Текст книги "Ведьма отмщения"

Автор книги: Галина Романова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 18

Выслушав доклад Шпагина, полковник надолго задумался. Он перелистывал бумаги, внимательно изучал записи и протоколы допросов. Несколько раз вскидывал глаза на понуро повесившего голову Шпагина и осуждающе вздыхал. Но за все это время они не проронили ни слова. Нет, с самого начала Шпагин говорил. И говорил много. Извинялся за неосмотрительно и преждевременно сделанный доклад о поимке преступника. Полковник молчал тогда, молчал и теперь.

Спустя полчаса он наконец захлопнул папку, чуть сдвинул ее по столу в сторону Шпагина. И проговорил:

– Получается, что у нас теперь два дела?

– Так точно, товарищ полковник! – Шпагин оторвал зад от стула, намереваясь встать по Уставу, полковник махнул рукой, и он снова сел.

– В убийстве подруги нашей фигурантки подозревается Шелест. А в нападении на гражданина Мыскова – его незаконнорожденная дочь? Я правильно понял?

– Так точно, товарищ полковник!

– Да чего ты заладил: товарищ полковник, товарищ полковник?! – заорал наконец долго сдерживающий эмоции начальник отдела. – Мне-то что теперь со всем этим делать? Ведь я наверх уже отчитался, что преступник задержан! Что он вину свою признал…

– Он признал частично.

– Что-оо? – взревел полковник. – Что значит, частично?

– То есть я не то хотел сказать, – зачастил Шпагин. – Я хотел сказать, что он ведь побывал и на первом месте преступления, и на втором. А из квартиры Мыскова забрал из тайника деньги. И… Если постараться, его тоже можно привлечь, товарищ полковник.

– Ой, хватит уже! Привлечь… – передразнил его полковник и потер покрасневший лоб. – Просто мужик оказался не в том месте, не в то время. Нормальный мужик, художник. А что деньги забрал у старика… Это, Шпагин, их семейное дело, пускай расхлебывают, как хотят. Один собрался жениться на проститутке, второй всю жизнь всех обманывал, скрывая свою незаконнорожденную дочь. Семейка тоже… Из всех по-настоящему жалко погибшую. Надо же было так ей попасться, а! Беспечность! Всему виной беспечность! Купила дорогие драгоценности и даже не обратила внимания, что за ней следят! Ну, как так можно?! Это все равно что… Все равно что взять и на автобусной остановке начать миллион долларов пересчитывать! Ох, женщины, женщины. У меня жена так же вот беспечна. Может карточкой банковской размахивать на глазах у всех. Может у банкомата кого-нибудь попросить ей пин-код набрать, потому что очки дома забыла. Ты это… Отпускай этого художника. Ну их! Будет заявление от пострадавшей стороны о пропаже денежных средств, откроем дело. Нет… На нет и суда нет! Ступай, Шпагин. И никогда не торопись с докладом.

Шпагин встал, взял со стола папку. И боком двинулся из кабинета начальства. Он все еще не мог поверить, что все обошлось довольно тихо.

– Слышь, Игорь, – окликнул его полковник, когда Шпагин взялся уже за ручку двери. – Ориентировки по Шелесту разослали?

– Так точно!

– А по девице?

Шпагин промолчал. Он собирался, честно. Но потом внезапно передумал. Девушка удивительно походила на Машу. Так чего доброго станут ее всякий раз останавливать и задерживать для выяснения. Хорошо, если нормальные люди. А если такой, как Говор, к примеру?

Тот до сих пор не мог никак успокоиться. То звонил Шпагину, то заходил. И все вопросы какие-то задавал с подковыркой:

– А кто может подтвердить, что Маша и есть Маша наша, а не ее непонятно откуда взявшаяся сестрица?

– Кто вообще может подтвердить, что существует эта самая сестрица? Кузен?

– Что кузен вообще может знать? У него на морде его обдолбанной написано: скажу все, что пожелаете, подпишу любую бумагу. Шмакодявка он, а не человек.

– Я бы, Шпагин, чем на баррикады бросаться, повнимательнее к Маше этой присмотрелся. Мутная она какая-то.

Маша была хорошей. Очень хорошей! И чем больше ее Шпагин узнавал, тем больше в этом убеждался. Невезучая просто, одинокая. У нее были отец, брат, муж. Но она была очень одинокой. И несчастной. Шпагину ее было жаль. И еще она ему очень, очень нравилась. И он хотел бы продолжения… Не ее сумасшедшей истории, нет. Он хотел бы продолжения того утреннего поцелуя.

А Маша вдруг перестала видеться с ним вовсе. Перестала звонить. Перестала отвечать на звонки. Шпагину было даже немного больно.

– Смотри, Шпагин, – гнусавил сегодня утром Говор. – Парень-то так и не нашелся. Он ведь, по имеющейся у меня информации, был любовником не только непонятно откуда взявшейся сестрицы, но еще и самой Маши нашей.

– Кто говорит? – не выдержал Шпагин и спросил, хотя прежде все время отмалчивался, и на ехидство Говора не обращал внимания.

– Секретарша Маши нашей и говорит…

И Шпагин принял решение. Вот прямо как вышел из кабинета полковника, так и принял его, это самое решение.

Он поговорит с секретаршей Марии Сергеевны. С девушкой, которая любит плакать в рабочее время и подтверждать факт присутствия начальства на рабочем месте, когда само начальство об этом ничего не помнит.

И еще у него будет прекрасный мотив увидеться с руководителем плачущей секретарши. То есть с Машей. Почему она на его звонки не отвечает?

– Марии Сергеевны нет! – испуганно оповестила его в телефонную трубку секретарша.

Шпагин позвонил ей с вахты. Его, невзирая на удостоверение, наверх не пускали.

– А когда она будет?

– Не знаю. То есть, знаю, конечно. Она в отпуске сейчас.

– В отпуске?! – изумился Игорь. – И давно?

– С сегодняшнего дня. На две недели.

– Понял, – ворчливо отозвался Шпагин. – Но я, собственно, не столько к ней, сколько к вам.

– Ко мне?! – Она ахнула, он отчетливо слышал, как она ахнула.

– Да, будьте любезны, закажите мне пропуск или сами спускайтесь сюда, поговорим.

– Я не могу спуститься! – истерично воскликнула девушка. – Я на работе!

– Так ваша начальница в отпуске, – хмыкнул Шпагин. Девица определенно трусила, только вот с чего. – Кого вам там караулить?

Она замолчала. В трубке раздавался треск, грохот и шуршание. Треск был обусловлен помехами на линии, а вот грохотала и шуршала уже секретарша.

– Ладно, сейчас спущусь, – смилостивилась она. – Через пять минут.

Вышла через десять. Строгая, подтянутая, в темном льняном платье без рукавов. Сразу указала ему, вскинув подбородок, на угол, где выстроились стулья.

Шпагин там уже посидел, сейчас прохаживался по вестибюлю, разминаясь. Но охотно принял предложение.

– Чем могу, Игорь Алексеевич, если не ошибаюсь, быть полезна? – сразу начала с напором девушка. – Мария Сергеевна сказала мне, что все ее проблемы разрешились. Виновные во всех злодеяниях найдены и…

– Не совсем так. Не совсем так, – мягко и вкрадчиво отметил Шпагин. – Мария Сергеевна немного поспешила с выводами. То есть круг подозреваемых определился. И даже доказательная база имеется, но вот… Самих подозреваемых пока нет.

– Как такое может быть! – возмущенно фыркнула секретарша и закинула ногу на ногу. – Круг подозреваемых определился, доказательная база имеется, а самих подозреваемых нет! Вы себя слышите? Как такое возможно?

– Это возможно. Поскольку подозреваемые находятся в бегах. В розыске то есть.

– Ух, ты! – ахнула она, как недавно по телефону, и побледнела, резко контрастируя со своим глухим темным платьем. – Во всероссийском?!

– Да, Интерпол пока не подключали, – серьезно кивнул Шпагин, хотя чуть не заржал. – Но подозреваемых ищут. И найдут, поверьте!

– А-аа, понятно.

Девушка увела взгляд в сторону вахты, рассеянно улыбнулась охраннику, потом замерла с застывшими глазами, в которых Шпагин точно рассмотрел испуг.

Чего она боится?!

И вдруг девушка встрепенулась. Резко, будто проснулась. На щеки вернулся легкий румянец. Она облизала губы, уложила ладони себе на колени, широко разведя локти. Глянула на Шпагина холодно и спросила:

– А от меня вы чего хотите, Игорь Алексеевич?

– Понимаете… Вера, если не ошибаюсь?

– Да.

– Понимаете, Вера, в нашей доказательной базе присутствует одно белое пятно.

– Пятно? Белое? – она недоуменно выгнула брови, скривила аккуратно накрашенный ротик. – Не понимаю.

– Сейчас поймете, – пообещал ей Шпагин и доверительно наклонился к девушке. – Пятно это размером в три часа.

– В три часа? То есть?

– Эти самые три часа каким-то самым невероятным образом выпали из памяти вашей руководительницы Марии Сергеевны Киреевой. Она помнит одно. А все остальные, вы в том числе, утверждают обратное, – начал мягко Шпагин и вдруг всполошился: – Вера, Вера, что с вами?! Эй, помогите!

Это он охраннику крикнул, совершенно растерявшись оттого, что Верочка начала заваливаться набок. Глаза ее при этом закатились, веки нервно трепетали, а пересохшие мгновенно губы без конца шептали:

– Я так и знала, я так и знала, я так и знала…

Им пришлось уложить ее на стулья. Шпагин стащил с себя легкий пиджак, скомкал его и подсунул девушке под голову. Охранник притащил графин с водой и стакан, сунул Шпагину в руки.

Тот водой побрызгал Верочке в лицо. Попутно еще и по щекам ее похлопал. Помогло! Она дернулась, открыла глаза, пометавшись взглядом. И вдруг как заревет.

– Господи, только не арестовывайте меня, пожалуйста! – принялась она всхлипывать, хватая Шпагина за карман брюк. – Пожалуйста! Я не виновата! Он сказал, что это розыгрыш!

– Все, все, хватит, никто не собирается вас арестовывать, – пообещал он, а про себя подумал, что уволить девицу стоило бы.

Он понял, что она имела в виду. Сразу понял. Наверняка Евгений. Вступив в преступный сговор с новоявленной Машиной сестрицей, опоил чем-то Машу в кафе. Она отрубилась прямо в машине на светофоре и проспала три часа. Машину отогнали куда-нибудь в тупик. За те три часа, что Маша спала в машине, ее сестра переоделась в Машин плащ, сапоги, навестила отца с намерением наказать его за свою неудавшуюся жизнь.

Он ведь ее не признал! Спровадил куда-то!

Евгений, скорее всего, пошел на работу. Девушка, совершив злодеяние, вернулась в машину, снова надела на Машу плащ и вызвала звонком Женю. Они опять подогнали машину к тому самому светофору, на котором Маша вырубилась. Скорее всего, включили аварийку, чтобы не привлекать внимание. Потом воспользовались, вероятно, нашатырем, чтобы привести ее в чувство именно тут и сразу.

Она очнулась там же, где и отключилась. Но ничего, ничего не помнила.

Решила, что все это следствие стресса и расшатавшихся нервов. Обнаружить любимую подругу в собственной квартире с проломленным черепом – это вам не шутка!

А Женя сделал недоуменное лицо, когда она попыталась что-то вспомнить и воссоздать действия, увязав их со временем. И сказал то, что ему было велено сказать. И Верочке то же самое велел сделать.

– Это все милый розыгрыш, уверял он меня! – плакала Верочка, размазывая макияж по лицу. – Сказал, что у них роман в полном разгаре и что Маша потом только благодарна мне будет. Я и решила… посодействовать влюбленным. Тем более что муж Марии Сергеевны мне очень не нравится. Он изменяет ей с моей знакомой! У них скоро ребеночек будет! Представляете?!

Верочка брезгливо сморщила зареванное личико.

– А что же потом произошло, Вера? Почему вы плакали на работе?

– Так Женька пропал, сволочь! Его все ищут! Сначала будто тетка какая-то приехала и его не нашла по адресу, где он проживал. Потом этот дядечка из полиции толстый ко мне пристал с вопросами. А тут еще эта…

– Кто?!

– Девушка! Звонит как-то… Наверное, накануне того дня, когда ко мне этот толстый дядечка начал приставать. И спрашивает Марию Сергеевну.

– Девушка или дядечка?

– Девушка! – укорила его за непонимание Вера. – Я спросила, кто ее спрашивает. Она говорит, сестренка. Я насторожилась и говорю, у Марии Сергеевны нет сестры. Только брат. И тогда она…

– Ну, ну, Вера. Перестаньте плакать. Выпейте воды.

Шпагин погладил девушку по плечу и всунул ей в руку стакан с водой. Ему почему-то совершенно не было ее жалко. Доброхотка тоже еще! Благими намерениями что? Правильно! Вымощена дорога в ад!

Вера выпила полстакана, вернула стакан охраннику. Он все время стоял рядом и грел уши с раскрытым ртом. Вот развлечение так развлечение в разгар его серых трудовых будней.

– Так что она тогда?

– Она тогда сказала, что я ей даже больше нужна, чем сестрица.

– Зачем?

– Я тоже спросила! А она говорит, что звонит, чтобы предупредить.

– О чем? – все время приходилось ее подталкивать, она спотыкалась на каждом слове и замолкала.

– Чтобы я молчала про те самые три часа, когда Машка – это она так сказала – не была на работе. Что, как Женька – это она так сказала – велел говорить, так и говори, мол.

– А вы что? Пообещали?

– Да, а что мне оставалось?! – воскликнула она с горечью и снова расплакалась. – Спросила только, где Женя?

– А она что?

– Она сказала, что он отдыхает. И что это не моего ума дело! И трубку бросила. Хотя я просила соединить меня с ним. Мне очень хотелось наговорить ему гадостей. Он, видите ли, отдыхает, а я тут за него парься! – Она сердито надула губы, зло глянув на охранника, крикнула: – Чего стоишь?! Ступай на место!

Тот тоже разозлился. Отобрал у Шпагина графин, у Верочки стакан и ушел к турникету.

– Что было потом, Вера? – спросил Шпагин, не особо надеясь на чудо.

А потом секретарша вдоволь наревелась от страха. И затихла, как мышка в укромном уголочке. Авось пронесет, авось не заденет.

Дура малахольная! Так ему хотелось на нее наорать и еще стукнуть посильнее, чтобы не пакостила за спиной начальницы. А напакостив, не молчала! А призналась бы во всех своих и чужих заодно грехах. Сколько бы времени всем им сэкономила. Сколько бы нервных клеток сберегла Марии Сергеевне.

Тогда бы многое встало на свои места. И присутствие женщины, очень похожей на Машу, в подъезде ее отца объяснилось бы. И почему на ней был Машин плащ. Да и существование самой сестрицы обнаружилось бы тогда.

Дать бы ей по башке, Верочке этой! И еще одному сотруднику этой процветающей компании – Евгению. Хотя нет. С этим все гораздо сложнее. Этот не просто пакостник. Это уже соучастник!

Если, конечно, отец Марии захочет дать делу ход.

Отец Маши ничего не захотел. Он рад был без памяти снова очутиться дома. Обнаружив перемены в квартире, устроенные для себя и Михаила заботливой Лидочкой, порадовался. Ему, конечно, никто не стал объяснять, что старались не для него. Да он и не сумел бы понять. Он был слишком слаб. Говорил мало, все больше слушал. Маша по его просьбе начала читать ему Достоевского.

– Пробило старика… – с сомнением качал головой Миша. – Черепно-мозговая травма – это не шутка.

Он после всего, что случилось, сдулся, затих, стал покладистым, перестал задираться. И даже Машу перестал называть Матрешкой. Машуня да Машуня. Принялся жалеть, опекать ее, когда узнал, что Володя ушел к другой женщине и что там скоро будет ребенок.

– И чего нам с тобой, сестра, так не везет в личной жизни? – опечалился за ужином Миша. – Мы же нормальные люди, Маш. Чего с нами так судьба?! Отец тоже кобель какой, а! Что натворил!

– Да, натворить они с тетушкой успели, – кивнула Маша. – Кто бы мог подумать! А мама? Как она все это пережила?! Наверное, ей было больно?

– Она знала?

– Да. Отец сказал, что знали все. Все, кроме детей. Муж тетки не сумел ее простить и велел либо убираться вместе с ребенком, либо куда-нибудь его деть. Она и дела! Ничего лучшего не придумала, отправила в детский дом за Уралом. Лишь бы подальше. С ума сойти… И потом долгие годы не помнила вообще о ее существовании. Ее уже и удочерить давно успели, девочку эту, когда у тетки совесть взыграла. Взяла и поехала туда. Разыскала ту семью, дала денег. Назвалась, кто, почему, зачем приехала. Влада была уже не маленькой, сумела подслушать и все запомнить. Вот и явилась сюда мстить.

– Это отец тебе рассказал?

– Да, он. Говорит пока плохо, разобрать сложно. Плакал, когда рассказывал. Каялся, просил прощения. А мне его жутко жалко.

– Почему? – надулся сразу Миша.

Он очень любил мать, сильно горевал после ее кончины, долго привыкал жить без нее. И думать сейчас о том, что отец мог предпочесть ей – святой женщине – ту противную тетку, которая не всегда обходилась приветливо с ними, было очень противно и сложно. Так мало этого, тетка домом распорядилась неправильно. Была бы человеком, дочери бы своей единственной оставила. Ну, или пополам им с Машкой разделила. Чего все Машке-то?

Хотя Машка, по сути, осталась для него единственным родным человеком. Понимающим, заботливым. За последние два дня, наполненные уходом за больным отцом, стиркой, готовкой сразу на два стола – один диетический для отца, второй для них, – она сильно устала. Устала и похудела даже.

– Маш, ты это… – он отложил вилку, подобрав с тарелки до крошки весь ужин, состоявший из рыбных котлет и картошки. – Ты иди, поспи. Я присмотрю за отцом.

– Надо убрать со стола. Прибраться тут. – Маша обвела уставшим взглядом кухню, работы на час. – И что-то отцу приготовить. Хотела спросить, Миш…

– Да?

Он тоже осмотрел кухню и тоже прикинул, что возни тут на час, не меньше. И поэтому помощь свою предлагать больше не стал. Справится Машка, она сильная. Она молодец!

– Ты окончательно порвал с Лидой?

– Да! Да, да!! – При упоминании этого имени у него жилы вздулись на шее. – Как я мог, идиот? Почему отца не послушал?! Такая сука! Такая…

– Миша, я вот что хотела тебе сказать. – Маша взяла печенье из вазочки, повертела в пальцах и вдруг принялась его крошить прямо на недоеденную котлету. – Ты не казни себя. Все идет в нашей жизни так, как должно идти. Иногда мы не в силах предотвратить… Предотвратить любовь, ненависть. Это выше нашего понимания, выше наших сил, как бы мы ни пыжились и ни тужились. Ты ведь знаешь теперь, как погибла Зоя?

– Да, ты говорила, – кивнул Мишка, насупившись.

Он не понимал, при чем тут Лидочка, злостно предававшая его все то время, что он готовился к свадьбе, и ее подруга Зойка? Какие тут могли быть параллели?! Зойка не была шлюхой, никогда не была. Она была нормальной бабой. Толстая, правда, и вредная порой, вечно его подкалывала. Но за это ведь не убивают!

– Так вот я к чему… – Маша с недоумением обнаружила, что раскрошила уже два печенья, засыпав крошками всю тарелку. – Зоя не могла знать, что с ней случится. Не могла предотвратить. А она была очень осторожной, очень! Меня часто жизни учила. Ты же знаешь!

– Знаю.

– А тут вот с ней такое случилось. С ней! С самой рациональной, в моем представлении, с самой разумной и рассудительной… Значит, так тому и быть…

– Не мели чепухи, – не выдержал Мишка и тут же завелся. – На хрена надо было на ночь глядя светиться в магазине с этими брюликами?! Дня ей не хватило?! Зашла поглазеть и вдруг купила! Скажите, какой дефицит выбросили на прилавок! Или хотя бы головой по сторонам покрутила. Беспечность, Машка! Всему виной наша беспечность. Я вот тоже… О чем я вообще думал, не понимаю?! – возмутился он вдруг, приподняв плечи и разведя руками. – Думал, что она станет Белоснежкой?! О чем я думал, Машка?!

– Да ни о чем ты не думал, Миш. Ты просто ее любил. Не кори себя за это. Что было, то было. В конце концов, если бы не она со своим другом, мы никогда бы не вышли на след убийцы Зои. Нет худа без добра, Мишка. Нет худа без добра…

Он все же помог ей с уборкой в кухне. Потом помог помыть отца и даже вызвался почитать две главы, когда у нее начали глаза слипаться. Миша выгнал ее из комнаты, приказав отдыхать. Когда отец уснул, он вдруг застал Машу за сборами.

– Ты куда?! – перепугался он сразу перспективе одиночного бдения при папаше. – А как же мы? Как же я?!

– Миша, я позвонила своей знакомой. Та через своих знакомых свела меня по телефону с хорошей женщиной. Она занимается уже много лет тем, что ухаживает за больными стариками. Очень ответственная и порядочная дама.

– И что?! Я платить ей, что ли, должен?! – возмутился Миша.

Машка в роли сиделки обходилась совершенно бесплатно. Как раз наоборот! Она покупала продукты, заплатила за два месяца вперед за квартиру и купила старику что-то из одежды. Все так здорово сложилось, и тут бац – какая-то сиделка!

– Платить сиделке, Миша, буду я.

Маша в изнеможении закатила глаза. Нет, брата ничто уже не изменит. Он таков, каков есть. Она бы, может, и потерпела, не попадись он ей сегодня на элементарном воровстве. Пока она чистила картошку, он слазил к ней в сумочку и утащил сотню долларов. А ее тоже угораздило именно в этот момент вспомнить, что оставила мобильник в сумочке, и рвануть в прихожую прямо с ножом в одной руке и с картофелиной в другой. Вышла из-за угла, а братец ее сумочку обыскивает.

Так сделалось противно! Она резко ретировалась, благо он ее не заметил, а то бы свой конфуз тут же обставил гневом. У нее сил совершенно не осталось, тем более на всяческие разборки с братом.

Сотни ей, что ли, жалко? У нее полон кошелек бабла! У него и так жизнь не задалась, и так все навалилось, тут она еще со своей вечной жадностью!

Так бы стал верещать Мишаня, полыхая праведной обидой. А она бы через десять минут и впрямь себя гадиной посчитала.

Отец сегодня тоже учудил. Видимо, в знак благодарности ей за заботу вдруг заявил, что его младшая дочь гораздо интереснее, чем она. Здорово, правда?

Нет, пора было удирать отсюда. Пора было возвращаться домой.

Утром позвонил Володя и сказал, что вывез все свои вещи, включая кое-что из бытовой техники. Интересно, старенький приемник, работающий от батареек, он ей оставил? Что-то подсказывало ей, что бывший муж это вот самое «кое-что» воспринимал иначе, чем она.

И она срочно нашла сиделку отцу. Сговорилась в цене. И теперь решила…

– Драпаешь, предательница?! – Мишка обиженно засопел, кивнул в сторону спальни отца. – А меня один на один с этим старым развратником оставляешь?! Мне же с ним говорить теперь не о чем!

– Не говори. – Маша сняла домашние тапочки, сунула их под тумбочку, обула туфли, надела твидовый пиджак, застегнулась на все пуговицы. – Сиделка им займется. А ты… Ты пойди поработай, Мишаня. Лучшее средство от депрессии, поверь.

– Ага! Сама-то в отпуске! Умная какая! Лучше бы… – он вдруг с силой стиснул зубы, шумно задышал и выпалил через минуту: – Лучше бы та чокнутая тебе башку проломила, чем отцу! Проку от тебя здоровой, Матрешка?! Убирайся!!!

Честно?

Пока спускалась по лестнице вниз, невольно порадовалась за беспутную Лидочку, которой не досталось такое счастье. Подумала, что Господь смилостивился и спас ее заблудшую душу. Может, что и выйдет у нее с ее бывшим художником? Может, и получится счастье?..