Текст книги "Ведьма отмщения"

Автор книги: Галина Романова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Сережа послушно открыл душ, сделал воду погорячее. Они пододвинулись так, чтобы вода попадала им на спину и грудь, но не мочила волосы.

– Ты так много пьешь, а такой… Сильный! – Лидочка, зажмурившись, прижалась щекой к его плечу, они были почти одного роста. – Может, ты бросишь пить, а, Сережа?

– А может, ты бросишь тогда своего жирдяя? И вместе с ним всех своих остальных, а?

Он спросил просто так, без злости и упрека. Она и не обиделась. Оба знали, что назад пути нет. Ни ему, ни ей. Слишком велика была зависимость у обоих от выбранной ими жизненной иглы.

– Лидочка моя… Славная… – шепнул он ей и потянулся губами к ее рту. – Любимая… Ты ведь знаешь, что никто тебя не будет так любить, как я, знаешь?

– Знаю.

Она послушно ответила на поцелуй, хотя было неприятно целовать его. Немного даже мутило от проевшего ему все внутренности перегара.

– Ты ведь не просто так ко мне пришла, да, малыш?

Он все еще прижимал ее к себе, но понимал, что она сейчас начнет возиться, высвобождаться из его рук, потом вылезет, вытрется, оденется и снова станет чужой и недосягаемой.

Иногда…

Иногда, не часто, его посещали страшные мысли. Они были ужасными, липкими, от них его бросало в пот, и он их суматошно гнал от себя. Но они в последнее время навещали его все чаще и чаще.

А что, если взять и умереть с ней вместе, а?! В один час, в одной постели, в одно мгновение, в один выдох?!

Потом его тяготили угрызения совести, делалось потным и вялым все тело и сохло во рту. И он даже не мог себе представить, как бы он вообще сотворил такое с ней, с собой?!

А сейчас вот вдруг взялось и придумалось. Наверное, это оттого, что очень, очень не хотелось ее отпускать.

– Лидочка, милая…

Сергей нащупал у нее на шее пульсирующую жилку. Погладил заскорузлым, но тщательно отмытым пальцем. Чуть надавил, подержал так какое-то время, хотел увеличить давление, но тут же испуганно убрал палец в сторону.

Она даже ничего не заметила. Стояла, прижавшись тесно к нему, и спокойно дышала. А потом она начала говорить, и он пожалел, что не довел до конца свое страшное намерение. Но было уже поздно, его мечты сменились страхом, липким потом, сухостью во рту. Он уже ничего не мог поделать ни с собой, ни с ней, ни с ее жутким планом.

– Я не могу! – просипел Сережа, когда они уже давно выбрались из ванны, вытерлись, оделись и снова сели друг против друга в единственной комнате. – Я не могу, милая!!!

– Сможешь! И сделаешь! Оставляю тебе денег. Приведи в порядок квартиру, в конце концов, трахаться с тобой уже негде стало! – Она вдруг сделалась нервной и напряженной, заторопилась: – Приведи в порядок себя. Купи что-нибудь из одежды. Можешь попить пару дней. К концу недели будь готов! Я позвоню!

– Я не могу… – прошептал он ей вслед, но она уже не услышала, ушла. – Я не могу… Я никогда никого…

Глава 7

Сергей Иванович Мысков вяло ковырялся в тарелке старой алюминиевой вилкой. Завтрак состоял из вчерашней гречневой каши с постным маслом. Котлетой либо сосиской он пренебрег. От мяса стареют, вычитал он где-то не так давно. Стареть не хотелось. Хотелось еще долго-долго оставаться молодым, бодрым, юным духом и телом. Тело пока не подводило, по утрам он почти час занимался физзарядкой, потом обливался холодной водой, брился, мазал лицо увлажняющим кремом. Тело не подводило. Морщин было мало. Но вот сила духа…

Дух поостыл в его бодром теле. Все как-то разом перестало радовать, накатывало смятение, грызла непонятная тоска. А с чего? Из-за погоды? Вряд ли. Весна за окном бушевала, скоро сады зацветут. Можно будет у Машки в саду пересидеть это время, надышаться на всю осень нежным ароматом. Она же не погонит его оттуда, Машка-то? Она же все, что у него осталось после того, как…

После того, как его предал единственный сын – Миша.

Ох, Миша, Миша! Что же ты наделал-то!!! Разве же можно было так?! Сколько с женой покойной планов строили о будущем своих детей. Сколько мечтали, баюкая их, орущих в колыбели. С Машкой все вроде нормально. Девка основательная выросла, серьезная. Иногда даже чересчур. С работой у нее все отлично. Квартира хорошая, дом опять же старая сволочь ей отписала. Муж…

Муж, кажется, давно уже косит на сторону. А и черт с ним, с ее мужем. Нужен он ей? Она, кажется, его даже не замечает порой. Сама в себе как-то. Она вообще с детства была молчуньей. Смотрит так на тебя, молчит, а глазищи сверлят тебе башку, сверлят. Он, если честно, ее всегда побаивался. Так и казалось, что ляпнет невзначай ребеночек чего-нибудь при жене, и пиши пропало. Хотя он при детях ничего такого себе не позволял. Но дети, они, как провидцы, видят даже через стены. Н-да… Машка девка основательная, за нее и голова не болит. Если только от раздражения за ее излишний успех и нежелание возиться с ними со всеми.

А вот Мишаня…

Как же он так мог предать собственного отца?! Как мог променять его на проститутку, прости господи!!! Он ведь, когда узнал, так и сказал ему – либо она, либо я. И он что? Хлопнул его по плечу лапищей, ухмыльнулся, ушел, а через день позвонил и говорит, что выбор сделал не в его пользу. Так-то!

Лидка девка красивая, и фигура у нее, и ноги. В проститутках-то уродин не особо жалуют, это он в кино видел. Там большинство красотки. И умасливать пыталась его, когда Мишка – идиот ее знакомиться приводил. Только он сразу сказал ей: не мечтай. Сказал, как отрезал. С Мишкой, конечно же, повздорили, он ушел, дверью хлопнул. Но, правда, ненадолго. Куда ему еще идти-то? К шалаве своей? Она небось в промежутках между ним, завтраком и обедом еще кого-нибудь принимает. Неспроста же он то и дело дома появляется. Неспроста. Какую-то пургу тут нес недавно про размен квартиры. Ага! Щ-щас! Они с матерью наживали, наживали, а он делить будет?! Нет уж, сынок дорогой! На-ка, выкуси!!!

Сергей Иванович не заметил, как сложил кукиш свободной от вилки рукой.

– Хрен тебе, сынок, – проговорил он негромко. – Сами зарабатывайте. У тебя будущая супруга о-оочень работящая! И на свадьбу ни рубля не дам!

Деньги у Сергея Ивановича водились. Он на себя пенсию жены перевел, так теперь можно. А у нее пенсия была хорошая. Да и запасы, совместно нажитые, еще не профукал. Он очень экономный. И Машка опять же помогает, подкидывает. А он не транжирит их, как сынок, а складывает. Так что денежки-то у него есть. И Мишка, засранец, догадывается, что у отца кубышка есть. И кругами ходит вокруг этой темы, без конца затевая разговор о свадьбе и о больших тратах.

– Мне твои затраты по хрену! – отрезал пару дней назад Сергей Иванович, стоило Мишке опять про свадьбу заикнуться. – Была бы девушка приличная, я бы, может, все отдал! Все, до последней копейки!.. – Это он лукавил, конечно же, и сам понимал, что лукавит, но Мишка-то об этом не знал. – Но на шлюху… Ни рубля не дам!

– А если внуки пойдут, батя? – ныл Мишка, ходя за ним по квартире по пятам и нервно дыша ему в затылок. – Если внуки?

Внуков Сергей Иванович давно хотел. Спал и видел себя с маленьким мальчиком за ручку, прогуливающимся по двору. Как разговоры с соседками ведет о присыпках, памперсах и витаминах, тоже в мечтах видел. И как на велосипеде кататься учит внука, мечтал.

Если бы случилась внучка, он бы не расстроился. Внучка тоже здорово. Он бы даже плести французскую косу научился. Он по телевизору видел, как это делается. И сразу решил, что тоже сможет. Внучки, они хорошие, нежные.

Внуков Сергей Иванович всегда хотел от Мишки, всегда! От Машки не ждал. Стоило представить, как малыш сверлит ему лоб умными, догадливыми глазенками, так тошно становилось. Ему Машки хватило в детстве. Не хотел он умных, догадливых малышей, не хотел. Пусть будут капризные, сопливые, но Мишкины.

Но Мишка подвел! Он решил жениться на путане! Он сделал свой выбор в ее пользу. И детей решил с ней заводить, идиот! Там болячек каких-нибудь скрытых не счесть. Сколько она могла их за свою профессиональную деятельность нахвататься-то!

Сергей Иванович со вздохом откинулся на спинку стула, глянул на застывшую кашу в тарелке. У него вот даже аппетита нет, и он нормально позавтракать не может. А завтрак для человека очень важен. Все они, дети! Все они виноваты, что лишили его аппетита!

Сначала Мишка, а теперь и Машка не отстает!

Машка-то, кто бы подумал! Такая вся правильная, стабильная, и на тебе – труп в ее квартире обнаружен! Что теперь будет? Наверняка по судам затаскают из-за ее подруги-коровы.

Зойку Сергей Иванович не терпел, вечно с ней собачился. Не в открытую, конечно, цеплялись. Так, с подвохом, с подковырками. Машка теперь в центре скандала, да. Не все Мишке дерьмо лопатой мешать. И ее запятнали. Надо же…

Он поймал себя на мысли, что немного повеселел. Взял в руки старую алюминиевую вилку, пододвинул тарелку поближе и принялся уминать остывшую гречневую кашу. Он съест все до последней крупинки, потому что это очень важно для его организма. Даже если это и невкусно, он все равно съест. Потом он вымоет посуду, приберется в квартире, выйдет на улицу и посидит на скамеечке часок с дворовыми кумушками. У них, как по расписанию, с одиннадцати до двенадцати – час обмена новостями.

– Мы не сплетничаем, дамы! – склонялся он к каждой сморщенной ладошке с поцелуем. – Мы обмениваемся информацией!

Потом он прогуляется, пообедает где-нибудь в городе, вернется домой, поспит часок, сходит на стадион. Там у него другая компания имелась, ходили они неспешно кругами, он иногда бежал трусцой рядом с ними. Там обменяется информацией. Вернется к ужину домой. Приготовит, съест, посмотрит телевизор.

Если Мишка явится сегодня, можно будет обойти тошный разговор стороной и просто пообщаться, как раньше. Можно Машке позвонить, полюбопытствовать, как ее дела. Грешно признаваться, но он испытывал тайное удовлетворение от ее изменившегося голоса. Лишился прежних уверенных ноток, лишился. Подрагивающим стал, заискивающим. Позавчера дочка так вообще его здоровьем обеспокоилась.

Прямо в трубку хотелось плюнуть! Чтобы оглохла она от его плевка!

Здоровье его стало ее беспокоить, как же! Полиция, небось, всю холку истрепала ей своими вопросами, вот и об отце вспомнила. Когда в наследство вступала и деньгами ворочала на работе, небось, о нем не думала!

Как из дома-то их с Мишкой погнала, стерва, а! Как наорала на них тогда! Мишка всю дорогу матерился.

Ладно, жизнь все расставляет по своим местам. И тут все наладит, как надо.

Сергей Иванович убрал веник за мусорное ведро, протер подмышки мокрым полотенцем, помусолил шариком дезодоранта, надел свежую футболку, спортивный костюм, присел в прихожей на маленькую тумбочку, чтобы обуться, и тут в дверь позвонили.

Кто бы это мог быть?

Он вдруг забеспокоился. К нему никогда никто не приходил в это время – с десяти утра до одиннадцати. Никто никогда! У Мишки ключи. Машка всегда звонит, прежде чем приехать. Да и была она тут год назад, наверное. Не жалует отчий дом, зажралась.

– Кто? – строго спросил Сергей Иванович, подкравшись к двери с кроссовками в руках.

У него почему-то вдруг отчаянно заколотилось сердце. Волнение ли то было или испуг, он сказать не мог. Но даже во рту пересохло.

– Это я. Твоя дочь, папа.

Сказано было очень тихо. Он не разобрал и повторил:

– Кто, кто?

– Это я, папа. Твоя дочь.

Голос был женский, он не мог ошибиться. И будто на Машкин похож. Только тихо говорит чего-то. Хотя…

Хотя у нее голосок подсел после того, как в ее доме убитую подругу нашли. Чего приперлась-то к нему в такое неурочное время, интересно? У папки на плече поплакать? Ишь ты, даже на работу свою наплевала ради родительского утешения. Ну что же, он готов ее выслушать. Готов посочувствовать. И даже советом помочь. Только вот пусть она половину дома Мишке отпишет. А то и весь! А что?! Вдруг ее посадят? Не найдут убийцу, на нее все спишут и посадят. Кому тогда дом-то останется? Вовке? Так кобелирует он, по слухам, направо и налево. Он на второй день в квартиру и в дом свою постельную шавку притащит. Мишка будет на съемном жилье мыкаться. Все равно с кем, хотя бы даже и с проституткой своей. А Вовка одним задом сразу на два дома жить станет?

Нет уж, Машенька! Увольте! Коли пришла к папке за советом и сочувствием, будь любезна выслушать все до конца.

Сергей Иванович прокашлялся, проговорил, будто немощно и болезненно:

– Щас, доча, щас. Что-то сердце прихватило…

Он на цыпочках вернулся к низенькой тумбочке, поставил кроссовки возле нее, носочек к носочку. Поправил седые волосы перед зеркалом, напустил в глаза скорби и страдания и тогда только прошаркал к двери.

Дверь открыл, шагнул назад. Широко распахнутыми глазами наблюдал за тем, как она переступает порог, как ухмыляется премерзко, глядя на него сверху вниз.

– Ты-ыы??? Ты чего это, а??? – просипел он, увидав в ее руках резиновую дубинку с металлическим наконечником. – Ты чего это удумала-то, а???

– Пошел вперед, папа! – она уперлась металлическим наконечником в его дряблую шею прямо под подбородком. – Пошел! У меня оо-очень мало времени.

– Так и не проходи, чего ты, а? – предложил он ей заискивающим, дребезжащим голосом, похожим на козлиное блеяние.

– Я и так у тебя чрезвычайно редко бываю, папа. Есть разговор. Важный разговор, папа.

Дубинка легонько ударила Сергея Ивановича под лопатками. Легонько ударила, а у него все тело заныло. Теперь уже от страха. Черт знает, что на уме у этой чертовой девки! Возьмет вот ему и черепок проломит. С нее станется, она всегда казалась ему сумасшедшей.

– Сядь!

Металлический наконечник дубинки опустился на край дивана. Сергей Иванович послушно сел, сдавил коленками подрагивающие старческие ладони. Вспомнил, как ныла душа у него за завтраком. Понял теперь, что чувствовала его душа, все чувствовала.

– Есть разговор. – Она села напротив на стул, закинула ногу на ногу. Принялась поигрывать дубинкой, легонько тюкая ею по голенищу своего сапога.

– Говори, раз пришла. Я слушаю.

Он раздвинул губы в улыбке, хотя внутри все дрожало от страха. Ее улыбка внушала ему ужас. Дикий, первобытный, от которого хотелось визжать, забившись в дальний темный угол, и не выходить оттуда, пока все не закончится.

– Ты мне должен, в курсе?

Он согласно мотнул головой. Раз она так считает, пусть так и будет.

– О-очень много должен, за то, что недолюбил, за то, что…

У нее вдруг сдавило горло спазмом, и голос сел до сипа. И глаза наполнились слезами, видимо, от жалости к себе – сволочуге. Она запрокинула голову назад, и светлые кудряшки рассыпались по плечам и спине. Быстро справилась со слабостью, которая его, спору нет, порадовала.

– Согласен?

– Да. Недолюбил, – кивнул он еще раз.

– Отлично, папа! – Она озорно и незнакомо сверкнула в его сторону глазищами. – Тогда ты понимаешь, что пришло время платить по счетам?

– Понимаю, – осторожно согласился он, и душа снова заныла.

Все ведь сейчас выпотрошит, гадина! Все вытащит из него, все до копейки, все до цента! Ему его сбережения душу грели! В самый тяжелый час вспомнит, бывало, о накоплениях и тут же радуется. Ему бедная старость не грозит, он побираться не станет.

А чего же теперь-то? Теперь он будет нищ и гол, как сокол?!

– Если понимаешь, плати! – предложила она и выразительно потерла перед его носом большим и указательным пальчиками.

– Сколько? – еле выдавил из себя Сергей Иванович и понял вдруг, что трясется всем телом, как лист осиновый на ветру. – Сколько ты хочешь?

– Я хочу все, папа! – и она рассмеялась звонко, раскатисто, как могла смеяться только ее мать.

– Все?

– Все!

– А… А все – это что?!

– Ты должен переписать на меня эту квартиру – раз! Ты должен оформить на меня дачу – два! Ты должен… Думаешь, я не знаю, что у тебя есть деньги?!

– Квартира… Дача… Деньги…

Он еле шевелил губами, повторяя за ней по пунктам ее ужасные требования.

– Я не ослышался? Ты хочешь загрести все?!

– Не ослышался! Все!!!

– А… а как же Мишка?! Он-то как же?!

– Мне твой Мишка по барабану, понял!!!

Ее голос набрал обороты, сделался противным, неузнаваемым. Нет, нет, о чем он? Голос-то как раз стал невероятно похожим на карканье ее мамаши. Та всегда так каркала, когда что-то ему предъявляла. А предъявляла она почти всегда, ворочаться ей, суке, в гробу!!!

– Надо поровну… дочка, – понизил голос Сергей Иванович. – По справедливости.

– Что?! Что ты сказал?! Справедливость??? Я не ослышалась???

Она вскочила на ноги, подлетела к дивану, на котором он горбился. И прежде чем опустить тяжелую резиновую дубинку с металлическим наконечником ему на голову, дважды ударила по дивану, почти задевая его ляжки.

По голове она его ударила несколько раз. Сильно, с оттяжкой. Ему было очень больно, и он подумал, падая на пол, что ничего этой суке не достанется, если он помрет. Ничего! Он давно уже завещал все свое добро Мишке. Давно! Единственное, о чем в дикой тревоге всколыхнулось напоследок его сердце, – это деньги.

Если эта гадина найдет его схрон, она заберет все! Все до копейки, все до цента, все до последней денежки. А там много, слишком много для нее одной…

Глава 8

Лидочку трясло, когда она поддерживала под руку своего Мишаню возле больницы. Трясло, когда она вытирала ему слезы с потного полного лица.

– Мишаня, милый, ну успокойся, он старый человек, – шептала она, едва владея языком и губами.

Рот одеревенел. У нее даже губы не шевелятся! Может, у нее микроинсульт? Мысль скользнула в голове отвратительной гадиной, сползла за воротник черной кожаной курточки, забралась под ремень джинсов и свела коленки судорогой. Она сейчас упадет! Упадет в обморок! И Мишка сразу переполошится еще больше, а когда придет в себя, то задастся вопросом: с чего это нежеланная нелюбимая будущая невестка так о свекре своем будущем печется?! Уж не она ли приложила руку к его голове?!

Господи, спаси и сохрани! Господи, спаси и помилуй!!! И ее спаси, и Серегу ненормального, перестаравшегося до такой вот степени. Она же ему что сказала, идиоту?! Что??? Она велела ему немного покалечить старика. Немного! Чтобы он в помощи их с Мишаней нуждался. Чтобы на больничной койке очутился с переломами – пусть так, но в сознании. В сознании, с осознанием, что ему теперь без своей будущей невестки ну просто никак нельзя. Она ему вон и супчики протертые носит, и котлетки паровые, и свежевыжатый сок.

Только старик не жрет ничего. Он в коме!

Она так хотела, так!!! Она даже и думать не могла, что Серега его в кому спровадит. «Старик вряд ли выживет», – так сказал доктор, с которым разговаривал Мишаня. Старик получил множественные увечья. Некоторые просто несовместимые с жизнью в его-то возрасте. Он вряд ли оправится.

Да не дай бог и оправится, резала страшная мысль пуще ножа! Оправится и говорить станет, что тогда?! Если уж не сумел сделать все как следует, надо было тогда уж до конца…

Мишку ей было откровенно жалко. Мишка был просто раздавлен. Он, оказывается, очень любил своего отца. Очень! И расплакался, как ребенок, у нее на плече.

– Найду, убью падлу!!! Клянусь! – сипел он, размазывая сопли и слюни по лицу. – Просто задушу собственными руками!!!

Тут Лидочке вторично стало жутко страшно. Теперь опасность угрожала уже не только со стороны полиции. Если Мишаня подключится, разговорит соседей, он непременно узнает, кто был в тот день у Сергея Ивановича.

А Серега там был, был! Она за ним из машины наблюдала, она его туда и привезла. Только ждать не стала, уехала. Так они договорились.

Блин, блин, что же делать???

Лидочка перевела дыхание, вытерла ладошкой мокрые от слез щечки.

Если Мишаня выйдет на Серегу, это будет труба полная! Ему не составит труда узнать теперь уже от Серегиных соседей, кто его частенько навещает и по какой причине. А если он об этом узнает, то не видать Лидочке ни свадьбы, ни тихой семейной гавани с детишками и стабильным социальным положением. Мишаня ее бросит. А больше ее никто в жены не возьмет. Никто!

– Лидуша, Лидуша, что делать-то?

Миша вытер трясущейся ладонью лицо, надавил пальцами на глаза, плечи его снова начали вздрагивать. Лидочка осторожно повела его вдоль больничных стен к выходу.

Пора его было увозить домой. А то он тут возле отцовской палаты окочурится точно.

Она не повезла его к себе. Сегодня к одиннадцати вечера у нее была назначена встреча. Все должно было произойти быстро, но по хорошему тарифу. Клиент улетал на ПМЖ в Америку, обещал озолотить напоследок. Терять такое выходное пособие она не могла даже ради убитого горем Мишани. Ничего, она его сейчас умоет от соплей и слез, накормит, даст снотворного, посидит, побаюкает, а потом…

– Я не хочу к отцу! – вдруг заартачился Мишаня. – Я хочу к тебе, Лидуша!

– Милый… Милый… Успокойся… – Она съехала на обочину, заглушила мотор, глянула на него с мягкой укоризной. – Нам надо привыкать к этим стенам. Пора.

– Считаешь? Но если отец выживет, он же тебя… – Мишаня съежился, глянул на любимую виновато. – Прости!

– Все в порядке, милый. – Она погладила его пухлую бледную щеку, тронула кончиком пальца растрескавшиеся губы. – Я все понимаю. Но и ты пойми, Сергей Иванович, вернувшись, не сможет сам себя обслуживать. За ним нужен будет уход. Так ведь?

– Да, – кивнул он рассеянно, рассматривая мокрый от дождя ствол тополя, в который Лидочка почти уперлась бампером.

– А кто за ним, кроме нас с тобой, станет ухаживать? Маша?

– Машке некогда, – машинально опротестовал он. – У нее работа важная. Она даже в больницу не часто заглядывает.

– Вот видишь! Придется ухаживать нам. Кто, если не мы, а?

– Никто, – согласно кивнул он, поморщился. – Так там страшно… В крови… Я не могу, Лидуша. Может, завтра? Уберем там все.

– Уже все убрала, любимый. Уже все там в порядке. Даже лист обоев переклеила за диваном.

Конечно, не она сама кровищу смывала. Конечно, пришлось раскошелиться и пригласить девчат из спецслужбы. Вылизали так, что не придерешься. И обои они переклеили. И даже шторы вызвались постирать. И окна вымыть.

– Все равно мыть пора, весна, – с улыбкой предложила старшая из группы. – Вам облегчение, нам заработок.

Лидочка согласилась, доплатила им. Квартира уже вчера вечером сияла чистотой. Полки холодильника ломились от продуктов. И это при том, что геройство это совершалось ею в состоянии жутчайшего стресса. Что ее трясло и лихорадило оттого, что совершил Серега. И оттого еще, что, возможно, придется говорить с полицией. Пока они лишь координаты ее записали, пряча многозначительные ухмылки за суровостью лиц. Пока беседа с ними только должна была состояться. А когда состоится, тогда что?!

Они узнают, чем она зарабатывала на жизнь. Узнают непременно, что Сергей Иванович не хотел ее в невестки. И сразу сочинят мотив.

Конечно же, у нее алиби! После того как она Серегу высадила из машины за пару кварталов от дома будущего свекра, она тут же помчалась к маникюрше. И проторчала в ее кресле три часа.

Алиби железное!

А Серега из дома ее будущего тестя исчез, как испарился. И позвонить ей должен будет лишь через неделю. Таков у них уговор. Менты не дураки, они ведь все телефонные разговоры пробьют. Все по минутам сопоставят. Был у нее один из них в клиентах, много порассказывал.

Так что никаких контактов с исполнителем еще неделю. С того момента, как Сергею Ивановичу голову проломили сразу в нескольких местах, прошло пять дней. Еще ждать неделю. Потом уж она Сереге предъявит, идиоту. По полной программе предъявит. И за то, что перестарался. И за то, что дедушку ограбил. Квартиру перевернул, придурок, вверх дном. Мишка сказал, что отцов тайник пуст. Сколько же Сереженька прикарманил, а?

– Мишаня, – нежно позвала она любимого, погладила по склоненной на грудь голове. – Едем?

– Там, в квартире, правда все тип-топ? – он поднял на нее больные мутные глаза.

– Да, поверь. Там все в полном порядке. Едем?

– Едем, малыш.

Они заняли спальню. Вещи Сергея Ивановича она еще вчера сгребла из шкафа и разместила в сумках в кладовке. Большую кровать застелила всем своим, новым. В большой комнате ничего пока не трогала. Вдруг старик и правда оклемается и вернется? Старый, хворый, немощный, он наверняка станет еще противнее, чем живой и полный сил. Нельзя, чтобы он не увидел, очнувшись, своих личных вещей. Не стоит торопиться, у нее вся жизнь впереди.

Лидочка выкупала Мишаню, как ребенка. Даже голову высушила большущим новым полотенцем яркого лимонного цвета. Нарядила в новый махровый халат в синюю и серую полоску, помогла обуть удобные теплые тапки. Отвела за руку в кухню, где уже накрыла стол.

Мишка почти не ел. Тупо, не мигая, смотрел куда-то в угол, вяло жевал паровую осетрину. И не чувствовал, поди, что жует. Лидочка даже обиделась на него. Но потом, пододвинув ему чай с ромашкой и растворенной в нем таблеткой снотворного, не удержалась, спросила:

– Ну, милый, что там говорят-то?

– Кто? Что? – он остановил руку с чашкой чая.

– Врачи, полиция? Они единодушны в своем мнении, что нападение совершено одним человеком, или гадов было все же несколько?

Ох, как ей хотелось уцепиться за это! Ох, как хотелось услышать версию про банду каких-нибудь уродов. Ох, как верилось, что следствие пойдет ложным путем!

Но Мишаня ее разочаровал.

– Этот урод был один. Удары наносились одним человеком. Следы от обуви одного человека.

– Ага… – она потерла большим пальцем несуществующее пятно на столе свекра, которого не без ее помощи спровадили в кому. – И что еще? Какие-то еще соображения есть? Как они этого гада искать собираются?

– Я не знаю. – Мишка хлебнул чая со снотворным, хлебнул еще, поставил чашку на стол. – Камер в подъездах нет. Их вообще тут поблизости нигде нет! Соседи мелют какую-то чушь про дочь.

– Какую дочь?! – Лидочка аж подпрыгнула и за руку его схватила, удерживая чашку в своей руке. – Какую дочь, Мишаня???

– Машку, какую же еще! – фыркнул он и глянул на нее, как на дурочку. – Тетя Таня со второго этажа, это отцова подруга по посиделкам на лавочке, говорит, что видела, как Машка входила в подъезд где-то перед обедом. Выходила или нет, она не видела, но как входила, видела… со спины. Машку же ни с кем не перепутаешь, так ведь?

– Точно. А она сама что говорит?

– Кто? Машка?

– Ну!

– А я знаю? – Миша вытаращил на нее осоловевшие глаза. – Я со следователем толком не говорил. Мне не до этого. Но врач сказал, что… Что отец не ожидал нападения. Он сидел на диване. Как сидел, так и упал. А Машка… Она что? Она ревет и молчит. Володьке, что ли, позвонить завтра расспросить?

– Ага! Точно, Миш! Что это мы ничего не знаем-то? А про меня, Миш? Про меня ничего такого?..

– Ты-то тут при чем, Лида?! – Мишка отчаянно зевнул. – Ну не любил тебя отец, не любил он тебя давно. Чего бы ты столько ждать стала? И в дом к нему полезла? Ты бы его на улице где-нибудь подкараулила, так ведь?

– Иди ты! – она с обидой ткнула его в плечо кулачком. – Он же твой отец, Миша! Даже думать об этом дико! К тому же… К тому же я весь день была на людях, у кого хочешь спроси.

– Ну да… – он кивнул. – Я же звонил тебе весь день. Каждые полчаса, наверное. Ты то там, то сям. Нет, я следаку так и сказал, чтобы к тебе даже не подкатывал. Тут все, мол, чисто. Машку, говорю, трясите. И бандитов, что в районе грабежами промышляют. Тайник-то разворотили, все забрали! А у отца бабло было, это сто процентов.

И тут Мишка с тоской подумал, что еще две недели назад обдумывал свой собственный план. Чудовищный и грандиозный по размаху. Как же ему теперь за это стыдно и больно! Как же мерзко на душе!

Он планировал ограбить отца! Он обдумывал, как это можно сделать, искал варианты, просчитывал время. Он злился на него. Не понимал его антипатии к Лидочке. Мало ли у кого какое прошлое, так? Бесился, что тот не дает денег на свадьбу. Что не хочет разменивать квартиру. И тут такое!!!

Отца ему было очень, очень жаль. Старик не заслужил такой чудовищной боли перед смертью. И очень жаль было денег, которые он так и не успел стащить у старого скряги. А кому-то это все досталось. Кому?!

Миша широко зевнул, потер глаза. От слез, что ли, так щиплет? Глянул на Лидочку. И чего отец взъелся? Красавица же, ну! И хозяйка какая! Квартиру в порядок привела за вечер. Всего настряпала. Спальню для них подготовила, мечта, а не спальня. Все новое, хрустящее, пахнущее отлично.

И вдруг сразу захотелось в тишину этой самой спальни. Под пышное одеяло. Зарыться лицом в подушку, закрыть глаза и сладко, сладко спать. И не думать, и не печалиться. В конце концов, Лидочка права, отец уже старый человек. Ему все равно скоро было помирать. Хотелось бы, конечно, чтобы своей смертью. Но раз так получилось…

Если помрет, квартира достанется ему. Миша сам видел завещание. Отец показывал. Это будет здорово. Он любил отчий дом. Ему тут всегда было уютно, в отличие от Машки. Та не любила здесь жить и, когда съехала, став самостоятельной, крайне редко тут появлялась.

Чего тогда пришла в тот день, когда на отца напали? Что ей было нужно в это время от него, когда рабочий день в полном разгаре? И надо же, как совпало, стоило Машке у отца появиться, как его находят с пробитой головой и с пустой кубышкой. Как-то все…

– Лидуша, я спать хочу. – Он почувствовал вдруг такую слабость, что еле удержался на стуле. – Проводи меня, а?

Она проводила, стащила с него домашний халат, тапочки, уложила в кроватку, укутала одеялом. И стоило Мишане крепко смежить глаза и задышать ровно, как тут же засобиралась.

Ей еще подготовиться к визиту клиента нужно. Тот любил на ней ажурное белье, черные чулки, хлыстик, резкий запах духов, яркую помаду, взлохмаченные волосы. Ударить в грязь лицом напоследок она не могла. Значит, надо торопиться.

Лидочка вышла на улицу, поежилась от свежего ветра, нагонявшего дождь с запада. Села в машину, выехала со стоянки, и тут позвонил Серега.

– Идиот!!! – скрипнула она зубами, вырулила со двора, влилась в плотный поток вечернего проспекта, сбавила скорость. – Нашел время!

Она решила не отвечать. Договорились же, что он подождет, что он какое-то время подождет. Чтобы не было ни единой зацепки у полиции. Чтобы никак они не связали увечье ее будущего свекра с ней и уж тем более с Серегой!

Не станет она отвечать! Пошел он…

Он не пошел, это разбитое алкоголем и ее предательством чудище! Он пришел! Пришел прямо к ней домой! Хорошо, ума хватило дождаться, пока клиент свалит. А то заработала бы она, как же. Но вот следы их постельных баталий Лидочка смыть с себя не успела. И носилась по квартире в черных чулках, кружевном поясе, корсете, со смазанным макияжем и спутанными волосами.

Если бы она знала, что это Серега, ни за что не открыла бы дверь. Она так устала, что решила по рассеянности, что клиент вернулся. Забыл, может, что-то. Распахнула дверь с дежурной улыбкой, а там ее бывший во всей своей красе.