Текст книги "Ученица чародея"
Автор книги: Галина Манукян
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Глава 6
Поначалу я выписывала буквы старательно и аккуратно, но вскоре уже водила пером резво, как завзятый писарь. Благо, еще в монастыре я натренировалась переписывать катехизис для аббатисы. Что и говорить, эта работа мне нравилась куда больше, чем стирка белья или ощипывание перьев с дохлой утки. Бодрая злость подстёгивала меня, и, возможно, из-за неё я не испытывала затруднений, разбираясь в безобразных закорючках на латыни, достойных лапы пьяного в стельку петуха.
…Пурпурная лихорадка у десятилетней Мартины де Тайон, падучая у некого мсьё Паре сорока лет от роду, золотуха у купца Эрбе, туберкулёз… В общем, вряд ли стоило завидовать посетителям мсьё Годфруа. Особенно тем, историю которых приходилось резюмировать кратко: solutus – скончался. Их было много – не знаю, специально ли лекарь выдал мне список почивших, намекая на перспективы, или просто был не таким уж чудесным врачевателем, но к обеду я перестала вздрагивать и представлять предсмертные муки всех этих несчастных. Се ля ви.
Несмотря на предсказанную жару, в тени сада было сносно, лишь периодически донимали мухи – можно подумать, у меня патокой на темечке намазано. Звуки открывающихся ворот, разговоры и топот копыт во дворе после полудня стихли, и уже ничто не помешало мне дописать подробности счастливого избавления неизвестной мне мадам Трюффон от лёгочной лихорадки при помощи барсучьего жира три раза в день, топлёного сала, разведённого на молоке, безоара и медовых лепёшек на спину и грудь. На этой весьма позитивной ноте опись больных закончилась.
Запустив перо в почти опустевшую чернильницу, я попала с лёту. Хороший знак.
Я подула на бумагу. Удостоверившись, что чернила подсохли, я аккуратно собрала «лекарские летописи» в стопку и направилась в кабинет мсьё. В приёмной и коридорах было безлюдно. Только одна девушка крестьянского вида удручённо прошла мимо меня вслед за Женевьевой в сторону палаты для бедных.
* * *
– Что, уже? – удивился мсьё Годфруа, когда я с чувством полного удовлетворения выложила перед ним свой труд.
– Да.
Он мельком взглянул на исписанные листы.
– У тебя прекрасный почерк.
– Благодарю, мсьё. Аббатиса всегда говорила, что я сильна в каллиграфии.
Продолжая заниматься чем-то своим, лекарь взял с полки деревянную ступку и бросил туда немного сухой яичной скорлупы, что горкой лежала в миске на столе. Активно начав толочь ее, он промурчал в усы:
– Абели, а напиши-ка покрасивее на пустой этикетке. Да-да, вот на этой, что прямо перед тобой лежит. «Рог Единорога. Принимать с осторожностью».
«О Боже! Святая Мария! Единорог! Где он взял единорога?! Воистину этот человек волшебник», – подумала я, едва не запрыгав от восторга и любопытства. Надеюсь, этот единорог остался жив, и у него снова вырастет рог. Интересно, а какого он цвета? Пожалуй, даже буквы для Жития Святых я не выписывала столь благоговейно. Я закончила, с волнением ища глазами сказочный рог. Но мсьё Годфруа взял с полки пустую склянку, высыпал туда толчёную скорлупу и, выхватив из моих пальцев чуть ли не светящуюся от восхищения этикетку, примотал её к горлышку серой бечёвкой. Я сглотнула и не удержалась:
– А где же единорог?
– Пасётся где-нибудь, – хмыкнув, ответил лекарь. – Отнеси это мсьё Живазу, хотельеру. Его гостиница находится на центральной площади Перужа, так что не промахнёшься. Всё время вниз и налево.
– Но мсьё…
– Что не так? – тёмные глаза лекаря насмешливо уставились на меня.
– Но ведь это же… скорлупа… от яиц, а не рог единорога.
– Естественно, – пожал плечами он. – Этому глупцу хотельеру лишь бы полечиться. Уж поверь, даже без акупунктуры ты бы не почувствовала от него болей. Здоров как бык.
– Так зачем же… Ничего не понимаю… А это не вредно? – я кивнула головой на склянку. – Для здоровых?
– Бог с тобой! Только кости крепче будут. Неси скорее. О скорлупе молчок, – лекарь заговорщицки поднёс палец к губам. – Иначе с чего я смогу платить тебе два ливра в неделю?
– Хорошо мсьё, – ответила я, присев в реверансе.
Я вышла за ворота со склянкой в руках и пошла, куда велел мсьё. Щёки горели. Я не знала, как же справиться с охватившим меня возмущением и растерянностью. Лекарь-чудотворец не брезгует шарлатанством? Святые Небеса! Как теперь жить?
Улочка, с изгибом убегающая вниз, вела мимо дома стеклодува с кованой вывеской над крыльцом, мимо деревянных прилавков, висящих на цепях у широких окон булочника, мимо похожих друг на друга, как близнецы, каменных домов с крошечными палисадниками, в которых синели ирисы и отцветали последние жёлто-красные тюльпаны. Камни на стенах и мостовой были практически одинаковыми – чуть округлыми, бело-серыми, иногда желтоватыми. Под ногами, там, где не растекались зловонные лужи помоев, булыжники поблескивали, отполированные за века подошвами прохожих.
Так же было и на площади, от которой отходило множество улиц во все стороны. Тут царило оживление: ходили деловитые ремесленники и важные мещане в добротных сюртуках, сновали раскрасневшиеся торговки с корзинами, пробегали посыльные мальчишки со свёртками, два дюжих молодца покатили к кабачку на углу бочки с вином. Стучали колесами по брусчатке повозки, цокали копытами лошади.
Гостиницу я нашла сразу. Красные разрисованные вывески, развешенные на ставнях, не позволили ошибиться. Опираясь на толстые поперечные балки, над первым выступали верхние этажи здания, укрепленные потемневшими от времени досками, издалека похожими на орнамент. Подоконники распахнутых окон гостиницы были уставлены цветочными горшками с алыми пеларгониями.
Я помешкала немного, с сомнением глядя на склянку с фальшивыми останками единорога. Вот так запросто можно превратиться в шарлатанку, соучастницу обмана. Ведь это нечестно! Неправильно! Но, с другой стороны, есть ли у меня выбор?
Набравшись смелости, я шагнула внутрь и известила приветливого слугу, что ищу мсьё Живаза. Меня направили в ресторацию.
За дубовыми столами, выстроившимися вдоль побелённой стены и окон довольно длинного зала, сидели в основном мужчины всевозможных возрастов и рангов. С потолка, подпёртого массивными балками, свисал железный фонарь с ажурной ковкой. Такие же, но поменьше, красовались возле входной двери и над стойкой. За ней взъерошенный, плохо выбритый чернявый толстяк раздавал указания грудастой, розовощекой девице. Наверняка это хозяин – мсьё Живаз.
За парой столов вино текло рекой, доносились грубые шуточки и хохот. Увы, мне придётся пройти мимо всех этих пьяных мужланов. Но поручение есть поручение. Я набрала в грудь воздуха и, представляя себя важной дамой, гордо направилась вперёд. Выкрики «Эй, красавица! Я влюблён! Посмотрите, какой розан!» я пропустила мимо ушей и даже не повела бровью.
Теперь вы, любезные судари, толстые и тощие, красавцы и уроды, толстосумы и нищие вояки, для меня как деревья в графском парке. Есть, и ладно. Раз мне замуж нельзя, то и с вас проку никакого. Восхищайтесь, господа, восхищайтесь.
– Мсьё Живаз, – премило улыбнулась я.
Толстяк в расстёгнутой до середины груди рубахе с засаленными манжетами обернулся и расцвёл.
– Что угодно, мадемуазель?
«Да когда уже у вас всё масло в глазах переведётся?!» – в сердцах подумала я, и мои сомнения вмиг как рукой сняло.
– Лекарство от мсьё Годфруа, – продолжила я улыбаться и протянула склянку с яичной скорлупой. – Принимайте с осторожностью.
Толстяк тотчас вспомнил, что болен, осунулся лицом и глубокомысленно закивал.
– Премного благодарен, мадемуазель. Мсьё Годфруа давно обещал, и никак. Но я понимаю… понимаю. Где ж его взять, если оно… – изрёк мсьё Живаз, запнулся на полуслове и таинственно задрал палец.
В мою ладонь опустился увесистый кошель.
– О, мадемуазель уже наложила свои жадные лапки на чужие деньги! – послышался за спиной знакомый голос.
Переполненная возмущением, я обернулась и увидела Этьена. Нетвёрдой походкой он подошёл к стойке и облокотился, одарив меня презрительной ухмылкой.
– Это деньги мсьё Годфруа. И вы не имеете права так со мной разговаривать! – сказала я, чувствуя нарастающую злость при виде нетрезвых глаз наглеца и красивых губ, растянутых в фальшивой усмешке.
– Конечно, они принадлежат этому мошеннику Годфруа, моему папаше. И уж никак не вам.
С этими словами Этьен выхватил кожаный мешочек из моих рук и бросил на стойку:
– Эй, дружище Живаз! Я там задолжал тебе что-то. Можешь списать долг.
Хотельер недоумённо смотрел на нас и, видимо, боролся сам с собой.
Во мне всё вскипело от ярости – в желудке стало горячо, будто туда насыпали фунт перца, и я выпалила:
– Нет уж, мсьё, обойдётесь. Деньги предназначались не вам. И не вам решать, что с ними сделать. Я отнесу их мсьё Годфруа.
Я схватила кошель, но рука Этьена в перчатке накрыла мою кисть, будто лапа коршуна. Он сузил глаза.
– Не тебе, маленькая шлюха, мне указывать.
Я не ответила, с ненавистью глядя в эти карие глаза с длинными, как у девицы, загибающимися на концах ресницами. Хотелось только одного – стереть ухмылку и самодовольный прищур с лица негодяя. Пальцы свободной руки сжались сами собой, но… я никогда и никого не била. Ни разу в жизни. Это было и есть ниже моего достоинства. Хотя бы отчасти, но я всё же… графиня. И потом, что я сделаю этому широкоплечему молодчику?
Но вдруг багряным пламенем внутри жар поднялся по позвоночнику и вырвался горячей лавой наружу – ударив из макушки прямо в потолок, он расплескался в зал ресторации позади меня. В нём пульсировала мысль: если я не могу, тут мужчины есть. Пусть кто-нибудь это сделает. Большой и крепкий. За меня… Да так, чтобы этому Этьену пусто было! И потребует извиниться. Совершенно произвольно я представила, как крупный кулак впивается костяшками в его скулу, обтянутую гладкой, смуглой кожей…
Будто в ответ на мой призыв за спиной Этьена вырос русый мужчина в добротной одежде. Огромный, почти великан. Похоже, он тоже был навеселе.
– Извинитесь, милостивый государь, перед дамой.
Этьен отмахнулся от него, как от мухи.
– С радостью, сударь. Но где вы видите даму?
Я зажмурилась от негодования, и в моём воображении Этьен полетел вниз головой под лавку. Жуткий грохот заставил меня открыть глаза – Этьен, шатаясь, пытался встать из-под лавки, кожа на скуле была рассечена, а шляпа уткнулась перьями в чей-то суп.
Блондин, вступившийся за меня, потирал кулак и, казалось, сам был удивлён произошедшим. «Вот молодец! – обрадовалась я. – Всё-таки помимо замужа мужчины ещё к чему-то пригодны! К примеру, защищать от негодяев».
– Да как ты смеешь, бастард! – вскочил, наконец, Этьен на ноги и выхватил шпагу. – Я тебя убью!
– Извинись, – пробормотал здоровяк, вместо шпаги легко поднимая над головой стул за одну ножку. – А потом разберёмся.
Глава 7
Не прошло и минуты, как сломанная пополам шпага Этьена отлетела в сторону. Отлетел в проход и сам Этьен – великан швырнул его, как щенка. Тот едва поднялся, и спинка тяжелого стула врезалась ему в живот. Сын лекаря охнул и, перекувыркнувшись, упал плашмя на соседний стол. В драку с азартом ввязались хмельные посетители. Воздух разрезал звон битой посуды, удары и ругательства. Разносчицы завизжали, хозяин спрятался под стойку, укрываясь от жареных перепелов, обрётших вторую жизнь в полёте, – с весёлыми выкриками «Девиц тут не обижать!» их метал, как снаряды, поддатый бородач.
Выпившие посетители ресторации били не только Этьена, но и друг друга, с треском ломая мебель о чужие спины и головы. Лишь малая толика еще не успевших пригубить послеобеденного вина бросилась к выходу, оглядываясь на внезапно разразившееся сумасшествие. Зеваки на площади столпились возле гостиницы и заглядывали в окна, с воодушевлением подначивая дерущихся. И всё же больше всего тумаков доставалось Этьену, да таких, что мне стало страшно за своего обидчика.
– Хватит, – растерянно пробормотала я. – Не надо…
Мой великан-защитник не унимался, будто «живая статуя» грека Дедала с заводным механизмом внутри. Верзила, похоже, был готов продолжать, пока Этьен не сдастся. Но тот, сжав зубы и отбиваясь чем только можно от великана и всей толпы, не собирался передо мной извиняться и тем более признавать поражение. Он взмок, его лицо покрылось кровоподтёками и ссадинами, с губы и носа стекали струйки крови. Двое крепышей с остервенением набросились на него сзади. Кто-то ткнул в Этьена шпагой.
«Они же его убьют!» – с ужасом осознала я и заорала не своим голосом:
– Прекратите!
Никто не обратил внимания.
Прижавшись к стойке, я судорожно пыталась понять, что же делать. «Думай-думай, дурная! Ты затеяла! Всё началось, когда ты почувствовала огонь. А что способно его погасить? Ну же!»
Я представила, что с чёрных балок на головы драчунов, как из огромного ведра, льётся вода. Не помогло.
Итак, огонь возник из меня, пусть и вода тоже появится во мне! В желудке похолодело, словно я наглоталась снега. Он начал таять, и я направила вверх по позвоночнику светящий голубоватым светом ледяной поток. Он взмыл к балкам и фонтаном обрушился в зал. Воображаемая талая вода лилась и лилась, утекала куда-то под пол, и я продрогла, словно и вправду вымокла под дождём.
Драка замедлилась, и нетрезвые, как один, посетители внезапно потеряли всякую охоту махать кулаками. На потных лицах взъерошенных в схватке мужчин отразилось недоумение. Одни к разочарованию зевак лениво вернулись за уцелевшие столы, другие, позёвывая, поплелись вон, а третьи – заснули прямо на поле боя. Из-за стойки послышался раскатистый храп мсьё Живаза.
Выдохнув с облегчением, я сгребла в карман передника кошель с деньгами и бросилась к Этьену. Тот лежал на полу распростёртый в неестественной позе и не шевелился. Над ним стоял великан, рассматривая свою громадную пятерню, словно решал, куда ее деть.
– Хватит, – жёстко сказала я.
Великан с остекленевшим взглядом на широком и, как оказалось, добродушном лице кивнул.
Я склонилась над Этьеном. Прислушалась. Он дышал, но был без сознания. На плече сюртук и рубашка пропитались кровью. Её солоноватый запах, смешанный с потом и сильным перегаром, показался мне невыносимым.
Боже, Боже! Что делать? И спросить некого… А вдруг он из-за меня умрёт?
Я закрыла от ужаса рот ладонью. Увы, на помощь Этьену никто не спешил. Видимо, с таким характером он друзьями не обзавёлся. Зеваки только рассуждали вполголоса: кто я, любовник ли он мне, окочурится ли на месте или дольше протянет.
Каким бы Этьен гадом ни был, ему всё-таки нужна помощь. Я решительно поднялась. Великан так и стоял подле меня, будто слуга в ожидании указаний. Вот я и распорядилась:
– Поднимите его. Осторожно. Несите к мсьё Годфруа, к лекарю.
– Угу, – почему-то подчинился мне великан и взвалил Этьена к себе на плечо. – Куда?
– Следуйте за мной, любезный, – сказала я строго.
И наша странная процессия направилась вверх по улице.
* * *
Я не могла понять, почему огромный блондин тащится за мной, как покорный ослик, и что вообще происходит, но видом своего удивления не выдавала. Эдак еще опомнится верзила, сбросит Этьена на булыжники, а я уж точно этого несчастного наглеца не дотащу. Пока же напрашивался вывод, что великан по сравнению с другими посетителями ресторации – самый восприимчивый или, наоборот, самый заторможенный. Но волновал он меня меньше всего.
Я оборачивалась то и дело, и, глядя, как безжизненно свисают голова и руки моего обидчика, отнюдь не чувствовала радости за то, что отомщена. Сердце сжималось. Я не улавливала чужой боли сейчас, оставаясь под воздействием утренней иглы, которую привычно вколол мне между бровями мсьё. Но в душе было так скверно, что и не передать.
Пока мы шли, я мысленно смирилась с тем, что лекарь отправит меня ко всем чертям. Поделом.
Себастьен вытаращился на нас, когда мы вошли в ворота.
– Мсьё Годфруа у себя?
– В кабинете был.
– Сюда, – поманила я пальцем великана.
Через пару минут он уже свалил на кушетку тело Этьена.
Не разглядев ещё лица раненого, мсьё Годфруа пробормотал, кивая на великана:
– Ничего себе улов. Без добычи не ходишь? – но тут же я вздрогнула от вскрика: – Этьен! Чёрт возьми! Жив?! Кто его так?!
Лекарь склонился над сыном, пытаясь нащупать пульс. Видимо, нащупал – облегчение мелькнуло на лице мсьё Годфруа, но оно тут же снова стало суровым.
– Кто это сделал, я спрашиваю?! Онемела, Абели Мадлен?
Не зная, что сказать, я развела руками, запнулась и брякнула:
– Я…
– Как это ты? У тебя что, баллиста в юбках запрятана или палица в переднике?
– Ну… не своими руками, мсьё, так… вышло… Я не хотела…
Лекарь всмотрелся в ещё остекленевшие глаза белокурого великана и зло сплюнул на пол.
– Потом разберёмся. Голема своего вон выстави. Или нет… пусть воды принесёт. Ведро. Лучше два. И Женевьеву сюда зови. Чего застыла, как соляной столб? Марш, я сказал! – прорычал мсьё Годфруа.
С воплем «Женевьева-Женевьева, сюда!» я бросилась по коридорам и к колодцу. Великан – за мной.
Служанка как сквозь землю провалилась.
Мы вернулись в кабинет, великан со стуком поставил ведра на каменный пол, расплескав. И я махнула на него:
– Всё, спасибо. Идите, идите домой!
Блондин вышел за дверь, а я обратилась, переводя дыхание, к лекарю:
– Нет Женевьевы. Давайте я сделаю, что смогу.
– Наделала уже! – рявкнул лекарь, разрезая рубаху на сыне.
У меня внутри похолодело: помимо синяков и ссадин на обнаженном мускулистом торсе юноши сочились кровью несколько колотых ран.
– Проклятье! – Лекарь сунул мне в руку бинты и показал: – Держи тут и тут. Крепко дави. Надо остановить кровотечение. Да не трясись, чёрт тебя побери!
Ледяными пальцами я прижала к плечу и боку Этьена серую ткань, и она быстро стала напитываться алым. Под моей ладонью стало горячо и влажно. Я сглотнула и прижала сильнее, пытаясь сдержать кровь. Лекарь сосредоточенно обрабатывал другие раны и перевязывал их. Потом оттолкнул меня и занялся этими.
– Вон чистая тряпка. Смой кровь с его лица.
Я дрожащими руками принялась это делать – красавца Этьена было не узнать под распухшей, разбитой маской. Я решилась спросить:
– У вас есть здесь алкоголь?
– Зачем тебе? – не понял лекарь. – А-а, нет, не стоит.
– Но я же могу…
Лекарь поднял на меня чёрные глаза, в них сверкала такая же мстительная злость, какую я видела у Этьена:
– Смертельных ран нет. Отлежится. Может, поумнеет.
Мне было не понять, видимо, ни отца, ни сына. Я снова со страхом глянула на почти голого, беспомощного Этьена и закусила губу. Моё мнение тут не требуется.
Мсьё Годфруа буркнул:
– Ещё успеешь принести пользу. А этот болван зелёный ничего не поймёт, пока жизнь не научит. Сам наверняка нарвался. В следующий раз меня рядом может и не быть…
В дверь забежала служанка.
– Звали, мэтр? О, Господи…
– Чёрт побери, Женевьева! – явно обрадовался лекарь. – Где шлялась?! За работу! А ты, Абели, иди, погуляй.
– Уже, мэтр, – отозвалась служанка и тут же оттеснила меня.
* * *
Чувствуя невероятную усталость и опустошение, я вышла из кабинета. Чужая кровь коркой стянула пальцы. Смыть бы её. Я поторопилась во двор, распахнула дверь на крыльцо и чуть не убила ею великана. Он стоял всё так же с видом послушного гигантского ослика.
– Почему ты не ушёл? – мой язык не поворачивался и дальше говорить ему «вы» при таком придурковатом выражении лица.
– Госпожа тут, – промямлил он и преданно посмотрел на меня замутнёнными глазами. «Эх, хоть кому-то я нужна», – мелькнула мысль. Но, кажется, когда я заметила его впервые, великан таким идиотом не выглядел.
Я нервно хмыкнула – а замечательная из меня выходит целительница: одного чуть в могилу не свела, второй превращается на глазах в недоумка. Может, я – просто ведьма?
Склонив голову, я уныло разглядывала личного великана. С одной стороны, удобно всегда иметь под рукой вот такого детину – никого можно не бояться, но… я аж сплюнула три раза через плечо и перекрестилась от своих демонических мыслей.
Нет, пора от него избавляться. Точнее, его от меня избавлять. И, по логике, если этому заторможенному воображаемая вода не помогла, попробуем настоящую. Возможно, хоть с ним я могу ещё повернуть вспять мои неконтролируемые способности…
– Как зовут тебя? – спросила я великана.
– Огюстен, – не мигая, ответил тот.
– Огюстен, значит, – кивнула я. – Пойдём за мной.
Он сам вытянул из колодца полное ведро воды и протянул его мне. Я посмотрела на Огюстена снизу вверх: и как окатить такую гору на двух ногах?
– Наклони голову, – велела я.
Он согнулся пополам, чуть не воткнувшись лбом мне в грудь.
– Нет, лучше сядь. Ага, вот сюда, на травку.
Великан сел, а я взобралась на пень, еле подтягивая на руках ведро. Посмотрела на расходящуюся в нём кругами воду – поплевать в неё, что ли? Вздохнула, перекрестилась сама и перекрестила холодную колодезную воду. Со словами «Отпускаю тебя, Огюстен. Ты свободен» я перевернула на русую макушку ведро и замерла – получилось ли?
Парень вздрогнул, встряхнул головой и поднял ко мне удивлённое лицо.
– Святой Бонифас! Где это я?
