355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Галина Гончарова » Попасть не напасть (СИ) » Текст книги (страница 7)
Попасть не напасть (СИ)
  • Текст добавлен: 31 августа 2020, 07:30

Текст книги "Попасть не напасть (СИ)"


Автор книги: Галина Гончарова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Я пожала плечами.

– Хорошо, плохо… обыкновенно.

– Она моя сестра, а я на нее очень злюсь. Мы из-за нее чуть не умерли. Все, и мы, и ты…

– Она этого наверняка не хотела.

– Я понимаю. Она не злая, нет… она просто как мать, – Петя говорил серьезно, впервые осознавая печальную истину. – Сделает, но не со зла, подставит, подгадит и даже не поймет, что она не так сделала.

Я вздохнула.

Ну да, когда я впервые увидела Арину, мне хотелось ей оплеух надавать.

Ладно, Ванька ломался на всех работах, чтобы хоть какой грош в дом принести. А мамаша? Аринка?

Вот что им стоило и дом отскрести, и обед приготовить, и с тем же Петей, который мог без ноги остаться… меня ждали? Направляющего пенделя не хватало?

Видимо, так…

Получили и обиделись.

Не понимаю я некоторых людей, просто не понимаю. Кто-то поднимает задницу и идет работать.

Кто-то опускает ее на скамейку и принимается ныть. И естественно, в жизни нытика ничего не меняется. А виноват в этом тот, кто работает, у него-то все замечательно…

Об этом я и сказала Пете.

Брат засопел и прижался ко мне. Лежащий с другого бока Нил ревниво шикнул во сне и тут же ткнулся мне под мышку, устраиваясь поудобнее. Я понимаю, не стоит приучать детей спать в моей кровати, но что тут поделаешь?

Я их просто не могу выгнать.

– И я боюсь, она такой же и останется, – Петя тер лоб. – Я не хочу ее домой, потому что боюсь. Я за тебя боюсь, я за себя боюсь, за Ваньку, за всех нас…

– А если не…

– Как ты говоришь? Господу нашему Иисусу Христу от того, что его не со зла гвоздями прибивали, а по работе, легче не было?

Я вздохнула.

Ну да.

Для палача это работа, а человеку-то все равно больно. Результат-то один.

– Петя, что ты от меня хочешь?

– Я не хочу, чтобы Арина жила с нами.

Я вздохнула и потрепала его по вихрам.

– Посмотрим, братик. Посмотрим…

Петя ненадолго прижух у меня под мышкой. А потом…

– Маша, а можно я у тебя тут останусь? Хотя бы на сегодня?

– Ты себя плохо чувствуешь?

– Нет. Просто мне страшно. А у тебя тут… спокойно.

Я вздохнула.

– Возьми еще одно одеяло, чтобы не пихаться – и приходи. На этой кровати мы и вшестером уместимся, не то, что втроем.

Андрюшка пока спал в люльке, но чует мое сердце, полезет он ко мне на кровать. Только еще немного подрастет – и полезет.

* * *

– Машенька, вы чудесно выглядите.

Я улыбнулась в ответ на комплимент и чуть присела в реверансе.

Выглядела я действительно хорошо. Платье оттенка голубиного крыла, аккуратная шляпка с вуалью, перчатки, ботиночки – все было подобрано в тон.

Чудесный оттенок-то сине-серого, графитовый такой, я в эту ткань просто влюбилась, когда увидела. А отделка кружевом вообще прелесть…

Я себе нравилась, и знала, что красива.

Замечательно выглядели и все остальные.

Ваня, Петя, дети… двое старших в выходных костюмах, двое младших – в матросках и коротеньких штанишках. Сегодня мы собирались в парк.

Траур?

А кто сказал, что мне нельзя гулять с детьми в парке? Этого даже траур не запрещает.

Благовещенский выглядел вообще замечательно. Темная пиджачная пара, но в сочетании с военной выправкой… если бы мужчины понимали, как их красит осанка! И сразу из самого плюгавого заморыша (а Благовещенский таким не был) получается настоящий светский лев. Осанистый и вальяжный.

Благовещенский подхватил меня под руку, Петя взял за руку Нила, Ваня подставил шею под Андрюшку, который вцепился ему в волосы, восторженно визжа, и мы отправились в парк.

Пролетка мерно постукивала колесами по брусчатке.

Я любовалась столицей, и думала, что современная мне Москва, конечно, больше, ярче, красивее, но…

Но?

Было в ней нечто такое… та Москва жила в бешеном темпе. И приезжая в Москву, начинаешь двигаться быстрее, думать быстрее, жить…

Да, жить в Москве приходится тоже в другом темпе, намного быстрее. И получается это далеко не у всех.

У меня не получалось никогда. Да и не хотелось мне. Разменивать свою жизнь на бешеный бег? Нет уж, увольте. Я хочу и в кафешке посидеть, никуда не торопясь, и на радугу полюбоваться, и по магазинам пройтись, никуда не торопясь. А не бежать-бежать-бежать, ничего не видя перед собой, и в конце обнаружить, что жизнь-то и прошла уже, пробежала, а я ее и не заметила. И еще Москва – это мегаполис.

В том мире.

Случись что – куда будет нацелен первый удар?

То-то и оно. В глуши иногда безопаснее.

Работы не найти? А кто пытался?

Если искать работу, на которой не надо работать, то такой, конечно, не найти. А если пробовать работать там, где тяжело и трудно, к примеру, ту же пасеку завести, или коз держать, или еще что…

Сложно?

Каторжно сложно, и тяжело, и работать нужно, и учиться, потому как фермерство своей сноровки требует, но отдача будет. Обязательно. Хоть там какая провинция!

Эта Москва была тише и спокойнее. Здесь никто не бежал, никто никуда не спешил, спокойно прогуливались парочки под руку, гуляли дети с гувернантками, то и дело слышались возгласы нянечек, подзывающих к себе озорников, кто-то плакал напоказ, это ж ужасая трагедия, когда тебе не покупают мороженое, кто-то катался на велосипеде…

Никто не спешил. Все наслаждались жизнью здесь и сейчас, и в этом была основная разница между известным мне миром – и миром, в котором я находилась.

Когда мы утратили вот это понимание – жизни? Когда разучились просто жить, никуда не спеша, не набирая новых впечатлений, а просто – позволяя жизни идти своим чередом и наслаждаясь каждым ее мгновением. Когда разучились задумываться?

Нет ответа…

Хотя я знала, кому может быть выгодно такое положение дел. Когда все бегом и бегом, рывком и наскоком, вперед и вперед… а потом просто падаешь, как загнанная лошадь, и даже не успеваешь обернуться, чтобы понять – все было зря. И не нужно тебе никаких гималайских вершин, а нужны только те, кого ты сам оттолкнул в своей попытке влезть в гору…

Когда бежишь – ты не думаешь, ты просто бежишь. А куда, зачем… и главное – что происходит в это время за твоей спиной?

Нет ответа…

– У вас такое серьезное лицо, Машенька. О чем вы задумались?

Я улыбнулась Александру.

– О жизни, как водится. О жизни.

– Разве жизнь заслуживает такой грусти на вашем личике? Поверьте, она прекрасна, и у вас еще все впереди.

Я вздохнула.

Вот уж чья бы буренка мычала, нет? А ты недавно дочь похоронил, жена в психушке, с должности разжалован – и такие заявки? Хм?

Посмотрим на это под другим углом?

Маруся, мне кажется, или нас где-то накалывают?

Есть такая вероятность. Вот как хотите, а в такой ситуации мужчина должен вести себя иначе, разве нет? Или я чего-то не знаю о мужской психологии?

Задуматься и над этим вопросом я не успела. Нил едва не улетел вместе с велосипедом в фонтан и пришлось его вытаскивать.

Потом Андрюшка едва не описался от восторга, потом…

Двое детей в парке – это слишком много даже для четверых взрослых. Особенно если из этих взрослых только одна женщина, а остальные сами, как дети!

Ёжь твою рожь!

Это выражение я душевно вспомнила, когда Петя так перемазался мороженым, что аж до затылка дошло. Пришлось отмывать уже его…

– Сашенька!

– Мама?

Не поняла?!

Пока я была занята мальчишками, к Благовещенскому подошли двое человек. Оп-па?

Мужчина лет семидесяти на вид, такой очень уютный, полненький, словно колобок… и только по глазам видно, что колобок-то из легированной стали, не иначе. Глазки у него такие… интересные.

Серо-стальные, цепкие, умные, очень жесткие… меняю сталь – на титан. Не иначе.

И дама рядом с ним. Тоже в годах, очень похожа на Благовещенского, просто копия – только в женском, сильно смягченном варианте. И провалиться мне на этом месте, если это не его отец с матерью.

Темные волосы с проблесками седины, брови вразлет, четко очерченные черты лица, умные яркие глаза… да, Храмова можно понять. Если рядом такая женщина оказалась – не удержишься. Непонятно только, чего он, идиота кусок, на ней не женился?

М-да.

Не хотела бы я оказаться на пути у этой семьи. Только вот и смыться никуда не получалось…

Благовещенский обернулся ко мне и улыбнулся. Пришлось подойти…

– Мария Ивановна, это мой отец Виктор Николаевич Благовещенский и моя мать, Александра Александровна.

Под пристальными взглядами я ощутила себя на приеме у врача. Рентген – и то так не просвечивает, это уже жесткое излучение, не иначе.

– Очень приятно.

– Нам тоже приятно познакомиться. Саша писал о вас, – женщина улыбалась краешками губ. – Вы здесь с детьми, Мария Ивановна?

– Да, Александра Александровна.

– Называйте меня просто Алекс, – улыбнулась дама.

Ей это было к лицу.

Не Саша, не Шурочка – именно Алекс. Слишком уж она сильная, слишком стальная. Наверное, ее мужу с ней сложно. Или – нет?

Судя по улыбке мужчины, ему даже нравится такое положение дел. Удобно.

Когда рядом умная и сильная женщина, ты спокойно можешь свалить на нее семейные дела и заняться добычей мамонтов. А в пещере все будет хорошо, уютно и спокойно. Это с дурочками приходится вечно следить, как бы они чего не натворили, а с умной женщиной дергаться не стоит.

Я улыбнулась в ответ.

– Мы в неравном положении, Александра Александровна. Мне о вас не писали и не рассказывали, увы.

Брови женщины взлетели вверх.

– Александр?

Благовещенский смутился, словно и правда должен был мне рассказать о своей семье. Кой черт в это время принес к нам Ваню с Андрюшкой на плечах?

Хотя я и так знала имя данного черта. Закон подлости, гласящий – если что-то может пойти не так и не туда, вот оно и пойдет. И не так, и не туда, и вообще…

И если кто-то не смог бы уловить сходство…

Малыш около года уже не бессмысленная кнопка в пеленках. У него уже прослеживаются черты… фамильные, ёжь их рожь!

Нос пока еще не оформился, но глаза!

Губы!

И даже брови – все было один в один.

Ёжь твою рожь!

Александра Александровна перевела взгляд на малыша, на меня, на сына… и преспокойно заметила Благовещенскому.

– Твой сын удивительно похож на тебя в детстве. – И уже мужу. – Витюша, ты так не считаешь?

* * *

Какое же лицо стало у Благовещенского!

Какое же лицо, кто бы видел!

А вот мне смотреть не хотелось, мне хотелось провалиться поглубже.

На лице мужчины словно в калейдоскопе сменялись выражения.

Удивление. Осознание. Шок. Опять осознание.

И почти звериная ненависть во взгляде, направленном на меня.

Испугаться я испугалась, не стану отрицать. Но отступать не собиралась, вот еще не хватало. Это мой сын!

И в эту аферу я не по своей воле влезла!

В любом случае…

– Мой сын – копия своего отца. Равно, как и ваш сын.

Свекровь прищурилась.

– Даже так?

– А вы не сообщили сыну, кто его биологический отец? – ехидно поинтересовалась я. – Что удивительного, что два мальчика, рожденные от одного и того же мужчины, похожи?

– Саша все знает, Мария Ивановна, – вмешался "колобок". – Но все равно он мой сын, чье бы семя не проросло.

Благовещенский выдохнул и чуть успокоился.

– Подождите. Я хочу знать – почему?

– Что – почему? Почему мой сын похож на своего отца – или почему вы похожи на своего отца? Биологического отца. Александра Александровна не называла его имени?

– Нет. – мотнул головой Александр.

Интересно, почему? Я посмотрела на даму.

– А зачем? – пожала плечами та. – Все мои дети – Витюшины, этого достаточно.

– Сергей Никодимович Храмов, – четко произнесла я. – Это ваш отец.

То, что произнес Александр, вообще-то не стоило бы говорить при женщинах и детях. Но ладно уж, у человека потрясение основ.

Понять можно.

– Так почему ваш сын похож на моего? – прищурилась женщина. Я испытала желание вцепиться ей в волосы.

– Почему бы нет? Все маленькие дети похожи.

– Не настолько. А еще – мой сын не похож на своего отца, он моя копия, потому мы и избежали вопросов во времена оны.

Да откуда ж ты на мою голову взялась, такая умная?

Сдаваться я все равно не собиралась. Хотя действительно, на Храмова Благовещенский был похож весьма приблизительно. Скорее, на свою мать. Те же темные волосы, гордая посадка головы, резкие черты лица, в женском варианте они казались слишком четкими, в мужском варианте были просто неотразимы. То, что нужною.

– Колода тасуется весьма причудливо, – я собиралась стоять на своем до последнего. – Я видела в молодости Сергей Никодимовича На портрете. Александр похож на него.

Женщина прикусила губу. А так тебя!

– Полагаю, нам нужно поговорить в другом месте. И без свидетелей, – вовремя вмешался Виктор Николаевич. – Прошу всех следовать за нами. Александр? Мария Ивановна?

Я медленно кивнула.

Да, разобраться в этом стоит, пока нас не завалило враньем. Но как же не хочется, кто бы знал!

– Пожалуй. Я еду домой, можете составить мне компанию.

– Я предпочел бы пригласить вас к себе, но полагаю, вы не поедете? – уточнил Виктор Николаевич.

– Правильно полагаете.

– Хорошо, Мария Ивановна, мы принимаем ваше приглашение.

– И немедленно! – вмешалась Александра Александровна, сверкнув на меня глазами.

Я глаз тоже не опустила.

Мне не двадцать лет, мне в том мире сорок стукнуло. И таких, как ты, я на завтрак пучками ела! И похлеще бывали, а и тех побивали!

– Следуйте за нами.

Я демонстративно взяла Ваню под руку и направилась к выходу из сада. Погуляли, называется, полюбовались фонтанами!

Благовещенский поехал с родителями, в их экипаже. Мы – впятером, в пролетке.

Ваня вопросительно посмотрел на меня.

– Маша, и что теперь?

– Ничего хорошего, – вздохнула я. – Факт.

– Что нас может ждать?

– Скандалы, склоки и ссоры, – обозначила я возможное будущее.

Ваня даже чуть расслабился.

– И это все?

– Тебе еще и мало?

Брат едва не фыркнул.

– Маша, мы скоро уедем отсюда! В Березовский! Пусть хоть обвыясняются и расскандалятся! Нам-то какая разница? Авось, туда не докричатся!

Я хмыкнула.

В чем-то Ваня был прав. Скандала никто устраивать не будет – невыгодно.

Пытаться отнять у меня сына?

А на каком, простите, основании?

Якобы это внебрачный сын Благовещенского? Ага, поди, докопайся до истины! Если что – я в этой семейке тоже мусора нагребу, мне-то плевать в Березовском на репутацию, картошка с капустой у меня все равно расти будут, просто "лицом фирмы" станет Ваня.

А этой компании?

Плевать ли?

Посмотрим!

– Ваня, ты у меня такой умничка!

– Знаю.

– А я? – возмутился Петя.

– И ты тоже.

Я протянула руки и взяла Андрюшку.

Поцеловала малыша, пригладила растрепавшиеся волосы.

– Никому я тебя не отдам, малыш. Ни-ко-му.

* * *

В гостиной я с удобством устроилась в кресле и улыбнулась Ване.

– Братик, можешь отвести малышню к няне? И возвращайся.

– Я бы хотел, чтобы Андрей остался с нами, – Александр посмотрел на меня, но я покачала головой.

– Я считаю нужным соблюдать интересы ребенка. Он вернулся с прогулки, его нужно умыть, переодеть и накормить. А потом и уложить спать. Никаких злоумышлений, обычная, знаете ли, практика.

Благовещенский вспыхнул.

Да, издеваюсь. А вы как хотели – чтобы я все стерпела? Даже не рассчитывайте! Чтобы сделать ребенка в постели нужны двое.

– Я думаю, детям ни к чему присутствовать при нашем разговоре?

Потенциальная свекровь с намеком поглядела на Петю, но я решительно не поняла взглядов. Зачем множить сущее без необходимости? И пересказывать потом брату суть разговора, и извиняться? Лучше я пренебрегу Благовещенскими. Петя мне уже дорог, а они пока что просто дорого обходятся.

– Детей я отослала к няне.

Петя расправил плечи, прошел по комнате и встал за моим креслом.

Он ничего не говорил, не ругался, не спорил, не самоутверждался – и парадоксальным образом выглядел намного взрослее своих лет. Да, мальчик вырос.

Я улыбнулась брату.

– Маша?

А вот и Ваня вернулся.

– Что ж, теперь, когда все в сборе, – нарушил наше молчание Виктор Николаевич – мне бы хотелось узнать, кем мне приходится Андрей. Внуком – или нет?

– Александр Викторович – пошла я ва-банк, – вы всех своих любовниц за последний год помните?

– Да.

– Ладно, два года… я среди них была? Княжна Горская, напоминаю? Дети не появляются от высоких мыслей, дети появляются от вполне конкретных действий…

Благовещенский задумался, перебирая, видимо, в памяти дам. И не находя меня среди них.

– Какого числа родился Андрей?

Вот не хотела я называть это число! Не хотела. Но…

Не скроешь.

Пришлось озвучить дату. Как тут соврешь, когда все чуть ли не у него на глазах было?

Александр принялся что-то подсчитывать на пальцах. Потом покачал головой.

– Вроде бы нет… Но…

– Если проверить отцовство – разумеется, оно покажет вашего супруга? – мягко поинтересовался "колобок".

– Разумеется, – оскалилась я. – А если проверить ваше отцовство? У вас ведь не один ребенок?

Виктор Николаевич покачал головой.

– Нет, Мария Ивановна. В супруге я уверен. Все мои дети весьма похожи на мать, но вот похож ли Александр на Сергея Храмова?

Я пожала плечами.

– Достаточно похож. Но кому может прийти в голову подобная глупость? К чему искать сходство абы где?

Я уже почти выдохнула. И все бы обошлось. Но…

– Лейла…

Имя упало камнем.

Я прикусила язык. Больно.

А Александр смотрел на меня как-то по-новому, словно примеряя…

– Это ведь была ты. Тогда, той ночью, Лейла… это была ты.

– Не я!

– А я все думал, почему ты мне кажешься такой знакомой? Твои глаза, твоя улыбка…

– Не…

– Я думаю, мама не откажет мне в любезности. У Лейлы была родинка на животе, на два пальца пониже пупка. Мария Ивановна…

Я скрипнула зубами.

В общем-то разоблачение оставалось делом времени.

Если сейчас Благовещенский выйдет отсюда, как следует тряханет мадам, а он сможет, и дальше пойдет разматывать цепочку…

Не отверчусь.

Придется сдаваться.

– Хорошо. Той ночью – это действительно была я.

Александр прикрыл глаза. Ненадолго, на несколько секунд. А потом открыл и посмотрел прямо на меня.

– Маша, за что ты так со мной?

И почему я себя такой скотиной почувствовала? Кто бы мне ответил?

* * *

– Все это очень мило, – протянул Виктор Николаевич. Вовремя сбивая всю патетику и накал страстей, – но я хотел бы знать, откуда у меня появился внук.

Вот что хотите со мной делайте, но так тянуло поинтересоваться с неповторимым одэсским акцентом: "вам таки рассказать за процэсс?". Увы, княжна Горская себе такого позволить не могла, а потому я мило улыбнулась.

– Так получилось, что мы с вашим… сыном были близки. Близость забылась, а сын остался.

– Да неужели? – ядом в голосе Благовещенского можно было торговать. Открыть заправку в пустыне и заправлять кобр.

– Именно так. И сразу хочу заметить, что мой супруг был полностью в курсе дела.

– Да неужели? – язвительно поинтересовалась свекровка, заставляя вспомнить народную мудрость про "выпитую кровь".

– Именно так. Сергей Никодимович мечтал о сыне, но понимал, что не сможет подарить мне наследника. Он предложил мне выход, и я согласилась.

– Меня при этом, конечно же, в известность не поставили.

– А должны были?

– Я возвращался на следующий день.

– Хотели предложить мне участь содержанки?

– Хотел выкупить тебя.

– И предложить мне пожить у вас на содержании. Я поняла. Я благодарна вам, но вынуждена отказаться.

– Мария Ивановна!

– Александр Викторович!

Скрещенные взгляды, казалось, гудели, как провода трансформаторов. Вот-вот и разряд!

Как же!

– Полагаю, мы так ни до чего не договоримся, – Виктор Николаевич покачал головой. – Мария Ивановна, вы решительно не хотите пойти нам навстречу? Поймите меня правильно, все уже выплыло наружу, я правильно понимаю, что Александр может найти доказательства? Так давайте договариваться, или хотя бы, для начала, не врать друг другу. Так проще будет всем нам.

Я вздохнула.

Помассировала виски.

И приняла решение.

– Я могу рассказать вам сказку. Но эта сказка касается не одной меня. Готовы ли вы ее выслушать – вот вопрос?

– Я слушаю, – скрипнул зубами Александр.

– Тогда… эта история началась давным-давно. Возможно Виктор Николаевич пожелает ее дополнить. Около сорока лет назад один мужчина потерял жену и сына. Так получилось, у его старшего брата и племянников дар был непроявленным или вообще отсутствовал. А вот у его ребенка проявился. Что было причиной убийства. Да, он до самой смерти подозревал убийство, но и выгрести сор из избы не решился. Не из карьерных или каких-либо меркантильных соображений, нет. Для его матери это стало бы непосильным грузом. Она так любила своих сыновей – обоих… мужчина был почти смертельно ранен. Он уединился в своем имении… в имении своих родителей. И там встретил девушку.

Александра Александровна хмыкнула.

– Тогда позвольте уж продолжить эту сказку мне. Да, юную девушку, совсем юную, очень наивную и романтичную. Такие тоже бывают… точнее, все мы такими и бываем в ранней юности. И ищем раненого героя, чтобы пожалеть. Иногда даже находим, на свою голову…

* * *

О восприятии реальности в подростковом возрасте можно книги писать. И все равно – сколько ни напиши, все мало будет.

А уж что творится в головах юных девушек…

Жуть жуткая романтическая.

Именно в таком сочетании.

Юная Сашенька была приглашена в имение к подруге. Жених у нее уже, конечно, был, но Витя… ах, Витя был таким серьезным, деловым, рассудительным…

Замечательные качества, но совершенно не те, которые ценят юные девушки.

А тут поместье, просторы, лошади, которых обожала Сашенька, весна, пробуждающаяся природа…

И рядом – мрачный страдающий герой-отшельник.

Да, Храмов уехал в поместье после смерти жены и сына.

Целыми днями пил, дурил, потом, когда организм отказался принимать водку и попросту выдавал выпитые стаканы наружу, оставляя мужчину в самой пошлой трезвости, начал гонять по окрестностям.

Бешеная скачка помогала забыться хоть немного, но конь – не автомобиль. Его надо поить, успокаивать, не загонять…

Вот и встретились однажды у лесного озера с водяными лилиями Сережа и Сашенька.

Слово за слово, вот и вторая встреча. А там и третья, и четвертая…

Пока однажды…

О том, что случилось, она не сожалела. Но когда мужчина объяснил, что не сможет на ней жениться…

Девушка обиделась.

В раю разразился даже не скандал – буря! Ураган! Торнадо!

Что ни перечисляй – даже цунами не отражало истинной ярости девушки.

Из имения она уезжала с твердой уверенностью, что лучше ее Витеньки никого нет. И только потом поняла, что непраздна.

Даже не сама, мать разобралась.

Скандал разразился вторично. Но… убивать ребенка было нельзя. Это грозило бесплодием в дальнейшем, да и церковь такие развлечения не одобряет. Нежеланный ребенок?

Роди, да и отдай в храм. Без тебя вырастят, хоть и в приюте. Может, монашка будет или монашек, может, еще кто, хоть и крестьянином станет… да все – живой.

Положение спас сам Виктор.

* * *

Бывают и такие сказки.

Нельзя сказать, что Витя был сильно влюблен в свою невесту. Так… слегка.

Красивая, умная, с сильным характером – самое то, чтобы быть спокойным и за свой тыл и за своих детей. Главное, характер есть. Не задурит, случись что, не спустит все на свои хотелки, не приведет мужиков… здравый смысл в действии.

А вот дикой любви у Вити не было.

Поэтому, когда ему рассказали про загул невесты до свадьбы…

Злился ли он?

Да нет. Скорее это было… неудобство. Он тоже не был девственником, так что невесту понять мог. Но первенец – от другого мужчины?

Витя не знал, хватит ли у него благородства воспитать ребенка, как своего.

Но…

Поторговался с Сашиными родителями, чуток увеличил приданое, да и женился. А чего тянуть?

Так-то можно все на молодость списать, не дотерпели чуток до свадьбы.

А ежели ребенок через месяц после свадьбы родится, это уж слишком будет. После свадьбы молодые уехали к себе в имение, вернулись только через полтора года…

Ребенок, да…

Маленький Саша оказался…

Виктор и хотел, было, ревновать, или не любить малыша, но…

Саша оказался копией своей матери. От отца в нем если что и было, то незаметно, да и не особо Виктор хотел знать Сергея Храмова или видеть его, так, пару раз издали – и довольно. Витя вдруг, неожиданно даже для себя, стал воспринимать мальчика, как еще одну опору.

А что?

Не та мать, что родила, та мать, что вырастила. Так ведь и к отцу это относится! В полной мере!

Он с удовольствием занимался ребенком, мог поиграть с ним, повозиться, показал ему буквы, нашёл своих старых солдатиков… и к трем годам неожиданно даже для себя понял, что у него просто есть еще один сын. А кто там был…

А наплевать!

Александр – его сын. И точка.

* * *

– Ваша история почти правдива, Мария Ивановна, – улыбнулся мне «колобок». – Так воти получилось. И я рад, что все мои дети, похожи на мать. И красотой, и умом.

Я потерла лоб.

– Что ж, у треугольника три стороны. А у квадрата и вообще четыре… думаю, настало мое время рассказать еще одну сказку.

В изложении Храмова это выглядело немного иначе, но я сочла за лучшее немного сместить акценты.

Терять близких – тяжело. И те, кто поумнее, молят Бога не о богатстве и власти, нет… они молят его о жизни и здоровье. Для себя и своих близких.

А остальное…

Если есть жизнь и здоровье, можно сделать – все. Заработать, украсть, найти клад, да что угодно! Дайте лишь время и силы!

Потеряв жену и сына, Сергей Храмов… не сломался. Но надломился и сильно. Стержень в нем треснул.

Любовница исцелила его и дала возможность выйти в бой с новыми силами. Или хотя бы искать смерти в бою, не от бутылки…

А вот связать с кем-то свою жизнь…

Храмова тупо кинуло из одной крайности в другую. Теперь он боялся кого-то потерять.

Ему так было легче.

Если он своего сына не видел ни разу, значит, сына у него и нет.

Десять лет нет…

Пятнадцать лет нет…

Кадетский корпус?

Вот тут Храмов и не утерпел. И взглянул на своего сына впервые. Увы, мальчик оказался совершенно непохож на него. И все же, все же…

Сергей Никодимович решил принять участие в судьбе своего отпрыска. Он отлично понимал, что являться и возглашать: "сынок, я твой настоящий папа, обними же меня!" попросту глупо. Пошлют его с такими предложениями, куда Макар телят не гонял.

Являться к бывшей любовнице?

С тем же результатом? Тут кому-то летающих ваз не хватает? И бабских истерик?

Ну-ну…

А вот незаметно поучаствовать в распределении… помочь с выслугой, проследить, чтобы его сына – официально сына мещанина, купца, не затирали…

Это Сергей Никодимович мог. И сделал.

Это была середина истории. А ее конец…

Когда Храмов понял, что умирает, он решил таки щелкнуть по носу своих родственников. Он уходит, он больше никого не потеряет, а его наследник…

Сын?

Внук.

Его кровь, его родное существо, чего греха таить, для него это было важно. Мне сделали предложение – и я согласилась.

Так и появился на свет Андрейка.

* * *

– А меня в известность поставить никто не собирался? – проскрежетал Благовещенский. Глазами он сверкал так, что можно было вместо маяка ставить. Но сдерживался, надо отдать ему должное.

– Зачем? – удивилась я. – Вы провели ночь с красивой девушкой, неприятных впечатлений у вас не осталось, ну а последствия… их тоже расхлебали без вас. Не случись этой встречи, так и прожили бы вы себе спокойно еще сорок лет.

– И никогда бы не узнал о сыне?

За следующие слова мне хотелось себя укусить. Но… из песни слова не выкинешь. А прояснить этот вопрос было необходимо.

– Смерть дочери у вас не вызвала таких эмоций, как рождение незаконного сына.

Александр мертвенно побледнел. И судя по движениям рук, представил, как сворачивает мне шею. Но к его чести сдержался.

Сделал глубокий вдох, выдохнул…

– Настало и мое время рассказывать сказки, да?

– С удовольствием послушаю, – кивнула я.

Четвертая сказка получилась грустной.

Детство у Александра было замечательное. Родители не стали скрывать от него правду, поговорили с ним, когда мальчику было лет десять, открыли ему секрет, но это ничего не изменило. Даже зная о своем происхождении, он не сильно задумывался. Какая там разница, кто его сделал, если у мальчика есть все, нужное ему для счастья?

Самый лучший отец в мире.

Самая любящая мать.

Братишки и сестренки, которых обожал Александр. Но…

Вечно это коротенькое двухбуквенное препятствие любым планам.

Что поделать, если у Александра не было ни малейших способностей к торговле? Вообще!

Он не мог различить шелк и бархат… ладно, мог, но разобраться в их качестве, к примеру, отличить товар первого сорта от второго или второго от третьего…

Он старался, упирался, ломал себя через колено, и все равно получалось вчетверо хуже, чем могло бы! Родители это видели. И однажды решили поговорить с ним.

Не получается торговать?

Попробуй воевать.

Так Саша и оказался в кадетском корпусе.

Муштра ему не нравилась. А вот стрелять, фехтовать, изучать стратегию и тактику, логику и риторику, историю и географию войн…

Замечательное было время!

Александр нашел свое призвание, но были и минусы. К примеру – происхождение. Не дворянин, увы… на ступеньку ниже многих. И службу он начнет с нижнего чина, и служить ему придется дольше, и по службе могут обойти.

Когда и кого это останавливало?

Александр сделал свой выбор, но чем дальше, тем отчетливее понимал, что без связей он высоко не поднимется. А хотелось-то стать генералом…

Храмов тогда еще не принимал особого участия в судьбе отпрыска. Здесь поддержать, там слово замолвить – да, но и сам он на тот момент мог не так, чтобы много.

И тут судьба преподнесла Александру неожиданный сюрприз.

Дарью.

Если быть точным – старого Матвеева.

Еще не старого на тот момент, вполне себе даже молодого, симпатичного мужчину, правда, старше Александра лет на двадцать, но маги живут дольше. Намного дольше.

У него было предложение.

Да, жизнь любит сдавать одни и те же карты и смотреть как по-разному или распоряжаются люди.

Александру предложили в жены Дарью и покровительство юрта в приданое.

Мужчина подумал, но сердце его было свободно, а честолюбие требовало карьерного роста. И он ответил согласием.

Ирина?

А вот тут вопрос.

Александр считал ее своей дочерью. Дарья говорила то же самое. Но Благовещенский был свято уверен, что у его жены была с кем-то связь. Была, осталась… надолго ли?

Этого он не знал.

Выбора все равно не было. Отказался бы он – нашелся бы другой, а несговорчивому офицерику подпортили бы карьеру. Даже не специально, мало ли гарнизонов, в которых с утра до вечера храбро воюют с комарами, а с вечера до утра с пустыми бутылками?

Хватает. И их состав отлично пополняется простонародьем. Благовещенскому хотелось на войну, хотелось действия, славы… он получал свой шанс.

Он его использовал в полной мере.

А почему сейчас так себя вел?

Оставим в стороне естественную злость любого обманутого мужчины. Поговорим просто про жену и Дочь.

Он убедил себя, что любит Дарью.

Он убедил себя, что Ирэна – его дочь.

Но сомнение всегда жило в его душе, в самой глубине, там, куда не было доступа никому. И – вырвалось.

Ему было больно и обидно.

Жена растоптала двадцать лет совместной жизни. Дочь… неужели нельзя было подойти к отцу и поговорить? Что он – зверь какой?

Обида переплеталась с обидой, наслаивалась и усиливалась. А тут еще и это.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю