Текст книги "Когда-то моя половинка... (СИ)"
Автор книги: Галина Шатен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)
Посвящается моему дорогому и любимому человечку – Марии Лапиевой.
Машуня, в память о наших школьных годах!
ОСЕНЬ.
Евгения
– Ну, вот и конец, последняя, – мама глубоко выдыхает и облокачивается о стену. Я смотрю на нее, затем перевожу взгляд на нескончаемое количество коробок.
– Знаешь, мам, а ты оптимист.
Моя мама мне ободряюще улыбается и принимается тащить одну из коробок по полу, к себе в комнату.
Мой папа военный человек, и мы часто переезжали. Но в этом городе я провела больше всего времени, с шести лет и до пятнадцати, мы даже квартиру здесь получили. На два года папу перевели на Урал, и естественно мы с мамой, как жены декабриста последовали за ним. Ну, мама, как жена, а я дочь. Я очень тяжело переживала, что все, что мне дорого остается здесь. Мои друзья, школа, даже соседи. Это уже был мой мир. Но когда тебе пятнадцать, особо с твоим мнением не считаются.
Я смотрю на коробки с надписью "Женя", и думаю, какая мне понадобиться в первую очередь, как раздается звонок, заставляя меня вздрогнуть. Я, не задумываясь, открываю дверь, и тут же на меня происходит налет с удушающими объятьями.
– Боже! Аська! – успеваю сказать я.
– Я не вытерпела ждать до завтра, – произносит мой удушитель и целует меня раз сорок в обе щеки, заставляя смеяться.
– Ну-ну, так и без дочери остаться можно – говорит мама, которая выходит на шум.
– Я вам ее верну, только немного придушенной – обещает Ася, не размыкая рук – здравствуйте, теть Ир, как долетели?
Анастасия Ларива была моя подруга детства, одноклассница, товарищ, соратник, и можно даже сказать сестра. Единственный человек с кем моя связь никогда не прерывалась (спасибо социальным сетям), и единственная с кем никогда не прервется.
– В общем, – Ася, слегка понизив голос, наклоняется ко мне. Мы сидим уже на кухне. Мама нас оставила, после того, как провела с нами полчаса, расспрашивая Асю о совершенно неинтересных вещах – Мы с тобой в одном классе, это точно. И с нами отгадай, кто учится.
– Кто? – я слегка хмурю брови. А Ася показывает пальцем наверх. Я смотрю на свой потолок и только тогда понимаю.
– Нет, – говорю я – только не Смоленко. Скажи, что не он.
– Нет, не он.
Я выдыхаю с облегчением.
Егор Смоленко был моим соседом с пятого этажа и моей первой глупой, детской любовью. Когда мы только сюда переехали Смоленко первые кто проявили добрососедские отношения. Лидия и Виталий, мать и отец Егора, с моими родителями нашли общий язык, и я была вынуждена проводить время с двумя их сыновьями Юрой и Егором. Юра был нас старше на четыре года, и поэтому он быстро отпал от нашей компании. Зато Егор и я здорово сдружились, вместе лазали по деревьям, гоняли на велосипеде, ну, в общем, делали все, что положено делать детям. Даже в школе с появлением Аси, мы не переставали дружить, и мальчишки очень часто от него получали, если пытались нас обидеть.
Он был смуглый, темноволосый парень с задорными карими, почти черными глазами. И чем старше он становился, тем превращался в более мужественного парня. И чем он становился старше, тем мои мысли о нем, как о друге исчезали, зато появлялись другие. Да и как его можно было не полюбить? Открытый, веселый, душа компании, пожалуй, не было ни одного человека, кто бы его не знал, и кого не знал он. И мне даже казалось, что я ему тоже нравлюсь. Но дальше флирта у нас никогда не доходило, хотя Ася говорила, что находиться возле нас довольно жарко. В шутку, конечно.
В восьмом классе его отец ушел из семьи. И мои родители приостановили общение с его мамой. Были разные слухи о ней и ее изменнике – муже. Егор стал часто пропускать школу, стал огрызался с учителями, очень часто стал драться с одноклассниками, ну как драться, бить. И он оттолкнул меня. Поставил на расстояние вытянутой руки и ближе не подпускал. Помню, я пролила много слез, не понимая, почему он не позволяет быть с ним, когда ему плохо? Я так хотела помочь. И последнее, что меня отвернуло от него окончательно, это случайно подслушанный разговор. Он говорил с двумя парнями из нашего класса– Андреем Совушкиным и Валерой Разумовым. Они стояли под лестницей и курили, и я бы ушла, но остановиться меня заставила фраза Валеры: " А слабо Женьку на секс раскрутить?", " Почему слабо?" – хмыкнул тогда Егор, – " Она ловит каждое мое слово, влюблена как собачка, поманю, и будет моей. Просто боюсь упасть, удержаться не за что, плоская, как доска". И они загоготали, а я вместо того чтобы подняться в класс по биологии, сбежала в парк, где просидела до вечера и горько плакала, разочаровываясь в своей любви.
А потом закончился восьмой класс, и я улетела на Урал. Так и закончилась наша не начавшийся история. Я никогда не спрашивала Асю о нем, и она никогда мне о нем не рассказывала, да и все давно поостыло и ушло в историю.
– Я соврала, – признается Ася – конечно, он, на кого ещё я могу показывать вверх?
– Ладно, – отвечаю я, – он так он, что теперь? Мы с ним взрослые люди, мы изменились, и все что было, то было.
– Да ты философ – замечает моя подруга и переводит взгляд своих серо-голубых глаз за окно – Ладно, я вообще на минутку забежала, не буду вам мешать с разбором вещей, увидимся завтра, – она меня крепко обнимает и целует, – с возвращением домой, Женька.
Первое сентября как всегда встречает нас пасмурным небом и собирающимся дождем (даже, несмотря на то, что являлось вторым). Похоже, в этом городе ничего не меняется, даже погода. На мое удивление в классе, к которому мы примкнули, практически все лица были не знакомы, за исключением некоторых.
– Женька, ты ли это? – видит меня Роза Дружева, ее брат-двойняшка Костя тоже поворачивает голову и с любопытством меня разглядывает. Когда-то они с Егором дружили, интересно дружат ли они сейчас? Хотя, какая разница. Поэтому я естественно улыбаюсь, киваю, отвечаю на всякие дурацкие вопросы и так со всеми своими старыми одноклассниками, другие просто поглядывают на новенькую.
– А ты была права, сучка хороша, – какая – то девчонка обращается к Аське за моей спиной. Я оборачиваюсь и встречаю веселый прищур карих глаз девушки, с огромной рыжей копной на голове. На ней длинная легкая оранжевая юбка, широкая майка ярко зеленого цвета, и куча разноцветных бус на шеи и руке. Это Василиса Белова, Ася мне писала о ней, она перешла в эту школу в десятом и они сдружились.
– Женя познакомься, это Вася, моя новая лучшая подруга, – знакомит нас Ася.
-Эй! – возмущаюсь я и улыбаюсь девушке, – привет!
Она складывает руки на груди, разглядывая меня.
– Не волнуйся, – отзывается Вася, – я странная и поэтому тебя она любит по-прежнему больше.
Я смотрю на Асю.
– Боже, – говорю я, – да она клевая.
– Точно, – соглашается Ася. И на этой минуте к нам подходит молодой мужчина с небольшой бородкой, усами, с аккуратной стрижкой на голове и очками на носу. Пробкин Вадим Алексеевич, учитель истории, Ася как-то писала мне, что он теперь наш классный руководитель, чему я была, несомненно, рада.
– Ну как боевой настрой? – спрашивает он, пока его взгляд скользит по нам и, конечно, останавливается на мне, – О, Кирова, а в нашем полку прибыло, я смотрю.
– Ага, старые солдаты, – отзываюсь я.
– Старый друг, лучше новых двух, – вставляет Вася.
– Дам-с, – Вадим Алексеевич с секунду смотрит на нее, затем переводит взгляд на Асю, – Ларива, я надеюсь, в этом году мы обойдемся без швыряния мебели.
– Мебели? – переспрашиваю я. Асены щеки покрываются краской.
– Это...за дело, – отвечает она.
– Это был стул, пущенный прямо в голову Петренько, – делится Вася.
– О, об этом ты мне не писала, – замечаю я.
– Так, все, тише, – шикает на нас классный руководитель и отворачивается к крыльцу, куда к микрофону выходит директор с торжественным приветствием. Я мельком оглядываю своих одноклассников, но среди них его не замечаю. Выдыхаю с облегчением, ловлю себя на этом и понимаю, что это не добрый знак.
Егор
Башка просто трещит по швам. Во рту пересохло так, словно, я не пил трое суток. Но я не хочу открывать глаза, я хочу валяться здесь вечно, где б я ни был. А где я? Приоткрываю один глаз, чья-то гостиная. Вытаскиваю руку из – под шеи какой-то блондинки. Не удивительно, что рука аж онемела. Девушка, нахмурив брови, что-то бормочет и переворачивается ко мне спиной. Я сажусь на диване и оглядываю зал: ещё пара парней валяется на ковре и между ними спокойно спит девчонка.
Поворачиваю голову и осматриваю девушку рядом. Со спины ни че так. Ее короткая юбка задралась, открывая великолепный вид, но не думаю, что мне это сейчас нужно, мне нужна вода. Пробираюсь через тела в кухню.
Чуть позже, спускаясь вниз по лестнице, звоню Косте Дружеву, своему другу и однокласснику.
– Надеюсь, ты умираешь, – бормочет он в трубку сонным голосом, – иначе я сам тебя прибью...шесть утра, твою мать!
– Забери меня, – коротко бросаю я и диктую ему адрес.
– Я что твоя мамочка? – ворчит он, но я слышу, что он встает. Костя, отличный парень и, пожалуй, единственный человек, которому я мог доверять как себе, и самое главное он никогда не лез не в свое дело, и никогда не пытался меня учить. И что гораздо важнее – жалеть.
Он приезжает через полчаса, очень злой. Его морда, отекшая ото сна и вовсю хмурится.
– И что ты здесь забыл на чертовой окраине города?
– Не ругайся, ма, – отзываюсь я и откидываюсь на спинку, закрываю глаза.
-Куда ты делся вчера? – спрашивает мой друг.
– Пошел праздновать победу.
– Не просыхать три дня это уже хреново, – замечает Костя.
– Я в преддверии праздника...с Днем Знания, чувак.
– Ага, смешно, очень, – Костя проворачивает руль – да, что там, Петросян курит в сторонке.
– Он давно уже там курит, – я зеваю и подтягиваюсь, – нужно выспаться, мне сегодня вечером выходить.
До моего дома мы доезжаем также за полчаса.
– Проснись и проваливай из моей машины, – проговаривает Костя, пихнув меня, я не остаюсь в долгу и выхожу. Подтягиваюсь.
– Ты придешь в школу? – спрашивает напоследок мой друг.
– Ага, – отзываюсь я, Костя усмехается и отруливает от моего дома. К черту школу, башка, словно свинцом налита.
Когда я нахожусь у себя на лестничной площадке и достаю ключ, слышу, как двери лифта открываются этажом ниже. И распахивается дверь с той стороны, с которой не должна открываться. По крайне мере так было два года.
– Доброе утро, моя хорошая! – я узнаю этот голос, он принадлежит моей однокласснице Аси Ларивой, с которой мы когда-то дружили. Это заставляет меня остановиться. Какого черта она здесь делает? Если только...
– Ты теперь все время будешь со мной сюсюкать? – спрашивает второй голос, слегка сдавленно, предположительно от объятий. Но я его все равно узнаю. Этот голос я бы узнал из всех и через сто лет.
– Первое время точно, – заверяет Ася, – а потом ты мне наскучишь, и я тебя брошу.
– Эй!
И слышится их смех, а затем они что-то говорят, но я не слышу что, потому что они заходят в лифт. И только тогда я начинаю дышать. Черт. Я не знал, что перестал. И все из-за нее? Что за фигня? Мне хочется рассмеяться от себя. От своей реакции, какого-то долбаного сопляка.
Евгения Кирова. Это та девчонка с карими глазами, развивающимися светло каштановыми волосами, та, что сводила меня с ума все мое детство. Та, которую мог слушать часами, та на которую мог смотреть бесконечно. Та, которая набивала шишки на коленках и локтях вместе со мной, та, которая каждый раз падая, вставала без слез, и это вызывало у меня истинный восторг. Та девчонка, которую я оттолкнул, та, которая ушла. И та, которая приехав, через два года, в первую же секунду заставила замереть мое сердце. Я даже не увидел ее, но кажется, на пару минут моя вселенная остановилась. И мысль о том, чтобы вернуть что-то хорошее в свою жизнь мелькает в моей голове. Параллельно мелькает ещё одна мысль, раз приехала она, значит и он в городе.
Евгения
Утром из царства Марфея меня выводит неприятный запах. Когда я открываю глаза, то вижу некую туманность в своей комнате, а это может означать только одно. Сталкиваюсь в коридоре с озадаченным папой, и мы идем на кухню.
– Мам, – я захожу в задымленную кухню, попутно стукаясь о коробки в коридоре, и как папа не сбивает ни одной? А он ведь побольше меня раза в три будет. Мама в распахнутом халате машет газетой в направление открытого окна. Папа и я устремляем взгляды на конфорку.
– Сюрприз, милые, – произносит мама.
– Боже, – я с ужасом смотрю на сковородку, – оно живое?
– Очень смешно, умник.
– Надеюсь, мне не придется это есть?– папа подходит и принюхивается, – а что это?
– Филе рыбы в кляре, по рецепту вроде все очень просто, – невинно отзывается мне мама, – хотела устроить вам сюрприз, вкусный завтрак, как и должна делать лучшая мама на свете и ...в общем, вот.
Я подхожу к ней и, чмокнув в щечку, обнимаю. Папа проделывает тот же трюк с другой стороны.
– Ограничимся чаем с бутербродами, – предлагает он.
– Мам, ты и так самая лучшая мама на свете. И будешь еще в сто миллион раз лучше, если больше не подойдешь к печке на расстояние вытянутой руки, – говорю я, когда направляюсь в ванну.
– Иди уже, яйцо курицу тут учит, – беззлобно бросает мне мама вслед.
Школа за два года совершенно не изменилась: по-прежнему младшие классы бегали под ногами, догоняя друг друга, средние корчили из себя совсем повзрослевших, а старшеклассники ходили по школе, словно короли. Выпускники же, как кажется, только и ждали выпускного. Хотя, эта схема работает в каждой школе. Я думаю.
– Ты помнишь Любимого? – спрашивает меня меж тем Ася, когда мы поднимается на третий этаж, к кабинету математики.
– Старого и скрюченного старикашку? – припоминаю я.
– Ага, говорят, в этом году он взял нас, и поэтому всем нам копец.
– Ну, просто здорово! – восклицаю я. Никогда не понимала алгебру, а уж геометрия для меня была вообще тихий ужас. Любимов Семен Александрович был действительно учитель старой закалки и требования у него были жесткие, ученики даже не учившиеся у него, о нем знали. А это много значило.
Когда мы заходим в класс, я понимаю, что вчера на линейке не было и половины моего нового класса.
– О, Кирова! – восклицает кто-то с задней парты, поворачиваю голову. Ну, конечно, Андрей Совушкин. Он остался таким же невысоким парнем, правда отпустил свои светлые волосы, так, что челка падала на голубые глаза. И до сих пор он мне мало приятен, – сколько лет, сколько зим!
– Всего две, – отзываюсь я, мы с Асей устраиваемся за третьей партой первого ряда, Василиса уже сидит перед нами, а конкретнее передо мной, возле окна.
– Привет, девчули, как добрались? – тут же поворачивается к нам Вася.
– С силой, – отвечает Ася, – и волей, иначе бы я лично еще спала часов пять, как минимум.
– А меня разбудил мамин завтрак, – отзываюсь я.
– Твоя мама научилась готовить? – удивляется Ася.
– Нет, – говорю я и, переглянувшись с подругой, мы смеемся.
– Похоже, в этом бренном мире странная не только я, – хмыкает Вася.
И тогда заходит он. Черт, готова поспорить, что мое сердце екает, как только я его вижу. И почему, мне интересно, это происходит даже сейчас?
Егор очень изменился. Черты лица стали грубее, короткие черные волосы, волевой подбородок, непривычно хмурое выражение лица. Нет и следа того веселого, задорного мальчишки которого я знала когда-то. Он явно подрос за период моего отсутствия и такое чувство, что года два вместо завтрака, обеда и ужина он принимал стероиды, потому что под темной футболкой явно проглядывается рельеф мышц. И более того, из– под рукава футболки выглядывает какой-то замысловатый узор, явно сделанный на предплечье. Ещё и татуировка, словно всего остального мало. И за тот короткий миг, когда его взгляд останавливается на мне, я вижу безразличие ко всему. Я даже не уверенна, узнает ли он меня вообще. Да и кто я такая, мы давно уже никто. Но чувствовать какой-то ненормальный трепет в его присутствии я не перестаю. И это плохо. Очень – очень плохо.
В общем, он проходит на заднюю парту и приземляется на стул, рядом с Костей Дружевым, видимо, они до сих пор дружат.
– Хватит, – шепот Ася заставляет меня отвести от него взгляд. Как раз в этот момент и заходит Любимов. Этот учитель не разглагольствует на тему добро пожаловать в школу, больше, чем две минуты, и сразу переходит к сути урока. К сожалению.
– Я думала, у тебя прошло, – шепчет мне Ася, чуть позже.
– Ты о чем?
– Болезнь под названием "Смоленко", – теперь она говорит так, что даже я еле ее слышу.
– Ты спятила, нет у меня ничего, – отмахиваюсь я, пытаясь сохранить невозмутимый вид и уследить за доской.
– Ага, конечно, нет, – соглашается Ася, не веря ни в одно мое слово. Нет, я не болела Смоленко, и два года на Урале, я практически не думала о нем. Ну, практически. Просто, наверное, глядя на него, вспоминается детство, вот и трепет. Вот и все, что ещё может быть? Тем более не так уж он и красив. Глупости какие.
– Девушки, – обращается к нам Семен Александрович, – давайте разговаривать на перемене.
Вот тебе и скрюченный старичок, а успевает и за доской следить и за нами.
Все последующие уроки прошли в обычном режиме, учитывая, что Егор после второго ушел, мне стала дышать намного легче. Не знаю, как он это делал и почему, но все время пока он был со мной в одном помещении, мои мысли были только о нем. И больше всего меня злило, что меня цепляет его безразличие, и то, что он даже не подошел. Хотя головой я понимаю, что подходить ему незачем.
– Девчули, вот, что хотела сказать, – Вася останавливается на перекрестке, когда мы уже после школы идем домой, – у меня днюха, и мы собираемся небольшим кругом...Конечно, Женю я приглашать не очень хотела...
– Ну, знаешь, – возмущаюсь я.
– А как ты хотела? Отняла мою лучшую подругу, – Вася улыбается и касается моего плеча, – в общем, мои друзья немного не такие, так что не пугайтесь.
– Не такие? Это как? У них две головы? – спрашиваю я с любопытством.
– Вроде одна, хотя иногда возникает мысль, что ее совершенно нет, – отвечает Вася и смотрит на часы, – ладно, я полетела, у меня ещё английский. В семь, в субботу, жду.
– Она забавная, и одевается чудно, – замечаю я.
– Она крутая, – отзывается Ася, – а теперь давай поговорим о твоей задержки дыхания на двух первых уроках.
– Пф, ты что, какая задержка? – делаю вид, что не понимаю я.
– Егор Смоленко называется, если ты забыла.
– А причем здесь он?
– Ты на него вылупилась и готова была съесть прямо там без хлеба и масла.
– Ася, не выдумывай, чего нет. Просто посмотрела на своего одноклассника и удивилась тому, как он изменился за два года. Не больше.
– Сомневаюсь я что-то, – Ася смотрит на меня, – просто, будь с ним осторожна про него много слухов в школе ходит, я, конечно, не верю во всю эту чушь. Но в одном они все сходятся.
– В чем? – кажется, я затаила дыхание.
– Что Евгении Кировой нужно держаться от него подальше.
– Ну, очень смешно, – замечаю я, – просто обхохочешься, ржу, не могу!
– Я серьезно, от него и… Кости, на всякий случай.
– А Дружев ведь тебе нравился, – неожиданно вспоминаю я, – да, да, в шестом классе, помнишь?
– В шестом классе мне и Бред Пит нравился, – отзывается Ася, затем слегка хмурится, – а нет, он мне и сейчас нравится.
Это заставляет меня улыбнуться. Как же все-таки хорошо дома, как же хорошо с Аськой. Как хорошо в школе, даже пусть с некоторыми нюансами. Дом, милый, дом.
Егор
Удар, удар, передышка. Снова удар. Ненавижу. Презираю. Убью. Боксерская груша идеальный способ чуть-чуть остыть. Чуть-чуть. Сегодня я столкнулся с тем человеком, из-за которого моя семья развалилась, из-за которого моя мама ушла в долгий запой. Из-за кого мне пришлось отказаться от той, которая по сей день вызывает бурю внутри меня. Из-за этого человека я остался совсем один.
– Егор, телефон, – указывает на мой рюкзак Костя, я ему киваю, он достает мою мобилу и смотрит на дисплей, – наш Папочка.
– Черт, – я останавливаю грушу и беру у него мобильный, – але.
– Что значит "Але"? Ты забыл про наш договор? – строго проговаривает Вадим Алексеевич, наш классный руководитель.
– Я помню.
– Тогда кого лешего я тебя не вижу второй день в школе?
– Я болею.
– Да что ты, может тебе апельсинчиков еще принести?
– Было бы неплохо, – отзываюсь я.
– Эй, Апельсинчик, чтоб завтра как штык отсидел все шесть уроков. Все понятно?
– Более менее.
– И, Егор, свое будущее мы строим сами.
– Ага.
Вадим Алексеевич выдыхает на том конце провода и кладет трубку. Вообще он клевый человек. Как-то в девятом классе я обкурился и залез ночью в магазин, тогда мне захотелось воды. Баловство с травкой и все такое. Именно он пришел мне на выручку. Оказалось, что следователь был его армейский друг, и Вадим взял меня под свою ответственностью. Следователь мне лично пообещал, что оформит все по закону. Конечно, Вадим меня заставил пообещать, что я не оставлю школу. Строго говоря, договоренность была устная, но я ему был должен, а если должен нужно отдавать. И меня это напрягает. Но через год это все кончится. И хрен знает, зачем ему это было нужно.
– А я так всю жизнь, – отпивает Костя из бутылки воду.
– Как?
– С мамой учителем и надзирателем.
– Бедняжка, – я отбираю у него бутылку и делаю большой глоток, – пошли на ринг, принцесса.
– Ты урод, и я надеру твою задницу, – ворчит мой приятель.
– Ага, вперед.
– Как вам наш прекрасный лебедь? – интересуется Андрей Совушкин, со своей челкой он стал похож на педика. Вечером мы с парнями устраиваемся у него дома и играем в покер. Я иногда прихожу на эти поседели только, чтоб тупо убить время и оттянуть момент возвращения домой.
– Какой лебедь? – не понимает Валера Разумов, раньше он учился в параллели, после девятого ушел из школы. А сейчас был шестеркой у кого-то вертилы в нашем городе.
– Да, Кирова ж вернулась, – объясняет ему Андрей, Костя бросает быстрый взгляд на меня.
– О как. Подросло где надо? – усмехается Валера. А я чувствую, как моя челюсть сжимается.
– Не то слово, – Андрей улыбается, – у меня на нее даже встал. Я бы вдул точно...
– У тебя на любую сучку встает, – перебивает его Костя, – играем или что?
– А ты волнуешься, – замечает с мерзкой улыбкой Валера, наблюдая за мной – чего девчонка тоже в штанах воспоминания бередит?
– Что за хрень? – я слегка хмурюсь.
– Да ладно, ты за эту девчонку всем шеи мылил, – отзывается Андрей, – признай, что сох по ней, даже когда она была не очень. А сейчас...
Я резко поднимаюсь на ноги и хватаю этого говнюка за шиворот притягиваю к себе. Он не успевает договорить, а в его голубых глазах читается испуг. Он правильно боится.
– Я и сейчас любому шею намылю, кто хоть косо взглянет на нее, – тихо говорю я, но так что меня слышно, – а свой член оставь для своей руки.
Я его пихаю и отпускаю, он шлепается на диван, поворачиваю голову и смотрю на Валеру, тот кидает карты на стол и поднимает руки вверх.
– Понял не смотреть косо, член для руки, – говорит он примирительно.
И мы продолжаем партию. Черт, мне всегда было трудно плохо относиться к Жене, но то, что я увидел три дня назад. Мою башню просто взорвало. Ее волосы стали значительно длиннее, она их осветлила какими-то девчачьими штучками, от чего ее глаза заиграли ещё ярче. В ту же секунду, как я услышал ее смех, мне захотелось сжать ее в объятьях, коснуться полных губ и никогда не выпускать. И черт, я чувствовал ее взгляд на себе буквально физически. Ни одну девчонку я не хотел, так как ее, рядом. Сейчас стало все сложнее, я еле выдержал два урока и, плюнув на все, ушел, боясь, не сдержаться. Так что, не то, что я ушел далеко от Андрея, но никто не будет о ней говорить грязно. И никто не притронется, я позабочусь об этом. Это был именно тот случай, когда и сам не трону и другим не дам. И плевать, что это звучит глупо даже в моих мыслях.
Домой я прихожу ближе к одиннадцати. Во всем доме свет выключен, только в кухне небольшое свечение от включенного телика. Останавливаюсь на пороге. Меня всего выворачивает каждый раз от этой одинаковой картины. Мама и ее очередной собутыльник уснули, облокотившись о стол, рядом пустые бутылки и закуска. Моей маме нет и сорока пяти, а она уже выглядит, как моя бабушка. Ее тело потеряло полноту и просто иссохло. Волосы вечно грязные, зализаны в хвост цвета мышиной шерсти. Некогда живые голубые глаза, сейчас были потухшими и бессмысленными. И это действительно разбивает сердце, или что там стучит слева.
Я, стараясь как можно осторожнее, беру ее на руки, день ото дня она все легче и легче. Отношу в ее комнату на кровать и укрываю одеялом. Она что-то шепчет во сне, переворачивается и снова проваливается в сон. Прикрываю ее дверь и решительно направляюсь в кухню. Одним ударом выбиваю стул из-под очередного синего ухажера, он очухивается от удара своей башкой о пол. Его глаза расширяются, когда он меня видит, и начинает отползать в угол.
– Лидаааааа! – пьяно зовет он, – б-бьют!
Не раздумывая, хватаю его за шиворот и встряхиваю
– Домой пора, дядя, – говорю я спокойно и волоку его к выходу.
– Оставь его! – меня кто-то бьет по спине.
Это проснулась моя мама и пытается защитить своего бойфренда.
– Иди спать, – коротко бросаю через плечо и выбрасываю мужика за дверь, который вопит что-то вроде: "Наших бьют!", проворачиваю замок и поворачиваюсь к маме, – ты не пройдешь.
– Ты отродье дьявола! Такой же как твой папаша! – ее глаза горят презрением и она пытается плюнуть в меня, но промахивается. Затем подбегает ко мне и колотит в грудь. Потом устает. Машет на меня рукой и идет к себе в комнату, где через минуту уснет сладким сном. Я устало выдыхаю. Каждый раз одно и то же. Из раза в раз. Я сползаю по двери вниз и оказываюсь на полу. Мне нужно пару минут. Просто пару минут. Знаете, как рушится жизнь?
Когда-то я был счастливым мальчишкой, тайно влюбленным в свою подружку соседку, переживающим огорчить маму очередной двойкой или записью в дневнике про плохое поведение. У меня была среднестатистическая семья, которая дружила с другой семьей. Мне нравились эти добрососедские отношения, ведь я имел возможность ещё чаще видеться с девчонкой, от которой порхали бабочки в животе.
Все случилось в четверг, я не помню числа месяца, я просто помню день недели. Я пришел домой, в тот момент, когда родители ссорились в спальни, я просто застыл в коридоре. Вздрогнул, когда дверь резко отворилась, и вышел отец, его всего трясло от гнева.
– Витенька, пожалуйста! – мама выбежала за ним следом вся в слезах.
– Пожалуйста?! – взревел папа – иди и трахай своего Кирова дальше! Слышишь?! Ноги моей больше не будет здесь!
– Папа... – я сделал к нему шаг, и тогда они, наконец, меня заметили. Мама закрыла рот ладонью. Отец повернулся ко мне и взял меня за грудки прижал к себе.
– Нет больше папы, – произнес он тихо, – а ты запомни полезный совет, ненавидеть легко, никогда не люби. Особенно женщину.
И все он ушел. Ушел тот папа, в котором я чувствовал авторитет, который иногда брал меня на рыбалку, с которым мы могли часами смотреть футбол...Мама подошла ко мне и, обняв, заревела. Я помню, как грубо ее оттолкнул тогда, с минуту смотрел в ее глаза, развернулся и ушел.
Моя мама стала выпивать каждый вечер бокал вина, так все началось, потом напитки стали крепче и больше, ее уволили, и она превратилась за два года в законченного алкоголика. И тогда во мне зародилась ненависть. Я день ото дня разучивался любить, часто стал вымещать свою злобу на одноклассниках, колотил всех без разбору. Папа был прав, ненавидеть легко, ты никому ничего не должен. И, конечно, досталось Жени, единственной девчонки, заставлявшей меня, себя чувствовать человеком. Дочери того парня, который избавил меня от семьи. Пусть она и не понимала этого, но так было лучше для нее. Пожалуй, это единственный мой хороший поступок, после ухода отца. Чтобы ни было, эту девчонку я любил, но быть с ней не мог.
В моих планах было поколотить Кирова, так, чтоб он еле дышал, а может и вовсе перестал. Но я понимал, что этот бой я проиграл бы. Я был слишком мал. Но сейчас я ведь подрос, не так ли? И терять мне было нечего.
Знаете, как рушится жизнь? В один миг.
Евгения
Я скептически оглядываю свой гардероб. Первая неделя пролетела со скоростью света. Вчера в школе снова появился Смоленко, но я, кажется, научилась на него не смотреть. Здесь просто дело привычки. Хотя нет, вру, когда я была уверенна, что он не заметит, я бросала быстрый взгляд, ведь это был он.
А сейчас мне предстоит трудный выбор наряда, чтоб пойти на день рождения к Васе. И пока я разглядываю вещи, слышится мой рингтон. Номер неизвестен.
– Алло, – говорю я, вытаскивая из шкафа легкую белую кофточку с разноцветными полосами и падающим плечом.
– Женек, привет, – говорит мне знакомый, но немного изменившийся мужской голос на том конце.
– Привет, – я вытаскиваю темно синие джинсы "дудочкой".
– Не узнаешь меня, да?
– Неа, – отзываюсь я, оглядывая на кровати свой наряд. Вроде ничего,
– Это Олег.
– Ракушкин? – удивляюсь я, раньше мы учились в одном классе. И как раз только сегодня его встретила в коридоре, он продолжил учиться, только его перевели в параллельку. Мы с ним постояли в коридоре не больше пяти минут. Но нужно заметить, что он вытянулся и прыщи исчезли с его лица. В общем, как у большинства моих одноклассников. Вопрос в другом, откуда у него мой номер?
– Он самый, – усмехается парень.
– Так, и ты мне звонишь потому что...
– Потому что собираюсь позвать тебя куда-нибудь, а куда не придумал – он смеется. Я улыбаюсь и сажусь на край своей кровати.
– Это очень оригинально, – замечаю я.
– Я вообще замечательный.
– И судя по всему, скромный.
– Ну, так ты пойдешь?
Я на мгновенье задумываюсь, провести с парнем время, было неплохая идея, но Олег для меня все ещё был маленьким прыщавым подростком. И тем более я зареклась, не иметь ничего с ребятами из нашей школы. И что было важнее всего, Ракушкин мне не нравился. Никак и никогда.
– Конечно, спасибо, мне очень приятно, но...
– Ты мне отказываешь?
Я не знаю, что мне сказать, поэтому я молчу.
– Ясно, – Олег выдыхает – давай, пока.
– Пока, Ол...– я не договариваю, потому что он уже вешает трубку. Я откладываю мобильник и понимаю, мне не хватает красных лакированных туфель на каблуке. Какое счастье, что они у меня есть!
Когда мы с Асей подъезжаем к пятиэтажке, где живет Вася, то уже у подъезда слышится музыка откуда-то сверху.
