Текст книги "Мой капитан"

Автор книги: Галина Демыкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

ДЕРЕВЯННАЯ СОВА

В доме живут так: Нина Игоревна, деревянная сова, Муж-и-Повелитель по имени Лёка, и Седьмая Вода на Киселе. Её никогда не видно и зовут дядя Боря.

А теперь живёт ещё мальчик Петя. Мама уехала на целый месяц и оставила Петю Нине Игоревне. Нина Игоревна ему не бабушка, потому что она маме не мама, а мачеха.

Нина Игоревна, как встаёт, сразу говорит:

– Муж-и-Повелитель, ты опять плохо кухню подмёл!

А если заметит, что дядя Боря вчера вечером не снял у порога ботинки (там, в коридоре, для всех стоят разные тапочки), она ворчит про себя, но всё же громко:

– Явился – не запылился! – А потом ещё немного громче: – Седьмая вода на киселе, а пол затаптывает!

Петя очень любит кисель. Особенно если в него налить молока или положить мороженое. Ещё он любит посидеть немного один.

Когда к Нине Игоревне приходят гости, она сразу подводит к ним Петю и говорит:

– Это тот самый мальчик, про которого я вам  рассказывала. Неудачный ребёнок. Вялый. И неряха. Уши грязные, ногти чёрные. Я бы хотела, чтобы он вам понравился.

За домом у Нины Игоревны стоят колышки, и там за колышками – сад. Сначала грядки с клубникой, а потом деревья – яблони. На них издалека ничего не видно. И ещё деревья – сливы. Там вдоль веток как будто маленькие чёрные птички сидят. Но это не птицы, так издалека только кажется, это сливы.

– Видишь, какой хороший сад? – сказала в первый день Нина Игоревна. – Яблоки антоновские, клубника «виктория». Кто сюда войдёт, тому попадёт.

Это просто диво, как Нина Игоревна умеет складно говорить!

 
Кто сюда войдёт,
Тому попадёт!
 

– А как попадёт? – спросил Петя.

– Тебя мама-то как учила? Ремешком? Пете такой разговор не понравился.

– Меня мама через верёвочку прыгать учила, – сказал он.

Они с мамой и вперегонки бегали и из игрушечного лука стреляли. Но про это незачем рассказывать.

– Верёвочка – не ремень, – вздохнула Нина Игоревна. – Но тоже можно.

В первый вечер Петя долго не засыпал. Нина Игоревна задёрнула на окне занавеску и сказала:

– Спи. А то слетит со стены сова и клюнет тебя клювом. Петя стал глядеть на эту деревянную сову. А сова глядела на Петю. И глаза у неё светились, как у кошки.

Петя забеспокоился: это очень неприятно, если сова слетит со стены и клюнет тебя клювом.

Он подумал, что лучше уж вылезти из-под одеяла и босиком добежать до этой совы и забросить её за шкаф.

И Петя так и сделал: высунул ноги из-под тёплого одеяла, потом отбросил одеяло совсем, спрыгнул с кровати и побежал по холодному полу.

Сова глядела и не слетала. Тогда Петя снял её с гвоздика и повернул к себе другой стороной. И вот уже сова не глядела. Там, с другой стороны, у совы ничего не было, только колечко для гвоздика. Петя очень просто засунул её за шкаф. Она там громыхнула, и Петя поскорей побежал обратно, тем более что ноги замёрзли на полу. И укрылся с головой одеялом.

А что там, за шкафом, делает сова – это неизвестно. И так даже хуже. Потому что если бы её совсем не было, а то ведь она всё равно есть. Надо было открыть окно, выбросить её и опять закрыть.

Петя стянул с головы одеяло. За окном стало почти темно и открывать его не очень хотелось.

Пол был теперь не такой холодный, потому что Петя согрелся под одеялом.

И Петя быстро добежал до шкафа.

Он сунул руку за шкаф.

Совы там не было.

Как же так?

Он ещё пошарил вдоль стенки. Не было.

Он уже почти вынул руку из-за шкафа, как вдруг наткнулся па что-то холодное. Петя даже подскочил. Потом сообразил: это же совиный глаз! Стеклянный, не настоящий.

Петя вытащил сову. Она была игрушечная, плоская, а на крыльях дерево занозистое. Пете не захотелось её выбрасывать. Сову лучше приручить, вот что. Там, где он вылез из-под одеяла, около подушки, был как будто вход в пещеру. Петя залез в него.

Внутри ещё осталось тепло. Петя свернулся калачиком и положил около себя сову. Она опять глядела. Глаза у неё блестели, как у кошки. Петя сказал ей:

– Совушка-сова, ты не дерись.

И ещё сказал:

– Совушка-сова, я с тобой буду дружить, а ты со мной. Согласна?

И сова согласилась.

Но тут открылась дверь, и вошла Нина Игоревна.

– Ты почему не спишь? – сказала она. – Почему живёшь ночной жизнью?

Петя ничего не ответил, потому что он и сам не знал, почему он живёт ночной жизнью.

– Вот слетит со стены сова... – сказала Нина Игоревна. А Петя под одеялом погладил сову и тихонько засмеялся: ведь сова-то теперь была приручённая.

ГАЗЕТНЫЕ ЧЕЛОВЕЧКИ

Когда нет Нины Игоревны, в доме слышны счёты. Это Муж-и-Повелитель на них щёлкает. Нине Игоревне не нравятся эти счёты.

– Бухгалтер на пенсии! – говорит она. – А что бы мы делали, если бы ты был трубач на пенсии или барабанщик?

А сегодня Нины Игоревны нет. Петя бродит по дому, потому что дождик.

Он приоткрывает дверь, за которой слышатся счёты. Муж-и-Повелитель сидит у стола, глядит в какие-то бумажки и – кык! кык! – перекидывает круглые костяшки на счётах. Косточки чёрные и жёлтые, краска кое-где стёрлась, и видно, что они вовсе не косточки, а деревяшки – сухие, лёгкие и старые. Кык! Кык! Пете совсем нечего делать. Он не знает, как позвать: Муж-и-Повелитель или Лёка?

Петя просто скрипит дверью. Муж-и-Повелитель оборачивается, и лицо у него как косточка на счётах.

– Мне нечего делать, – говорит Петя.

Муж-и-Повелитель смотрит на него и жуёт губами. Раньше Петя думал, что он что-нибудь сладкое жуёт. Но теперь знает, что никто бы ему столько сладкого не дал. Он просто так жуёт, без еды.

– Иди сюда, я тебе игру сделаю. Это замечательная игра.

Муж-и-Повелитель берёт газету и ножницы, газету складывает в несколько раз, так что она делается толстой. Потом ножницами режет её сверху.

Сперва режет кругло: это голова. Потом режет узко: это шея. Потом режет длинно: это туловище и ноги. И наконец, совсем тонко: это руки.

– Раз-два-три! – говорит он и перестаёт жевать.

Но тут падают ножницы. Он их не поднимает и сердится на Петю:

– Оставь, оставь! Пусть валяются! Лучше посмотри, что у нас вышло!

И разворачивает то, что осталось от газеты.

Получается много-много газетных человечков. Они держатся за руки, и ноги у них тоже соединены – носок одного к носку другого!

– А?! – радуется Муж-и-Повелитель. – Видал? Теперь будешь играть – не наиграешься! Я всё детство с ними провёл!

Петя берёт этих человечков с газетными лицами. Они все одинаковые и свисают, как ёлочные гирлянды.

Один раз – это было давно, ещё зимой, – Петя видел, как мама наряжала ёлку.

Она думала, что он уже спит, а он не спал – сделал в одеяле окошечко и смотрел.

– Ты как будто не рад, – удивляется Муж-и-Повелитель.

– Нет, я рад, – говорит Петя.

Ему хочется спросить, как с ними играть. А ещё – что такое «Лёка».

– Ну, теперь иди, – говорит Муж-и-Повелитель.

А счёты лежат на столе. И у каждой костяшечки своё лицо. Слышно, как хлопает дверь и Нина Игоревна стряхивает в сенях пальто.

Петя скорей подбегает к столу:

– А вы мне дадите пощёлкать?

Муж-и-Повелитель кладёт на его плечо руку – лёгкую, тоже как из дерева.

– Никогда не трогай мои счёты, – говорит он медленно и тихо.

Но Нина Игоревна всё же слышит.

– Не пугай ребёнка! – кричит она из-за двери. – Он и так вялый.

Петя осторожно складывает газетных человечков – голова к голове, ручки к ручкам – и идёт в свою комнату. Он вытаскивает из-под кровати чемодан и кладёт человечков на самое дно.

Ему хочется заплакать.

Ему почему-то жалко Мужа-и-Повелителя, будто он меньше Пети. Вот подарил ему своих человечков, в которых играл всё детство.

А Пете они не понравились.

СЕДЬМАЯ ВОДА

Седьмую Воду, по имени дядя Борис, Петя ещё не видел. Дядя Борис приходит, когда все уже спят. Сразу в сенях начинает что-то падать, и Нина Игоревна громко говорит:

– Ну, явился – не запылился!

А Седьмая Вода молчит. Петя сколько раз думал встать поглядеть, но глаза не открывались, ноги с кровати не спускались – так и не поглядел.

Как-то утром Петя встал, а за дверью у Седьмой Воды была слышна гитара. И кто-то – бу-бу-бу! – тихонечко пел.

– Опять кого-то по ветру пустил! – сказала Нина Игоревна и увела Петю за руку от двери.

Потом вошла к Пете в комнату и так и ахнула.

– Ты не убрал свою постель!

– Я не успел, – сказал Петя.

– Как это – не успел? С этого всё и начинается.

– Что – всё? – спросил Петя.

– Человек превращается в зверя, вот что.

– Как это?

– А вот так. Зверь не работает, только по лесу рыщет. И ты работать не хочешь.

– Но я не рыщу.

– Это пока, – сказала Нина Игоревна. – Это пока ты маленький.

Петя побыстрей убрал постель, чтобы Нина Игоревна ещё чего-нибудь не сказала. Потом спросил:

– А кого это дядя Борис по ветру пускает?

– Людей, – ответила Нина Игоревна и ещё больше рассердилась.

– А как? Как он их пускает?

– Это уж у него спроси.

Нина Игоревна ушла из комнаты и хлопнула дверью. А потом и из дому ушла. И тоже хлопнула.

А Петя пошёл к Седьмой Воде. Он теперь не боялся, потому что хотел спросить. Совсем не боялся. Вот постучит в дверь и войдёт.

Гитары уже не было слышно.

Петя потрогал ручку двери: она была холодная и немного ржавая.

Потом стал глядеть на дверь: белая краска с неё кое-где слезла, и в одном месте, где она слезла, получилась коричневая собака с длинным хвостом. А в другом – просто коричневый столб и на нём шляпа. Петя постоял ещё немного возле этой собаки и столба со шляпой и тихонечко пошёл к себе.

Когда он открывал свою дверь, в коридоре что-то щёлкнуло.

Петя оглянулся, а там стоял человек. Он немного согнулся, наклонил голову.

Он был высокий, толстый и добрый. Особенно было видно, что он добрый, потому, что он так стоял.

Петя сразу догадался, кто это.

– Иди сюда, – сказал этот человек.

Вблизи он был как игрушечный: бархатные штаны, бархатная куртка, волосы на голове топорщатся – наверное, мягкие. И глаза какие-то такие же.

– Ну, будем знакомы, – сказал этот человек, и голос у него был как у игрушечного медведя: бу-бу-бу! Он нагнулся и взял Петину руку в свою, тёплую и шершавую: – Ты ведь Петя? А я – Борис. Идём ко мне в гости.

Так и есть! Седьмая Вода! А зовут Борисом. И Петя пошёл.

СЕДЬМАЯ ВОДА
(продолжение)

В комнате у Седьмой Воды всё как-то валялось.

Только висело на стене ружьё. И ещё на другой стене висела гитара. Под гитарой был диван со спинкой. На диване валялись подушка, и простыня, и одеяло... Он не убрал свою постель!

– Нина Игоревна говорит, – сказал Петя, – что звери всё время рыщут.

– Что-что? – переспросил дядя Борис – Седьмая Вода.

Но Петя смутился и не повторил. Он скорей полез под стол. А там стоял ящик из досок. В ящике были пульки. Настоящие. Для ружья.

Он оглянулся. Дядя Борис ставил около двери чайник на электрическую плитку и на Петю не смотрел.

А когда посмотрел, Петя уже сидел на диване.

– Что там у тебя? – спросил дядя Борис. – Ты меня хочешь о чём-то попросить?

– Нет, – сказал Петя и покраснел. А потом вспомнил: – Дядя Борис, а как вы умеете людей по ветру пускать?

– Это кто же так говорит?

– Это Нина Игоревна говорит.

– Ну, тогда иди, сейчас покажу.

И этот Борис – Седьмая Вода схватил Петю своими ручищами за бока и подкинул. Потом поймал. И ещё подкинул. И снова поймал.

– Вот так я их и пускаю, – засмеялся он. – Только сильнее.

Петя был рад, что дядя Борис подкинул его, а потом поймал! Особенно – что поймал.

И пахло от этого дяди Бориса табаком.

Почему это Нина Игоревна говорит, будто он на киселе?!

Дядя Борис посадил Петю за стол, налил чаю в большую чашку и положил много сахару. А больше у него ничего не было.

– Это ваша гитара? – спросил Петя просто так, для разговора.

Дядя Борис снял гитару:

– Споём?

Петя умел петь, но застеснялся. И тогда дядя Борис стал трогать струны и подкручивать круглые винтики наверху у гитары. Это было как будто в лесу. Петя даже не знал, почему именно в лесу, но было похоже. Может, потому, что Пете нравилось в лесу.

Пальцы у дяди Бориса были черноватые, с жёлтыми ногтями. Он стал прижимать пальцами струны и играть. А потом тихонечко так запел:

 
Прощай, радость, жизнь моя!
Слышь, уедешь от меня...
Знать, должны с тобой расстаться...
 

Петя не понимал, кто такой «слышь» и куда он уедет. Ему просто было грустно, как пел этот дядя Борис, как глядел за окно. Не для Пети пел. А всё же будто рассказал ему о себе что-то такое важное, и они стали как свои. И Петя подошёл и потёрся носом о бархатный рукав.

А дядя Борис всё играл и только поглядел и кивнул, ничего не сказал. Это тоже было хорошо, будто и он что-то узнал про Петю.

Потом дядя Борис поставил гитару возле дивана и провёл тяжёлой тёплой рукой по Петиным волосам.

И тогда Петя вынул руку из кармана и протянул ему на ладони горячую пульку.

Дядя Борис взял её молча и положил на стол. Потом вдруг поднял Петю и понёс из комнаты.

Вот как, значит! Дядя Борис обиделся и теперь насовсем выносит его из комнаты!

– Куда? – крикнул Петя и вцепился в дяди Борин воротник.

– К друзьям, – ответил тот. Он не обиделся.

Он знает, что Петя никогда, никогда больше так не сделает! И несёт его теперь к друзьям.

У ДРУЗЕЙ

Петя с высоты видел, как дядя Борис сошёл с крыльца и зашагал к саду.

Он перешагнул колышки и ступил на садовую дорожку.

 
Кто сюда войдёт,
Тому попадёт, —
 

сказал Петя.

– Не попадёт, – ответил дядя Борис. – Ведь мы ничего не будем рвать.

– Но ведь она не знает, будем или нет, – опять сказал Петя.

– Зато мы знаем!

Петя не стал спорить, потому что и сам так думал.

Вдруг его задело по лицу шершавым листом, и он увидел яблоко!

Оно было совсем не такое, какие мама приносила из магазина. Это было живое яблоко. Оно росло из веточки, а веточка – из большой ветки, а ветка – от ствола дерева. И получалось, что яблоко это растёт из дерева.

Его совсем не хотелось есть, а только глядеть. И Петя глядел.

Они подошли к калиточке в конце сада – там была, оказывается, такая дверца. А дверца вдруг отворилась, и там стояла Нина Игоревна.

– Ты куда же его волочишь, как волк ягненочка? – очень тихо и очень сердито спросила она.

– Дядя Боря меня к друзьям волочёт, – сказал Петя сверху.

– К Тасе, – пояснил дядя Борис.

– А тебя кто просил? – Нина Игоревна теперь говорила совсем шёпотом.

– Ему же скучно, – сказал дядя Борис. – А там он будет с Валерием играть.

– Как это – играть, когда мальчик лежит? Ты здесь седьмая вода на киселе и не распоряжайся.

Дядя Борис вздохнул и опустил Петю на землю.

– А почему мальчик лежит? – спросил Петя.

– Больной, у него ноги не работают, – ответила Нина Игоревна уже не так сердито. – А ты небось как начнёшь на него глазеть... нас всех осрамишь.

– Я не осрамлю, – сказал Петя.

– Или ляпнешь что-нибудь некстати... – И было видно, что Нина Игоревна уже соглашается.

– Я не буду ляпать, – сказал Петя. – Я буду молча играть.

– Как же это – всё молча да молча? – покачала головой Нина Игоревна. – Они очень удивятся. И так у тебя ногти чёрные... А уши! Они таких ушей ещё не видели!

Дядя Борис повернул Петю сначала одним боком, потом другим, а потом подбросил и посадил верхом себе на плечи.

– Мальчик как мальчик, – сказал дядя Борис, и они пошли. Вернее, дядя Борис пошёл, а Петя поехал.

– Привет передавайте! – крикнула вслед Нина Игоревна.

Они поднялись в гору, а на горке этой Петя увидел дом. Забор вокруг него не стоял, а лежал, потому что упал, и кое-где между заборинами выросли лопухи. Всё вокруг дома заросло бузиной и лопухами и какой-то высокой травой.

И сам дом был старенький, и между некрашеными досками – щели.

Дядя Борис приоткрыл дверь и спросил в тёмные сени:

– Можно, Тася?

– Входи, входи! – ответила ему какая-то незнакомая Тася.

Потом она вышла. Это была не Тася, а тётя Тася. Она была очень нарядная, в красном платье и душистая.

– Это и есть Петя-Петушок? – спросила она.

Петя думал, что она сейчас скажет, что он вялый, и нахмурился. Но она сказала другое.

– Ну, слезай, слезай с коня! – вот что она сказала.

– Это дядя Борис, – пояснил ей Петя. Потому что это и правда был дядя Борис, а не конь, и Петя не такой маленький, чтобы думать, будто это конь.

Тогда тётя Тася вдруг обняла его и немножко придушила к себе носом.

– Ты очень строгий человек. А я с твоей мамой училась в школе.

Петя очень обрадовался, потому что мама ему рассказывала, как у них в школе одна девочка свалилась с парты. Это была, наверное, тётя Тася. Но Петя не сказал ей, что знает про это, – может, мама не хотела, чтобы он говорил.

Ему понравилась тётя Тася, и он сразу дал ей руку, и они пошли знакомиться с Валерием.

Тётя Тася подвела его к дивану, а там лежал этот больной мальчик.

И Петя не стал на него глазеть. Он сразу повернулся к рыбкам.

Рыбки плавали в четырёхугольных банках из гнутого стекла. Банки стояли у окна. На дне их был жёлтый песочек, и оранжевые цветочные горшки в воде, и зелёная вьющаяся травка.

И всё это было подсвечено лампочками, как в подводном царстве.

Рыбки были маленькие – красные и чёрные, довольно красивые, но можно было и без них.

В стекле банки отражалась комната и диван. А на диване больной мальчик Валерий. И чтобы он не заметил, что Петя всё же глядит на него, Петя стал стучать пальцем по банке, и от этого вздрагивала вода, рыбки останавливались, начинали шевелить хвостами и открывать рты.

Пете уже надоели эти рыбки. Он не глядел на них, а просто стоял спиной к больному мальчику. Но тут вошла тётя Тася и следом за ней дядя Борис.

– Ну что, познакомились? – спросила она весело. – Давайте-ка пить чай.

Тётя Тася очень быстро пододвинула к дивану стол и поставила на стол чашки и домашний пирог. Когда Нина Игоревна пекла такой пирог, она говорила:

«Глядите, пирог прямо дышит! Жаль на стол подавать!»

Петя всё не глядел на мальчика и старался ничего такого не сказать. Но говорить что-то надо было, и он сказал:

– Сегодня на рынке мясо – свежьё!

– Что-что? – переспросила тётя Тася и почему-то засмеялась.

Нина Игоревна никогда не смеялась, когда говорила про мясо.

Дядя Борис – Седьмая Вода и этот Валерий тоже засмеялись.

– Ты кушай, – вытирая глаза платком, сказала тётя Тася и отрезала ему большой кусок пирога.

Петя хотел сказать, что этот пирог прямо жалко на стол подавать, но не сказал, потому что вдруг они опять будут смеяться.

Он стал есть пирог, но пирог почему-то не проглатывался. Петя отхлебнул из чашки и обжёг язык. И чай пролился на скатерть и на коленку. Тогда Петя тихонько сполз со стула и пошёл к двери, чтобы никто ничего не заметил.

Уже в сенях его подхватили ручищи – по табачному запаху сразу можно было узнать Седьмую Воду.

– Ничего, брат, – сказал дядя Борис и шершавой ладонью вытер ему щёки и нос. – Пошли-ка потихонечку домой, а завтра снова придём.

Петя хотел сказать, что он больше не придёт, но не сказал. И они пошли по лопуховой дорожке.

КАПИТАН

На другой день было солнышко. Оно было сначала на полу комнаты, потом на крыльце, а потом и в саду – это когда Петя перешагнул колышки и пошёл по садовой дорожке.

Теперь Петя знал, что здесь ходить можно, раз он ничего не сорвёт.

За калиткой – тоже солнышко. И – пустырь. Валялись банки из-под консервов, и белые кости, и жёлтая солома. От соломы шёл пар – она просыхала на солнышке. А кругом росли толстые лопухи. Они все стояли неподвижно, и вдруг один – шук! – качнулся. А потом другой, соседний, и ещё один, будто там, под лопухами, кто-то бежал. Это точно, там кто-то бежал!

Петя приподнял один лопух – никого. Приподнял другой. А под ним сидел КТО-ТО и глядел на Петю круглыми чёрными глазами. Клюв был по краям жёлтый.

Птенец!

Птенец был серый и большой, и ещё он был удивлённый. И никуда не летел. Он весь ссутулился, а из крылышка торчало отдельно серое перо. Может, он даже мог клеваться?!

– Иди ко мне, – сказал Петя и нагнулся.

Птенец не двигался и всё глядел. Тогда Петя схватил его обеими руками.

Птенец сразу начал толкаться и вцепился когтистыми пальцами Пете в руку. Но Петя его не выпустил. И пошёл, пошёл по лопушиной дорожке в гору, по которой поднимался вчера дядя Борис. И незаметно дошёл до поваленного забора.

А около дома стояла кровать-раскладушка, на кровати лежал мальчик и – сразу было заметно – глядел на Петю.

Петя хотел убежать, но в руках у него был птенец, и Петя поднял его над головой.

– Кто это у тебя? – крикнул мальчик. И голос у него был весёлый, как у обыкновенного мальчика.

– Птенец! – крикнул Петя.

– Иди покажи! – ещё громче крикнул мальчик и приподнялся на локте.

И тогда Петя перемахнул через поваленный забор и, запутываясь ногами в траве, побежал.

– На, на, смотри! Я его на пустыре нашёл!

Мальчик взял у Пети из рук птенца и стал разглядывать.

А Петя стал разглядывать этого мальчика.

Он был намного старше Пети и какой-то не больной, не скучный, загорелый весь, и одна рука поцарапана. Мальчик как мальчик. А глаза рыжие, как у кошки или у деревянной совы, и несерьёзные. Он вертел птенца и разговаривал с ним:

– Ну как, вывалился из гнезда? А летать не умеешь. Дурак ты, вот ты кто!

Птенец глядел во все глаза, будто не совсем понимал, о чём разговор, но очень хотел понять. А когда его назвали дураком, закрыл глаза – обиделся.

Петя и Валерий засмеялись.

– Он кто? – спросил Петя.

– А ты как думаешь? – сказал Валерий.

Валерий нагнул голову и стал разглядывать Петю. Ему тоже было интересно – что это за Петя такой?

Петя подумал немного, пожал плечами. Он не знал, кто этот птенец.

– Тогда я загадаю загадку, – сказал Валерий. – Идёт? И Петя ответил, что идёт.

– Ну, слушай. У кого грудка чёрная, а крылья и голова серые?

– Я не знаю, – сказал Петя. А потом догадался: – У орла?

– Ну уж и орёл... – И Валерий опять немножко засмеялся, как вчера за чаем. Потом увидел, что Петя надул губы, и сразу перестал. – Ну ладно, ладно! А кто любит всякие блестящие вещи у людей таскать?

Петя это знал.

– Сорока! – закричал он.

– Правильно, – сказал Валерий. – Только этот, наш, – не сорока. Другие птицы тоже таскают. Знаешь какие? Которые кричат: «Карр! Карр!»

– Вороны! – ещё громче прежнего крикнул Петя. – Значит, это ворона?

– Ага, ворона... и ещё растяпа, – засмеялся Валерий и поглядел на птенца.

А птенец взял и клюнул его в палец: опять обиделся.

– Ой, кто это у вас? – Это спросила тётя Тася. Петя не видел, как она подошла.

Она была такая же весёлая, как вчера, и нарядная, только платье было голубое.

– На, держи, – сказал Валерий и отдал ей птенца.

И она стала глядеть на него и смеяться, как маленькая.

– Какой ты тёплый! – говорила она птенцу. – Ах ты бедный, ах ты рассеянный человек!

И птенец склонил голову к её большому пальцу.

– Тася! – крикнул Валерий. – Этот воронёнок, по имени Ворон, всё понимает. Его ругают – он обижается; если над ним смеются – сердится. А вот теперь...

– Нечего над нами смеяться! – сказала Тася. – А надо нас накормить. – И она понесла Ворона в дом.

А Петя всё глядел, как она уходила. Неужели она Валерию не мама?

Пете хотелось спросить, но было неудобно.

– А мне Нина Игоревна не настоящая бабушка, – сказал он, не глядя на Валерия.

– Знаю, знаю, – ответил Валерий, и Пете показалось, что он опять смеётся. – А мне Тася самая настоящая мама. Просто я её так зову.

Потом протянул Пете крепкую, загорелую руку:

– А ты занятный паренёк. Давай знакомиться. Тебя Петя зовут?

– Петя.

– Ну, а моё имя ты слышал, верно?

– Да.

– А ты знаешь, кто я?

Петя пожал плечами. Он знал, только не знал, как сказать.

– А что со мной случилось?

Петя покраснел и опять ничего не ответил.

– Ну так вот, слушай. Я капитан. Попал в кораблекрушение. Команда погибла, а меня вот выбросило на этот берег.

– А где же твой корабль? – спросил Петя.

– Вон там. – Валерий махнул рукой в ту сторону, откуда пришёл Петя. – Одни обломки на берегу.

Петя сразу вспомнил пустырь, и кости, и консервные банки. Моря он там не видел. И корабля тоже. Может, они где-нибудь ещё дальше, за пустырём?

– Как же теперь? – спросил Петя.

– Придётся здесь зиму зимовать, – ответил Валерий.

– Я тоже хочу здесь зиму зимовать, – сказал Петя.

– Тогда надо строить шалаш, – объявил Валерий. И Петя начал строить шалаш.