Текст книги "Туннель во времени"

Автор книги: Гарри Гаррисон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 53 (всего у книги 62 страниц)

  Глава 6

В львином логове

Вагонетка потеряла управление на Третьей авеню; отскочив от одной из железнодорожных опор, она вылетела на тротуар, начисто снесла пожарный гидрант и опрокинулась на бок, вывалив весь свой груз на мостовую. Множество рулонов разноцветных тканей раскатилось во всех направлениях, покрыв мостовую подобием ярких флагов. Случайные свидетели аварии сошлись на том, что лучшего места, чтобы поозорничать и покуролесить, и захочешь – не сыщешь, и вряд ли найдешь место хуже для попыток сохранить законность и порядок – вагонетка опрокинулась прямо напротив гриль-бара ирокезов. Посетители бара тут же высыпали на улицу поглазеть на забаву и принялись с радостным гиканьем прыгать туда-сюда через потоки материи и раздирать рулоны, выясняя, что там у них внутри. В этот теплый летний денек большинство краснокожих было обнажено по пояс; на них были только леггинсы да мокасины, а у некоторых – еще головные повязки с перьями. Они хватали самые большие рулоны и с наглым хохотом накручивали ткань на себя, пока ошеломленный водитель, свесившись из окна кабины, грозил им сверху кулаком. На этом бы веселье и закончилось и большей беды не стряслось, если бы гриль-бар «Смеющаяся вода» не соседствовал с баром Клэнси, питейным заведением того же пошиба, где, однако, погоду делали исключительно выходцы из Ирландии. Эта неуместная близость доставляла массу хлопот полиции; как в прошлом, так и наверняка в будущем она способна была сказаться на правопорядке в районе вряд ли иначе, чем в этот раз. Заслышав шум, ирландцы тоже вышли на улицу и принялись громко комментировать действия индейцев и подзадоривать их возможно, завидуя их буйной непосредственности. Результат легко было предвидеть: кому-то подставили ножку, кого-то обозвали при всех, кто-то с кем-то схватился, и пошла общая свалка. Ирокезы, которых закон обязывал оставлять томагавки и тесаки-скальпорезы на пропускных пунктах при въезде в город или, если те жили в городе, держать их дома, быстро нашли им замену, схватившись за столовые ножи из бара. Ирландцы, в равной степени лишенные права появляться на людях с дубинками и терновыми посохами, вес которых превышал известную величину, обнаружили, что их вполне заменяют бутылки и ножки от стульев, – и ринулись в драку. Стоило им схлестнуться, как индейские боевые кличи смешались с громогласными поминаниями святых и всего Святого Семейства. Поскольку целью этой разминки было исключительно удовольствие, до смертоубийств или серьезных увечий дело не дошло, но были тут, конечно, и пробитые черепа, и сломанные кости, и по крайней мере один скальп, чисто символический, просто клок кожи с волосами. Затем счастливые вопли заглушил своим грохотом пролетавший мимо поезд, а когда он отгрохотал свое, на смену ему завыли полицейские сирены. Зеваки, наслаждаясь представлением, толпились поодаль, а какой-то торговец с тележкой, пользуясь случаем, юлил по краю толпы и продавал прохладительные напитки. И все были довольны.

Айэн Макинтош, однако, счел происшествие крайне неприятным; подобных зрелищ никогда не увидишь на улицах Кэмпбеллтауна или Махриханиша. Людям, которые считают шотландских горцев забияками и пропойцами, следовало бы прежде заглянуть в колонии. Он презрительно и шумно фыркнул; ему это было нетрудно, ибо приспособление, которым фыркают, у него представляло собою несокрушимый таран, явно предназначенный для авторитетного фырканья, а возможно, и для чего-то еще более важного. Таран был главной достопримечательностью его лица, а пожалуй, и всего тела, поскольку сам он был хрупким и тонким и одет исключительно в серое, полагая, что никакой другой цвет ему так не идет, как этот; и волосы его были какими-то серыми, и даже кожа, если на нее не воздействовали стихии, вносила свою лепту в эту общую обесцвеченность. Так что нос царил надо всем, и ввиду его высокого положения, а также из-за страсти Макинтоша ко всякого рода мелким подробностям и прочей бухгалтерии, прозвище «Пылесос» Айэн заслужил честно, хотя его никогда не называли так в лицо, или, вернее, внос.

Сейчас, спеша по Сорок второй улице, он пересек Третью авеню и прощально фыркнул в сторону потасовки. Ловко лавируя, он проталкивался через толпу и даже ухитрился вытащить из кармана часы и глянуть на циферблат. Успевает, разумеется, он успевает. Не опаздывал никогда. Не опоздает и на эту, столь неприятную для него встречу. Чему быть, того не миновать. Он снова фыркнул; растворил дверь отеля «Коммодор» и, скоренько обойдя торчащего при дверях служителя, пугнул его, фыркнув еще раз, чтобы тот не рассчитывал получить чаевые за услугу, которая не была оказана. Было ровно два, когда он вошел и, увидев, что Вашингтон уже на месте, ощутил некоторое разочарование. Они обменялись рукопожатиями, поскольку раньше виделись часто, и лишь затем Макинтош заметил пластырь на той стороне лица собеседника, которая до этого была ему не видна. Вашингтон сразу понял причину его интереса и, опережая вопрос, сказал:

– Следы недавних событий, Айэн. Я расскажу вам в кебе.

– Кеба не будет. Сэр Уинтроп, как подобает, прислал за вами свою машину. Хотя ехать на штуке такого цвета вряд ли приятно.

– Автомобиль необязательно должен быть черным, – сказал Гас, забавляясь его привередливостью.

Они поднялись к выходу на Парк-авеню, где их ожидал удлиненный желтый «Корд-Ландо» с откидным верхом. Хромированная выхлопная труба блестела, решетчатые колеса сверкали, шофер придерживал дверь. Уже внутри, закрыв окошко связи с шофером, Гас рассказал о событиях на воздушном корабле.

– Вот и все, – заключил он. – Кок ничего больше не знает, а полиция не установила ни личности сообщника, ни того, кто мог бы его нанять.

Макинтош громко фыркнул – в замкнутой тесноте автомобиля это прозвучало ошеломляюще, а затем потрепал себя по носу, словно поощряя его за удачное выступление.

– Они знают, кто это сделал, и мы знаем, кто это сделал. Другое дело доказать…

– Но я уверен, что ничего не знаю! – Гас был поражен откровением Макинтоша.

– Вы инженер, Огастин, лучший из инженеров, мне таким не стать никогда. Но вы засунули голову в туннель И совершенно упускаете из виду дальние последствия вашего предприятия, а также фондовую биржу Парижа.

– Не понимаю.

– Тогда, если хотите, попробуем так. Если кто-то вредит вам, самое время прикинуть, кому, возможно, вредите вы. Есть люди, у которых, предположим, куча денег, но которые замечают, что их доходы несколько сокращаются. Люди, которые, заглядывая в будущее, видят, что эти доходы сокращаются все больше и больше, – и хотят как-то помешать этому уже сейчас. Люди со связями за границей, способные вступить в контакт с правыми из Сюртэ Женераль, а те всегда рады ухватиться за возможности нанести ущерб Британии. Кто это может быть?

– Понятия не имею.

– Как вы наивны, как наивны! – Макинтош с видом заговорщика уложил палец вдоль носа, спрятав за тараном и палец, и добрую часть ладони в придачу. Тогда я спрошу у вас вот что: если мы под водой, то кто над нею?

– Воздушные корабли, но туннель не составит им никакой конкуренции. И морской флот, но…

Его голос сорвался, и лицо приобрело испуганное выражение. В ответ Макинтош холодно улыбнулся.

– Кого набрали в эту шайку, я назвать не могу – да и вообще, ручаюсь, пособников будет трудновато найти. Но тот, кто этим верховодит, может быть назван. Можете считать это за шутку, но я попрошу вас помнить Томаса Беккета! Что ему стоит отдать приказ: человек он честолюбивый, деньги так и текут через его руки. Я не берусь утверждать это наверняка, но на будущее могу посоветовать. Мой совет – остерегайтесь его.

Машина остановилась у одного из высотных зданий на Уолл-стрит, при виде которого Гас глубоко задумался. Построить туннель – не яму выкопать, он понимал это; очевидно, убийц можно теперь причислить к факторам профессионального риска. Как и совет директоров. Но к последнему по крайней мере он был подготовлен; всю неделю готовился он к этому дню, подкрепил свою позицию фактами, увязал цифры. Это его шанс – прыжок во тьму, самый рискованный из всех с той поры, когда он впервые понял, что должно быть сделано. Его карьера целиком зависела от исхода сегодняшней встречи, и вполне понятно, что это его глубоко волновало. Но сегодняшняя ночь, когда до прыжка во тьму оставался один лишь шаг – и не в переносном, а в самом буквальном смысле слова, – закалила его волю. Что должно быть сделано – будет сделано, и сделает это он.

Он был знаком с сэром Уинтропом и поздоровался с ним за руку, а затем был представлен другим членам правления, которых знал лишь заочно, по их именам и делам. Двадцать один человек – все обязаны своим положением лишь себе, все твердые, незаурядные, уверенные в своих способностях, они сливались сейчас в глазах Вашингтона в одно целое. Все они – один человек, один-единственный, и нужно его убедить. Едва Гас занял место, оставленное для него за длинным столом, он понял, что заседание, судя по пепельницам, началось задолго до его прихода; но, поскольку все эти люди были опытными стрелками, вид плевательниц данного факта не выдавал. Стало ясно, что его намеренно пригласили сюда уже после того, как предложения, касающиеся его нового статуса, были оглашены перед правлением. Ни тяжелые портьеры на окнах, ни густой дым сигар в воздухе не хранили отзвуков спора, но нахмуренные брови и застывшие лица нескольких членов правления ясно указывали на то, что без разногласий не обошлось. Очевидно, единства мнений здесь не было, как не было его и на правлении в Лондоне, но Гас этого и ожидал. Он знал умонастроения своих собратьев-колонистов и построил свой доклад так, чтобы подавить все возражения в корне.

– Господа члены правления, – сказал сэр Уинтроп. – В течение некоторого времени мы обсуждали вопрос, касающийся моего возможного ухода с поста председателя правления и замены меня на капитана Вашингтона, который возглавит также и инженерное обеспечение строительства туннеля с американской стороны. К этому шагу нас вынуждает катастрофическое состояние наших финансов состояние, которое должно быть поправлено, если мы вообще хотим продолжать нашу деятельность. Мы решили отложить голосование по этому вопросу до тех пор, пока капитан не выскажется и не ответит на наши вопросы. А, я вижу, мистер Стреттон хочет начать.

Сухая фигура мистера Стреттона поднялась над стулом, подобно взмывающему стервятнику – сочетание черных одежд, белой кожи, выцветших глаз и обвиняюще выставленного пальца представляло собою картину, способную вывести из равновесия при любых обстоятельствах и особенно сейчас, когда он гневно и торопливо начал выкрикивать:

– Не годится, совсем не годится, мы не можем допустить, чтобы нашу фирму представлял человек с фамилией Вашингтон, никак не можем! Скорее Иуда Искариот станет председателем правления, или Понтий Пилат, или Гай Фокc! [39]39
  Г а й  Ф о к с – английский заговорщик, который, желая отомстить за закон, направленный против католиков, пытался 5 ноября 1605 года убить короля Джеймса I и взорвать парламент.


[Закрыть]…

– Стреттон, будьте любезны сосредоточиться на делах, нам близких, и оставьте исторические экскурсы на другое время.

Эти негромкие, но язвительные слова произнес развалившийся в кресле коротышка, жирный и рыхлый, как пудинг, с широкой седой бородой, лежавшей у него на груди, громадной черной сигарой, торчавшей изо рта, как флагшток, и холодными, пронзительными глазами, разрушавшими всякое впечатление расхлябанности или слабости, которые, казалось бы, демонстрировала его внешность.

– Вы будете слушать меня, Голд, и будете молчать. Есть вещи, о которых нельзя забывать…

– Есть вещи, которые лучше забыть, – снова прервал коротышка. – Прошло почти две сотни лет, а вы все пытаетесь снова подавить восстание. Хватит, говорю я вам. Ваши предки были тори, и в этом им крупно повезло; они оказались на стороне победителей. Если бы они проиграли, сейчас бы их называли изменниками, и, возможно, Джордж Вашингтон расстрелял бы их точно так же, как они схватили и расстреляли беднягу Джорджа. Может, вы чувствуете себя виноватым за них, а? Ведь у вас это по сию пору зудит. К вашему сведению, у меня тоже имелись предки, а один из них даже был со всем этим связан – лопух Хаим Соломон потерял все, давая деньги на революцию, и кончил свои дни, торгуя на Ист-Сайде маринованными овощами из бочки. Беспокоит ли это меня? Нисколько. Я честно голосовал за кандидатов тори, потому что это партия больших денег, и я человек больших денег. Что прошло, то прошло.

– Значит, вы так же неудачно выбрали себе предков, как и Вашингтон, парировал Стреттон, рассвирепев и даже охрипнув от гнева; он так хлопнул ладонями по столу, будто и впрямь хотел кого-нибудь расстрелять. – На вашем месте я бы этим не хвастался. Во всяком случае, большинство людей не знает о вашей дурной родословной, в то время как на имени Вашингтона лежит несмываемое пятно. Американский народ встретит в штыки любое начинание, связанное со столь одиозным именем.

– Вы, Генри, – ушат с помоями, – донесся с дальнего стола жесткий техасский выговор. Там сидел крупный мужчина в широкополой шляпе, которого, видимо, не волновало, что у остальных головы не покрыты. – Мы, на Западе, едва помним, где обретается Новая Англия, и уж нам совсем наплевать на ваши замшелые счеты. Если этот технарь может продать наши акции, наймем его, и дело с концом.

– Я тоже так считаю, – басовито прогудел краснокожий, сидевший еще дальше. – Индейцы знают только одно: все белые люди плохи. Слишком многих из нас постреляли, пока в 1860 году не был заключен мир. Если бы на землях чероки не обнаружили нефть, я бы тут сейчас не сидел. Наймем его.

Последовала оживленная перепалка, которую прервал удар председательского молотка. Затем сэр Уинтроп кивнул Вашингтону; тот встал и невозмутимо оглядел присутствующих.

– То, что сказал мистер Стреттон, очень существенно. Если фамилия Вашингтон может повредить туннелю, этот факт должен быть принят во внимание; если это так, я немедленно откажусь от поста, по поводу которого ведется дискуссия. Но я чувствую – как, видимо, чувствуют здесь многие, – что старая вражда в нашу эпоху уже подзабылась. С той поры как тринадцать первых штатов попытались сформировать собственное правительство и потерпели неудачу, страна росла и росла, и теперь состоит из тридцати одного штата и территории Калифорнии. В этих штатах живут различные индейские племена, которым, как сказал только что вождь Подсолнечник, мало дела до наших древних свар. В этих штатах живут также те, кто бежал от бесконечных войн между балтийскими странами, от еврейских погромов в России, от прорыва дамбы в Голландии, от датчан, когда они оккупировали Швецию; люди разных национальностей, выходцы из разных стран, которым тоже мало дела до этих старинных свар. Уверен, что их больше заинтересует процент прибыли, чем фамилия моего предка. Эта фамилия сейчас не имеет значения и к делу не относится. Что сейчас имеет значение так это то, что у меня есть план, как привлечь вкладчиков, и я хочу, чтобы вы выслушали этот план перед тем, как будете голосовать относительно пригодности моей кандидатуры. В противном случае вы будете покупать кота в мешке. Позвольте мне рассказать, что я собираюсь делать, а затем, если вы сочтете мой план достойным, голосуйте за него, а не за того, кто его предложил. Если он покажется вам плохим, значит, я не тот, кто вам нужен, и я без лишней болтовни вернусь в свой туннель в Англии.

– Это честный разговор. Послушаем парня.

Пренебрежительное ворчание Стреттона утонуло в раздававшихся возгласах одобрения. Гас кивнул и, открыв кейс, извлек оттуда кипу бумаг, тщательно подготовленных им заранее.

– Джентльмены! Единственной моей целью является спасение туннеля, и вот план, который я вам предлагаю. Больше я ничего делать не собираюсь и ни на что не претендую. Если бы я мог помочь, став носовой фигурой, украшающей корабль корпорации, я бы влез на бушприт и повис под ним на руках. Я инженер. Самое горячее мое желание – участвовать в создании Трансатлантического туннеля. Британский совет директоров счел, что я смогу быть более полезным, если возглавлю строительство с американской стороны, это покажет американской общественности, что туннель является американским предприятием в такой же степени, в какой он является британским. Я собираюсь не заменить мистера Макинтоша, но помогать ему, так что нас будет двое в одной упряжке. Я надеюсь, он останется первым моим помощником во всех вопросах строительства и будет по крайней мере равен мне в вопросах снабжения и обеспечения, поскольку по этим делам он опытный специалист.

Трубное фырчание возвестило, что, по мнению Макинтоша, это утверждение не было ошибочным ни на четверть.

– По отношению к правлению моя роль и будет ролью корабельного украшения, хотя я предпочел бы оставить это между нами. Я не финансист и надеюсь, что сэр Уинтроп продолжит выполнение своих функций до тех пор, пока не сможет выполнять их уже открыто. Я хочу построить туннель, построить хорошо, построить быстро, чтобы вклады принесли ощутимый доход. Это моя первая задача. Во-вторых, я должен так рекламировать строительство, чтобы вкладчики стекались под наши знамена и доверяли нам все больше и больше своих долларов.

– Верно! – выкрикнул кто-то, а кто-то спросил:

– И как это будет сделано?

– Вот как. Мы откажемся от существующей технологии и перейдем к другой, более дешевой, более эффективной, а она создаст базу для экономии средств. Быстро возрастающая экономичность окажется, я верю, побудительным мотивом первоочередной важности.

– Знает ли об этом сэр Айсэмбард? – выкрикнул Макинтош, побагровев; его темные ноздри нацелились на Вашингтона, как спаренный пулемет большого калибра.

– Если быть совершенно откровенным – нет. Хотя в прошлом мы многократно обсуждали это. Он решил придерживаться существующей технологии шагового бетонирования – по крайней мере пока она не докажет свою полную несостоятельность, и лишь тогда приступить к рассмотрению альтернативных методов строительства. Я всегда полагал, что он не прав, но, пока я был его подчиненным, я ничего не мог сделать. Теперь, когда я надеюсь получить, так сказать, независимость, я осуществлю свое намерение перейти к более современной, более американской технологии, к…

– Голову ему оторвать за такие слова!

– Ничего подобного Мы не допустим!

– Дай ему домолоть, Скотти, – возвысил голос техасец. – Тут есть смысл.

Он завладел их вниманием и привлек симпатии хотя бы некоторых. Теперь только бы удалось их убедить. Стояла полная тишина, когда Вашингтон достал из кейса светокопию и показал собранию.

– Вот что мы делаем сейчас, строя туннель методом шагового бетонирования, которое называют самой современной технологией. По мере продвижения туннельного щита и выемки грунта наша громадная металлическая труба продвигается вслед за ним. С внешней стороны трубы располагаются арматурные штанги, и туда закачивается бетон. Когда бетон застывает, труба движется дальше, и в итоге мы получаем непрерывный туннель, бетонируемый в забое. Щит движется с различной скоростью, но в среднем ни в коем случае не быстрее тридцати футов в день. Очень впечатляюще. Пока вы не примете во внимание ширину Атлантики. Если указанная скорость будет сохраняться, – а мы не имеем никаких гарантий этого, напротив, есть масса обстоятельств, заставляющих подозревать, что не будет, – срок, за который мы и, я надеюсь, британская сторона также, достигнем точки встречи в середине Атлантики, составит что-то около ста пяти тысяч дней. А это, джентльмены, без малого триста лет.

Вполне понятно, что за этим последовало обескураженное перешептывание; заскрипели перья по листам бюваров – кто-то решил быстренько посчитать сам.

– От этой цифры захватывает дух, я согласен, а большинство вкладчиков озабочено как раз быстрым оборотом средств. К счастью, этот метод не единственный. Поэтому я предлагаю заменить технологию, которую мы сейчас применяем, что качественно ускорит процесс и в то же время вызовет подъем американской экономики во всех сферах: кораблестроении, металлургии, инженерно-строительном деле и во многих других. И, кроме того, это сократит время, необходимое для создания туннеля. – Гас сделал паузу, затем сказал:

– Сократит его примерно до десяти лет.

Эта фраза вызвала не просто изумление, а мгновенный ужас, дикое возбуждение; чей-то голос, перекрыв гомон, спросил за всех:

– Как, я хочу знать? Скажите же, как! Гул голосов увял, когда Вашингтон вынул из кейса чертеж и развернул его, показывая всем.

– Вот как. Смотрите, это – секция туннеля, длина ее около девяноста футов, изготовлена из армированного бетона. В ней находятся два железнодорожных туннеля, вплотную друг к другу, а под ними – меньший туннель, вспомогательный. Так выглядит туннель, который мы ведем сейчас. Малый туннель называется штольней, он прокладывается первым. Так мы выясняем, какой грунт у нас впереди, скала ли, земля ли, и с какими проблемами мы столкнемся при проходке больших туннелей. Эти туннели прокладываются бок о бок и через определенные интервалы соединяются переходными камерами. Как ни крутите, сложно, и техническая методика проходки такова, что мы должны быть счастливы, если держим среднюю скорость тридцать футов в день. Если бы только перед нами не лежали тысячи миль. Поэтому я предлагаю то, что может показаться новым и неоправданным, но, смею вас уверить, эта технология была опробована и оправдала себя в этой стране при прокладке туннелей под Делавэрским заливом, под Миссисипи и в других частях света, например в бухте Гонконга. Технология такова: туннель формуется, бетонируется, строится по секциям заранее, на берегу, затем буксируется к месту и затапливается. Секции строятся в условиях практически идеальных, тестируются на предмет дефектов, остаются на суше до полной готовности – и лишь затем им дозволяется стать частью туннеля.

Можете ли вы, джентльмены, представить воочию, что это значит? Все верфи в Атлантике и в Мексиканском заливе, равно как и вновь созданные предприятия, будут заниматься секциями – даже на Великих озерах и на реке Святого Лаврентия портовые рабочие окажутся заняты. Почти немедленно потребуются громадные количества стали и бетона – и без слов ясно, что тот, кто вложит деньги в сталь и бетон, наверняка сорвет хороший куш. Контракты будут заключаться со всеми, кто удостоверит свое участие в поставках. После такого впрыскивания национальная экономика в целом не может не оживиться. Туннель будет построен, и, строя его, наша великая страна построит себя заново!

Раздались восхищенные возгласы; Гас зажег директоров своим энтузиазмом, они поверили. Снова заскрипели перья, кто-то уже заглядывал в «Уолл-стрит джорнэл», выясняя, каковы курсы акций на сталь и бетон, кто-то уже достал карманный передатчик, чтобы связаться со своими брокерами. Предчувствие новой жизни буквально обрушилось на комнату, и лишь очень немногие – один в особенности – не разделяли всеобъемлющего энтузиазма. Когда шум начал стихать, Макинтош заговорил:

– Необходимо известить Айсэмбарда об этом предложении. Без его согласия ничего делаться не будет.

Фраза была встречена громким свистом и негодующими выкриками, но точку поставил мистер Уинтроп.

– Не думаю, что это необходимо. Финансирование туннеля под угрозой, иначе в нашем совещании, специально посвященном этой проблеме, не было бы нужды и капитан Вашингтон не был бы к нам направлен в своем нынешнем качестве. Руки у него развязаны, и Лондон ему не указ, вы должны это запомнить. Руки у него развязаны. Если на этой стороне Атлантики не начнутся выплаты по облигациям, туннеля не будет вообще. Если смена технологии обеспечит успех, а у меня нет никаких причин думать иначе, мы должны принять этот план. Больше нам ничего не остается.

Затем были вопросы, на которые Гас отвечал точно и конкретно; но была и небольшая оппозиция, представленная главным образом джентльменом из Новой Англии.

– Запомните мои слова – нас ждет беда. Такое имя, как Вашингтон, не может не повлечь дурных последствий!

Он выкрикнул это в тишине, но единственным ответным возгласом было: «Снимите с него скальп!» Правда, это обещало оказаться делом чрезвычайно трудным, поскольку волосяной покров, который, вероятно, у этого человека существовал когда-то, давно исчез, но даже упоминание об операции заставило джентльмена с громким хлопающим звуком накрыть голову ладонью и проворно сесть, так что этот голос протеста против общего мнения был утихомирен, и замены ему не нашлось. Состоялось устное голосование, результат которого вызвал одобрительный гул, и, лишь когда тишина воцарилась вновь, Макинтош поднялся и, сотрясаясь от злости, обратился к аудитории с заключительной репликой:

– Пусть будет так, не стану спорить. Но считаю, мы не слишком хорошо отплатили великому человеку, задумавшему и спроектировавшему этот туннель. – И он обвиняюще ткнул пальцем в сторону Вашингтона. – Человеку, который ввел вас в свой дом, Огастин Вашингтон, с дочерью которого, я слышал, вы помолвлены. Задумывались ли вы, как это решение отразится на юной леди?

В комнате все затихло, ибо в своем стремлении защитить начальника и друга Макинтош переступил рамки приличий и углубился в неприятную область личных отношений и выпадов. Похоже, он понял это, еще пока говорил; став серее серого, он попытался сесть, потом снова встал, когда Вашингтон повернулся к нему. Лицо американца осталось невозмутимым и твердым, но внимательный глаз заметил бы, как вздулись вены на тыльных сторонах его ладоней, как побелели пальцы, стиснутые в кулаки.

– Я счастлив, что вы заговорили об этом, поскольку кто-нибудь когда-нибудь все равно об этом спросит. Первое. Я по-прежнему восхищаюсь сэром Айсэмбардом и почитаю его как своего наставника и работодателя, я не испытываю к нему ничего, кроме глубочайшего уважения. Он, со своим практическим складом ума, предлагает нам обождать с новой технологией прокладки, и мы бы ждали, будь у нас время и деньги. Но их нет – ни того ни другого. А поэтому мы переходим к методике, которая, по крайней мере в теории, – если не в плане ее немедленного практического применения, была им одобрена. Я желаю ему только добра и даже понимаю его отношение ко мне. Он, который стоит на Олимпе один, не горит желанием пускать туда других. И он действительно стоит там один, как не превзойденный никем инженер и строитель нашего времени. Когда в Лондоне определили мне новую роль на американской стороне, он счел это личным оскорблением, и это я тоже могу понять. Он отказал мне от дома, и я не виню его никоим образом, потому, что в рамках своих представлений он прав. Он настоял также, чтобы помолвка между его дочерью и мной оказалась расторгнутой, и это было сделано. Я не буду обсуждать с вами мои переживания, джентльмены, скажу лишь одно: я этого не хотел. Но это произошло. И в каком-то смысле это хорошо, так как дает мне свободу, чтобы принять правильное решение, если не относительно себя, то, во всяком случае, относительно туннеля. Деньги будут получены, и туннель будет построен с применением той методики, которую я вам обрисовал.