Текст книги "Последний параграф (ЛП)"

Автор книги: Гарри Норман Тертлдав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– А почему с ними должно что-то случиться? Они – не солдаты. Они не нападают на ваших людей. Я объяснил это одному из ваших сержантов, он это понял и воздержался от воспрепятствования нашим требованиям. Естественно, сэр, что вы, как человек культурный и образованный, видите, что мои слова являются очевидной правдой.

Модель повернулся к своему адъютанту и сказал по-немецки: – Не будь у нас Геббельса, вот кого бы надо на эту должность. – Он вздрогнул при мысли о том, что Ганди не дай Бог, может одержать и победу, если распропагандирование разболтавшихся нижних чинов пойдет такими темпами. В стране за неделю расцветет партизанское движение, которое потом невозможно будет погасить. И он уже смог одурачить нескольких немецких солдат!

И опять Ганди его удивил. – Ich danke Ihnen, Herr Generalfeldmarschall, aber das glaube ich kein Kompliment zu sein, – произнес он на медленном, однако, ясном немецком. – Благодарю вас, фельдмаршал, но я не почел бы это за комплимент. Только необходимость удержать монокль в глазу помогла Моделю сохранить спокойное выражение лица. – Ваше дело, считать это комплиментом или нет, – сказал он. – Уберите этих людей с улицы, иначе последствия будут тяжелыми. Мы сделаем то, на что вы нас вынуждаете.

– Я вас ни на что не вынуждаю. Что же до этих людей, следующих за мной, то каждый из них делает это исключительно по своей воле. Мы – свободные люди и мы будем это доказывать, не через насилие, но через нашу неколебимость в истине.

Модель уже слушал его в пол-уха. Он ввязался в разговор с Ганди для того чтобы выиграть время, необходимое для прибытия взвода. Послышался лязг – к ним медленно подползало полдюжины бронированных вездеходов «SdKfz 251», с них уже начали высаживаться пехотинцы. – На огневую позицию, в три шеренги…становись! – отдал приказ Модель. Пока солдаты перестраивались, Модель жестами отдал приказ вездеходам занять позицию за пехотой и заблокировать Кутб-роуд. Командиры экипажей бронемашин уже разворачивали пулемёты и направляли их на демонстрантов.

Ганди спокойно наблюдал за всеми приготовлениями, как будто они его никак не касались. Модель опять внутренне восхитился спокойствием индийца. Его последователи, однако, выказали меньшую храбрость – кое у кого на лицах читался страх. Некоторые – хотя и очень малое число – из демонстрантов воспользовались паузой, чтобы улизнуть. Дисциплина Ганди была, конечно, далека от воинской, но не уступала ей в эффективности.

– Прикажите им разойтись и мы обойдемся без кровопролития, – сказал фельдмаршал.

– Мы не собираемся проливать ничью кровь, сэр. Но мы продолжим нашу приятную прогулку. Двигаясь аккуратно, я думаю, что мы сможем протиснуться между вашими большими машинами. – Ганди повернулся, чтобы дать сигнал своим сторонникам к движению.

– Ах, ты, наглый… – Модель поперхнулся от ярости, что удержало его от дальнейших ругательств в адрес Ганди, подобно какой-нибудь торговке рыбой. Чтобы успокоиться, он вытащил монокль и начал протирать линзу шелковым носовым платком. Вставив монокль обратно, он скомкал платок и начал запихивать его в карман, но внезапно остановился.

– Лаш, подойдите ко мне, – приказал он и, развернувшись, зашагал к ожидающим приказа войскам. Примерно на полпути, Модель остановился и бросил платок на землю. Он заговорил громко и четко, простыми словами на немецком языке, так чтобы его поняли и Ганди и его подчиненные: – Если любой индус пересечет эту границу, я умываю руки.

Модель почти предвидел ответ, который тут же прозвучал из уст Ганди: – Как вы помните, сэр, именно такие слова сказал Пилат.

– Пилат умыл руки, чтобы снять с себя ответственность, – произнес Модель ровным тоном. Он уже полностью владел собой. – Я её принимаю: я ответственен перед моим Fьhrer и перед Oberkommando-Wehrmacht[9]9
  Верховное командование сухопутными силами немецкой армии (нем.)


[Закрыть] за поддержание порядка установленного Рейхом на территории Индии. Для выполнения этой цели я предприму те меры, которые сочту нужным.

За все то время, что они общались, Ганди в первый раз выглядел искренне опечаленным: – Сэр, у меня тоже есть ответственность. – Он слегка поклонился Моделю.

Лаш улучил момент, наклонился и прошептал на ухо своему командиру: – Mein herr, а что делать с нашими парнями? Вы их так и оставите там, на линии огня?

Модель нахмурился. Именно это он и собирался сделать – распропагандированные Ганди, эти жалкие подобия солдат иной участи и не заслуживали. Но Лаш был прав: дойди дело до стрельбы, дежурный взвод мог заупрямиться и отказаться открывать огонь по землякам. – Эй, вы! – произнес он недовольно, направив в их сторону свой жезл. – Построиться за вездеходами, бегом марш!

Сапоги пехотинцев забухали по щебенке, взвод кинулся исполнять приказ фельдмаршала. Вот что значит четкий приказ, подумал Модель, рано ещё списывать этот взвод. Хорошо, что хоть так.

У Моделя возникли опасения, что индийцы воспользуются замешательством и двинутся всей массой вперед, но этого не произошло. Ганди, Неру и ещё несколько человек спорили о чём-то. Модель удовлетворенно кивнул – это значило что кое-кто из них понял, что он не шутит. А как уже было подмечено ранее, дисциплина Ганди абсолютно не воинская, он не может просто отдать приказ, в расчете на то что все как один его исполнят.

– Я не отдаю приказы, – сказал Ганди. – Пусть каждый человек поступает так как велит ему совесть – а иначе что есть свобода?

– Махатма, если ты пойдешь вперед, они пойдут за тобой, – ответил ему Неру, – а я боюсь, что этот немец настроен выполнить свою угрозу. Ты хочешь потратить свою жизнь и жизнь своих соотечественников просто так?

– Я не собираюсь тратить свою жизнь просто так, – сказал Ганди, и, прежде чем окружающие его люди обрадовались, продолжил. – Я с радостью пожертвую ею, если это потребуется для обретения свободы. Я всего лишь простой человек. Если я погибну, другие продолжат дело, может быть память обо мне поможет им быть более стойкими.

Он сделал шаг вперёд.

– О, чёрт! – пробормотал Неру еле слышно и последовал за ним.

При всей своей энергичности Ганди был далеко не юн, и шаги его были не быстры. Неру даже не было необходимости просить демонстрантов – они сами поспешили образовать живой щит между Ганди и немецкими пулеметами, чтобы защитить человека, который возглавлял их.

Ганди попытался ускорить шаг: – Стойте! Пропустите меня вперед! Да что вы делаете! – Хотя в глубине сердца он их прекрасно понимал, может быть слишком хорошо.

– Именно сейчас они отказываются тебе подчиниться, – сказал Неру.

– Но они должны! – воскликнул Ганди. Его глаза начали слезиться, все же сказывался возраст, но было ещё что-то, благодаря чему в груди щемило. – Да где же этот платок-то? Мы, наверное, почти дошли до него!

– В последний раз приказываю – остановитесь! – прокричал Модель. Индийцы, однако, продолжали движение. Их ноги, обутые в сандалии или же босые шуршали по мостовой, и этот звук, похожий на нарастающий ропот, разительно отличался от грохота немецких сапог. – Идиоты! – пробормотал фельдмаршал себе под нос. Он развернулся к подчиненным: – Целься!

При виде вскинутых винтовок, толпа замедлила ход. На мгновение Модель решил, что эта угроза приведет марширующих в чувство. Но толпа продолжала надвигаться. Такую же безрассудную храбрость выказала и польская кавалерия, бросаясь с пиками, саблями и карабинами на немецкие танки. Интересно, подумал Модель, считают ли те кто нынче живет в польском Reichsgeneralgouvernement,[10]10
  Имперское генерал-губернаторство (нем.)


[Закрыть] что такая храбрость того стоила?

Один из индийцев наступил на платок. – Огонь! – крикнул Модель.

Прошла секунда, другая. Ничего не случилось. Модель бросил сердитый взгляд на подчиненных. Похоже, дьявольская магия этого негодяя Ганди уже околдовала их. Скользкий как еврей, он обращал слабость в странно-загадочную форму некой силы. Но, наконец, армейская дисциплина взяла верх. Чей-то палец надавил на спусковой крючок Маузера, прозвучал одинокий выстрел. Словно дождавшись необходимого сигнала, другие солдаты немедленно открыли огонь. С бронированных вездеходов лязгающе заговорили пулеметы. Грохот выстрелов перемешался с криками боли и ужаса.

Первый залп пришелся на передние ряды демонстрантов. Поражённые люди начали падать. Другие попытались бежать, но без особого успеха – сзади напирала толпа. Начав стрелять, немцы методично продолжали вести прицельный огонь, рассеивая колонну индийцев. Демонстрация превратилась в толпу, охваченную страхом.

Ганди всё же пытался продолжить движение вперед. Какой-то человек, панически бегущий, раненый, налетел на него и сбил его с ног, забрызгав кровью. Неру вместе с каким-то другим индийцем тут же упали на Ганди, накрыв его своими телами. – Отпустите меня, отпустите! – Ганди барахтался, придавленный весом двоих людей.

– Нет! – крикнул ему Неру. – Под таким огнём, это самое безопасное место. Ты нам всем нужен, и нужен живым и невредимым. У нас уже достаточно жертв, память которых поможет нашему делу.

– У нас уже достаточно мертвых мужей и жен, отцов и матерей! Кто позаботится об их оставшихся родственниках?

Больше ему протестовать не дали. Неру и другой индиец поставили Ганди на ноги и побежали прочь, практически неся его на себе. Вскоре они оказались в толпе бегущих людей, пытающихся укрыться от смертоносного немецкого огня. Неизвестный индиец, который помогал Неру с Ганди, споткнулся – пуля ударила ему в спину. Ганди слышал как свинец вошел в плоть, почувствовал как человека шатает. Неожиданно хватка разжалась и индиец рухнул в пыль.

Ганди попытался освободиться от Неру, но ещё до того, как он смог что-либо сделать, ещё один индиец крепко взял его под руку. Даже в этот страшный миг, Ганди поймал себя на мысли о некоторой нелепости ситуации. Всю свою жизнь он выступал за индивидуальную свободу, и вот сейчас, его последователи лишают его этой свободы. В других обстоятельствах это было бы смешно. – Сюда! – крикнул Неру. Несколько индийцев уже сломали дверь какой-то лавочки, и, как увидел Ганди спустя пару мгновений, задняя дверь также была выбита. Затем его вытолкнули в какой-то переулок за лавкой, и они понеслись сквозь запутанный лабиринт узких улочек. Ганди на мгновение подумал, что это напоминает Старое Дели – в отличие от спроектированного и построенного англичанами Нового Дели, где они сейчас находились, Старое Дели было полностью индийским до последнего переулка.

Наконец безымянный компаньон, бывший с Неру и Ганди, постучал в дверь какой-то чайной. Им открыла женщина, узнав неожиданных гостей она задохнулась от изумления, но тут же овладела собой. Молитвенно сложив руки, она поклонилась и отступила в сторону, чтобы дать им войти. – Здесь вы будете в безопасности, – сказал индиец. – По крайней мере, на какое-то время. А мне надо узнать, что случилось с моей семьей.

– Мы благодарим тебя от всего сердца, – сказал ему Неру и индиец поспешил прочь. Ганди ничего не сказал – он молча переводил дух. Он чувствовал себя разбитым, а в сердце ныла боль из-за того, что марш провалился и столько людей пострадало от немцев.

Женщина усадила их за маленький столик в кухне, поставила перед ними тарелку с лепешками и чай. – Я вас покину, о, лучшие, – сказала она негромко, – иначе гости на веранде начнут интересоваться, почему я их оставила.

Ганди не притронулся к своей лепешке. Он медленно прихлебывал чай; тепло напитка возвращало жизнь в его усталое тело, но Ганди знал, что рана, нанесенная сегодня его душе, никогда не заживет. – Бойня в Амритсаре[11]11
  13 апреля 1919 года в Амритсаре, шт. Пенджаб, английские войска под командованием генерала Реджинальда Эдварда Дайера без предупреждения открыли огонь по безоружной 10000-й демонстрации индийцев, протестовавших против ареста лидеров Национального Индийского Конгресса и ужесточения военного положения. Около 400 мужчин, женщин и детей было убито, более 1200 ранено. Генерал Дайер, был официально отстранен от командования, но по возвращении в Англию был принят как национальный герой. Именно «Бойня в Амритсаре» превратила миллионы лояльных Британии индийцев в национальных революционеров. На следующий год после этого события Ганди начал свою первую кампанию гражданского неповиновения, ответ на «Бойню в Амритсаре».


[Закрыть] – ничто по сравнению с тем, что случилось сегодня, – сказал он, ставя пустую чашку на стол. – Тогда англичане запаниковали и открыли огонь. Сегодня же никакой паники среди немцев не было. Модель сказал мне, что он собирается сделать, и выполнил свое обещание. – Ганди покачал головой, с трудом веря в то, чему он сегодня был свидетелем.

– Именно так, – подобно изголодавшемуся волку, Неру жадно заглотил свою лепешку; заметив, что Ганди не притронулся к своей, Неру взял и её. Его когда-то безукоризненно чистая белая блуза и брюки сейчас были порваны во многих местах, заляпаны грязью и кровью, пилотка сидела на голове под странным углом. Но его глаза, обычно мрачные, светились яростным огнем. – Явив такую бессмысленную жестокость, он, тем самым, предал себя в наши руки. Сейчас ни у кого не осталось сомнений, что немцы преследуют исключительно свои собственные интересы. Вся страна присоединится к нам. И после этого даже самое разбитое колесо в Индии не повернется.[12]12
  В словах Неру есть скрытый смысл: на флаге Индии изображено священное колесо мироздания, до тех пока оно вертится, мир существует.


[Закрыть]

– Хорошо, я объявляю satyagraha, кампанию гражданского неповиновения, – медленно сказал Ганди. – Отказ от сотрудничества покажет всем то, что мы не признаем иноземного владычества. Немцам придется заплатить высокую цену за это, потому что они не смогут нас эксплуатировать. Соединение отказа от применения насильственных методов и нашего духа, полного решимости, безусловно, пристыдит немцев и заставит их дать нам свободу.

– Именно так! – ободренный словами своего учителя и тем, что он вновь превратился из стареющего философа в несгибаемого лидера, Неру встал, обошел вокруг стола и обнял старика. – Несмотря ни на что, мы победим!

– Обязательно, – ответил Ганди и вздохнул. Он боролся за свободу Индии большую часть своей жизни, и нынешняя перемена хозяев отбросила его далеко назад, на начальный этап борьбы. Ганди искренне не учитывал такой ситуации, даже после того как пали Британия, а потом Россия. Только после того, как немцы наголову разбили англичан, те наконец-то стали прислушиваться к речам Ганди. И вот теперь надо было всё начинать заново. Он опять вздохнул. – Однако это дорого будет стоить нашему бедному народу.

– Прекратить огонь! – приказал Модель. На Кутб-роуд ещё оставались демонстранты, но основная масса индусов бежала от расстрела, либо лежала убитая и раненая.

Однако тишина не наступила. Стрельба прекратилась, но воздух был наполнен стонами и криками: большинство людей, попавших под огонь немецких пулемётов, было ещё живо. Как будто нужно ещё одно доказательство, угрюмо подумал Модель – русская кампания научила фельдмаршала, что человека очень трудно убить сразу.

Фельдмаршал не испытывал никакой радости от стонов раненных, напротив, они его в какой-то мере расстраивали. Того же мнения придерживался и Лаш. – Нам надо избавить этих индусов от страданий, – сказал он Моделю.

– Совершенно верно, – Моделя внезапно озарила мысль. – И я знаю, как именно. Пойдём.

Офицеры зашагали прочь от побоища, огибая стоявшие шеренгой вездеходы. Проходя мимо лейтенанта, командира взвода бронемашин, Модель кивнул ему: – Отличная работа, лейтенант!

Лейтенант вытянулся: – Благодарю вас, mein herr! – Солдаты, находившиеся неподалеку, понимающе переглянулись, втайне гордясь – ничто так не ускоряет продвижение по службе, чем чётко выполненный приказ на глазах у командира.

Солдаты, выстроившиеся за броневиками, подобной гордости не испытывали. Это был тот самый взвод, который не сумел изначально остановить демонстрантов и дал маршу зеленую улицу. Модель хлопнул своим жезлом по сапогу. – Вы все заслуживаете того, чтобы вас отдали под трибунал, – сказал он холодно. – Вы прекрасно знаете приказы, касающиеся собраний туземцев, однако вместо того чтобы их исполнять, вы почему-то бредёте с ними рядом, чуть ли не рука об руку, как какие-то приятели, а не как солдаты! – Он плюнул в отвращении.

– Но, mein herr… – начал один из них, и прикусил язык, наткнувшись на взгляд фельдмаршала. Взглянув на погоны, Модель увидел, что перед ним сержант-майор.

– Говорите! – приказал командующий. – Ну, просветите же меня – что тут такое с вами случилось, что заставило вас столь позорно действовать? Это, часом, был не злой дух? Имейте в виду, в этой стране их более чем достаточно, туземцы вам ещё и не то расскажут, и, как я вижу, вы уже наслушались их болтовни, развесив уши, как зелёный первогодок.

Сарказм фельдмаршала заставил сержанта покраснеть, но все же он собрался с духом и ответил: – Mein herr, как я видел, они не собирались причинять никому вреда, только и всего. Старик, их предводитель, поклялся, что они мирные люди, и он был слишком немощен для всяких беспорядков, если вы понимаете о чем я.

В улыбке Моделя было столько же тепла, сколько в лютой русской декабрьской ночи: – Ага, и вы, значит, преисполнившись такой сокровенной мудрости, проигнорировали полученные вами приказы? Ну, вот вам и результат, слышите? – Фельдмаршал сделал паузу, крики раненых были явственно слышны. Модель за долгую службу научился внутренне отключать в себе такие звуки войны, это было необходимо. – Так, а теперь следуйте за мной, да-да, сержант, именно вы, и вся ваша компания разгильдяев, увиливающих от выполнения приказа, за мной, я сказал, если не хотите попасть под трибунал.

Как Модель и предполагал, они все последовали за ним. – Насколько я понимаю, вот вам задание, – сказал он, показывая на бойню. В голосе зазвенел металл: – По вашей милости, все эти раненые люди оказались здесь. Если бы вы действовали как вам приказано, вы бы сумели подавить этот марш в зародыше, до того как он принял такие масштабы. Самое малое, чем вы можете им помочь – это дать им избавление от страданий. – Модель упер руки в бедра, ожидая ответа.

Никто не шелохнулся. – Mein herr? – спросил сержант с трудом, казалось он сейчас упадет в обморок. Похоже, он тут делегат от своего взвода, сердито подумал командующий.

Модель нетерпеливо показал жезлом в направлении улицы: – Вперед, прикончите их! Пуля в затылок успокоит их раз и навсегда.

– Вы имеете в виду вот так, хладнокровно? – все это время сержант-майор отказывался понимать командующего. Теперь же у него просто не было выбора.

Модель, однако, был непреклонен: – Они – и вы, кстати, – отказались подчиниться приказам Рейха. В тот самый момент, когда они собрались вместе, они уже заслужили высшую меру наказания. У вас же, по крайней мере, есть возможность искупить свою вину, выполнив данный приговор.

– Не уверен, что смогу это сделать, – пробормотал сержант. Сержант, возможно, говорил сам с собой, но Модель не дал ему шанса передумать. Он развернулся к лейтенанту, командовавшему взводом броневиков: – Арестовать его! – После того, как сержанта обезоружили, Модель окинул своим ледяным взглядом оставшихся солдат: – Кто ещё не согласен?

Ещё двое солдат из этого взвода предпочли арест перспективе добивания раненых. Модель кивнул оставшимся: – Выполняйте приказ. – Он сделал паузу. – Обнаружите Ганди или Неру – приведите их ко мне живыми.

Солдаты нерешительно побрели вперед. Они не состояли в Einsatzkommando[13]13
  Einsatzkommando (нем.) – специальные команды созданные для подавления всякого сопротивления со стороны гражданского населения. Организационно являлись частью больших оперативных групп (Einsatzgruppen), входили в состав СС.


[Закрыть] и не привыкли к такой работе. Некоторые отворачивались, добивая раненых, кто-то даже промахнулся, пуля отрикошетила и едва не попала в товарища. Но по мере того как они продвигались вдоль по Кутб-роуд их движения становились всё более ловкими и уверенными. Вот так всегда на войне, подумал Модель, поначалу нечто невообразимое, а потом моментально к этому привыкаешь.

Через какое-то время выстрелы прекратились – цели кончились. Солдаты поодиночке возвращались и выстраивались перед Моделем. – Зачинщиков обнаружили? – спросил он. Все отрицательно покачали головой.

– Ну что ж, хорошо. Вольно! И впредь выполняйте приказы как положено доблестным немецким солдатам!

– Других взысканий для них не будет? – спросил Лаш, когда обрадованные солдаты поспешили прочь.

– Нет, пусть идут. Они выполнили свою часть договора, я выполню свою. В конце концов, Дитер, я честный человек.

– Очень хорошо, mein herr.

Рассказ лавочника Ганди слушал с неприкрытым ужасом. – Но это же безумие! – воскликнул он наконец.

– Я сомневаюсь, что фельдмаршал Модель вообще понимает, что такое ahimsa, – добавил Неру. Ни он, ни Ганди не знали, где они точно находились; ясно было одно, это было безопасное убежище, где-то не очень далеко от центра Дели. Люди, которые привели к ним лавочника были в масках – то, что человек не знает, не сможет рассказать, если немцы его схватят.

– Как и ты, – ответил старик. Это было правдой: Неру был более прагматичной натурой нежели Ганди. Старик продолжил: – И уж если быть совсем точным, то и англичане тоже. Что касается Моделя, то он мало чем отличается от высокопоставленных английских военных. Его профессия сделала его жестким и несгибаемым, но он неглуп и не допускает излишней жестокости. – Ну, конечно простой солдат, делающий свое дело! – Неру и не пытался скрыть иронию.

– Должно быть, он просто сошел с ума, – задумчиво сказал Ганди, это было единственное объяснение, которое хоть как-то объясняло произошедшую бойню. – Вне всякого сомнения, когда вести об этом злодеянии достигнут Берлина, ему вынесут суровое порицание, как это было с генералом Дайером после Амритсара.

– Хотелось бы надеяться, – но в тоне Неру не было особой надежды.

– А как же может быть иначе, после такого ужасного инцидента? Что же это за правительство, что это за лидер который не испытает угрызений совести после такого унижения?

Модель вошел в офицерскую столовую. Офицеры поднялись и подняли бокалы, салютуя командующему. – Садитесь, садитесь, – грубовато проворчал он, стараясь скрыть свое удовольствие. Слуга-индус принес ему довольно удачное подобие ростбифа и йоркширского пудинга. Лучше, чем то, что подают сейчас в Лондоне, подумал фельдмаршал. Слуга был молчалив и неулыбчив, Модель обратил на него не больше внимания, чем на мебель; впрочем, так и должно было быть; Модель бы сильно удивился, заговори тот вслух. Слугам полагалось быть немыми и невидимыми.

Когда с обедом было покончено, Модель достал сигару. Офицер Waffen-SS, сидевший слева, услужливо поднес зажигалку. Модель наклонился вперед, раскуривая сигару. – Благодарю вас, Brigadefьhrer, – сказал он. Модель не очень хорошо разбирался в эсэсовских званиях[14]14
  В отличие от других родов войск в немецких вооруженных силах, в СС существовала своя особая система званий. Brigadefuhrer примерно соответствовал бригадному-генералу или генерал-майору, в зависимости от занимаемой должности.


[Закрыть] но этот командир бригады, по крайней мере, должен был быть по чину никак не меньше бригадного генерала.

– Mein herr, видеть это было истинным удовольствием, – напыщенно произнес Юрген Штрооп. – При всем уважении, вы не смогли бы сделать лучше. Хороший урок этим индусам, хоть они и заслуживали большего, – (как и Модель, он не обращал на слугу никакого внимания), – а также хороший урок для ваших солдат. Мы тоже тренируем своих без особой жалости.

Модель кивнул. Он имел представление о методах подготовки войск СС. Никто не отрицал то, что дивизии Waffen-SS отличались редкой отвагой. Никто не отрицал и тот факт (кроме самих эсэсовцев, конечно), что лучшие офицеры всё-таки были в Wehrmacht.

Штрооп выпил. – Урок, – повторил он учительским тоном, который мало вязался с обычной вызывающей манерой эсэсовских офицеров. – Сила – вот единственное, что понимают эти расово неполноценные untermench[15]15
  Недочеловеки (нем.) – презрительное обращение к низшей расе


[Закрыть]. Когда я был в Варшаве…

Модель неожиданно вспомнил – точно, это было четыре или пять лет назад. Штрооп и тогда был Brigadefьhrer, если Модель правильно помнил; неудивительно, что он им и остался, даже, несмотря на то, что прошло столько лет, наполненных боями и возможностью продвинуться по службе. Ему ещё повезло, что его не разжаловали и не изгнали с позором со службы. Но кто же мог себе представить, что кучка доведенных до отчаяния голодающих евреев сотрёт в порошок отборнейшие войска Рейха?

И после этого у Штроопа хватило ума представить начальству семидесятипятистраничный рапорт о проведенной операции, заботливо переплетенный в кожу, с золотым тиснением, под названием «Варшавского гетто более не существует». Идиот! А главное – после всего, у Штроопа ещё доставало наглости хвастаться этим во всеуслышание. Неудивительно, что его слова звучали напыщенно. Да он и был напыщенным ослом, вдобавок к тому и неумелым мясником. До нынешней индийской кампании Модель пролил немало чужой крови – любой, кто воевал в России очень быстро узнавал, что такое настоящая бойня – но никогда не заваливал порученную ему «работу».

Равно как и не получал от нее удовольствия. Модель предпочел бы чтобы Штрооп заткнулся. Чем слушать этого самоуверенного эсэсовца, хмыкнул Модель про себя, я бы с большим удовольствием послушал бы Ганди. Скажи я это Штроопу – то-то у него глаза бы на лоб повылезли. Но нет, языку место за зубами – никогда не знаешь, кто услышит твои слова. Так спокойнее.

Коротковолновый приёмник ожил. Он находился в тайном убежище, в какой-то темной жаркой комнате, расположенной, в свою очередь, в подвале. Единственным освещением была лампочка шкалы приёмника, да красный огонёк сигареты его владельца. Отказ сдать приёмник, по новым немецким законам расценивался как тяжкое преступление. Естественно, что и предоставление убежища Ганди, также было тяжким преступлением. Всё это висело бременем на душе Ганди. Но индиец с радиоприёмником, знал на что идёт.

Индус (Ганди знал его только по имени – Лал) возился с настройкой. – Обычно мы слушаем американцев, – объяснил он. – Там хоть какую-то правду можно услышать. Но, по вашей просьбе, я настроился на Берлин.

– Да, – сказал Ганди. – Я хочу знать, что они предприняли по поводу действий Моделя.

– Если вообще что-то было, – добавил Неру. Он опять был в cвоем безупречно белом костюме, его было видно даже во мраке подвала.

– Мы уже говорили об этом, – устало сказал Ганди. – Ни одно правительство не поддержит человека, учинившего хладнокровное избиение раненых мужчин и женщин. Мир просто возопит от ненависти.

– Это правительство и так уже контролирует большую часть мира, – сказал Лал. Он поиграл с настройкой. После статических шумов прорвались звуки вальса Штрауса. Лал удовлетворенно кивнул: – Мы настроились даже немного раньше, чем нужно.

Спустя какое-то время эта музыка, так неподходящая к данной ситуации, умолкла. – Говорит англоязычная редакция Радио-Берлин, – объявил диктор. – Через несколько минут слушайте новости. – Зазвучала ещё одна немецкая мелодия – «Horst Wessel».[16]16
  «Хорст Вессель» – популярная фашистская песня, официальный гимн штурмовых отрядов СА.


[Закрыть] Ганди скривился от отвращения.

Прозвучал новый голос. – Здравствуйте. С вами Уильям Джойс. – Его гнусавый оксфордский акцент, типичный для английской аристократии, сейчас постепенно исчезал из употребления, как в Индии, так и в самоё Англии. И Ганди и Неру говорили на английском именно с таким акцентом. Что же касается Джойса, то на самом деле, как слышал Ганди, тот был демагогом из Нью-Йорка, родившимся в ирландской семье, и превратившимся в страстного проповедника нацизма. Такое сочетание приводило Ганди в изумление.

– Как там англичане его прозвали? – пробормотал Неру. – Лорд Гав-Гав?

Ганди поднял руку, призывая к молчанию. Джойс читал новости, точнее сказать то, что Министерство Пропаганды в Берлине, хотело подать англоязычным слушателям под видом новостей.

Большая их часть была скучна до зевоты: подписание торгового соглашения между Маньчжоу-Го, китайской территорией, находящейся под контролем Японии и Японской Сибирью; наступление прогерманских французских войск на позиции проамериканских французских войск где-то в джунглях Африки – две державы втихую воевали против друг друга, используя третьи страны. Чуть более интересным было официальное немецкое предупреждение в адрес Америки о недопустимости вмешательства в Восточно-Азиатскую Сферу Совместного Процветания.

Когда-нибудь, подумал Ганди с грустью, две могучие державы Старого Света объединятся против этой великой нации, что стояла между ними. Он опасался за итог. Америка находилась за двумя океанами, которых считала преградами, и оставалась вне войны в Европе. Нынче, когда война вышла за пределы Европы, океаны из преград превратились в магистрали для ее противников.

Лорд Гав-Гав продолжал монотонно бубнить. С плохо скрытым злорадством он объявил о судьбе пойманных мятежников в Шотландии: их публично повесили. Неру наклонился к приёмнику. – Сейчас, – предположил он. Ганди кивнул.

Но комментатор продолжал разглагольствовать о процветании Европы в условиях Нового Порядка. Ганди почувствовал, как в нём поднимается гнев, помимо воли. Что, для Рейха индийцы были настолько незначительны, что о них не стоило и упоминать?

Прозвучала ещё одна мелодия: первые строки официального немецкого гимна Deutshchland Ьber Alles.[17]17
  Германия превыше всего (нем.)


[Закрыть] Уильям Джойс торжественно объявил: – А теперь, специальное сообщение Министерства Управления Приобретенными Территориями. Reichsminister Рейнхард Гейдрих высоко оценил умелые действия фельдмаршала Вальтера Моделя по героическому подавлению мятежа в Индии. Гейдрих также предупредил, что местное население не должно надеяться на подобную снисходительность в случае дальнейших попыток.

– Снисходительность! – Неру и Ганди воскликнули одновременно, у последнего это получилось отдаленно похожим на ругательство.

Как будто в объяснение, Джойс продолжил: – Начиная с текущего момента, при малейших нарушениях установленного порядка, будут браться заложники, которые, в случае продолжения беспорядков, незамедлительно будут казнены. Фельдмаршал Модель также назначил награду в пятьдесят тысяч рупий за поимку преступного революционера Ганди и двадцать пять тысяч рупий за поимку его приспешника Неру.

Снова зазвучал Deutshchland Ьber Alles, как сигнал того это важное сообщение закончилось. Джойс перешел к другим новостям. – Выключи его, – попросил Неру. Лал щелкнул тумблером и комната погрузилась в кромешную тьму. Ганди удивился, услышав как Неру рассмеялся. – Подумать только, я никогда не был раньше приспешником преступного революционера.

Старик как будто его не слышал. – Они его похвалили, – сказал он. – Похвалили! – Неверие ослабило его голос, обычно он звучал сильнее и моложе.

– Что вы будете делать? – тихо спросил Лал. Вспыхнула спичка, замерцал огонёк новой сигареты.

– Им не удастся править нашей страной такими методами, – резко сказал Ганди. – Начиная с сегодняшнего дня, ни одна живая душа не будет сотрудничать с ними. Нас больше в тысячи раз, что они смогут сделать без нас? Мы должны использовать это преимущество.

– Я надеюсь, что цена за свободу нашего народа не будет слишком высока, – задумчиво сказал Неру.

– Англичане тоже стреляли в нас, но мы шли и шли вперёд к своей цели, – сказал Ганди решительно. И добавил, после некоторой паузы: – Я тоже надеюсь.

Фельдмаршал Модель нахмурился и одновременно зевнул. Чайник со свежезаваренным чаем должен был находиться на его столе, но однако его не было видно. В животе заурчало. Рядом с чайником должен был стоять поднос с печеньем – но и он отсутствовал.

– Ну и как я смогу обойтись без завтрака? – фельдмаршал задал себе вслух риторический вопрос: всё равно в кабинете никого не было. Однако это его мало удовлетворило. – Лаш! – позвал он.

– Mein herr? – на пороге появился адъютант.

Модель повёл подбородком в сторону пустого стола, где должен был находиться серебряный поднос с кучей разных приятных вещей. – Что случилось с этим, как-его-там? Наороджи, так? Если он лежит дома, страдая от похмелья, то уж, по меньшей мере, мог бы и предупредить нас.