Текст книги "Окно в другое измерение"

Автор книги: Галина Каган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

Маршрут пятый
Путешествие в страну замков

Строить замки из маленьких кубиков, которые вставлялись друг в друга, тоже научил меня папа. Замки, которые он строил, были такие красивые, что я тоже изо всех сил старался построить такие же. Одна рука, левая, у меня получше. Я в ней могу удержать карандаш и в конце концов научился одной рукой соединять эти кубики. Конечно, это очень трудно! Но у меня получилось! Мои замки тоже очень красивые – почти как у папы. Так говорят все – и мама, и все мои родственники, и мамины друзья, и знакомые. Обычно я и сам не знаю, что получится. Как будто они сами возникают из-под руки. Правда, сейчас у меня есть книжка о Диснейленде, там нарисовано столько прекрасных замков, и я иногда в эту книжку подсматриваю. Я ведь их уже столько построил, что иногда фантазии не хватает.

Конечно, мама мне немножко помогает, но только когда нужно что-нибудь укрепить, чтобы на углах не развалились стены. А когда замок готов, тогда я как будто бы заселяю его принцами и принцессами, королями и королевами. Вообще я очень люблю историю. И в зависимости от того, о какой стране мы с мамой в данный момент читаем, я строю английские замки или итальянские дворцы, французские соборы или японские чайные домики. Недавно я узнал, что один из самых красивых соборов – Собор Парижской Богоматери – строился почти сто лет, и это было в конце 12-го века! Даже мама сказала, что в это трудно поверить. И тогда я его тоже построил – правда, по рисунку. Я тоже долго строил – две недели. Пришлось маме покупать еще одну коробку ЛЕГО, потому что мне не хватило кирпичиков. Конечно, посмотреть бы на настоящий собор, но об этом я даже не мечтаю! Все мои родственники говорят, что получилось очень похоже. Вот он какой!

Иногда мои строения живут долго-долго, а иногда, если мне что-то в них не нравится, то всего несколько дней. И тогда я придумываю какую-нибудь битву или нападение разбойников и построенный с таким трудом замок безжалостно разрушаю. Мама говорит, что не может на это смотреть: ей просто жалко моих израненных пальцев и ногтей. А мне не жалко: я уже начинаю мечтать о новом замке. Или делаю перерыв, чтобы пальцы зажили, и рисую.

Лучше всего у меня получаются подводные лодки. Я очень люблю книжки Жюль Верна. А капитан Немо – мой любимый герой. Если книжка мне нравится, я могу ее слушать много раз, пока все не запомню. Раньше мне читал папа, он мог читать часами. А у мамы вскоре начинает болеть горло. Сейчас-то появились аудиодиски, и теперь я могу слушать сколько хочу – много раз, пока не надоест, или пока диск не выдерживает и не начинает сбиваться. Но все равно, когда читал папа, было лучше. Он мне все мог объяснить, я ведь не всегда могу понять сразу, что там произошло. Но папы нет, ничего не поделаешь.

Иногда, глядя на построенный замок, я будто бы вспоминаю о каком-то давнем времени. Но почему-то (наверное, это плохо) я всегда вижу себя воином. И конечно, я всегда побеждаю – и в бою, и на турнирах, и в поединках! Проигрывать я не люблю. Даже в шашки. Меня научил играть папа, а сейчас я играю с дядей Борей. Он немножко меня учит. И я все же у него иногда выигрываю, по-честному. Но иногда – проигрываю и расстраиваюсь. А мама говорит, что воин должен уметь проигрывать.

Маршрут шестой
Мой дом – моя крепость

Все то, о чем я уже вам рассказал, – и мой музей оружия, и мои замки, и книги – в общем, все, что у меня есть, – живет вместе со мной и мамой в нашем доме. И хотя это только квартира в большом шестиэтажном здании, но эта квартира – наш дом.

Свой дом должен быть у каждого человека. Это такое место, где он всегда может быть самим собой, его никто чужой не видит, не слышит, как будто бы он – невидимка. Со всех сторон он защищен – от любопытных взглядов, от дождя, от ветра, от холода и жары. Здесь его окружают только самые близкие и любимые люди, привычные вещи. Папа мне рассказывал, что самые первые люди это поняли давным-давно и жили в пещерах, чтобы спрятаться от непогоды и диких зверей, а может быть, и друг от друга. Потом увидели, что многие животные сами строят себе что-то похожее на пещеру: лисы – норы, медведи – берлоги, волки – логово, даже маленькие птички строят себе гнезда. И тогда люди тоже начали строить себе жилища. И придумали двери. Я думаю, что двери – это самая важная часть дома и до сих пор. Выйдя из дома, за дверью, ты сразу попадаешь в другой мир и становишься другим, «видимкой». Иногда это очень интересно. Ведь не только тебя видят, но и ты всех и все видишь. И даже если ты молчишь, все равно как бы разговариваешь мысленно с кем хочешь – с людьми, с облаками, с деревьями. А если что-то тебе не нравится или надоело, всегда можно уехать домой, закрыть за собой дверь и снова стать для всех по ту сторону двери невидимкой.

Свой дом я очень люблю и думаю, что он тоже меня любит. И мне хочется вас пригласить в мою главную комнату. Конечно, она не только моя. Но мама говорит, что я почти ее выселил, потому что действительно все стены, шкафы и полки заняты моими вещами. Маме остался один уголок с маленьким книжным шкафом с ее любимыми книжками и еще небольшая часть стены, на которой висят портреты ее любимых поэтов. А главные герои в этой комнате – мой широченный диван, который безропотно терпит меня с восьми утра до двенадцати ночи, и его помощник – замечательное кресло, которым я умею управлять сам с помощью электрического пульта.

В этой комнате все сделано так, чтобы мне было удобно: я сам могу достать почти все, что мне может понадобиться. На расстоянии вытянутой руки здесь лежат на полках мои книги, диски, карандаши и бумага. На ковре над диваном висит оружие, а на самом диване – пульт для включения телевизора, мои любимые книги и диски и даже маленький DVD. На своем диване и в окружении всех этих вещей я чувствую себя спокойно и уверенно. Здесь все то, что я люблю. И я думаю, что все эти вещи меня охраняют и тоже любят. Ведь им приятно, что они мне нужны и находятся в моей комнате, а не в магазине, где они были бы ничьи.

Но иногда все же наступает такой момент, когда мы с мамой начинаем мечтать куда-нибудь вырваться из этих наших стен и стать «видимками». Ведь понятно, что нельзя без конца смотреть на одни и те же предметы, даже если ты их любишь, и на одни и те же деревья в окне, хотя деревья эти – эвкалипты и я знаю, что они очень полезны для здоровья; и даже на одни и те же звезды, которые подмигивают мне с черного неба, когда я ложусь спать. Не то чтобы это все надоедает, но вдруг очень хочется очутиться в другом месте. И тогда мы начинаем искать на карте Израиля какое-нибудь красивое место, где мы еще не были и где можно пожить хотя бы недельку. Там уж я смотрю во все глаза или на море, или на горы, или на окружающие нас деревья. А иногда я просто люблю посидеть в лесу и послушать, как шумят деревья, падают шишки, поют птицы, что-то стрекочет.

Но больше всего я люблю знакомиться с новыми людьми. Правда, мама говорит, что, к сожалению, эта моя любовь не взаимна. Мне трудно понять – почему. Ведь я не могу сделать им ничего плохого. Наверное, все же трудно переступить через невидимую черту в наше, другое измерение. Но ведь и нам так же трудно переступить эту черту в обратном направлении.

Время здесь летит очень быстро. И все же через несколько дней я начинаю скучать по своей комнате. Мама говорит, что мы с ней как почтовые голуби, которые всегда возвращаются домой. С самого детства их учат любить свой дом, и они всегда хотят туда вернуться. Они ведь помнят, что дома их ждут, накормят и будут им рады! И я тоже знаю, что мои вещи без меня скучают и ждут меня. И конечно, мы возвращаемся. Это здорово, когда есть дом, в который всегда хочется вернуться.

Недавно мама нарисовала мне интересный рисунок: сначала – маленький квадрат. И сказала – это наша квартира. Вокруг него – чуть больший квадрат: наш дом. Потом еще больший – наш город, потом еще больший – наша страна Израиль. Потом самый большой – наша Земля. Интересно, сколько таких квадратов можно нарисовать? А человек так устроен, что сначала какая-то неведомая сила тянет его из маленького квадрата в больший и в еще больший. А затем наоборот – из каждого большого квадрата тянет вернуться в предыдущий – меньший. Потому что в самом центре есть самый маленький квадратик – его дом. Правда, иногда такое возвращение занимает очень много времени, проходит много веков и поколений. Но тут уж ничего не поделаешь: так был устроен человек. Поэтому, наверное, и вернулись евреи в свой дом, на Святую Землю, туда, где когда-то начали строить свои первые дома. А когда пришло время, то и мы с мамой оказались в Израиле.

Конечно, в этом мамином рассказе я не все понял. Откуда все-таки человек знает, куда он должен вернуться, если между тем первым домом его далеких предков и временем, в котором он живет, прошло так много столетий?

Мама тоже не знает. В таких случаях она поднимает голову вверх, к небу, и говорит:

– Это знает только Бог.

Маршрут седьмой
Моя дорога к Стене плача

Я бы очень хотел знать: действительно ли существует этот Бог, который все знает и все может. Все то, что я о нем знаю, рассказывали мне мои няни – простые русские женщины, которые научили меня молиться, и я до сих пор помню молитву «Отче наш.». Но я ведь так искренне просил его хоть немножко мне помочь. И я понял, что или он меня не слышит, или помочь не может, не в его власти. Чтобы спасти его репутацию, Анна Владимировна, моя последняя няня, говорила: «Он не может тебе помочь, потому что ты еврей по маме, а у евреев другой бог и другие молитвы».

А почему же он не помогает другим детям, у которых мамы русские? Моему другу Славухе, например?

Когда мы приехали в Израиль, я сразу же выучил молитву «Барух ата адонай...», и однажды мы с мамой и моим двоюродным братом поехали в Иерусалим к Стене плача. Мы с мамой заранее написали две записки с одной и той же просьбой, которые нужно было спрятать в Стене между камнями. Две – потому что нас предупредили, что Стена разделена на две половины – мужскую и женскую. Значит, я не мог проехать вместе с мамой. Меня провез до самой Стены мамин знакомый. Он и нашел там щель и помог мне спрятать в ней записку. Так делают все, кто туда приезжает. Конечно, вы догадываетесь, о чем мы с мамой просили. И прочитали молитву. А по дороге домой я спросил у мамы:

– Сколько же нужно ждать?

А мама печально ответила:

– Ты видел, сколько там людей, а сколько записок?! Нужно набраться терпения.

Вот и еврейский Бог нам не помог. Неужели потому, что у меня папа не еврей? Нет, я так не думаю. Конечно, не в этом дело. Ведь я не раз видел фильмы по телевизору о страшных еврейских погромах, и мне еще папа читал о миллионах евреев, сожженных в крематориях во время войны. Что же он им-то не помог? Так может быть, его все же нет? Или он не всемогущий? Или ему для чего-то нужны наши беды? Иногда мне кажется, что правильно последнее: ведь если бы не было бедных, больных, беспомощных инвалидов, то люди не знали бы тогда, что такое жалость и сочувствие. Если бы никому не нужно было помогать или если бы не нужно было сделать кому-то добро, то тогда на Земле жили бы только злые и безжалостные люди. И Бог, наверное, разлюбил бы ее, нашу Землю, и она бы просто исчезла, не смогла бы прожить без его любви. В одном мамином стихотворении есть такие строчки:

 
Можно выжить без пищи, без воды и без солнца,
Продержаться неделю на корочке хлеба,
Без любви – не поется, без любви – не живется,
Без любви даже души не взлетают на небо.
 

И я понял, наконец, почему Бог мне не помогает. Я нужен всем такой, как есть. Чтобы не засохли окончательно семена жалости и добра, которые Бог посеял в созданном им человеке. Мне папа говорил, что именно из них вырастает волшебный цветок Любви.

Маршрут восьмой
Путешествие в Страну любви

Я иногда думаю, что же все-таки означает это слово – ЛЮБЛЮ? Что человек чувствует, когда, не задумываясь, говорит: «Я люблю»?

И я никак не могу понять, почему одним словом называют такие разные чувства. Например, я люблю яичницу-глазунью, потому что она вкусная и красивая. И похожа на два солнца на белом небе (мне папа когда-то рассказывал, что есть такие планеты, на небе которых сияют два солнца). Мне кажется, что когда я ем ее, у меня улучшается настроение.

Или я люблю фильм «Капитан Немо». Там так красиво на дне океана! И там такие замечательные люди – храбрые, честные, великодушные! И как Жюль Верн мог все это придумать? Ведь тогда подводные лодки только– только появились! И мне папа сказал, что в них еще не было иллюминаторов. Этот фильм я видел много раз – и он мне не надоедает.

Или люблю, например, слушать, когда мне читают какие-нибудь приключенческие или исторические книжки. Я забываю обо всем, и мне кажется, что я живу вместе с героями книжек. Сражаюсь, побеждаю, влюбляюсь, даже умираю. У меня много любимых книг, и мне всегда хочется их слушать, хотя мама говорит, что я уже знаю их на память. Но ведь когда я действительно уже знаю почти на память, начинается самое интересное – я всем раздаю роли. Сначала выбираю какого-нибудь героя, кем бы я хотел быть. Представляю себя в его наряде и тогда прошу маму сделать мне такой же костюм на праздник Пурим. А всех других героев тоже как бы примеряю на папу, маму, маминых подружек или моих родственников.

Получается здорово! Иногда мы, прямо как в театре, играем какие-нибудь сценки. Мой любимый герой – Д’Артаньян! Мне бы хотелось быть таким, как он – красивым, сильным и справедливым. Только я на его месте никогда бы даже не взглянул в сторону миледи! Мне ее ничуть не жалко! Но что поделать – мама мне говорила, что многие мужчины не могут устоять перед красивой женщиной, даже зная наверняка, что она злая и нехорошая. Мне кажется, что я бы устоял.

Совсем по-другому я люблю музыку. Мне кажется, что звуки плавают вокруг меня как русалки или сирены, они меня завораживают, и я забываю обо всем на свете. А то, что я чувствую в эти мгновения, я называю «любовь». Когда я слушаю мой любимый романс «Гори, гори, моя звезда» или песню Рождественского «Мы нежность друг друга» в исполнении Анны Герман, я всегда плачу. Как объяснить – почему? Глаза наполняются слезами, в горле как будто бы ком, прямо не продохнуть. Так жалко – кого-то или чего-то. Себя? Получается, что любовь и жалость живут как бы вместе.

Любовь к человеку – это, конечно, совсем другое чувство. Понятно, что я очень любил папу, люблю маму. Совсем не потому, что они красивые или храбрые. Хотя для меня они, конечно, самые красивые! Я даже не знаю, как объяснить это чувство. Просто когда они рядом, я знаю, что со мной ничего не случится. Без них мне бы не прожить. И хотя папы уже давно нет с нами – от него ко мне тянется серебряная ниточка любви.

Я очень любил моего друга Славуху. Хотя помочь мне он ничем не мог – сам был такой же беспомощный, как я. И был совсем некрасивый. Но мне с ним было весело, и мы с ним часто смеялись, забывая о наших непослушных руках и ногах.

А еще я очень любил нашего кота Барсика. Вообще с котами у меня особые отношения. Я расскажу об этом как-нибудь в другой раз. Ну что значит любить кота? Правда, он действительно был красивый, цвета топленого молока. И когда никого не было дома, он меня охранял. Но он сильно болел, и его пришлось усыпить. Мы с мамой очень плакали: ведь мы его любили.

И что же общего между всеми этими ЛЮБЛЮ? Одно вкусно кушать, другое очень нравится слушать, третье – смотреть. А с любимыми людьми просто хочется быть рядом. Может быть, от всего, что любишь, на душе становится так легко, что даже забываешь обо всех неприятностях? Хотя, если честно, то я о плохом вообще не думаю. Я принимаю жизнь такой, какая она есть. И эту жизнь я люблю!

И еще получается, что я люблю все красивое. А может быть, наоборот: все, что любишь, кажется тебе красивым?

И еще я знаю, что есть любовь главная – Любовь к Женщине. В нее как бы входят все предыдущие любови – хочется и смотреть, и слушать, и прикасаться, и быть просто рядом. И что-то еще, чего я не могу объяснить.

Из-за этой любви дерутся на дуэли, иногда убивают даже себя, и благодаря этой любви рождаются дети... Правда, об этом я знаю очень мало, только догадываюсь. Вернее, догадывается мое тело. Если бы папа был с нами, он бы мне рассказал, конечно, подробнее. А мама, понятно, не может. Она только улыбается и говорит, что если бы я был здоров, то все девочки были бы у моих ног, потому что я очень красивый и влюбчивый. Действительно, мне иногда нравятся сразу несколько девочек. Но, конечно, одна – больше других.

Когда я увидел ее в первый раз, она вдруг подошла ко мне и поцеловала в щечку. Впервые в жизни меня поцеловала женщина! (Я, конечно, не считаю поцелуи мамы или бабушки – это совсем другое дело.) После этого поцелуя я сразу почувствовал, что со мной что-то произошло. И влюбился с первого взгляда. Я думаю, что она об этом догадывается. Но я понимаю, что по-настоящему она не может меня полюбить. Во-первых, у нее есть муж. Но я-то знаю, что не только в этом дело. Здоровые дети не хотят со мной дружить, здоровые девочки не могут меня любить. Ну что тут поделать? Я и сам ни разу не влюблялся в больных девочек. Я ведь живу в обществе здоровых людей. Больных я видел только в Евпатории, но это было очень давно. Поэтому, конечно, я влюбляюсь в тех, кто меня окружает. И я вам признаюсь, мне очень хочется жениться! И родить детей! А мама говорит, что это все обязательно будет в следующей жизни. Ничего, я подожду.

Что же это такое – любовь? В этом слове столько всего, что можно запутаться. А мама говорит, что любовь похожа на многострунный музыкальный инструмент. Это как будто бы подарок, который Бог дарит каждому при рождении. А может быть, и чуть раньше. Недаром же говорят, что беременным женщинам нужно слушать спокойную музыку, любоваться природой или красивыми картинами, читать умные книжки. Как бы мамы могут этот инструмент настраивать до рождения ребенка и, конечно, когда он уже родился, но еще маленький. А потом уже каждый человек настраивает его по-своему. И чем больше струн в нем, и чем лучше они настроены на все прекрасное, тем сильнее это великое чувство – любовь!

И еще я знаю, что когда ты любишь многое и многих, тогда тебе хочется жить вечно. Я знаю, что я буду жить вечно, потому что мне нравится жить, несмотря на то, что я такой, какой есть. Мне кажется, что здоровым людям это понять трудно. Но ведь мы с мамой смотрим на жизнь из другого измерения.

...А если человек не любит ничего и никого, то тогда зачем ему жить? Может быть, поэтому самураи так легко расставались с жизнью? Они переставали любить. Они просто уже не могли полюбить никого. И тогда они падали на землю, как лепестки сакуры.

[1] Спастический тетрапарез – одна из форм детского церебрального паралича, характеризующаяся скованностью мышц как верхних, так и нижних конечностей, обычно приводящая к тяжелой инвалидности.