Текст книги "Деревня Цапельки, дом один"

Автор книги: Галина Демыкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Глава V. Втроём

Они вышли прямо к огородам. А возле плетня, нагнувшись, стояла Таня. Она вроде бы полола грядки, а сама незаметно глядела на тех, кто вышел из леса. И кучка сорной травы так и лежала между гряд повядшая, ни один свежий листик на неё не упал.

– Жень, вон Таня, моя подружка новая.

– Ага… – ответил Женя.

– Таня! – позвала Алёна.

Но девочка и головы не подняла. Только тёмную косу назад отбросила, чтобы не мешала работать. Тут и руки её быстро заходили: хоп-хоп! Травинки так и полетели с грядки. И осталась нарядная площадочка рыхлой чёрной земли, а на ней крепкие стрелки лука. Потом, когда Алёнка с Женей были совсем рядом, Таня выпрямилась, отёрла согнутой в локте рукой красное лицо, косу притянула вперёд и улыбнулась.

– Тань, у меня теперь братик есть! – сказала Алёна.

– А тебя бабушка искала, – ответила Таня. – Куда это ты ходила так рано?

Таня говорила Алёне, а смотрела на Женю. И Алёна сразу увидала, что у Женьки грязные, прямо чёрные ноги, штаны порвались на коленях. А Таня в чистом платьице и даже в сандалиях, да не на босу ногу, а ещё в красных носках. Уж такая красивая, такая красивая!

– Ты полоть умеешь? – спросила Таня у Женьки.

– А чего ж? – ответил он.

– Давайте эту грядочку пройдём – бабушка велела – и побежим на плотину купаться. Только никому не скажем, ладно? Не скажете?

– Что ты! – ответила Алёна.

– Конечно… – подтвердил и Женя.

– Вот и хорошо. А то у меня бабушка знаете какая!

Женя молча нагнулся, стал вырывать траву. За один стебель потянул, а от него такой корень-корнище – белый удав, а от корня ещё беленькие щупальца, даже слышно, как рвутся, от земли отрываются. Тянул-тянул Женька да случайно и луковицу из земли вытянул – жухлую, маленькую, старую, даже трудно поверить, что из неё такие свежие крепкие стрелы к солнышку тянутся.

Покраснел Женька, луковицу обратно в землю закопал и на Таню покосился. А она ничего, кажется, не заметила.

Они пололи так:

Алёна с Женей от начала грядки пошли – один слева, другой справа. А Таня с другого конца – одна во всю ширь грядки полола… Так и шли они друг другу навстречу. Алёна с Женькой, конечно, быстрее – ведь их двое! Но и Таня не медлила: хоп-хоп!.. Ловкая такая, прямо будто летит над грядкой!

Алёна, может, и ещё быстрее бы выполола, да с Женькой беда! Ей не хочется, чтобы Таня видела, какой он медлительный. Алёна ему и помогает.

Но вот и сошлись вместе. Таня совсем рядом выбрала мелкую траву и вдруг засмеялась и первая побежала к кадушке мыться. За ней Алёна. А последним, конечно, Женя. Таня отмылась, стала стряхивать воду с рук и, будто случайно, Женьку всего обрызгала.

– Ты… ты что? – обернулся он.

– Ой, бедненький! – засмеялась Таня. – Не очень мойся-то, купаться ведь идём.

– Я и так не очень…

– Конечно, а то будешь красивый – вороны унесут. Правда, Алёнка?

– Не знаю.

– А чего тут знать? – и отвернулась от Жени, спросила про другое: – Как мой голыш-то, Борька, ночью не кричал?

Тут Алёна и вспомнила, что забыла про Борьку и отдать его Тане забыла.

– Я принесу его сейчас, ладно?

– Потом, – отмахнулась Таня. – Твоя бабушка его, наверно, уже накормила. А моя-то Дашутка домой пришла. Ох она и хитрая!

– Почему хитрая? – спросила Алёна.

– А как же! Вот я сказала, что хочу её в лесу бросить, а она как услышала, поскорее камешков в карманы набрала и по дороге раскидала. Потом по камешкам обратный путь нашла.

Женя слушал, раскрыв рот.

– Про кого это?..

– Про дочку. Я её в лес завела, к волкам, а она вернулась. Ну, я и рада. Пускай, – ответила Таня и отбросила назад косу. – Пошли.

Они все трое побежали вдоль деревни и свернули к ручейку, перегороженному земляной плотиной. На той стороне ручья был луг, там часто пасли коров, вот им и устроили водопой. Там и земля вся была изрыта копытами. А с этой стороны берег был покруче, но внизу намыло песочку – приходи да купайся!

Алёна стянула платье, повесила на кустик – и в воду! А вода тёплая, пахнет тиной, ивами, молоком…

– Ой и хорошо, ребятки! – закричала она и захлопала руками по воде. – Идите скорей!..

А потом «поплыла» к берегу: вцепилась руками в илистое дно, а ногами брызгает.

Женя начал было раздеваться, но поглядел на Таню и не стал.

А Таня спустилась к ручью в своих сандаликах и носочках.

И чего это она нарядилась?

Спустилась, села на траву возле куста, ноги вытянула.

– Грязища тут, – говорит. – У вас в Марьине речка есть?

– Есть… – ответил Женя. – А что?

– А то, что скоро наши Цапельки к вам в Марьино переселять будут.

– Говорят… – кивнул Женя. – Не жалко уезжать?

– Мне всё равно. Здесь скучно.

– Ох у нас и речка хороша! – закричала из воды Алёна.

– Что ж ты плавать не научилась? – пожала плечами Таня.

– Она ещё маленькая… – отозвался Женя. – Научится.

– А ты почему, Женя, так медленно говоришь?

Алёна и ногами болтать забыла. Разве можно про это спрашивать?

Женя ничего не ответил, покраснел. Он подошёл к речке, стал ломать ивовую ветку.

– Не будешь купаться? – спросила Алёна.

– Нне…

– Ну и я не буду.

Она вылезла из бочажка, надела платье, отжала трусы. Ей почему-то стало не так весело, как было всё это утро. И вспомнила, что бабушке не сказалась, как пришла.

И эта девочка – Таня… «Не буду я с ней дружить», – опять подумала Алёна.

– Я побежала! – крикнула она, взбираясь на берег. – Ты пойдёшь, Женя?

– Пойду… – ответил он.

Как телёнок. Ну чисто телёнок! И ресницы белые.

Таня тоже встала, отряхнула нарядное платьице.

– Подождите меня. – И зашагала рядом.

Шли молча. Алёна спешила, морщила лоб. Женя, низко нагнув голову, пылил впереди себя ивовой веткой. А Таня что-то напевала, улыбалась. И когда подошли к дому, вдруг обняла Алёнку:

– Знаешь, Алёна, я спрошу маму. Если она позволит, я тебе Борьку-голыша насовсем отдам.

– Не надо мне, – ответила Алёна, вывернулась из-под Таниной руки и побежала к дому.

На крыльце стояла бабушка.

– Алёнушка! Внученька! Как давно ушла, а всё нет и нет…

Алёна обняла её. У бабушки были мягкие, тёплые и немного мокрые щёки. Вот стыдно-то Алёне!

– Бабушка, ну миленькая, ну бабушка… – залопотала она.

Бабушка улыбнулась:

– Ладно, идите в дом, пообедайте. Уж и щи простыли.

Ребята уселись на лавке.

– Бабушка, я бадейку дяди Пашину, Жениного отца, в лесу потеряла, – сказала вдруг Алёна.

– Как же ты?

– Да мы с Женькой в малинник зашли. Там и крыжовник растёт, и смородина…

– Я это место знаю, – кивнула бабушка.

– Там ходил кто-то, – проговорил Женя.

– Я завтра пойду возьму бадейку, – сказала Алёна. Ей стало тепло от щей, разморило после купанья. Да ещё бабушка ей нравилась. Хорошая у неё бабушка.

– Нет уж, теперь вместе пойдём, – отозвалась бабушка. – Теперь побоюсь так-то отпускать. Заблудились вы? Что долго-то?

– Мы, баушк, грядку у Тани пололи, а потом на плотину купаться бегали, – выпалила вдруг Алёна. Она не хотела говорить и промолчать, соврать не хотела. И теперь покраснела. Глаза ей защипало, и слёзы – кап-кап – в тарелку.

– Да что ты, глупенькая?

– Баушк, не говори Таниной бабушке, а? Не говори! Мы обещали.

– Полно, полно, не скажу. А обманывать-то и чужих негоже. Ну, поели? Идите гуляйте.

– Я к отцу… – сказал Женя. Он зашарил руками по лавке. – Ой, да я кепку вроде бы у Тани оставил…

– Ну иди бери, – ответила Алёна. – Я не пойду. Да заходи завтра!

– А то…

Алёна взяла с сундука свёрнутое вчетверо пёстрое одеяло, постелила на лавке, свернулась калачиком. Глаза сами закрылись, заходили перед ними деревья, кусты, гладкая жёлтая вода бочажка…

– Ты, баушк, посуду-то не мой. Вот я встану…

– Ладно, ладно, куда ж я без тебя, помощь ты моя неусыпная!..

Глава VI. Борька

Алёна во сне вспомнила: у неё братик! И сразу села:

– Баушк! У меня ведь братик!

– Знаю, знаю.

Бабушка как раз ставила самовар, лучинки в трубу подбрасывала.

– Как же ты узнала?

– Да отец заезжал, пока ты по лесу-то бегала.

– Ой, папка! За мной заезжал?

– Нет, Алёнушка, в колхоз, по делу. Ведь вот скоро наши Цапельки в вашу деревню переедут. Слышала?

– Ага. А как? Как переедут-то?

– А так. Разберут дома по брёвнышку, перевезут. А чтоб не спутать, где какому бревну лежать – которому вверху, которому внизу, – краской номера напишут: первое, мол, второе, третье…

– И ты, баушк, переедешь?

– Не знаю. Жаль мне. Плохи ли наши Цапельки?

– Хороши, баушк. Я уж привыкла.

– А всё домой тянешься.

– Я, баушк, не тянусь. Я братика поглядеть хочу. Поиграть с ним.

– Ещё ой как наиграешься! Это ведь тебе не кукла, – и кивнула на кровать, – вот лежит и лежит, помалкивает.

Алёна встала с лавки, одеялко сложила, взяла в руки голыша. Был бы он её голыш, ох она б его и любила! А то он и хороший, а глаза вроде бы сердитые.

– Баушк, а как его назвали?

– Братика-то? Борисом.

– Ой!

– Чего ты?

– И голыша тоже Борькой зовут! Баушк, а он на кого похож?

– Да ить я не видела.

– Баушк, а у него глаза не сердитые?

– Ой господи! Что ты говоришь такое!

– А вот у Борьки моего… Баушк, я пойду его Тане отдам.

– Ну иди.

Алёна вышла. На улице уже не жарко. Солнышко хоть и не закатилось ещё, а светит в полсилы. Подошла Алёна к Таниному дому, а Таня на лавочке под окном сидит.

– Чего несёшь Борьку? Надоел?

А сама отвернулась, не глядит на Алёну.

– Да нет, наигралась уже.

– Ну давай. Ябедничать-то не стыдно?

– Неужели Женька сказал?

– А то кто же! Я спросила, он и сказал.

– Женька никогда не врёт! – обрадовалась Алёна. – Он ни вот столечко не соврёт!

– А тебе, – сказала Таня и сердито поглядела, – а тебе секрет никакой доверить нельзя.

– Нет, можно! – обиделась Алёна. – Нет, можно, можно! А что это за секрет – бабушке врать. Она у меня хорошая.

– У меня не хуже твоей, – ответила Таня. – А раз обещала не говорить…

– Так ведь моя бабушка твоей бабушке не скажет.

– «Моя бабушка», «твоя бабушка», – передразнила Таня. – А вот Женька бестолковый говорил громко, моя и услышала. Теперь меня завтра на покос не берёт.

– Куда?

– На покос. Сено ворошить.

– И я хочу.

– Ступай. Мне-то что!

Таня снова отвернулась, стала голыша Борьку на лавочке усаживать, разговаривать с ним, будто Алёны здесь и нет совсем.

– Ну что, дурачок, соскучился у чужих-то людей? В гостях хорошо, а дома лучше. Верно? Не мыли небось тебя? Не кормили?

– Кормила его бабушка, – сказала Алёнка, и голос её дрогнул.

А Таня опять:

– Ну не беда, сейчас сварим кашки…

«Кашки»! А сама дочку в лес к волкам отвела… Алёна постояла, постояла и пошла домой. И так-то ей обидно! Эта девочка Таня… И отец вот приезжал – не дождался. Домой не берёт. А почему? Потому что никто её не любит.

Села Алёна на крыльцо, голову в ладошки опустила.

Вышла бабушка из избы, села рядом:

– Ты чего пригорюнилась?

– А ты меня любишь, баушк?

– Ой ты светик мой! А как же?

– Я, баушк, у тебя жить останусь. Насовсем. И всё-то время буду тебе помогать. И полоть, и поливать, и поросёночка кормить.

– Заскучаешь, – улыбнулась бабушка. – Ведь купаться-то на плотину я не бегаю.

Алёна покраснела.

– Я, баушк, и купаться-то не люблю. И плавать не научилась.

– Ну и ладно. А завтра на покос пойдём. И бадеечку дорогой прихватим. Да?

Алёна поднялась со ступеньки, обняла бабушку за голову так, что бабушкин старенький платок на затылок съехал.

Глава VII. Встреча

Утром бабушка подняла Алёну рано:

– Вставай потихоньку. Сбираться будем.

Алёна умылась в сенях у рукомойника, белые волосы частым гребнем пригладила.

– На́ вот платочек. Наденешь потом, – сказала бабушка. – И платье с длинными рукавами бери, руки-то не обгорели бы.

– Да что ты, баушк, я ведь и так всё по солнышку.

– Слушай меня, уж я знаю.

Поели они, попили молока – и в путь. Бабушка кошёлку с собой взяла – яиц положила, картошки, огурчиков. И вот уж шагают по лесной дорожке, которая от огородов к лугу ведёт.

– В малинник-то свернём? – спросила бабушка.

– Свернём.

И у той знакомой ёлочки; что с Алёну ростом, повернули направо.

Немного и прошли, а лес уже будто другой – кустистей, чаще.

Алёна побежала вперёд, оглянулась и увидела: тут вчера малину брала, а тут полянка, та самая… А отсюда, из малинника, Женька выломился, перепуганный. Ну так и есть! Вот она, бадеечка, стоит под кустом. Обрадовалась Алёна. Заглянула в ведёрко, а там… Может, почудилось? Яблоки! До половины…

– Баушк! – позвала шёпотом.

Та не услышала. Алёна протёрла глаза, снова заглянула. Яблоки!

– Ой! – закричала она и бросилась бежать, не разбирая дороги. Набежала на кого-то, обрадовалась сперва. – Бабушка! – А потом глянула вниз – сапоги. Так и застыла.

Здоровенные сапоги, мокрые от росы. Брюки в полоску, старые. Синий пиджак. Подняла голову, а прямо над её головою – белая борода.

Глава VIII. Младший

Рванулась Алёна, а дед держит за руки, не отпускает:

– Не вертись, не вертись. Где бабушка?

– А вот я, – говорит бабушка. – Что ты мне девчонку напугал? Гляди – побелела вся.

– Это она меня напугала. Вылетела из малинника, как птица! – засмеялся дед. Засмеялся он не страшно, только зубов у него не было. А лицо широкое, глаза светлые, будто повыгорели.

– Давно ли ты птиц стал пугаться? – улыбнулась бабушка и протянула ему сухонькую руку. – Ну здравствуй. Когда прибыл-то?

– Три дни уже тут.

– Ох и шатун, ох и шатун ты! – покачала головой бабушка. – Нашёл чего?

– А то ж! Такие саженцы привезут – прямо охнешь да сядешь!

Вот оно что, они знали друг друга – бабушка и этот старик. И теперь говорили про своё.

– Так и бросишь Цапельки? – спрашивал дед.

– А как быть? Одна во всей деревне останусь?

– Зачем одна. Я-то что – не человек? Ведь сад здесь будет, понимаешь? Работы сколько! Зато и благодать какая!

Лес поредел и вдруг – вот диво-то! – вместо берёз за малинником стали видны яблони. А на них красные и белые яблоки. А на яблоках – солнце. Где солнце, а где тень. Яблоки плотно-плотно к ветке притиснуты, так и жмутся, прямо боками толкаются. И не блестят, затуманены, будто пала на них роса.

А дальше – вишенье. Как огонёчки красные, как фонарики на ветках понавешаны.

А трава под деревьями высокая, нескошенная, и в траве тоже будто фонарики. Это вишня да красные яблоки нападали.

А над садом – небо. И такая тишина… А пчёлы – вж-вж! – так и шныряют туда-сюда. Брюшки у них жёлтые, пушистые и лапки тяжёлые от пыльцы. Никогда, ну никогда не видала Алёна такого чудесного сада!

Но это ещё что! За яблонями виднелась крыша дома. Серая крыша из щепы, окошечко на чердаке. А вот и вся избушка из кустов выглянула – старая, приземистая, серая.

Алёна всё не могла понять, чем она на другие не похожа. В деревне ведь тоже бывают старые избы, осевшие. А эта чем-то не похожа. Она старее всех, вот что. Потом ещё заметила: возле деревенских домов всегда площадочка притоптана, а здесь – лесная поляна. Трава почти не смята, былинки прямо на крыльцо лезут и по завалинке в окно. Алёна даже нагнулась – поглядела, не на курьих ли ножках дом стоит.

– Входите, гости дорогие, – сказал дед.

Сени в доме оказались пустыми, ничем не захламлёнными. Комната одна. Широкая, в три окошка. По избе – запах яблок. Пол вымыт недавно. На нём трава разбросана – вместо половика. Лавка тоже выскобленная, чистая, а на столе хлеб да сахар в пачке, – такой отец из города привозил.

– Ждал, что ли, кого? – спросила бабушка, осматриваясь.

– А вас и ждал. Нашёл в лесу бадеечку, ну, думаю, значит, и гости будут. Сейчас самовар вздую.

Он ушёл в кухню, за переборочку. Слышно было, как он щиплет там лучину и жужжит себе под нос:

 
Раскрасавица белая птица
Сыры боры́, сыры боры́ облетала,
Мой домочек во борочке увидала…
 

Алёна затаилась, прислушалась.

 
Ты лети-то-ка, белая птица,
Вей гнездо, вей гнездо в моём доме.
 

Старик замолчал. Алёна стала разглядывать комнату. Стены были бревенчатые, пустые, без фотографий. Таких ни у кого в деревне нет.

В простенке между окнами висело большое зеркало в деревянной раме. Алёна поглядела на себя и засмеялась: зеркало ей щёки раздуло, нос сплюснуло, а глаза в разные стороны развело. Она голову откачнула – и вот уже лицо стало длинное, как огурец, нос на нём тоже длинный, а глаза где-то на щеках!

– Дедушка! – позвала Алёна со смехом. Да и осеклась.

Увидела: из-за зеркала торчало длинное белое перо. Не куриное это. Да и кур у деда нет. Не куриное. Дикое какое-то, лесное. Она подошла на цыпочках к перу, протянула руку, но дотронуться не решилась.

Отвечает красавица птица:

 
– Я к тебе бы, к тебе поспешала,
В сы́ры боры́, в сы́ры боры́, в сы́ры бо́ры,
Только ждут меня малые детки.
 

– Баушк! – позвала Алёна шёпотом. – Слышишь, что он поёт?

– А что? – не поняла бабушка.

– Твою песню-то. «Сырыборы»…

– Ну что за диво…

– Чего вы там шепчетесь? – проговорил дед, ставя на стол самовар. – Давайте-ка чай пить.

Бабушка достала из корзины всё, что было, разложила на столе. А дед ещё яблок принёс – они у него в углу в берестяном коробе стояли. Вот и пахло-то от них по всей избе, как в саду.

– Ко времени приехал, – сказал он. – Аккурат яблоки падать начали.

Дед пил чай не спеша, из блюдечка. Алёна на него всё глядела, глядела, прямо глаз отвести не могла. Дед заметил это, поставил блюдце на стол, засмеялся:

– Что, глазастая, али признала? – и подал ей самое большое яблоко, с веточкой и двумя листочками.

Напились чаю. Бабушка стала прощаться.

– Куда так рано? – удивился дед.

– А мы идём сено сушить.

– А… Ну берите еду.

– Что ты! Я тебе с Алёнкой ещё пришлю. – Бабушка заспешила, перевязала платок перед зеркалом, и они все трое вышли.

Алёнка оглянулась на сад, на избу и вдруг остановилась: возле двери прибита дощечка, а на ней цифра. Вот точно такая, как Женька на песке рисовал: будто стоит на одной ноге красавица белая птица.

– Баушк!

– Поспешай, поспешай, Алёна.

– Провожу пойду, – сказал дед. – Я там в бадеечку-то яблок насыпал.

– Ох, дедушка Младший, а я как тогда испугалась! – вспомнила Алёна.

– Чего ж пугаться-то?

– Да ведь не было их вчера.

– Эх, цапелька, мало ль чего вчера не было, а завтра есть. А что это ты меня так величаешь: «Младший»? Вроде бы старее меня никого в округе не сыщешь!

Алёна промолчала. Она, робея, взяла деда за руку. Рука у него была большая, толстая, добрая. Только вот что это он её так чудно назвал – «цапелька»?

Глава IX. Сено

Алёна с бабушкой шли по заросшей дороге, держа за ручку бадейку с яблоками. Вскоре свернули в сторону и по мокрым болотным кочкам еле видной тропинкой выбрались к тому месту, где стояли шалаши косарей. Женя, видно, не знал этой тропы по болоту, вот и брели они вчера долго. А поляна-то близко совсем.

Возле шалаша уже собрались женщины. Грабли, привезённые на телеге, лежали тут же. Кто-то заметил Алёну с бабушкой:

– Ну вот, помощь пришла, теперь и начинать можно!

Алёна оглянулась: Женьки нигде не было. Может, уехали? Потом, когда немного стихли женщины, услышала неподалёку:

Вж-их! Вж-их!.. Это косили-выкашивали соседнюю лесную поляну.

– Не разучились ещё! – похвалила бабушка. – А то всё машины да машины, мужикам и силу приложить негде.

– Машины – оно хорошо, – подхватили другие, – да на наших полянах им не развернуться.

– Ничего, пускай мужики кости поразомнут.

– Верно!

Алёна боялась – не достанется грабель, разберут женщины. Они, как бы между делом, осматривают их, меняют, всё ищут получше. Но и Алёне остались одни. Ручка у них сухая, тёплая – на солнце нагрелась – и гладенькая, многими руками отглажена. Лёгкие грабельки, ничего.

Выбрала Алёна рядок – раз граблями! Повезла к себе чуть повядшую, ещё зелёную, тяжёлую траву. А трава сбирается вокруг грабель, вон уж сколько!

– Ты сено-то никогда не сушила? – спросила бабушка.

– Нет!

– Ну, гляди тогда.

Бабушка прихватила грабельными зубьями охапочку сена, приподняла и растрясла по стерне.

– Видишь как? Понемножечку, чтобы солнышко каждую травинку достало…

Подняла и Алёна грабли. А они тяжёлые стали от травы. Тряхнула ими – грабли пустые, а трава опять вся в кучке. Не высохнет так.

– Ну, давай вместе, – сказала бабушка. – Положи свои-то грабли, берись за мои.

Вместе хорошо пошло!

– Уж ты и молодец! – похвалила бабушка.

– А что, баушк, я смышлёная! Верно?

– Ну иди теперь своим рядком.

Алёнка пошла. И тоже всё получилось. Где поднять не может, так пораскидает, чтоб трава сохла. Стала она бабушку догонять. А потом и перегнала. Дошла до конца поляны, а там уж женщины собрались.

– Вот и полянку пораскидали, – говорят, – на другую теперь можно. – И Алёну хвалят: – Ладная ты у нас помощница. Не устала? Дальше-то с нами пойдёшь?

Алёна рада.

– А как же. Пойду! – И за ними следом.

Потом оглянулась, а бабушка-то не управилась. Приустала, видно. Лицо рукавом вытирает.

Стыдно Алёне. И как это убежать хотела? На похвалу польстилась?!

– Мы с бабушкой вас догоним, – сказала Алёна женщинам. И пошла по бабушкиному ряду ей навстречу.

Так они до обеда сено трясли.