Текст книги "Агент Византии"

Автор книги: Гарри Норман Тертлдав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

– Дурак!

Затем быстро переставил глиняные брусочки; конечно, если сами буквы изображены задом наперед, то и их порядок должен быть таким же, чтобы правильно отображаться на листе. Он едва не закричал от дости, когда со второй попытки получил смазанное «Василий Аргирос».

Что бы еще составить? Почти бессознательно он вспомнил первые слова Евангелия от Иоанна: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог».

Буква за буквой, знаменитое выражение евангелиста обретало форму. Вдруг Аргирос остановился на половине задачи: он начал осознавать важность своего открытия. Персы, затеявшие незначительную подрывную работу в Дарасе, были всего лишь мелкой сошкой, и страхи Георгия Лаканодракона выглядели столь же несущественными.

Конечно, Иоанн говорил о божественном Слове, о самом Христе, но его голос звучал со сверхъестественной силой. Из простых глиняных брусочков можно составить что угодно и сделать столько копий, сколько захочешь. Какую еще силу можно с большим правом назвать богоподобной?

Магистра так поглотила эта идея, что он не обратил внимания на приближавшиеся шаги в переулке позади лавки Авраама. Но сдавленные тревожные возгласы пришельцев, заметивших на двери открытый засов, вывели Аргироса из задумчивости. Он обругал себя за глупость – единственной причиной того, что все эти принадлежности были разложены по полочкам, могло быть намерение персов напечатать очередную партию листовок именно сегодня ночью.

Три прочных железных крючка просунулись внутрь сквозь дверные доски и у косяка. Очевидно, Авраам был из тех, кто завязывал свои сандалии двойными узлами – и Аргирос поступал так же. Только предусмотрительность горшечника спасла магистра. Василий едва успел замкнуть дверь на последний крючок, как кто-то навалился на нее плечом. Дверь затрещала, но выдержала.

Знакомый гортанный смех послышался из переулка.

– Это ты, дорогой Василий? – насмешливо окликнула Мирран. – Куда же тебе теперь деваться?

Отличный вопрос. Передняя дверь гончарной лавки заперта на засов снаружи, как до того была и задняя. Замкнуты и крепкие деревянные ставни, на которых – проклятый Авраам – замки были и изнутри, и снаружи.

Мирран дала Аргиросу время на оценку его положения, а потом промолвила:

– Что же, видимо, пока нам не удастся поднять мятеж в Дарасе. Жаль. Тем не менее поймать одного из ценных императорских магистров (о да, я знаю, кто ты!) – это тоже немалый успех.

– Так это ты стоишь за всем этим! – выпалил Аргирос.

А он считал, что она – всего лишь приятная забава, подосланная для отвлечения его от дела настоящим главой заговорщиков – был ли то Шахин, Авраам или пока незнакомый Йесуйаб.

Должно быть, она читала его мысли.

– Ай, ради бога Ормузда, это я! А ты думал, у меня нет ума и воли, потому что я – женщина? Ты не первый, кто платит за эту ошибку, и не последний. – Она перешла с греческого на персидский: – Я не собираюсь больше тратить время на этого римлянина. Поджигайте дом!

Кто-то резко запротестовал по-арабски.

– Не будь ослом, Авраам, – бросила в ответ Мирран. – Если взломать дверь, шум может привлечь стражу – мы слишком близко к казармам, чтобы рисковать. Царь царей заплатит тебе больше, чем ты заработаешь в этой жалкой лачуге за пятьдесят лет. Давай, Бахрам, подноси факел. Чем больше пламя, тем скорее мы уничтожим все, что нужно, включая Аргироса.

– Верно, Василий? – добавила она сквозь дверь.

Магистр не ответил, но не мог оспорить ее тактику.

«В самом деле, исключительно одаренная молодая персиянка, – с сожалением подумал он, – и в столь неожиданных вещах».

Он не сомневался: если дым и пламя вынудят его вырваться через дверь, там его будут ждать несколько вооруженных людей. Он видел, как в зазоре под дверью заколыхалось жаркое желтое пламя факела Бахрама.

Но Мирран, при всех ее способностях и жестокости, не знала всего. Помимо воровской отмычки, Аргирос принес с собой пару прочно закупоренных глиняных горшков, которые он ей выдал за приспособления для изучения речного осадка. Агент наклонился и поместил их у основания задней двери.

Лампа начала коптить, но в ней еще было достаточно масла для целей магистра. Он поднес пламя к фитилям, торчавшим из пробок. Те сами были пропитаны маслом и мгновенно загорелись.

Как только магистр убедился в этом, он поставил лампу на пол, спрятался за прилавком Авраама и закрыл ладонями уши.

Он успел как раз вовремя. Бомбы с адским порошком взорвались, причем взрыв первой спровоцировал взрыв второй. Грохот заставил подумать о конце света. Осколки глиняной посуды разлетелись по лавке, точно смертельные снаряды пращника. Двойной заряд смеси древесного угля, серы и селитры, открытой франко-саксонцами, сорвал дверь с петель и выбросил ее на Мирран и ее спутников.

Аргирос вскарабкался на ноги с кинжалом в руке. В голове звенело, но, по крайней мере, он знал, отчего случился громовой удар. Для Мирран и ее друзей в переулке это стало полным и ужасным сюрпризом.

Магистр пробрался сквозь облако густого сернистого дыма, зависшего в покосившемся дверном проеме, и едва не споткнулся об парня, который лежал и корчился, схватившись за длинный кусок дерева, вонзившийся в пах. Он не был опасен, да и жить ему осталось недолго.

Несколько мужчин со всех ног неслись прочь по переулку. Наполовину оглушенный, Аргирос смог разобрать их испуганные вопли:

– Дьяволы!

– Демоны!

– Матерь Божья, огради от сатаны!

– На землю явился Ахриман!

Упомянутый Ахриман происходил из Персии: в ее дуалистической религии он считался лютым врагом Ормузда.

Одна из ближних теней вдруг зашевелилась. Аргирос развернулся.

– Фокус, о котором я не знала, – спокойно молвила Мирран. Она полностью владела собой и, казалось, сейчас вполне могла бы рассуждать о погоде. – В конечном счете, на этот раз ты выиграл.

– И тебя тоже! – крикнул он и бросился на нее.

– Прости, но – нет.

Она отворила засов за спиной, шагнула в проем и хлопнула дверью перед самым носом Аргироса. Замок щелкнул в момент, когда Василий с силой ударился в дверь. Он отскочил, ошеломленный ударом. Мирран произнесла:

– Мы еще встретимся, ты и я.

И он услышал звук ее быстрых шагов.

Аргирос выпутался из затруднительного положения и теперь мог подумать о дальнейших действиях. Как сказала Мирран, гончарня Авраама находилась всего в одном квартале от главных казарм Дараса. Аргирос уже расслышал крики тревоги, и за ними – размеренный топот приближавшегося отряда солдат.

– Сюда! – крикнул магистр.

Командир отряда с поднятым в руке факелом подошел с важным видом.

Он в изумлении посмотрел на вывороченную дверь лавки Авраама.

– Что происходит?

– Некогда объяснять, – бросил Аргирос, тем самым осадив унтер-офицера. Тот застыл – весь внимание. – Пусть несколько солдат сломают ту дверь, – приказал магистр.

Он указал на место, где скрылась Мирран, и вкратце описал персиянку, а потом послал остальных солдат в обход к главному входу дома – будь то лавка или что-либо другое.

Солдаты вернулись ни с чем. По настоянию Аргироса Леонтий через час запер ворота Дараса, и за два последующих дня силами гарнизона весь город был перевернут вверх дном. Нашли скрывавшихся Авраама и портного Йесуйаба, но никаких признаков Мирран не обнаружили.

Аргирос был разочарован, однако не удивлен.

– Очень умно, Василий, использовать карту, чтобы выявить шпионское гнездо, – сказал Георгий Лаканодракон.

– Спасибо, господин. – Стул в кабинете заскрипел, когда Аргирос откинулся на спинку. – Только обидно, что это заняло столько времени. Я должен был догадаться, что персы сознательно избегали развешивать пергаменты в некоторых частях города, дабы у Леонтия не было основания искать там. Но все стало на место, когда я выяснил, что дубильня Йесуйаба (и соседняя клееварня), гончарня Авраама и таверна Шахина – все были в самом центре свободных от листовок участков.

– Чудесный образец рассудительности, и не важно, как ты к этому пришел. – Магистр официорий помедлил, прочистил горло и продолжил: – В то же время я не вполне уверен в том, что положение там после твоего отъезда меня устраивает.

– Я не знаю, что еще я мог предпринять, ваша светлость, – вежливо ответил магистр. – Листовки в Дарасе больше не появляются, в городе было спокойно, когда я его покидал, и я открыл средства, с помощью которых персы производили столько копий одного и того же текста. – Тут его голос зазвучал вдохновеннее. – Средства, добавлю я, которые можно использовать для…

– Да-да, – перебил магистр официорий. – Я не намерен отчитывать тебя, мой мальчик, вовсе нет. Как я сказал, ты справился великолепно. И все-таки пока нет конечного решения этой конкретной проблемы. Это может опять проявиться в любом месте на Востоке, в Киркесии[52]52
  Киркесий – крепость на Евфрате, основанная императором Диоклетианом (правил в 284-305 годах) и укрепленная Юстинианом I. Точное положение неизвестно; считать Киркесием древний город Кархемиш (Каршемиш), располагавшийся при впадении реки Хабур в Евфрат, нет оснований.


[Закрыть], Амиде или Мартирополе, тем более что отвечавшая за план коварная девчонка-персиянка улизнула из твоих сетей.

– Здесь вы правы, господин, – признал Аргирос.

Воспоминания о бегстве Мирран еще терзали его. К тому же его задевало, что наслаждение, которое она выказывала в его объятиях, вероятно, было притворным и имело целью убаюкать его. В те моменты оно казалось настоящим, и он думал, что не испытывал подобного ни с одной женщиной после Елены. Он надеялся, что прощальное предупреждение Мирран осуществится так или иначе, но он снова хотел посостязаться с ней.

Агент продолжал:

– В любом случае вторая вспышка вряд ли окажется столь же серьезной, как первая. Теперь, когда мы знаем, как это делается, местные власти сами смогут разыскать подпольных печатников. А если правительство разошлет наборы глиняных образцов, можно легко опровергнуть любую ложь, которую попытаются распространять персы.

– Разослать им архетипы? – Лаканодракон чуть ли не в страхе развел руками. – Ты не считаешь, что это – такой же опасный секрет, как и адский порошок? Он должен оставаться под запретом, а производство документов этим способом надо ограничить рамками столичной канцелярии.

– Я хотел бы убедить вас, что этот новый способ тиснения букв имеет больше областей применения, чем только политика.

Магистр официорий помрачнел, точно грозовая туча.

– Моя забота – о безопасности государства. Тебе потребуется предъявить убедительные доказательства, чтобы изменить мое мнение.

– Догадываюсь, – со вздохом ответил Аргирос. И как будто переменил тему: – Вы по-прежнему назначили чтение на следующей неделе, господин?

Мрачность Лаканодракона улетучилась. Он сочинял эпическую поэму о триумфе Константина II над лангобардами в Италии, используя ямбический триметр, каким Георгий Писидский[53]53
  Византийский писатель первой половины VII века; служил в храме Святой Софии. Автор поэм «Гексамерон», «Космология» и поэмы о походе императора Ираклия против персов.


[Закрыть] написал свою поэму о победах Ираклия.

– Да, с третьей книги, – ответил он. – Надеюсь, ты придешь?

– Жду с большим нетерпением. Только я не знаю, многие ли из приглашенных будут знакомы с тем, что уже написано.

– Смею надеяться, таких наберется немало. Многие были на предыдущих чтениях в прошлом году и этой зимой, и, конечно, манускрипт кое-где ходит из рук в руки. Во всяком случае, в предисловии я намерен дать обзор того, что вышло раньше.

– В этом нет нужды.

Аргирос открыл ящик стола и протянул Лаканодракону пачку тонких исписанных папирусов.

– Что это?

– Книги первая и вторая вашей «Италиады», господин, – простодушно ответил Аргирос. – Я даю вам тридцать пять копий, чего, полагаю, будет достаточно, чтобы раздать всем, кто придет. Если нет, текст у меня еще в рамах. Буду рад сделать еще столько, сколько вам понадобится.

Сказав это, Аргирос покривил душой. Задумав преподнести сюрприз магистру официорий, он не пожалел денег на семьсот листов папируса. Тот был недорог в столице, поскольку много бумаги расходовалось правительством. Магистр прекрасно знал Константинополь и потому без труда нашел гончара из Месопотамии который быстро понял, как изготовлять глиняные формы.

Но Аргирос до сих пор косил из-за непривычной работы – набирать двадцать страниц стихов в рамы по буковке задом наперед. Немного помог Анфим, но так и не освоил дело, и Василий потратил почти столько же времени на исправление ошибок секретаря, сколько на собственную часть работы. А потом на середине восемнадцатой страницы закончились формы буквы «омега», и он поспешил к гончару, чтобы получить дополнительное их количество.

И все же результат стоил усилий. На лице магистра официорий сначала изобразилось удивление, а затем – восторг.

– Тридцать пять копий? – изумленно прошептал он. – Ах, кроме Библии и поэм Гомера, я не знаю, какие еще произведения в столице насчитывают тридцать пять копий. Может быть, Фукидид, Платон или святой Иоанн Златоуст – и я. Мне неловко присоединяться к такой компании, в которую ты, Василий, меня выдвинул.

– Это очень хорошая поэма, господин, – благонамеренно заметил Аргирос. – Вот видите? С новым тиснением мы можем сделать много копий всех наших авторов, и уже не будет риска потери рукописей из-за того, что мыши съели последний экземпляр за три дня до намеченной переписки. И речь не только о литературе. Представляете, как изменилась бы к лучшему наша армия, если бы у каждого офицера была своя копия «Стратегикона» Маврикия? И юристы, и церковники будут уверены, что их тексты совпадают, потому что происходят от одного оригинала. Капитаны кораблей получат карты и лоции для плавания от одного порта до другого…

Наконец магистр официорий начал проникаться энтузиазмом молодого человека.

– Защити меня Богородица, ты, скорее всего, прав! Я вижу, что это изобретение может принести великое благо для правительства. Будет проще размножать императорские рескрипты. И – подумать только! Мы сможем сделать безграничное число копий стандартных форм и разослать их по всей империи. И это будет не так уж трудно – изготовить формы, которые мы будем отслеживать и распределять подобающим образом. Теперь я вижу всю картину, а ты?

Аргирос все прекрасно видел. Он подумал о том, получилось бы у него теперь разубедить своего начальника или нет.

VI
Etos kosmou 6826

Если бы Василий Аргирос не решил помолиться в церкви Святого Муамета, он не попал бы в гущу мятежа.

Церковь находилась в бедной части Константинополя, недалеко от гавани Феодосия на Мраморном море. Она вмещала всего двадцать человек. Как магистр, Аргирос мог выбрать более роскошное святое место. Он довольно часто молился в Святой Софии.

Но Муамет был одним из его любимых святых, которому посвящен прекрасный храм в далеком Новом Карфагене, более величественный, чем святыня в столице. Аргирос видел тот храм несколько лет назад, когда был в Испании, чтобы выведать секрет адского порошка франко-саксонцев. Он вспомнил об этом и о том, как молился святому Муамету в прошлом году, перед отправкой в Сирию. Тогда он должен был выяснить, какую смуту затеяли персы в пограничной крепости Дарас. Аргирос праздно прикидывал, не предвещает ли его нынешнее посещение церкви Муамета новое путешествие.

Он шагал по извилистым переулкам района гавани к Месе. Один-два бандита испытующе приглядывались к нему, но благоразумно решили оставить его в покое. Пусть у него на пальце золотое кольцо, зато на поясе – меч. К тому же он – высокий, крепко сложенный мужчина, по-прежнему сильный в преддверии своего сорокалетия.

В отличие от задних переулков Меса вымощена каменными плитами. Аргирос соскреб грязь с сандалий. Колоннады по обе стороны улицы поддерживали крыши, защищавшие от солнца и дождя. Накануне вечером шел ливень, и с крыш капало. Аргирос шел посередине улицы, обходя мулов, небольшие повозки и носильщиков с тяжелым грузом.

Меса расширялась к форуму Аркадия. Другие площади города назывались в честь великих императоров: Августа[54]54
  Форум Августеон задуман Константином Великим как центральная площадь столицы, на ней размещался храм Святой Софии. Назван в честь матери Константина Августы Елены, чья статуя украшала площадь.


[Закрыть], Константина, Феодосия.

«Полоумный сын Феодосия[55]55
  То есть Аркадий (правил в 395-408 годах).


[Закрыть], – подумал Аргирос, – вряд ли принадлежал к этой достойной плеяде».

У основания высокой колонны в центре площади собралась толпа. Когда-то столб венчала статуя Аркадия, но спустя примерно сто лет со времен Муамета она упала и разбилась при землетрясении. Сохранились только огромная рука и предплечье, установленные возле основания колонны. Балансируя на двух пальцах статуи размером с человека, к толпе обращался какой-то монах.

Он был костляв, смугл и не очень чист, в мешковатой черной рясе, с длинными спутанными волосами, ниспадавшими ниже плеч. Глаза его горели фанатичным огнем, когда он выкрикивал свои лозунги.

Его греческий, как заметил Аргирос, отличался сильным египетским акцентом, и это послужило первым сигналом тревоги для магистра. Египтянам свойственно непостоянство, и они до сих пор считали себя особым народом, несмотря на то что входили в состав Римской империи со времен еще до Рождества Христова. Будто подчеркивая свой сепаратизм, многие из них до сих пор держались монофизитской ереси; даже объявляя себя православными, они имели чуждые представления о соотношении человеческой и божественной природы Христа.

Монах как раз подошел к заключительной части своей речи, когда Аргирос сравнялся с последними рядами толпы.

– Итак, – кричал чернец, – вы же видите, что эти иконы – профанация и мерзость, западня сатаны и придуманы, чтобы ввести нас в заблуждение и заставить описывать неописуемое.

Он вытащил из-под рясы образ Христа, поднял его над головой, дабы лучше показать его слушателям, и изо всей силы бросил в стоящую рядом колонну.

Раздались одобрительные возгласы, но помимо них и крики:

– Святотатство!

Кто-то швырнул в монаха большую дыню. Тот увернулся, но тут же сбоку получил камнем по голове и повалился наземь. Триумфальный крик бросившего камень слился с воем от боли и ярости, когда кто-то еще ударил метателя кулаком в лицо.

– Долой иконы!

С этим криком несколько молодых людей кинулись к первой попавшейся церкви, намереваясь подкрепить слова делом. Какая-то старуха ударила одного из них корзиной с фигами, а потом принялась пинать распростертого на булыжниках мятежника.

Монах-египтянин снова был на ногах, размахивая вокруг себя посохом. Аргирос слышал, как палка ударила по чьим-то ребрам. Однако скоро его интерес к драке перешел с профессионального на личный уровень. Не утруждаясь выяснять, какой стороны он придерживался, к нему подскочил неизвестный толстяк и ударил ногой в голень.

Магистр непроизвольно вскрикнул. И так же машинально нанес ответный удар. Толстяк отлетел, схватившись за разбитый нос. Но у нападавшего были друзья. Один из них заломил руки Аргироса назад. Другой ударил его в живот. Пока они не успели нанести ему худших повреждений, похожий на хорька мужчина от души стукнул дубинкой напавшего на Аргироса мятежника. Бунтовщик упал со стоном.

Аргирос наступил на ногу тому, кто его удерживал сзади. Сандалии были с гвоздями; противник взвыл и отпустил руки магистра. Когда Василий развернулся с обнаженным клинком, мятежник уже убегал вприпрыжку.

– Спасибо, – сказал Аргирос парню, вовремя подоспевшему с дубинкой.

Тем временем тот уже стоял на коленях возле сбитого с ног толстяка и деловито обшаривал его поясной кошель. Он на секунду вскинул взгляд и усмехнулся:

– Пустяк. Долой иконы!

Как большинство образованных константинопольцев, Аргирос воображал себя теологом, но ему никогда не приходило в голову задумываться о том, являются ли церковные образы неподобающими. Они просто существовали, и все: иконостасы перед алтарем, мозаики и росписи на стенах и потолках церквей. Во всяком случае, в эту минуту ему было не до размышлений.

Однажды начавшись, мятеж скоро вышел за рамки породившего его инцидента. И вот уже Аргирос видит опрокинутые и ограбленные прилавки торговцев, другие с грохотом переворачиваются на его глазах. Мимо пробегает женщина с горстями дорогих украшений из морских раковин в руках. Кто-то с трудом тащит стул, но не успевает он пройти и тридцати футов, как другой грабит его в свою очередь. Магистр с ужасом чувствует запах гари; любой маньяк с факелом или горящей масляной лампой способен спалить половину столицы.

Сквозь заполнившие площадь крики и вопли, сквозь треск разбитых досок Аргирос слышит громкий, ритмичный топот, быстро приближающийся по главной улице с востока.

– Стража! – кричат три глотки разом.

Группа императорских телохранителей выливается на площадь. Их встречают градом летящих камней, овощей и посуды. Солдаты прикрываются ярко раскрашенными щитами, на каждом из которых изображен лабарум – монограмма Христа: I. Один стражник падает. Остальные бросаются вперед, размахивая длинными деревянными дубинками.

У восставших нет никаких шансов противостоять непреклонной дисциплине и боеспособности. Там или сям один, а где-то и двое-трое бунтарей вместе пытаются держаться и бороться. В итоге они падают с пробитыми головами. Отряд стражников прокатился по форуму Аркадия, точно набегающая на берег волна.

Аргирос побежал вместе с большинством из тех, кто оказался на площади. Он приблизился к стражнику и принялся объяснять, что тоже состоит на императорской службе, но, как ни поразительно, эта попытка оказалась тщетной и даже едва не привела к побоям.

Получилось так, что его действительно ранили. Переулок, в который он устремился вместе с другими, перегородил мул с повозкой, обойти которую не было никакой возможности. Отряд стражников тяжелой поступью преследовал мятежников. Протестующий возглас магистра потонул среди воплей остальных и торжествующих выкриков гвардейцев. Вспышка боли. Белый всполох в глазах, и Аргирос погрузился во мрак.

Уже почти на закате он застонал и перевернулся. Пальцы потянулись к раскалывающемуся от боли затылку и стали липкими от крови. Аргирос вновь застонал, с трудом сел и со второй попытки, шатаясь, поднялся на ноги.

Пока нетвердой походкой Василий возвращался к форуму Аркадия, он обнаружил, что кто-то украл его меч и срезал кошелек.

«Может быть, – подумал он, довольный своими дедуктивными способностями, – это был тот разбойник, что ограбил человека на площади. А может быть, и нет».

От размышлений об этом только сильнее разболелась голова.

Форум Аркадия, обычно заполненный народом, был пуст, если не считать пару дюжин гвардейцев.

– Эй, ты, иди своей дорогой, – рявкнул один из них на Аргироса.

Тот поспешил дальше так резво, как только мог.

Стражники распределились по Месе к форуму Быка, были они и на площади. В Константинополе существовал прочный порядок, чтобы не допускать новых волнений. Еще один солдат подошел к магистру.

– Проходи, парень. Куда тебе?

– Матерь Божья! – воскликнул Аргирос. – Я же должен ужинать у магистра официорий!

Из-за побоев он совсем забыл о приглашении Лаканодракона.

Глядя на его перепачканный вид, стражник подбоченился и расхохотался:

– Разумеется, дружище, а я завтра играю в кости с самим императором.

Махнув рукой на солдата, Аргирос поспешил по Месе к дому Георгия Лаканодракона. Магистр официорий жил в роскошном квартале в восточной части города, недалеко от главного собора Святой Софии и императорских дворцов.

Магистр пересек форум Феодосия и форум Константина с его порфировой колонной и водяными часами, прошел мимо Претория, правительственного здания, где работал. Уже темнело, когда он добрел до Августеона, главной площади города, которую окружали храм Святой Софии, дворцовый комплекс и ипподром. Ужин назначен на час заката. Магистр опаздывал.

Привратник Георгия Лаканодракона, сириец Захария, хорошо знал Аргироса. Он вскрикнул от ужаса, когда на пороге появился магистр.

– Пресвятой Боже, господин! Что случилось?

– А что? Что не так? – с возмущением ответил Аргирос. – Я знаю, что не совсем вовремя, мне жаль, но…

Привратник изумленно смотрел на него:

– Вовремя? Господин, ваше лицо, одежда…

– А?

От удара все в голове Аргироса перепуталось. Он так стремился добраться до дома Лаканодракона, что даже не подумал о своем внешнем виде. Сейчас он взглянул на себя. Туника рваная и грязная, вся в кровавых пятнах. Он провел рукой по лицу и посмотрел на ладонь, испачканную в грязи и запекшейся крови.

– Господин, вам лучше пройти со мной.

Захария позвал других слуг на помощь, взял Аргироса за руку и отчасти повел, а отчасти потащил его через дверь. Как и большинство богатых домов, дом Лаканодракона имел квадратную форму вокруг двора. Белая, отделанная мрамором стена выходила на улицу. Чудесными теплыми вечерами вроде сегодняшнего ужин подавали во дворе, среди фонтанов и деревьев.

Аргирос туда не попал. Слуги Лаканодракона доставили его в гостиную и уложили на кушетку. Один побежал за врачом, а остальные промыли лицо и ужасную рану на затылке. Они принесли ему вина, сняли тунику и одели в платье, принадлежавшее магистру официорий.

Василий почувствовал себя человеком, хотя и достойным жалости, когда сам Лаканодракон вбежал в комнату. На его суровом, крупном лице читалась озабоченность.

– Храни нас, святой Андрей! – разразился он, обращаясь к покровителю Константинополя. – Неужели тебя сегодня вечером подкараулили грабители, Василий?!

– По правде говоря, нет, ваша светлость, – уныло ответил Аргирос. – То был стражник. Наверно, он ударил меня колонной Аркадия.

Несмотря на вино, голова его по-прежнему раскалывалась.

– Оставайся здесь, пока не явится доктор и не осмотрит тебя, – распорядился Лаканодракон. – А потом, если ты захочешь отправиться домой, Захария вызовет для тебя факельщика. Или, если ты сможешь присоединиться к нам на улице, разумеется, мы будем только рады.

– Спасибо, господин, вы так добры.

Врач явился через пять минут; все, кого вызывали ом магистра официорий, не задерживались. Лекарь брил волосы у Василия на затылке, применил притирание, которое пахло смолой и жгло неимоверно, а затем наложил на голову льняную повязку. Потом он поднес к лицу магистра лампу и осмотрел его глаза.

– Не думаю, что у вас контузия, – наконец заключил он. – Оба зрачка одинакового размера?

Врач дал Аргиросу маленький горшочек.

– Это умерит боль; здесь маковый сок. Выпейте половину сейчас, остальное – утром.

Практичный до мозга костей, доктор отмахнулся от благодарностей Аргироса и исчез так же быстро, как и появился.

Магистр узнал бы странный аромат и вкус мака и без объяснений доктора. Они вызвали печальные воспоминания о времени, когда от оспы умер его маленький сын. Усилием воли Василий отогнал эти мысли.

Хотя он медленно соображал и чувствовал себя бестолковым, все же Аргирос решился выйти во внутренний двор. Раз уж он пришел сюда, он не должен пропускать прием, что бы ни говорил Лаканодракон.

Другие гости магистра официорий, конечно, окружили и принялись суетиться вокруг Василия, хотя он предпочел бы просто тихо сесть на свое место на диване и выпить еще вина. Не все знали, с чего начался мятеж. Когда Аргирос рассказал, наступила многозначительная тишина. Затем гранды империи стали сами спорить друг с другом об уместности изображений.

Обычно магистр энергично принимал участие в диспутах. Однако сейчас он был рад возможности держаться в стороне. Слуги принесли ему жареных моллюсков, тунца с пореем, мяса козленка под соусом из забродившей рыбы. Он отказался: от одного запаха пищи начинало мутить.

Он шлепнул комара; от факелов и фонарей во дворе Лаканодракона было светло как днем, что привлекало тучи москитов. Аргирос не знал, зачем магистр официорий приказал устроить такое яркое освещение. Пожалуй, и половины хватило бы с избытком.

Затем от гостя к гостю прошел слуга, раздавая каждому по пачке папирусов. Аргирос поймал взгляд Лаканодракона.

– Вы не говорили мне, что сегодня будете читать, – крикнул Василий.

– Я не был уверен, что закончу четвертую книгу «Италиады» к сегодняшнему вечеру, – ответил магистр официорий. – Здесь я распространил книгу третью, чтобы все вспомнили сюжет. Благодаря тебе, – добавил он, признательно поклонившись, – присутствующие уже знакомы с первой и второй книгами.

Если это напечатанная третья книга – а Аргирос уже понял, что это так, – похоже, Лаканодракону пришлись по душе глиняные формы.

Как и прочие гости, Аргирос бегло просмотрел пачку. Лаканодракон ему первому читал кое-какие строфы, и Василий даже внес одно-другое предложение автору, так что очень хорошо знал поэму.

– Теперь, друзья мои, когда вы освежили сюжет в памяти, я начинаю, – объявил магистр официорий.

При чтении он держал рукопись в вытянутых руках: дальнозоркость прогрессировала год от года.

Некоторые стихи были очень хороши, и Лаканодракон читал выразительно. Его слабый армянский акцент хорошо сочетался с воинственным духом произведения. Магистр был бы рад послушать со всем вниманием. Но из-за действия макового сока и последствий удара ему казалось, что он теряет связь с окружением и парит над кушеткой…

Его разбудила россыпь вежливых аплодисментов. Он виновато присоединился к ним, надеясь, что никто не заметил, как он задремал. Ужин подходил к завершению. Василий подошел к магистру официорий, чтобы попрощаться, но Лаканодракон не стал его слушать.

– Ты останешься здесь на ночь. Ты не в состоянии самостоятельно добраться до дома.

– Спасибо, господин, – ответил магистр, хотя его насторожила настойчивость Лаканодракона – это только подтверждало, что начальник заметил, как он заснул.

Секретарь бесцеремонно бросил охапку свитков папируса на стол Аргироса.

– Спасибо, Анфим, – сказал магистр.

Анфим заворчал. Он всегда напоминал Аргиросу мрачного журавля. Способный, но лишенный энтузиазма и настоящего таланта, он вечно мог оставаться только секретарем и знал это. Аргирос вернулся к работе и забыл об Анфиме, как только тот повернулся спиной.

Магистр бегло прочел отчеты о допросах мужчин и женщин, которых стражники задержали во время мятежа. Из них он извлек немного нового, учитывая его собственный опыт. Аргирос узнал, что монаха, возмутителя черни, звали Сазописом, и это подтверждало его египетское происхождение. Оценки проповеди монаха различались в зависимости от того, как свидетели относились к иконам.

Сам Сазопис бежал. Как любой константинопольский чиновник, Аргирос искренне сокрушался об этом. Со времени восстания «Ника» по столице блуждал призрак тех событий. Всякий, кто задумал возродить подобный хаос, заслуживал худшего.

Следующие две недели в столице прошли спокойно. Магистр воспринял это с благодарностью, но с недоверием, точно приветствуя последние погожие деньки перед осенними штормами. Он использовал передышку, чтобы напасть на след Сазописа, но безрезультатно. Проклятый монах будто провалился сквозь землю, хотя на это, мрачно думал Аргирос, вряд ли стоило надеяться.

Когда возобновились беспорядки, они никак не были связаны с Сазописом. Хотя снова исходили из Египта: как и чума в эпоху Юстиниана, волнения начались в Александрии и перенеслись с груженным зерном судном. Моряки шумели, пили и гуляли с проститутками, но с собой принесли захватывающие рассказы о суматохе на родине. Вверх и вниз по Нилу люди, похоже, готовы были перерезать друг другу горло из-за икон.