Текст книги "Ученица чародея"
Автор книги: Галина Манукян
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Глава 15
Моник снова уехала, пообещав наведываться. Она долго-долго наставляла меня, говоря, что девушка должна хорошо выглядеть при любых обстоятельствах, заботиться прежде всего о себе и стараться не доводить себя до такого состояния, в каком она меня застала. Мне не хотелось ее отпускать, и я со всем соглашалась. Выходя из моей комнаты и ступая по лестнице, она принялась толковать о том, что с Этьеном лучше не ссориться, и по возможности вести себя прилично.
– Ах, знала бы ты, девочка, как чуднó ведут себя мужчины! Порой нам совершенно непонятно, что у них на уме, они пырхаются и злословят, тогда как сами уже твёрдо решили жениться.
Такая тирада вызвала у меня лишь досаду. Я переступила через порог и глянула на лужу у куста жасмина. Да к Этьену в невесты пойдёт только вон та жаба на камне. И то подумает двести сорок восемь тысяч раз. Но я смолчала.
Выходя на крыльцо, Моник издали завидела Огюстена и велела вести себя с ним осторожно, а лучше никак, ибо молодой человек явно странный. Я снова не стала возражать. Потом сама разберусь, кто мне милее. Зачем расстраивать любимую тётушку? Мы в сотый раз расцеловались и обнялись. Уже в воротах Моник покосилась на белокурого великана, ловко заправляющего мастеровыми, обернулась на меня и многозначительно погрозила пальцем.
Ах, ну ничегошеньки она не понимает. Какая жалость!
Я же, наоборот, с чувством глубокой благодарности и необъяснимым ощущением, похожим на нежность, залюбовалась широкой спиной Огюстена. Больше никто меня не защищал. Только он. В его присутствии я чувствовала себя увереннее.
На улице парило после дождя, опять стало жарко. Вот он и сбросил сюртук, оставшись в одной рубахе. Теперь было даже непонятно, как он мог показаться мне идиотом. С каждой секундой Огюстен вызывал во мне всё больше симпатий. Потому я с великим сожалением оторвалась от созерцания великана и отправилась выполнять поручения лекаря.
Мне предстояло растереть травы в мелкий-мелкий порошок в ступке, а затем рассыпать их в строгом порядке по маленьким склянкам. Делать это приходилось на кухне, бок о бок с Этьеном. Тот облачился в такой же, как у отца чёрный балахон, и пытался по-своему колдовать над травами. Сын лекаря резал и собирал их в сборы, откладывал какие-то в котелки – наверное, отвары делать.
По-моему, толку от него было, как от кота в мясной лавке. Он то и дело отрывал Софи от приготовления обеда. То дай ему попробовать, то поднеси, то расскажи. К тому же Этьен часто поглядывал на меня и отпускал в мой адрес колкие шуточки. Сам им сильно радовался, а я пропускала мимо ушей – нельзя было злиться и допустить, чтобы милый Огюстен снова превратился в деревянного разрушителя Голема. А ведь как велик был соблазн. Я лишь иногда скашивала глаза на наглого красавчика и фыркала себе по нос. Напустил на себя важности – тоже мне маг и чернокнижник! Недоучка и глупец на самом деле.
Когда Женевьева позвала Этьена к отцу в кабинет, я улучила момент и понесла Огюстену на тарелке колбасы, сыра с половиной багета и большую кружку холодной воды, чуть смешанной с красным вином. От нескольких капель, – подумала я, – вреда не будет.
Увидев меня, Огюстен обрадовался. Был он рад и угощению, но, отпив воды, со вздохом сказал:
– Премного благодарен, милая мадемуазель, всё вкусно. Но я бы с большей охотой выпил вина, ведь как говорил Генрих IV, хорошая кухня и доброе вино – это рай на земле.
Я растерянно развела руками. И он, поняв свою ошибку, добавил:
– Впрочем, великий король был не совсем прав – рай на земле невозможен, если бы рядом не было вас, Абели.
Я зарделась от удовольствия, но нашу беседу снова прервали. К дому лекаря подъехала роскошная карета в упряжи с чёрными, будто лакированными эбеновыми жеребцами. Себастьен поспешно разогнал мастеровых и склонился перед невероятно красивой дамой. Я чуть было не раскрыла рот от восхищения тончайшим кружевом, вспенившимся вокруг декольте и на манжетах, великолепием широких юбок из лилового шелка, пышными перьями на изысканной шляпке…
В животе разгорелась постыдная алчность – я непременно хочу всё такое же. И даже мгновенно представила, как бы чудесно оно на мне смотрелось. Ах, если бы мои косы так же завить в тугие локоны, я бы стала такой красавицей, такой красавицей. Но увы. Я вздохнула.
Видимо, заслышав стук колёс или уловив каким-то мистическим нюхом приезд важной гостьи, на крыльцо выскочил лекарь. За его спиной показался проныра Этьен. Он быстро глянул на даму и хотел было скрыться в прихожую, но тут заметил меня рядом с Огюстеном. Этьен нахмурился и подарил мне уничтожающий взгляд. Всё это произошло в пару секунд, но отчего-то моё сердце ёкнуло, будто я сделала что-то скверное. Пожалуй, я всё же не стану пить отвар, который этот наглец приготовит. Не то наверняка превращусь в ещё одну печальную тень и буду бродить ночью по коридорам жуткого особняка и пугать жильцов.
Незнакомая дама в сопровождении арапчонка в красной, расшитой золотом ливрее и круглой шапочке важно проследовала во двор. Мсьё Годфруа рассыпался перед ней в любезностях, и дама приветливо, хотя и с лёгкой ноткой снисходительности ему ответила. Огюстен протянул мне опустевшую тарелку, но я, увлеченная разглядыванием великосветской красавицы, не приняла ее в руки. Тарелка со звоном ударилась о камни и разлетелась на кусочки. Все обернулись в нашу сторону. Дама тоже. Вспыхнув, я бросилась подбирать останки тарелки.
– Какое прелестное дитя, – услышала я приятный грудной голос.
– Новая помощница, ваша светлость. Прошу простить её неловкость. Она всего пару дней как служит мне, – и он выкрикнул: – Подойди, Абели Мадлен.
Робея, я высыпала черепки из передника на землю, отдала Огюстену кружку и приблизилась к ним. Потупив глаза, присела в глубоком реверансе. Пальцы в кружевной перчатке подняли мой подбородок, и я встретилась взглядом с пронзительными синими глазами красавицы.
– Ты знаешь, кто я, дитя?
– Никак нет, ваша светлость, – ответила я. – Но уже очарована вашей красотой.
– Ах, милая крошка, – мелодично рассмеялась дама.
– Перед тобой графиня Жанна де Веруа, принцесса де Люин, – нараспев продекламировал мсьё Годфруа.
– Для меня большая честь, ваша светлость, – от волнения я с трудом вспомнила, что говорят в таких случаях.
– Мсьё Годфруа, я надеюсь, ваша помощница составит нам компанию? Приятно созерцать подле себя такие ангелоподобные лица. Детка, ты, наверное, во всем как ангелочек?
– Сущий ангел, вы даже не поверите какой, – заверил лекарь. – Но мы, ваша светлость, сначала обсудим то, о чем я писал вам ввечеру? Я бы предпочел обсудить это приватно, а затем Абели Мадлен почитает вам во время процедур или развлечет беседой. Уверяю вас, она будет столько в вашем распоряжении, сколько пожелаете.
– Да-да, безусловно. – Графиня махнула рукой в перчатке. – Пойдёмте. У меня тоже есть к вам дело.
Они направились к кабинету, а я – к разбитой тарелке. Всё-таки приятно, что я так приглянулась самой графине. Интересно, почему это она посещает лекаря, а не он ходит к ней?
Возле меня кто-то присвистнул. Я подняла голову от черепков. Огюстен почёсывал затылок и ошарашенно качал головой.
– Вот уж не ожидал, что к обычному лекарю может пожаловать сама графиня де Веруа! Наверное, ваш мэтр, мадемуазель, не простой лекарь, совсем не простой.
– Возможно… А вы не могли бы меня просветить, кто такая эта графиня?
– Как?! Вы не знаете?! Она же любовница самого короля Савойи, герцога Виктора Амадея!
Из окна кухни показалась суровая Женевьева:
– Мадемуазель Абели. Скорее сюда.
Я улыбнулась Огюстену и побежала к ней. Удивительно, но мои ноги уже так хорошо слушались! Будто присутствие великана придавало мне сил. А, может, так и было.
Стоило мне войти в кухню, Женевьева протянула наполненный кубок:
– Пейте, Абели.
– Что это?
– Вино, мадемуазель. Мэтру потребуется ваша помощь.
* * *
Я стояла в покоях для богатых пациентов и с выражением неподдельного ужаса рассматривала бурые гнойники, рассыпанные по животу графини. Та лежала на кушетке в одном белье и ничуть меня не стеснялась. При виде болячек, которые красавица скрывала под дорогими шелками, мне вспомнился прокажённый, от которого я со страхом убежала в Сан-Приесте. Впрочем, у того всё выглядело еще кошмарнее.
Язвы саднили и чесались – я чувствовала это так же сильно, как и сама графиня. Хуже того – мой дар обострился, и я отчетливо видела ржавого цвета облако с зелеными, как насморк, прожилками и землистыми пятнами. Оно туманом окружало тело графини де Веруа, сгустившись вокруг бедер, и издавало тошнотворный запах, который, похоже, никто, кроме меня не улавливал. Всё это вызывало крайнее отвращение и говорило об опасности, звенело в моих ушах, будто колокол при пожаре. Прикоснуться пальцами? Ни за что на свете! Я бессознательно сделала шажок к двери.
– Ну, что же ты, Абели, – промурчал мсьё Годфруа. – Ты же хочешь помочь её светлости. Ты ведь добрая католичка, не так ли?
– Так, – нехотя ответила я и отступила ещё на полшажка.
– Тогда чего же ты ждешь? Положи руки и исцели мадам де Веруа.
– Но… мсьё, как же… Ведь шрам Этьена остался у меня… вдруг и это?.. – я даже не знала, как сказать, чтобы не оскорбить высокопоставленную особу.
Графиня лишь молчала и сдержанно улыбалась. Но улыбка ее была совсем ненастоящей, как фальшивые цветы на ярмарке. Уж я-то знала, что мадам волновалась и даже начинала гневаться – над ее головой поднялась красноватая дымка.
Но лекарь будто ждал моих слов. Он, как кудесник, достал из кармана круглое зеркальце на изящной ручке и приставил к моей груди.
– Шрама уже и след простыл. Смотри сама.
Мой взгляд скользнул к зеркальцу – в отражении и, правда, ничего не осталось от багрового пятна, что я перетянула у Этьена. Даже крошечной точки.
– Видишь, милая? – теперь лекарь старался говорить, как добрый дядюшка. – Так что не бойся, Абели. Исполни то, что велит тебе Господь. Ты же помнишь, Иисус Христос сам страдал и нам велел. А тебе и страдать-то долго не придётся. Мы же знаем.
Я сглотнула. Всё тело засаднило и зачесалось, не только живот.
– Увы, ангелочек, болезни не красят даже красивых людей. Болезни никого не красят. Но я буду вечно тебе признательна, если ты хоть ненадолго облегчишь боль. Я так страдаю, – печально и даже искренне произнесла графиня.
Только из-за этой ноты искренности в её низком голосе я сдалась. Хотя откуда-то из-за спины летели мысли: притворись, не справься, не касайся, уходи… я заглушила их бормотанием молитв и, зажмурившись, положила ладонь на плоский живот.
Я даже не успела проговорить, что хочу помочь, как зловонная жижа ворвалась в мои пальцы, раскалила их, будто огнём, и понеслась травить моё тело со скоростью грязевого потока в горах. Он разрушал всё живое во мне, бурлил, крутил. И невозможно было оградиться от этой сели и не получалось ее остановить. Вонючая грязь фонтаном ударила в череп изнутри, и я рухнула на пол, трясясь в лихорадке.
– Умница, умница, – только слышалась распевная похвала лекаря.
– Это поразительно! – воскликнула графиня. – Это чудо! О, Боже, что с ней?
– Сейчас пройдёт. Закройте глаза, – говорил он. – Вам надо поспать.
– Ах, я надеюсь, с крошкой всё будет хорошо?! – произнесла графиня. – Я непременно должна её наградить за исцеление!
Лекарь буркнул в ответ что-то неопределенное.
Мне было на них наплевать. Кажется, я умирала. Откуда-то сверху на меня подуло холодом, тихонько, потом чуть сильнее. В тот момент ледяная волна показалась единственно спасительной из всего, что могло было быть… Сквозь полуоткрытые глаза в полутьме занавешенных штор, под самым потолком я увидела бесформенное существо. Прозрачное, голубоватое, видимое не больше, чем пар над кипящей водой. Оно смотрело на меня. Смотрело с сочувствием. И хотело помочь…
Лекарь поднял меня на руки и понёс по коридорам, уложил куда-то.
– Держись, Абели. Всё пройдёт.
Меня продолжало колотить. Я с угасающей надеждой искала взглядом в окружающей мути то самое существо. Может, оно мне поможет. Кто-то снял с меня платье, приложил холодные, пахнущие глиной примочки к горячечному телу. У двери выросла черноволосая фигура.
– Отец, я принёс, – произнёс Этьен и вскрикнул: – Чёрт побери, что с ней такое? Она же только что кокетничала с этим остолопом…
– Не до разговоров.
– Но отец…
– Нечего пялиться. Будто голых женщин не видел! Поди прочь.
Хлопнула дверь. «Ну вот, перед смертью еще и опозорилась», – безразлично мелькнуло в голове.
Лекарь приподнял мне голову, разжал зубы и влил горячую горькую жидкость. Затем вколол свои китайские иглы в грудь, кисти и стопы. Судороги прекратились, хотя муторный жар всё ещё жёг тело изнутри, и продолжал мучить невыносимый запах гнилья. Только теперь он шёл от меня.
– Абели, – позвал лекарь.
Я с трудом повернула к нему голову.
– Знаю, тебе плохо, Абели. Но ты сделала доброе дело!
На языке вертелись проклятия, но остатков моего сознания хватило, чтобы не высказать их вслух. Не стоит на смертном одре добавлять себе грехов. Впрочем, пересохшие, как мёртвые листья, губы, и не хотели шевелиться.
Мсьё Годфруа накрыл меня простыней и подсунул под пальцы колокольчик, привязанный к шнуру.
– Звони, если что-то понадобится. А сейчас поспи. Проснёшься здоровой.
Похоже, он сам в это не слишком верил. Мне казалось, стоило смежить веки, и я больше их не открою. Лекарь снова пощупал мой пульс, вздохнул и вышел из комнаты.
Едва за ним закрылась дверь, с потолка на меня опять повеяло морозным воздухом. Медленно, как пьяная, я подняла глаза. Безликий призрак овевал голубоватым пятном поперечину кованой люстры.
– Не бойся, – прошуршало у меня в голове.
– Не боюсь, – подумала я в ответ. – Я на самом деле тебя вижу или мне чудишься?
– Я есть.
Еле заметный синеватый дымок заструился вниз, и ледяная волна окатила меня с ног до головы. Существо устроилось на кровати. Теперь от излучаемого им холода, которого я недавно так боялась, в голове чуть прояснилось. Воистину говорят: больше всего люди боятся того, чего не понимают.
Привидение перелетело ближе к изголовью и, как мне показалось, начало исчезать.
– Не уходи. Когда ты близко, меньше жар, – попросила я.
– Я тут.
– Спасибо. Это ты приходил к моей комнате ночью?
– Приходила.
– Почему теперь я тебя вижу, а ночью не видела?
– Потому что ты только что прикоснулась к смерти, и пока остаешься к ней слишком близко. Не играй так больше.
– Я не играла…
– Играла. В добродетель.
– Но…
– Тебя никто не заставлял. Ты могла отказаться. Но как же! «Я слишком хороша, чтобы быть плохой», – съязвило привидение.
Меня кольнула обида, хотя что-то в душе подсказало: призрак не так уж и не прав.
– А я ведь предупреждала тебя. Разве ты не слышала моих слов? – сказала призрачная гостья.
– Святые угодники, то была ты! Прости, не послушала. Я думала, то внутренний голос, мой собственный. Но разве я не должна помогать людям? Зачем тогда дар? Я кухарке помогла и сыну лекаря тоже, хоть и боялась.
– Смертельная болезнь – другое.
– Она была смертельная? – ахнула я. – Не знала.
– Не входи в лабиринт, не зная выхода. И не суй свой нос во все щели. Неаполитанская болезнь не лечится, – просветило меня привидение. – От неё постепенно умирают. Иногда быстро, иногда разлагаются годами, превращаются в живые трупы. Когда я была человеком, люди говорили, что неаполитанка – кара Господня за грехи и блуд. Возможно, так и есть.
От ужаса и понимания совершенной ошибки с моих губ сорвался стон. «Прости, Господи, за то, что вмешалась в дела твои. Прости меня и помилуй!» – мысленно взмолилась я.
– Иначе лекарь сам бы справился, – добавил призрак. – А тут даже его магия бессильна.
– По-моему, нет у него никакой магии.
– Пфф… Если ты слепа, это не значит, что день и ночь одинаковы.
Обдумывая сказанное, я ничего не ответила: лекарь гнусен и алчен, но разве он такой уж колдун? Я вздохнула и продолжила молить бога о прощении, пообещав Деве Марии и всем святым отправиться на исповедь и покаяться в самоуправстве.
– Глупо, – шепнуло привидение, подслушав мои мысли.
– Раз я грешница, надо покаяться.
– Тогда лучше тебе умереть сейчас. Меньше будешь мучиться.
На мой немой вопрос привидение прошелестело:
– Стоит тебе рассказать святым отцам, что ты сотворила, они тут же тебя схватят. Ведь, на их взгляд, ты раскаешься в колдовстве. А по чину им полагается тебя убить и душу очистить. Как-нибудь особенно кровожадно. Они это любят. Разве ты не в курсе, что ведьмам полагаются пытки?
– Боже мой! А что же делать?!
– Молчать.
– Молчать… Наверное, ты права. Прости, я не представилась. Меня зовут…
– Знаю, – перебил меня призрак.
– Тогда позволь спросить твоё имя?
Прозрачная гостья не ответила. Она вдруг заметалась по комнате, обдувая меня ледяными всполохами. Даже мои уши, не только сознание, расслышали вздохи и стенания, похожие на завывание ветра.
– Прости, прости, если я спросила что-то не то! – поторопилась я успокоить привидение.
Голубоватая дымка мгновенно сгустилась над моим лицом.
– Если бы я помнила своё имя, я бы улетела туда, где положено упокоиться душам!
– Ты бы хотела этого?
– Меньше всего на свете я мечтала застрять в этом проклятом богами доме. Но меня никто не слышит! И никто не поможет мне уйти!
– Я тебя слышу.
Привидение рассмеялось, и по комнате туда-сюда загулял сквозняк, шторы качнулись, нервно хлопнула неплотно прикрытая форточка.
– Ты?! Ты держись за тело. Держись крепко, пока можешь. Хотя… вдвоём было бы не так тоскливо скрипеть лестницами…
– Я тоже стану призраком? – спросила я, понимая, что отчаянно не хочу оказаться привязанной к этому месту, не хочу превратиться в невидимое облако. Перспектива хлопать оконными створками и пугать жильцов меня тоже не привлекала.
– Зря, – снова вклинилось в мои мысли привидение, – щекотать чужие нервишки весьма забавно. Дунуть кому-нибудь в лицо ночью или крикнуть в ухо басом так, чтоб подскочил, или уронить на голову полку. Это весело. Вот только я уже подустала, – вздохнуло привидение. – Обыденно всё, и поделиться не с кем. Так что не держись за тело, я передумала. Жду тебя на чердаке. Прилетай.
И холодящая лихорадочное тело дымка испарилась. Меня снова охватил сумасшедший жар и чесотка.
– Эй! Вернись! – позвала я в голос.
Никто не ответил. Какая досада! Даже призраки в этом доме корыстные! Наверное, и у дворового пса, и у крыс в подвале тоже зреет умысел, как бы получить от меня выгоду. Сто чертей им в печенку! Ну, что же мне постоянно везёт, как мыши в мышеловке?!
Дверь скрипнула и отворилась.
– Зовешь меня? – навис надо мной Этьен и нагло ухмыльнулся. – Так и знал – ты в меня влюбилась.
Глава 16
Потрескавшимися от сухости губами я чуть слышно произнесла:
– Сударь, я умираю. Умоляю, оставьте меня в покое.
– Ну, уж нет, доставлять тебе такое удовольствие? Умирать в покое? Обойдётесь, сударыня, – заявил Этьен и сдёрнул с меня простыню.
– Вы мерзавец, – просипела я.
– О да! – хохотнул он и принялся выдергивать иглы и стряхивать примочки, которые хоть как-то скрывали мою наготу. Окинув взглядом моё тело, он добавил: – А ты будешь ничего, если откормить.
– Ненавижу… – я попыталась закрыться руками.
– Я же говорю – влюбилась.
Он обернул моё измученное нечистотами, раскалённое лихорадкой тело в ту же простыню, подхватил на руки и вынес из комнаты. Оттолкнув плечом дверь, он осмотрелся и, никого не заметив, помчался по коридору, а затем вниз по ступеням в мрачный подвал.
«Крикни ему в ухо. Прям сейчас! Ну, пожалуйста, – мысленно обратилась я к привидению, – или урони на нас балку с потолка. Этьен превратится в кретина с перекошенным лицом, а я перестану мучиться и присоединюсь к тебе. Зададим им жару вдвоём! Ну, услышь меня! Эй!»
Этьен пнул узкую дверцу с полукруглым верхом и втащил меня в тёмное помещение с низкими каменными сводами. Лишь два огарка освещали его. Несмотря на отсутствие сил, я попыталась оттолкнуть руками грудь Этьена и высвободиться. Он хмыкнул.
«Неужели он из тех, кто глумится над трупами?» – с ужасом подумала я и дёрнулась снова.
– Отпустите! – прохрипела я.
– С радостью, ты так воняешь, – сообщил мне Этьен. – Только воздуха набери.
– Что?!
– Вдохни глубоко и не дыши. Будет холодно. И-и, раз.
Не успела я сообразить, что к чему, как ледяная вода обожгла всё тело и сомкнулась над головой. Простыня всплыла на поверхность. Сердце ухнуло, я бессильно задвигала руками и ногами, пытаясь вынырнуть, но Этьен удерживал меня, надавливая на плечи.
– А-а-а, – попыталась закричать я. Вода хлынула в глотку.
Этьен подхватил меня под мышки и поднял так, чтобы голова высунулась над водой. Отчаянно откашливаясь и хлюпая носом, я пыталась отдышаться. Наконец, мне удалось.
– И ещё раз. Вдыхай. Рот только не открывай, дурная, – сказал сын лекаря и опять погрузил меня в воду с головой.
Теперь я успела вдохнуть. Но сердце колотилось, как сумасшедшее. Меня утопят здесь, как котёнка?! Страх сменило возмущение.
Этьен снова поднял моё лицо над водой.
– Дыши. Выплевывай всю гадость.
Я открыла рот, хватанула воздуха жадно, как рыба, выброшенная на берег моря. У меня вырвалось:
– Вот дерьмо! – гораздо громче, чем все, что я говорила до этого.
Но Этьен не угомонился, велел вдохнуть и опять притопил. И вдруг сверкнула мысль – да ведь это он наверняка погубил Жюли – ту самую няню. О Боже! Он из тех чудовищ, одержимых дьяволом, которые убивают и убивают, и не могут остановиться… Воспользовался моей слабостью, подлец. Ну, уж нет! Откуда-то появились силы – буду биться за жизнь до последней секунды. Появилась злость и желание размозжить Этьену голову. Мои пятки нащупали камень. Я оперлась на него, а потом вцепилась пальцами, как безумная, в рукава чёрного балахона. Дёрнула на себя, что было мочи. Мерзавец, видимо, не ожидал этого и кувыркнулся в воду прямо на меня. Я извернулась и выскочила из воды. Перед носом мелькнули подошвы и каблуки сапог. Я подтянулась и перелезла через каменный борт узкого бассейна.
Скорее бежать, спасаться! Ох, чёрт! Я же голая!
Невероятно довольная рожа Этьена показалась над водой. Я отпрянула к стене. Перебросила мокрую косу вперёд, расправила ее и закрылась руками и волосами, как могла. С прядей текло, как с не выжатого белья после стирки, и подо мной скоро образовалась лужа. Но я была так зла, что пока Этьен вылезал из бассейна, осыпала его изощрённой бранью, слышанной не раз от моих невоспитанных родственников. Войдя в раж, я даже прибавила от себя несколько витиеватых выражений.
Этьен, похоже, удивился. Он стянул с себя балахон и заметил:
– Знаешь, ты была бы похожа на святую Инессу, если бы не чертыхалась, как грузчик в порту.
– Дерьмо собачье! – у меня не осталось нормальных слов. – Чтоб у тебя уши отсохли, мерзавец мерзючий!
– Забавно, – прыснул Этьен, – только что умирала, а тут поглядите-ка: сквернословит и дерётся, как разбойница. Неужто передумала? Или притворялась?
Он достал из сундука аккуратно сложенную сухую простыню и протянул мне. И только после его слов я осознала, что не чувствую от себя ни запаха гнили, ни жуткой лихорадки, высасывающей из меня все соки. Поняла, что вполне сносно стою на ногах, хоть и чувствую слабость в коленях. Поток брани прекратился.
Завернувшись с головой в простыню, я недоуменно уставилась на Этьена. Тот сиял, как начищенный медяк. Благо, здесь было темно, не то он увидел бы, как мои щёки залились краской.
– Так вы, сударь… эммм… не хотели меня утопить?
Этьен расхохотался.
– Если бы хотел, вышло бы гораздо лучше. И быстрее. Уж поверь. А так не пропадать же воде, привезённой из целебного источника в лесу. Графине, как я понял, молодящие ванны уже ни к чему, а тебе, крошка, в самый раз. Нутром чуял, помогут…
Одним движением он отбросил со лба мокрые волосы и спросил:
– Ну что, святая Инесса, сама пойдёшь? Или снова на моём горбу?
Я потупилась и тихо попросила:
– Вы не могли бы, сударь, принести мне одежду?
– Ха! Опять вернулась кроткая овечка? Жаль, в роли грузчицы ты нравилась мне больше.
Я устыдилась ещё сильнее и не нашлась, что ответить. Всю ярость как рукой сняло.
– Ладно. Жди тут, – буркнул Этьен и оставил меня одну.
* * *
Было зябко, как в склепе. Я замёрзла и забралась с ногами на грубый табурет. Странно было чувствовать к Этьену благодарность, и всё-таки он меня спас. Излечилась ли я полностью? Посмотрим. По крайней мере, сейчас я не чувствовала себя больной ни в малейшей степени.
Не знаю, сколько прошло времени, но ожидание показалось вечностью. Сын лекаря никак не появлялся. Погоди-ка, рядом кто-то есть. Привидение откликнулось на мой зов и вернулось? Я осмотрелась, но ничего похожего на голубоватое облако не увидела. Тем не менее воздух вокруг меня совсем заледенел.
– Эй, ты тут? – позвала я вслух.
– Тут, – прошелестело в моей голове, и лёгкое дуновение приподняло край простыни.
Показалось, чьи-то мертвенные пальцы коснулись моей ноги. Я вздрогнула и попросила:
– Ой, лучше не делай так. Без горячки мне теперь страсть, как холодно.
– Всё тебе не так.
Привидение вздохнуло, и из угла в угол пронёсся унылый протяжный свист – такой, какой слышится в трубе камина ветреным зимним вечером.
– Ну вот, теперь ты не скоро ко мне присоединишься. Чёртов мальчишка! Терпеть его не могу! – сказал призрак.
– В этом мы с тобой подруги.
– Отрадно. Кстати, не благодари его. Мальчишка только и ринулся тебя спасать, чтобы показать отцу: мол, я умнее – нашёл выход, а ты, папаша, со всеми твоими тайными знаниями и чернокнижными регалиями, не смог. Они тут вечно меряются: кто кого. Уж я-то знаю…
Из-за слов призрака я почувствовала разочарование, но ненадолго – по сути, он высказал мои собственные предположения.
– Послушай, – произнесла я. – А тебя случайно зовут не Жюли?
– Нет.
– Я всё-таки попытаюсь узнать, как тебя звали. Никому не стоит прозябать в этих стенах. Может, дашь подсказку?
От холода у меня уже зуб на зуб не попадал, в горле засвербело. Где же чёртов Этьен? Похоже, придётся идти через весь дом в одной простыне. Пожалуй, все сочтут, что я сошла с ума из-за лекарских штучек…
– Дам, – прошелестело привидение. – Загляни в сундук. На самом дне найдёшь кое-что получше простыни.
Я резво соскочила с табурета и принялась рыться в чистом белье. И, правда, с самого низа выудила ночную рубашку и роскошный домашний халатик. Нежно-лимонный, из тяжелого атласа, с мягкой подкладкой, рюшами и милыми бантиками. Пусть всё это было мне великовато, но я с удовольствием натянула одежду на голое тело и потуже завязала пояс. Теперь можно было идти, хоть и босиком…
– А на Этьена я уронила канделябр. Лежит, отдыхает на входе в подвал, – равнодушно сообщило привидение.
– Как? Зачем?! Он же…
– Ты сама просила. Поблагодарила бы.
– Но я… – ругать привидение за запоздалую помощь не хотелось, и я лишь буркнула: – Хорошо. Спасибо.
– Пойдём, – прошелестел призрак, – покажу тебе кое-что.
Я подхватила подсвечник с оплывшей свечой и пошлёпала босыми ступнями по каменным плитам вслед за струящимся холодом. Полы халата шлейфом тащились за мной.
«Вообще-то, неплохо заполучить союзника, – подумала я. – Теперь у меня их уже двое – привидение и Огюстен. Есть ещё, конечно, Моник. Но она далеко».
Призрак вёл меня вглубь по мрачному коридору, где, несмотря на разгар дня, всё было пронизано сырой теменью.
– Тут, – морозное облако повисло перед массивной дверью.
Я дёрнула за ручку – заперто.
– Отодвинь второй кирпич справа от верхней дверной петли.
Под моими пальцами кирпич покорно шевельнулся и выехал вперёд одним концом. Что-то звякнуло. В образовавшемся отверстии я нащупала железный ключ. Отчего-то мне стало страшно. Я была уверена – то, что за этой дверью, мне не понравится. И верно, еще не успев отворить её полностью, я почувствовала знакомый запах мертвечины. Я заколебалась…
– Ну, что же ты?! – рассердилось привидение.
– Да мне просто страшно! – вспылила я. – Будешь подгонять, уйду!
Холодный воздух задрожал передо мной, и привидение примирительно шепнуло:
– Не уходи. Просто меня всё время тянет в эту комнату, хоть я и не помню, что там произошло.
Насупившись, я всё-таки кивнула и снова потянула ручку двери на себя.
– Там жутко, – поспешно предупредило привидение. – Не падай в обморок.
Я шагнула в смердящую темноту, будто в чрево дохлого кита. В пятнышке света от моего огарка увидела длинные погашенные свечи в канделябре у входа, зажгла их по одной. О, Боже! Свечи были чёрными!
В центре помещения стоял стол, его массивные дубовые ножки покрывали тёмные потёки. Рядом на высокой тумбе были разложены ножи и щипцы, при виде которых у меня свело желудок. На полках, тянущихся вдоль всей стены, стояли стеклянные сосуды, наполненные чем-то. Когда я приблизилась и посветила себе свечой, мне стало дурно. В желтоватой жидкости каждого плавали крошечные человечки: одни по нескольку пус размером, меньше моей ладони, другие – побольше. Некоторые странные, похожие на головастиков с хвостом, некоторые – лишь маленькие сгустки застывшей плоти. Дрожа, я перекрестилась и забормотала молитвы. Захотелось убежать отсюда, сломя голову, но я заставила себя остаться – пожалуй, стоит увидеть всё, что скрывает монстр Годфруа-старший, а потом уже бежать.
Я ступала вдоль кошмарной выставки, и у меня холодели внутренности. От невыразимого ужаса кожа покрывалась мурашками. Когда я остановилась перед последней банкой, я еле сдержала крик: на меня полуоткрытыми глазками смотрел мёртвый младенец – чуть меньше последнего малыша Моник, когда тот родился раньше срока два года назад. На этикетке надписана дата – день моего приезда сюда. Тошнота подкатила к горлу. Вспомнилась полная торговка в палате для бедных – та, что потеряла ребенка из-за бочки с лягушками. Я прикрыла рукой рот, и слёзы покатились из глаз. Вот он, ее малютка. Выставлен на посмешище чудовищу-лекарю.
У меня не оставалось сомнений: мой мэтр служит дьяволу! Наверняка и сын его тоже. И противная Женевьева, а, может, и остальные… К чему они готовят меня – стать такой же или превратиться в овцу на заклание? Меня охватила паника: отсюда надо бежать! Не из подвала, нет – из дома, из этого города! Скорее!
– Это ещё не всё, – прошелестело привидение. – Посмотри в углу.
– Не могу больше.
– Посмотри, – настойчиво повторило привидение.
Лучше бы я туда не подходила! Моим глазам предстало адское устройство со стеклянными трубками и колбами.
– Нет! – вскрикнула я.
– Он называет это лекарством, душегубец, – прошипело яростно привидение. – И продаёт богатым, чтобы они молодели. За бешеные деньги.
Глотая воздух и слёзы, я спросила:
– Ты – одна из них, из этих несчастных не родившихся малюток?
