Текст книги "Штрафной удар"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Фридрих Евсеевич Незнанский
Штрафной удар

Последнее время с молодыми футболистами происходит что-то не то. В Лотарингии, в департаменте Мозель, в матче 18-летних игрок команды гостей, увидев красную карточку, озверел, полетел на нее как бык, ударил судью кулаком, а потом, догнав под трибунами, еще и ударом головы сломал ему челюсть. Арбитр госпитализирован, прооперирован, а хулиган пойдет под суд. А на другом конце Франции, в Тулоне, во время матча 14-летних озверел уже судья (он же тренер одной из команд) – во время дискуссии о правильности пенальти ударом ноги достал голову игрока. Следователь назначил судье психиатрическую экспертизу.

По материалам газеты «Спорт-экспресс»

УЕФА пытается сократить приток легионеров в Европу. Руководство УЕФА выступило с новым предложением. Чиновники пытаются заставить европейские клубы выпускать минимум по шесть собственных воспитанников в каждом матче, дабы ограничить возрастающий приток легионеров. Однако, скорее всего, эта инициатива ничем не закончится, потому что вступает в противоречие с законами Евросоюза о правилах приема на работу. И все же УЕФА не сдается и надеется, что клубы будут больше заботиться о создании собственных футбольных школ.

«Футбольное обозрение»

Пролог

– Давайте начинать, синьор Кандолини, – американский журналист отложил недокуренную сигару, пересел с мягкого, так располагающего к послеобеденной дреме дивана на стул, вытащил из кармана блокнот и тоненькую золотую ручку, – не то я совсем растаю от вашего гостеприимства, а мои читатели ждут острых и беспощадных вопросов. – Он расхохотался громко и заливисто, как будто и в самом деле выдал нечто остроумное.

Синьора Винченцо Кандолини веселье американца не заражало. Он спокойно наслаждался вкусом любимого коньяка и ароматом кубинской сигары. За свою долгую жизнь, которая вся, за вычетом разве что детства, так уж получилось, прошла на публике, он привык давать интервью. Самым разным людям и в самой разной обстановке. Когда-то это было ему не безразлично, он готовился ко всякой встрече с журналистами, отвечая, тщательно взвешивал каждое слово, в обязательном порядке перечитывал напечатанные статьи и ужасно злился, когда репортеры умудрялись в прямых и категоричных его репликах отыскать некий второй, скрытый смысл. А ведь умудрялись, и умудрялись постоянно, черти эдакие.

Но все это уже очень давно приелось, ответы на самые щекотливые вопросы находились сами собой, почти не требуя работы ума, существовал некий накат жизненных алгоритмов, который также изливался как бы сам собой, и процесс общения с журналистами превратился в обременительную рутинную обязанность.

– Самое яркое воспоминание детства… Какое оно?

Синьор Кандолини полуприкрыл глаза, мечтательно улыбнулся и ответил:

– Первое причастие. Я в новом костюме, в церкви все сверкает…

Конечно, это была ложь. Самое яркое, самое счастливое воспоминание – это первое утро на собственной кровати. Ему было тогда одиннадцать лет. И каждый день он просыпался рядом с Луиджи, царство ему небесное, – брат уже десять лет как умер. А в то чудесное, замечательное, самое значительное утро Винченцо лежал, раскинув руки, на огромной кровати, смотрел в закопченный потолок и думал, что когда-нибудь у него будет не только своя кровать, но целая своя комната, а лучше собственный дом! Он благодарил Господа за то, что брат Витторио (ему тогда как раз исполнилось пятнадцать) нашел работу на винограднике очень далеко от дома, так далеко, что вынужден был жить прямо там, а тринадцатилетний Луиджи переселился на освободившуюся кровать. Сестры, конечно, не могли претендовать на такую роскошь. Мария и Амелита, хоть и старшие, продолжали спать вдвоем, а малышки: Клаудиа, Анжелика и Изабелла – и вовсе втроем. В «детской» было всего четыре кровати, а в квартире – две комнаты и маленькая кухня. Вся семья не помещалась за одним столом, ели по очереди: вначале отец со старшими братьями, потом сестры, потом мать кормила малышей…

– У вас была большая семья?..

– Большая.

Это еще мягко сказано. Даже слишком большая. Одиннадцать братьев и сестер было у синьора Кандолини. Он был восьмым ребенком и четвертым сыном. Но каким же все-таки счастливым было то утро! Серый хлеб с оливковым маслом никогда не был таким вкусным. И козье молоко, и маленький ломтик овечьего сыра… А потом Винченцо возил на маленькой тележке уголь для отцовской кузницы и чувствовал себя совсем взрослым.

Но тем, кто станет читать это интервью, незачем знать о сокровенном. Сильные мира сего имеют право выглядеть по-настоящему сильными мира сего.

– А правда, что этот замок, в котором мы с вами беседуем, был построен во времена инквизиции? В этих подвалах пытали еретиков? Вам не являются по ночам призраки загубленных жертв?

Кандолини поморщился.

– Это строение семнадцатого века, тогда уже не пытали.

– Вас называют одним из главных претендентов на кресло премьера после отставки нынешнего кабинета министров. Вы бы не хотели прокомментировать эту точку зрения?

– Я не собираюсь повторять этот опыт. Мне вполне достаточно того, что я уже однажды попробовал себя в роли премьера.

– Каково ваше жизненное кредо?

– Не останавливаться и не возвращаться.

– И где та цель, к которой вы, не останавливаясь, движетесь?

– Она… за границами жизни.

Этого американца звали Дик Слай, и паясничал он на деньги журнала «Пипл». И деньги наверняка немалые. Журнал неплохой. По американским меркам даже хороший. Синьор Кандолини не любил американцев. Самовлюбленные, восторженные идиоты. Нация без истории. Общество тупых потребителей, возомнивших себя хозяевами планеты (читай – Солнечной системы, галактики и тэ дэ). Конечно, с ними приходилось иметь дело, приходилось считаться. Но как же раздражало хамское панибратство, невежество, которое даже не пытаются маскировать… И еще эти новомодные односложные имена: Брэд Пит, Шон Пэн, Ник Нолт – тыр-пыр, бла-бла. Даже государственные деятели именуют себя Биллами, Диками, Алами. Плебеи вкуса. Люмпены духа. Что с них возьмешь.

То ли дело имена итальянские. Певучие, звонкие, значительные: Массимо, Витторио, Сальваторе, Винченцо!

– Расскажите, синьор Кандолини, как вы отдыхаете? – не унимался Дик Слай.

– С удовольствием.

– А все-таки?

– Хожу в оперу или на футбол.

– Кстати, а почему вы стали владельцем именно футбольного клуба? Вы любите футбол?

– О, какой же итальянец не любит футбол! Разумеется, вы, американцы, называете футболом что-то совсем другое, это ваше варварское побоище… Но я говорю о нашем футболе, футбол – это настоящее искусство, высокое искусство!

– В Штатах сейчас тоже популярен футбол, – как бы вскользь заметил журналист.

– Я слышал, – буркнул Кандолини.

– Особенно после чемпионата мира, который проводился у нас в девяностые, знаете, американцы просто влюбились в футбол!

– Только у вас, в Новом Свете, его называют соккер, – с презрением отозвался итальянец.

– Дело не в названии, а в сути, – возразил американец. – Европейцы не могут не признать, что мы добились в этом виде спорта большого прогресса, и уж, кстати сказать, на последнем Кубке мира выступили удачней, чем сборная Италии.

– О мамма мия, нас же засудили! – немедленно взорвался Кандолини. – Это было ясно и ребенку! Вьери забил два мяча, которые не засчитали! Мы были на голову сильнее корейцев!

– Разумеется, синьор Кандолини, разумеется, – закивал журналист. – Я, кстати сказать, хотел узнать у вас о судьбе русского футболиста, о котором последнее время так много пишут.

– Шевченко, что ли?

– О нет, конечно, Шевченко не русский, он украинец, он играет за «Милан», и по поводу его будущего ни у кого сейчас нет вопросов. Вы лукавите, синьор Кандолини, вы, конечно, понимаете, что речь идет об Антоне Комарове. Я хочу спросить вас напрямую, пользуясь удобным случаем. Собираетесь ли вы приобрести его для своей «Бонавентуры»? Команда переживает сейчас нелучшие времена, и ей жизненно необходима свежая кровь.

– Ладно, – проскрипел Кандолини. – Хорошо, что вы спросили. Меня уже достали все эти чертовы слухи, так что я даже рад поводу разобраться с ними окончательно. Никаких русских я покупать не намерен! Это мое окончательное слово. Русские футболисты, может, и талантливы и имеют хорошую школу, но у них неважная репутация в Европе, и я не собираюсь рисковать. Моим тренерам не нужны русские. Я удовлетворил ваше любопытство?!

– О! В полной мере, благодарю вас. – Дик Слай уже предвкушал, как сорвет двойной куш, предоставив информационным спортивным агентствам столь эксклюзивную информацию. Но пора было сменить тему, Кандолини явно оказался не в духе от этого поворота беседы. Слай осушил свой бокал мартини. – А вы ведь и сами когда-то были спортсменом? Кажется, гонщиком? Или юношеское увлечение давно забыто?

– Как я уже говорил, не люблю возвращаться. Кончено – значит кончено.

Но конечно же не забыто. Разве такое можно забыть.

1950 год. Первый чемпионат мира по автогонкам в классе «Формула-1». Конечно, Винченцо в нем не участвовал, ему только-только исполнилось четырнадцать, он работал помощником механика в одном из гаражей, обслуживавших легендарную команду «Альфа-ромео», и только издалека с завистью наблюдал за блестящими, мощными и в то же время ужасно капризными красавцами болидами.

Тогда, безусловно, Винченцо не понимал, что присутствует при рождении совершенно нового гоночного автомобиля. Двигатели стали шести-, а потом и восьмицилиндровыми. Магнето вылетело на свалку истории, начиналась эра батарейного зажигания. Он работал как вол, но однажды, сделав всего один круг по двору на только что собранной машине, заболел гонками. Даже не мечтая о том, чтобы когда-нибудь стать пилотом, Винченцо ловил малейшую возможность посидеть за рулем. Сам вызывался обкатывать только что собранные болиды, прекрасно понимая, что новый мотор вполне может просто-напросто взорваться и разнести его на куски, – не было тогда времени на долгие стендовые испытания, не было оборудования, а главное – кругом шла непрерывная гонка. «Альфа-ромео» сражалась с «Феррари». Гонщики – на трассах, механики – в мастерских.

А гонщиками «Альфа-ромео» были титаны, колоссы! Джузеппе Фарина, выигравший первый чемпионат, Хуан Мануэль Фанхио, который потом стал пятикратным (!) чемпионом мира. Где было молодому, неопытному Винченцо тягаться с такими грандами?! И тем не менее через три года он подписал с руководством «Альфа-ромео» контракт уже в качестве пилота. Он был на седьмом небе от счастья. Пусть условия были чересчур жесткими: он оказался шестым в очереди на основные этапы, ему светило выйти на настоящую гонку только в случае, если первые пять пилотов по каким-то причинам не смогут этого сделать. Винченцо не роптал. У него была возможность гоняться на тренировках, и ему за это еще платили.

Он учился у мастеров. У всякого великого своя фортуна, своя изюминка. Но все они обладали и обладают одним общим качеством: они сильнее своего автомобиля, умеют извлекать из машины больше того, на что она способна. А для этого нужно понимать и любить свою машину. Винченцо видел много пилотов, и быстрых, и умных, и расчетливых. Но им не суждено было стать победителями по одной простой причине – для них машина была только лишь средством достижения цели, не более. А ведь автомобиль как женщина, к нему нужно быть внимательным и нежным. Особенных усилий это не требует, но воздается сторицей.

Кумиром Винченцо был Фанхио. Потрясающе реактивный, агрессивный и в то же время осмотрительный. Он обладал каким-то потусторонним чутьем, интуицией. Его называли экстрасенсом. Но самое главное – Фанхио умел учиться на чужих ошибках и никогда не повторял своих.

Три года в запасе не прошли даром. На этапе чемпионата мира 1958 года в Сан-Марино Винченцо стал вторым в квалификации и вышел на основной этап в числе фаворитов. Но первая его серьезная гонка, увы, стала последней.

На выходе из быстрого поворота у болида отвалилось левое крыло, проскочило под передними колесами и застряло под днищем машины. Винченцо не мог ни повернуть, ни затормозить. На большой скорости машина вылетела с трассы и уткнулась в насыпь. Потом врач сказал, что у Винченцо сломаны шейные позвонки – и с гонками придется распрощаться. Хорошо, если вообще удастся встать на ноги…

– И все-таки «Формула-1» – это потрясающе зрелищно. – Американец Дик Слай, восторженно брызгая слюной, вернул его в двадцать первый век. – По зрелищности не уступает ни бейсболу, ни футболу. Тысячи людей на трибунах автодромов, миллионы – у экранов телевизоров два часа с азартом наблюдают за болидами, носящимися по трассе с бешеной скоростью, видят автомобиль считанные секунды, не всегда успевая различить даже шлем пилота. Я несколько раз смотрел вживую – незабываемо. А вы сидели внутри…

– Это было так давно, что все чувства, которые я тогда испытывал, в смысле скорости, сегодня доступны в любом самом обычном автомобиле, – проворчал Кандолини.

Глава первая

13 февраля

Утром Дениса разбудил Филя Агеев.

– Босс, – нежно проворковал он, – денег хоц-ца! У меня классная идея. Давай-ка прибавь мне к зарплате сотню баксов, и я тогда всем буду говорить, что ты дал двести! Нехило?

Денис буркнул что-то невнятное, бросил трубку и зарылся головой в одеяло и в свой последний сон. Через минуту (или через час? – кто знает, дело ведь было практически во сне) телефон снова ожил. Денис нащупал трубку, а большой палец самостоятельно нашел кнопку «talk». И конечно, это снова был Филя.

– Грубо, шеф, – сказал Филя. – Грубо и непедагогично. Так ты последних сотрудников потеря…

Денис снова дал отбой и даже смог заснуть. Увы, ненадолго. На этот раз голос Фили был жесток:

– Партайгеноссе! Профессия вождя – это точное соотнесение обещаний и выполнений. Где преступления века? Кому они достаются, я вас спрашиваю, партайгеноссе?!

Денис отшвырнул трубку, сел на постели, покрутил головой и теперь уже окончательно проснулся. Посмотрел на часы: половина десятого. Тогда он тяжело вздохнул, встал и поплелся на кухню.

Что ни говори, а Агеев был прав. Стоящих заказов детективное агентство «Глория» давно не получало, а это значило, что с деньгами сейчас у всех было туго. Конечно, можно было позвонить вельможному дяде, пожаловаться на жизнь, но…

Телефонный звонок. Ну не может же Филя звонить четырежды подряд! Или может?

– Алло?

– Наша зарплата в последнее время стала напоминать сдачу, – сообщил Филя.

– Иди к черту.

Выйдя из душа, Денис сварил себе кофе покрепче, открыл окно и стал прихлебывать, глядя во двор. Все было как обычно. Бабки на лавочке, молодые мамаши с колясками, неутомимый автовладелец с первого этажа лежал под своим разбитым «Москвичом», чего-то там ковырялся.

Нет, дяде Славе звонить нельзя. Очередная порция насмешек и издевательств ни к чему. А если что-то стоящее подвернется, Грязнов-старший и сам на него стрелки переведет. Чай, он «Глории» не чужой человек. Сам же когда-то всю эту кашу и заварил.

Через несколько минут телефон опять зазвонил. Денис обреченно взял трубку – и это снова был Агеев.

– Только не швыряй трубу, Дэн, – быстро сказал он. – Халтура есть. Образовалась между моим третьим и четвертым звонком. Ты выпил уже свой чертов кофе?

– Говори. – Денис хотел было налить еще одну чашку, но передумал, вместо этого достал из холодильника йогурт. После обжигающего кофе это было особенно приятно.

– Одна дамочка желает оплатить наши услуги. Для нее это вопрос жизни и смерти.

Денис вздохнул: обычная история. Как-то так вышло, что основная роль частных охранных предприятий в России, в Москве в частности, постепенно свелась к заказам от подозрительных супругов, желающих уличить свою половину в неверности. Стоила такая работа сущую ерунду, а времени отнимала – вагон и маленькую тележку. Не говоря уже о том, что грязновских оперативников – Демидыча, Колю Щербака, того же Филю Агеева – уже давно мутило от всего этого «грязного белья». Да и самого Дениса тоже. Но делать нечего – кушать всем хочется, и последнее время приходилось браться за любую работу.

Покончив с йогуртом и придерживая трубку ухом и плечом, Денис снова отправился в ванную – бриться. Агеев тем временем излагал суть заказа. Денис слушал и поражался сам себе: неужели этот бред действительно происходит с ним?! Вот ведь жизнь – дурацкая штука, к чему угодно может приучить невозмутимо относиться.

Филипп Агеев дежурил в офисе «Глории» на Неглинной, и потому именно он был сейчас на связи с внешним миром. Впрочем, кроме него там, в подвальном помещении, еще находился Макс, бородатый компьютерный монстр, но он был не в счет, он вообще редко из своего подвала выбирался, выполнял работу исключительно техническую и как оперативная единица начальством (то есть Денисом) никогда не рассматривался.

Закончив с бритьем, Денис вынул из шкафчика, где у него были туалетные принадлежности, одеколон «Пако Рабанн» и пшикнул на себя пару раз.

– А ты что там делаешь? – заинтересовался вдруг Филя. – Что за пш-шш? Парфюмерией пользуешься? Напрасно, Денис Андреич, очень даже напрасно.

– Это почему еще? – удивился Грязнов-младший.

– Мне в почтовый ящик какую-то халявную медицинскую газетенку кладут. И я там вчера такие страсти прочитал. Где же она… А вот, послушай. «Химическое соединение, которое нашло широкое применение при производстве косметических средств, парфюмерии и пластмассы, может приводить к серьезным нарушениям образования сперматозоидов. Американские ученые из Гарвардского университета установили, что фталаты могут приводить к появлению дефектов наследственной информации в мужских половых клетках, а кроме того – к снижению генерации упомянутой спермы». Короче, травишь ты себе сперму, Денис.

– А что такое фталаты?

– А я знаю?!

Погода была теплая и отвратная даже для февраля. Шел снег, таявший на глазах.

Они встретились на Кутузовском проспекте через час с хвостиком (хвостик ушел на пробки). Денис приехал на своем «форде», знавшем и лучшие времена, Филя – на «Жигулях»-«пятерке», которые были хоть и поновее «форда», но от этого отнюдь не в лучшем состоянии. Филя пересел к Денису, предварительно припарковав «Жигули» в укромном местечке. Надо было произвести своим респектабельным видом максимально выгодное впечатление на заказчика. Вернее, на заказчицу. Филя был полон энтузиазма относительно предстоящей работы. Впрочем, Филя был оптимистом по жизни, из тех, для кого стакан всегда наполовину полон.

Он сверил адрес и набрал нужные цифры на домофоне.

– Да-аа? – пропел мелодичный женский голос.

– Агентство «Глория», – важно сообщил Агеев.

– Скорее поднимайтесь, пожалуйста.

Раздался щелчок, и дверь поддалась.

Они поднялись на пятый этаж. Там их уже ждали, левая дверь на лестничной клетке была приоткрыта, и оттуда выглядывала женская головка. Хорошенькая, и даже весьма. Филя пихнул Дениса локтем, и тут же получил ответный удар, гораздо более чувствительный.

Клиентку звали Вероника Рябова. Была она весьма хороша собой и, что называется, в самом соку, как и положено в идеале каждой женщине слегка за тридцать. Длинные рыжие волосы, голубые глаза, крупный красный рот, маленький точеный носик. Видно было, что живет дамочка в достатке, дай бог каждому, следит за собой, ухожена и знает свою женскую силу. Впрочем, сейчас Веронике Рябовой на все это было плевать. Сейчас ее благополучная жизнь была под угрозой, и угрозу эту нужно было любыми средствами ликвидировать. А уж за ценой она не постоит.

Денис внутренне аплодировал Филиной проницательности, работа могла оказаться вполне выгодной.

Суть проблемы состояла в следующем. У Вероники Рябовой был супруг – футбольный тренер. (Денис как будто смутно припомнил такую фамилию.) Супруг был всем хорош. Еще вполне нестарый, видный собой, весьма состоятельный (что было заметно хотя бы по пятикомнатным хоромам и по обстановке). Единственный имелся недостаток у господина Рябова с женской точки зрения – он был фанат своего дела и футболистам своим уделял гораздо больше внимания, чем любимой молодой жене. Он проводил массу времени на предсезонных сборах, различных заграничных турнирах и выездных матчах, а дома ночевал всего-то раз пять за месяц. На заре супружеской жизни Вероника пробовала было ездить с мужем по всем этим кубкам и чемпионатам, но долго такой сумасшедшей жизни (Москва – Саратов – Санкт-Петербург – Новороссийск – Москва – Ростов-на-Дону – Волгоград – Ярославль – Москва – Владикавказ и пр.) не выдержала, да и супруга ее бессмысленное присутствие рядом раздражало. Однажды только, в декабре позапрошлого года, они ездили на «предсезонку» в Испанию, так вот там было весело, просто здорово.

Вот и вышло, что молодую плоть Вероники стали усмирять совсем другие мужчины. Сколько их было – бог весть, не Денисова ума дело, ему нужно было сейчас спасать ее женскую честь, а точнее – семейное благополучие. Сегодня вечером муж возвращается с предсезонных сборов, с Кипра, вернее, он уже даже и вернулся, лишь заехал на базу клуба, что-то там утрясти с президентом, а вечером будет дома. И вот тогда, тогда… – И молодая женщина разразилась бурным потоком слез.

Конечно, все подробности семейной жизни она сыщикам не сообщала, лишь сказала, что у нее имеется любовник при живом муже и этот факт может ее сильно скомпрометировать. Остальное Денис и Филя, как люди опытные, додумали сами. В общем, не бином Ньютона, видали они истории и похлеще.

Агеев толкнул Дениса плечом и тихонько сказал:

– У человека горе.

– Да вижу, – раздраженно пробормотал Денис. – Но может, человек скажет наконец, чем ему в этом горе помочь?

– Надо найти… – Вероника всхлипнула.

– Да что найти-то?

– Ну как же вы не понимаете! Так сказать… следы моей… связи… измены… так сказать. А Витя… Виктор, он такой вспыльчивый, такой эмоциональный, экспрессивный такой…

– Ну и где искать-то? – хмуро поинтересовался Денис.

Вероника виновато развела руками.

– Не понял?

– Везде, – еле слышно пробормотала она.

Филя с трудом сдерживал смех:

– Да почему вы вообще решили, что он найдет? Если вы сами обнаружить не можете?

– У него аллергия.

– Аллергия? – Денис и Филя в недоумении посмотрели друг на друга. – Какая еще аллергия? На что?!

– Ну… на это самое… На резину. В смысле на презервативы. Уж я искала-искала… Ума не приложу, куда они делись… Да и не помню, в общем, – добавила она, глядя в пол.

Денис едва не расхохотался. Филя же, напротив, состроив серьезную физиономию, принялся зачем-то расспрашивать Рябову о ее муже – о привычках, распорядке дня и прочих вещах, словно это могло иметь какое-то значение.

Денис тем временем с интересом рассматривал квартиру. Тут было на что посмотреть – она смахивала на небольшой футбольный музей. Кубки, медали, грамоты, какие-то хрустальные тарелки, снова медали и снова кубки и опять, и опять… «Стрелец» лучшему тренеру года Виктору Афанасьевичу Рябову»… Ну и так далее.

Денис не был футбольным болельщиком, нет, он любил футбол, как и прочие активные виды спорта, но для него это было не более чем физкультурой, а отнюдь не религией, как для миллионов других мужчин, да зачем далеко за примером ходить, взять хоть Турецкого Александра Борисовича или Денисова родного дядю, Грязнова-старшего.

Филя, засучив рукава, принялся за поиски. По словам госпожи Рябовой, использованных презервативов на территории квартиры могло быть как минимум три штуки (точно она не помнила), так что потрудиться пришлось. Филя предложил разделить зону поиска на квадраты и распределить упомянутые квадраты, но Денис порекомендовал ему не выпендриваться, а начинать со спальни, и далее – везде.

– Да уж, – бормотал Филя, празднуя локальный успех и перебираясь из спальни в кабинет, – да уж, этот одеколонами не злоупотребляет, с генерацией все в порядке.

Спустя полтора часа напряженных поисков, когда взмокшие сыщики и успокоившаяся хозяйка мирно пили чай на кухне, причем Вероника уже начала бросать двусмысленные взгляды на обоих молодых людей по очереди, у Дениса зазвонил мобильный телефон. Это было очень кстати, потому что явно пора было сваливать отсюда. Денис посмотрел на дисплей своего «самсунга». Там высветился рабочий телефон Турецкого.

– Дениска? Как живешь?

– Добрый день, Александр Борисович, – солидным голосом ответил Денис. – Благодарю вас, все в порядке. А как Генеральная прокуратура поживает?

Упоминание такого солидного заведения должно было произвести на клиентку правильное впечатление. Так и вышло, однако дальше все пошло наперекосяк.

– Денис, я хочу тебя кое с кем познакомить. Тобой солидный человек интересуется. Точнее, твоими услугами.

– Всегда рад, – бойко отрапортовал Денис.

– Вот и славно, трам-пам-пам. Такое имя – Рябов Виктор Афанасьевич – тебе ни о чем не говорит?

Во рту у Дениса слегка пересохло. Влипли, подумал он. Влипли. Вот же идиотская ситуация.

– Передаю трубочку, – садистским голоском предупредил Турецкий.

– Сан Борисыч, – завопил Денис, – подождите!!!

Было, однако, поздно.

– Денис… э-ээ… Андреевич? – осведомились в трубке.

– Допустим, – осторожно сказал Грязнов-младший и сейчас только заметил, что Филя смотрит на него с некоторой тревогой. Очевидно, на физиономии сыщика отразилась довольно сложная гамма чувств.

– Рябов. Виктор Афанасьевич Рябов. Полагаю, нам нужно побеседовать.

Денис бывал в переделках и похуже, но все же сейчас чувствовал себя предельно неуютно, говоря с Рябовым и глядя при этом на его жену.

– Полагаю, нам найдется о чем побеседовать, – солидным голосом сообщил Рябов. – Что скажете, Денис Андреевич?

Доведут меня эти семейные дрязги до цугундера, подумал Денис. Или до инфаркта. Вот ведь дурацкая история, ну что ты будешь делать!

– Гм… Ну если… то… что ж, давайте…

– И как бы мы могли с вами встретиться? – осведомился Рябов. – Может быть, вас не затруднит ко мне подъехать? Это очень срочно.

Издевается он, что ли?! У Дениса было изрядное желание брякнуть: «Да, конечно! Я уже у вас дома!» Однако он пробормотал:

– Да нет, уж лучше вы к нам приезжайте. В офис. Можете на Неглинную? Скажем, через пару часов?

– Договорились.

По пути в офис сыщики заскочили в «Макдоналдс» на Пушкинской площади и взяли пару пакетов, набитых снедью. На нервной почве у Дениса нешуточно разыгрался аппетит. Порядочные порции картошки, королевские биг-баки и куриное филе пришлись вовремя. Минеральная вода в офисе всегда имелась в глобальном количестве, ответственным за ее приобретение (как и за основное поглощение) считался Макс. Макс был чем-то вроде части интерьера офиса, так что это было весьма логично, – он всегда был на Неглинной, но при этом же и всегда умудрялся ночевать дома.

Перекусив и отмахнувшись от надоедавшего с расспросами Фили, Денис заперся в своем кабинете и крепко задумался.

Ситуация в самом деле была щекотливая. Денис свято соблюдал конфиденциальность поручений, которые ему доверяли клиенты, и этот случай не должен был стать исключением. Но как, черт возьми, Рябов успел так быстро его вычислить? Хотя, если предположить, что он уже в чем-то подозревал свою молодую жену (а она ведь давала такие основания, ясное дело), то он в свою очередь тоже мог нанять частного детектива, и тот, отследив появление Грязнова и Агеева и идентифицировав их личности, сразу же сообщил своему клиенту, то бишь Рябову.

Сходится? Сходится!

Да нет, ничего не сходится! Самое главное не сходится: при чем тут вообще Турецкий?! (Денис уже несколько раз пытался связаться со следователем Генпрокуратуры, но всякий раз безуспешно.) Абсурд какой-то. Если господин Рябов расколет собственную жену, то он может обвинить Дениса в незаконном проникновении в квартиру. Ну нет, это уж дудки, у них же есть документ, свидетельствующий о том, что они выполняли частный заказ госпожи Рябовой. Мало ли, может, они тараканов ловили. Или обручальное кольцо из унитаза доставали. Заказ – дело частное, интимное и никому не подотчетное, пока, конечно, не нарушает закон, который соприкасается с интересами государства. А какие тут интересы государства – в использованных презервативах?!

Виктору Афанасьевичу Рябову было под пятьдесят. Высокий, худощавый, с большими залысинами, в костюме, явно сшитом на заказ, в общем и целом, он производил впечатление человека состоявшегося в жизни, хотя и очень нервничающего. Рябов вел себя как бы аритмично, его манера разговора свободно плавала между авторитарной и заискивающей.

– Меня направил к вам Александр Борисович Турецкий, – выпалил футбольный тренер буквально с порога.

Денис сделал надлежащий жест рукой: мол, располагайтесь, снимите пальто и давайте спокойно, цивилизованно поговорим.

На всякий случай Денис приказал Филе никуда не отлучаться, да и Демидыча вызвал в офис: кто знает, как события повернутся. Он был уверен в себе, но вдруг Рябов явился бы качать права со взводом телохранителей?

Рябов, однако, был один. Он приехал на джипе «мицубиси», и водитель остался в машине.

– Итак, вы знакомы с Александром Борисовичем Турецким? – вкрадчиво осведомился Денис.

– Да… Нет! Я не знаком с ним. То есть теперь знаком. У вас можно курить? Спасибо. – Он придвинул к себе пепельницу. – Я знаком с ним с сегодняшнего утра. А вообще с Александром Борисовичем знаком Антон Иванович.

– А кто это? – осторожно спросил Денис.

Интересно, про жену пока что ни слова.

– Ну вы даете! Президент, разумеется. Наш президент. – Рябов нервно затушил недокуренную сигарету и тут же вытащил из пачки новую, помял ее в пальцах и засунул назад. Это его более-менее успокоило, и он даже стал говорить медленнее и менее отрывисто.

Он же псих, подумал Денис. Зачем Турецкий ко мне психа отправил? Или это розыгрыш какой-то? Специальный такой, длинный, многоходовый, с использованными презервативами.

– Наш президент – Владимир Владимирович, – на всякий случай сказал Денис.

– Э-э, – удивился тут Рябов. – Да вы ничего не знаете, молодой человек!

– А что я должен знать? Разве у нас случился переворот? Я что-то пропустил?

– Так Турецкий вам ничего не объяснил? Он больше не звонил?

– Нет.

Рябов невесело засмеялся:

– Значит, я, старый дурень, на тарабарском языке с вами разговариваю… В двух словах так. Я футбольный тренер. Рыбак – президент клуба «Буревестник», который я тренирую, – старый знакомый вашего Турецкого. Неужели вы ничего не слышали про него?

Тут у Дениса в голове как будто что-то шевельнулось.

– Рыбак? М-мм… Это несколько лет назад его обвиняли в чем-то, да? И… кажется… он из-под ареста бежал?[1]1
  1 См. роман Ф. Незнанского «…И дай умереть другим».


[Закрыть]

– Все было, – покивал головой Рябов. – С тех пор они приятельствуют. Антон Иваныч, кстати, и с дядей вашим неплохо знаком.

Теперь Денис точно вспомнил. Его дядя-то, Вячеслав Иванович Грязнов, как раз и отлавливал сбежавшего Рыбака по подмосковным лесам. Его тогда здорово подставили, кажется, – Рыбака в смысле.