Текст книги "Заговор против Гитлера. Деятельность Сопротивления в Германии. 1939-1944"

Автор книги: Гарольд Дойч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Другие пути к власти

Путь к власти оказался более тернистым, а препятствий на нем гораздо больше, чем это казалось до того, как Чемберлен прибыл на встречу с Гитлером в Берхтесгаден. Главная дорога разбилась теперь на несколько более мелких, которые существенно отличались друг от друга. Первый путь, самый прямой и обнадеживающий, пока возможности захвата власти еще не были полностью заблокированы, состоял в вооруженном выступлении, поддержанном высшим военным командованием. Однако из того, что было известно о Браухиче, было несложно сделать вывод, что шансы на поддержку выступления с его стороны являются самыми минимальными. Ближе всего к тому, чтобы решиться встать на сторону оппозиции, Браухич был 28 сентября 1938 года, и, если бы в тот день Гитлер предпочел не подписывать Мюнхенское соглашение, а идти путем войны, он, вполне вероятно, так бы и поступил.

Это означало необходимость рассматривать и другой вариант, который с точки зрения шансов на успех находился на шкале вероятности на несколько пунктов ниже. Согласно этому варианту, представлявшему собой вторую возможность захвата власти, главной фигурой заговора должен был стать начальник штаба сухопутных сил, исходя из того, что главнокомандующий сухопутными силами в лучшем случае будет в стороне от заговорщиков, а в худшем – использует свой авторитет и возможности, чтобы помешать им. Навряд ли стоит подробно объяснять, сколь рискованным был этот путь. Информация о том, что главнокомандующий не поддерживает выступление, а тем более выступает против него, могла фактически парализовать деятельность ряда оппозиционных групп. В истории антинацистской оппозиции в Германии, особенно в военных кругах, очень часто находили тот или иной предлог, чтобы не выступать или не выступать «прямо сейчас»; очень скоро эта практика стала весьма распространенной. И сейчас подобная новость стала бы прекрасным алиби для тех, кто не готов был поддержать выступление.

И это обстоятельство было в тот момент весьма существенным. Если Беку, а затем и Гальдеру не удалось убедить своего непосредственного начальника даже просто поддержать их планы, то было нетрудно догадаться, что шансы на их осуществление в новой, более сложной обстановке очень малы. Во время Первой мировой войны занимавшие пост главнокомандующего находились в тени личностей гораздо большего калибра, находившихся на посту начальника штаба, и зачастую не играли фактически никакой самостоятельной роли, являясь лишь «фасадом». Однако Сект, Хаммерштейн и Фрич изменили это положение на прямо противоположное. Генерал Браухич, при всех своих слабостях, еще мог какое–то время пользоваться влиянием и престижем занимаемого им поста, которые были созданы его предшественниками.

Был, конечно, отчаянный вариант – изолировать главнокомандующего и отдавать приказы от его имени. С учетом того, что именно через начальника штаба все приказы главнокомандующего обычно и передавались, такой вариант мог быть рассмотрен оппозицией при условии, что все другие возможности не проходили. По крайней мере, такой вариант стоил того, чтобы его рассмотрели, и, по имеющимся сведениям, он несколько раз рассматривался действительно серьезно. Однако тут возникали дополнительные очень серьезные сложности. Буквально на каждом шагу вставало устрашающее количество вопросов, на которые было сложно дать ответ. Было очевидно, что риск в сотни раз возрастал, если бы не удалось добиться быстрого успеха и свергнуть режим практически сразу.

Третий вариант был самым дерзким, практически это была последняя, отчаянная попытка, за которую выступали те члены оппозиции, которые потеряли всякие надежды осуществить переворот с помощью главнокомандующего сухопутными силами или его начальника штаба. Смысл этого варианта заключался в том, чтобы поставить военных перед свершившимся фактом того, что Гитлер уничтожен. В этом случае у многих должны были отпасть всякие сомнения и возражения против поддержки оппозиции, вызванные, в частности, и тем, что военные присягали на верность лично фюреру. Таким образом, предполагалось, что многие генералы из высшего военного руководства поддержат начавшийся переворот. Однако при таком варианте развития событий мало что можно было рассчитать заранее – слишком многое зависело от импровизации уже по ходу событий. Тут не приходилось говорить о какой–либо серьезной и полноценной координации и согласованности действий, в результате чего многократно возрастала опасность того, что Гитлер будет немедленно заменен кем–то из высшей нацистской иерархии. Этот вариант имел слишком большой риск оказаться выстрелом мимо цели, причем подобных рисков было настолько много, что было практически невозможно все их предвидеть и нейтрализовать.

Политика Гитлера после Мюнхена и новая фаза борьбы оппозиции

За два года, прошедшие между первыми шагами оппозиции к общей консолидации и созданию «большой коалиции» и разгромом во втором раунде, последовавшим в 1940 году, произошли серьезные изменения во взглядах и настроениях участников Сопротивления. После Мюнхена многие оппозиционеры настолько пали духом, что начали уничтожать подготовленные документы, которые могли бы их скомпрометировать, считая, что эти материалы уже более не понадобятся. Если бы Гитлер в тот момент предпочел добиваться своих целей конструктивным способом, то паруса оппозиции поникли бы навсегда. Однако он продолжал проводить политику, которая неизбежно вела к крупномасштабному международному военному конфликту, который он и сам предпочел бы отсрочить. С военной точки зрения позиции Германии в отношении Польши безусловно укрепились после захвата Богемии и Моравии в марте 1939 года.

Однако и до этого отсюда не существовало никакой угрозы «правому флангу» Германии. Осуществив захват, Гитлер невольно заплатил за это слишком высокую политическую цену, поскольку он открыл свои истинные цели в Европе. Если бы Гитлер вначале выступил против Польши, то ему бы практически не пришлось столкнуться ни с какими политическими осложнениями. Практически все немцы, независимо от политических убеждений, были едины во мнении, что то решение вопроса о восточных границах Германии, которое было принято в 1919 году, не могло быть устойчивым и долгосрочным и рано или поздно должно было быть пересмотрено. Если бы Гитлер сначала поднял именно этот вопрос, он получил бы максимальную поддержку внутри страны и практически не встретил бы политических трудностей за рубежом. Близорукая и очень недалекая по сути националистическая политика правящих кругов Польши, поддержавших захват и раздел Чехословакии и принявших в этом участие, вовлекла страну в фактическую международную изоляцию.

Глава 2
Оппозиция перестраивает ряды

Можно смело утверждать, что никогда позже у оппозиции не было столь благоприятных возможностей для достижения своих целей, как в сентябре 1938 года. Ведь когда началась война, возникло множество новых проблем, связанных уже не с тем, как предотвратить войну, а с тем, как остановить уже начавшийся военный конфликт. Антивоенные настроения в 1939 году были все еще сильны, но не настолько, как год назад. Не было, конечно, того «ура–патриотического» настроя, как в 1914 году, но и тот угрюмый и мрачный настрой, характерный для похоронной процессии, который преобладал на военном параде, принимаемом Гитлером 27 сентября 1938 года, в начале польской кампании уже не ощущался. В результате целой серии триумфальных международных успехов личный авторитет и популярность Гитлера были высоки, как никогда [16]16
  Когда новость о том, что Чемберлен прибывает в Мюнхен, молниеносно распространилась по Берлину, ведущие участники заговора собрались в доме Остера. Как вспоминает присутствовавший там Фридрих Вильгельм Гинц, генерал фон Витцлебен сказал собравшимся: «Видите, господа, для этой несчастной глупой нации он вновь божественный и обожаемый фюрер, уникальный и неповторимый посланец Провидения; ну а мы лишь кучка реакционных и недовольных офицеров и политиков, которые осмелились в этот торжественный момент блистательного триумфа величайшего из всех государственных деятелей встать у него на пути. Если мы предпримем что–либо сейчас, то в анналах немецкой, да и не только немецкой истории будет записано, что мы предали величайшего представителя немецкого народа в момент, когда его величие было признано во всем мире».


[Закрыть].

В 1938 году, когда война еще не началась и, соответственно, не стоял ребром вопрос «победа или поражение», представители оппозиции могли не опасаться обвинений в предательстве и «ударе ножом в спину». Военная присяга, принесенная лично Гитлеру, которая являлась серьезным препятствием для привлечения многих военных под знамена оппозиции, не была столь сильным сдерживающим фактором как с логической, так и с эмоциональной точки зрения в мирное время, каким она была во время войны. Мужество и надежность как непосредственных участников заговора, так и тех, на кого они рассчитывали, не нуждались в проверке, поскольку они были многократно подтверждены жизнью; а желание действовать и добиться успеха лишь окрепло после ряда испытаний и неудач. Наиболее решительно настроенные участники заговора как раз в то время занимали такое служебное положение, которое позволяло им наиболее успешно добиваться поставленных оппозицией целей. В целом ряде аспектов планы заговорщиков никогда не были проработаны столь детально, глубоко и тщательно, как перед Мюнхеном.

Единственным более благоприятным фактором в 1939 году было то, что западные державы наконец исчерпали предел терпения по отношению к Гитлеру и его политике. В течение непродолжительного времени они были готовы вступить в контакт с противниками Гитлера внутри Германии или, по крайней мере, внимательно их выслушать.

После неудачи оппозиции в первом раунде, как уже отмечалось, в их рядах наблюдались определенный упадок духа и некоторая подавленность. Не было уверенности в том, что именно делать дальше. Многие по–прежнему считали главной задачей предотвращение войны. Гитлер все больше и больше проявлял себя врагом мира и главной ему угрозой, и если, считали они, он и далее будет следовать этому курсу, то фюрер и его режим должны быть ликвидированы. Однако оставалась надежда, что Гитлер удовлетворится достигнутым и его удастся убедить «почить на лаврах», в общем, «умиротворить». Эти иллюзии, которые всячески поддерживались теми, кто выдавал желаемое за действительное как внутри Германии, так и за ее пределами, проникли также и в ряды оппозиции. Согласно их логике, можно было надеяться, что Гитлер, добившись провозглашенных целей на международной арене, станет проявлять большую сдержанность и с ним можно будет иметь дело; тем более если параллельно с внешнеполитическими успехами он станет проводить более умеренный курс и внутри страны, что, как считали, вполне можно было предположить. Однако после 3 сентября 1939 года от подобных мыслей и надежд отказались. Как в западных столицах стали следовать тезису «Не может быть мира с Гитлером!», так и в рядах оппозиции сошла на нет всякая надежда на компромисс с ним, и более того, укрепилось убеждение, что такой компромисс в принципе невозможен [17]17
  СССР многократно предупреждал об опасности политики «умиротворения» и предлагал сдержать фашистскую агрессию посредством создания системы коллективной безопасности. Опасность «задабривания» Гитлера понимали и наиболее дальновидные политические деятели западных стран, в частности У. Черчилль, который откровенно называл подобную политику «идиотизмом». (Примеч. пер.)


[Закрыть].

События в МИДе

3 сентября 1939 года Вайцзеккер жестко заметил:

«Итак, сейчас борьба началась. Дай бог, чтобы не все лучшее и ценное было бы в ней полностью уничтожено. Чем быстрее все прекратится, тем лучше. Но следует помнить, что противник никогда не заключит мир с Адольфом Гитлером и г–ном фон Риббентропом. Что из этого следует? По–моему, каждый может легко догадаться что».

Когда утром 3 сентября Эрих Кордт задал Вайцзеккеру риторический вопрос: «Неужели нельзя избежать войны?», тот ответил вопросом на вопрос, причем высказался еще более прямо: «У вас есть человек с пистолетом? К сожалению, мое собственное воспитание не позволяет мне убить человека».

Начало войны, таким образом, послужило сильным толчком к перемене взглядов Вайцзеккера и его единомышленников – теперь они стояли за переворот любой ценой. В результате Вайцзеккер все более и более считал своим вкладом в дело Сопротивления именно борьбу против нацистского режима и старался сделать все, что мог. Вскоре он принял непосредственное участие в координации деятельности различных групп оппозиции как единого целого. Установление подобной сети взаимодействия и контактов было крайне важным для сбора и распространения разведданных, обеспечения быстрой и надежной связи между различными группами оппозиции и, что наиболее важно, для воздействия на тех, кто давал слабину и проявлял нерешительность в выполнении возложенных на него задач. Некоторые звенья этой цепи спонтанно возникали еще раньше, поскольку существовала необходимость обладать информацией о том, что происходило в высших сферах нацистского режима. Теперь они были «вживлены» во вновь создаваемую сеть взаимодействия и контактов. Особо важную роль в становлении такой сети сыграл Альбрехт фон Кессель, один из наиболее одаренных и убежденных последователей Вайцзеккера среди молодых дипломатов. Он понимал, что оппозиции крайне мало известно из того, что происходит в высших эшелонах Третьего рейха, и что подобное положение является недопустимым и должно быть исправлено. Начиная с 1937 года он предпринял ряд усилий, чтобы привлечь внимание к этой проблеме, причем это касалось оппозиционных групп не только в МИДе, но также в Генштабе и в абвере. Кессель ставил в укор оппозиции то, что ей практически ничего не известно о том, что происходит в ближайшем окружении Гитлера, а также, что еще хуже, внутри СС; было особенно важно, как он подчеркивал, знать степень проникновения СС в государственный аппарат, а также то, каким военно–силовым потенциалом она обладает; последнее было чрезвычайно важно при подготовке переворота. Поскольку точная информация о войсках СС у оппозиции отсутствовала, для нее было характерно впадать из крайности в крайность: то недооценивать, а то переоценивать коричневорубашечников Гиммлера.

Под прикрытием, обеспеченным Вайцзеккером, и под непосредственным руководством Эриха Кордта произошла серьезная перегруппировка сил оппозиции внутри МИДа. Ее цель была двоякой: во–первых, обеспечить надежные «опорные пункты» для переговоров о мире после свержения нацистского режима, а во–вторых, укрепить существующие каналы связи между различными группами Сопротивления и создать новые. В самом сердце империи ничего не подозревающего Риббентропа была создана «теневая» коллегия, готовая немедленно приступить к работе, как только будут ликвидированы политические преграды для начала ее деятельности.

После назначения сторонников оппозиции на дипломатические посты за рубежом основной акцент делался на традиционно нейтральные страны; дипломатические представительства и представительства международных организаций в этих странах можно было использовать в качестве важных каналов связи с западными странами. Наиболее важным в этом плане было назначение Тео Кордта советником представительства Германии в Берне; это было наилучшим местом для наблюдения и сбора информации во всей Европе. В его официальные обязанности входило поддерживание отношений с Красным Крестом и весь комплекс связанных с этим вопросов, а также с теми швейцарскими ведомствами и организациями, которые непосредственно обеспечивали положение Швейцарии в качестве защитного буфера между всеми воюющими странами; это обеспечивало возможность, не привлекая внимания, установить контакт с «врагом». Кессель, для которого перемена климата требовалась по состоянию здоровья, был направлен в Генеральное консульство Германии в Женеве, где имелись особенно хорошие возможности по сбору и обмену информацией, полученной из различных международных источников. Наиболее важным в этом плане было то, что в Женеве располагались штаб–квартиры Всемирного совета церквей и Международного Красного Креста, новый президент которого Карл Буркхардт уже имел самые тесные и доверительные контакты с оппозицией. Действующие по всему миру организации, пользующиеся повсеместным уважением за помощь людям и милосердие, которые и являлись главными целями их деятельности, имели представительства во всех воюющих странах и могли оказать самую разнообразную и поистине неоценимую помощь. Другие члены оппозиции, отобранные Эрихом Кордтом, получили назначения в Брюссель, Гаагу, Стокгольм, Анкару, Мадрид и Лиссабон.

Когда немецкие войска заполонили большую часть Западной и Северной Европы, значение многих из этих точек практически сошло на нет. Даже Швейцария, оказавшись во враждебном окружении, перестала восприниматься как центр международной информации. Соответственно, резко возросло значение Стокгольма и Лиссабона. Когда Риббентроп ополчился против Эриха Кордта и, решив окончательно от него избавиться, вознамерился отправить его в дипломатическую ссылку в какое–нибудь далекое захолустье, Вайцзеккер предложил назначить его советником в Лиссабон. Однако враждебно настроенный по отношению к Кордту министр иностранных дел счел, что Лиссабон не является достаточно отдаленным местом, где Кордт был бы надежно «нейтрализован»; предложение Вайцзеккера вызвало у него обоснованные подозрения. Риббентроп не соглашался ни на что ближе, чем Токио, и в конце концов Кордт был направлен в Нанкин.

По иронии судьбы именно это спасло одного из лидеров Сопротивления внутри германского МИДа. Кордт остался жив после покушения на Гитлера 20 июля 1944 года, поскольку, хотя имелись необходимые свидетельства, достаточные для обвинения его в участии в заговоре, Риббентроп, ненавидевший Кордта, как никого другого, заслал его настолько далеко, что он оказался недосягаем даже для длинных рук гестапо.

Масштабная перегруппировка оппозиции привела к тому, что у Вайцзеккера и Кордта появилась серьезная нехватка надежных людей в центральном аппарате в Берлине. Эта проблема была еще более усугублена призывом ряда членов оппозиции на военную службу. Два наиболее доверенных сотрудника Кесселя граф Ульрих фон Шверин–Шванефельд и граф Петер Йорк фон Вартенбург [18]18
  Йорк не работал в МИДе; он был сотрудником ведомства имперского комиссара по ценам. Однако наряду с другими, особенно графом Фрицем Детлофом фон дер Шуленбургом, он был настолько близок к «кружку Кесселя» в МИДе, что его можно отнести к кругу «молодых дипломатов Вайцзеккера».


[Закрыть]были вынуждены принять участие в польской кампании в ранге лейтенантов. Другой представитель этого же круга, Эдуард Брюкмайер, покинул дипломатическую службу под давлением Риббентропа после того, как неосмотрительно сделал замечание пронацистски настроенному акушеру жены министра иностранных дел [19]19
  Г. Кегель следующим образом охарактеризовал Риббентропа:
  «Гитлер считал, что беспринципный делец вполне подходит для
  осуществления того, чтобы место дипломатов и дипломатии старой немецкой консервативно–реакционной школы заняли новые дипломаты и новая дипломатия – агрессивная, алчная, бездумная, без совести и предрассудков. В 1938 году Риббентроп был назначен министром иностранных дел. Характерным для него служебным актом явилось учреждение в министерстве иностранных дел специального отдела – так сказать, государственной воровской шайки, которая специализировалась на произведениях искусства и других ценных предметах. Главной задачей отдела были поиски в музеях, замках, частных собраниях оккупированных государств и областей шедевров искусства и других ценных вещей и их переправка в Германию в качестве военных трофеев. При этом, конечно, кое–что из награбленного всегда предназначалось лично для господина министра и для господина Геринга». (Примеч. пер.)


[Закрыть].

Тем не менее Кордт, пользуясь, как обычно, поддержкой Вайцзеккера, сумел направить лучших представителей оппозиции из числа тех, кто пользовался наибольшим доверием, для поддержания связи и контактов с оппозиционными группами в других ведомствах; в качестве прикрытия он использовал официально полученное задание руководства МИДа установить рабочие контакты с другими ведомствами. К счастью, подобное «просачивание» в другие ведомства не встречало противодействия Риббентропа, поскольку его самолюбию и тщеславию льстило то, что его ведомство таким образом будет «представлено» в других ведомствах; он всегда охотно соглашался иметь «представителей» в тех официальных кругах и структурах, которые пока еще им не были охвачены.

В ряде случаев группе Вайцзеккера удавалось устроить на работу в другие государственные ведомства бывших сотрудников МИДа, и таким образом сеть, охватывающая различные оппозиционные группы, расширялась и укреплялась без отвлечения тех представителей оппозиции, которые работали непосредственно в МИДе. Одним из таких перемещений было назначение Отто Кипа на работу в абвер; а наиболее важным в плане практического взаимодействия было назначение Рейнхарда Спитци в то же подразделение абвера, где работал Остер.

Представители Сопротивления из рядов сотрудников МИДа работали также в штабе или ставке командования ряда ведущих представителей высшего генералитета. Самыми стойкими среди сторонников оппозиции из высшего комсостава были генерал–полковники фон Хаммерштейн и фон Витцлебен, командовавшие армиями на западной границе Германии. К ним в качестве их правой руки были назначены соответственно Альбрехт фон Кессель (до его назначения в Женеву) и граф Шверин (после его возвращения с польской кампании).

Хотя генерал Бласковиц никогда не входил в ряды оппозиции, но как командующий войсками в оккупированной Польше он представлял для нее несомненный интерес, поскольку можно было попытаться убедить его выступить против террора и преступлений нацистов в Польше. Генеральный консул Янсон был прикомандирован к его штабу; барон фон дер Гейден–Ринч обеспечивал связь с ОКВ, что позволяло ему уделять много времени работе под руководством Остера с оппозицией в абвере. Однако главным назначением, оказавшим решающее воздействие на ход второго раунда борьбы, было назначение Хассо фон Эцдорфа ответственным за связь с ОКХ. Он сразу стал там ведущей фигурой оппозиции, роль которой в ее деятельности по важности можно было сравнить лишь с ролью Остера, работавшего в штаб–квартире абвера, расположенной на Тирпиц–Уфер.

Сближение правых и левых

Начавшаяся война подтолкнула не только Кордта и Вайцзеккера срочно перестроить ряды оппозиции внутри МИДа. Необходимость объединить усилия и действовать максимально согласованно и скоординированно осознали и в других секторах оппозиции. Были предприняты усилия добиться понимания между руководителями различных оппозиционных групп, а также обеспечить согласованность действий в целом. Именно в это время объединили усилия и фактически пришли к общему сотрудничеству Бек, который уже имел тесные отношения с Герделером и был одним из наиболее преданных и надежных его сторонников [20]20
  Именно тот факт, что Бек неоднократно поддерживал назначение Герделера канцлером, снимал противодействие этому со стороны оппозиционных кругов в МИДе. Что же касается авторитета Бека и его положения как признанного лидера оппозиции, то они никем под сомнение не ставились.


[Закрыть], и последний руководитель запрещенных свободных (социал–демократических) профсоюзов, правый социал–демократ Вильгельм Лейшнер. Лейшнер давно был знаком с генералом фон Хаммерштейном и теперь все более сближался с Герделером, а также с двумя главными антинацистскими фигурами в абвере – полковником Остером и адмиралом Канарисом. Была организована его встреча с Беком, который впоследствии посетил небольшое предприятие, построенное Лейшнером при помощи верных членов профсоюза. Также именно в первые месяцы войны выработался и сформировался единый фронт из ряда профсоюзов, руководство которых придерживалось различных политических взглядов. Объединение усилий и единство действий, которого не смогли достичь ни в годы монархии, ни во времена Веймарской республики, сейчас фактически было осуществлено, причем наилучшим образом. Теперь в одном ряду с Лейшнером находились такие люди, как руководитель христианских (католических) профсоюзов Якоб Кайзер, руководитель ассоциации служащих и продавцов (стоявшей на консервативных позициях) Макс Габерманн и руководитель профсоюзов Хирша–Данке–ра (либерального толка) Макс Леммер.

Разразившаяся война породила в профсоюзных лидерах чувство глубокой ответственности за то, чтобы обеспечить единство трудящихся Германии, и это единство выпестовалось и расширилось, несмотря на жестокие удары нацистского режима. Как уже упомянутые профсоюзные лидеры, так и многие другие, кто когда–либо пользовался авторитетом среди немецких рабочих, теперь предпринимали усилия, чтобы призвать своих сторонников к солидарности и ведению общей борьбы. Главной проблемой для лидеров рабочих было правильное понимание сути планируемого военного переворота; необходимо было ясно донести до немецких рабочих, что речь не идет о замене нацистского режима хунтой или реакционной диктатурой. В последние месяцы 1939 года между профсоюзными лидерами было достигнуто понимание, что в случае необходимости они поддержат военный переворот призывом к всеобщей стачке. Были направлены представители в главные промышленные центры, чтобы подготовить для этого благоприятную почву. Выглядело несколько иронично, хотя и вполне понятно и объяснимо с учетом сложившихся обстоятельств, что финансировал эти поездки промышленник Вальтер Бауэр, хотя их целью была организация и подготовка того, что является традиционным оружием рабочих против капиталистов, которого последние боятся больше всего – всеобщей забастовки [21]21
  Об этом рассказала автору Кристина фон Донаньи в беседе, состоявшейся 26 июня 1958 года. Она лично знала, в частности, о том, что в одном случае Бауэр специально выделил на эти цели 10 000 рейхсмарок. Она особо вспоминает, как ее муж сказал ей со смесью торжества и облегчения в голосе: «Ну вот, мы все подготовили. Сегодня Лейшнер встречается с Беком». Гинц вспоминает, что он лично привез Лейшнера и Германа Мааса к Остеру. «Мы также организовали, – говорит он, – первую встречу представителей оппозиции из рядов социал–демократов с их «коллегами» в МИДе, а также с окружением Герделера».


[Закрыть].