Текст книги "Эхо (ЛП)"

Автор книги: Гарри Бранднер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

Глава 5

Лес принял его. Он приютил его на ночь и спрятал от людей, которые кричали и ругались, пробираясь сквозь заросли в поисках тех, кто убежал из Драго. Утром крики были уже далеко. В воздухе все еще чувствовался запах дыма. Солнце было закрыто облаками. Малколм отдохнул, но ему страшно хотелось пить. Он стал искать воду, и лес показал ему, где. От последнего дождя в дуплах, на пнях еще остались небольшие лужицы, откуда можно было напиться, и наполовину спрятанные ручейки, которых трудно было заметить, если специально не искать.

С едой было проще. Множество земляных орехов, дикой ежевики и винограда. Листья и стебли растений, мякоть зеленых плодов вполне смогли служить пищей. Временами он съедал что-то, от чего сжималось горло и появлялась боль, но вскоре он уже знал, какую пищу следует избегать, а какая даст ему силы для продолжения пути.

Но куда идти? Все, что он знал, осталось позади, сожженным, уничтоженным. Он не представлял, что делать дальше. Проходили дни. И ночи. Он потерял им счет. Иногда Малколм слышал в лесу голоса людей. Они все еще были здесь, разыскивая его. И он чувствовал их. Острый запах пота охотника. Люди были неповоротливы в лесу и, по сравнению с мальчиком, двигались медленно. Они не могли его найти. У людей были ружья. Малколм хорошо помнил, что сделали люди с его деревней, с его народом.

Он двигался ночью, беспокойно и без цели, будучи уверенным только в том, что он должен идти дальше. Днем, когда его легче было обнаружить, он отдыхал под собранными им ветками. Это было бессмысленное существование, и его мучила боль, поселившаяся в сердце. Он чувствовал, что где-то есть место для него, надо только его найти.

Боль была не только в сердце. Впервые в своей жизни Малколм испытал чувство голода. Настоящий голод. Он находил в лесу съедобные растения, ягоды, корнеплоды, сдирая кору с молодых деревьев, этого было достаточно, чтобы жить, но он никогда не наедался вдоволь. Он хотел мяса. Он все время хотел мяса. Это желание с каждым днем возрастало.

Однажды утром он увидел белку, которая сидела на пне и с любопытством посматривала на него. Малколм поразился, с какой легкостью поймал он маленькое существо. Он быстро убил ее, ободрал, как смог, пальцами шкурку и съел ее. Он жевал сырое мясо вместе с крошечными косточками. Мясо было жестким и отвратительным на вкус, но все равно это было лучше, чем кора деревьев.

Вскоре Малколм обнаружил, что легко может ловить и других маленьких животных. Опоссумов, енотов и как-то раз даже небольшого оленя. Ручьи еще не были достаточно глубокими, чтобы в них появилась рыба, но зато там водились лягушки. В результате охотничьих занятий мускулы Малколма окрепли. Сильные зубы могли перегрызть кость.

Не могло быть и речи о том, чтобы приготовить мясо на огне. У Малколма не было спичек, и к тому же огонь могли заметить люди. Вначале он с трудом глотал сырое мясо, еще теплое от пролившейся крови, но затем он привык. И, к его удивлению, оно все больше ему нравилось.

Шли дни, похожие один на другой. По ночам он продолжал свои бессмысленные блуждания. Как-то раз он вернулся к месту, где раньше была деревня Драго. Теперь там был пепел, и больше ничего. Все исчезло. Все умерло. Больше Малколм никогда туда не возвращался.

И все же Малколм чувствовал, что он был не один. Где-то были и другие, такие же, как он, бегущие и прячущиеся. Он хотел найти их, присоединиться к ним, но не знал, как это сделать. Иногда ночью он слышал вой. И он плакал.

Ночи стали холодными. Днем часто шел дождь. Малколм научился делать достаточно прочное укрытие из сосновых веток, защищающее его от дождя. В нем он просиживал долгие часы, обняв свои колени и дрожа от холода.

Теперь за ним охотилось меньше людей. Опасность уменьшилась, но еще осталась. По мере того как запахи людей становились слабее, Малколм делался беспечнее.

И он совершил ошибку дождливым вечером, когда шел по тропе в поисках укрытия. Он спешил спрятаться от дождя. Если Малколм был бы осторожен, как обычно, ничего не случилось бы. Перед ним на тропе часть земли была покрыта листьями. Он должен был заметить, что листья лежат неестественно. Но на этот раз он не посмотрел, прежде чем идти дальше.

Он не понял сразу, что произошло. Раздался жуткий скрежет, и обжигающая боль охватила его правую ногу. Он рухнул на землю.

Боль сжала его подобно раскаленному обручу. Он попытался встать, но не смог. И что-то держало ногу. Что-то тяжелое.

Посмотрев вниз, туда, где кончались лохмотья его брюк, он увидел стальные челюсти, сжавшие его лодыжку. Нога была разодрана до кости, которая виднелась сквозь кожу. Кровь мгновенно залила ботинок. Он попробовал пошевелить ногой. Лязгающий звук был даже хуже новой вспышки боли. Он потерял сознание.

Ночь была полна бесконечных страданий, длинные периоды бреда сменялись проблесками сознания, во время которых он пытался освободить ногу из стального капкана. С гор опустились тучи, и на землю хлынули потоки ледяного дождя. Гремел гром, и сверкала молния.

Малколм в отчаянии бился о землю. Когда сознание возвращалось, что-то странное происходило с его телом. Один раз он поднес к лицу руки и в свете молнии увидел звериные когти. Или ему это показалось? Все расплывалось под приступами боли.

Гроза продолжалась всю ночь, затем прекратилась. На рассвете было холодно и сыро. Дождь продолжался. У Малколма началась лихорадка, и временами он не понимал, где находится и как он здесь очутился. Ему следовало быть в теплой постели, а не в холодном лесу. Затем вновь следовал приступ боли, возвращая воспоминание об ужасной ночи. Он изменил положение своего тела, и стальные челюсти крепче сжали его плоть. Капкан. Он знал, что такое капкан. Но он забыл обо всем, когда увидел великана.

Ну, может быть, не великана, а большого, очень большого человека. С точки зрения Малколма, лежащего на тропе, человек выглядел как гора. Борода и волосы, доходящие до плеч, были темными, с оттенком красного. Одна его рука была больше двух мальчика. Его грудь и плечи были мощными, как гранит. На нем были грубые потрепанные джинсы и кожаная куртка. Несмотря на боль, Малколм почувствовал страх перед силой, исходившей от этого человека. Затем он увидел глаза великана. Они были карие и очень добрые.

Великан опустился возле мальчика на колени. Малколм совсем близко увидел карие глаза, в которых отразилась боль, когда мужчина посмотрел на разодранную лодыжку. Малколм попытался сесть, но великан остановил его, мягко придержав за шею, и легко положил обратно.

– Ты попал в беду, сынок, – пророкотал бас из груди человека. – Тебе лучше полежать, пока я посмотрю.

Он двигался с грацией, невероятной для человека его величины. Он осторожно заслонил собой лодыжку от глаз Малколма, пока осматривал ее.

– Черт возьми, – прогремел большой человек. – Стальные зубы, двойной обхват. Это запрещено.

Малколм вздрогнул, когда рука великана коснулась его ноги.

– Потерпи. Я знаю, что тебе очень больно, но надо вытащить эту штуку из тебя. Тебе будет еще больней, немного, когда я ее разожму, но другого выхода нет. – Он повернул голову, и добрые карие глаза посмотрели прямо на Малколма. – Ну как, ты сможешь еще немного потерпеть?

Малколм кивнул.

– Вот и хорошо. Закрой на минуту глаза. Крепко зажмурься. Думай о самом лучшем, что у тебя когда-либо было.

Малколм закрыл глаза. Он изо всех сил старался думать о чем-нибудь хорошем, как велел ему большой человек. Но ничего не вспоминалось. Только ночь, огонь и крики умирающих.

Раздался громкий металлический скрежет, и новая вспышка боли охватила его лодыжку. Малколм открыл глаза. Великан, стоя рядом с ним на коленях, держал в руках стальной капкан.

– Вот то, что схватило тебя, сынок, – сказал он. – Проклятое грязное изобретение. – Затем он напрягся и стал раздвигать капкан, как будто это были челюсти акулы, пока он не разлетелся с громким металлическим скрипом. Он бросил сломанный капкан в кусты и вновь обратился к мальчику.

– Ты в порядке?

Малколм кивнул, сдерживая слезы. Он боялся услышать свой голос, не желая показать слабость перед большим человеком.

– Ты готов идти?

Малколм беспомощно посмотрел на искалеченную лодыжку. Теперь она была освобождена от стальных челюстей, но нога опухла и приобрела синюшный оттенок.

Большой человек снова заслонил от глаз Малколма разодранную лодыжку.

– Я помогу тебе, – сказал он. – Нужно отсюда выбираться.

Он просунул свои сильные руки под мальчика и легко, словно перышко, поднял его. Затем также легко поднялся и пошел по тропе.

– Ты не хочешь поговорить? – спросил он.

Малколм попытался что-нибудь произнести, но только всхлипнул.

– Ну тогда говорить буду я. Я к этому привык. А ты будешь слушать. Для меня это будет хорошим развлечением. Ведь я в основном разговариваю сам с собой.

Великан легко перешагивал через кусты и нес Малколма так, чтобы не задеть его раненую лодыжку. Ритм его шагов усыплял мальчика. И когда он говорил, его грохочущий голос был успокаивающим.

– Меня зовут Джонес, – начал он. – Я живу здесь один и редко кого вижу. Люди в городе знают, кто такой Джонес. Сумасшедший отшельник, так считают некоторые. В прошлом хиппи. Дитя природы. Мне безразлично, как меня называют, главное, чтобы меня оставляли в покое. И они это делают. Я прожил здесь почти двадцать лет. И никогда не имел неприятностей с людьми. Если ты никогда их не видишь, то и они тебя не беспокоят.

Джонес некоторое время шел молча, затем вновь заговорил:

– Да, но теперь мне приходится снова видеть людей. Бродяг. Исследователей природы. Иногда заблудившихся детей. Я ничего не могу сделать с охотниками. Когда они начинают стрелять в животных, я могу с ними поговорить. В основном я встречаю подростков. Они немного напоминают мне самого себя в шестнадцать лет. Но они проще смотрят на жизнь, в отличие от людей моего поколения. Их больше интересует применение оружия, чем отказ от него, но в этом нет их вины. Они почувствовали бы отвращение к стрельбе, если бы им пришлось идти в армию и воевать.

Но что-то случилось с современной молодежью. У них у всех какие-то сдвиги. Большинство из них участвует в разных демонстрациях протеста. Все это не по мне. Мне сорок лет, я знаю жизнь, но я все еще верю, что если мир изменится к лучшему, в этом не будет заслуги акционерных обществ. Вот почему меня называют сумасшедшим отшельником.

Джонес шел через густой кустарник, и внезапно они оказались на открытом месте. Перед ними была поляна, усеянная дикими цветами. Прямая грязная дорога вела к крепкой маленькой хижине, сложенной из грубых бревен. Струйка голубого дыма выходила из трубы, и ощущение уюта добавляли приятные занавески на окнах.

– Я живу скромно, – сказал Джонес. – Несколько лет назад здесь жила девушка. Вернее, женщина. Это благодаря ей появились занавески. И цветы. Их было больше, но я не любитель заниматься ими. Лучше овощи, чем цветы. Ее звали Беверли. Блондинка с длинными ногами. Она хотела попробовать жизнь на природе. И я был рад ей помочь.

– Что с ней случилось? – голос Малколма был слабым и дрожал. Он долго не говорил.

– Она ушла, – небрежно ответил Джонес, как будто они все время говорили вдвоем. – Оказалось, что жизнь на природе не настолько спокойна, как она думала. И она не смогла выдержать дождь. Она родилась в Сан-Диего и никогда в своей жизни не видела, чтобы дождик продолжался более двух дней. А здесь иногда дождь идет месяц. Меня это не трогало, но Беверли буквально сходила с ума. И потом был ребенок.

– У тебя был ребенок?

– Да, у нас. Маленький мальчик. Беверли хотела назвать его Звездный Мальчик, но я не позволил. Я-то не из космоса. Назвали Джоном. Правильное имя. Основательное. Библейское, если ты в этом разбираешься. Сейчас он на пару лет младше тебя. А как твое имя?

– Я… – внезапно Малколм ощутил пустоту в памяти, как будто там образовался вакуум. Он испугался. – Я не знаю.

– Ничего. Здесь нас только двое, так что путаницы не будет. А вот при возвращении в город ты должен знать свое имя, но к этому времени ты наверняка его вспомнишь.

Джонес подошел к дверям хижины и открыл их ногой. Внутри было несколько грубо сколоченных стульев, стол и пара кроватей армейского типа. Там же была железная раковина с умывальником. У одной из стен находился очаг с большим металлическим чайником, который уже закипал. От чайника исходил чудесный аромат.

– Беверли не учла, что жизнь на природе с Джоном будет иной. Ни телевизора, чтобы занять ребенка. Ни няни. Однажды она взяла его и ушла. Я не виню ее. По крайней мере, у меня есть сын. И я избавил его от жизни, которая началась бы для него с имени Звездный Мальчик.

Джонес внес Малколма в хижину и закрыл за собой дверь. Внутри было тепло. Вокруг витал аромат от закипающего чайника.

– Тушеное мясо, – произнес Джонес. – С турнепсом, помидорами, диким луком. Попробуем?

Малколм кивнул, но тут же вздрогнул от внезапной боли.

– Но сначала мы посмотрим, что можно сделать с твоей лодыжкой. Сейчас я ее перевяжу. Завтра утром дождь кончится, и мы отправимся в Пиньон, где сделают все как следует.

Джонес положил мальчика на кровать. Принес таз с водой и мягкое полотенце. Очень осторожно он обмыл раненую лодыжку.

Он держал ногу мальчика сильными мягкими руками и обрабатывал ее.

– Похоже, у тебя небольшое заражение, – сказал он. – Надо немного почистить. Я положу хинина. Это должно вывести инфекцию. Быстрее, чем йод.

Из шкафчика рядом с раковиной Джонес достал плотно закрытую бутылку. Он вылил густую коричневую жидкость и пропитал ею кусок ваты. Жидкость пахла смолой. Он обильно смазал ею раненую лодыжку мальчика. Это вызвало жгучую боль, но Малколм терпел.

– Так и должно быть, – сказал Джонес. Он забинтовал ногу Малколма. – Не туго?

Малколм покачал головой.

– О'кей. Ну, а как насчет еды теперь?

– Я ужасно голодный.

– Еще бы.

Джонес положил горячее мясо в деревянные миски, нарезал ломти хлеба. Налил дымящийся травяной чай. Малколм ел, пока не почувствовал, что больше не может. Чай согрел его, и мальчика стало клонить ко сну. Большой человек помог ему лечь удобнее и укрыл его одеялом.

– Теперь поспи, сынок. Завтра мы рано поднимемся.

Боль в ноге ослабела и постепенно утихла. Он отдыхал, впервые за много дней испытывая ощущение покоя. Тепло хижины, тени от угасающего огня, тихий стук дождя по крыше, все это погрузило мальчика в глубокий приятный сон.

Глава 6

После того как мальчик уснул, Джонес еще долго сидел и смотрел на угасающий огонь. Деревянный стул скрипел под его тяжестью. Снаружи шел дождь. К утру должно проясниться. Джонес хмурился, думая о мальчике, которого он нашел в капкане.

За годы, проведенные им в одиночестве в лесу, он сталкивался с разными людьми. Этот мальчик ни на кого не был похож. Что-то странное было в нем. Несмотря на его сдержанность, Джонес чувствовал опасность, которая таилась где-то внутри его. Что-то страшное. Что-то не совсем естественное.

Большой человек достал старый кукурузный початок, сунул его в рот и стал задумчиво жевать. Он не курил с тех пор, как был подростком, но чтобы успокоиться, ему нужно было что-то пожевать. Это помогало привести в порядок свои мысли.

Ужасный факт: нога мальчика была разрушена. Ни один врач не сможет спасти ее. Как только он проснется, Джонес даст ему еще один глоток травяного чая, чтобы усыпить на время долгого путешествия в Пиньон. Джонес не беспокоился, что ему придется нести мальчика так далеко, он был уверен в своей силе. Но определенного количества толчков не избежать. Его сила не поможет облегчить страдания мальчика.

Парнишка чрезвычайно храбрый, но, возможно, он все еще находился в легком шоке. Когда он полностью поймет свою травму, рядом с ним должен быть друг.

Глаза Джонеса сузились, а плечи распрямились, когда он подумал о тех, кто поставил смертоносный капкан. Он старался не вступать в столкновения с людьми, но сейчас был готов разорвать их на куски.

Мальчик пошевелился во сне и что-то невнятно пробормотал. Джонес встал и подошел к кровати. Он положил руку на лоб мальчика и почувствовал жар, правда, меньше, чем раньше. Джонес поправил одеяло и вернулся к своему стулу.

Присутствие мальчика в его доме напомнило Джонесу о сыне. Временами, не часто, он позволял себе думать о Джоне. Как он сейчас выглядит? Каким человеком стал?

Джону сейчас должно быть четырнадцать. Он может поступить в колледж. Тяжело было думать о нем. Мальчик, наверно, живет с матерью в одном из уютных домов в окрестностях Калифорнии, если Джонес правильно определил направление, в котором ушла Беверли. У него есть отчим, который ходит на работу в прекрасном костюме. Ладно, что в этом плохого? А если бы Джон остался здесь? Что за жизнь была бы у него с оборванным отшельником в качестве отца, живущим в лесу?

– Чертовски хорошая жизнь, – угрюмо пробормотал Джонес. И, как уже неоднократно было, Джонес пожалел, что он не боролся за сына. Возможно, у него ничего бы и не вышло, но, по крайней мере, он хотя бы попытался. Он ворчал и грыз стебли початка, пытаясь освободиться от сомнений.

Затем он снова встал и бросил в огонь большое полено. Мгновенно маленькие язычки пламени охватили кору дерева. Полено было еще сырым, и сгорать ему предстояло медленно. Возможно, до утра. Джонес сел на стул, прислушиваясь к шипению, которое раздавалось, когда в огне горела смола полена. Он закрыл глаза и предался мечтаниям.

Как всегда, он думал о Беверли. В глубине души он с самого начала понимал, что она не для него. Жизнь в глуши была для нее своего рода приключением. Она никогда всерьез ее не воспринимала.

Она была вполне счастлива в общине, в окружении других людей, которые пели народные песни, взявшись за руки в большом кругу вокруг костра. Но это было не для Джонеса. Жить в такой общине – все равно, что ходить всем вместе в баню.

К тому же Джонес имел свое собственное мнение. Он не участвовал, как другие, в демонстрациях или других выступлениях протеста, если сам не верил в них. Зачем заниматься тем, что не имеет смысла?

А вот Беверли была в центре всего, что происходило вокруг нее. Но если даже ее убеждения были не столь глубоки, как его, Джонеса это особенно не волновало. Она была очень красивой. И он безумно ее полюбил, как только увидел сидящей обнаженной на солнце, со светлыми волосами, подобно вуали, прикрывающими великолепную грудь.

В сексе она имела все, о чем только можно было мечтать. То, что даже выходило за пределы эротических грез юноши. Она знала, где и как к нему прикоснуться. Доводила его до жгучего желания, когда он, казалось, полностью терял рассудок, а затем доставляла невероятное наслаждение, продлевая его до тех пор, пока он начинал чувствовать себя опустошенным и обессиленным, но вместе с тем самым счастливым человеком.

Может, теперь, раз в месяц, Джонес будет спускаться в один из баров Саучаса или Ньюхолла и брать себе женщину. Там всегда хватает подобных женщин, обитающих возле баров. Он старался держаться подальше от Пиньона. Слишком многие знали его там. Он не хотел начинать никаких отношений, ему был нужен только секс. А для этого как раз и существуют женщины в барах. Но даже в эти кратковременные вспышки страсти он никогда не переставал думать о Беверли. В основном он только представлял себе длинный и неприятный путь пешком в Саучас. Затем его правая рука заменяла ему женщину.

Вскоре его массивная голова упала на грудь, и великан уснул.

Он проснулся с ощущением, что что-то не так, как должно быть. Мгновенно он был на ногах. Быстро осмотрел унылую обстановку хижины и увидел, что на одной из кроватей кто-то лежит, накрытый одеялом. Он сразу вспомнил. Мальчик.

Когда Джонес посмотрел на него, мальчик зашевелился, словно почувствовав на себе его взгляд. Он тут же проснулся, как животное, почуявшее опасность. На мгновение Джонесу показалось, что сейчас он ринется к дверям.

– Эй, спокойнее, сынок. Это я, Джонес, помнишь? Здесь ты в безопасности.

Впервые, с тех пор как он нашел в капкане мальчика, Джонес увидел на его лице подобие улыбки. Слабая, но несомненно улыбка.

– Я забыл, где я, – сказал мальчик.

– Ничего. Я каждый раз просыпаюсь в одном и том же месте и то иногда забываю.

Мальчик попытался сесть. Джонес поспешно сказал:

– Тебе лучше не двигаться, чтобы лишний раз не задевать лодыжку.

Мальчик посмотрел вниз на одеяло, закрывающее его правую ногу.

– Лодыжку?

– Не хочешь ли ты сказать, что забыл об этом? Может быть, это и к лучшему. По крайней мере, ты немного поспал.

– Моя лодыжка повреждена?

– Боюсь, что да. Причем очень сильно. Мне лучше взглянуть на нее.

Пока мальчик смотрел с любопытством, Джонес откинул одеяло, освободил забинтованную ногу. Очень осторожно он размотал бинт и увидел чистую белую кожу.

– Черт возьми!

– В чем дело? – Мальчик хотел сесть, но Джонес держал его правую ногу, внимательно осматривая ее.

– Я не верю своим глазам.

Он ожидал увидеть отекшую и посиневшую ногу, разорванную стальными зубами, раздробленную кость, порванные сухожилия, связки, кровь и гной. Но вместо этого его взору предстала свежая здоровая кожа. Мальчик пошевелил ногой, и это явно не беспокоило его. Все, что осталось от страшной раны, – чуть заметный розовый шрам в том месте, где капкан схватил ногу.

– Я просто не могу поверить, – повторил Джонес.

Мальчик сел, опираясь на руки, и с любопытством продолжал смотреть на большого человека.

– Нога не болит?

Мальчик покачал головой.

– Совсем?

– Да.

– И ты можешь встать?

Продолжая осторожно держать его ногу, Джонес опустил ее на пол хижины. Мальчик слез с кровати. Сделал несколько шагов. Затем подпрыгнул.

– Будь я проклят, если я что-то понимаю, – пробормотал Джонес.

– Я чувствую себя великолепно, – сказал мальчик.

Джонес сел на край кровати, не отрывая взгляда от ноги мальчика.

– Или ты обладаешь способностью быстро вылечиваться, или мы стали свидетелями чуда.

– Может быть, рана была не такой опасной, как ты думал?

"Ну конечно. Куда там, – подумал Джонес. – Никто из врачей не смог бы спасти эту ногу, особенно ниже колена. Я не мог ошибиться". Джонес только хотел это сказать, как вдруг встретился с умоляющим взглядом мальчика. Мальчик не хотел услышать о себе что-то очень странное.

– Возможно, ты прав, – ответил Джонес. – Во всяком случае, сегодня ты в прекрасной форме. И можешь отправиться вместе со мной в Пиньон. Мне не придется тебя нести.

Мальчик смотрел в сторону.

– Нам обязательно туда надо идти?

– А как же. Тебя ведь ищут.

– Сомневаюсь.

– Конечно же ищут. У тебя ведь есть родственники.

– Я не помню.

– Но зато они помнят. И они беспокоятся о тебе.

– Я мог бы остаться здесь с тобой.

– Ни в коем случае. Я не могу допустить, чтобы люди, которые ищут тебя, пришли сюда и обнаружили у меня исчезнувшего мальчика. Не хватает еще, чтобы местные жители назвали меня похитителем детей или извращенцем, а их это не затруднит. Я верну тебя обратно, мальчик, и это мое последнее слово.

Мальчик немного помолчал. Затем он спросил:

– И это будет сегодня?

– Ну… – протянул Джонес и тут же упрекнул себя за проявление слабости. Лицо мальчика осветила улыбка, на этот раз самая настоящая.

– Я мало ем, Джонес. И я могу во всем помогать тебе. Рубить дрова, работать в саду. Дверь твоего дома пропускает воду. Я могу привести ее в порядок.

– Если бы мне это нужно было, я все давно сделал бы сам, – проворчал Джонес.

Мальчик краем глаза следил за ним.

– У меня еще немного болит нога.

Джонес теребил свою рыжую бороду.

– Ладно, я думаю, тебе не мешает денек отдохнуть.

У мальчика был такой счастливый вид, что Джонес смущенно отвернулся. Что за жизнь была у этого ребенка, если он так хотел остаться в полуразрушенной лесной хижине с оборванным отшельником?

– Но завтра, на рассвете, независимо от погоды, мы отправимся в Пиньон, слышишь?

– Как ты скажешь, Джонес. – Мальчик сидел на кровати и радостно постукивал о пол испачканным в крови башмаком, что было бы невозможно с искалеченной ногой.

– Завтра, – повторил непререкаемым тоном Джонес. – Завтра мы отправимся в путь.

Прошло целых четыре дня, прежде чем они отправились в Пиньон. За это время мальчик не только починил дверь хижины, что больше года собирался сделать Джонес, он выполол сорняки из цветов, которые остались после Беверли, и помог Джонесу привести в порядок грядки с овощами. Он нарубил дров на месяц и сложил их в поленницу, насобирал в лесу дикой ежевики и земляных орехов.

Джонесу было теперь с кем поговорить. Большой человек уже забыл, как хорошо звучит человеческий голос. Правда, мальчик говорил мало, он больше слушал, но Джонеса трудно было остановить. Джонес рассказывал о том, как он здесь жил, вспоминал свое детство и юность. Он говорил о Беверли и о Джоне.

Мальчик слушал. Он слушал, даже если не все понимал, поддакивал в нужных местах, задавал правильные вопросы и соглашался, когда это требовалось. Он все еще утверждал, что не помнит своего прошлого, и Джонес не торопил его. Если это была правда, Джонес все равно ничем не помог бы, а если мальчик не хотел об этом говорить, это было его дело.

На пятый день утром, когда мальчик проснулся, Джонес уже был обут в свои массивные башмаки и держал запасную пару. Мальчик хотел что-то сказать, но Джонес остановил его.

– Не нужно ничего говорить. Пора отправляться в путь.

– О, Джонес…

– Нет. Я нашел для тебя пару башмаков. Они подойдут, если ты наденешь три или четыре пары носков. Не беспокойся, у меня их много. Умывайся, а я пока приготовлю завтрак.

Они съели горячие сухари с маслом и джемом из дикой ежевики и выпили великолепный кофе. Мальчик больше не спорил, но когда они вышли на дорогу, он остановился и оглянулся.

– Это было хорошее время, Джонес.

Большой человек подождал, пока мальчик был готов идти дальше, и они вошли в лес.

– Да, – согласился он. – Это было хорошее время.

Эйб Креддок и Кели Вейн были в ярости. Кто-то попался в их капкан почти неделю назад, но какой-то дьявол освободил его. Ни одно животное не смогло бы выбраться из этого капкана. Это могло сделать только существо из Драго. Некоторые из них все еще оставались в лесу. И они слышали вой.

Что было еще хуже, тот, кто освободил зверя, намеренно сломал капкан. Это просто так ему не сойдет. Пятый день искали они в лесу того, кто уничтожил капкан, и были вне себя от злости.

Кроме того, они были пьяными. Каждый из них изрядно приложился к бутылке виски "Джин Бин", и такая доза давно свалила бы с ног нормального человека. Но Креддок и Вейн были опытными выпивохами. С годами они приучили свои организмы к регулярному употреблению виски, причем в большом количестве.

Эйб Креддок был плотного телосложения, с постоянно красным лицом. Кели Вейн был более худым и менее разговорчивым, чем его спутник. Эти двое, особенно когда они начинали пить, были так же приятны всему округу Ла Рейн, как мексиканская фруктовая муха.

Слева от себя Кели услышал шум. Он подал знак Креддоку, они остановились и, затаив дыхание, стали вслушиваться.

В кустах что-то было. Что-то большое.

– Медведь? – хриплым шепотом спросил Креддок.

– Возможно.

Оба приготовили свои ружья.

Кели Вейн держал старый тяжелый винчестер, прикладом которого можно было пробить кирпичную стену. Креддок предпочитал ружье 12-го калибра:

Они выжидали, тяжело дыша. Их собственное дыхание заглушало шум того, что пробиралось через кусты. В этих лесах они никогда не встречали кого-либо крупнее или опаснее оленя. Но то, что сейчас направлялось к ним, не было оленем, в этом Креддок и Вейн не сомневались.

Кусты раздвинулись так внезапно, что оба мужчины подпрыгнули. На них смотрело неприятное заросшее лицо.

– Медведь, – закричал Креддок.

Кели Вейн трижды выстрелил.

Выстрелило и охотничье ружье Креддока.

Джонес ощутил три мощных толчка в грудь. Сначала он почувствовал только удар, затем боль. Он заревел и двинулся на охотников. Но тут выстрелило ружье Креддока, в голову попала пуля, и боль прекратилась.

– О, черт возьми, это же человек, – простонал Келли.

– Зачем ты стрелял? – закричал Креддок. – Я не выстрелил, если бы не ты.

– Заткнись, идиот. Нам надо убираться отсюда.

Креддок схватил его за руку.

– Стой. Там еще один.

– О, дьявол!

Они вернулись и увидели, что у человека, которого они убили, на самом деле был спутник. Скорее мальчик, чем мужчина. Рыдая, он стоял на коленях над окровавленными останками большого человека. Затем он поднял голову и посмотрел прямо на Креддока и Вейна. Кели Вейн поднял винчестер.

– Что ты делаешь? – спросил Креддок.

– Мы должны убить его, болван. Он видел нас.

Вейн выстрелил. В дюйме от лица мальчика сломалась ветка. Еще мгновение мальчик пристально смотрел на охотников. Его губы вытянулись в оскал, который трудно было представить на лице человека. Затем он встал и побежал.

Кели снова выстрелил, но мальчик уже скрылся в кустах. Они слышали удары его ног по земле. Он бежал быстро.

– Быстрее, – подгонял Кели. – Мы должны поймать его.

Двое охотников бросились в чащу, не замечая веток, которые хлестали их по лицу и рвали одежду. Впереди мелькал бегущий мальчик. Они думали только о том, чтобы его убить.

Но был еще один свидетель убийства Джонеса. После многих недель поисков тех, кто спасся из Драго, Дерек, вождь, наконец нашел Малколма. Он увидел его, когда тот вышел из хижины вместе с большим человеком и отправился в город. Дерек бесшумно следовал за ними, выжидал удобный момент, чтобы забрать мальчика. Он знал о Джонесе и не хотел причинять вред большому человеку. Но Малколм должен вернуться в свою семью.

Затем появились еще двое. Пьяные мужчины с ружьями. Одного только их запаха пота и виски было достаточно, чтобы Дерек стал изменяться. Он почувствовал, как под кожей раздвигаются и трещат кости. Сбросил мешавшую ему одежду и молча следил за всеми четырьмя. Его челюсти двигались в то время, как удлинялись зубы, превращаясь в клыки, "ильные, желтые и острые, как ножи.

Без предупреждения люди выстрелили, и Джонес упал. Малколм находился за ним, и сначала Дерек подумал, что впервые в жизни с мальчиком полностью произойдут изменения. Если это произойдет раньше, чем он был бы готов, то он мог погибнуть. Но тело мальчика было еще не совсем подготовлено. Он встал и побежал.

Люди выстрелили и бросились в погоню.

Ярость племенем заполнила Дерека. Он заиграл мощными мускулами под густой шерстью и направился за ними.

Люди не могли ускользнуть от него. С ревом Дерек пробрался через кустарник и набросился на ближайшего к нему человека, с тощим телом и кудрявой черной головой. Он услышал пронзительный крик и перекусил ему горло. Другой бросил бесполезное ружье и бросился наутек.