Текст книги "Последний параграф (ЛП)"

Автор книги: Гарри Норман Тертлдав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Гарри Тёртлдав
Последний параграф

Единственными способами наиболее успешно победить здравый смысл являются устрашение и сила.

Адольф Гитлер. «Майн Кампф»

Отказ от применения насильственных методов является первым параграфом моей веры. Он же является и последним параграфом моего кредо.

Мохандас Карамчанд «Махатма» Ганди

Танк медленно двигался по улице Раджпат, мимо руин, оставшихся от Мемориальной Арки, по направлению к Воротам Индии. Самоё ворота ещё стояли, хотя перед самым падением Нью-Дели, в них всё-таки угодило несколько снарядов. Над воротами реял Юнион-Джек[1]1
  Юнион-Джек – традиционное название флага Великобритании.


[Закрыть]

Британские войска выстроились вдоль Раджпат, молча наблюдая, как танк едет мимо. Их выцветшая, окровавленная, грязная форма была изодрана, на многих были бинты. Их взгляды, как это часто бывает с побежденными, не выражали ничего кроме усталости и безразличия, хотя надо отдать должное – английская колониальная Армия Индии отчаянно сражалась до последней капли крови и до последнего патрона.

Танк приближался к Воротам Индии. Военный оркестр, специально собранный и принаряженный для этой цели, начал играть мелодию, как только танк проехал мимо него. Пронзительный тонкий звук волынок растворялся во влажном жарком воздухе.

В тени Ворот стоял человек, ожидая, когда подъедет танк.

Фельдмаршал Вальтер Модель нагнулся к бронекуполу своего «Панцера IV»:

– В подобных церемониях с британцами мало кто сравнится, – сказал он своему адъютанту.

Майор Дитер Лаш недобро рассмеялся:

– У них была богатая практика, mein herr, – ответил он, стараясь перекричать грохот мотора.

– Что это за мелодия? – спросил фельдмаршал. – У нее есть какой-нибудь смысл?

– Она называется «Мир перевернулся», – ответил Лаш. Он был знаком с деталями, потому что вместе со своим британским коллегой принимал участие в разработке церемонии капитуляции. – Музыканты из армии лорда Корнуолла играли ее, когда тот сдался американцами при Йорктауне.

– А, американцы, – Модель на мгновение задумался о своём, монокль в его правом глазу чуть было не выскочил. Монокль – это было единственное клише образа высокопоставленного немецкого офицера, которое Модель мог себе позволить. Он не был худощавым пруссаком с ястребиным лицом. Но в его округленных чертах лица и крепко сбитом приземистом теле было куда больше волевого упрямства и энергии чем во всех этих худых костистых аристократах. – Американцы, – повторил он. – Что ж, это будет нашим следующим шагом, верно? Но на сегодня хватит, всему свое время.

Танк остановился. Механик заглушил мотор, наступившая тишина была ошеломляющей. Модель проворно спрыгнул с танка. Он прыгал с танков уже почти восемь лет, начиная с тех времён, когда был штаб-офицером IV корпуса в Польской кампании. Человек, стоявший в тени ворот, выступил вперед и четко отдал честь. Вспышки немецких фотографов, запечатлевающих этот момент для истории, высветили его длинное усталое лицо. Англичанин не обратил ни малейшего внимания ни на камеры, ни на журналистов.

– Фельдмаршал Модель? – сказал он вежливо. Таким же тоном он мог обсуждать погоду.

Модель внутренне отдал должное хладнокровию британца. – Фельдмаршал Окинлек? – ответил он, также отсалютовав, давая тем самым Окинлеку ещё несколько секунд побыть на равных. Спустя несколько мгновений, он приступил к делу: – Фельдмаршал, я полагаю, вы уже подписали акт о капитуляции английской колониальной Армии Индии перед войсками Рейха?

– Так точно, – ответил Окинлек. Он расстегнул левый нагрудный карман своего кителя и вытащил оттуда сложенный лист бумаги: – Прошу вашего разрешения сделать короткое заявление относительно текущего момента.

– Конечно, господин фельдмаршал. Вы можете сказать всё, что пожелаете и как вам угодно долго. – В миг победы, Модель мог себе позволить побыть великодушным. Он даже разрешил маршалу Жукову выступить с речью при капитуляции советских войск в Куйбышеве, после чего маршала незамедлительно расстреляли.

– Благодарю вас, – Окинлек чопорно кивнул. – В таком случае, я заявляю, что условия капитуляции, которые я вынужден был подписать, являются безжалостными и жестокими по отношению к храбрым солдатам, сражавшимся под моим началом.

– Сэр, это ваше право, – но круглое лицо Моделя более не выражало приветливость, а в голосе появились стальные нотки. – Я, однако, должен вам напомнить, что моё обращение с вами, совершаемое согласно правилам ведения войны, является исключительно актом милосердия с моей стороны, за что мне может воспоследовать выговор из Берлина. Когда Британия сдалась в 1941, всем вооруженным силам империи был отдан приказ сложить оружие. Я полагаю, что вы не рассчитывали, что мы сюда дойдем, но я имею полное право считать вас не более чем вооруженными бандитами.

Щеки Окинлека медленно залила краска:

– Для бандитов мы вас неплохо потрепали.

– Именно так. – Модель был вежлив. Он не упомянул, что предпочел бы в десять раз более нормальных сражений, чем изматывающую возню с партизанами, до сих пор воевавших против немцев и их союзников на территории оккупированной России. – Вы хотите добавить что-нибудь ещё?

– Нет, сэр, более ничего. – Окинлек передал немцу подписанную бумагу и вручил личное оружие. Модель убрал его в кобуру, приготовленную заранее для этого случая. Пистолет не совсем подходил – кобура предназначалась для Вальтера Р38, а не для уродливого смертоносного Уэбли-Скотта. Хотя это, в общем, и не имело значения – церемония подошла к концу.

Окинлек и Модель в последний раз отсалютовали друг другу. Затем британский фельдмаршал отступил назад. Подошедший немецкий лейтенант повел его прочь, фельдмаршал стал теперь обычным военнопленным.

Майор Лаш помахал левой рукой. Юнион-Джек медленно сполз вниз по флагштоку над Воротами Индии. Его место заняла свастика.

Лаш осторожно постучал в дверь, затем заглянул в кабинет фельдмаршала:

– Господин фельдмаршал, пришёл этот индийский политик, с которым у вас встреча.

– Ах, да, конечно. Очень хорошо, Дитер, пригласите его, – Модель уже имел дело с индийскими политиками ещё до того как британцы капитулировали, сейчас же, когда сопротивление закончилось, его кабинет осаждали целые толпы. Он испытывал к ним не большую симпатию, чем к русским политикам, а равно и к немецким. Все они разглагольствовали о праведных целях, и все, как один, прежде всего, преследовали собственную выгоду.

Адъютант впустил маленького хрупкого коричневого человечка. Модель еле сумел скрыть своё удивление: изо всей одежды на индийце присутствовала только обыкновенная белая хлопчатобумажная набедренная повязка. Индус выглядел истощенным; тем более был разителен контраст между ним и викторианской роскошью дворца вице-короля Индии, который нынче занимал Модель, как управляющий новыми территориями Рейха. – Садитесь, Herr Ганди, – сказал Модель.

– Я глубоко вам благодарен, сэр, – усевшись, Ганди казался просто ребёнком, кресло для него было слишком широко и его мягкие набитые подушки практически не прогнулись под худым телом индийца. Но вот глаза у Ганди, подумал Модель, далеко не детские. Они пронзительно смотрели на фельдмаршала из-под простых очков в проволочной оправе, как будто пытаясь привести собеседника в замешательство. – Я прибыл, чтобы узнать, когда немецкие войска начнут покидать нашу страну.

Нахмурившись, Модель наклонился вперед. На мгновение он решил, что не понял фразы – на английском Ганди говорил с сильным акцентом гуджарати. Поняв, что он не ослышался, Модель спросил: – Вы часом не думаете, что мы проделали весь этот путь, приехав сюда как туристы?

– Нисколько не думаю. – В резком голосе Ганди слышалось неодобрение. – Туристы не оставляют за собой столько мертвецов.

Модель почувствовал, что раздражение берет в нем верх: – Естественно, ни один турист не платит такую цену за свое путешествие. Даже не принимая во внимание данный факт, я могу вас заверить, что мы пришли для того, чтобы остаться.

– Мне очень жаль, сэр. Я не могу вам этого позволить.

– Вы не можете? – монокль Моделя опять едва не выпал. Он конечно и раньше слышал от политиков разные самонадеянные заявления, но этот старый чёрт превзошел всех. – Вы, случаем, не забыли, что я могу вызвать своего адъютанта и он вас застрелит не сходя с места на заднем дворе? Могу вас заверить, вы будете далеко не первым.

– Да, я это знаю, – сказал Ганди грустно. – Если вы мне уготовили такую судьбу, что ж, я уже стар. Я не побегу.

Боевые действия научили Моделя относиться к возможному ранению или даже смерти со спокойным безразличием. Он увидел, что старик обладает той же чертой характера, неважно, где он ее приобрел. Мгновение спустя Модель сообразил, что его угроза не только не напугала Ганди, но и в какой-то мере позабавила индийца. В некотором замешательстве, фельдмаршал спросил: – Вы хотите, чтобы я рассмотрел ваши просьбы?

– Только одну, которую я уже озвучил ранее. Мы – это более чем трехсотмиллионная нация; владеть нами у немцев прав не больше, чем у англичан.

Модель пожал плечами: – Если мы сможем, то будем владеть. Уверяю вас, у нас достаточно сил, чтобы удержать то, что мы завоевали. – Где нет права, там нет силы, – ответил Ганди. – Мы не позволим вам держать нас в рабстве.

– Вы что, угрожаете мне? – рявкнул Модель. На самом деле, смелость индийца его удивляла. Большинство аборигенов в этой стране раболепно склонилось перед новыми хозяевами. Тут же, по крайней мере, был человек неординарный.

Ганди покачал головой. Модель видел, что индус его не испугался (действительно неординарный человек, подумал фельдмаршал, искренне уважавший настоящую храбрость). – Я не нисколько не угрожаю, сэр, но я буду делать то, что считаю правильным.

– Очень благородно, – хмыкнул Модель, но вопреки его намерению, слова прозвучали в большей степени искренне, а не саркастически, как он надеялся. Модель слышал все эти ханжеские фразы и ранее, от всех этих англичан, русских, даже от немцев. Однако, каким-то образом, Ганди производил впечатление человека отвечавшего за свои слова. Модель в задумчивости потер щеку, пытаясь понять, что делать с этим несгибаемым индусом.

Громко жужжа, в кабинет влетела большая зелёная муха. Задумчивость Моделя испарилась, как только он услышал этот зловредный звук. Он вскочил с кресла и попытался прихлопнуть муху, но промахнулся. Насекомое сделало несколько кругов и уселось на подлокотнике кресла Ганди. – Убейте её, – сказал Модель. – На прошлой неделе одна из этих чёртовых тварей ужалила меня в шею и опухоль до сих пор не сошла. Ганди уронил вниз свою ладонь, но остановил ее в нескольких дюймах от мухи. Вспугнутое насекомое взлетело. Ганди встал. Для человека, которому приближался девятый десяток, он выглядел удивительно проворным. Ловкими движениями он выгнал муху из кабинета, не обращая внимания на Моделя, который смотрел на это представление с отрытым от удивления ртом.

– Я надеюсь, что она вас более не побеспокоит, – сказал Ганди, усевшись обратно, как будто ничего не произошло. – Я один из тех, кто практикует ahimsa:[2]2
  Ahimsa (санск.) – ахимса, отказ от причинения вреда любому живому существу


[Закрыть] я не причиняю вреда ни одному живому существу.

Моделю вспомнилось падение Москвы, когда запах горящих тел наполнял холодный осенний воздух. Пулемёты начали крошить кавалерию казаков ещё до того, как те смогли приблизиться, ржание раненых лошадей было самым жутким звуком, куда более страшным, чем крики людей. Он припомнил ещё кое-что, то что он не видел лично, но не имел ни малейшего желания узнать об этом побольше.

– Herr Ганди, – сказал Модель, – каким образом вы можете заставить подчиниться вашей воле того, кто вам сопротивляется, если вы не используете силу для этих целей?

– Я не говорил, что я не использую силу, – Ганди улыбнулся, приглашая фельдмаршала оценить разницу в понятиях. – Я не использую насилие. Если мои люди откажутся сотрудничать с вашими в любой форме, то как вы сможете их принудить? У вас не останется выбора, кроме как разрешить нам действовать так, как мы считаем нужным.

Если бы не ум, читавшийся в глазах Ганди, Модель охарактеризовал бы индийца как безумца. Однако ни один безумец не смог бы причинить британцам столько головной боли. Но может эти декаденты-англичане не смогли его достаточно запугать? Модель предпринял очередную попытку: – Вы понимаете, что ваши заявления могут быть расценены как государственная измена?

Ганди поклонился: – Вы вольны делать со мной все что угодно. В любом случае мой дух будет жить среди моего народа.

Модель почувствовал, что закипает. Отсутствие страха – привилегия очень и очень немногих людей. Ну, надо же, подумал Модель, чтоб мне так «повезло» – повстречаться с одним из этих немногих. – Я предупреждаю вас, Herr Ганди, что вы должны подчиняться властям Рейха, в противном случае вам же будет хуже.

– Я буду делать только то, во что верю и ничто иное. Если немцы приложат усилия для освобождения Индии, с великой радостью я буду помогать вам. Если же нет, то с сожалением должны мы стать врагами.

Фельдмаршал попытался дать упрямому индийцу ещё один шанс проявить здравый смысл: – Если бы дело касалось только нас двоих, то может и возникли бы какие-нибудь сомнения в том что могло бы произойти. – Это вряд ли, на мгновение подумал он, Ганди старше меня на двадцать с чем-то лет и хрупок как тростник, ну-ну. Модель отбросил эту неуместную мысль и продолжил: – Но скажите, Herr Ганди, где же ваш Wehrmacht?[3]3
  Вооруженные силы (нем.)


[Закрыть]

Модель ожидал какой угодно реакции со стороны индийца, но только не изумления. Однако за стеклами очков глаза Ганди выражали именно это: – Фельдмаршал, у меня тоже есть армия.

Модель умел владеть собой, но долготерпение никогда не входило в число его добродетелей, сейчас же оно истощилось полностью. – Вон отсюда! – рявкнул он.

Ганди встал, поклонился и вышел. Майор Лаш осторожно просунул голову в кабинет шефа, но, наткнувшись на взгляд фельдмаршала, тут же исчез в мгновение ока.

– И? – Джавахарлал Неру ходил взад-вперед. Высокий, худощавый и мрачный, он возвышался над Ганди, но не подавлял его своей фигурой. – Стоит ли нам рисковать и применить против немцев ту же тактику, что применяли мы против англичан?

– Если мы хотим видеть нашу землю свободной, осмелимся ли мы не делать этого? – ответил Ганди. – Они не согласятся с нашими требованиями по доброй воле. Модель мало чем отличается от всех этих английских политиков, которым мы изрядно попортили кровь в прошлом. – Ганди улыбнулся, припомнив, как английские чиновники, призванные победить пассивное сопротивление, оказались бессильны что-либо сделать.

– Что ж, значит пусть будет satyagraha.[4]4
  Satyagraha (санск.) – сатьяграха, буквально означает «придерживаться правды», принцип ненасильственного гражданского неповиновения.


[Закрыть] – Неру, однако, не расположен был к юмору. Он вообще был более мрачным чем его старший товарищ.

– Ты никак боишься провести ещё один срок в тюрьме? – Ганди с улыбкой попытался подшутить над своим другом. Во время войны оба провели достаточно времени за решёткой, англичане освободили их ближе к концу, в последней безнадежной попытке обрести поддержку среди индийского народа.

– Ты сам прекрасно знаешь. – Неру не принял шутки. – Меня тревожат слухи, доходящие сюда из Европы.

– Ты хочешь сказать, что веришь им? – Ганди покачал головой в знак удивления и легкого упрёка. – В любой войне каждая сторона будет стремиться очернить своего противника, как только можно.

– Я надеюсь, что ты прав, и всё это просто слухи. Но, признаюсь тебе, мне было бы куда легче обсуждать, то что мы планируем сделать, если бы ты мог показать мне хотя бы одного офицера-еврея или солдата в армии, которая нас оккупировала.

– В армиях тех стран, кого немцы победили, евреев также трудно найти. Англичане, например, равно их не любят.

– Да, но все же у них можно найти евреев. А в Германии они официально поставлены вне закона. Англичане бы такого никогда не допустили. Этот закон вызывает только омерзение. Я думаю о том, что рассказывал этот человек, Визенталь, ну тот самый, который пробрался сюда из Польши через Россию и Персию, Бог его знает как ему это удалось.

– Его сказкам я не верю, – жестко сказал Ганди. – Ни одна нация не может действовать такими методами и продолжать существовать. Где найти таких людей, способных претворить эти ужасы?

– Azad Hind, – сказал Неру, имея в виду «Свободу Индии», девиз индийских частей в составе вермахта.

Ганди покачал головой. – Они всего лишь солдаты, и ведут себя так же, как и другие на их месте. Визенталь же рассказывает о совершенно другой жестокости, которая невозможна ибо самоё ее существование разрушит принцип государства, породившего её.

– Я искренне надеюсь, что ты прав, – задумчиво сказал Неру.

Вальтер Модель захлопнул дверь с такой силой, что его адъютант, расположившийся в прихожей за своим столом спиной ко входу в кабинет, вскочил в испуге. – Уф, на сегодня хватит, – сказал Модель. – Я хочу шнапса, хочу смыть это индийское послевкусие из глотки. Дитер, если хочешь, присоединяйся.

– Благодарю вас, mein herr, – майор Лаш отложил ручку в сторону и вышел из-за стола. – Иногда я думаю, что завоевать Индию было куда легче, чем ей управлять.

Модель устало закатил глаза: – Я изначально знал, что легче. Господи, да я бы предпочел спланировать и осуществить десять новых кампаний, чем сидеть тут и увязать в этом крючкотворном болоте. Чем скорее Берлин пришлет сюда чиновников, разбирающихся в колониальных делах, тем сильнее я буду рад.

Бар, казалось, был перенесен сюда из Англии. Полутёмный, тихий, с панелями орехового дерева, на стене висела доска для дартса, которую убирать почему-то не стали. За барной стойкой стоял сержант в серо-мышиной форме; несмотря на медленно вращающиеся лопасти вентилятора под потолком, температура была в районе 35 °C. Если сержант-бармен был для Лондона типичной картиной, то вот про зной такого сказать было нельзя.

Первый стаканчик Модель пропустил залпом. Второй он уже цедил, наслаждаясь качественным напитком. По телу медленно расходилась теплота, не имевшая ничего общего с вечерней жарой. Модель откинулся в кресле, сцепив пальцы. – Долгий выдался день, – сказал он.

– Так точно, mein herr, – поддакнул Лаш. – После наглости этого Ганди, любой день покажется долгим. Я редко видел вас в таком гневе. – Учитывая характер Моделя, такое заявление многого стоило.

– Ах, да, Ганди, – Модель казался скорее задумчивым, чем раздражённым; Лаш взглянул на него с любопытством. – Клянусь своим жалованием, этот индус стоит дюжины других.

– Фельдмаршал? – адъютант не пытался скрыть своего удивления.

– Он честный человек. Он сказал мне, что он думает, и он этого будет придерживаться. Я могу его убить – я, наверное, и должен его убить – но что он, что я будем знать истинную причину этого, то что я не передумаю. – Модель сделал ещё один глоток шнапса. Поколебавшись, и не будучи до конца уверен, стоит ли об этом говорить, Модель все же продолжил: – Знаешь, Дитер, после того как он ушел, мне было видение.

– Mein herr? – голос Лаша зазвучал встревожено.

Фельдмаршал, поняв тревогу адъютанта, сухо усмехнулся: – Нет, нет, Дитер, я не намерен публично заявить что отказываюсь от мяса, и надеть сандалии и рубище, сбросив свои сапоги, это я тебе обещаю. Мне просто показалось, что я – римский прокуратор, выслушивающий разглагольствования раннехристианского священника.

Лаш удивленно поднял брови. Такие настроение были абсолютно не в характере Моделя, напротив он был прямой как штык и резок, порой до грубости, к тому же материалист до мозга костей – в общем, обладал всеми качествами необходимыми генералу. Памятуя об этом, майор с осторожностью спросил: – И как, по вашему мнению, должен был чувствовать себя этот римлянин?

– Чертовски сбитым с толку, вот как! – ответил Модель, возвращаясь к своей обычной манере речи. – А поскольку ни он, ни его приятели не имели понятия как обходиться с этими фанатиками, то мы с тобой, Дитер, нынче христиане.

– Именно так, – майор потер подбородок. – Разве это плохо?

Модель рассмеялся и прикончил свой шнапс. – С твоей или моей точки зрения это хорошо, но я сомневаюсь, чтобы те римляне с нами согласились, равно как и этот Ганди не согласится со мной по поводу дальнейшего развития событий здесь. Но, по сравнению с древним прокуратором, у меня есть два преимущества. – Он поднял палец и сержант немедленно поспешил наполнить его стакан. Лаш кивнул бармену, чтобы тот налил и ему. Выпив, майор сказал: – Надеюсь, что так. Мы более цивилизованы и более опытны, чем римляне даже и могли помыслить.

Но Модель все ещё пребывал в своем полу-задумчивом настрое: – Разве? Мой прокуратор был настолько умудрен жизнью, что с терпимостью относился ко всему, и не узрел опасности в противнике, который так поступать не будет. Наш христианский Бог, однако, весьма бдителен и не потерпит конкурентов. А тот, кто служит национал-социализму, служит также и Volk, народу, и верен только ему. Тем самым, я невосприимчив к вирусу Ганди, как восприимчивы были древние римляне к вирусу христианства.

– Да, это имеет смысл, – согласился Лаш, после короткой паузы. – Я не думал об этом в таком ключе, но теперь вижу, что это так. А что за второе преимущество, которого не было у римского прокуратора?

Неожиданно лицо фельдмаршала стало жестким, а глаза блеснули холодом – именно так он выглядел когда вел свою Третью Танковую группу в атаку на Кремль. – Пулемёт, – сказал он.

Лучи восходящего солнца придали красному песчанику, из которого был построен Старый Форт, зловещий оттенок крови. Ганди нахмурился и отвернулся, прогнав это сравнение. Даже в этот рассветный час, воздух был теплым и влажным.

– Тебе не стоило сегодня приходить, – обратился к нему Неру. Джавахарлал снял свою пилотку, почесал начавшие уже седеть волосы и окинул взглядом толпу, собирающуюся вокруг. – Немцы своим приказом запретили собрания и за этот митинг они назначат тебя виновным.

– Конечно меня, кого же ещё? – ответил Ганди. – Не думаешь ли ты, что я пошлю своих последователей смотреть в лицо опасности, в то время как сам не дерзну сделать сие? Как я смогу возглавлять их после этого?

– Генерал не стоит в первом ряду атакующих, – ответил Неру. – Если мы потеряем тебя, как мы тогда сможем продолжить наше дело?

– В таком случае разве это дело стоит того, чтобы его продолжать, если погибнет лидер? Ладно, давай начнем.

Неру устало воздел руки. Ганди удовлетворенно кивнул и пошел сквозь собравшихся людей к голове колонны. Мужчины и женщины расступались чтобы пропустить его. Неру, все ещё качая головой, последовал за Ганди.

Толпа медленно начала двигаться на восток, вверх по улице Чандни-Чок, кварталу серебряных дел мастеров. Некоторые лавочки и мастерские пострадали во время битвы за Нью-Дели, некоторые были разграблены уже после, но большое количество магазинчиков все же работало, а их владельцы с радостью принимали к оплате немецкие деньги, как до этого принимали английские.

Один из таких хозяев, умудрившийся процветать даже в последний, самый трудный для всех год, завидев процессию, выскочил из лавки и подбежал к голове демонстрации. Во главе шел Неру, высокий, элегантно одетый, что немедленно привлекало к нему внимание.

– Вы что, с ума сошли? – прокричал ювелир. – Немцы запретили собрания. Если вас увидят, то может случиться страшное.

– А разве не страшно то, что немцы взяли у нас свободу, что по праву принадлежит нам? – спросил Ганди. Ювелир обернулся.

Глаза у лавочника вылезли из орбит, когда он узнал говорящего. Ганди продолжил: – Это не только страшно, это, прежде всего, неправедно. И мы не признаем за немцами запрещать нам, то что мы считаем правильным. Не хочешь ли присоединиться к нам?

– А…э…Человек с Великой Душой, махатма[5]5
  Последователи учения Ганди в знак глубокого уважения называли его «Человек с Великой Душой», махатма.


[Закрыть] я…э… – залопотал ювелир. Взгляд его скользнул куда-то за плечо Ганди. – Немцы! – завизжал он, затем повернулся и припустил прочь.

Ганди встал во главе демонстрации и повел ее по направлению к приближающемуся взводу. Немцы маршировали по Чандни-Чок, с таким видом как будто люди шедшие им навстречу должны расплавиться от их марша, как воск на жаре. Ганди подумал, что экипировка немцев не особенно отличается от английской: башмаки, шорты и рубашки с открытым воротом. Но вот немецкие каски, похожие на ведерки для угля, придавали солдатам вермахта мрачный и зловещий вид, ауру свирепости. У британских солдат в их «жестяных тазах»[6]6
  Жаргонное название касок использовавшихся в английской армии, по форме они немного напоминали таз для бритья.


[Закрыть] такого не было. Даже на такого хладнокровного человека, как Ганди это произвело впечатление, вероятно, это и задумывалось изначально.

– Здравствуйте, друзья мои, – сказал он. – Кто-нибудь из вас говорит по-английски?

– Я говорю немного, – ответил один из немцев. На нем были погоны сержант-майора, следовательно, он тут был командиром, понял Ганди. Немец поднял винтовку, но не угрожающе, а чтобы подчеркнуть свои слова. – Идите в свои дома назад. Это хождение вместе verboten.[7]7
  Запрещено (нем.)


[Закрыть]

– Мне очень жаль, но я отказываюсь подчиниться вашим приказам, – сказал Ганди. – Мы мирно идем по нашей собственной улице в нашем собственном городе. Мы никому не причиним вреда, чтобы ни случилось, могу вас уверить. Но мы будем ходить там где мы пожелаем. – Ему пришлось повторить это несколько раз, прежде чем сержант его понял.

Немец заговорил со своими солдатами на родном языке. Один из солдат поднял винтовку и с нехорошей улыбкой наставил её на Ганди. Тот вежливо кивнул. Немец удивленно сморгнул, не в состоянии понять, почему этот индус его не боится. Сержант хлопнул рядового по винтовке, приказав ему опустить оружие. У одного из солдат за плечами висел полевой телефон, сержант снял трубку, дождался ответа и начал быстро что-то туда говорить. Краем глаза Ганди посмотрел на Неру. Взгляд товарища был усталым и угрюмым – это беспокоило Ганди больше, чем самоуверенность немцев, отдававших глупые приказы его народу. Ганди зашагал вперед. Люди последовали за ним, обтекая немецкий взвод, как река обтекает валун.

Солдат, который угрожал Ганди оружием, закричал встревожено и поднял ружье к плечу. Сержант рявкнул на него и солдат нехотя опустил винтовку.

– Вот разумный человек, – сказал Ганди, обращаясь к Неру. – Он видит, что мы не причиняем вреда ни ему, ни его людям и поэтому он не причиняет вреда нам.

– Печально, что не все так разумны, – ответил Неру. – Например, тот младший капрал. И даже разумный человек может быть к нам не расположен. Заметь, что сержант все ещё говорит по телефону.

Телефон на столе фельдмаршала Моделя зазвонил столь резко, что тот от неожиданности вздрогнул. Модель выругался – он отдал чёткий приказ, чтобы его беспокоили только в случае крайней необходимости, у него никак не получалось выкроить время для массы неотложных дел.

Он снял трубку. – Я надеюсь это хорошие новости? – прорычал он вместо приветствия.

Он выслушал собеседника, выругался ещё раз и с грохотом бросил трубку на рычаг. – Лаш! – рявкнул он во весь голос.

Теперь пришла очередь адъютанта вздрогнуть: – Mein herr?

– Что ты расселся тут на своей толстой заднице? – напустился на него фельдмаршал. – Живо, подготовь мне машину и вызови шофёра, да побыстрее. Хватай свой пистолет и пулей за мной. Эти индусы вытворяют какую-то пакость. Да, вот ещё, вызывай дежурный взвод и пусть они следуют за нами. На Чандни-Чок, там как раз вся эта заварушка.

Лаш вызвал машину, караул и поспешил за Моделем. – Там бунт? – осторожно осведомился он.

– Нет, нет, – коренастый фельдмаршал двигался с такой скоростью, что долговязый Лаш был вынужден сбиваться на бег. – Какие-то трюки этого Ганди, чёрт бы его драл!

Когда Модель и его адъютант вышли из дворца, «Мерседес» фельдмаршала уже поджидал их. Водитель предупредительно распахнул дверь. – Чандни-Чок, – коротко бросил Модель, усевшись на сиденье в тихой ярости. Мощный автомобиль миновал Ирвин-роуд, обогнул Коннот-Сёркл и направился на север по Челмсфорд-роуд, мимо разбомбленного вокзала. Название улицы почему-то изменилось на Кутб-роуд, причина этого Моделю была неизвестна да и неинтересна.

Спустя какое-то время шофёр сказал: – Mein herr, по-моему, там впереди какой-то беспорядок.

– Беспорядок? – откликнулся Лаш, наклонившись вперед, чтобы лучше рассмотреть что творилось впереди. – Да там целый полк индусов движется в нашу сторону. Они что ничего не понимают? И какого чёрта, – он повысил голос, – столько наших солдат идут рядом с ними? Они что, не понимают, что их задача – разогнать этот бардак? – В возмущении майор начал заговариваться.

– Я полагаю, что нет, – сказал Модель сухо. – Я думаю, что Ганди обладает каким-то влиянием на людей, не готовых противостоять этому его упрямству. Но я-то к таким не отношусь! – Он похлопал шофера по плечу. – Иоахим, притормози метрах в двухстах от первой шеренги демонстрантов.

– Jawohl, mein herr.[8]8
  Слушаюсь! (нем.)


[Закрыть]

Модель выпрыгнул из машины ещё до того как она остановилась. Лаш, подбежал к нему, держа руку на кобуре, протестуя: – А что если у одного из этих фанатиков будет пистолет?

– Тогда командование примет генерал-полковник Вейдлинг, а многие индусы узнают, что такое смертная казнь.

Модель зашагал по направлению к Ганди. Как и раньше, например, на церемонии капитуляции, влажный индийский зной едва не душил его. Даже когда он сидел в машине, мундир лип к телу. Пот градом покатился по лицу, едва Модель сделал первый шаг. Дышать было тяжело, все равно что находиться в теплом супе; даже в воздухе чувствовался этот еле уловимый суповой аромат.

В некотором роде, подумал он, эта чертова тропическая погода ещё хуже чем русская зима. И та и другая способна была умертвить человека, но среди этой влажности, тепла и грязи пышным цветом цвели тысячи разных экзотических болезней. Снега же, по крайней мере, были чистыми.

Обратив внимание на погоны того, кто к ним приближался, немецкие солдаты в тихом ужасе вытянулись по стойке смирно. Фельдмаршал их проигнорировал – с ними он разберется позже. В данный момент важнее всего было разобраться с Ганди.

Тот остановился – чему немедленно последовали демонстранты – и терпеливо ждал Моделя. На немецкого командующего это не произвело впечатления. Он уже понял что Ганди человек неординарный, искренний, и к тому же храбрый, но в данный момент это не имело значения.

Модель резко сказал: – Вас предупреждали, чтобы вы этого не делали?

Ганди посмотрел в глаза Моделю. Они были почти одного роста. – А я вас предупреждал, что я не признаю вашего права отдавать нам такие приказы. Это наша страна, а не ваша, и если кто-то из нас желает свободно ходить по улице, то он так и поступит. Стоя за спиной Ганди, Неру озабоченно переводил взгляд на с одного противника на другого. Модель заметил это краем глаза, но значения не придал; если этот индус заранее боится, с ним можно разделаться в любое время. Ганди, однако, был, крепким орешком. – Эти люди находятся под вашей ответственностью. Если с ними что-то случится вина ляжет на вас.