Текст книги "Прыжок домашней львицы"
Автор книги: Галия Мавлютова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
* * *
Полковник Кудрявый притаился в кабинете. Шел седьмой час осеннего утра. Генерал прибудет в условное время. В запасе есть еще два часа. Это большой запас времени. Можно успеть до рассвета. Кудрявый принялся что-то быстро строчить на листке бумаги. План. Оперативная обстановка. Чрезвычайное происшествие. Захват сотрудника. Кудрявый судорожно писал, разрывая хрупкий листок от чрезмерного усердия. Пункт первый – создать оперативную группу. Пункт второй – включить в состав полковника Кудрявого. Назначить его главным. Пункт третий – доложить в Москву. Первым доложить, чтобы опередить начальника управления. Полковник вытер лысину; мокрая, запарился весь. В столице наградят, может быть, посмертно. Глупая шутка. Кудрявый едко ухмыльнулся. Награда нужна живому, мертвому она как припарка. Работа закипела с новой силой. В кабинет Кудрявого вбегали и тут же выбегали сотрудники с помятыми от хронического недосыпания лицами. Группами вбегали и поодиночке. Одни вбегали, другие выбегали. Непрерывное движение создавало иллюзию пульсирующей артерии. Штаб – руководящая и направляющая сила, мозговой центр управления.
– Список сотрудников оперативной группы, – коротко, но властно бросал Кудрявый запыхавшемуся сотруднику с перекошенными от служебного рвения глазами.
– Уже готов, Виктор Васильевич, – сотрудник протянул список, еще тепленький, только что родившийся в недрах лазерного принтера.
– Список дублирующей группы, – Кудрявый раздраженно поводил рукой по столу в ожидании очередного перечня.
Заспанный сотрудник замешкался, доставая из папки важный документ, но ловко подсунул под руку полковника список.
– Пожалте, Виктор Васильевич, тут еще один списочек, сотрудники-дублеры. Добровольцы из райотделов.
В руках сотрудник держал новую стопку только что распечатанных документов. Теплые, живые, огнедышащие, на все случаи жизни и оперативной обстановки.
– А зачем нам райотделы? – гневно наморщил мохнатые брови Кудрявый. – Обойдемся без них. Они напортачили, прокололись. Пусть сами отвечают за содеянное. В группы захвата надо включать сотрудников управления. И не забудьте московских товарищей. У них тоже жены есть. Потом в наградной приказ включим.
– Слушаюсь, Виктор Васильевич, – согнулся в поклоне радивый сотрудник.
И он неслышно испарился, будто его не было только что в кабинете полковника. Ушел в штабную бутылку, словно сказочный джинн. Кудрявый удовлетворенно потер ладони, извлекая из них огонь, но у него ничего не вышло. Он бросил пустое занятие и взглянул на себя в зеркало. И вдруг увидел на своих плечах два вожделенных просвета. Сначала Кудрявый испугался, вздрогнул, даже немного затрясся, затем взял себя в руки. Полковник нахмурил брови, и просветы безнадежно уплыли в зазеркальное пространство, а ведь так радостно сияли из зеркала, посылая из мрачной глубины лучи надежды. Кудрявый осторожно перевел хмурый взгляд на аппарат спецсвязи. Бережно взялся за трубку двумя пальцами, будто брал что-то драгоценное, хрупкое, неуловимое.
– Москва? – сказал он кому-то в святую трубку.
– Москва, Москва, – неожиданно громко и оглушительно загрохотало из нее, будто в столице проходили штабные учения прямо в приемных министерства. – Кудрявый, ты, что ли?
– Так точно! – четко и стройно вылетело из Кудрявого, будто он не говорил, а стрелял в тире. – Полковник Кудрявый на связи.
– Да не ори ты так, – небрежно поморщилась трубка, – говори тише. Ухо сорвал. Что там у тебя? Пожар на ЛАЭС, что ли, ха-а?
– Никак нет! – слова продолжали вылетать помимо воли полковника. – Пожара на ЛАЭС не зарегистрировано. За прошедшие сутки…
– Да не ори ты, я же просил, – обиженно рявкнула трубка, – знаю, что произошло за сутки. Сводка передо мной. Как отдохнул, что там на Балийщине, в смысле оперативной обстановки, все спокойно? Не разнесло ее в разные стороны порывом ветра?
– Все на месте, еще не разнесло, – прошептал Кудрявый, – товарищ генерал, у нас в регионе чрезвычайное происшествие.
– Какое еще там происшествие? – насторожилась трубка. – Сутки миновали без происшествий. У меня дежурство заканчивается. Не хватало мне ЧП в региональном масштабе. Мне же министру докладывать. Ты, Кудрявый, перегрелся на солнце, видимо.
– Так себе происшествие, – осторожно и нежно шепнул Кудрявый в трубку, – ничего особенного. Капитана тут одного похитили. Выкуп требуют.
– А-а, – сказала трубка и замолчала.
Кудрявый напряженно прислушивался.
– Ты вот что, – трубка дернулась, завибрировав всем тельцем в руке полковника, – ты подготовь докладную на имя министра. Прямо так и напиши, дескать, похитили боевого капитана, прямо при исполнении. Прямая угроза общественной безопасности. Оружие тоже ушло? Не приведи господи…
– Нет, – отчеканил Кудрявый, – табельное оружие капитана находится в оружейной комнате.
Кудрявому часто приходилось плутать в потемках. Он не знал, где находится пистолет Бронштейна. И не мог этого знать. Полковник блудил впотьмах на уровне подсознания, ему очень хотелось сохранить свое место, ведь другого выхода у него не было. Третьим глазом полковник не обладал, пришлось Кудрявому выкручиваться привычными способами.
– Молодцом, – скупо похвалила трубка, – а как фамилия капитана?
И Кудрявый сник. Чеканный слог застрял в иссохшей глотке. Живительная слюна превратилась в яд. Виктор Васильевич знал, что последует за тем, когда он назовет фамилию капитана.
– Чуркин, товарищ генерал, – выдавил из себя полковник.
– Пиши докладную и спецсвязью загоняй в министерство. Я сам возглавлю бригаду. Лично. А тебя назначаю своим замом, – обрадовалась трубка и похолодела. Кудрявый подержал в правой руке бездушное тело и швырнул его на аппарат. Кончилась карьера. Не вернуть уже былое величие. Никогда не вернуть. Слишком поздно. А во всем виноват капитан Бронштейн.
* * *
– А вы из чьих будете? – негромко произнес чей-то голос.
Обертоном словам клацнул затвор. Лева вздрогнул. Отличный аккомпанемент, слова прозвучали на металлическом фоне. Сложилась классная музыка для покойников.
– Да свои мы, свои, – примирительно сказал Лева.
Чуркин растерянно сморгнул слезу, пробило парня, не любит Коля металлический рок, а зря. На том свете Чуркину скучно станет без музыкального сопровождения.
– Из каковских? – настаивал голос.
– Местные мы, питерские, – сказал Лева, лихорадочно придумывая отходной вариант.
Все пути были отрезаны. Бандитов можно уложить только интеллектом. Четыре автомата. Четыре рыла. Восемь мускулистых рук. А два капитана безоружны и невинны, словно голуби. Пару бы патронов на закуску. Но нет патронов. Надо стрелять интеллектом. Лева пошевелил извилинами, раздался глухой шум, будто осенний ветер легонько пошуршал опавшими листьями. Детдомовские навострили уши.
– Да это понятно, что из местных, я спрашиваю – из каковских? – раздраженно клацнул затвором Витек.
Странный этот Витек, непутевый какой-то, придурок, одним словом.
– Голубковские мы, – сказал Лева, думая, что они с Колей и впрямь похожи на голубков. Вышли из отдела без патронов и без оружия. Без мобил и без мозгов. Интересно, а у голубей есть мозги? Наверное, есть. А у оперов нет, они их в отделе милиции оставили. В сейф положили на хранение.
– А-а, – уважительно пропел Витек, – слыхали мы про таковских. Хорошие люди, добрые.
Витек отложил автомат в сторону. Еще три автомата послушно последовали его примеру. Получилась маленькая оружейная горка. Симпатичная такая пирамида вышла.
– Когда бабки-то пригонят? – сказал Витек. – Времени целый вагон потратили на вас.
– Пригонят, пригонят, еще полвагона потерпеть надо, – капитану нужно было собраться с мыслями.
А мыслей никаких не было, они в сейфе лежали, а сейф в отделе милиции, Лева ухмыльнулся.
– А вы из каких краев будете? – включился в беседу Николай Чуркин.
Чуркин сидел рядом с оружейной кучкой, все норовил зацепить ее рукавом, как бы ненароком. Случайно, дескать, задел, не обессудьте.
– Новокузнецкие мы будем, – гордо парировал Колек, другой, тот, что из вражеского стана.
– Это где урановые рудники? – ужаснулся Чуркин.
– Не-е, урановые рудники в Читинской области, а мы новокузнецкие. Там у нас другие рудники имеются, – засмеялись трое из четверки.
Один лишь Витек хранил молчание, соблюдая старшинство. Он угрюмо взглядывал то на Леву, то на Чуркина, то на автоматное возвышение. Затем встал и передернул Чуркина с места на место, как затвор. Чуркин покорно подчинился. Николай сел рядом с Левой, прижав его теплым боком.
– Лева, что делать-то будем? – тихо прошипел Чуркин.
«Крыс травить», – сердито подумал Бронштейн, но вслух ничего не сказал.
Надо больше молчать, может, тогда мысли в голове появятся. За стеной шла интенсивная жизнь. Крысы оживились, почуяв еду. Животные агрессивно поедали камень и штукатурку, пытаясь добраться до людей.
– Хорошие твари, – мечтательно изрек Витек, – у нас на одной зоне целое семейство прижилось. Крыс-отец, крыса-мать и большой выводок крысенышей. Маленькие подрастут и сразу исчезают. Как будто их и не было. А другие нарождаются. Так и жили. Все вместе. Дружно.
– А куда маленькие-то подевались? – недоуменно спросил Чуркин.
– Так на корм шли. Подрастут, их тут же родственники быстренько схавают, чтобы другим не доставались. А новые нарождаются. На смену, так сказать, – терпеливо, как несмышленому мальчику, объяснял Витек.
– Вот дурдом, – передернулся Чуркин, – это же надо такое выдумать.
– Нам выдумать-то? Все так и было. Мы с ними делились куском, подкидывали малость на бедность, когда хлебом прикармливали, когда баланды подливали, чтобы посторонние не повадились. Крысы – они ведь на свою территорию никого из чужих не пустят. Сожрут любую гадину. Даже родного брата. С потрохами.
Леву затошнило. Он скрутил петлю из телефонного провода и сунул в дырку. Витек осуждающе покачал головой.
– Не-а, не пройдет номер, крысы в руки людям не даются. Дураки они, что ли?
Крысиная тема отвлекла от насущных проблем. Где-то далеко существовала Валентина, Варзаев, сотрудники, уютная мирная жизнь. И все это перечеркнула условная граница. Здесь, за невидимой чертой прогрызают стенку крысы, вонзаясь прямо в душу маленькими зубками, качают права бывалые уголовники. Проводная связь с внешним миром нарушилась, а свобода приобрела материальную основу. Она облеклась в денежные рамки. Стоимость свободы – две тысячи долларов. Но все это настолько реально, что можно было сойти с ума. Лева зажмурился. Не бывает же безвыходных ситуаций, не бывает.
– Надо бы телефон сделать, – произнес капитан.
– Вот и делай, – резко оборвал его Витек, – с телефоном и дурак две штуки баксов выжмет. А вот без телефона не каждый сумеет. Говоришь, еще полвагона времени осталось?
– Может, чуть больше, – скривился Лева, – может, меньше. Кто его знает…
Звенела тишина. Скреблись крысы за стенкой. Сопел Чуркин и еще кто-то из новокузнецких. Где-то далеко отсюда в поисках мифических денег белым лебедем носилась по городу влюбленная Валентина. Варзаев прятался в кабинете от проверяющих. Бронштейн окинул мысленным взором свою прежнюю жизнь. В заточении многое кажется иным, отчетливо проявляются мелкие детали, выпуклее становятся невидимые ранее недостатки. И Бронштейн затосковал в неволе. Прошлая жизнь вдруг показалась капитану скучной и бессмысленной. Даже выкупить его не могут, как положено по норме. Плата оказалась чрезмерно высокой. А ничего чрезмерного в цене нет. И денег-то нужно всего три копейки, учитывая нынешнюю инфляцию. Леве захотелось волком завыть, но ему мешали посторонние лица. Капитан внутренне содрогнулся. До чего может довести общение с уголовниками. Этак до чертиков можно додуматься. В желудке забился нервный ключик. Проявился забытый аппетит. Капитан задумался. Перед глазами появились тарелки и блюдца с едой. И сразу бывшая жизнь показалась капитану вполне приятной, сытой, по крайней мере. Нет, надо скорее выбираться отсюда. Новокузнецкие – залетные пташки, города не знают, привычки у них периферийные, понятия, как у вымерших зубров. А в Питере давно живут не по понятиям. Отмели их за ненадобностью, как старье. И отряхнули древний прах с быстрых ног. Капитан подсел ближе к автоматной конструкции. Стволы пристально уставились в Левины глаза, тускло поблескивая и устрашающе мерцая. Капитан нагнулся, чтобы завязать шнурок, но Витек тут же легонько подкинул Бронштейна, отбрасывая плотное капитанское тело как можно дальше от страшной кучки.
– Брат, не волнуй мое сердце, – сказал Витек, – давай договоримся сразу, не отходя от стволов. Вы отсюда никуда, ни ногой. Сидите и не рыпаетесь. И тихо чтобы было. Как в могиле.
И Витек поправил приклад, приглаживая горочку, выровнял пирамиду, подбил рукой, чтобы красиво смотрелась. Лева завязал шнурок, вытянул ноги, повертел ступнями. Мысли свивали рой из воспоминаний о Валентине, домашнем уюте, еде, прежней жизни, служебных распрях, обидах, и много еще чего другого томилось в Левиной голове. Там было все, кроме мыслей об освобождении из вынужденного плена. Как в тайге заблудились. Сидим на поляне, ждем вертолета. А вдруг он не прилетит? Прилетит, обязательно, где-нибудь полетает, полетает и прилетит. Мысли вернутся, выход найдется, свобода наступит. И Валентина вновь прижмет капитана к своей высокой и мягкой груди.
Раздался оглушительный звон, взорвав пронзительную тишину. Все вздрогнули, посмотрели один на другого, в глазах чувствовалось недоумение. В них были страх и тревога. Неожиданный звонок нарушил устоявшуюся слаженность. Звонкие трели сотрясали стены. Даже крысы притихли. Витек мотнул головой, дескать, кто смелый, надо бы дверь открыть. Бронштейн лениво приподнял тело. Он не ждал так рано Валентину. Она должна подойти чуть позже. Лева слишком хорошо изучил внутренний хронометр верной супруги. Наверное, явился лукавый владелец квартиры, приехал за очередной порцией баксов, видимо, надумал повысить цену или нашел еще одних дураков, ведь на свете их великое множество водится. Лева подошел к двери, нагнулся, посмотрел в щелку. Никого не видно за дверью.
– Кто? – сказал Лева, превозмогая ленивую интонацию.
На капитана неожиданно обрушилась чудовищная сонливость. Ему захотелось уснуть, чтобы проспать все неприятности. Леве хотелось спать долго и с удовольствием, вдоволь насладиться покоем и ленью. Капитан мечтал выбросить в ночной мир все дневные кошмары.
– Свои, – мило и по-детски наивно прозвучало из-за двери.
Не понять было, кто говорит, то ли ребенок, то ли женщина, то ли очень старый человек. Сзади шумно пыхтели, все четверо, прямо в Левину спину. Умильно клацали затворы. Лева преодолел напавшую лень и, собравшись с духом, громыхнул щеколдой и, наконец, распахнул дверь. На пороге стояла девушка. Красивое, неземное создание.
– Вы кто? – удивился капитан.
– Оксана, – обиделась девушка, ее явно не ждали, – а вы, собственно говоря, кто такие будете?
Глухо стукнули приклады. Их поставили на пол. Сопение за спиной медленно угасало.
– Мы? – задумался Лева.
И капитан замолчал. Бронштейн размышлял, кем же они могут предстать перед светлым взором. Оксана пыталась разглядеть людей в коридоре, но темнота скрывала очертания и реальную картину. Бронштейн посторонился, пропустил Оксану в квартиру и захлопнул дверь, наглухо задвинув щеколду. Все это он проделал механически, как робот. В глубине души Лева проклинал себя, нужно было прогнать девушку, накричать на нее, что ли. Но на ангелов не кричат, ангелов обожают. Перед ними открывают все врата и двери. С ангелами спокойнее, в их присутствии на душе теплее. Оксана, осторожно ступая, прошла сквозь невидимый строй автоматчиков. Она не видела грозную стражу, в коридоре было темно. Чуркин радостно приподнялся с разбитого дивана и шумно хлопнулся обратно. Девушка мило улыбнулась.
– Здрасьте вам, – сказала она.
– Здрасьте, здрасьте, – продолжал радоваться Чуркин, – в нашем полку прибыло.
– В каком это вашем полку? – Девушка обернулась и наткнулась взглядом на насупленные лица четверых уголовников. – А вы кто такие будете?
– Свои мы, свои, – Лева легонько подтолкнул Оксану к дивану, дескать, присаживайся, не бойся, в обиду не дадим, в трудную минуту всегда плечо подставим. Капитан своим плечом мягко намекал, что трудная минута для девушки уже настала.
– Кто это – свои? – настойчиво допытывалась Оксана. – Откуда вы взялись?
– Отсюда. Живем мы здесь. Временно, – от волнения Лева слегка охрип.
– А дед где? – спросила красавица. – Куда он подевался?
Она была стройная, гибкая, волнующая. Вела себя непосредственно, но без вызова, дескать, пришла к себе домой. Оксана чувствовала себя как дома. Постояла у окна, мельком взглянула на улицу, видимо, ничего интересного не увидела, и повернулась лицом к зрителям. Девушка стояла будто на подиуме, юная тигрица, готовая на все, чтобы получить принадлежащее ей по праву. Мужчины оценили силу, исходящую от невинной особы. Оксана едва заметно усмехнулась. Знала себе цену.
– Молчите? – сказала она. – Небось убили деда и закопали. В стенку замуровали.
Оксана даже кулачком по стенке стукнула и вскрикнула, из-за стенки мгновенно понеслись скребущие душу звуки. Крысы забегали кругами, будто играли с чертом в пятнашки. Лева зажмурился. Капитана будто околдовали. Его мысли закружились с центростремительным ускорением. Надо же было такому случиться – в плен попала молодая девушка. И она останется вместе со всеми до самого финала, вплоть до окончания спектакля.
– А ты кто такая? – строгим голосом спросил Витек. – Откуда взялась?
– Я? – изумилась Оксана. И тут же призналась, причем говорила честно, искренне, ничего не скрывая от окружающих: – Я – внучка моего дедушки. А это – моя квартира. Дед оставил мне наследство. По завещанию.
– Дык, это, он же живой-здоровый, – вытаращил глаза Витек.
– Не вечный же он, рано или поздно умрет, все равно квартира мне достанется, – уверенно заявила Оксана, – а я приехала надолго. Может, навсегда. С матерью жить не хочу.
– Поссорились? – ласково поинтересовался Лева.
– Да ну ее ко всем чертям, надоела, мораль мне постоянно читает, как будто я еще маленькая, – отмахнулась Оксана, – так где мой дед? Говорите быстрее, а то я в милицию заявлю. Где телефон?
– Не работает, крысы провод перегрызли, – изрек Чуркин.
Николай смачно сплюнул на грязные пальцы и попытался скрутить тоненькие разноцветные проводки в розетке, но у него ничего не получилось, проводки развалились, телефон безмолвствовал.
– А это кто такие? – спросила Оксана у Левы, кивнув на четверых головорезов.
– Наши товарищи, – загадочно бросил капитан и освободил Оксане место на диване.
«Товарищи» нахмурились. С появлением третьего претендента на жилплощадь места в квартире заметно поубавилось. При этом можно сказать, что Оксана весила чуть больше пятидесяти килограммов. Наверное, это явилось последней каплей в переполненной бочке терпения. Приклады глухо застучали по полу, выбивая чечетку, степ и румбу одновременно. Много таких танцев выбивали грозные приклады, а Оксана будто оглохла. Она продолжала отстаивать право частной собственности.
– Тогда я тоже поживу с вами, я никуда не тороплюсь, – уверенно заявила девушка, заведомо утверждая, что она своего не упустит.
И квартиру никому не отдаст. Пусть никто не рассчитывает на халяву. Это – личное имущество, частный капитал, наследство девушке принадлежит по праву.
– Да кто же против, все только – за, – сказал капитан, – живите, сколько хотите. Вы нам не мешаете.
Обстановка складывалась заведомо неблагополучная, за окном штормило. На город надвигалось большое наводнение. Один из оккупантов, прижав к груди автомат, прошел на кухню. И вскоре оттуда донесся стук и грохот. Створки шкафов громыхали, возвещая о девственной чистоте и пустоте одновременно. В квартире не было ничего съестного, наверное, крысы опередили людей, все съели. Капитан Бронштейн ухмыльнулся, легонько подпихнув под бок Оксану.
– А что у тебя в пакете? – спросил Лева, ласково заигрывая с девушкой.
– Хлеб, картошка, маргарин, лук и кефир, – прошептала Оксана, искоса поглядывая на захватчиков, – я же думала, что дед дома, в магазин забежала.
– Он в Синявино съехал, – честно признался Лева, – а хату продал.
– Как это продал, кому? Не может быть! А вы чего здесь делаете? – допытывалась Оксана у Левы.
– А ничего не делаем, ждем-с. До первой звезды, – отшутился капитан, – а слабо тебе картошечки поджарить?
– Легко, – покорно согласилась Оксана, – только давай на пару. А то одной скучно. – Девушка немного подумала и добавила: – И страшно.
– Одной страшно, одной везде страшно, – с готовностью подтвердил Лева, – а я тебе помогу, составлю компанию. Не бросать же девушку на произвол судьбы. Вставай, милая, идем на трудовой фронт.
Оксана легко вскочила на свои длинные стройные ноги. А ноги у нее прямо от ушей начинались. А где заканчивались, она уже не видела, слишком длинные были. Вскоре в затхлой заброшенной кухне закипела работа. Лева почистил картошку, нежно отодвинув плечом от раковины гибкую Оксану, ему показалось, что девушка срезает чересчур толстую кожуру. В армии Лева научился вычищать от шкурки даже мелкие картофелины. И вот маргарин уже весело пузырился на сковороде, зарумянивая аппетитные картофельные дольки. В квартире потянуло сытым духом. В оживший очаг питания потянулись изголодавшиеся добытчики неправедных баксов. Между ними огородным пугалом торчал Чуркин, истекая слюной; Николай проголодался больше всех. Оксана разложила по тарелкам готовую картошку и по очереди сунула в руки каждому. Послышалось громкое чавканье. Дружное, слаженное, смачное. Лева поморщился. Не умеет у нас народ показать себя. Никакой культуры. Капитан манерно сложил губы бантиком и взял вилку. Оксана последовала его примеру.
– А с дедом у тебя хорошие отношения? – сказал Лева, отметив про себя, что Оксана не чавкает, ест опрятно, с закрытым ртом. Ведет себя, как положено вести приличной и воспитанной девушке. Сразу видно – барышня с хорошими манерами.
– Нормальные отношения, он мне завещание подписал, а мать обиделась на деда, с тех пор они не разговаривают. Никогда не встречаются. Дед все мне оставил, и квартиру, и дачу в Синявине. А ты вместе с этими? – Оксана ткнула вилкой в сторону комнаты.
– Не-а, я с Колей Чуркиным, а они отдельно от нас, – улыбнулся Лева и вдруг обеспокоился: – А тебе не страшно здесь?
– Да нет. Ты хороший. Добрый. С тобой не страшно. Но я хочу понять, кто вы такие, что вам нужно, и потом, я же надолго сюда пришла. Жить. Мне идти некуда.
Оксана поставила пустую тарелку в раковину. Посмотрела на Леву. Бронштейн смутился. В первый раз он встретил на своем пути на редкость красивую девушку. Сидел с ней рядом, вдыхал нежный запах, ощущал слабый аромат цветочных духов. А от Валентины постоянно несло щами и капустой. И еще пирогами. От Оксаны пахло весной. Огромная разница в женских ароматах окончательно доконала капитана. Бронштейн растерял все мысли, которые долго собирал в своей горячей голове.
– Оксана, держись возле меня, никуда не лезь, ни с кем не связывайся, – с трудом выдавил из себя Лева.
Да и что он мог предложить юной барышне? А ничего не мог. Пока не мог. Он сам являлся заложником. Капитан много раз выручал пленников. И ни одного смертельного случая. Все живыми оставались, целыми и невредимыми. Оксана могла случайно ввязаться во что-нибудь неприятное. В какую-нибудь смешную историю. Нужно было сберечь красоту от преступных посягательств. Красота – хрупкая вещь, она требует к себе особого внимания, повышенного.
* * *
Валентина почувствовала, как кто-то подхватил рыболовную сеть и приподнял ее. И тут же шумно сбросил обратно, сердито шмякнув об пол, слишком тяжелый груз оказался. Валентина больно стукнулась всем телом, даже закряхтела от обиды. Никакого уважения к женщине, совсем не умеют с дамами обращаться.
– Тяжеловат груз, – сказал кто-то прямо над ухом Валентины.
– А ты развяжи ее, пусть сама топает, – посоветовал другой.
Вьюном волосы закрутило, у Валентины в голове что-то помутилось от боли. И вдруг она почувствовала освобождение, сразу стало легко и радостно на душе. Валентина села и осмотрелась. Над ней склонились люди в пятнистых бушлатах.
– Вставай, Валентина, пошли к полковнику, – сказал один из «пятнистых», самый крупный, видимо, какой-то мелкий начальник.
Командует всеми, кричит, а сам всех боится. Так ведут себя мелкие начальники из нижнего звена. Из самого нижнего, ниже уже не бывает.
И женщину подтолкнули в спину. Вроде легко подтолкнули, не больно, не ударили, но очень обидно стало, до слез. Валентина проглотила комок в горле и покорно зашагала следом за конвоирами.
Кудрявый, увидев в дверях смешную процессию, сначала раздвинул губы, затем плотно сомкнул в узкую щель, отчего лицо полковника превратилось в металлический сейф. Сейф излучал дружелюбие, изо всех сил пыжился, на глазах превращаясь в квадратное чудовище.
– Проходи, Валентина, проходи, – с напускной приветливостью сказал Кудрявый.
У Валентины от железного приветствия заскребли кошки на душе. Муторно как-то стало, тоскливо. Ей показалось, будто внутри Кудрявого железные гайки скребутся, разные шестеренки и винтики, их было много, целая стая.
– Здрасьте, – буркнула она, присаживаясь возле овального стола.
Кудрявый встал, собрал бумаги на столе, сложил в стопку, он словно готовил место для предстоящей хирургической операции. Валентину даже зазнобило от такой подготовки.
– Дрожишь? – оживленно сказал Кудрявый, его как будто обрадовало внутреннее состояние Валентины.
– Дрожу, – созналась она, – зачем связали меня?
– Так надежнее, – сухо бросил Кудрявый, – и нам спокойнее.
Полковник потерял интерес к жене капитана. Его призывали другие дела, более важные, чем блошиная возня с безмозглой Валентиной. Нужно было срочно докладывать в Москву. Необходимо немедленно оформить приказ, затем пронумеровать его. Надо сделать все честь по чести. Из-за этой глупой женщины звездные погоны никогда не заблестят на каменных плечах Кудрявого.
– Ты, Валентина, посиди маленько у нас, а то ведь сбежишь да глупостей разных натворишь. Временно сажаю тебя под арест, ну, пока боевая операция не закончится, понимаешь? – Кудрявый не спрашивал, полковник распоряжался.
Все уже решено. Валентина будет сидеть в управлении, пока операция по освобождению заложников не придет к логическому завершению. Упрямая капитанская жена не сможет помешать правомерным действиям сотрудников милиции. Слишком она проста и непосредственна. Кудрявый уже распорядился: Валентину нужно нейтрализовать. Временно пусть посидит в комнате для разбора. Там она не соскучится. Комната для разбора – это ведь не камера. Вполне культурное помещение, чистое, после ремонта. Там даже чайник электрический имеется.
– Уведите, – приказал полковник.
Валентину подхватили под руки и увели. Она не успела рта раскрыть, за что отругала себя мысленно, вслух ругаться Валентина побоялась. Все же надо было отстоять честь семьи. Не сумела верная жена защитить капитана. Ох. Не сумела. Ох. Не смогла. Ума не хватило у бабы.
– Будешь сидеть здесь, Валь, – сказал сотрудник управления, прервав мысленные охи и вздохи капитановой жены, – только не волнуйся, и, главное, не волнуй окружающих. А то хуже будет. И тебе хуже, и Леве плохо станет.
– А что тогда будет? – угрюмо поинтересовалась Валентина.
– Тогда? Тогда мы тебя в камеру определим, – весело заржал сотрудник и уткнулся лицом в компьютер.
Кругом одни компьютеры – зачем так много механических мозгов? А у Левы нет компьютера. На службе капитан Бронштейн обходится без современной техники. Она ему без надобности. Зато он ловко и умело орудует пистолетом! Он – герой! А компьютер капитану ни к чему. Валентина поймала себя на мысли, что думает не о том, а нужно придумать какое-нибудь дееспособное средство и найти в себе силы для спасения мужа. Он еще жив и здоров. И умирать не собирается. Героем Леву назначат после смерти. Пересчитают подвиги капитана и назначат. Именно так представляют к награде. Всем скопом долго подсчитывают заслуги, собирают компрометирующие материалы и после нудных и длительных обсуждений и решений возносят избранника на пьедестал почета. Обычно это производится вслед за умершим. После смерти уже никто не осквернит святого звания. Герой не напьется. Где ему там напиться! На том свете не наливают. Опять-таки взяткой мертвый себя не унизит. Но капитан никогда не брал взяток. Жил, как все сотрудники. От двадцатого до двадцатого, от получки до получки. Никому не жаловался, ни у кого не одалживался. И сам никому взаймы не давал, обходился малым. Валентина сердито прикрикнула на себя: думает о Леве, как о покойнике. Устало прикрыла глаза. Жесткий стул казался сплошь утыканным острыми гвоздями. Они вонзались в Валентину, продевая тело насквозь. Душа кровоточила, саднила, изнывая в щемящей тоске. Мысли крутились вокруг Левиного заточения. И вдруг Валентину осенило. Надо сбежать из проклятой комнаты, спрятаться за компьютерами и ползком, ползком, ползком, куда глаза глядят, чтобы сотрудники не поймали. Они уткнулись в мониторы, всей душой погрузились в созерцание. Что они там увидели – тайну мироздания? Валентина переместилась с неудобного стула на низенькую табуретку. Никто не шелохнулся. Мониторы целиком вобрали в себя сознание людей, полностью поглотив все живое. В комнате находились лишь пустые оболочки тел, слышалось глухое урчание в кишечниках, видимо, питаются чем попало. Валентина зло усмехнулась. Так им и надо, испортят себе желудки, потом будут всю жизнь маяться. И, вспомнив о голодающем поневоле Леве, едва слышно простонала. Один из сотрудников чуть приподнял голову, услышав непонятный звук, и вновь уставился невидящими глазами в светящийся экран. Валентина немного посидела на табуретке, поерзала, поелозила, ища выгодную позицию, и неожиданно ловко, с птичьей грацией, переместила грузное тело на скамейку, стоявшую у самой двери. Она села на край, делая вид, что поправляет юбку, выдергивая из подола отставшую нитку, и медленно, сантиметр за сантиметром, поползла по сиденью всем телом. Глаза Валентины таращились в потолок, руки теребили оторванную нитку, а туловище медленно исчезало из комнаты для разбора с задержанными правонарушителями. Оно стремилось избавить окружающих от собственного присутствия. Нужно заметить, окружающим постороннее туловище отнюдь не являлось помехой к отчуждению. В отчужденном от реальности мире жилось гораздо благополучнее, в нем наблюдалась стабильность, присутствовала надежда и не было одиночества. Разумеется, виртуальный мир вплотную замыкался на электрические передачи, но атомная станция работала на полную мощность, в ближайшее время ей не угрожали экологические катастрофы. Человеку всегда кажется, что грохнет где-нибудь на другом краю земли, случится что-нибудь окаянное непременно с кем-то другим, не со мной лично. И в заложники возьмут не меня, не мою благоверную супругу, а кого-то из опостылевших конкурентов. Сотрудники надеялись на случай, на авось, надеялись, что ветер пронесет тучи, и вновь в мире станет ясно и сухо. Главное – сухо. И на Валентину они не обращали никакого внимания. Посадили чью-то жену, временно, так пускай сидит, лишь бы не мешала, а не то вырвет своими вопросами из уютного плена. Собственное освобождение из вымышленного заточения сотрудники не планировали. Им было хорошо в виртуальном мире. Там не было задержанных, преступников, опасности, выстрелов, нагоняев, выговоров, скромной зарплаты, склочных жен и всевидящего ока прокурорского надзора. И еще там не было смертной скуки. Валентина прижалась боком к гладкой, выбеленной, как яичная скорлупа, стене, и вновь поползла по направлению к выходу. Пустые коридоры управления пугающе зияли своей продолговатостью, вдали они окончательно утрачивали тягучую продольность, плавясь в темноте и пропадая в мрачной безысходности. И вскоре Валентина исчезла во мраке, растаяв, как туман на солнце, больше ее никто не видел.
