Текст книги "Гнев влюбленной женщины"

Автор книги: Галина Романова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 7

Оля решила не ходить на работу оставшиеся три дня до Нового года. Все равно в эти дни никто не работал, все лишь делали вид, что работают. На самом деле на сайтах выбирались наряды, рассматривались фото сервировки новогодних столов, распечатывались новые рецепты. В курилке только и разговоров было что о ней и о том, сколько и чего нужно для запекания гуся, чтобы он не сгорел и мясо оказалось мягким.

Ей принимать участие в этой милой суете не хотелось. Ей готовить было не для кого. Люся давно была у родственников, уже дважды звонила оттуда. Гера невнятно пробурчал в телефон, что эта новогодняя ночь у него будет та еще. В детали не вдавался, Оля не стала расспрашивать. Принимать Алекса, пытающегося напроситься к ней в гости под бой курантов, она не собиралась. Он был ей неприятен уже одним тем, что стал свидетелем той жуткой сцены в холле. Не говоря уж о его противных липких руках, лапающих ее в обеденный перерыв. И настойчивых губах, рвущих с ее губ поцелуи, когда он вызвался довезти ее в тот ужасный вечер.

И что на нее нашло? Почему она так себя повела? Отвратительная сцена. Олю передернуло, стоило глянуть на оторванные ручки ее сумочки. Молотила она свою соперницу от души, у той даже синяк под глазом появился. Оля не видела. Это Алекс сказал. Он их разнимал.

– Я не пойду завтра на работу, – жалобно глядя в ветровое стекло машины Алекса, проговорила она.

– Не ходи, – согласился он и тут же положил руку ей на колено. – Я все улажу.

– И послезавтра не пойду, – у нее по щекам покатились слезы.

– И послезавтра не ходи, – он осторожно поглаживал ее колено.

– И послепослезавтра тоже.

Слезы потекли сильнее. Надо было выходить из машины и идти домой. И не позволять этому нахалу лапать ее снова. Нельзя было позволять ему пользоваться ее слабостью. А она позволяла.

– А моя машина? – вдруг вспомнила Оля. – Она осталась у офиса и…

– Не переживай. Давай ключи, я перегоню, – пообещал Алекс и полез к ней целоваться.

Один поцелуй. Всего один поцелуй она ему позволила и тут же поняла, что не хочет этого больше никогда. Отдала ему ключи от машины, вышла на улицу, дождалась, пока он уедет, и только тогда пошла к своему подъезду. Мокрый снег лепил в лицо, таял, смешиваясь со слезами. Так было больно, так было горько, что она даже не заметила своих соседей. Высунувшихся как по команде из своей двери, стоило ей подойти к квартире.

– Оля! – возмущенно окликнула ее Ирина Васильевна. – Почему ты не здороваешься?

– Здрасьте, – прошептала она и кивнула, быстро отпирая свою дверь.

– Виктор приходил! – крикнула соседка ей в спину. – Звонил в дверь.

Но Оля не стала слушать, заперлась изнутри, сползла по стенке на пол и проревела с час, наверное. Остановил ее Люськин звонок, а то до утра бы сидела в прихожей в сапогах и курточке. Тут пришлось разуваться и идти в комнату, где верещал домашний.

– Что?! – заорала та мгновенно, услыхав слезы в ее голосе.

– Все плохо, Люся, все плохо, – призналась ей Оля и, через слово всхлипывая, принялась рассказывать.

Обо всем! Даже о том, о чем Люське уже было известно.

О том, что Витька написал на нее заявление в полицию. Что будто бы она организовала на него покушение. И он улегся в больницу якобы с сильными побоями.

– А сам на второй-третий день уже из больницы удрал. Я хотела через знакомую медсестру передать ему апельсины, а его нет, – плакала Оля.

– Выписали?

– Да нет. Просто приходил, уходил. Продукты, что ли, покупал, не знаю. Не в этом суть! Если ему так плохо, поднялся бы он с койки, Люсь?!

– Сволочь, – согласилась соседка.

– Еще какая! А к ней еще одна…

И Оля покаялась в том, что сегодня после работы избила свою соперницу прямо на глазах охранника и зама по финансам, который к ней перед этим весь день приставал.

– Это плохо, – неожиданно упавшим голосом произнесла Люська и отчаянно засопела. А сопела она так, когда сильно волновалась. – Охранник-то ладно, сошка мелкая. Ему рот можно закрыть. А вот Скоробогатов этот… Теперь тебе придется…

– Что?!

– С ним переспать, – удрученно закончила Люся. – Как ни крути, Оль… Надеюсь, хоть этой толстухе в голову не придет на тебя жаловаться?

– Не знаю. Думаешь, может? После всего, что она сделала?! И сегодня… Она спровоцировала этот скандал. Она начала первая!

– Ох, Оля, Оля. Надо было тебе со мной уезжать. У меня тут троюродный брат такой красавец.

– Люся, не начинай! Хватит с меня любовных историй.

Оля еще немного с ней поболтала. Потом отнесла в прихожую курточку, в которой так и просидела на диване все время, пока говорила с соседкой по телефону. Набрала тут же Геру, нарвалась на ответ оператора. И решила, что больше ему сама звонить не станет. Совесть есть у него, нет?

Совести у Геры, видимо, не было, потому что он не перезвонил ей в этот вечер в ответ на оставленное сообщение. И на следующий день не перезвонил тоже. Ну а тридцать первого декабря его звонок ей уже и не понадобился, потому что у нее отобрали телефон, шнурки от зимних ботиночек и ремень с джинсов. У Оли отобрали все, запихивая ее в тесную, душную камеру, где кроме нее было еще пять человек.

– О, девочки! Вот и Снегурочка! – заржала сразу в полное горло толстая бабища, сидевшая враскоряку на нижней койке.

– Смотри, какая красавица! Сам бог нам ее послал под бой курантов! Будешь сегодня нам песни петь. А ты, Лизок, – она ткнула локтем в тощую спину безликой тетки в сизой растянутой кофте, – будешь курантами!

Толстуха обвела взглядом тесную камеру, указала пальцем-сарделькой в спящую бабу наверху.

– А Кривуля будет Дедом Морозом! И тоже станет песни петь! У нас сегодня, девки, все будет по-настоящему! И даже шампанское… Об этом я позабочусь!

Толстую бабищу, взятую с поличным на краже, звали Сашей. Ни отчества, ни клички, Саша, и все. И она была не злой, на Олин взгляд, хоть и воровала всю свою жизнь.

– Не верь мне, аферистка я, – призналась она за два часа до наступления Нового года. – Но иногда это даже лучше, чем тихая, воспитанная тварь. Это кто-то из мудрых сказал, кажется, баба. И я, девонька, много чего могу. А за твое душевное пение… – Оле все же пришлось спеть для нее три песни. Больше она просто не знала, – я могу даже сделать тебе подарок. Ну! Чего хочешь?!

– Позвонить, – выдохнула Оля.

И тут же про себя взмолилась, чтобы в канун волшебного праздника свершилось ну хоть одно маленькое чудо. Чтобы Герка оказался на связи, чтобы не был пьяный, чтобы не спал. Или чтобы не был в шумной компании, где не услыхал бы телефона. И чтобы просто взял трубку, увидав незнакомый ему номер.

Ну же, господи, помогай!

– Да! – заорал он как ненормальный после первого же звонка. – Кто это?

– Гера, это я. Мне надо быстро говорить! – предупредила его Оля, покивав согласно, когда Саша ткнула толстым пальцем в свое левое запястье, намекая на экономию времени.

– Олька? Черт возьми, ты откуда звонишь?! Где твой телефон?! Почему отключен? Я домой к тебе приехал с шампанским. Заперто! Света нет. Тачка на месте. Что случилось?! Где ты?! – не дав ей вымолвить ни слова, продолжал орать ее самый лучший друг.

– Я в тюрьме, Гера. Слушай и не перебивай! – Выпитое шампанское, прежде ударившее в голову отчаянной надеждой на скорое освобождение, вдруг погнало слезу. – Меня арестовали сегодня утром. Взяли прямо из дома.

– Из-за этого чмыря, что ли?! Из-за Витьки? Я его удавлю, паскуду! – все же перебил он. – Он уже на работу вышел, я узнавал. Чего он тогда к тебе прицепился? Следак тот же? Носов?!

– Носов. И на этот раз он прижал меня крепко, Гера. – Оля заревела. – И Витька тут совсем ни при чем. Меня обвиняют… Меня обвиняют…

– Ну! Не мычи, говори! – орал Геральд с таким отчаянием, что ей даже его жалко стало. Сначала себя, а потом его.

– Меня обвиняют в убийстве его любовницы.

– Что-о-о-о? Какого хрена, Оль?

Его дикий ор услыхала даже вечно спящая баба, Кривуля. Она завозила толстым задом, свесила с верхней койки растрепанную голову и недовольно крякнула.

– Меня подозревают в убийстве Витькиной любовницы. Он обнаружил ее мертвой вчера. Убита молотком для отбивания мяса, ударом в висок. Молоток с моей кухни, Гера. И на нем мои отпечатки, – и, тут же вспомнив о самом главном, договорила: – Алиби у меня нет. И перед тем, как ей погибнуть, мы с ней… Короче, мы с ней повздорили у нас в офисе. И я поставила ей синяк. Но я ее не убивала, Гера!

– Я понял, – буркнул он едва слышно, и тут же Саша отобрала у нее телефон.

Она отключила его и уложила в чехол, спрятала за батареей и, перед тем, как распластать свое крупное тело на койке, изрекла с глубокомыслием бывалой:

– Твое дело, Снегурочка, полная жесть. Уж поверь мне, должно совершиться чудо, чтобы тебя выпустили. Но чудес не бывает, уж поверь мне, Снегурочка. А Носова – импотента этого убогого – немного знаю. Та еще сволочь, жизнью ущемленная. Уж поверь мне! Шансов у тебя нет!..

Глава 8

Этим утром – утром первого января – ему следовало ехать к сестре с подарками. Традиции этой было уже лет десять, а то и больше, и изменить ей – значило подписать себе приговор. Сестрица стала бы звонить ему каждые два-три дня, ныть и негодовать на предмет того, каким он стал бездушным, черствым и чужим. Что совсем не помнит родителей, совсем не помнит, что она и ее дети – это все его родственники. Что в трудную минуту ему воды некому будет подать, а они всегда готовы залить его этой водой по самую макушку. Под конец она снова заведет разговор о квартире, часть которой тихонько отжала у Геры. Станет пенять ему, что он не простил ее. Ну и так далее.

Нет, лучше уж он съездит к ним с самого утра, оставит подарки и быстро смоется, пока они станут медленно просыпаться. Все равно он Оле пока не может ничем помочь. Первое утро Нового года! Где и у кого он сможет взять разрешение на ее посещение? Кто допустит его до дела? Кто ответит на его вопросы? У всех праздник. У всех, кроме него и Ольги.

Гера стиснул зубы, чтобы не зарычать от тоски и бешенства. Как он мог оставить ее без внимания?! Как мог не позвонить ей в тот день, когда она пробивалась к нему с сообщениями?! Вымотался? Устал? Все плыло перед глазами, потому что сутки почти не спал? Не имел права, когда дело касалось ее! Не имел права оставлять ее один на один с бедой!

Гера взял в руки три подарочных пакета. Один – с кухонным комбайном – был для сестрицы Алины. Второй – для Васьки, там был мобильный телефон. Третий – для Ваньки, там тоже был мобильный телефон. Телефоны были одинаковыми, как, впрочем, и его племянники-близнецы. Причем унаследовали они от своего папаши, бросившего Алину сразу после того, как она забеременела, не только природное сходство, но и природное скотство.

Парни постоянно попадали в неприятные истории, кое-как что-то закончили, получив какое-то высшее образование, нигде не работали. Но при этом обладали таким самомнением, что Гера просто диву давался. Сестрицу ему откровенно было жаль. Она все время работала, где-то подрабатывала репетиторством, что-то из чего-то для себя перешивала, вечно распускала и перевязывала. Да, обладала очень неприятным характером, но работягой была еще той. Гера решил, что к кухонному комбайну непременно добавит что-то еще, что-то для нее лично. Он тронул пальцами красивую, нарядную упаковку на полке. Там хранился амулет для Ольки. Когда он теперь его ей подарит?!

На улице было пасмурно и холодно. Гера трусцой добежал до своей машины. Побросал пакеты на заднее сиденье и, пока машина прогревалась, успел позвонить в отдел, где работал Носов. Слава богу, дежурил его знакомый опер, правда, после новогодней ночи говорил он чуть сумбурно, но все же главное Гера уловил: у Оли серьезные проблемы.

– Оч серьезные, Герыч. Нос вцепился в это дело, как в дело всей своей жизни. Спрашивал кто-то из ребят, чего, мол, к девке прицепился? А он знаешь что сказал?

– Нет, – мрачно изрек Гера и полез в машину.

– Я эту суку укатаю так, что она ни за что на волю не выйдет! Ты чего, с ним конфликтовал когда-нибудь, Гера?

– Да нет.

Пожал плечами и тут же вспомнил, как бесился, когда Олю первый раз вызвал на допрос этот толстяк по Витькиной жалобе. Бесился, кое-кому звонил и просил посодействовать, если Носов станет перегибать. По Витькиной жалобе Олю больше не вызывали. Ее закрыли по другому делу. По куда более страшному.

– Короче, бабу эту – потерпевшую – замочили кухонным молотком с кухни твоей подружки. Понятно, на молотке ее отпечатков – мама не горюй. Алиби нет, говорит, спала. Соседи ее не слышали. Зато сослуживцы, мать их, сослужили ей дурную службу. В три голоса утверждают, что твоя подружка с потерпевшей подралась накануне ее смерти. Избила будто прямо в холле офиса.

– Да ладно! – У Геры свело шею от отвратительного холода, и лопатки мурашками покрылись.

– Да, это сто пудов. Слышь, Герыч, я ведь тут сегодня на весь день. Могу дельце взять и полистать. Тем более Носов тут трется с самого утра. Я у него дело попрошу. Он мне не откажет, потому как должен. А ты часам к трем подъезжай, только не пустой, предупреждаю! Посидим, почитаем, посмотрим, что можно сделать. И это, Герыч… Ты ему на глаза не попадайся, ладно?

В гостях у Алины Гера пробыл чуть дольше, чем хотел. Они, оказывается, давно проснулись, ждали его и даже стол накрыли к праздничному обеду. Это растрогало. И он совсем не пожалел, что простоял у закрытого до часу дня парфюмерного магазина. И потом долго выбирал духи для Алины, пытаясь понять, что же ей может подойти, а что понравиться. Выбрал среднее между тем и тем и, кажется, попал. Она почти не глянула на коробку с кухонным комбайном, а вот с флакончиком парфюма носилась по комнатам, пытаясь оставить ароматный шлейф и добиться от сыновей одобрения. Но тем на мамину радость было наплевать, они тут же вцепились в новые мобильные игрушки. Оживились лишь за обедом, начав приставать к Геральду.

– Ну, расскажи чего-нибудь такое, а, Гера, – блестел черными глазищами Вася. – Какие-нибудь зловещие преступления, погони. Ты же опер! Ты же знаешь!

– Что знаю?

Гера вяло ковырял вилкой куски жесткой говядины, которую Алина назвала как-то длинно и замысловато. Он все больше таскал с большого блюда сыр и колбаску.

– Ну, всякие там ужастики, – не унимался Вася, не забывая пальцем елозить по дисплею нового мобильника. – У нас в городе, болтают, маньяк объявился.

– Да ну! – делано удивился Гера, и внутри неприятно заныло.

– Ты не знаешь? – фыркнул Иван, он почти не ел, медленно потягивая из высокого стакана темное пиво, при матери они не стеснялись пить с шестнадцати лет.

– А что я должен знать? – Гера подцепил из салатника помидорную дольку.

– Да ладно, Гера, городских новостей не знаешь? – Иван долил себе еще пива из пузатой пластиковой бутылки. Поднял бокал, чокаясь с воздушным пространством. – Телки выходить на улицу боятся, боятся пацанов в дом пускать.

– А почему? – Гера вяло жевал помидорную дольку, вкусом напоминающую стебель лопуха, помнится, в детстве они на спор его жевали.

– Потому, что какой-то чудак входит в дом к телкам, – продолжал Иван пить и говорить. – Трахает их, мам, прости, но что есть, то есть… Короче, потом убивает битой, расчленяет и внутренности развешивает по стенам, во!!!

– Кто говорит? – Гера стиснул зубы.

– Народ, – выпалили близнецы одновременно.

– Какой народ, Ваня?

Его теперь Гера мог узнать по пенным усам над верхней губой, а в первые минуты встречи растерялся, до того племянники были похожи. И вырядились сегодня, видимо, специально для него, в одинаковые синие футболки и синие штаны.

– Народ! – настырно повторил Иван. – У девок были соседи, знакомые, друзья, в конце концов. Че, думаешь, никто никому ничего не рассказывает?! Слухи, Гера, давно по городу ползут. С прошлого лета, кажется.

Все правильно, с прошлого лета, подумал Гера. Тогда в соседнем районе была найдена первая жертва, зверски забитая насмерть. И именно тогда в ее квартире не было найдено ни одного следа. Ни единого волоска, мать его, ни единого волоконца. Потом были еще две жертвы, но без зверских изнасилований. Девушки были задушены, но не избиты. И их смерти до поры до времени никто в серию не включал. Пока не убили Наташу. Тогда уже было собрано большое городское совещание, на котором оперативники и следователи делились своими соображениями.

Гера такие сборища не любил. Информация была разрозненной, взгляды на преступления не совпадали. Они, как всегда, много спорили, курили, размахивали руками, но к мнению, что это серия, так и не пришли.

По первой жертве уже сидел человек под следствием. По третьей кто-то находился под подпиской. У него самого уже двое сидели в СИЗО. На очереди были двоюродные брат с сестрой, но там будто все чисто. Родственники Наташи на момент ее гибели якобы были далеко за пределами их города.

Начальник Геры с облегчением похлопал себя по карманам в поисках сигареты и доверительно шепнул ему после совещания, что и слава богу, пусть каждый занимается своим убийством на своем участке. Нечего объединять эти дела в серию.

– Не надо нам Потрошителей в канун Нового года, Геральд Эдуардович! Не надо, – радостно хихикнул полковник, решив, что каникулы с внуками у него, видимо, все же состоятся. – Дожимай ухажеров, Гера. Кто-то из них убил, это точно. Я лично склоняюсь к тому, что убил ее этот надменный начальник. Она ему отказывала? Да! Он ее за руки хватал? Да! Синяки оставлял? Так точно. Так что, Гера, думаю, это он. Дожимай его, дожимай…

Геральду очень хотелось в это верить, очень. Но он не верил.

Не могло в их городе случиться сразу несколько преступлений, совершенных разными людьми практически по одной схеме. Это что за преступник такой пошел? Если преступление совершается в состоянии аффекта, как решили со второй жертвой, там щепки летят! О каких следах кто станет заботиться? И если даже пальчики сотрет, то уж с пылесосом по коврам ходить некогда. И жертву купать после секса с ней тоже не станет человек в гневе. А Наташу тщательно выкупали, заверили эксперты. Даже щеткой под ногтями прошлись с каким-то моющим средством. Это как?!

Четыре жертвы с прошлого лета – это очень много. Если это чудовище не остановить, оно войдет во вкус и…

И станут еще умирать люди.

– Если были соседи и знакомые, а также друзья, чего же они не расскажут, кого могли впустить девушки, а? – Гера вопросительно глянул поочередно на каждого.

– Почему впустить? – вытаращили на него племянники одинаковые глаза.

– Потому что нет следов взлома, не было никакого шума. Все тихо. Девушки сами впускали своих убийц.

– Так их несколько? – ахнула Алина и перекрестилась. Хотя всегда была атеисткой. – Это банда?! Может, это ритуал какой?! Сейчас это распространено и…

– А че, Гер, маман не дурные вещи говорит, – показал матери оттопыренный большой палец Вася. – Может, правда, это банда?

Только этого еще не хватало! Гера чуть не поперхнулся. И тут же замотал головой:

– Какая банда, ребята, вы чего?! Никто ничего не слышал. Войди двое, трое, как ни крути, кто-то увидел бы или услышал. Нет, чушь это, – категорически отрезал Гера, желая этого изо всех сил.

Хотя тут же мелькнула страшная мысль, что ритуальные убийства могли совершаться и в одиночку. Выбрали одного какого-нибудь исполнителя, он и…

Тьфу-тьфу-тьфу! Он чуть не сплюнул через плечо.

– Жертвы впускали своих убийц сами. Без лишнего шума и сопротивления, – еще раз повторил Гера. – Стало быть, знали?

– Не факт! – выпятил нижнюю губу, увлажненную пенным напитком, Иван. – Убийца мог прикинуться почтальоном.

– В два часа ночи?! – недоверчиво фыркнул Гера. – Или в полночь, скажем! Какой почтальон ходит по ночам, а? О чем ты! Ремонтники тоже отпадают, спецслужбы тоже, всех проверили. Пропесочили все сверху донизу, поверь, и не раз. Не-ет, ребята, жертвы своего убийцу знали. И… И никому о нем просто не рассказывали.

– Тогда ваше дело, Гера, труба, – неожиданно выдала Алина, подперев морщинистую щеку сухоньким кулачком. – Следов нет, слышала. Знать его никто не знает. И как? Просто идеальное преступление, да и только.

– Идеальных преступлений не бывает, – возразил Гера, с трудом проглотил помидор и снова полез за сыром, чтобы избавиться от неприятного травянистого вкуса во рту. – Бывают тщательно спланированные. Спонтанные, глупые…

Он тут же подумал про Олю. Она-то в какое попала?!

Будто услыхав его мысли, Васька прицепился:

– А как твоя подружка, Гера? Что-то ты молчишь, ничего про нее не рассказываешь. То все Оля, Оля! А тут тишина. Рассорились, что ли? Так у вас будто чисто дружеские отношения, а?

И племянник противно, с намеком, оскалился. Он всегда, к слову, уговаривал Геру жениться на Оле. Еще будучи ребенком. Когда Оля вышла замуж за Витьку, уговаривал отбить ее. И никогда, даже ребенком, не верил, что Гера относится к Ольге как к своему в доску парню.

– Чтобы не запасть на такие сиськи! Ты, дядя, либо дурак, либо евнух! – выдал однажды племянник Василий, когда Гера отчитывал его по просьбе сестры за очередную выходку. – Дружат они! С такой Олькой можно дружить только организмами…

– Да, чего Оля? – встрепенулась Алина.

Она хоть и недолюбливала Ольгу и всегда называла ее исключительно по фамилии, но все же считала, что Геральду давно пора обзавестись парой. Пусть даже это будет и Фролова.

– Оля?

Геральд обвел родню мрачным взглядом и вдруг обнаружил, что они смотрят на него очень хорошо, тепло и даже сочувственно. И что не таится в ухмылках его племянников никакого подвоха. И в суровой скупости его сестры на эмоции нет и намека на осуждение.

Они его любят, черт побери! Они точно его любят! И они в самом деле все, что у него есть! И пусть они у него будут всегда, вот!

– Оля в беде, – вдруг выпалил он, расчувствовавшись, и очень обрадовался, когда все они тревожно переглянулись. – В большой беде, ребята и… девочки.

– Расскажи! – тут же потребовал Иван, и первый раз за обедом поставил полный стакан с пивом подальше от себя.

– Зачем? – не понял Гера.

– Как зачем? Гера, ты дурак?! – возмутилась Алина, нахватавшаяся от сыновей разных вольных словечек. – Мы все вместе будем думать, как помочь…