Текст книги "Чужая звезда Бетельгейзе"

Автор книги: Галина Полынская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Но приятная теплая дрема так сладко убаюкивала, что сопротивляться ей не было ни сил, ни желания.

* * *

Ужин удался на славу, новые повара расстарались. Но даже прекрасно приготовленные блюда не улучшили подавленного настроения Титруса. Вроде бы всё, что сказал Апрель, было верным и вполне оправдывало его чудовищный поступок в Сенате, но на душе все равно было гадко. Если можно лгать в Сенате, значит можно все – а это путь к краху…

– Прекрасно, – Апрель допил вино и отставил кубок, – просто превосходно. Ты не обидишься, если я тебя оставлю?

Титрус отрицательно качнул головой.

– Хорошего тебе вечера, – улыбнулся на прощание Апрель, будто бы не замечая сумрачного вида Титруса.

* * *

Сквозь завораживающую дрему, Захария почувствовал гнилой запах чьего-то тяжелого хриплого дыхания, но он не мог пошевелиться, не мог даже открыть глаза. Будто сквозь многочисленные слои плотной ткани он слышал, как некто топчется рядом. Затем на него навалилась тьма, теплая тяжкая тьма.

* * *

Придя к себе, Апрель первым делом избавился от неудобных сенатских одежд, переоделся и сразу же отправился в потайные комнаты. Не глядя коснулся выемки на раме, едва дождался, пока приоткроется небольшая щель, и протиснулся внутрь, обуреваемый страстным желанием поскорее добраться до зеркал. Он был уверен, что на этот раз все обязательно получится.

* * *

Розоватая дымка рассеялась, показав, что за глаза живут в диковинном разрезе. Тонкие, быстро вращающиеся вокруг своей оси иглы обозначали зрачки, белые глазные яблоки и черные белки. Обостренное сознание Грэма не имело ни рук, ни ног, ни головы, он не мог ни пошевелиться, ни отвернуться, он весь состоял из чувств и ощущений. Наблюдая за вращением игл-зрачков, он забыл обо всём, что хотел спросить.

* * *

– Немного изменить угол центрального коридора, – шептал Апрель, разворачивая зеркала, – настроить на Землю… а остальные сделать вспомогательными, так, чтобы каждое зеркало усиливало действие соседнего…

Зеркала стояли на специальных подставках, украшенных десятком разноцветных камней. На самом деле камни не являлись украшением, именно благодаря кристаллам зеркальные коридоры обладали такими возможностями. Что это за камни и по какому принципу они действуют, Апрель никогда не интересовался, ему достаточно было того, что они работали.

Каждого зеркала он касался с улыбкой и нежностью, как живых и любимых, глаз его был уже так наметан, что углы выстраивались с идеальной точностью. Апрель не задумывался о том, какие последствия могут быть от усиления действия основного коридора в два раза. Он чувствовал, что цель близка, и ничего более значения не имело.

* * *

– Кто ты? – смог, наконец, собраться с мыслями Грэм.

– Ты же хотел проводника, – ответила голова, не размыкая губ, – я твой проводник.

– Я не это имел в виду…

– Никто, кроме тебя не знает и даже не догадывается, что ты на самом деле имеешь в виду. Надо точнее выражать свои мысли.

Голова произнесла это так, будто дала Грэму невидимую оплеуху.

– Как тебя зовут? Ну… как мне к тебе обращаться?

– Хорошенько подумай перед тем, как ко мне обращаться, – хмыкнул голос.

И Грэм внезапно очнулся.

* * *

Обещание помочь Апрелю с пластинами для игры уже не радовало Титруса, но отказаться было неловко. Сверяясь с образцом, принесенным первым Сенатором, он принялся аккуратно вырезать изображение странного лица – не поймешь, мужского или женского. Зачем оно требовалось на всех пятидесяти двух пластинах, Титрус не понимал, но Апрель сказал, что это непременное условие, иначе игры не будет. Поначалу пальцы плохо слушались и линии не выходили нужной глубины и толщины, перепортив с десяток пластин, он всё же наловчился и дело пошло. «Зачем я этим занимаюсь? – размышлял Титрус, вырезая чудные глаза. – Будто бы мне больше делать нечего…» Но, делать и вправду было нечего, а вырезание картинок, как ни странно, успокаивало душу.

* * *

Открыв глаза, он увидел склоненные над собой пушистые ветви гладких замерзших деревьев, и вспомнил, где находится. Но, что-то было не так… ему было тепло, даже жарко. Всё ещё лёжа на спине, он поднял руку и поднес ладонь к лицу, она светилась. Он мог рассмотреть всё, вплоть до неторопливого течения своей синей крови, которая в этом теплом свете казалось ярко-голубой. Приподнявшись, он тряхнул головой, приходя в себя и… в момент забыл о собственных странностях. В паре шагов лежало громадное косматое чудовище, из-под его длинной серой шерсти с белыми подпалинами выглядывала нога Захарии. Кары не было видно вообще. Мгновенно очутившись на ногах, Грэм выдернул из пояса цепь. Зверь заворочался, поднял тупую клыкастую морду и уставился на юношу выпуклыми, налитыми кровью глазами. Грэм начал раскручивать цепь, потихоньку приближаясь к зверю, надеясь, что Захария еще жив. Чудище заворчало, глядя на светящегося человека, шумно втягивая крупными ноздрями запах нападающего. Когда свистящее грузило готово было опуститься на голову, раскраивая череп, зверь вдруг неожиданно отскочил в сторону с удивительной для его грузного внешнего вида легкостью. Грэм продолжал наступать, мельком глянув на Захарию, крови вроде бы не было видно. Зверь рассматривал Грэма, не выказывая особых признаков агрессии. Дождавшись, покуда нападающий подойдет поближе, он снова отпрыгнул на безопасное расстояние.

– Грэм, – раздался позади хриплый голос Захарии, – не трогай его, зверь мне ничего не сделал. Он меня отогрел.

– Да? – удивился Грэм.

Грузило упало в снег. Захария с трудом поднялся на ноги и принялся отряхиваться от клочков серой шерсти.

– А где Кара?

– Она в тебе.

– То есть?

– Она греет тебя изнутри, мы боялись, что ты замерзнешь без движения. Набери в легкие побольше воздуха и выдохни через рот.

Грэм так и сделал. Вместе с воздухом стал выходить золотистый дым, он быстро сгущался, становясь языками пламени.

Зверю отдали последний кусок мяса, и пошли дальше.

* * *

С пластинами Титрус засиделся до глубокой ночи, но вырезал все пятьдесят две. Он уже заранее знал, что не будет играть в эту игру, даже если она очень увлекательная, пускай Апрель ищет себе другого партнера. Но данное обещание честно выполнено, можно быть свободным. Сложив пластинки в стопку, он поднялся из-за стола, потянулся, разминаясь, и собрался к Апрелю. «Час поздний, – подумал Титрус, глядя в засыпанное звездами окно, – должно быть он спит уже». Но Апрель просил принести будущие карты тот час же, как только Титрус закончит, и Титрус решил отнести, чтобы уж сдержать свое слово по всем пунктам.

Он взял светильник, вышел из своих комнат и направился прямо через анфилады сонных каменных арок.

Тихонько стукнув в дверь пару раз и не получив ответа, Титрус заглянул в покои Апреля. Сет горел, но было тихо.

– Апрель! – Титрус перешагнул порог. – Ты не спишь?

Ответа не последовало. Вздыхая, он прошел в комнату, где на стене висело серебряное зеркало в простой раме, положил стопку пластинок на столик у окна, и пошел обратно. На душе было тяжело и пусто.

* * *

– Не могу понять, друг он или враг.

Грэм шел впереди, прокладывая дорогу среди гладких снежных горбов. Следом двигался Захария, его одежда и тело все еще хранили тепло и резкий запах звериной шкуры.

– С таким лицом, как ты описал, вряд ли это друг. Он так и не назвал своего имени?

– Нет. Кара, а ты что думаешь?

– Я пытаюсь вспомнить, где же могла раньше видеть человека с таким странным лицом… я точно когда-то видала такого.

– В Тарте? – подсказал Захария.

– Н-н-н-н… не помню. Он назвался твоим проводником?

– Да. Как раз мечтал о таком.

– Ты не спросил, что это у тебя за обмороки?

– Не успел.

Виски Грэма сильно сдавливала внутренняя боль то ли от холода, то ли ещё от чего. Отводя от лица ветки с опадающими снежными ломтями, он прислушивался к тому, что творится у него внутри. Строительство гулких арок было завершено.

* * *

Стеклянный хвост основного коридора заискрил крупными белесыми искрами, мелькнула быстрая колючая вспышка. После себя она оставила дрожащую серебристую дымку. Апрель прислонился к дверному косяку и потер указательным пальцем переносицу. Он был так уверен в успешном результате, что даже не особо обрадовался. Он принял это как должное.

* * *

Рим нехотя уступил место Бессу, и вся округа сменила свою окраску, теперь голубые снега щедро разбрасывали розовые искры. Благодаря снегу в этой части сумеречной Альхены было гораздо светлее.

– Давайте немного передохнем, – Грэм присел на гладкий ствол поваленного дерева.

Захария примостился рядом. Он положил на колени заметно отощавший мешок, развязал его и извлек последние куски окаменевшей лепешки и флягу с парой глотков вина.

– Скоро наступят голодные времена, – заметила Кара.

– Мы долго можем обходиться без еды, – Захария протянул лепешку Грэму.

– Но, рано или поздно…

– Тогда кого-нибудь поймаем, зажарим и съедим.

И Кара поняла, что молодые люди не в настроении общаться. Чтобы не мешать их трапезе, она взлетела повыше и, будто удивительная птица, перелетающая с ветки на ветку, стала осматривать округу.

– Ничего не получается, – произнес Грэм, медленно жуя безвкусную лепешку, – ничего не происходит.

– А что должно происходить? – Захария поднял на него взгляд лилово-розовых глаз.

– Я шел сюда с надеждой узнать правду о себе, узнать, кто я такой, до дна рассмотреть слово «демон».

– А если там вообще нет дна? Или ты увидишь то, что тебя ужаснет? Держи, – Захария передал ему флягу. – Я знаю, что ты совсем не такой, как я, мы все разные, ты отличаешься от меня, Кара от нас обоих, и каждый из нас наверняка хранит в себе глубочайшую тайну. Надо ли ее знать?

– Ты веришь, что на Бетельгейзе живут высочайшие существа, управляющие нашей жизнью?

– То, что высочайшие существа есть, я даже не сомневаюсь, а если так, то какая разница, где они живут? Может быть они здесь, среди нас, но мы их просто не замечаем, потому что у нас глаза по-иному устроены? Не так, как у них, потому что они другие…

– А почему ты уверен в их существовании?

– Разве сегодняшний случай со зверюгой ничего не доказывает? Вместо того, чтобы сожрать меня, он спас мне жизнь, отогрел собой.

– Ты уверен, что это был хищник?

– А ты видишь тут пышную растительность и спелые ягоды? Да и вряд ли создание такого размера, живущее в снегах станет питаться древесными почками. Что тебя гнетет, Грэм?

– Понимаешь, – едва улыбнулся он, – в моей душе кто-то понастроил гулких арок, зачем они нужны, ты не знаешь? Они темные, отчаянные, из них тянет холодным сырым ветром. Куда они ведут, Захария?

– Быть может к сияющему дворцу?

* * *

Увидев оставленные Титрусом пластинки, Апрель вынес из потайных комнат краски и расположился у открытого окна, чтобы не надышаться их испарениями. Затем зажег все имевшиеся светильники – освещение вышло стабильным и ярким. Сторону пластин с диковинным лицом решено было сделать черно-красными, а вот… В дверь тихонько постучали.

– Кто еще? – не без раздражения выкрикнул Апрель.

На пороге возникла юная девушка в белых одеждах, волосы ее были распущены, ноги босы. Апрель совсем забыл, что к нему на ночь должны были прислать женщину. Выставить сразу он ее не мог, могли пойти нежелательные слухи, и ему в голову мгновенно пришла идея.

– Заходи, заходи, – махнул он рукой, – как тебя зовут?

– Аджи, – дрогнувшим голосом произнесла она, не решаясь поднять глаз.

– Хорошо, Аджи, иди, садись сюда, – Апрель поставил деревянной кресло по другую сторону стола. – Поможешь мне кое в чём.

Девушка не двигалась, она стояла и смотрела в пол.

– Подними голову! – рассердился Апрель. – Подбери волосы и иди сюда!

Аджи послушно всё исполнила.

– Будешь внимательной и аккуратной, я тебя не трону и щедро награжу. Поняла?

Она кивнула.

* * *

Теперь пустой мешок и фляги были ни к чему, их выбросили, чтобы не обременяться лишней поклажей. С мутных небес свисала снежная завеса, покачивающаяся под случайными порывами ветра. За исключением зверя, отогревшего Захарию, никаких других живых существ им больше не встретилось.

Чтобы нарушить отупляющую тишину, да мерный скрип снега в такт шагам, Захария сказал:

– Кара, расскажи о твоем Тарте. Что у вас там есть интересного?

– Ничего, – ответила Кара, и на этом ее рассказ закончился.

Оказалось, что живой огонь не имеет права рассказывать людям с поверхности о Тартре.

И снова тишина, голубые, почти что синие сумерки, да мирное похрустывание снега.

* * *

Аджи оказалась сообразительной, проворной и не задавала вопросов. Она ловко красила кровью птицы дроды изображения странной головы, получались густо черные контуры на бледно красном. После покраски пластины отправлялись сушиться на подоконник. Кровь сохла быстро, и вскоре Апрель уже брал очередную пластину, чтобы вырезать картинку. Руки его двигались с мастерской точностью, ни разу он не допустил неверного или лишнего надреза. Завершив, он сразу же наносил краски, рассчитывая закончить к утру.

* * *

– Грэм, я так устал, что с ног валюсь, – тихо сказал Захария.

Грэм слегка удивился, они прошли не так уж и много, да и не было у Захарии привычки жаловаться на усталость.

– Ладно, давай передохнем.

Грэм огляделся. Подходящего для остановки места не виднелось, – меж стройных древесных колонн, лежали никем не тронутые гладкие сугробы, глубокие и рыхлые, они казались мягкими и уютными. Ни тропинки, ни полянки, ни поваленного дерева.

– Захария, давай пройдем немного…

Захария вдруг споткнулся обо что-то под снегом, неловко взмахнул руками и стал падать на спину. Все произошло быстро, за какие-то доли секунд, но Грэму показалось, что время специально застыло, дабы он смог увидеть эту картину во всех подробностях. Из сугроба вылезли широченные острые шипы какой-то неизвестной твари, на них с размаху и упал Захария. Шипы пробили его грудь с легкостью, и вместе со своей добычей, стали уходить обратно под снег. Кара пронзительно закричала, и это стряхнуло с Грэма оцепенение. С каким-то глухим звериным рыком, Грэм бросился назад по тропке и успел схватить, снять Захарию с шипов, и они быстро ушли под снег, так и не показав своего обладателя. Отбежав прочь, Грэм положил Захарию на спину и стал разрывать куртку на его груди. В уголках его рта надувались и лопались красные пузыри, дыхание со свистом вырывалось из ран.

– Захария, Захария, скажи что-нибудь, – Грэм пытался зажать сразу все его раны одновременно. – Дружище, не молчи! Только не молчи! Захария! Дыши!

– Не кричи, Грэм, – прошептала Кара, – разве не видишь? Он мертв…

* * *

Жаркие лучи Бетельгейзе растревожили туманные горизонты Альхены, наступал новый яркий, насыщенный жизнью день.

С помощью Аджи Апрель закончил с картами. Все пятьдесят две штуки лежали вряд на столе. Глаза девушки слипались, она то и дело клевала носом.

– Умница, – похвалил ее Сенатор, – сейчас принесу твою награду.

Услышав о награде, она мигом проснулась и заулыбалась. Апрель вышел и вернулся с двумя цепочками, одна блестящая, желтая с крупным красным камнем, другая почти белая, с синим кристаллом.

– Это тебе за старательность, – он протянул Аджи желтую цепочку, – а это за молчание. Ты поняла?

– Да, – радостно кивнула она, поклонилась и, будто легкий сквозняк, выскользнула за дверь.

Как только девица исчезла, Апрель мигом выбросил ее из головы.

– Возможно, мне придется воспользоваться ими только один раз, – бормотал он себе под нос, рассматривая карты, – но все равно, дело того стоит.

* * *

Стоя на коленях перед мертвым Захарией, Грэм осторожно вытирал снегом кровь с его губ и груди. С запрокинутой головой, в разорванной куртке, он казался каким-то слишком уж маленьким и хрупким. Грэму казалось, что он спит наяву, такими медленными и неуверенными были его движения, а под сводами гулких арок кто-то бегал, спасаясь от собственного крика, помноженного эхом на сотни голосов.

* * *

Апрель с особой тщательностью подобрал одежду. Он практически ничего не знал о Земле, но мог предположить, что мироустройство на обитаемых планетах схожее. Тем более, он считал себя и себе подобных порождением Земли, так что больших сложностей не предвиделось. Он не собирался прямо сразу совершать переход, для начала надо было посмотреть, куда вывел коридор, что там такое…

Надев легкие черные брюки, туфли, сшитые по собственному заказу, он отбросил в сторону рубаху, сразу взяв идеально скроенную по его фигуре куртку из плотной материи с глухим, под горло воротником. Подойдя к зеркалу, он долго смотрел на свой смуглый торс, под гладкой, безволосой кожей жили стальные мышцы, закаленные долгими тренировками. Даже если с размаху, что есть силы ударить кулаком ему в солнечное сплетение, эффект получится равносильным удару в стену – кулак пострадает, а сплетение нет.

Надевая куртку, он с удовольствием ощущал прохладные прикосновения материи к голому телу. Затем снял с волос зажим, тщательно расчесал и снова собрал в хвост длинные до плеч иссиня черные волосы с седыми нитками. Прищурив глаза цвета подкрашенного зеленой краской льда, он улыбнулся, как долгожданное лакомство, предвкушая встречу с планетой Земля.

* * *

– Грэм, – Кара подлетела ближе, – Грэм, ты меня слышишь?

Уже долгое время он стоял на коленях перед телом Захарии и не двигался, казалось даже – не дышал.

– Грэм, больше всего на свете я сейчас сожалею о том, что не умею плакать, и значит, никак не могу облегчить свою боль, а ты умеешь. Плачь, Грэм, плачь, пожалуйста.

– Я не могу его оживить, Кара, – он поднял на неё тяжелый взгляд почерневших страшных глаз, – я могу разрушить и убить, а создать и оживить не могу, вот что значит быть демоном, да? Это оно и есть?

– Я не знаю… – слабым эхом ответила она.

– Он был моим единственным другом, он умер, а я не могу даже достойно похоронить его.

– Почему ты никогда не говорил ему, что он – твой друг?

– Разве это не было очевидно без слов?

Кара лишь вздохнула в ответ. Грэм встал на ноги, снял с Захарии мечи, перебросил их крепления через плечо, и поднял тело, попутно отряхивая с него мокрый багровый снег.

– Что ты делаешь?

– Я не могу взять и зарыть его тут в сугроб, не могу, понимаешь?

– Понимаю.

Тяжело ступая, Грэм пошел дальше, следом полетела Кара.

* * *

С волнением первооткрывателя Апрель вошел в центральный коридор, вибрирующее напряжение силовых потоков ощущалось довольно сильно, в обычных коридорах такого не встречалось. Потоки рассержено гудели, при каждом движении Апреля. Приблизившись к искрящейся дымке, он помедлил мгновение и шагнул вперед.

* * *

Ландшафт заметно менялся. Встречались сугробы выше человеческого роста. Иногда попадались самые настоящие пещеры, образованные стволами, ветками и коркой плотного обледенелого снега. Вскоре они вышли, как показалось на первый взгляд, к необыкновенному стеклянному городу в россыпях ярких голубых огней. Лишь присмотревшись, Грэм понял, что гладкие крыши домов, причудливые переплетения балок, столбы и колонны не рукотворны, это сплошной лед, намерзший так по прихоти природы. Грэм замедлил шаг, когда вошел в этот пустой, никому не принадлежащий город. Время от времени какая-нибудь ледяная трубка отламывалась, из нее хлестала вода и тут же застывала причудливой горкой или гладким стеклом. Увидев просторную пещеру, внутри которой лед намерз так, что стал похож на полупрозрачное ложе, Грэм решил оставить тело друга в ней. Он вошел внутрь, а Кара осталась мерцать снаружи при входе. Уложив Захарию на спину, Грэм убрал с его лба упавшие волосы, соединил на груди края разорванной одежды, и присел рядом на гладкий ледяной край. Глядя на плотно сомкнутые веки, опущенные темные ресницы, Грэм прошептал:

– Прости, что не сумел тебя защитить, не смог предотвратить непоправимое. Надеюсь, высшие существа со звезды Бетельгейзе встретили тебя с теплом и радостью. Будь счастлив среди них, друг мой.

* * *

Перед Апрелем возникла стеклянная преграда, и он понял, что это чье-то зеркало там, на Земле. Прозрачная непробиваемая стена стояла между ним и его целью, но Апрель был уверен, что и эту последнюю преграду он преодолеет, а пока что стал рассматривать интерьер нового мира. Судя по всему, если мир не был сумеречным, то в нем царила ночь. В не зашторенное окно бил яркий, чистый свет круглого белоснежного светила, благодаря этому свету комната была видна со всеми деталями. У окна полированный стол, на нем ваза с цветами, их пышные сиреневые и белые грозди наверняка приятно пахли. Узкая кровать, странный прямоугольный ящик у стены, большая коробка с одной мутной стеклянной стенкой на тумбе в углу. С потолка свисало нечто странное и некрасивое, Апрель решил, что это какой-то осветительный прибор, или символическое изображение светила, на вроде того, что весит у них в Сенате. Обитателей видно не было, дом пустовал, он Апрель надеялся, что кто-нибудь рано или поздно вернется, ведь без помощи землянина ему не преодолеть последней преграды.

* * *

Грэм услышал только короткое «Ах»! Он вскочил, оборачиваясь. Лопнул большой ледяной пузырь, и поток воды хлынул прямиком на Кару. Она вмиг исчезла из видимости. В три прыжка он выскочил из пещеры, Кары нигде не было. Опустив взгляд, он увидел ее под прозрачной коркой льда. Живой огонь погас, лицо Кары напоминало сильно обгоревшую деревянную маску. Изо всех сил Грэм принялся бить по льду кулаком, пошли трещины и вскоре он смог извлечь то, что осталось от Кары. «Маска» крошилась и ломалась от любого движения. Он отнес черные остатки в пещеру и положил на грудь Захарии. Затем забрал его мечи, вышел и стал рубить ледяные колонны, подпиравшие своды пещеры. Когда они подломились и пещера обрушилась, погребая под собой тело и черную маску, Грэм долго стоял и смотрел на беспорядочную груду льда, завалившую вход.

* * *

Титрус резко проснулся. То ли сон неприятный толкнул в бок острым кулаком, то ли шум какой, успевший стихнуть – он не разобрал. Титрус поднялся и сел, отбрасывая теплое покрывало. Сердце колотилось нервно, рвано. Шлепая босыми ногами по полу и путаясь в широких длинных полах рубашки, он подошел к окну. Искусное плетение решетки, не позволявшей бестолковым птицам залетать в Дом, сейчас показалось изломанным и мрачным. Сердце сжимали холодные тиски, дышалось с трудом, будто в спальне закончился воздух. «Как там Грэм? – с щемящей тоскою подумал он, глядя сквозь решетку на чернющее небо. – Если тяжело ему или плохо, если в беду попал или грусть одолела, пусть частица моей души и любви выручит и успокоит. Возвращайся домой, мальчик…»

* * *

Раздался какой-то невнятный шум. Апрель прислушался с восторгом – значит, он может слышать звуки! Зеркало пропускало их! Кто-то вошел, секундой позже под потолком вспыхнул тусклый свет. Апрель с интересом рассматривал вошедшего: довольно молодой человек мужского пола, приятной внешности, шатаясь и неуклюже прыгая, пытался снять брюки. Судя по его виду и движениям, он был сильно пьян. Избавившись от брюк, он стянул с торса светлую тонкую одежду с короткими рукавами и в нижнем белье рухнул на кровать, не выключив света. На стоявшего в зеркале Сенатора он не обратил никакого внимания, и Апрель всерьез забеспокоился, что с той стороны его не видно.

* * *

Ледяные пещеры остались позади. Грэм шел быстро, едва ли не бежал, надеясь, что скорость и ветер усмирят того, кто бегал под гулкими сводами и безостановочно кричал. Сердце билось ровно и глухо, оно было сильным, оно должно было выдержать всё, на то оно и сердце лучшего война Шенегрева. Вот только эти арки… кто их выстроил и зачем? Почему именно в душе Грэма? И правда ли то, что она красного цвета? Имеет ли значение цвет души? И если да, то в каком случае?

Грэм задавал себе эти вопросы, усердно искал на них ответы, лишь бы только не думать о двух мечах за спиной и отсутствии летящего рядом живого огня.

* * *

Вернувшись из коридора в потайные комнаты, Апрель призадумался – что же брать с собой? Его главным оружием всегда были яды, но он не имел понятия, как они будут действовать на земные организмы. Одежду отмел сразу, на всех планетах жители одеваются по-своему, хочешь сойти за местного, оденься как все остальные. Черные карты старого демона оставил на столе, взял свои – четкие, яркие, радующие глаз. Перстень… Апрель долго колебался, брать его или нет, потом все же взял, это был его любимый: тяжелый, из редкого, отливающего голубоватым серебра с зеленым, в цвет глаз, прозрачным камнем. На правом запястье он застегнул плоскую серебряную ленту, изображающую браслет, на самом деле, это было многофункциональное оружие, самое совершенное, до которого только додумались на Альхене, доступно оно было лишь персонам ранга Апреля. Такую же полоску размером побольше, застегнул и на левой голени. И был готов. Прислушавшись к своим внутренним чувствам, он понял, что не испытывает никакого желания выйти из потайных комнат, подойти к окнам и в последний раз посмотреть на Альхену. Мысль о прощании с Титрусом даже не рассматривалась.

* * *

Не чувствуя ни холода, ни голода, ни жажды, шел вперед Грэм. Его лицо с плотно сжатыми губами и прищуренными глазами казалось лицом одержимого. Когда же он выбился из сил, то сел на снег и, глядя прямо перед собой, стал просто ждать, пока тело отдохнет. Никаких мыслей и чувств не было в его душе и голове, он погасил в себе всё, до чего дотянулся.

– Чем больше жертва, – раздался вдруг рядом знакомый голос среднего пола, – тем больше сила того, кто жертвует. Кто жертвует всем, тот может сделать всё.

– Я не буду с тобой разговаривать, – произнес Грэм, едва размыкая губы, – не хочу вести беседы с тем, чьего имени я не знаю.

– Зови меня Проводником.

– Не пойдет.

– Хорошо, меня зовут Даль. Это устроит?

Грэм промолчал.

– Тебе жалко их, да?

– Кто ты вообще такой, чтобы задавать мне такие вопросы?

– Твой проводник.

– И куда ты меня проведешь?

– Хочешь, прямо к окончанию твоего пути?

– А есть что-либо, из-за чего ты можешь уйти и оставить меня в покое?

– Когда я пойму, что больше тебе не нужен, я сам уйду.

– Ты не нужен, понимаешь?

– Это не тебе решать. Ну, так что? Проводить тебя к душе колоколов?

– Нет. Я сам.

– Ты будешь кружить окольными путями.

– Я же сказал.

Грэм поднялся, размял гудящие ноги и пошел дальше.

* * *

На Земле наступил мягкий желтый рассвет. Апрель жалел, что не может чувствовать сквозь стекло запахи, было очень интересно, как пахнет земное светило, как греют его лучи. Человек так и спал на кровати в той позе, в которой упал. Он не издавал никаких звуков, и казалось, – он мертв. Апрель надеялся, что это не так, что человек проспится, встанет и увидит его. Апрель даже пару раз постучал по стеклу, но человек не проснулся, возможно, просто звук не доносился туда. Переминаясь с ноги на ногу, Сенатор ждал, грея в руке колоду новеньких карт.

* * *

Вскоре из леса Грэм вышел к гладкой снежной равнине. В зените стоял Медиум, и равнину заливало бледно-зеленое сияние, неравномерное и призрачное. Глядя на эту равнину без конца и края, Грэм ощутил резкий укол злости, под гулкими арками зазвучало неясное эхо отчаяния – здесь он мог бродить сколько угодно, вплоть до голодной смерти. Средний голос молчал и ждал, покуда юноша попросит.

– Хорошо, – выдохнул Грэм, – ты победил. Куда мне идти?

Голос не отвечал.

– Даль! Куда мне идти?

– Никуда, – нехотя, с издевкой ответил он. – Видишь поваленное дерево?

Грэм огляделся. У самой кромки леса и вправду лежал толстый ствол.

– Садись на него и жди.

Грэм повиновался.

Сколько он просидел без движения, глядя на пляски зеленых искр, он и сам не знал. Холода он уже не чувствовал, голос не тревожил, голода и жажды тоже не было, немного хотелось спать и всё. Хруст снега под чьими-то шагами, Грэм принял сначала за игру воображения. Мгновением позже неподалеку от него из леса вышла гигантская птица с аккуратной головой, красным клювом и загрубевшими красными лапами, у птицы были круглые глаза и белоснежное оперение, в свете Медиума как и все остальное, казавшееся зеленоватым.

* * *

Человек на кровати зашевелился, когда земное светило уже сменило свой мягкий утренний свет на яркий дневной. Он слез с кровати и, пошатываясь, вышел из комнаты. Вскоре вернулся с удлиненным сосудом, наполненным прозрачной водой. Одной рукой поправляя свое нижнее белье, а в другой держа сосуд, он принялся жадно пить. Во время утоления жажды в поле его зрения случайно попало зеркало. Судя по целенаправленному взгляду, человек увидел гостя. Он смотрел на Апреля блестящими круглыми глазами ярко-голубого цвета и продолжал пить, не отрываясь от сосуда ни на миг. Обрадованный Сенатор поднял ладонь и помахал ему, после сделал жест, приглашающий подойти к зеркалу. Человек вдруг резко отнял от губ сосуд и принялся выплевывать обратно воду, страшно кашляя при этом. Слышимость была отменнейшей, это радовало. Будто корм для приманки неразумного зверя, Апрель взял из колоды одну карту и прислонил к стеклу, снова приглашая жестом человека подойти ближе. Утирая с подбородка воду, тот стоял на месте и не двигался. Апрель пальцем указал на карту с красочным изображением солидного правителя с черным острым значком в нижнем и верхнем углах, затем показал на себя. Повторил это несколько раз, давая понять человеку, что хочет отождествить себя с изображением. Человек вышел из ступора, подошел к столу с цветами, выдвинул ящик и вытащил колоду карт. Руки его тряслись, карты сыпались на пол, но он все же сумел выхватить нужную и показал Апрелю другого правителя с красным сердечным значком по углам. «Ну и ладно, – подумал Сенатор, – пускай считает себя правителем, в этом нет ничего страшного». Апрель с улыбкой закивал, всем своим видом показывая, как он доволен сообразительностью человека, и снова поманил его. Как во сне, человек пошел вперед, протянул руку и прислонил карту к стеклу, его ладонь оказалась вровень с ладонью Апреля. Контакт состоялся.

* * *

Увидев Грэма, птица остановилась, склонила голову на бок и уставилась на него. От этого гигантского создания не исходило ни малейшей угрозы, напротив, от птицы теплыми волнами расходилось нечто умиротворяющее, спокойное и доброе.

– Долгой жизни тебе, красивая птица, – произнес Грэм.

– И тебе, – неожиданно ответила она, приоткрывая клюв.

Грэм опешил. Неуклюже переваливаясь с лапы на лапу, птица подошла к нему поближе и присела в снег, чтобы лучше видеть фигурку, сидящую на древесном стволе. Красные лапы скрылись под белым оперением с зеленоватым отсветом.

– Ты знаешь, птица, мне так плохо на душе, – неожиданно для себя сказал Грэм. – Как будто я нелепо умер, но каким-то образом продолжаю жить дальше. Живой мертвяк – смешно да?

– Иди сюда, ко мне.

Птица с шелестом приподняла одно крыло. Грэм поднялся с бревна и прошел в чудную перьевую беседку. В ней было тепло и уютно.