Текст книги "Большие проблемы маленькой блондинки"

Автор книги: Галина Романова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 7

Он полчаса назад высадил ее из машины и уехал. А перед тем как уехать, хозяйски обронил:

– Увидимся. Я позвоню…

Он думает, что она снова с ним?! Он думает, что снова заимел права на нее?

Он думает! И повод для того у него имеется вполне основательный: она провела с ним почти весь день. И провела в его постели. И ни разу не дала ему понять, что чего-то не хочет. Даже когда он…

Жанна вздрогнула от неожиданности. Прямо над ее головой оглушительный женский голос объявил посадку на пригородный поезд.

Она на вокзале? Кажется, да, на вокзале. Как попала сюда, непонятно. Просто шла, видимо, шла и забрела на перрон. А может, это подсознание ее сюда пригнало, намереваясь избавить от тоскливой пустоты в сердце и гадкого ощущения запачканности во всем теле. Не анна-каренинским традиционным способом, разумеется, а много проще, совершенно другим путем. И путь этот начинался от билетной кассы, а заканчивался…

А черт его знает, где он мог закончиться! Скорее всего, заканчивался он таким же тупиком из гадливости и пустоты.

Зачем она с Виталиком, господи?! После Женьки и с Виталиком?! Идиотка неполноценная, да и только! Что хотела обрести, потеряв, кажется, все? Утешения, нежность, любовь?

Ну да Виталик и утешить пытался, и нежен был, как много лет назад, и даже любви его не стало меньше, но все не то, не то, не то…

Все противно, ненужно, ну просто до брезгливости!

Жанна дошла до распахнутых вокзальных дверей с растрескавшимися стеклами под металлической сеткой и зашла в здание.

Там было сумрачно и людно, невзирая на поздний вечер. Непрекращаемый человеческий поток суетливо носился по гулкому зданию. Возле билетных касс, соревнуясь в причудливости изгибов, вытянулись три уродливые очереди. Чуть дальше и левее исходил чадом пережаренных на гриле сосисок переполненный посетителями кафетерий. Справа был зал для транзитных пассажиров, рядом с ним тянулась лестница на второй этаж, где располагались камеры хранения и комнаты отдыха и даже, кажется, имелся ресторан. Указатель, во всяком случае, об этом сообщал.

Бездумно покрутив головой, Жанна повернула налево, в зал ожидания с дюжиной неудобных деревянных скамеек, до отказа набитых людьми. Побродив немного среди чемоданов, сумок, разбросанных в вокзальной дремоте ног, она нашла свободное место на одной из скамеек и присела. Присела, плотно сведя ноющие от требовательных пальцев Виталика ноги, уставив немигающий взгляд в пустоту и ничего не слыша вокруг.

Виталик, Виталик, Виталик…

Почему он позвонил и позвал ее обедать именно сегодня, почему?! Что взбрело ему в голову объявиться столько лет спустя, именно в тот самый день, когда Женька надумал ее бросить?

Господи, какими ненужными вопросами она задается? Она же прекрасно знает ответ на каждый.

Да, Виталик не выпускал их семью из виду. Да, Виталик не терял надежды когда-нибудь да вернуть ее. Да, он радовался скотству ее изменника мужа и даже сумел использовать все это…

– Вот так всегда, – произнесла негромко немолодая женщина, сидевшая по левую руку от Жанны.

Она читала какую-то книгу и, казалось, совсем не обращала ни на кого внимания, с невероятной скоростью перелистывая страницы. Сейчас книга была развернута строго посередине, и из нее выпал один листок, спланировав прямо на тупоносые пыльные туфли женщины. И теперь она смотрела на этот листок и растерянно повторяла:

– Вот так всегда… Вот так всегда…

– Простите, вам нехорошо? – зачем-то спросила Жанна и посмотрела на женщину с сочувствием.

Почему ей – этой неряшливой седовласой пассажирке – обязательно должно быть нехорошо?! Если лично у Жанны день не удался вместе со всей ее нескладной жизнью, то почему непременно у других должно быть так же? Из солидарности, что ли?

Женщина, казалось, не слышала. Она по-прежнему с равнодушной тупостью рассматривала выпавшую из самой книжной сердцевины страницу и без конца повторяла одно и то же.

Потом словно очнулась, оторвала взгляд от пола, подняла его на Жанну и спросила:

– У вас никогда не бывало внезапного прозрения, милая?

– Простите… – Что та имела в виду, Жанна не знала, да и вокзальные откровения ее мало прельщали, хотелось просто посидеть и подумать немного о том, что с ней сегодня произошло.

– Вы не понимаете? – удивилась женщина и протерла заскорузлым пальцем с кривым грязным ногтем уголки рта. – А я думала, что вам как раз все станет понятно сразу!

– Почему? – невольно заинтересовалась Жанна, хотя по-прежнему не понимала, что та имеет в виду.

– Потому что вы не выглядите как человек, довольный жизнью. У вас определенно что-то пошло не так, ведь верно? Либо неприятности на работе…

– Я не работаю, – прервала ее Жанна.

– Значит, либо муж, либо дети, либо несчастная любовь. Но вы очень печальны и потерянны, и я подумала, что… Знаете, что такое внезапное прозрение? Нет? Я поясню! – Женщина заметно оживилась, облокотилась о неудобную деревянную спинку вокзальной скамейки и жестом призвала Жанну последовать ее примеру. – Вот живешь, живешь, создаешь что-то вокруг себя, куешь либо счастье, либо карьеру. И все ладится, все спорится, все получается. А потом вдруг случается что-то…

– Что? – Жанна просто спросила, чтобы не сходить с ума в полном молчаливом одиночестве.

– Да хоть что! Хоть вот эта страница… – Женщина поддела носом туфли листок, и тот плавно спланировал на плитки вокзального пола. – Вдруг откуда-то из середины книги выпадает листок… Записка, точнее! Записка, которую кто-то не успел уничтожить, сжечь, выбросить… Или фотография… И ты начинаешь понимать, что все то время, что считала себя счастливой и необыкновенно удачливой, было насквозь фальшивым! Оно было неправильным. Оно было придуманным. Придуманным тобою лично. И видела ты только то, что хотела видеть. А другие видели совершенно другое и…

– Нет, это не про меня, – вдруг прервала поток задумчивой речи Жанна и встала, намереваясь уйти.

– Да врете вы, – с чего-то обиделась женщина, подняла книжную страницу и втиснула ее под переплет. – У вас на лице написано, что ваша жизнь – дерьмо.

Из зала ожидания Жанна выскочила пулей. Человеческий поток только что с диким гомоном вывалившийся из вновь прибывшего поезда, встал на ее пути непреодолимым препятствием. Ее швыряли, толкали, мяли локтями и чемоданами. Какая-то тетка зацепилась плетеной корзинкой за ее колготки и наверняка порвала. Но Жанна, не обращая внимания, пробиралась на улицу.

Выбралась, прислонилась к пыльной двери, чтобы отдышаться, и только тут вспомнила про мальчишек.

Что она делает среди всех этих равнодушных людей? Почему до сих пор не вспомнила, что дети давно дома и стопроцентно голодные. Женька их бросил, не она. Почему тогда она здесь?

Жанна быстро пошла по перрону, на ходу отыскивая в сумочке мобильный. Она отключила его на даче у Виталика. Отключила, чтобы никто ее не достал, никто не спугнул и чтобы она не передумала в самый последний момент, как однажды уже случилось.

– Алло! Алло!!! – почти закричала она, когда дома кто-то снял трубку и молчал, сердито посапывая. – Антон! Витя! Кто это?!

– Здрассти, называется, – ехидно отозвался Женька.

Интересно, что он там делал в такое время, зашел за очередной порцией своих тряпок? У него их о-го-го сколько, нажил ее усердием за столько лет, будь здоров.

– Где ребята? – поинтересовалась Жанна, никак не отреагировав на его ехидство.

– Дома, где же еще! – фыркнул тот с непривычным для него и для времени суток возмущением.

Что вообще он делал дома в такое-то время? В то самое, когда все преступные элементы только-только повылазили из своих нор с намерением нарушить уголовное отечественное законодательство. В то самое, когда…

О чем это она?! Теперь-то ей все известно. Теперь-то ее просветили, с кем и чем ее законный супруг занимал свой досуг, которого почти никогда не существовало для семьи. Мало того, даже представили документальное подтверждение.

– Они поели? – Жанна увидела на стоянке свободное такси и отчаянно ему замахала.

– Да уж не сидят голодными, когда их мать мотается непонятно где. – Женька немного помолчал, собираясь с наглостью и силами, потом спросил с обидой: – Где была все время, жена? Пацаны в слезы – мать пропала. Сейчас ты где вообще?

– Я? Я на вокзале. – ответила она, хотя совсем не собиралась перед ним оправдываться. Ей все еще не давал покоя вопрос: что Масютин делает дома, тогда как покинул их, кажется, еще днем?

– На вокзале?! – прошипел Женька с возмущением, выругался едва слышно, а потом пристал: – Ты чего, мать, оборзела совсем, да?! Ты какого черта там отираешься? Деньги, что ли, собралась там зарабатывать?! Целый день мотается непонятно где! Пацаны ревут, как в раннем детстве, а она, елки, на вокзале! Живо домой, поняла!!!

Усаживаясь в такси, Жанна не знала, плакать ей или смеяться от счастья. То, что Женька проявлял такую заботу, тронуло бы ее еще вчера. Нет, даже сегодня утром тронуло бы, когда он вернулся с работы таким пьяным, таким растерзанным. Но потом…

Потом все изменилось.

Начал Масютин, Виталик продолжил.

И ей сразу стал понятен и мотив его неурочного запоя, и растерзанность душевная тоже. Причина-то объективная – любовница в огне погибла, да не одна, а в объятиях соперника. Это повод выпить, еще какой повод! И повод ей по лицу надавать за то, что…

Здесь Жанна растерялась, потому что так и не смогла придумать, за что ее Женька ударил. Ну да это не так и важно. Важно, что она теперь про него все, все знает…

От того, с каким сумасшедшим усердием Масютин пытался изобразить любящего заботливого отца, ну и мужа в придачу, Жанну буквально с души воротило.

Вернувшись домой, она застала его в собственном переднике, с половником наизготовку и стопкой тарелок на обеденном столе.

– Привет, – буркнул он и посмотрел как-то очень долго и даже с нежностью как будто.

Нет, это все притворство и не более, решила Жанна, переобуваясь в домашние тапочки. Он не может и не должен смотреть на нее так. Она же знает. Она же видела.

– Мой руки, – вдруг скомандовал Масютин ей из кухни. – Сейчас будем ужинать. Я тут это… Картошки с мясом натушил.

Скажите, что делается! Чтобы Масютин хлопотал на кухне! Приготовил картошку, которую перед этим еще и начистил!..

Видимо, и в самом деле прижало.

Жанна достала из шкафа домашний шелковый костюм и ушла с ним в ванную. Переодеваться в спальне, на двери которой отсутствовал шпингалет, она поостереглась. Не дай бог зайдет Масютин и дотронется до нее…

Она заперлась в ванной и открыла воду. С минуту смотрела на мощный поток, стремительно исчезающий в водостоке, вздохнула и снова полезла под воду. Сколько раз за сегодняшний день она уже приняла душ? Сосчитать трудно. Можно подумать, что водой и пеной можно отмыть душу, ага, как же. Для этого потребуется что-то другое, что-то более радикальное, типа реинкарнации. Масютина ее душа в образе деревянной скамейки или цветочного горшка вполне бы устроила. Или кошки, которую можно пнуть в любое время, когда она уж очень назойливо трется об ноги и мешает ступать.

Но она же ему никогда не мешала! Никогда!!! И верила, и верила любой его чуши, и проглатывала вместе с глупыми объяснениями, скормленными ей скороговоркой.

Вода оглушительно стегала по шапочке для душа, била по лицу, заставляла крепко жмуриться и хватать ртом воздух, которого опять не стало хватать.

– Эй, Жанка! – Масютин громко стукнул в дверь кулаком. – Ты чего там?

– Ничего, – ответила она, как ей показалось, громко ответила. На самом деле еле прошептала.

– Ты чего, ревешь там, что ли?! – Снова стук кулаком в дверь. – Открой, я войду!

Она дернулась, словно на голую спину ей только что вылили кастрюлю кипятка. Еще крепче зажмурилась и отчаянно замотала головой.

Его?! Впустить?! Нет!!! Такого больше не будет никогда! Бывало раньше, но теперь…

– Жанна, ты меня слышишь или нет?! Открой дверь!

Упорство, с которым он пытался попасть к ней в ванную, пленило бы ее еще вчера, даже утром сегодня. Но после того, что она видела…

Еще один удар кулаком в дверь.

– Жанка, прекрати дурить! У нас с тобой все нормально, слышишь?!

Ага! Это он ей дает понять, что ничего между ними не произошло. Что все нормально. Что его дневной псих с пощечиной и сбором вещей на выход не более чем псих, и только. Он теперь успокоился. Принял решение. Интересно было бы знать, где конкретно он его принимал, уж не на пепелище ли.

А ей как со всем этим скарбом из его подлости, измен и лжи, жить теперь?! Как притворяться?! Как делать вид, что ничего не произошло?!

Да, она умная женщина. Почти всегда считала себя таковой, отсюда и терпимость долгих лет. Но предел всему и всегда имеется. Она больше не может! Она все видела! Она все знает! И прикрыться теперь своим неведением даже перед самой собой уже не получится.

Жанна вылезла из ванны и тут же принялась плескать себе в лицо ледяной водой. Нельзя, чтобы мальчишки видели ее зареванной. Им на сегодня хватило испытаний.

Натянула на себя шелковый костюм, сдернула с головы шапочку для душа, расчесалась и повернула ручку двери.

Женька не ушел. Стоял, опершись спиной о стенку напротив ванной, и смотрел на нее. Теперь смотрел совсем по-другому, нежели в кухне. Требовательно и с подозрением.

– Где мальчишки? – Жанна сразу опустила взгляд, смотреть на него было невозможно.

– Побежали в школу. Что-то там с отправлением на отдых происходит.

– Что? – Стараясь не задеть его даже краем штанины, Жанна прошла мимо мужа на кухню.

– Сроки сдвигаются вроде. – Он пошел за ней следом, сверля взглядом затылок. – Они тебя искали. Где ты была?

– Гуляла. – Жанна сразу отошла к плите, подняла тяжелую крышку утятницы и потянула носом. – Вкусно пахнет. Как это ты решился?

– А что было делать? Жена пропала… – Он громыхнул за ее спиной табуреткой, усаживаясь к столу. – Наложишь, или мне самому?

Она молча взяла половник и тарелку и, по привычке черпнув ему побольше мяса, поставила перед ним. И снова отвернулась, уставившись в окно.

– А ты не будешь, что ли?

– Пока не хочу. Ребят подожду.

– Они поели. Жан… Слушай… – Он с шумом уронил ложку на стол. – Я хотел бы внести ясность…

– Ну-ну. – Она мысленно усмехнулась, сразу догадавшись, о чем пойдет речь. – Давай вноси.

– То, что произошло днем, – это так… Не бери в голову, ладно? Ну, психанул я, с кем не бывает. Ночь была тяжелая. Выпил потом, нервы… Ты извини, хорошо?

Во дворе возле самого подъезда скулила соседская собака. Она уже неделю там скулила, на ступеньках прямо возле подъездной двери. Никто не знал, что с этим делать. Неделю назад умер ее хозяин. Старичок ветеран, вечно хмурый, вечно неулыбчивый. Теперь в его квартире обосновался кто-то из родственников. Народ был шумный, мордастый и наглый. Собаку они выгнали почти сразу, объяснив всем соседям, что воет и покоя в квартире никому не дает. Теперь покой потерял весь дом сразу. Ее сыновья собаку жалели и потихоньку таскали из дома котлеты и колбасу. Жанна не ругалась. Ей тоже было жаль псину, оставшуюся на старости собачьих лет никому не нужной. Жанна тоже ее прикармливала, вполголоса уговаривая не печалиться. Смотрела в огромные тоскливые глаза, гладила свалявшуюся лохматую холку и уговаривала…

– Женька, давай собаку себе заберем, – зачем-то вдруг сказала она.

– Что? Собаку? Какую собаку? Жан, ты это… Ты хотя бы слышала, что я тебе сейчас говорил? – Он снова звякнул ложкой по столу, следом загремела табуретка, и через мгновение он уже дышал ей в затылок. – Какую собаку? Ну при чем тут собака, Жан?!

Он развернул ее к себе и, приподняв ее лицо за подбородок, дунул ей в глаза. Так он раньше делал, когда пытался убедиться, спит она или притворяется. И если она нечаянно моргнет, то тут же принимался приставать.

– Ей плохо, Жень!

Женькино лицо вдруг задрожало и поплыло куда-то в сторону. Пришлось даже зажмуриться, чтобы не видеть, как страшно искажают его слезы.

– Ей плохо, Жень! – снова повторила она едва слышно. – У нее умер хозяин. И она тоскует без него. Тоскует и воет. Она может умереть.

Он помолчал недолго и эхом повторил:

– Может.

– А ты?.. Ты, Жень, не умрешь без нее, а?!

Он отступил от нее сразу же. Только что поглаживал ее плечи, продолжал шевелить ей ресницы своим дыханием, и мгновенно все исчезло. Она могла поклясться, что слышала, как с чудовищным скрежетом разверзлась между ними пропасть. Даже глаза приоткрыла и глянула с опаской себе под ноги.

Нет, бетонные перекрытия оставались целыми. И плитка на полу тем же самым порядком тянулась от входа до окна и обратно. Рухнуло другое. Рухнули с диким скрежетом, который, кажется, не она одна слышала, все Женькины надежды на беспроблемное перемирие.

– Ты? Что ты только что сказала? – Его лицо сделалось страшным до неузнаваемости, то ли от боли, то ли от страха. – Жанна, что ты только что сказала, повтори?!

– Я… Я все знаю, Жень.

Собачий вой за окном раздирал душу. Застывший Женькин взгляд просто рвал ее в клочья.

Он ведь что-то пытался сделать для них двоих, так? Что-то пытался наладить или хотя бы создать видимость, а она взяла и все испортила. Взяла и сказала…

Может, зря? Может, стоило и дальше делать вид, что ничего не произошло. Вместе поужинать, вымыть посуду и застыть перед телевизором, дожидаясь возвращения сыновей. А наступившей ночью лечь с ним в постель, и любить его, и верить, что все его ласки только для нее одной. Может, стоило именно так сделать, а не болтать чепухи, после которой ничего уже не исправить?!

– Что ты знаешь? – ровным чужим голосом спросил муж, отошел на деревянных ногах к столу и сел, едва не промахнувшись мимо табуретки. – Говори, раз начала.

– Я все знаю про тебя и эту девочку. Кажется, ее зовут… Звали Светлана? Так? – Она тоже села, ноги тоже не держали.

– Допустим, и что? – осторожно согласился Женька, глядя куда-то в центр тарелки с нетронутой картошкой. – Ну, Светлана, дальше то что?!

– А ничего. Дальше у тебя с ней ничего, милый! Кажется, минувшей ночью она погибла… с любовником. Банально, правда? Такое случается сплошь и рядом. Правда, с небольшими расхождениями в сюжете. Иногда таких двоих находят в гараже, голышом в машине. Задохнулись выхлопными газами. Иногда они тонут на отдыхе. Иногда их не довозит рейсовый автобус. Иногда не доставляет до пункта назначения самолет. Тебе повезло больше… Твоя дама сердца погибла буквально на глазах и…

– Заткнись, дура!!! – заорал Женька страшным, не своим голосом. Дотянувшись, вцепился в ее запястье и потянул на себя, заставив навалиться грудью на стол. – Что ты знаешь?! Говори, откуда тебе это известно?! Что?.. Ты следила за мной, дрянь?! Следила… Ты выследила нас и потом Светку… Это ты?!

– С ума сошел?! – Жанна растерянно заморгала, не отведя взгляда от его безумных глаз. – Ты считаешь… Господи! Бред просто какой-то… Отпусти руку, Масютин, мне больно. И вообще, иди ты к черту со всем своим гадством!

Он ослабил хватку, и ей удалось высвободить руку.

– Ты совершенный, конченый придурок, – прошипела Жанна и мазнула его по лицу ладонью. – Убить тебя мало!.. Мало того что напаскудничал, жизни не хватит разобраться, так еще теперь и на меня собрался обвинение повесить?! Давай, давай, а чего же проще! Алиби у меня нет, зато мотив имеется. Так ведь?

– Приблизительно, – процедил Женька, дернувшись от прикосновения ее ладони, как от удара.

– Так и для тебя подобное обвинение состряпать труда не составит. Ты подумал об этом, умник? – Ей удалось немного справиться со своим горем и даже удалось взглянуть на трагедию с совершенно новой, еще более трагичной стороны. – Ты хотя бы представляешь, в какое болото можешь попасть из-за своего блуда?! Если кто-то узнает, что ты спал с этой девчонкой и что потом она сгорела с этим бандитом… Тебя же могут… Тебя же могут посадить!

– Я этого не делал! – огрызнулся Масютин, поставил локти на стол и обхватил голову руками. – Я не убивал ее, если ты это имеешь в виду. Хотя и мотив вроде тоже как имеется. Но я не убивал! Я не способен был бы сделать ей…

– Больно? Но она-то тебе больно сделала, дорогой. И ты пребывал в состоянии аффекта, или как там у вас это называется на языке профессиональных сыщиков? Ты хотя бы понимаешь, в какой оказался заднице по милости своей похоти?! Ты это понимаешь?!

Жанна встала и нервно заходила по кухне. Тонкий китайский шелк костюма бирюзовым сгустком вздрагивал от каждого ее шага.

Почему она раньше не подумала об этом? Почему не подумала о том, что он может быть виновен? А если даже и не виновен, то мало кто в это поверит. Впору было восклицать: «Господи! Стыд-то какой!!!» Но дело даже не в стыдливости и не в том, что скажут люди. Дело в том, что скажут и подумают ее сыновья! Их общие с Женькой сыновья!

Отца посадили за то, что он убил свою молодую любовницу потому, что она спала с кем-то там еще… Так это будет выглядеть?!

– Мало того что ты испоганил жизнь мне, так ты еще… Ты еще собственных детей заставишь жить с клеймом! Ненавижу тебя, Масютин! Ненавижу!!! – вдруг выпалила она на одном дыхании, склонившись к самому его лицу. – Поклянись мне… Поклянись, что ты этого не делал, Женька! И я… И я, может быть, прощу тебя когда-нибудь.

– Как ты любишь все это дерьмо! – он снова отпрянул от нее как от прокаженной и сморщился. – Любишь не любишь! Помнишь не помнишь! Клянись… Да не стану я клясться ни на крови и никак. Плевать мне на твое прощение, поняла!!! Плевать! Я не хочу никаких клятв! Я хочу, чтобы мне просто верили, понятно?! Просто верили потому, что я этого не делал! И не сделал бы никогда, как бы плохо мне ни было от чьей-то подлости!!! А ты ведь рада, что все так, да?! Ты торжествуешь, дрянь, правда?! Я раздавлен – ты на коне!

Он уже орал в полный голос, ничего не видя перед собой, кроме ее помертвевшего лица. Услышал, правда, как она слабо охнула, отступая к окну. И все. Больше Масютин уже ничего не мог распознать, кроме собственного горя и своего бессилия перед ним. И еще холодного страха, который отрезвлял и который принуждал думать, что жена-то права.

Она права. Его запросто могут обвинить в умышленном убийстве и таком же умышленном поджоге. Ах, да! Он совсем забыл про Удобного. Получается уже два убийства вместо одного. Два убийства и один поджог. По самым скромным подсчетам, десятка ему светит. Десять лет с отбыванием в колонии…

Он выдохся как-то вдруг и сразу. Запнулся на очередном ругательстве и через секунду уронил голову на стол, закрывшись от Жанны и от всего чудовищного белого света руками.

Да, он чудовищен, этот гребаный мир! Он несправедлив и мерзок, раз позволяет случаться тому, что случилось минувшей ночью. Он зыбок и обманчив, будто мираж. Он манит, корчась в обещаниях. Обещает, обольстительно скалясь, а потом все губит, губит, губит… Как его жизнь, к примеру.

– Я не знаю, как мне дальше быть, Жанка! Не знаю! Без вас я тоже не могу. А с вами у меня не получается быть счастливым. То ли все дело во мне, то ли во всех нас. Хотя ребята тут ни при чем. Все только между нами. Между мной и тобой. Я не могу быть романтическим словоблудом. Не могу с утра до ночи петь тебе про любовь. Поклясться вот и то не могу, хотя, казалось бы, что здесь такого! Некоторые постоянно это делают, и ничего. А я не могу! Я простой, понимаешь, простой и без затей. Мне хочется иногда тишины. Иногда взрыва… Но я не терплю доказывать что-то кому-то. Как тебе, к примеру, что любил или люблю. Я не стану никому никогда ничего доказывать!

– А если… Если тебе предъявят обвинения, что ты станешь делать? Если тебя арестуют, что тогда? – Она обессиленно привалилась на подоконник. – Ты снова никому и ничего не станешь доказывать? Так?

Женька пожал плечами.

– Может, и так. Что я смогу доказать? Дома меня не было. Я сидел в своем кабинете на работе. Пропуск не сдаю почти никогда. Как заходил туда в конце рабочего дня, никто не видел.

– А когда выходил?

– Ну… Когда выходил, видели. Илюха мне сообщил о пожаре как раз по внутреннему. Но это ничего не меняет.

– Почему?!

– Потому что прошло время, за которое я мог многое успеть.

Он вдруг словно очнулся и посмотрел на нее очень странно: попробуй разгадай, чего в его взгляде было больше теперь, подозрения или презрения.

– У меня оставалась надежда на то, что о наших с ней отношениях никто не знает и даже не догадывается. Но ты-то вот как-то узнала, дорогая. Хотелось бы знать, как именно? Не откроешь первоисточник, а?

Он снова стал самим собой. Тем самым, с которым она жила все последнее время. Не размазанным обстоятельствами по стенке, не лишенным опоры под ногами, а наглым и самоуверенным и еще очень злым.

– Как ты узнала, Жанна? Как ты узнала про меня и Светку, отвечай! Ведь ты только сегодня узнала, так?

Он же не дураком был, ее муж. Он был умным, к тому же профессионалом во всем, что касалось природы человеческого поступка. Тем более ее поступка. Она бы не смолчала, узнай об этом раньше. Не смолчала только сегодня, вернувшись непонятно откуда. Значит, узнала только-только. Потому и металась по городу в поисках ответов на вечные вопросы.

Дура! Знал бы кто на них ответы, что бы тогда было и чего бы не было.

– Жанна! – снова повысил голос Масютин. – Ты узнала только сегодня, так?

– Да. – Врать не было смысла, по-хорошему или по-плохому, но он выбьет из нее всю правду. – Да, я узнала об этом только сегодня.

– От кого, дорогая?

– Я… Я видела фотографии, на которых были запечатлены ваши свидания, – промямлила Жанна, опуская голову, будто это она, а не он совершила что-то гадкое.

– Ты!.. – Масютин снова начал задыхаться от возмущения, задыхаться и краснеть. – Ты нанимала детектива, чтобы он следил за мной?! Ты это сделала?!

– Нет, что ты. Я бы никогда не додумалась. И не думала даже никогда.

Думала, думала, и не раз причем. И в газете объявлений искала телефоны частных сыскных агентств и даже пару раз звонила туда. Потом, правда, передумала. И собралась вроде бы, а потом передумала. Сделалось стыдно и за себя, и за него, а главное, за детей. Им-то за что все это? Они-то чем виноваты?

Женька выбрался из-за стола, с грохотом откинув ногой табуретку. Подошел к ней и, набычившись, процедил:

– Говори немедленно! Кто показывал тебе фотографии, где я со Светкой?!

Он! И со Светкой! Подумаешь!..

Вот мерзавец, а! Говорит об этом, как о невинной шалости, допрашивать смеет. Еще и кричит на нее.

– Виталик, – изо всех сил стараясь говорить спокойно, произнесла Жанна. Хотя ох как было велико искушение впиться ногтями в Женькино холеное красивое лицо. – Мне показал их Виталик.

– Виталик? – Он едва не задохнулся, выплевывая ненавистное имя. – Тебе показал их твой бывший Виталик?! Я ничего не перепутал, а?!

– Нет, ты ничего не перепутал.

Ей немного полегче сделалось от его потрясения. Крохотное такое, но все же зародилось удовлетворение от масютинской перекошенной физиономии. Когда-то же надо было стирать самодовольство с ее безупречно совершенного мужа. Почему не теперь? Не теперь, когда он, вывалявшись по самые уши в грязи и попутно изваляв всю свою семью, еще пытается и ее призвать к ответу.

– Нет, ты ничего не перепутал. – Жанна подняла свое бледное лицо, хотя и опасалась, что он снова может ее ударить. – Мне показал фотографии твоего блуда мой бывший жених Виталик. Догадываешься, почему он это сделал?

– Не-ет, а почему? – Масютину снова сделалось страшно.

Какой-то дурацкий сценарий получался. Все не по правилам и все не так.

– Потому что ему очень хотелось тебя наказать, я думаю, – пробормотала Жанна задумчиво, по ходу анализируя похвальное рвение Виталика. – Ты когда-то отнял у него самое дорогое. Наверное, пришла пора поквитаться.

– Так, постой… Постой… Я ничего не понимаю… – Женька ухватил ее подбородок, но сильно стискивать не стал, держал крепко, но не больно, просто заставляя смотреть на него. – Ты что, виделась с ним?! Виделась спустя столько лет?! Так?!

– Угу.

– Ты нашла его или?..

– Или! – перебила Жанна, смотреть на его болезненное изумление снова стало приятно. – Это он нашел меня, хотя я и не терялась. Разве что только для тебя.

– Так, так, так… Он нашел тебя, чтобы… Чтобы показать тебе фотографии!

Масютин вдруг совершенно по-бабьи всплеснул руками, выпуская ее лицо. И заходил по кухне семимильными шагами, совсем не замечая, что задевает широченными плечами сковородки, развешенные на противоположной стене.

Он не замечал, он думал. Думал, время от времени косясь на Жанну то с подозрением, то будто бы о чем-то догадываясь. Уж до чего Масютин там додумался, было одному ему известно, но маршировал он, размышляя, достаточно долго – минут десять, никак не меньше.

Жанна все это время так и простояла, привалившись к подоконнику. Смотрела на своего мужа, слушала собачий вой, рвущийся в открытую форточку с улицы, и тоже по примеру Масютина размышляла.

– Так!

Женька остановился внезапно. По привычке, не глядя на нее, сдернул с волос резинку, расчесал спутанные пряди пальцами, снова сделал хвост, тоже еще плейбой…

И произнес, нацелив на нее палец:

– Когда он показал тебе эти фотографии? Только не вздумай врать!

– Сегодня.

– Ага, хорошо… Сегодня он показал тебе эти фотографии… Почему после того, как она сгорела, а? Ты не задавалась таким вопросом, милая супруга?

– Нет, если честно, мне было не до этого. Мне было до того, как нежно ты целовал ее, обнимал, шептал что-то на ухо. О любви, наверное, о которой со мной тебе так невыносимо говорить. Вот до чего мне было, Масютин! А не до вопросов, почему Виталик ждал столько лет, прежде чем снова объявился! – И об этом в повисшей паузе, когда Масютин совершал демарш по их кухне, она, кстати, думала тоже.

– А почему он ждал столько лет, Жан? Почему? Не знаешь? А я тебе отвечу! Я догадался! Это он убил ее! Он! Убил, чтобы меня подставить! А тебя… – И тут он вдруг глянул на нее, как тогда, давно – в юности на одной из вечеринок, – оценивающе и внимательно. – А тебя чтобы забрать себе! Тебя и моих ребят! Вот скотина, а?! Ладно, разберемся… Но я почему-то просто уверен, что Виталик приложил к этому делу руку, Жанка! Он!

– Я тебя разочарую, дорогой. – Жанна оторвалась от подоконника и медленно прошла мимо Женьки, намереваясь укрыться от его возможного гнева в спальне. – Он не мог этого сделать.

– Да ну! И почему же? Не потому ли, что в это время был с тобой, а, жена?

Он с недоверчивой ухмылкой наблюдал, как она проходит мимо него с вытянувшейся в струну спиной, с гордо выпяченной грудью. И ему захотелось, непонятно с чего, вдруг дотронуться до нее. Пощупать, ущипнуть, ощутить упругость тела – которое стало как-то подзабываться – под прохладой гладкого шелка.

У Светки грудь была крохотной, еле-еле угадывалась в ладони, а Жанкина… Жанкину можно было демонстрировать за деньги, хотя он порой и задаром не хотел.