумовского колхозу села Уплатное.

А наступление продолжалось. В бинокли был уже виден Павлоград. Еще в зимних боях, в феврале 1943 года, этот город был отбит у противника. Но затем обстановка сложилась так, что нашим войскам пришлось оставить его.

На этот раз немцев удалось выбить довольно быстро. Мне эти дни запомнились в связи с одним необычным случаем. А произошло вот что.

Совершая очередной маневр на подступах к городу, наш 592-й полк вышел к глубокой балке, и тут солдаты, всякое повидавшие на войне, остановились как вкопанные. Из балки навстречу им вышло более тридцати маленьких, закутанных в рваное тряпье детишек. С ними находилась женщина.

– Наконец-то, родные! – с плачем бросилась она навстречу бойцам. [92]

Оказалось, она целый месяц прятала здесь детишек, обреченных фашистами на уничтожение.

Видевший эту сцену помощник начальника штаба полка старший лейтенант В. Б. Шефталович с волнением рассказал мне, как солдаты извлекали из вещмешков все свои припасы и раздавали их малышам.

Короткой была эта остановка, бойцы торопились в бой. Дрались они в тот день с особым воодушевлением. Сбивая вражеские заслоны, опрокидывая части прикрытия, они упорно преследовали гитлеровцев. Чтобы дать передышку бойцам, полки поочередно сменяли друг друга в первых линиях.

Отступавшие гитлеровцы пытались задержаться у Павлограда на реках Самара и Волчья. Но мы не дали им такой возможности. 244-я стрелковая дивизия, взаимодействуя с танками, стремилась охватить их с юга. Наша 203-я наступала с востока, а с севера немцев обходила 6-я армия. Поэтому закрепиться у города врагу не удалось, несмотря даже на массированные удары авиации.

Откатываясь к Днепру, фашистские войска разрушали и сжигали все на своем пути. Это заставляло усилить темпы преследования.

С 8 по 24 сентября дивизия освободила десятки крупных населенных пунктов Харьковской и Днепропетровской областей. И повсюду мы оказывались свидетелями великого людского горя, видели страшные следы хозяйничанья гитлеровцев на временно оккупированной территории.

...25 сентября дивизия вышла на левый берег Днепра, в 20–25 километрах севернее Запорожья.

Открывалась новая страница ее истории, новая героическая страница Великой Отечественной войны. [93]

В битве за Днепр

Грандиозная битва за Днепр началась в конце августа 1943 года и продолжалась до нового, 1944 года. В ней принимали участие войска Центрального, Воронежского, Степного, Юго-Западного и Южного фронтов {6}. Происходила она на фронте до тысячи километров. Особенно тяжелые бой развернулись за столицу Украины – Киев и за Днепровско-Криворожский рудный бассейн.

Еще задолго до подхода советских войск к Днепру Ставка Верховного Главнокомандования потребовала от военных советов фронтов и армий готовиться к форсированию реки с ходу и быстрому захвату плацдармов на правом берегу. Наиболее отличившихся при форсировании Днепра было рекомендовано представлять к званию Героя Советского Союза...

В ночь на 26 сентября на нашем участке в 40–45 километрах севернее Запорожья Днепр уже был форсирован воинами 333-й стрелковой дивизии. И командарм генерал-майор Данилов приказал нам помочь 333-й расширить плацдарм.

* * *

333-я дивизия форсировала Днепр в излучине, где река словно сама спешила навстречу советским солдатам. 203-я подходила к Днепру слева от 333-й, а затем вместе с ней вышла к реке в неудобном для форсирования месте. Поэтому командарм приказал нашему соединению осуществить форсирование у залива восточнее хутора Петро-Свистуново на двух мотопаромах и лодках. [94]

В тот же день я предупредил командиров частей и их заместителей по политчасти, что задача, поставленная перед нами, очень сложна, времени на ее подготовку мало, и следовательно, всю предварительную работу надо провести в подразделениях как можно быстрее.

...Стояла та осенняя пора, когда дожди словно промыли небо и землю и солнечные лучи щедро золотили ее до самого горизонта. Перед нами, похожий на море, лежал Днепр. Как зачарованные смотрели мы на его темно-синие воды.

Игнатий Федорович Беспалько снял фуражку.

– Вот он, красавец, – сказал подполковник, кивком указывая на реку. – Смотрите, любуйтесь...

В бинокль я видел водную преграду шириной около трех километров. У хутора Петро-Свистуново Днепр поворачивал на запад. У села Вовниги, километрах в семи-восьми слева от нас, река резко сужалась, сворачивая затем на юго-запад, к Запорожью.

По обоим невысоким берегам кое-где еще зеленела листва деревьев. У села Алексеевка к самой воде сбегали вишневые сады.

Отлогий изгиб правого берега, поросший кустами вербы, постепенно повышался к северо-западу. Из хутора Петро-Свистуиово был хорошо виден захваченный 333-й стрелковой дивизией плацдарм. Он имел ширину до 1000 и глубину до 600 метров. Там было тихо. Только за плацдармом изредка появлялись разрывы снарядов и мин.

Место для форсирования Днепра нашей дивизией было выбрано удачно. Сады, дома и хозяйственные постройки Петро-Свистуново хорошо маскировали расположение дивизии не только в самом хуторе, но и в лощине, южнее его, где можно было сосредоточить полки.

По моему решению форсирование должен был начать 592-й полк с двумя батареями 419-го отдельного противотанкового дивизиона. За ним – 610-й полк с 3-й батареей того же дивизиона, а следом за ними – 619-й полк с батареей артполка. Поддерживать переправу было приказано 1037-му артполку с огневых позиций западнее Петро-Свистуново...

Штаб дивизии занялся расчетами погрузки по рейсам людей с оружием, лошадей с повозками и орудиями, была организована служба регулировки. Удалось также провести практические занятия. На них отрабатывались [95] посадка на паромы и выгрузка с них, а также действия по отражению атаки самолетов. Инструкторы обучали людей плаванию, давали советы, как дольше продержаться на воде. Политработники разъясняли бойцам важность задачи, которую предстояло выполнить дивизии уже на правом берегу.

И на все это были отведены только сутки: командарм установил сжатый срок форсирования.

...27 сентября в 7 часов утра первым двинулся на переправу, как и было намечено, 592-й полк с двумя батареями отдельного противотанкового дивизиона. Ему удалось скрытно подойти к месту посадки на паромы и к месту высадки. Поэтому к полудню полк успешно, без потерь форсировал Днепр и развернул боевые порядки на плацдарме левее частей 333-й стрелковой дивизии...

Но противник, видимо, заметил что-то неладное. По берегу реки был произведен артиллерийский налет, в результате которого получили повреждения паромы. Поэтому 610-й полк начал форсирование только в 20 часов, когда наступила темнота. А к утру 29 сентября переправился и 619-й полк, с первым рейсом которого на плацдарм перебрался и я с опергруппой.

Наши потери при форсировании, к счастью, оказались незначительными. Этому способствовали и скрытный подход дивизии к реке, и удачный выбор места форсирования, и то, что действия гитлеровцев крепко связывала переправившаяся ранее 333-я стрелковая дивизия.

Так как на плацдарме не было командира 333-й полковника Анисима Михайловича Голоско, командарм приказал мне, старшему по должности, принять общее командование. От заместителя командира 333-й стрелковой дивизии и командиров наших полков П. Т. Лембы и Л. Д. Гайдамаки, вызванных на мой НП, я узнал, что против нас обороняется до двух батальонов пехоты охранных войск гитлеровцев. В песчаном грунте они успели отрыть и оплести хворостом сплошные окопы неполного профиля, а также создали сильную зону пулеметного огня: ручные и станковые пулеметы стояли у немцев через каждые 15–20 метров.

Наша пехота находилась в 150–200 метрах от окопов противника.

Сориентировавшись на местности, я сразу отдал приказ на наступление. Приходилось торопиться: из-за большой [96] скученности людей мы могли понести тяжелые потери в случае массированного удара авиации.

Ближайшая задача полкам: овладеть балкой Скубова и в дальнейшем выйти на восточный берег балки Легкая. С этой целью справа наступала 333-я дивизия, левее – 610-й полк, в центре – 592-й, а слева, вдоль берега, – 619-й.

В 14 часов после тридцатиминутного артобстрела наша пехота так быстро ворвалась во вражеские окопы, что гитлеровцы не успели открыть огонь из многих пулеметов.

Командир 1-го батальона 592-го полка майор З. А. Алиев, разгоряченный боем, увлекая за собой бойцов, ворвался в штабную землянку немецкого батальона.

Каково же было удивление Алиева, когда он увидел спокойно склонившегося над картой немецкого офицера.

– Встать! – скомандовал Алиев.

Фашист побледнел, выпрямился, стал судорожно застегивать форму.

Алиев видел, как подергивается в нервном тике его лицо, как пальцы лихорадочно перебирают металлические пуговицы мундира, на лацкане которого сиял круглый значок со свастикой – значок члена национал-социалистской партии.

– Позвольте сдать оружие? – спросил по-русски гитлеровец.

– Давайте, – протянул руку Алиев.

Фашист открыл кобуру, вытащил пистолет, и тут же прогремел выстрел. Так закончилась жизнь и карьера майора Курцеля...

Атака двух дивизий сразу перешла в преследование, но быстрому продвижению мешали глубокие и болотистые балки – Скубова и Безымянная. Они тянулись параллельно нашему фронту наступления. Через балки приходилось перетаскивать орудия и повозки, подключая к этому делу пехотинцев. Несмотря на вынужденные задержки, наши передовые подразделения к 17 часам уже продвинулись на шесть-семь километров.

При подходе к балке Легкая я с согласия командарма отдал приказ преследовать врага дальше. После захвата рубежа от хутора Гроза до села Вовниги войскам предстояло закрепиться на высотах 142,9 и 122,0 (оттуда открывался хороший обзор на запад). [97]

Кажется, все шло хорошо, наступление развивалось успешно. Я с оперативной группой перебазировался вслед за частями на новый наблюдательный пункт и потому не мог еще видеть поле боя. А в это самое время командир 5-го штурмового батальона – не буду называть его фамилию – допустил тактическую ошибку: чтобы поставить новую боевую задачу, он остановил своих бойцов и вызвал к себе на НП командиров рот...

Глядя на 5-й штурмовой батальон, который наступал в центре, остановилась цепь соседних полков дивизии. Наступательный порыв бойцов сразу сник... И этим, конечно, воспользовался противник – он закрепился на промежуточном рубеже.

Только утром мне удалось организовать и возобновить наступление с восточного ската балки Легкая. К полудню мы заняли село Вовниги, растянув фронт дивизии на девять километров. Однако не успели оседлать господствующие высоты 142,9 и 122,0, откуда открывалось хорошее наблюдение за противником. Поэтому и не заметили готовящуюся крупную контратаку врага. Сюда были срочно переброшены подразделения 257-й и 387-й немецких пехотных дивизий с большим количеством танков.

В 14 часов при поддержке авиации и 40 танков противник атаковал центр дивизии. И сразу создалось угрожающее положение: дрогнули и стали отходить цепи 592-го полка и 5-го штурмового батальона; часть вражеских танков с автоматчиками ворвалась на восточную окраину села Вовниги и отрезала там 619-й полк; справа, на участке 610-го полка, шел сильный огневой бой...

– Связь прервана, – доложил мне дежурный телефонист.

– С кем?

– С полками и тылом... – тихо добавил он.

– Где артиллерия?! – возмущенно спросил я, видя, что по танкам не бьют наши пушки. И тут же получил ответ от ворвавшегося на мой НП связного.

– Новые 57-миллиметровые пушки противотанкового дивизиона и 45-миллиметровые орудия 592-го и 619-го полков застряли в болотистой балке Легкая...

В стереотрубу я видел, что немецкие автоматчики метров на 500 подошли к НП дивизии. И вдруг – залегли. Сильный огонь из пулеметов и винтовок прижал их к земле... [98]

Через минуту на НП явился командир 5-го штурмового батальона, приданного дивизии.

– Я задержал часть пехоты, она отбивает контратаку прямо у НП, – быстро сказал он. Глаза комбата остановились на стереотрубе, которая стояла рядом. – Разрешите взглянуть на поле боя, – попросил он.

Я отошел от стереотрубы, а комбат встал на мое место... и тут же сник, начал опускаться на колени: вражеская пуля навылет пробила ему грудь...

– Примите все меры, чтобы быстро подтянуть артиллерию, – приказал я командующему артиллерией дивизии подполковнику Кузьмину. – Дело решают минуты...

С наступлением темноты немцы вновь пошли в контратаку. И снова дивизия достойно встретила неприятеля. Настоящую солдатскую храбрость, смекалку проявили многие рядовые воины.