Текст книги "Пятница, когда раввин заспался"

Автор книги: Гарри Кемельман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

Кемельман Гарри
Пятница, когда раввин заспался

1

Они сидели в небольшом храме и ждали. Их по-прежнему было всего девять, а без десятого утреннюю службу начинать не полагалось. Престарелый председатель конгрегации Яков Вассерман был облачен в церемониальные одежды, а только что пришедший молодой раввин Дэвид Смолл ещё не успел переодеться. Он выпростал левую руку из рукава пиджака и закатал рукав сорочки до самой подмышки, потом прикрепил к предплечью рядом с сердцем маленький черный ларец с изречениями из Священного писания, семь раз обмотав тфилин вокруг локтя и трижды – вокруг ладони, чтобы получить фигуру, напоминающую первую букву Священного имени. Наконец он обхватил тфилином средний палец, и получилось кольцо – знак божественной принадлежности. Аккуратно пристроив второй тфилин на голове, раввин в точности исполнил все требования Библии: «И укрепишь ты его (Слово Божье) в виде знака на руке твоей, и станет оно пред очами твоими».

Все остальные были в отороченных шелком церемониальных талитах и черных кипах. Они сидели маленькими группами, о чем-то болтали, праздно листали молитвенники и время от времени сверяли часы с круглыми ходиками на стене.

Полностью готовый к утренней службе раввин мерил шагами центральный проход – не раздраженно, а как человек, слишком рано пришедший на вокзал, и иногда улавливал обрывки разговоров, то деловых, то семейных. Кто-то обсуждал детей, кто-то оценивал вероятность победы "Красных носков" в чемпионате. Едва ли такие беседы приличествуют людям, ждущим начала молитвы, подумал раввин, но тотчас одернул себя. Разве избыточное благочестие – не грех? Разве не должен человек вкушать от радостей жизни? А труд, семья и отдых от трудов – суть её радости. Раввину не исполнилось ещё и тридцати, но ему были присущи самоуглубленность и вдумчивость. Он вечно задавался всевозможными вопросами, после чего принимался подвергать их сомнению. И ничего не мог с собой сделать.

Ходивший куда-то мистер Вассерман вернулся в зал.

– Только что звонил Эйбу Райху, – сообщил он. – Говорит, будет минут через десять.

Толстенький пожилой коротышка Бен Шварц проворно вскочил со скамьи.

– Ну, с меня довольно, – пробормотал он. – Если для миньяна не хватает этого сукина сына Райха, я лучше помолюсь дома.

Вассерман бросился за Шварцем и нагнал его в конце прохода.

– Неужели ты уйдешь, Бен? Тогда и после приезда Райха нас будет всего девять.

– Извини, Яков, – сердито буркнул Шварц. – Я должен идти. У меня важная встреча.

Вассерман развел руками.

– Ты пришел, чтобы сказать Кадиш за упокой души твоего отца. Что это за встреча, которую нельзя отложить на несколько минут ради почестей родителю? – Шестидесятипятилетний Вассерман был едва ли не самым старшим членом конгрегации и говорил с каким-то странным акцентом. Слова-то он произносил правильно, но было заметно, что это требует немалых усилий. Заметив колебания Шварца, старик добавил: – К тому же, у меня сегодня тоже Кадиш.

– Ладно, Яков, – ответил Шварц, – хватит давить на чувства. Так и быть, останусь. – Он даже усмехнулся.

Но Вассерман ещё не иссяк.

– И чего ты взъелся на Эйба Райха? – спросил он. – Я слышал, как ты поносил его. А ведь вы были хорошими друзьями.

– Что ж, скажу тебе, почему, – более чем охотно ответил Шварц. – На прошлой неделе…

Вассерман поднял руку, призывая Бена к молчанию.

– Та история с автомобилем? Я уже наслышан. Если ты считаешь, что Райх должен тебе деньги, подай на него в суд, и дело с концом.

– Не пойду я в суд с таким пустяком.

– Тогда найдите другой способ сгладить свои трения. Но в храме не должно быть двух почтенных прихожан, не желающих стоять в одном миньяне друг с другом. Это позор.

– Послушай, Яков…

– Ты когда-нибудь задумывался о роли храма в нашей общине? Где, как не под его сенью, улаживать евреям свои разногласия? – Вассерман кивком подозвал раввина. – Я тут пытаюсь втолковать Бену, что храм – место священное, и все приходящие сюда евреи должны пребывать в мире друг с другом. Сглаживать здесь свои трения. Может быть, в этом качестве храм ещё важнее, чем просто как место для молитвы. А вы что думаете?

Молодой раввин растерянно посмотрел сначала на Вассермана, затем – на Шварца, и зарделся.

– Боюсь, что не смогу с вами согласиться, мистер Вассерман, – сказал он. – Храм не есть священное место в полном смысле слова. Разумеется, изначально так и было, но потом многое изменилось, и общинная синагога вроде нашей, по сути дела, превратилась в обычное здание. Здесь собираются, чтобы молиться и учиться, и, я полагаю, она священна ровно настолько, насколько священно любое место, где люди сообща возносят молитвы. Но улаживать разногласия, по нашему обычаю, должен не храм, а раввин.

Шварц промолчал. По его мнению, молодой раввин вышел за рамки приличий, осмелившись открыто противоречить президенту храма. В конце концов, Вассерман – начальник раввина, не говоря уже о том, что годится ему в отцы. Но Яков, похоже, не обиделся. Кажется, он даже был доволен. Его глаза блеснули.

– Что же вы предлагаете, рабби? Как быть, если двое прихожан перегрызутся между собой?

Дэвид Смолл тускло улыбнулся.

– Э… ну… несколько десятилетий назад я предложил бы созвать Дин Тора.

– Что это такое? – спросил Шварц.

– Своего рода судебные слушания, – пояснил Смолл. – Кстати, судейство – одна из главных обязанностей раввина. В былые времена в европейских гетто раввинов нанимали не синагоги, а городские власти. И нанимали не столько затем, чтобы возглавлять молебствия, сколько для разбора дел, представленных на их суд, и надзора над соблюдением закона.

– И как же он принимал решения? – спросил Шварц, которому вдруг стало любопытно.

– Как и любой судья. Выслушивал стороны. Иногда – один, иногда вместе с двумя односельчанами из числа самых образованных. Если надо, опрашивал свидетелей, а затем, основываясь на Талмуде, выносил свое суждение.

– Боюсь, нам это не очень подходит, – с улыбкой ответил Шварц. – Мое дело касается автомобиля, и я вовсе не уверен, что в Талмуде найдется подходящий прецедент.

– В Талмуде найдется все, что угодно, – строго сказал раввин.

– Даже автомобиль?

– Об автомобилях там, разумеется, нет ни слова, но довольно много говорится о таких вещах, как ущерб и ответственность за него. Принципы остаются одинаковыми, только частности меняются от века к веку.

– Ну, что, Бен, ты готов к судебному разбирательству? – спросил Вассерман.

– Да мне-то что? Я могу изложить свое дело кому угодно. Чем больше будет слушателей, тем лучше. По мне, так пусть весь приход узнает, что за гнида этот Эйб Райх.

– Нет, я серьезно, Бен. Вы с Эйбом оба входите в совет директоров и посвящаете храму столько часов, что и не сосчитать. Почему бы вам не уладить спор в соответствии с древним еврейским обычаем?

Шварц передернул плечами.

– Ну, что касается меня…

– А вы, рабби? Не угодно ли…

– Я проведу Дин Тора, если того пожелают мистер Райх и мистер Шварц.

– Эйб Райх ни за что не явится, – сказал Бен.

– А я ручаюсь, что он придет, – возразил Вассерман.

Шварц явно загорелся этой идеей.

– Что ж, ладно. Только как нам действовать? Где и когда состоится эта ваша Дин Тора?

– Сегодня вечером в моем кабинете. Вас устроит?

– Меня-то устроит. Вы понимаете, рабби, этот Эйб Райх…

– Если мне предстоит выслушать изложение дела, вам следовало бы дождаться мистера Райха, чтобы он тоже мог послушать, вы не находите? мягко спросил раввин.

– Конечно, рабби, я не хотел…

– До вечера, мистер Шварц.

– Я приду.

Раввин кивнул и зашагал прочь. Несколько секунд Шварц смотрел ему вслед, потом сказал:

– Знаешь, Яков, если подумать, глупая это затея, и зря я согласился.

– Почему глупая?

– Потому что… потому что мы дали согласие участвовать в обыкновенном судебном заседании.

– Ну, и что?

– А судьи кто? Вот что! – Шварц кивнул на раввина и мрачно отметил для себя его мешковатое одеяние, растрепанную шевелюру и запыленные башмаки. – Ты только взгляни на него. Ни дать ни взять студентишко. Я ему в отцы гожусь. И что же, он будет меня судить? Знаешь, Яков, если раввин и впрямь судья, то, может быть, правы Эл Бекер и некоторые другие старейшины, которые говорят, что нам нужен более пожилой и опытный наставник. Неужели ты думаешь, что Эйб Райх согласится? – В этот миг его осенила новая мысль. – Слушай, Яков, а если Эйб не согласится и не явится на эту, как бишь ее… Дин… Короче, тогда я выиграю дело, правильно?

– Кстати, о Райхе. Вот он. Сейчас начнем молитву. А насчет вечера будь спокоен. Эйб непременно придет.

Кабинет раввина располагался на втором этаже, над огромной асфальтированной автостоянкой. Когда мистер Вассерман подошел к крыльцу, там же остановилась машина Дэвида Смолла, и мужчины вместе поднялись наверх.

– Я не знал, что вы тоже захотите присутствовать, – сказал раввин.

– Шварц струхнул, и я обещал ему, что приду. Вы не возражаете?

– Ничуть.

– Скажите мне, рабби, вы уже занимались этим?

– Проводил ли я Дин Тора? Разумеется, нет. Ведь я привержен консерватизму. Кто из членов ортодоксальных конгрегаций Америки пойдет на Дин Тора к раввину?

– Но тогда…

Дэвид Смолл улыбнулся.

– Все будет в порядке, уверяю вас. Я имею кое-какое представление о том, что творится в общине. Слышал всякие сплетни. Шварц и Райх всегда были добрыми друзьями, но вот что-то стряслось, и дружбе конец. По-моему, оба не рады ссоре и очень хотели бы помириться. С учетом всех обстоятельств, думается, я помогу им найти точки соприкосновения.

– Понятно, – Вассерман кивнул. – А то я уже начинал волноваться. Вы верно говорите, они друзья, и довольно давние. Вероятнее всего, за этой размолвкой стоят их жены. У Майры, супруги Бена, тот ещё язычок. Настоящая стерва.

– Увы, – печально молвил раввин, – мне это прекрасно известно.

– Шварц – рохля, – продолжал Вассерман. – В их семье брюки носит жена. Райхи и Шварцы всегда были добрыми соседями, а два года назад отец Бена умер, и он получил кое-какое наследство. Думаю, сегодня как раз вторая годовщина, вот почему он приходил читать поминальную молитву. Разбогатев, Шварцы перебрались в Гроув-Пойнт и стали якшаться с Бекерами, Перлштейнами и иже с ними. Подозреваю, что тут постаралась Майра, которой надоели старые знакомые.

– Что ж, вскоре мы все узнаем, – ответил раввин. – Кажется, кто-то из них уже здесь.

Хлопнула парадная дверь, на лестнице послышались шаги, и в комнату вошел Бен Шварц. Последовал ещё один хлопок, и почти сразу же появился Эйб Райх. Казалось, они караулили друг дружку у входа. Раввин Смолл жестом пригласил Шварца и Райха сесть по разные стороны стола.

Райх был рослым миловидным мужчиной с высоким лбом и серыми как сталь волосами, зачесанными назад. В его облике чувствовался лоск. Эйб носил черный пиджак с узкими лацканами и скошенными на континентальный манер боковыми карманами и обтягивающие брюки без манжет. Работал он коммерческим директором местного отделения крупной обувной компании, а оттого имел решительный вид и держался с чиновным достоинством, но сейчас тщетно силился спрятать растерянность за показным безразличием.

Шварц тоже был не в своей тарелке, но пытался воспринимать происходящее как забавную шутку, блажь доброго приятеля Джейка Вассермана, и был намерен подыграть ему, как и положено хорошему другу.

Войдя в кабинет, Шварц и Райх не обменялись ни единым словом и даже не взглянули друг на друга. Райх первым нарушил молчание, обратившись к Вассерману, и Шварцу волей-неволей пришлось беседовать с раввином.

– Итак, – с улыбкой молвил он, – что теперь? Вы облачитесь в мантию и предложите всем встать? И в каком качестве здесь Яков? Судебный писарь? Присяжный заседатель?

Дэвид Смолл усмехнулся и пододвинул стул, давая понять, что готов приступить к делу.

– Полагаю, вы оба знаете, о чем пойдет речь, – непринужденно проговорил он. – Никаких процедурных формальностей не будет. Обычно обе стороны признают право суда решить их дело и обещают следовать указаниям раввина. Но сегодня я не намерен настаивать на этом.

– Я не возражаю, – заявил Райх. – И готов подчиниться вашему решению.

– А мне уж точно бояться нечего. Я тоже согласен, – сказал Бен.

– Прекрасно, – похвалил их раввин. – Мистер Шварц, вы – пострадавшая сторона, и я прошу вас рассказать мне, что произошло.

– Рассказ мой будет краток, – начал Шварц. – Все очень просто. Присутствующий здесь Эйб взял у моей Майры машину и по недосмотру сломал её. Теперь мне придется платить за новый двигатель. Вот и все.

– На диво простой случай, – согласился Смолл. – Вы можете сообщить мне, при каких обстоятельствах мистер Райх взял машину? Кроме того, поясните, кому она принадлежит, вам или вашей супруге. Судя по вашим словам, это её машина, но в то же время вы утверждаете, что платить за двигатель придется вам.

Шварц улыбнулся.

– Машина моя. В том смысле, что куплена на мои деньги. Но обычно на ней ездит Майра, и, значит, это её машина. «Форд» с откидным верхом, шестьдесят третьего года выпуска. А сам я езжу на «бьюике».

– Шестьдесят третьего года? – раввин удивленно вскинул брови. – Стало быть, это почти новая машина? А срок гарантии уже истек?

– Вы шутите, рабби! – фыркнул Шварц. – Какая гарантия, если поломка случилась по вине владельца? Я купил эту машину в «Бекерз-моторз», это хорошая, надежная фирма, не хуже любой другой. Но Эл Бекер посмотрел на меня, как на дурачка, когда я завел речь о гарантии.

– Понятно, – ответил Смолл и кивком разрешил истцу продолжать.

– Есть у нас компания. По интересам. Ходим вместе в театры, путешествуем на машинах, все такое. Сперва был клуб садоводов, который основали несколько близких по духу супружеских пар, живших по соседству. Но потом несколько семей переехали в другие места. Тем не менее, мы продолжаем собираться раз в месяц. Короче, отправились кататься на лыжах в Белнэп, что в Нью-Гэмпшире. Альберты ехали с Райхами в их седане, а мы посадили в наш «форд» Сару. Сару Вайнбаум. Она вдова. Вайнбаумы были в нашей компании, и после смерти мужа Сары мы стараемся повсюду брать её с собой.

Выехали мы в пятницу, вскоре после полудня. Весь путь занял часа три, и мы успели покататься на лыжах до наступления темноты, в субботу утром опять пошли, только Эйб остался дома, потому что простыл и мучился кашлем, да ещё чихал. А в субботу вечером Саре позвонили дети – у неё двое сыновей, семнадцати и пятнадцати лет – и сказали, что попали в аврию. Они уверяли мать, что все в порядке, и это была правда. Бобби получил царапину, а старшему, Майрону, наложили пару швов. Но Сара ужасно расстроилась и захотела вернуться домой. Не могу пенять ей за это. А поскольку она приехала с нами, я предложил ей взять нашу машину. Но было уже поздно, и стоял туман, поэтому Майра запретила Саре ехать одной, и тогда присутствующий здесь Эйб вызвался её отвезти.

– Вы согласны со всем, что говорилось до сих пор, мистер Райх? – спросил раввин Смолл.

– Да, именно так и было дело.

– Хорошо. Продолжайте, мистер Шварц.

– В воскресенье вечером, когда мы вернулись домой, машины в гараже не оказалось. Это меня не встревожило, поскольку, ясное дело, Эйб не должен был оставлять её там и тащиться к себе домой пешком. Наутро я поехал на работу в «бьюике», а жена позвонила Эйбу, чтобы договориться о возвращении её машины. И он сказал ей…

– Минутку, мистер Шварц. Насколько я понял, вы не принимали непосредственного участия в дальнейших событиях и теперь будете рассказывать нам лишь то, что слышали от супруги.

– Кажется, вы говорили, что у нас нет никаких процессуальных формальностей.

– Это верно. Но если мы хотим беспристрастно разобраться в случившемся, то, очевидно, продолжать должен мистер Райх. По-моему, надо придерживаться хронологии событий.

– Вот как? Что ж, ладно.

– Итак, мистер Райх?

– Бен все правильно сказал, – начал Эйб. – Я уехал с миссис Вайнбаум. Было темно, и стоял густой туман, но мы катили довольно быстро. А потом, уже возле самого дома, машина вдруг замедлила ход и остановилась. К счастью, мимо проезжал дозор, и полицейский спросил, что у нас стряслось. Я объяснил, что мотор заглох, и он обещал прислать буксир. Минут через пять приехал тягач из ближайшего гаража и дотащил нас до города. Кажется, было уже за полночь, и мастерская не работала, поэтому я остановил такси и отвез миссис Вайнбаум домой. Вы мне не поверите, но, когда мы добрались туда, все окна были темные, да ещё выяснилось, что миссис Вайнбаум забыла ключ.

– Как же вы проникли в дом? – поинтересовался раввин.

– Миссис Вайнбаум сказала, что одно из окон всегда открыто, и его можно достать с навеса террасы. В своем тогдашнем состоянии я не мог бы и на крыльцо подняться, тем паче что ступеньки там крутые, а уж о миссис Вайнбаум и говорить нечего. Таксист был парень молодой, но заявил, что у него хромая нога. Может, и не врал. Или боялся, что мы хотим вовлечь его в кражу со взломом. Во всяком случае, он сказал нам, что в молочное кафе обычно заглядывает ночной патрульный, и его можно найти там. Миссис Вайнбаум была на грани истерики, поэтому я послал таксиста за патрульным, и, когда тот прибыл, подкатили оба мальчишки. Оказывается, они ездили в кино! Миссис Вайнбаум так обрадовалась, увидев их целехонькими, что даже забыла поблагодарить меня. Шмыгнула в дом вместе с парнями, а мне пришлось объясняться с легавым.

Поняв, что эта шпилька адресована ему, Шварц сказал:

– Наверное, Сара была очень расстроена. Обычно она – сама вежливость.

Райх не стал отвечать на это замечание.

– Ну вот, – продолжал он. – Я рассказал полицейскому, что случилось. Он ничего не говорил, только посмотрел на меня этим своим подозрительным взглядом, и все. Представляете, как я себя чувствовал? Нос был заложен, не продохнуть, кости ломило. Наверное, и жар тоже был. Воскресенье я провел в постели, а когда жена вернулась из Белнэпа, я спал и даже не слышал, как она вошла. Наутро мне все ещё было худо, и я решил не ходить в контору. Когда позвонила Майра, с ней говорила моя Бетси. Потом она разбудила меня, и я рассказал, что случилось накануне, а затем сообщил, в каком гараже машина. Минут через десять Майра позвонила опять и потребовала меня. Я встал. Она сказала, что звонила в гараж. Там говорят, я-де угробил машину. Масло вытекло, а я знай себе ехал, вот мотор и заклинило. Майра объявила, что это моя вина, а потом ещё всякого наговорила. Злилась страшно, а я был хворый, вот и сказал ей, делай, мол, что хочешь, только оставь меня в покое. И трубку повесил, после чего опять отправился в постель.

Раввин вопросительно посмотрел на Шварца.

– По словам моей жены, Эйб сказал кое-что еще, – проговорил тот. – Но в общем и целом он верно изложил дело.

Раввин Смолл повернулся вместе со стулом и отодвинул стекло книжного шкафа. Несколько секунд он разглядывал корешки книг, потом достал одну из них и раскрыл её. Шварц улыбнулся, перехватил взгляд Вассермана и подмигнул ему. Губы Райха задрожали, но он сумел подавить усмешку. Раввин ничего этого не заметил; он сосредоточенно листал книгу, время от времени останавливался, бегло просмтривал какую-нибудь страницу и кивал. Иногда Смолл тер пальцами лоб, словно подстегивая мыслительную деятельность. Наконец он близоруко оглядел свой письменный стол, не без труда отыскал линейку, которую использовал в качестве закладки, и отметил страницу. Минуту спустя он воспользовался грузиком для бумаг, чтобы отметить ещё одну. Затем снял с полки другой том, с которым, похоже, был знаком лучше, чем с первым. Во всяком случае, ему удалось довольно быстро отыскать нужный абзац. В конце концов раввин отодвинул обе книги в сторону и дружелюбно воззрился на сидевших перед ним мужчин.

– Мне не совсем ясны некоторые обстоятельства дела. Вот вам пример. Я заметил, что вы, мистер Шварц, говорите «Сара», в то время как мистер Райх называет её "миссис Вайнбаум". О чем это свидетельствует? Возможно, мистер Шварц менее привержен формальностям? Или эта дама знакома с его семейством ближе, чем с Райхами?

– Она из нашей компании. Мы все дружим между собой. Любой, кто устраивал вечеринку или придумывал какое-нибудь развлечение, приглашал её точно так же, как это делали мы.

Раввин Смолл взглянул на Райха.

– По-моему, со Шварцами она была на более короткой ноге, – сказал тот. – Это Бен и Майра познакомили нас с Вайнбаумами. Они близкие друзья.

– Да, возможно, – признал Шварц. – Ну, и что с того?

– Она поехала кататься на лыжах в вашей машине? – спросил раввин.

– Да, так получилось. Но к чему вы клоните?

– Полагаю, Сара была прежде всего вашей гостьей. Во всяком случае, вы отвечали за неё в большей степени, чем мистер Райх.

Мистер Вассерман встрепенулся и подался вперед.

– Да, наверное, – снова согласился Шварц.

– Стало быть, отвозя её домой, мистер Райх оказывал вам услугу, вы не находите?

– Прежде всего, он оказывал услугу самому себе. Он простудился и хотел добраться до дома.

– Упоминал ли он об этом, прежде чем миссис Вайнбаум позвонили её дети?

– Нет, но мы все знали, что ему хочется домой.

– Как вы думаете, попросил бы он у вас машину, не будь этого звонка?

– Вероятно, нет.

– Тогда мы можем допустить, что, отвозя миссис Вайнбаум домой, мистер Райх делал вам одолжение, даже если это вполне совпадало с его собственными чаяниями.

– Не пойму, какое это имеет значение.

– А вот какое. Не будь звонка, он просто одолжил бы вашу машину. Но звонок превращает его из заемщика в ваше доверенное лицо, и в этом случае действует уже иной свод правил. Кабы он одолжил у вас машину, ему надлежало бы вернуть её вам в рабочем состоянии. И, чтобы избежать ответственности, мистер Райх обязан был бы доказать, что машина уже была неисправна, и он не повинен в её неправильной эксплуатации. Более того, беря вашу машину, он был бы обязан убедиться, что она в полном порядке. Но в качестве вашего доверенного лица мистер Райх имел полное право предполагать, что машина в исправности, и теперь уже вам придется доказывать его виновность в непростительной небрежности.

Вассерман заулыбался.

– Не понимаю, какая разница. По мне, так он в любом случае был непростительно небрежен. И я могу это доказать. В моторе не осталось ни капельки масла. Так сказал механик в гараже. Райх выпустил масло из двигателя, а это и есть непростительная небрежность.

– Откуда мне было знать, что уровень масла понизился? – негодующе спросил Райх.

До сих пор участники тяжбы общались друг с другом исключительно через раввина, но теперь Шварц, резко повернувшись, уставился на Райха и обратился к нему напрямую:

– Ты останавливался, чтобы заправиться, верно?

Райх тоже изогнулся в кресле.

– Да, останавливался. Сев за руль, я заметил, что у тебя меньше половины бака. Мы поехали, и где-то через час я зарулил на заправку и велел залить под завязку.

– Но не попросил проверить масло, – ввернул Шварц.

– Нет. А ещё я не просил проверить радиатор, аккумулятор и давление в шинах. Рядом со мной сидела женщина, которая была в истерике и насилу дождалась, пока работник зальет бензин. Да и почему я должен был все проверять? Машина почти новая, не колымага какая-нибудь.

– А между тем Сара сказала Майре, что просила тебя проверить масло.

– Да, просила, только мы уже отъехали миль на десять от заправки. Я ещё спросил её, зачем это нужно, и она ответила, что ты проверял, когда вы ехали из города, и залил пару кварт. А я сказал ей, что в таком случае нам и подавно не нужно добавлять масла. Вот и весь разговор. Сара задремала и проснулась, только когда мы остановились. Думала, приехали.

– По-моему, если отправляешься в дальнюю поездку, масло и воду следует проверять во время каждой остановки, – упрямо пробубнил Шварц.

– Минуточку, мистер Шварц, – вмешался раввин. – Я, конечно, не механик, но мне непонятно, зачем заливать в новый мотор две лишних кварты масла.

– Затем, что пробка прилегала неплотно, и была небольшая течь. Ничего серьезного. Я заметил на полу гаража несколько капель масла и сказал об этом Элу Бекеру. Он ответил, что все исправит, как только я выкрою время пригнать к нему машину, а пока, мол, можно ездить и так, ничего страшного.

Раввин вопросительно взглянул на Райха, потом откинулся на спинку кресла и погрузился в размышления. Наконец он встрепенулся, передернул плечами и, похлопав по книгам на столе, сказал:

– Тут у нас два из трех томов Талмуда, в которых говорится о законах. Можно назвать их гражданско-правовым кодексом. Он достаточно полон. В первом томе изложены общие принципы рассмотрения дел о нанесении ущерба. Для примера скажу, что глава о бодливом воле занимает целых сорок страниц. В ней объясняется принцип, который раввины применяли при разбирательстве любого дела. В Талмуде проводится четкое различие между tam и muad, сиречь между спокойным волом и таким, который уже прослыл злобным, потому что бодался в прошлом. Владелец бодливого вола считается виновным в гораздо большей степени, чем владелец спокойного, если эти волы поднимут кого-нибудь на рога. Ведь владелец первого знает о норове своего вола и должен был принять меры предосторожности, – раввин взглянул на Вассермана, и тот согласно кивнул.

Дэвид Смолл встал из-за стола и принялся вышагивать по комнате, продолжая рассуждать. В его голосе зазвенели певучие нотки, присущие верным традициям толкователям Талмуда:

– Вернемся от древних волов к нашим баранам. Мистер Шварц, вы знали, что из мотора вытекает масло. Предполагаю, что во время езды вытекало не "несколько капель", а гораздо больше. Недаром вы сочли нужным долить аж две кварты по пути из города. Если бы мистер Райх просто одолжил у вас машину (тут мы переходим к следующему тому, где говорится о заимствованиях и правах доверенных лиц), сказав, что неважно себя чувствует и хочет уехать домой, он был бы обязан спросить вас, в хорошем ли она состоянии, или лично осмотреть автомобиль. Не сделав этого, он даже при описанных вами обстоятельствах в полной мере нес бы ответственность за причиненный ущерб. Но мы уже согласились, что мистер Райх был скорее вашим доверенным лицом, нежели заемщиком, а значит, вам надлежало сообщить ему об утечке масла из мотора и попросить быть внимательнее, чтобы не допустить опасного понижения уровня смазки.

– Минуточку, рабби, – встрял Шварц. – Я не обязан был лично сообщать ему об этом. В машине есть датчик с лампочкой, а водителю полагается смотреть на приборы. Кабы Райх это делал, красная лампочка предупредила бы его.

Раввин кивнул – Сильный довод. Что скажете, мистер Райх?

– Вообще-то лампочка и правда загорелась, – ответил Эйб. – Но это случилось на пустынной дороге, и поблизости не было ни одной заправки. Мотор заглох, прежде чем я успел разобраться в происходящем.

– Понятно, – молвил Дэвид Смолл.

– Но, если механик прав, Эйб должен был почуять, что воняет горелым, – вставил Шварц.

– Нет. Ведь у него был заложен нос. А миссис Вайнбаум, если вы помните, уснула, – раввин покачал головой. – Нет, мистер Шварц. Мистер Райх действовал так, как и подобало среднестатистическому водителю в создавшихся условиях. Поэтому его нельзя обвинить в недосмотре. А раз он не был небрежен, значит, и вина не его.

Твердость этого заявления не оставляла сомнений: слушание дела закончено. Райх первым поднялся со стула.

– Все, что здесь произошло, стало для меня откровением, рабби, – тихо молвил он.

Дэвид Смолл кивнул, принимая благодарность. Эйб Райх нерешительно повернулся к Шварцу, явно надеясь на какой-то примирительный жест со стороны последнего, но Бен так и остался сидеть, глядя в пол и досадливо ломая руки.

Райх в смущении подождал несколько секунд и, наконец, сказал:

– Ладно, я пошел.

В дверях он остановился, обернулся и добавил:

– Яков, я не видел на стоянке твою машину. Может, тебя подвезти?

– Да, я пришел пешком, – ответил Вассерман. – Хорошо бы ты подбросил меня до дома.

– Я подожду внизу.

Лишь когда за Райхом закрылась дверь, Бен Шварц поднял голову. Он явно был уязвлен и обижен.

– Полагаю, я неверно понял цель этих слушаний, рабби, – сказал Шварц. – Либо это вы неверно её поняли. Я говорил вам или, во всяком случае, пытался сказать, что не намерен вчинять Эйбу судебный иск. В конце концов, ремонт машины ударит меня по карману гораздо менее ощутимо, чем ударил бы его. Кабы он предложил заплатить, я бы наверняка отказался, но при этом мы остались бы друзьями. Вместо этого Эйб нагрубил моей жене, и я, как муж, обязан заступиться за нее. Подозреваю, что она тоже не стеснялась в выражениях. Теперь я понимаю, почему он реагировал так, а не иначе.

– Ну, в таком случае…

Шварц покачал головой.

– Вы не понимаете, рабби. Я надеялся, что это разбирательство поможет прийти к некоему компромиссу, примирит нас. Но вы полностью оправдали Эйба, и, следовательно, я оказался кругом виноватым. Однако у меня нет такого ощущения. В конце концов, что я сделал плохого? Двое моих друзей торопились домой, и я одолжил им машину. Разве это было неправильно? Сдается мне, вы вели себя не как беспристрастный судья, а, скорее, как поверенный Эйба. Все ваши вопросы и доводы адресовались мне. Я не законник и не могу отыскать прорех в ваших рассуждениях, но уверен, что, будь со мной советчик, имеющий правоведческое образование, он сумел бы их найти. И, несомненно, привел бы дело к какому-нибудь полюбовному соглашению.

– Но ведь мы добились гораздо большего, – ответил раввин.

– Как это? Вы сняли с Эйба все обвинения в недосмотре, и теперь мне придется раскошелиться на несколько сотен долларов.

Дэвид Смолл улыбнулся.

– Боюсь, вы недооцениваете значение имеющихся в вашем распоряжении улик, мистер Шварц. Действительно, с мистера Райха полностью снято обвинение в халатности, но это вовсе не значит, что теперь ответственность лежит на вас.

– Что-то я не понимаю.

– Давайте разберемся. Вы купили машину с ненадежной масляной пробкой. Заметив эту неисправность, вы сообщили о ней изготовителю машины через его представителя, мистера Бекера. Да, верно, поломка пустячная, и ни у мистера Бекера, ни у вас не было никаких оснований считать, что в самом скором времени положение усугубится. Вероятно, мистеру Бекеру не пришло в голову, что в дальней поездке утечка масла может увеличиться, иначе он предупредил бы вас, и вы, я уверен, отправились бы в Нью-Гэмпшир на другой машине. Но на деле все обернулось плачевно: далекое расстояние, высокая скорость, и в итоге затычка стала пропускать гораздо больше масла, почему вам и пришлось залить целых две кварты по дороге в Белнэп. При таких обстоятельствах изготовитель машины может требовать от водителя только соблюдения необходимых предосторожностей. Полагаю, вы согласитесь: мистер Райх сделал все, что следовало сделать любому бдительному автомобилисту.