Текст книги "Чужая звезда Бетельгейзе"

Автор книги: Галина Полынская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Представляешь, птица, – он присел, прислоняясь к пышному мягкому боку, – не успел я и шага ступить, а уже всех потерял. Я все разрушаю вокруг себя.

– С чего ты взял, что это твоя вина?

– А чья же? Даже если я кого-то люблю, я не могу об этом сказать, у меня язык не поворачивается, кажется, что буду говорить о чем-то диком, противоестественном. А еще эти проклятые арки! Зачем их во мне возвели? В них так громко воет ветер…

И Грэм заплакал, уткнувшись в теплый пух.

* * *

Зеркальная поверхность задрожала, завибрировала и пошла мелкими волнами, как растревоженная озерная гладь. Человек в испуге отскочил назад, но Апрелю было уже все равно, какие упражнения он совершает, больше в нем не было надобности. Преодолевая небольшое сопротивление, Апрель шагнул вперед, и его туфли ступили на расписной пол. Человек пятился и что-то бормотал. Апрель огляделся, подошел к столу и понюхал цветы, действительно пахло очень приятно. Осматриваясь, он мало обращал внимания на хозяина дома, чтобы тот немного отдышался и успокоился, но это, как ни странно, волновало человека все сильнее и сильнее. Чтобы он умолк и прекратил свою стрекотню, Апрель повернулся к нему лицом и, глядя глаза в глаза, стал вслушиваться. Вскоре набор бессвязных звуков начал приобретать смысл, Апрель стал различать отдельные слова, предложения, а потом и общий смысл. Язык оказался легче легкого. Любой альхенец мог бы обучиться ему в два счёта, а для демона это и вовсе была пара пустяков. Зеркало застыло, стало прежним и уже ничего не говорило о произошедшем пару минут назад. Человек хотел объяснений, он боялся и волновался.

– Я твой друг, – медленно произнес Апрель, – меня не надо бояться.

Чужая речь была округлой, приятной на вкус.

От того, что Апрель заговорил на его языке, человек занервничал еще больше.

– Как тебя зовут? – Сенатор решил при помощи легкой беседы отвлечь его от мрачных мыслей, и за одно побольше вызнать о здешнем мироустройстве.

– Артём, – ответил человек и принялся что-то искать взглядом.

– А меня Апрель. Смотри, мы уже хорошие друзья, не так ли?

Человек нашел то, что искал, сунул в рот короткую белую трубочку и Апрель напрягся – не оружие ли это? В руке Артёма вспыхнул огонек и трубочка задымила примерзейшим дымом. Решив, что пока не стоит выказывать своего недовольства, Сенатор подошел к окну и посмотрел, что там. Дорога и до неприличия высокие дома.

– Как называется твой город?

– Москва.

– Уверен, это самый большой и красивый город на вашей прекрасной планете, – Апрель решил, что немного лести не помешает.

– А-а-а-а, – в голубых глазах человека сверкнула догадка, – так вы инопланетя-а-а-анин? Не черт? Не дьявол?

– Нет, нет, – поспешил успокоить Апрель, – я демон. Какое-то время я поживу у тебя, пока не освоюсь.

Человек совсем, то есть, вообще не обрадовался, но разве это имело какое-то значение?

* * *

Казалось, слезы никогда не иссякнут, так и будут бесконечно литься в птичий пух. Птица ничего не говорила, лишь прикрывала его своим крылом от поднявшегося ветра. И гулкие арки стали ломаться, рушиться, под напором слез, их потоки сносили обломки, размывали фундаменты… скверно построено было, наспех…

Кровь грохотала в ушах, голова кружилась, без сил привалившись к птичьему боку, стоял Грэм. Он слушал, как под гладкими перьями ровно стучит сердце, к этому звуку примешивался еще один – тревожный и странный… от этого звука перехватывало дух, а на глазах снова выступали слезы. Это был звон колоколов. Грэм не мог ошибиться, он именно так его себе и представлял.

* * *

Стоя у открытого настежь окна, Апрель задавал вопросы обо всем: о расчетных знаках, о делении общества, о его порядках… Артём сидел на кровати, дымил своими трубочками и отвечал крайне скупо. На его лице было мучение тяжелобольного человека.

И Апрель решил спросить, что у него болит.

– Голова, – поморщился он. – Можно я схожу за пивом?

Апрель вопросительно приподнял одну бровь.

– Пиво это то, что меня излечит, исцелит, как говаривал доктор Айболит. Я мигом, палатка рядом.

Из всего сказанного Сенатор понял, что человек хочет уйти за лекарством и оставить его тут в одиночестве. Человек мог оказаться хитрым, он мог уйти и больше не вернуться.

– Я пойду с тобой, – улыбнулся Апрель, – пойдем вместе, мы же друзья, а друзья всюду вместе.

* * *

– Душа колоколов там, в птице, – шепнул на ухо голос Даля. – Убей ее, когда она испустит дух, душа выйдет и вернется в колокола. Тогда они зазвонят и твое проклятие рассеется.

– Свинец не звенит, – прошептал Грэм.

– Что? – склонила голову птица.

– Ничего. Спасибо тебе и прости меня за слабость.

– Ты хорошо плакал, как человек с чистым сердцем.

– Скажи, – Грэм вышел из-под ее крыла, – кто ты и что здесь делаешь?

– Кто я – это долго объяснять, ты навряд ли поймешь, но не подумай, просто я из другого мира, мало того, я из другого мира другой планеты. Я ищу здесь одного старика, он искупил свои грехи и прощен, я должна его забрать.

– Я его видел, он бродит у границы сумеречной Альхены и твердит о каком-то аде. Забери его отсюда поскорее, птица.

– Давай я подвезу тебя к границе.

– Не стоит.

– Ты же замерзнешь, пока дойдешь до нее.

– А кто сказал, что я собираюсь возвращаться?

* * *

Когда дьявол сказал, что собирается идти с ним в палатку за пивом, Артём запаниковал. Последняя надежда на то, что все происходящее похмельный бред испарялась, так же исчезал шанс побега до ближайшей поликлиники. Дьявол, то бишь, демон (хотя особой разницы Артём не видел), смотрел на него своими змеиными глазами и что-то плел про дружбу, из чего Артём сделал вывод, что идти всё-таки придется вдвоем, а то пива, а с ним и избавления от мучительного похмелья и звенящей головной боли, не видать. «Почему я, господи?» – с тоской подумал он и принялся натягивать джинсы. В карманах еще были деньги, значит накануне, «празднуя» свое увольнения из цирка, он пропил не всё.

– Я возьму на кухне пакет, – внятно произнес он, – пакет, кулёк… как его еще назвать-то?

Демон закивал и пошел следом. Стоя в дверном проёме, он с интересом рассматривал крошечную шестиметровую кухню, захламленную до самого потолка. Выискивая под раковиной пакет с целыми, не оторванными ручками, Артём вдруг ясно представил, как они сейчас выйдут из подъезда в залитый полуденным солнцем двор, а кругом бабульки, мамульки… и тут они: небритый мятый субъект Усольцев Артём Геннадиевич 1972 года рождения, артист цирка в жанре клоунады с неким господином, облаченным в черный пиджак покроя «френч», отличные черные брюки и остроносые туфли в разгар жаркого майского дня. Причем господин этот не похож ни на бизнесмена, ни на артиста, даже на бандита и то не похож… он выглядит как сто процентный, хрестоматийный дьявол, особенно с такой прической и глазами. И перстенек на безымянном пальце как нельзя кстати.

Артём налил из-под крана воды в кружку, выпил в три глотка, и сказал:

– Может, вы меня тут дождетесь? Дело в том, что ваша одежда… ну, как сказать…

– А, – догадался Апрель, – я привлеку к себе нежелательное внимание?

– Именно, – кивнул Артём раскалывающейся головой.

– Могу я позаимствовать что-то из твоего гардероба? – учтиво поинтересовался Апрель, хотя его мутило при одной только мысли, что придется надевать чужую одежду.

Артём покопался в платяном шкафу и снял с вешалки кремовую рубашку рыжеватыми листьями, она единственная была чистой и не мятой. Апрель снял пиджак и протянул ему, мол, повесь в шкаф. Взглянув на его торс, Артём едва сдержал возглас: на гладкой смуглой груди не было сосков, она была гладкая абсолютно. Во рту была такая сушь, что даже взволнованно сглотнуть не получилось. Апрель же не обратил внимания на замешательство своего «друга», он надевал рубашку, попутно принюхиваясь к ней. Неприятного запаха ткань не источала. Артём прислонился к дверце шкафа и закрыл глаза, ожидая, пока дьявол разберется с пуговицами, подходить к нему, еще не дай бог, дотрагиваться до его тела, застегивая рубашку, он не стал бы даже под страхом попадания в ад.

Пару месяцев назад Артём добился таки расположения одной интеллигентной девушки из хорошей семьи и, чтобы не биться лицом о грязь ежеминутно, решил почитать больших писателей. Последнее, что он осилил, был рассказ Кафки «Превращение», где человек, проснувшись утром, обнаруживает, что превратился в огромное мерзкое насекомое. После сегодняшнего собственного пробуждения, Артём мысленно отправил Кафку так далеко, откуда еще ни одно насекомое не возвращалось, и еще твердо решил, что хватит с него этой интеллигентной девушки. В чем была виновата девушка, Артём не знал, просто должен же был хоть кто-то быть виноват в этой ситуации?

Одной рубашки оказалось достаточно, чтобы Апрель приобрел более-менее нормальный вид, единственное, что смущало – серебряный браслет на запястье, но его демон снимать наотрез отказался.

На улице стояла прямо таки южная жарища. Делая вид, что он ослеп и никого из соседей не видит, Артём выскочил из подъезда и метнулся за угол. Оказавшись на свежем, напоенным цветочными ароматами воздухе, Апрель вдохнул полной грудью, хотел, было, постоять, оглядеться, но человек быстро убегал. Заподозрив его в попытке скрыться, Апрель поспешил за ним.

– А как называется это ваше светило? – крикнул он, догоняя Артёма.

– Солнце! – с отчаянием в голосе ответил он, пытаясь оторваться от преследования.

* * *

– Забирайся мне на спину, – птица подставила крыло, – я отвезу тебя. Скорее, у меня нет времени.

В голосе ее звучало величественное приказание, и Грэм не посмел ослушаться. Забравшись на спину, он ухватился за крепкие перья. Как только он устроился, птица легко и бесшумно, будто сотканная из снежных хлопьев, поднялась в воздух и полетела над лесом к границе сумеречной Альхены.

* * *

Артёму пришлось признать, что дьявол бегает быстрее похмельного клоуна, поэтому он пораженчески затормозил, сворачивая к дверям круглосуточного магазинчика.

– Тут вокруг такие чудесные цветы с тонким ароматом, как они называются? – поинтересовался жизнерадостный сатана.

– Сирень, – прохрипело пересохшее горло Артема.

Откашлявшись, он встал в очередь из трех человек. Апрель заинтересованно посматривал по сторонам. «Может, все-таки инопланетянин?» – с надеждой подумал Артём. В сравнении с демоническими силами инопланетный пришелец казался кем-то очень милым, безобидным, почти игрушечным…

Взяв пива на все наличные деньги, он прихватил еще коробку копченой рыбешки, и они отправились обратно. Проклятый демон всем интересовался, до всего ему было дело. Артёму казалось, что на них смотрит весь двор. Он отвечал сквозь зубы, чувствуя, как головная боль усиливается, и Кафка казался гадким человеком.

* * *

На второй день Титрус утвердился в мысли, что Апрель бесследно исчез. Он пробовал стучать в серебряное зеркало, надеясь, что тог его услышит в своих тайных комнатах, пытался найти на раме секрет, открывающий дверь – без толку. Шепча заклинания, обращенные к светилу Бетельгейзе, Титрус просил спокойствия духа и верного решения. Внезапное исчезновение первого Сенатора… Титрус даже представить себе не мог возможных последствий. Надо было что-то срочно делать, хотя бы выиграть время, Титрус еще надеялся, что Апрель объявится. Напустив на себя задумчивый, благостный вид, он отправился к демону Покру, он занимал следующую после Апреля ступень власти в Сенате. Покр обедал. Увидев Титруса, он заулыбался и жестом пригласил присоединяться. Титрус отрицательно покачал головой и возвышенным тоном сообщил, что они с Апрелем уходят в храм Бетельгейзе, чтобы духовно слиться с высшими силами, и просить о благоденствии Шенегрева. Первым в храм отправится Апрель, следом придет он сам.

– На долго? – поинтересовался жующий Покр.

– Нам потребуется не один день, – строго ответил Титрус. – Когда выйдем, не известно. Ни еды, ни питья нам не приносите.

Покр кивнул. Титрус удалился.

Оказавшись за дверью, он снова бросился в покои Апреля. Духовное слияние с высшими силами следовало проводить в специальном парадном облачении: красная с золотом мантия имела капюшон, позволяющий отгородиться от внешнего мира и дающий возможность настроиться на общение с высшими сферами уже по дороге в храм. Одевать всё облачение он не стал, одежда высокого и стройного Апреля была велика невысокому Титруса. Он обул туфли на широком каблуке, набросил мантию, надвинул капюшон и поспешил в храм Бетельгейзе, благо, он находился совсем рядом с Домом Правления.

Очень кстати по пути попалась пара демонов, они учтиво раскланивались с «Апрелем», но заговаривать не решались, видя «его» в храмовом облачении.

Храм с его витыми башнями и непомерно тяжелыми дверьми – чтобы открыть хотя бы одну створку надо приложить все силы – по обыкновению своему был пуст. Простые люди не попадали на территорию принадлежащую Дому Правления, а высокопоставленные личности и демоны редко жаловали своими визитами храм, собираясь в нем лишь во время проведения торжественных мероприятий. Лишь изредка, когда дела в Шенегреве шли совсем уж плохо, кто-то из членов Сената уходил в храм, надеясь поправить положение. А так, храм стоял скорее для украшения, чем для большой надобности.

Открывая дверь, Титрус заметил краем глаза, что его очень кстати увидели еще два демона. Он кивнул им и скрылся в храме, за ним с грохотом захлопнулась дверь. Сняв капюшон, он бессильно опустил плечи, тяжело дыша. В высоких храмовых сводах витали прохладные сумерки, сквозь плиты пола кое-где пыталась прорасти трава, высокие, выше человеческого роста причудливые каменные подсвечники, выточенные истинными мастерами, да огромная статуя с распростертыми, то ли для полета, то ли для объятия руками. Статуя изображала женщину в длинном платье, с развевающимися волосами. Вместо лица у нее был гладкий срез. Невозможно долго смотреть на Бетельгейзе – сожжешь глаза, а лик покровительницы светила так прекрасен, что, коснувшись его случайным взглядом, мигом ослепнешь. Поэтому покровительницу звезды Бетельгейзе всегда изображали без лица.

Слушая, как заходится сердце в прерывистом бое, Титрус рассматривал статую, хотя знал ее облик до мельчайших подробностей. Он ждал, пока восстановится дыхание и успокоится сердце. Затем он снял мантию, аккуратно сложил и спрятал за статую в декоративную полукруглую пещерку, украшенную искусной каменной резьбой – она предназначалась для даров покровительнице. Затем пошел в дальний угол, прячущийся во мраке, встал на колени и принялся на ощупь искать нужную плиту, она отличалась от всех остальных особой гладкостью. Нащупав ее, Титрус надавил обеими ладонями на гладкую поверхность, плита щелкнула и стала подниматься вверх, открывая подземный ход. Он вел прямиком в покои правителя Шенегрева – покойного отца Грэма. Покои эти пустовали, ожидая, когда же их займет наследник. Об этом подземном ходе раньше знали только три человека – Апрель, Титрус и правитель Аттон, а теперь о нем было известно лишь двоим.

* * *

Первую кружку пива он выпил жадно, залпом, не дожидаясь, покуда осядет пена. Расположились на тесной кухне. Апрель занял место у раскрытого окна, чтобы не угореть от мерзких дымных палочек. Еда и питье источали отталкивающие резкие запахи, Сенатор предпочитал аромат легкого ветерка, залетающего в окно. Сами солнечные лучи имели такой необыкновенно приятный запах, что им можно было наслаждаться бесконечно… Этот гадкий на вид и, наверняка отвратительный на вкус напиток, который человек употреблял с такой жадностью, видать и вправду имел целебный эффект: его лицо разгладилось, слегка порозовело, глаза ожили, заблестели. Только Апрель хотел задать вопрос о солнечном запахе, как человек его опередил:

– Скажите, а вы где выучили наш язык?

– Я его не учил. Вопрос к вопросу, друг мой. Скажи, всегда ли ваше светило так приятно пахнет?

Артём повернулся к окну, сунул лицо в солнечный луч, падающий на стол, и шумно втянул ноздрями воздух.

– А разве чем-то пахнет?

И Апрель пришел к выводу, что у человека не слишком-то развитое обоняние.

Приступив ко второй кружке, Артём решил задать наболевший вопрос всего религиозного человечества.

– А какой он – ад?

– Мне-то почем знать?

Артём впал в замешательство.

– Вы сказали, что вы – демон?

– Да.

– А демоны где живут? Разве не в аду?

– Демоны живут на Альхене.

– Что такое Альхена?

– Планета.

– Тогда получается, что вы инопланетянин?

– Нет, я демон.

Артём, не моргая, смотрел в лицо Апреля блестящими голубыми глазами. В желудке плескалось пиво, мозги тупила головная боль. «Я с ним с ума сойду», – пришла одна единственная мысль из глубины сознания, и тут же ушла обратно.

* * *

Протиснувшись в узкий квадратный лаз, Титрус прыгнул вниз. Плита сама вернулась на место. Приземлился он не совсем удачно, слегка подвернул левую ногу. В кромешной тьме, на ощупь касаясь влажных земляных стен, он торопливо пошел вперед, тяжело вдыхая и выдыхая неподвижный спертый воздух. То и дело на лицо попадала невесомая, но отвратно липкая пленка, которую крошечные вездесущие твари умудрялись сплести даже под землей. Титрус очищал ее с лица и тут же попадал в новую невидимую ловушку. Тогда он стал держаться за стену одной рукой, вторую выставил вперед, чтобы пленки наматывались на ладонь. Подземный ход был очень длинным, он пролегал подо всей территорией, принадлежащей Дому Правления, огибал сам Дом, проникал под фундамент и завершался лестницей, ведущей в общую спальню правителя и его супруги.

Задыхаясь, Титрус замедлил шаг, как назло, еще и подвернутая нога нешуточно разболелась. Потихоньку, держась за сердце, будто так он мог успокоить его разбушевавшийся пляс, он шел по подземному ходу и думал о Грэме. Титрус так надеялся дождаться его возвращения… Отчего-то была уверенность, что вот вернется Грэм и все сразу же наладится, встанет на свои места.

* * *

И сон, и не сон… Грэм будто грезил наяву, прижимаясь щекой к ароматному птичьему перу. Запаха такого он нигде не встречал, однако он был смутно знакомым, будто нечто далекое, мимолетное, из детства лукаво напомнило о себе. Полуприкрыв глаза, он слушал шелест сильных крыльев и дышал этим манящим в прошлое ароматом, чувствуя себя податливым и слабым, будто тело разом покинула вся сила. Грэм слушал, как в птице ровным гулом звучат невидимые колокола… никогда он не слышал звуков прекраснее и проще.

* * *

После третьей бутылки, Артём готов был поведать о законах космоса и мироздания очень даже симпатичному и приятному в общении господину, прибывшему на их планету и избравшему контактёром именно его, Артёма, за какие-то несомненно великие заслуги перед человечеством. Однако, вот беда, ничего про космос и мироздание он не знал, а поведать страх как хотелось, да и вообще тянуло на философию. К сожалению, пришельца интересовали сплошь приземленные темы обустройства и жизни человеческого общества. Артём не мог не заметить, что чем больше они общаются, тем лучше разговаривает Апрель, потихоньку стал исчезать даже его слегка картавый акцент.

– У вас здесь так прекрасно, – Сенатор дышал солнечным ветерком, – я всю жизнь мечтал попасть сюда.

– А давайте, – расчувствовался Артём, – я возьму деньги из заначки, и сходим в ресторанчик, посидим культурно, я вам наш район покажу. У нас красиво тут, все в сирени. Хотите?

Апрель хотел. Артём допил из кружки пиво, прихватил сигареты и поплыл в комнату за деньгами.

* * *

Наткнувшись на первую ступеньку лестницы, Титрус чуть не упал. Приподняв одеяние, чтобы не наступать на края, он осторожно стал подниматься, нащупывая ступени. Прогулка по подземному ходу основательно вымотала, Титрус с трудом преодолел лестницу и, упершись ладонями в плиту над головой, с усилием толкнул ее. Плита поехала в сторону, в лицо ударил долгожданный воздух и свет. Выбравшись на поверхность, Титрус поставил плиту на место, выпрямился и отряхнул руки от липких пленок, ноги и подол одеяния от земли и песка.

В спальне сохранилась вся обстановка, как была при Аттоне и его супруги Ривеборы. Все предметы прятались под толстым слоем пыли, ее уберут лишь за день прихода к власти Грэма. Тогда-то он и войдет сюда, а позже введет в эту спальню свою супругу. Титрус посмотрел на огромное ложе, стоявшее на возвышении, будто трон, и постарался прогнать тяжкие мысли о том, какая незавидная участь постигла тех, кто спал на ней. У Грэма все должно сложиться иначе, его жизнь должна быть долгой и славной… и в душе Титруса окрепла уверенность: если Грэм придет из сумеречной Альхены ни с чем, он ему расскажет всё до конца об этих колоколах и даже покажет их. Теперь, когда рядом не было Апреля, никто не мог помешать или запретить сделать это. Он больше не ощущал на себе всеподавляющей силы первого Сенатора.

* * *

Острый взгляд Апреля, казалось, подмечал даже движение муравьев по асфальту, ничего не ускользало от его похожих на подкрашенный лед глаз. Человек, вошедший в роль экскурсовода по собственной планете, не закрывал рот ни на минуту. Мозг Апреля работал четко, динамично собирая, фильтруя и сортируя информацию. Ему приятно было ощущать эту работу, он так соскучился по ней. Сенатор уже понял структуру земного общества, природу его силы и слабости. Безусловно, у этого мира имелось больше богатых, разнообразных сторон жизни, нежели у сонной, наперед изученной Альхены, где так тяжело дышалось от скуки. А, судя по тому, что лишь за недолгий путь к ресторанчику он насчитал четырех демонов, этого народа здесь водилось в достатке, что, конечно же, радовало. Однако, на первых порах, Апрель подумывал больше общаться с людьми, нежели с себе подобными. Для начала их требовалось изучить издали, дабы понять, чего можно ожидать от земных демонов. Потом он переключился на мысли об Артёме и зеркале в его квартире. Зеркало конечно же стоило уничтожить, а вот что делать с хозяином жилища? Апрель пока еще не пришел к окончательному решению. Человек мог еще понадобиться когда-нибудь… а мог и не понадобиться. О том, что Артём мог проболтаться кому-нибудь о появлении у себя такого странного гостя, Сенатора не волновало, да и кто поверит слову такого вот человека?

* * *

Покинув покои правителей, Титрус направился к себе, уже ни от кого не таясь. Его усталый вид, подрагивающие руки и тусклый взгляд не привлекал особого внимания – всем в Доме было известно, какое шаткое здоровье у Титруса. Зайдя к себе, он, первым делом, напился подкрепляющего силы напитка, немного передохнул и стал одеваться – со вторым походом не следовало тянуть. Набросив черную мантию с темно-синим капюшоном, Титрус вышел из своих покоев и снова отправился в храм, нарочно выбирая такие дороги, где его могло бы заметить как можно больше народу.

* * *

В ресторанчике острое обоняние Апреля разделило палитру запахов на приятные, терпимые и отталкивающие. К приятным относились напитки, кофе и чай, к терпимым вина, все остальное отталкивало. Еще он уловил запах какого-то очень приятного фрукта или овоща, пахнущего утренней свежестью. Повторяя действия Артёма, он присел за столик на смешной стул с невысокой спинкой и раскрыл красную папку.

– Что будем брать? – спросил человек.

– А что едят за соседним столиком? Такое белое с зеленым?

– Огурцы.

– Тогда я буду огурцы.

– И всё?

– Пока да.

– А что пить?

– Это обязательно?

– Ну… да.

Из пространных объяснений демона, Артём понял, что тот желает кофе.

– Значит, вам заказать кофе с огурцами? – уточнил он, перед тем, как подозвать официанта.

Апрель кивнул. Себе Артём решил взять пива и орешков.

С деревянно-любезным лицом официант записал заказы и плавно понесся к стойке, а Апрель принялся расспрашивать о больших и малых зверях, увиденных на улице.

– Это кошки и собаки.

Но этого оказалось мало, Апрель желал знать о них буквально всё. Прикурив, Артём заметил, что гость невольно поморщился, и начал старательно выпускать дым в сторону, рассказывая о братьях меньших все, что знал. Апрель слушал с интересом, особенно его увлекли собаки. На Альхене звери не жили в обществе людей.

Подоспел официант. Он поставил на столик тарелку с аккуратно нарезанными ломтиками огурца, маленькую чашечку кофе с кубиками сахара на блюдце, большую кружку пива и тарелочку с фисташками. Огурцы Артём посоветовал посолить. Апрель сначала насыпал себе на ладонь маленьких белых кристаллов и попробовал, на вкус это оказалось неприятно. Сахар тоже не произвел впечатления. Аромат напитка под названием кофе оказался гораздо приятнее его вкуса, и лишь только огурцы оправдали надежду.

Похрустывая прохладными ломтиками, он спросил:

– Какие же методы управления народом у вас имеются?

– В смысле? – Артём разгрыз фисташку и бросил скорлупки в пепельницу.

– Как стоящие у власти манипулируют людским сознанием?

– Ну… – задумался он, – по всякому, наверное, религией, политикой… Через телевидение, прессу… да через всё, если так рассудить. Нам навязывают абсолютно всё: кого выбирать, во что одеваться, что читать, что есть и пить, куда ездить на отдых, даже каких девушек любить.

– Да-а-а? – изумился Апрель. – Широко, я бы сказал, с размахом. А где располагается непосредственное ядро управленцев?

– Я не знаю.

– Но оно есть? Ядро должно быть обязательно, без него не возможно было бы создать общество с таким сильноподчиненным сознанием.

– Наверное, есть, но я не знаю, где. Возможно, в нашей стране одно ядро, в Америке другое, там тоже люди подвешены на крюки за все бока, но им вдолбили, что они самая сильная и свободная нация на свете, во что они свято верят.

– Так у вас здесь даже разные способы манипуляции имеются?

– Да, еще какие. Сегодня вечером, – Артём посмотрел на часы, – будут передачу про Корею показывать, увидите еще одну отлаженную систему манипуляции громадным количеством народа.

– И это все не является секретом? – Апрель доел огурцы и отодвинул тарелочку. – Все, как и ты, знают о том, что ими манипулируют?

– Да, большинство знают, догадываются, по крайней мере, если не совсем еще отупели.

На душе у Артёма отчего-то сделалось тоскливо.

– Как интересно… – Сенатор поднес к лицу чашечку и стал вдыхать кофейный аромат.

– Чтобы вам понять лучше наше общество, вам нужно хотя бы один раз посмотреть наше телевидение и прочесть хотя бы одну газету.

– У тебя есть все это?

– Да.

– Я хотел бы приступить немедленно.

– Кофе не будете?

– Нет, вкус неприятный. Еще я хотел бы узнать поподробнее о религии и политике, особенно о религии.

– Попробую просветить в меру сил и возможностей, – вздохнув, Артём залпом допил пиво. Всё происходящее продолжало казаться некой иллюзией, почти цирковой мистификацией.

* * *

Птица приземлилась неподалеку от туманной границы, отделявшей сумеречную Альхену от Альхены, озаренной жарким светом Бетельгейзе. По крылу Грэм соскользнул на землю. Голова кружилась, он чувствовал себя хмельным от ветра и аромата перьев.

– Грэм, – птица склонила голову, глядя на него плоским круглым глазом, – я бы хотела сказать тебе кое-что на прощание.

Юноша кивнул, поправляя рукояти мечей за плечами.

– Не стоит особо доверять голосу, не имеющему лица и лицу, не имеющему имени. Слушай собственное сердце – оно твой лучший проводник.

– Обещаешь, что найдешь старика?

– Обещаю.

Она взмахнула крылами, бесшумно вспорхнула, устремилась ввысь и растворилась в голубом сиянии Рима.

* * *

Войдя в храм во второй раз, Титрус опустил тяжелую железную задвижку, запирающую двери изнутри, сбросил мантию и присел у подножья статуи. Сердце билось чуть ровнее – начинал свое действие подкрепляющий напиток. Хотелось прилечь у каменных ног безликой женщины и полежать неподвижно какое-то время, но Титрус боялся заснуть. Он и сам не знал, почему он так боялся заснуть в храме.

* * *

В густом тумане границы Грэм еле отыскал трещину в скале, через которую они проходили с Захарией и Карой. Выбравшись к теплу и свету Бетельгейзе, он глубоко вдохнул привычно теплый, разнотравный воздух и направился к искрящемуся дымку, витающему в воздухе. Только этот дымок и ничего более не указывало на присутствие зеркального хвоста коридора перемещений.

* * *

Вернувшись домой к Артёму, Апрель сел перед телевизором, взял пульт и углубился в мельканье каналов. Осоловевшего от пива Артёма клонило в сон.

– Ничего, если я немного вздремну? – сдерживая зевок, сказал он.

– Конечно, конечно, спи.

Не раздеваясь, Артём улегся на кровать и отключился.

* * *

Второй поход через подземелье совсем вымотало Титруса. Он еле выбрался в спальню Аттона, и долго сидел на полу, хватая ртом воздух. Более-менее отдышавшись, он поднялся на ноги и, неуверенно ступая, будто по зыбким пескам, приоткрыл дверь, выглянул и, никого не увидав, вышел из спальни.

Направляясь к себе с единственным желанием прилечь и, если удастся поспать, Титрус увидел Грэма. Сначала он не поверил собственным глазам, но, тем не менее, это был юноша собственной персоной. Он медленно шел, опустив голову, за его плечами торчали рукояти мечей Захарии.

– Грэм!

Он остановился, поднял голову и посмотрел на воспитателя так, будто видел его впервые.

– Грэм, мальчик мой! – Титрус бросился к нему с распростертыми объятиями. – Ты жив! Какое счастье! А где Захария?

– Захария умер.

– Как умер? – ахнул Титрус, опуская руки. – Что ты говоришь такое?

– Еще и Кара умерла, – голос Грэма звучал вяло, безжизненно.

– Кто такая Кара?

– Уже не важно.

– А что с тобой-то случилось? – Титрус обеспокоено заглядывал ему в лицо.

– Ничего, – он отвернулся. – Я выкупаться хочу, на мне столько грязи.

– Да, да, выкупаешься, поешь, отдохнешь, потом все по порядку расскажешь.

– Где Апрель? Мне с ним поговорить надо.

– И я тоже тебе расскажу все по порядку. Идем, идем.

Приобняв его за плечо, Титрус повел Грэма к его покоям.

* * *

Апрель был сильно разочарован. Мир, представленный ему с экрана был слишком груб и физиологичен, все строилось на инстинктах и низменных чувствах. В сравнении с человеком животные выглядели высочайшей ступенью развития, и Апрель подумал, что обязательно заведет себе какое-нибудь животное. Сразу взрослое.

Артём крепко спал тяжелым пьяным сном. Этот человек внушал Апрелю брезгливость, с ним пора было расставаться. Глядя на распростертое на кровати тело, Сенатор колебался – убить его или не стоит? Взвесив все «за» и «против», решил не убивать, так как это могло повлечь за собой нежелательные последствия. Бесшумно двигаясь, чтобы не разбудить человека, он снял со стены зеркало и задвинул его за шкаф, подумывая, что если человек имеет хоть какое-то соображение, то возвращать на стену зеркало не станет. Затем приоткрыл дверцу платяного шкафа, достал с верхней полки коробку из-под обуви, извлек из нее пачку денег. С вешалки снял свою куртку, которую человек называл «пиджаком», перебросил ее через руку и неслышно покинул квартиру Артёма Усольцева.