Текст книги "Опер любит розы и одиночество"

Автор книги: Галия Мавлютова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

Я сидела напротив, не зная, что мне делать. Анализировать ли оперативную обстановку или что-нибудь еще…

Юрий Григорьевич помотал головой и, увидев, что я продолжаю сидеть рядом, спросил:

– Что вы собираетесь делать дальше?

– Я собираюсь работать по делу. Сейчас займусь справкой из отдела кадров «Петромебели», которую мне привез Слава Резник.

– Занимайтесь.

У Юрия Григорьевича назревала щекотливая ситуация – его ведомство в моем лице влезло в дела другого ведомства. И у него могли получиться из-за этого оч-чень большие служебные неприятности. Пока я сидела у стола-монстра, сердце мое выстукивало вполне музыкальную симфонию: разрешит – не разрешит, побоится – не побоится, струсит – не струсит.

Не испугался! Не струсил! Настоящий полковник!

– Слушаюсь, товарищ полковник!

Сначала разберусь с докладной запиской. Потом займусь Славиной справкой. Справка из отдела кадров мебельной корпорации лежала у меня на столе уже два дня. Я просмотрела ее, но пока не нашла ничего интересного. Я оставила ее на столе на видном месте, авось придет какая-нибудь идея в голову. Но идея где-то припозднилась, заблудилась, замечталась, короче, спряталась в закоулках мозга.

А когда это идея приходила по своей воле? Идею заслужить надо, заработать потом и кровью, как медаль ветерана-сотрудника.

Телефонный звонок прозвучал неожиданно. Я привыкла, что звонят в основном многочисленные аппараты на столе Юрия Григорьевича. Мой телефон звонит с утра, потом он напоминает о себе к обеду и начинает свои трели к вечеру, часов с пяти. Ровно в семь трель прекращается до половины десятого следующего утра.

– Слушаю, Юмашева. – Прижав трубку к уху, я просматривала справку мебельного комбината, в которой что-то заставило меня насторожиться. Но что?..

– Гюзель Аркадьевна, – нежно пропел мужской баритон.

Такие голоса в милиции не держат. У нас все говорят точно, ясно и коротко. Кто бы это мог быть? Кому я понадобилась?

– Да, я. Слушаю, – нетерпеливо перебила я баритон.

– Это Шерстобитов, – баритон задержал дыхание. После короткой паузы он с некоторой обидой продолжил: – Дмитрий Николаевич. «Петромебель». Генеральный директор.

– Дмитрий Николаевич, я вас узнала, – рявкнула я. – Говорите, что нужно?

– Гюзель Аркадьевна, у вас плохое настроение?

– Вы, Дмитрий Николаевич, издеваетесь? Звоните с утра пораньше, чтобы справиться о моем настроении? – Я поняла, что насторожило меня в справке отдела кадров.

В справке не было адреса квартиры, где проживал Сухинин. Только место регистрации – город Тихвин и адрес частного домика любимого дедушки Иннокентия Игнатьевича.

– Я хочу посоветоваться с вами, – Дмитрий Николаевич изменил тембр голоса, добавив немного металла в свой вкрадчивый баритон.

– О чем? – Металл в голосе изменил Шерстобитова, превратив его в ценный материал. Я обрадовалась – вот кто мне нужен! Он мне и принесет информацию на блюдечке с голубой каемочкой.

– Хочу кое о чем вас попросить. Чтобы вы оказали мне некоторую услугу. – Шерстобитовский голос вновь стал вкрадчивым и льстивым.

– Дмитрий Николаевич, подъезжайте в управление. – Я не выдержала изменений в интонациях Шерстобитова. Так можно голосовые связки испортить. – Все объясните при встрече.

– Я уже в управлении. Звоню из вестибюля.

– Поднимайтесь. Найдете дорогу? – спохватилась я.

– О да, разумеется.

И где он научился так изысканно вести разговор? Прямо тебе английский лорд. Может быть, он в меня влюбился?

Я выглянула из-за монитора и со страхом посмотрела на Юрия Григорьевича. По всей вероятности, полковник никуда не собирался уходить. Он спокойно разбирал документы, что-то писал, делал пометки, потом откладывал бумаги в сторону и смотрел на карту. Все лампочки мерцали ровным светом, не предвещая никаких сложностей в оперативной обстановке.

Не дай бог, вмешается в процесс беседы. Ему же не скажешь: товарищ полковник, не мешайте пытать нового русского.

– Юрий Григорьевич, сейчас сюда Шерстобитов заявится, – объявила я, поправляя очки на переносице. Вечно у меня эти очки сползают на нос в самый неподходящий момент…

– Я вам не помешаю? – Юрий Григорьевич деликатно давал понять, что он отнюдь не помеха творческому процессу независимого расследования.

– Что вы, товарищ полковник, – замахала я руками, отчего мои очки окончательно сползли и шлепнулись на пол.

Очки – моя гордость, они выручают меня в трудных ситуациях, особенно когда я разговариваю с темными личностями, вроде нового русского – Шерстобитова Дмитрия Николаевича. За стеклами очков я могу спрятать выражение моих собственных глаз. Неужели очки разбила? Плохая примета…

Я наклонилась, чтобы поднять с пола мою защиту от внешнего мира. Слава богу, очки оказались целым-целехоньки.

– Что вы делаете на полу, Гюзель Аркадьевна? Здравствуйте, товарищ полковник. – Шерстобитов сразу определил, что Юрий Григорьевич – полковник.

А откуда ему знать, ведь Юрий Григорьевич сегодня в цивильном пиджаке коричневатых тонов с искрой. Но на его лице отпечаток настоящего полковника, наверное, и в магазине, и на улице люди смогут определить, что Юрий Григорьевич работает в милиции. Интересно, а меня можно принять за сотрудника милиции? В том случае, если я иду по улице в сарафане или шортах?

– Очки упали, Дмитрий Николаевич. – Я нацепила очки и вспомнила басню Крылова про мартышку. Мой вариант. Злясь на собственную уязвимость, я указала Шерстобитову на стул.

– Присаживайтесь, Дмитрий Николаевич. С чем пожаловали?

– Хочу вам помочь, Гюзель Аркадьевна. – Шерстобитов говорил чересчур громко, в основном обращаясь не ко мне, а к Юрию Григорьевичу.

– Я в помощи не нуждаюсь. Сама бы кому-нибудь помогла, – грубовато отшутилась я, давая понять, что отнюдь не являюсь субтильной дамочкой. Нечего ко мне приставать со всякими глупостями, вроде ухаживаний с цветами и ресторанами.

– Я принес вам список из отдела кадров, вы запрашивали. – Шерстобитов протянул мне компьютерную распечатку, один в один схожую с резниковской, лежавшей на моем столе.

– Спасибо, у меня есть, – я кивнула на стол. – Наш сотрудник ездил к вам. Дмитрий Николаевич, если вы сами изволили посетить наш департамент, могу ли я вас спросить?

Юрий Григорьевич сунул какую-то папку под мышку и тихо улетучился.

Старая школа! Нельзя мешать оперативнику вести беседу. Молодец, полковник, уважил.

– Спрашивайте, Гюзель Аркадьевна. – Шерстобитов удивился исчезновению полковника.

Он покрутил головой, недоуменно возвел глаза к потолку: дескать, это же надо, что делается на белом свете.

– Кого обслуживал Григорий Сухинин? Он же работал водителем в службе безопасности, значит, возил кого-то из вас троих.

– Он работал с Олегом Телегиным. Выполнял поручения, иногда подвозил кого-нибудь из нас, но чрезвычайно редко. Мы сами водим наши машины. Гришина машина использовалась в случае необходимости. Спокойный, тихий парень, мухи не обидит. Не знаю, кому он мог помешать? – Шерстобитов вздохнул и сокрушенно покачал головой.

У него не голова, а часовой маятник. Крутит башкой, как китайский болванчик, со злостью подумала я.

– А почему в распечатке отдела кадров нет сухининского адреса? Он же сотрудник службы безопасности, и ни адреса, ни телефона.

– В случае необходимости с ним связывались по мобильному телефону, а адрес квартиры я принес. – Шерстобитов кивнул на распечатку, доставленную им лично.

Я развернула и увидела вместо тихвинского частного домика питерский адрес.

– Приятно удивлена. У меня уже появились сомнения в вашей искренности. – Я отложила распечатку до лучших времен.

– В моей искренности? – Шерстобитов недоуменно открыл глаза.

«Глаза голубые, бездонные, но какие-то выцветшие, циничные. Наверное, красивый парень был в молодости», – настала моя очередь покачать головой. У природы нет плохой погоды. В любом возрасте человек должен оставаться человеком. Надо перевести мысли в рабочее состояние. Даю установку! Я устроилась поудобнее на стуле и поправила сползшие очки.

– В искренности, как вашей, так и ваших партнеров. Вы же хотите, чтобы нашли убийцу Сухинина и Телегина?

– А это один и тот же человек? – сощурился Шерстобитов.

Яркая голубизна исчезла, вместо нее появился серый налет, сверкнувший из-под нависших бровей.

– Очевидно, один и тот же. Я так думаю. Пока я одна так думаю, Дмитрий Николаевич. А что за просьба у вас?

– Просьба моя такая, – заговорщически начал Шерстобитов, оглянувшись на дверь, по-моему, он ждал, когда в кабинете материализуется полковник, – мои партнеры не желают осложнений на фирме. Они написали заявление в прокуратуру, чтобы корпорацию не беспокоили назойливыми звонками и обысками. Они считают, что правоохранительные органы должны избрать другие, более цивилизованные методы расследования. Слишком много желающих посетить корпорацию, а ведь сейчас свирепствует экономический шпионаж. В бизнесе – полная стагнация! Конкуренты берут за горло, и мы не можем доверять каждому сотруднику правоохранительных органов, посетившему нашу фирму. – Шерстобитов закончил свою речь шепотом.

Он смотрел на меня серыми сверкающими глазами. Мне пришлось отвести взгляд.

– Я не понимаю, вы вместе с партнерами так думаете? Или они думают отдельно от вас?

– В том-то и дело, что отдельно от меня. Они написали заявление, не поставив меня в известность.

– А вы согласны с ними?

– Да! В корне согласен! – сказал Шерстобитов. И яростно закачал головой в такт своим словам. Китайский болванчик налился свежей энергией. Наверное, напитался моей кровью, вампир проклятый!

– Так. А почему бы вам самому не рассказать партнерам о своей точке зрения? Почему вы мне говорите об этом?

Тоскливо заныло сердце. Зачем Юрий Григорьевич оставил меня одну? Не помешало бы его присутствие, может, чем бы и помог – советом, рекомендацией, незримым присутствием. Почему Юрий Григорьевич никогда не говорит мне, что делать дальше?

– Они вступили со мной в конфронтацию. – Шерстобитов успокоился.

Он перестал раскачивать головой, зато затряслась его нога, положенная на вторую. Нога описывала круги в воздухе, раскачиваясь с центростремительным ускорением. Еще немного, и Шерстобитов взлетит в воздух, как космическая ракета.

– Дмитрий Николаевич, еще со времен банкротства «Куриных окорочков» я сделала вывод, что три партнера – это мина замедленного действия. Наступает момент, когда два человека объединяются, чтобы скушать третьего. На десерт! В итоге побеждают числом, а не умением. Но это ваши проблемы, Дмитрий Николаевич. К гибели Гриши Сухинина и Олега Телегина они не имеют отношения. Если вы хотите втянуть меня в ваши интриги, я протестую, в ваших капиталистических делах я сплошной ноль. Ничего не понимаю в бизнесе. И понимать не хочу.

Я кривила душой. Разночтения, возникшие у партнеров, могли иметь прямое отношение к смерти и Гриши, и тем более Олега. Но у Шерстобитова должно сложиться мнение, что я абсолютно не «рублю» в противоречиях капитализма. Что возьмешь с капризной дамочки? А нечего взять…

– Дмитрий Николаевич, а вы. сами хотите, чтобы убийцу изобличили? Ваши партнеры не хотят этого – с этим разобрались. А вы?

– Да, я хочу, чтобы справедливость восторжествовала. Тем более, вы утверждаете, что убийца один и тот же человек. Вор должен сидеть в тюрьме! – Шерстобитов заржал, довольный собой.

Цитата из моего любимого фильма не порадовала меня. В устах Шерстобитова она звучала пошло и грубо. Что я к нему прицепилась? Человек пришел, жалуется на судьбу, на партнеров. Хочет, чтобы расследование продолжалось, а я цепляюсь. Желчная стала, наверное, от нервных перегрузок. «Скорее всего от похмелья», – мысленно пошутила я.

– Дмитрий Николаевич, тогда пообещайте, что поможете мне в трудных ситуациях. Как вас можно найти, минуя секретарей?

– Пожалуйста, вот номера моих телефонов – мобильного и прямого. Могу дать домашний. – Шерстобитов суетливо полез в карманы, сначала во внутренний, потом немного подумал и вытащил карточки из кармана брюк.

– Не надо, – отмахнулась я. – Скажите, а откуда вы взяли адрес Сухинина? В отделе кадров адреса нет, а у вас есть.

– Как-то заезжал за ним, мне по пути, а у него машина на ремонте была. Вот адресок-то и завалялся.

Шерстобитов уже стоял, низко наклонившись над моим столом. Таким образом он выражал свое почтение.

Я не стала его спрашивать, а есть ли адрес Сухинина у партнеров. Все равно Шерстобитов скажет, что не знает. И тогда мне придется вызывать Шацмана и Шерегеса. Представив их унылые физиономии в кабинете, я поморщилась, лучше не буду спрашивать. В это время, как раз в тот момент, когда Шерстобитов еще ниже склонился в полупоклоне, в кабинете появился Юрий Григорьевич. Он возник за спиной Дмитрия Николаевича и незаметно нырнул за свой стол. Так профессионально ныряют только опытные ныряльщики. Шерстобитов удалился из кабинета, не заметив полковника. Или он сделал вид, что не заметил?

– Юрий Григорьевич, вам доложить?

– Потом, Гюзель Аркадьевна. Работайте по плану.

Сколько раз я слышу за день: работайте по плану. Главное, к вечеру план надо перевыполнить.

– Юрий Григорьевич, на «Российские рубины» надо натравить ревизоров.

– Вот и травите ваши рубины. – Полковник, нахмурив лоб, перелистывал огромный талмуд.

Он не смотрит на меня, ему абсолютно не интересны мои выкладки, мысли, соображения по делу.

– Но как? Туда надо натравить не только ревизоров, но и службу по борьбе с экономическими преступлениями. Разумеется, надо назначить аудит. Все дело в том, что Николаева работала в выставочном объединении, а не на самом «Рубине». Поэтому проверять надо и предприятие, и выставки, в общем, всю организацию. На это уйдет больше шести месяцев. Когда аудит заказывают, они работают не меньше полугода. Я надеюсь, что преступник, если он с «Рубина», испугается и начнет совершать ошибки.

– Гюзель Аркадьевна, вы надейтесь! Но не плошайте, – кажется, полковник шутить изволят.

Вот так всегда, к нему по-человечески, а он со своими глупыми шутками.

Я крепко задумалась – куда податься? Просить помощи у Королева? У Резника?

Пожалуй, подамся сначала к Славе Резнику, все-таки молодой красивый мужчина, галантный и воспитанный, с ним и поговорить приятно, не то что грубиян Королев. А к Королеву можно «податься» и по телефону.

* * *

Слава Резник благоухал изысканным одеколоном. Тончайший запах витал в кабинете, распространяя диковинные ароматы.

– Слава, зачем вы так надушились?

– Это не я, – хмыкнул Резник, – это мои «сокамерники» разлили одеколон. Купили подарок начальнику. Принесли в отдел, стали смотреть, нюхать и в конце концов разбили. Нанюхались…

– А-а, – вяло протянула я, – а я думала, что вы неожиданно разбогатели. Или перешли на работу в иностранное представительство.

– Нет, я не разбогател. Вас кто-то обидел, Гюзель Аркадьевна?

– Н-нет, Слава, не обидел. Я хочу вас спросить, но не знаю, как сформулировать вопрос.

Я и впрямь не знала, как подступиться к Славе. Не хотелось демонстрировать перед ним свою инженерную тупость, все-таки я – авторитетная женщина в нашем управлении. Страсть как не хочется ударять в грязь лицом перед молодым и красивым мальчиком. Но, видно, придется!

– Слава, могли бы вы с помощью вашей программы получить кое-какие сведения?

– Смотря какие, – Резник озадаченно смотрел на меня, дескать, говори уже, не тяни кота за хвост.

– Слава, надо получить данные об имуществе потерпевших. Ну там, дома, счета, квартиры, автомобили. Я понимаю, – я махнула рукой Резнику, дескать, не перебивай, еще успеешь, – что квартиры и дома, то есть данные на недвижимую собственность можно получить на Галерной. Но вот банковские счета? Ведь счета могут быть не только в питерских банках. Они могут быть и за кордоном, и в Мухосранске, и даже в Якутии.

– Легко! – Резник надменно сложил губки бантиком.

Меня чуть не стошнило. Вот тебе и красивый мужчина, Гюзель Аркадьевна! Он губки бантиком складывает.

– Все эти данные я могу получить за, – он посмотрел на часы, – за сорок минут. При одном условии – я должен иметь разрешение генерала. Это первая форма допуска к секретной информации.

Черт, а я на Григорьевича разобиделась. Придется идти на мировую. Ладно, ради дела помирюсь, прощу все обиды, а потом снова обижусь. Мысленно я прикинула, сколько времени уйдет на получение разрешения. Я бегу к полковнику, потом набираю текст, он мчится к генералу. Тот может задержаться где-нибудь, в итоге я получу разрешение часа через два.

– Слава, часа через два у вас будет разрешение. – Я стремительно поднялась, но Слава сделал странный жест рукой, останавливая меня. Он слегка прикоснулся к моему плечу и прижал его к спинке стула. Я, честно говоря, обалдела. Он что, клеится ко мне, что ли?

– Я получу разрешение гораздо раньше. Подготовьте мне фамилии и номера уголовных дел. Пожалуйста, – мягко добавил он.

– А каким образом вы получите? Вы что, вхожи в святая святых? К самому генералу? С тех пор как меня перевели в штаб, я его совсем не вижу, общаюсь исключительно через полковника.

– С тех пор как я получил допуск к секретной информации, автоматически получил право входить к генералу по мере необходимости. – Этот красавец изъяснялся высокопарно.

Он даже ростом, выше стал. Прибавил сразу сантиметра три, а может, и пять.

– Ну, Слава, куда мне до вас. – Я резко веко-чила, не ожидая повелительных жестов молодого выскочки. – Срочно за разрешением. Вот вам номера уголовных дел, фамилии потерпевших. Слава, учтите, что они все люди одинокие, безродные, можно сказать. Получив такие сведения, мы сможем, по теории вероятности, обнаружить преступника. Ведь он рассчитывает получить наследство. Если, разумеется, это наследство вы отыщете в дебрях компьютерного мира.

– Отыщу. – Слава раздувался от собственной значимости у меня на глазах.

Куда подевался милый интеллигентный юноша? Этот новый Слава меня не интересовал как мужская особь. Разве что по служебной линии.

– Отыщите, ради бога! – скривив лицо подобием улыбки, я исчезла из благоухающего кабинета.

Я брела по коридору в горестных раздумьях. Пойти ли на поклон к Королеву самолично? Или ограничиться виртуальным звонком? Вспомнив, как меня отшил полковник, лишив поддержки, даже моральной, я потащилась на четвертый этаж, проклиная тот день и час, когда я пришла наниматься на работу в милицию.

Это был ясный солнечный день, далее по тексту…

– Королев! Это я. – Я присела на краешек стула, собираясь быстро выпалить все мои пожелания службе уголовного розыска.

– Вижу. – Володя усердно строчил докладную записку.

Изредка в ней мелькала фамилия «Юмашева», потом я увидела «Деревяншин», «Иванов» энд ком-пани. Сей скорбный труд означал одно – Королев устал от штабных сотрудников и катает «телегу» генералу. После получения «телеги» генерал вежливо отстранит меня от расследования. Он не оставит даже узкой лазейки в виде контроля за ходом расследования. Контроль взвалят на Иванова. А я? Я буду завидовать Виктору Владимировичу неуемной сжигающей завистью…

Полковнику, разумеется, достанется по первое число из-за моего чрезмерного усердия.

Закатить скандал? Или сделать вид, что ослепла? И оглохла одновременно?

– Володя, – нежнейшим голосом, какой только существует в природе у женских существ, обратилась я к заклятому врагу, – Володя, у меня есть идея.

«Телега» продолжала скрипеть шариковой ручкой.

– Володя, надо натравить на «Рубины» управление по борьбе с экономическими преступлениями. Надо дать им указание – пусть назначат ревизию. И аудит, по мере необходимости. Пожалуйста, сделай это быстро! Мне не справиться с таким сложным делом.

«Телега» приостановила свой скрипучий ход. Королев в немом удивлении воззрился на мое невинное личико.

– Неужели? Не справиться? Не верю! – «Телега» снова качнула боками. Еще мгновение – и она тронется в путь.

И тогда прощай, моя свободная жизнь. Снова сидячий образ жизни в кабинете за подготовкой постылых докладов. В случае передислокации сил Иванов «отгрузит» на мои хрупкие плечики свои доклады. Меня передернуло.

– Конечно, не справиться, Володя. Сравни себя и меня. Ты – уверенный в себе мужчина, авторитетный, солидный. А я? Никакого сравнения с тобой! Меня даже генерал не принимает. Все поручения через полковника передает. Доклады тоже через него. Не желает лицезреть уже три месяца. Так что тебе и карты в руки. Володя, – без перехода я перешла в наступление, потому что «телега» уехала в сторону и легла в стопку ненужной бумаги. Той бумаги, что сотрудники готовят к уничтожению в специальной жующей машине, – Володя, у меня есть предложение. Давай вместе проверим адрес. Там снимал жилье Гриша Сухинин. Этот адрес мне принес Шерстобитов.

– Когда? – в глазах Королева зажегся неприкрытый интерес. Вот что делает с мужчиной откровенная лесть!

– Сегодня. Он только что ушел. Но я думаю, что, если ты «завяжешься» с «бэпниками», ты не успеешь.

– Посмотрим, – пробурчал Королев, пребывая в раздумье, мириться со мной или нет.

Перед ним стояла сложная дилемма: если мы помиримся, значит, у меня будут развязаны руки, и я брошусь в омут самостийности. Если останемся врагами, я скрою от него важную информацию.

– В адрес одна не езди! – Королев шел на мировую, видно, устад воевать. Такое случается с мужчинами. – Возьми с собой оперов.

– Как скажешь, товарищ начальник, – сказала я.

Пришлось опять польстить. Подсластить. Доброе слово и кошке приятно.

Я невольно вильнула бедрами, закрывая двери. Я даже покраснела от стыда. Никогда не использовала женские чары в профессиональной деятельности, и вот, черт попутал. Но что не сделаешь ради устранения ненужных помех в процессе расследования.

Я посмотрела на часы – сорок минут еще не прошло, много же я успела за это время, умудрилась даже пококетничать и пустить в ход бедра.

В кабинете за моим столом сидел сияющий Резник. Пока я соблазняла и очаровывала Королева, он уже расправился с заданием. Его вальяжный вид исчез, оставив место юношескому романтизму. Распространяя вокруг себя благоухание, он подпрыгивал на стуле, веселя Юрия Григорьевича рассказами из жизни поколения, которое выбрало пепси.

– Гюзель Аркадьевна, я вас заждался. – Слава, по всей вероятности, выбрал себе новый имидж. Он где-то научился молниеносно менять кожу.

С Юрием Григорьевичем этакий дамский баловень, с Гюзелью Аркадьевной – умудренный опытом мужчина. Хамелеон, черт побери, как и его очки.

– Что у вас? Нашли что-нибудь? – набросилась я на Резника, забыв о его хамелеонской сущности.

– Нашел, да такое нашел, вам и во сне не приснится.

Я увидела тень от спины Юрия Григорьевича – опять испарился, как всегда, в самом нужном месте.

– Вот, смотрите!

Можно было ожидать всего, но таких сногсшибательных цифр я не думала увидеть. У меня закружилась голова, но в первый момент я почему-то подумала: «А Иннокентий Игнатьевич – богатый наследник, оказывается».

– Слава, если эти деньги не востребованы в связи со смертью потерпевших, куда они деваются? – У меня закружилась голова.

– Если наследников нет, значит, государству. Пока, разумеется, государство не спохватится.

– Это значит, что деньги на счетах могут лежать до «посинения»? До скончания века? До разорения банка? До прихода к власти коммунистов?

– Да. Деньги лежат, вкладчик не приходит. Если нет прямых наследников, деньги может получить человек, на имя которого вкладчик еще при жизни написал генеральную доверенность. Он запросто может получить все деньги со счетов. Но в данном случае деньги никак не могут лежать до скончания века, следователь обязан поставить в известность компетентные органы, и все деньги со счетов перекочуют в государственную казну. В том случае, если никто не придет за деньгами.

– Значит, деньги может снять человек, имеющий на руках генеральную доверенность на распоряжение имуществом убитых? – пробормотала я задумчиво. – А если бы вы не сделали эту суперсекретную распечатку? Я так понимаю, что у вас есть доступ к всероссийской банковской сети?

– Есть. Если бы я не сделал распечатку? Деньги получил бы наследник. Или человек, имеющий генеральную доверенность. Государству бы они не достались.

– Так, начинаем считать. Слава, у меня с арифметикой большие нелады, учтите. – Мне уже не стыдно было признаваться в собственной тупости. – Считаем, – продолжала я, – у Сухинина больше всего денег на счетах – семьсот пятьдесят тысяч долларов. И это – простой водитель! Наследником Сухинина является его родной дедушка – Иннокентий Игнатьевич. У Николаевой чуть меньше – шестьсот тысяч долларов! Она несколько лет назад «откинулась» с зоны. Ранее судима. У Николаевой нет наследников – она одинока как перст. У Телегина что-то маловато – двести пятьдесят тысяч, у Коровкиной вообще ноль – двадцать тысяч долларов всего. Ноль – по сравнению с другими, – пояснила я Резнику, чтобы он окончательно не разлюбил меня. – И у всех троих, кроме Сухинина, нет родственников, а значит, наследников. Слава, а вы можете и в международную сеть проникнуть? – Я с подозрением уставилась в ясные глаза Резника.

Очки его покоились на кончике носа.

– Гюзель Аркадьевна, я – не хакер. Я – оперативный сотрудник! – отчеканил Резник.

– Оперативный сотрудник, он что, хакером не может быть? Ради оперативной разработки и не на такое можно пойти, – мрачно пошутила я.

Я оставила Резника в покое. Пусть остынет от оперативной удачи, так неожиданно привалившей к нему. Сама принялась изучать распечатку.

– Слава, а почему квартира Сухинина не фигурирует в оперативных учетах? И это совершенно другой адрес – на Березовой аллее. Шерстобитов принес мне Гришин адрес, но другой, на улице Ки-рочной. Почему в вашей распечатке есть Березовая аллея? Ведь я прогнала запросы по всем программам, какие есть в нашем управлении, и информационный центр, и уголовный розыск, и массу других.

– Он недавно ее приобрел. Квартира числится за ним в имущественном фонде.

Только в одном месте. Если бы он зарегистрировался в ней, тогда она попала бы во все учеты. А так – нет регистрации, нет квартиры.

– А как же налоги? И прочая лабуда?

– Никак. Квартира существует. Услуги оплачиваются по старым квитанциям. Все в порядке, никто не проверит. Кстати, и налог можно платить по старым квитанциям.

– Любой побегушник может скрываться годами?

– Любой, – согласился Резник.

Чему тут удивляться? Я и так это знала. Получается, что в квартире Сухинина может поселиться любой человек и жить до скончания века? Ну и времена настали! Тьфу ты, черт!

– Не чертыхайтесь, Гюзель Аркадьевна, это вам не к лицу. – Резник не удержался от замечания.

Как ему хочется быстрее стать взрослым. А зря! Оставался бы всегда таким милым и симпатичным юношей. Потом повзрослеет, потвердеет, закаменеет, покроется коркой, и прощай, молодость!

– Слава, мне нужно подумать. Оставляйте все это хозяйство и гуляйте.

– Сначала распишитесь.

Кажется, Резник обиделся на меня за это поганое «гуляйте». Вечно я порчу мужчинам настроение. А из мужчин – только один Юрий Григорьевич умеет испортить мне жизнь.

Я размашисто расписалась за получение секретного документа и протянула Славе руку на прощание, крепко сжав его ладонь. Современные мужчины даже прощаться разучились. Слабое Славино пожатие удивило меня. Я полагала, что он гораздо сильнее.

Расследование зашло в тупик. Отдельно работал Королев. Он ничего не говорил о своих розыскных мероприятиях. Отдельно работали следователи прокуратуры. Все мы не пересекались. Каждый умирал в одиночку. Моя основная идея – объединить уголовные дела в одно общее – оказалась нереальной. Ведомственные разногласия победили. И мне ничего другого не оставалось – работать самостийно. Слава богу, мои тылы были обеспечены. Юрий Григорьевич гарантировал молчаливую поддержку. А сие означало, что и генерал в случае чего прикроет меня своим широким плечом. Иногда меня посещали странные мысли, вроде тех, дескать, зачем мне все это надо. Но я гнала от себя предательские настроения.

У меня оказалось два адреса Григория Сухинина. Первый, что принес Шерстобитов, второй – добытый Резником. Первый адрес – съемная квартира, оформленная на основе устной договоренности с хозяевами. Второй – квартира, принадлежащая Сухинину на правах собственности. Никто из сотрудников, работавших по делу гибели Гриши, не удосужился проверить его имущественный статус. Все считали, что простой водитель не может обладать никакими богатствами. Все считали, и все заблуждались. В том числе и я – в Тихвине я ни на минуту не засомневалась, приняв на веру первую версию – наезд совершен случайно проезжавшей машиной, установить которую не представляется возможным. Единственное, чего я смогла добиться – наложить аресты на счета и имущество потерпевших. Мы ждали, когда кто-нибудь начнет интересоваться счетами в банках. Но никто не приходил. Засады пришлось снять…

– Гюзель Аркадьевна, почему вы хотите провести ревизию только на «Рубинах»? Почему бы не провести ревизию в «Петромебели»?

Я схватилась за сердце. Опять, опять он меня пугает своими астральными выходками. Юрий Григорьевич сидел на своем месте как ни в чем не бывало и изучал древний талмуд.

– Юрий Григорьевич, я – не ревизор. В моем удостоверении написано черным по белому, что я – сотрудник милиции. Проведение ревизии на «Рубинах» целесообразно по одной причине: организация эта – многослойная, как торт «Наполеон». Посчитаем: головное предприятие – выставочное объединение, несколько выставок в год, это уже отдельные организации со своими юридическими адресами и банковскими счетами. Пока я насчитала шесть слоев. Проведение ревизии в такой многослойной организации могут рекомендовать сотрудники управления по борьбе с экономическими преступлениями в том случае, если они проведут предварительную проверку своими силами. Без «бэпников» нам не разобраться в таком жирном пироге – ни мне, ни Королеву. А следователь тем более не будет влезать в хитросплетения сложной организации, обремененной дорогостоящим бизнесом. Драгоценные камни – это всегда источник незаконной наживы. А «Петромебель» – организация, построенная по более упрощенной схеме, в один слой, и в случае необходимости мы можем организовать проверку силами нашего управления.

– Логично! – полковник поднял кверху палец. – Он отложил свой талмуд в сторону и внимательно посмотрел на карту. Его взгляд отдыхал от ровного мерцания лампочек. Никто не требовал срочного выезда на место происшествия. В городе никого не убили, не ограбили, не ударили кистенем по башке. Самое благословенное время в нашей работе, когда знаешь – любимый город может спать спокойно.

Меня раздирало на части любопытство, что за талмуд изучает полковник. Толстая амбарная книга напоминала своим форматом архивные альбомы сталинской поры. Я еще застала эти знаменитые альбомы, когда пришла в милицию молоденькой девочкой. Альбомы потихоньку готовили к уничтожению путем сжигания.