Текст книги "Близкий свет"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Фридрих Евсеевич Незнанский
Близкий свет

Пролог
ОНА И ОН

Все начиналось, как в сказке: жили-были на свете три девочки – Эва, Инга и Лора. Учились в одном классе, дружили, вместе обсуждали мальчишек, пытавшихся ухаживать за ними. Свободное от уроков время предпочитали проводить на взморье, благо оно было под боком – что в Дубултах, где они родились и росли, что, позже, в соседнем Майори, где жили. В той же знаменитой когда-то на всю советскую страну Юрмале – всесоюзной здравнице, объединявшей около десятка маленьких и очень уютных поселков, вдоль морского побережья Балтики.

Школу они успели закончить еще в советское время, но к двадцати годам оказались в другом государстве – в свободной Латвии. К счастью, период адаптации прошел для них безболезненно: молодым всегда легче принять новизну и быстрее приспособиться к непривычным условиям жизни.

Судьбы складывались по-разному, но до поры, удачно. Ставшая медсестрой, Эва неожиданно нашла себя в конструировании одежды и заняла достойное место среди известных модельеров. Инга, с детства занимавшаяся спортом, достигла известных высот в плавании, стала даже чемпионкой своей страны, пока травма не остановила ее победный путь к олимпийским высотам. Но и тогда хорошее домашнее воспитание позволило ей без особого труда оставить спорт и заняться преподаванием английского языка в гимназии. А красавица Лора, мечтавшая только о сценической славе, естественно, стала актрисой Рижского драматического театра и за десять лет работы в нем достигла широкого признания публики.

Замуж все трое вышли тоже фактически одновременно, но ближайшие же годы показали, что скороспелые браки, как правило, недолговечны. Эва разошлась с мужем, не прожив и года. Инга потеряла своего мужа-тренера, когда получила травму, он ушел к другой, более успешной пловчихе. А Лора «разбежалась» со своим еще в студенческие годы, когда училась в РАТИ, в Москве.

Поскольку все трое продолжали жить в Майори, они и встречались нередко. И так получилось, что дом Инги, учившей детишек в гимназии, стал для них как бы центром притяжения. Вплоть до того, что подруги даже своих поклонников предпочитали приводить в гости именно к ней. Инга жила уже одна, условия ее быта были вполне приличными, и одна комната в трехкомнатной квартире на втором этаже пустовала – как нарочно, для подруг с их кавалерами. Поначалу, возможно, те и стеснялись, но быстро привыкли и стали считать самую умную из них – Ингу своей терпеливой исповедницей. И та покорно сносила, не выказывая открытого недовольства, более чем веселые «встречи» подруг с их горячими поклонниками.

А к тридцати пяти годам пошла черная полоса. В другой теперь уже стране, в городе Воронеже, от руки уголовника погибла Эва. Лора была на гастролях и не могла прилететь домой. Инга же пришла на кладбище, вся в черном, как согбенная монашка, и с неприязнью наблюдала, как фактический виновник гибели Эвы, человек, которого та безумно любила, и тоже, кстати, посещавший квартиру Инги, произносил прощальные слова на могиле подруги. Он делал вид, что не замечал Ингу, потому что даже не подошел, не поздоровался, не посочувствовал, а прямо с кладбища уехал в свою Россию.

Никому и в голову не могло прийти, что, спустя всего лишь какой-то месяц, одной из оставшихся подруг снова придется пережить горе…

Лора была актрисой способной и удачливой, что не одно и то же и в театральной практике случается нечасто. Ее легко и радостно узнавали зрители и поклонники. Выше среднего роста, красиво полноватая, но ловкая и по-своему изящная в движениях, темноволосая и темпераментная, с искрящимися от неутоленной страсти, агатовыми глазами, она представляла собой тот тип женщин, которые особенно нравятся прибалтийским «прохладным» мужчинам, когда тем уже за пятьдесят. Пытаясь «догнать и снова испытать» неутоленную с молодости жажду любовных приключений и полагая, что именно с ней это возможно – при определенных условиях, разумеется, – они не оставляли ее своим настойчивым «вниманием».

Сама же актриса желала постоянно видеть рядом с собой только одного, пусть и не совсем молодого, но исполненного требовательной и жесткой энергии, кстати, очень известного, талантливого человека, в которого безоглядно влюбилась в первую же их мимолетную встречу. Ощутив тогда впервые на себе его проницательный, словно обжигающий взгляд, она с понятным ей самой томлением почувствовала вдруг, что при ее желании и невозможное возможно. Правда, он был женат на своей ровеснице, тоже актрисе весьма средних возможностей, но разве это серьезное препятствие?

Теперь – о нем. Модный режиссер с громким именем пламенного ниспровергателя традиционного театра, подвизавшийся в последние годы на крупнейших сценах, как у себя на родине, так и за рубежом, в частности, в России. Имя его было «на слуху» у авангардной театральной критики и приверженцев новейших взглядов на сценическое воплощение мировой классики.

Неожиданно он увидел в актрисе – не жене, конечно же: той, с ее возрастным амплуа, такая роль даже не «улыбалась»! – полностью отвечающий его ближайшим замыслам, трагический облик распутной красавицы Дездемоны, вдовы венецианского мэра, в очередной своей постановке нового сезона. Как сообщалось в театральном анонсе, он собирался осуществить постановку остро психологической драмы «Отелло», по мотивам одноименной пьесы Уильяма Шекспира. Абсолютно новую, в этой связи, трактовку образа клерка, банковского служащего Яго, собирался предложить зрителю он сам. А роль ревнивого Мавра, президента банковской группы «Эглите», режиссер предложил известному голливудскому киноактеру, наполовину афроамериканцу, как обязывает изъясняться нынешняя политкорректность. Его мать, латышка по происхождению, эмигрировала в Штаты в малолетнем возрасте вместе с родителями. И этот мулат-латыш в одном из интервью признался, что его заветная мечта – воплотить на театральных подмостках материнской родины, где он никогда не был, новый сценический образ великого Мавра. Он определенно чувствовал в себе такие силы. И его заветное желание упало на хорошо взрыхленную почву.

…Режиссер уезжал с супругой в летний отпуск. Оглянувшись в полутьме кулис и не заметив вокруг никакой опасности, он интимным жестом тронул полноватую, но невероятно чувственную в постели, талию актрисы. В театральном коллективе их взаимопритяжение, в общем-то, уже не составляло тайны. И они не раз заставляли «колотиться» свои возбужденные творческим экстазом сердца в рваных и опасных для здоровья ритмах, а также и в унисон, когда им удавалось снимать стрессы от бесконечных ожиданий подарков судьбы в виде свободного помещения. У нее дома – пожилая мать неприлично строгих нравов, у него и дома, и «на театре» – полупомешанная на его изменах жена, трепетно ожидавшая от мужа новых ролей.

Поэтому любовные встречи чаще всего и происходили в Майори, в старом, двухэтажном, на восемь квартир, доме с печным отоплением, в котором проживала Инга.

Разумеется, «желанным гостям» не следовало бесконечно досаждать этой симпатичной, темноволосой женщине с изумительно прозрачными глазами своей безудержной страстью, иллюстрируемой постоянными стонами, слезами, мольбами и бесконечными «твердыми обещаниями» уже назавтра все изменить в жизни самым кардинальным образом. Актриса в таких случаях вдохновенно внимала клятвам режиссера, собиравшегося немедленно, после каждой такой их встречи, развестись со «старухой» и жениться на ней – молодой, талантливой и чертовски обаятельной. Но при этом она как-то уже привычно отмечала, что «обещает» ей он всякий раз задыхающимся от перевозбуждения голосом. Однако, несмотря ни на что, сама она, тоже едва дыша в окутывающем ее облаке остывающей страсти, продолжала верить и трепетно ждать, вопреки элементарной логике. Да, Лора готова была ожидать бесконечно, лишь бы постоянно ощущать на своей талии его изысканные, требовательные ласки. Очень хотелось верить мужчине, доставлявшему ей поистине неземное наслаждение.

Одним словом, после окончания последнего перед закрытием сезона спектакля, за кулисами, он, наконец, сказал ей о том, что действительно должно было перевернуть всю ее жизнь. Так она посчитала. Он открыл ей «страшную» тайну: из отпуска – это твердо! – он вернется один, и начало следующего сезона ознаменуется стремительной работой над его собственным «Отелло», где героиней станет только она, и никто другой. Это будет замечательное открытие! Свет великого искусства, который уже совсем близок, озарит имя Лоры на долгие годы вперед!

Времени для целенаправленного прощания перед его уходом в отпуск у них не было. Внизу, в раздевалке, между колоннами, выкрашенными «под мрамор», голодной тигрицей металась разъяренная жена, поседевшая, вполне возможно, от его «последних указаний» ведущим актрисам театра. Поэтому и прощание их получилось обидно быстрым, почти скомканным. Он сунул ей отпечатанную на принтере рукопись пьесы «по мотивам Шекспира» и попросил внимательнейшим образом прочитать, чтобы по его возвращении немедленно начать застольные репетиции. Вот только…

Он воровато оглянулся, его быстрая и требовательная рука снова движением опытного массажиста прошлась по ее восхитительной талии, и режиссер вдруг с надрывом прошептал:

– Было бы очень, очень уместно… дорогая моя, любимая, нежная… если б ты за время моего вынужденного, ну, ты ведь прекрасно понимаешь, отпуска… немного сбросила бы вот здесь, ты чувствуешь?

И он нежно сжал сильными пальцами мягкую и не очень большую, кстати, складку «сытости» на ее теле, словно бы «охнувшем» от мгновенного и сильного возбуждения.

Но в чем же заключалась причина его пожелания? Он ведь всегда обожал, задыхаясь от безмерных чувств, гладить и тискать, и даже слегка покусывать этот ее «излишний вес», активно массируя его обеими руками и изумляя обмиравшую от страсти Лору сравнениями, присущими, по меньшей мере, богине красоты и абсолютного телесного здоровья. Но если он сейчас считает, что многовато? Что ж, возможно, некоторая ее «прибалтийская пышность» не совсем соответствовала режиссерскому видению образа «божественной» Дездемоны. Тогда как лично она была твердо убежденна, что все у нее самым наилучшим образом соответствовало эталонам красоты, особо почитаемой настоящими мужчинами, понимающими толк в женщинах. Уж кому и знать-то об этом! Но, может быть и в самом деле, прекрасная вдова «по Шекспиру» должна казаться зрителям немного стройнее?

Самолет в Москву, куда режиссера пригласили для подписания договора о работе над новой постановкой в театре «Современной драматургии», улетал в ближайшие часы, и потому их последний поцелуй был мгновенным и жалящим. На том они и расстались…

Лора была обязательным человеком: раз уж пообещала, значит, сделает. И она подключила для решения очередной «творческой» задачи верную во всех отношениях Ингу. Та давно увлекалась всякого рода наставлениями мудрых людей, обещавших любые панацеи. И многие из их советов по укреплению здоровья успела испытать на себе. Оставаясь при этом, что могло бы показаться несведущему человеку странным, живой и здоровой. Чем и гордилась. Видимо, ее телесное и духовное здоровье имело своим источником прежний ее спорт, от которого ей еще достались крепкая, спортивная фигура, а также несколько широковатые плечи, свойственные всем пловчихам, но… Это, как говорится, уже на любителей. А таких у нее было бы немало, если бы у Инги случилась острая нужда.

– Сбросить вес? Похудеть? – не удивилась она. – Да нет же никаких проблем!..

Их действительно не было. И советов тоже хватало. От «образной» фразы широко известной эстрадной дивы: «Закрой пасть!» до телевизионной рекламы новейших средств, произведенных ведущими в данной области медицины мировыми фирмами.

– Открой любую газету, – посоветовала она, – посиди денек перед телевизором либо загляни в Интернет, и перед тобой откроются грандиозные пласты самых разнообразных и, в общем-то, недорогих средств для похудения. В реальные сроки и за вполне приемлемые деньги. Достаточно послушать тех, кто уже прошел это испытание, оказавшееся совсем легким… Только я бы на твоем месте не стала портить свою красоту. Не понимаешь ты, подруга, что нужнее всего этим нашим мужикам!

– Черт с ними, с мужиками! Искусство требует!.. Да я и не собираюсь слишком уж насиловать свой организм… Поедем-ка лучше, посидим в нашем пивном баре, там такая корюшка! А сбросить лишнее я всегда успею… Хотя тоже не понимаю, чего ему во мне не так? Видела б ты его глаза!

– До или после? – захохотала подруга.

– Во время! – огрызнулась актриса, которая имела в виду совсем иное.

– А чего смотреть? – Инга продолжала смеяться и добавила с иронией: – Я и так все слышала!

Она иногда вынуждена была возвращаться домой с вынужденных прогулок не совсем вовремя – дождь загонял, холодно, сыро: зимы в Прибалтике здоровья не добавляют. Но ради истинной дружбы, чем ни пожертвуешь? Всем, конечно, кроме собственного здоровья. Она не раз замечала, как в таких случаях режиссер, вытирая, ввиду вынужденной своей ретирады высокий, лысеющий лоб влажным носовым платком, пахнущим дорогим парфюмом, и поглаживая вздрагивающей пятерней квадратный подбородок «сильного мужчины», искоса поглядывал на нее одобрительным и недвусмысленным взглядом. Но Инга ни разу не сказала об этом Лоре: зачем лишний раз напрягать подругу? Хотя сама, по непонятной ей причине, терпеть не могла лысых мужчин, то есть явно наибольшую часть мужского населения. Куда уж ей соваться со своими советами или кого-то там разоблачать?..

Но в данном случае знания и советы опытной в таких делах Инги оказались для Лоры, как нельзя, к месту.

Не откладывая дела в долгий ящик, они нашли в Интернете несколько однотипных объявлений, в которых пропагандировались широко известные тайские таблетки. Также там подробнейшим образом перечислялись их наиболее важные качества, о которых необходимо знать любому, точнее, любой, которая захочет воспользоваться таблетками «для существенной потери лишнего веса». По сути, целая инструкция. Чего не пить, что есть, чем запивать, для контроля аппетита в качестве необходимого стабилизатора. Затем указывались сроки каждого курса: 28 дней, месяц, 4 месяца, 6 месяцев. И даже совсем фантастический – 7 дней! Но все без тени юмора, всерьез. На всякий, видимо, случай, для недоверчивых потребителей указывались производители лекарств, помимо тайских, – из Китая, Франции и Соединенных Штатов. То есть каждому заинтересованному лицу должно было стать до боли ясно, что дело это серьезное и, при правильном применении, абсолютно безопасное. Да и цены на препараты были совсем не запредельными. Например, таблетки, рассчитанные для приемов в течение 28 дней, при снижении веса на 6—10 килограммов, стоили 150 долларов. Немало, если по правде, но и немного, надо сказать, когда от этого зависит твоя судьба.

Данный срок более чем устраивал актрису, ибо ее любимый должен был возвратиться из отпуска через месяц. И она, таким образом, могла бы его встретить, что называется, «во всеоружии и полной боеготовности» для начала новой жизни и нового этапа творчества. Но самым важным для актрисы было то обстоятельство, что режиссер во время одной из кратких встреч, расслабившись и с нежным трепетом поглаживая упругое бедро своей замечательной партнерши, мечтательно заметил, что был бы действительно счастлив, если бы ему удалось, как он и замыслил, в самое ближайшее время развестись с опостылевшей старой супругой и с восторгом юного неофита пасть в объятия новой, – единственной и любимой. А уж он-то умел любить, имея в виду весь огромный комплекс сложной любовной науки, и всегда блестяще это доказывал. Он также был умен и прекрасно образован, – ее режиссер, ее подлинный бог в искусстве, и о самых сложных проявлениях чувств говорил просто и убедительно. И она беспрекословно и полностью, до самого донышка своей восхищенной души, отдавалась его власти, ибо верила, что он был с ней искренним.

По этой причине она решила не медлить, чтобы приготовить сюрприз любимому человеку и, в немалой степени, духовному учителю.

Все она делала правильно, точно по инструкции. Даже в той ее части, где говорилось о нежелательном употреблении во время проведения курса алкогольных напитков. Она и не употребляла алкоголя, она предпочитала хорошее пиво, как когда-то отец, как мать – в молодости, не видя в нем и для себя особой опасности, тем более что такой вариант и не оговаривался в многочисленных инструкциях. А пиво в Латвии, как и всемирно знаменитый «Рижский бальзам», были визитной карточкой во все времена. И, кстати, опыт тех, кто уже прошел подобный курс похудения, и удачно, свидетельствовал о том, что она выбрала для себя наиболее верный вариант.

Подруги позвонили по указанному в сопровождающей инструкции телефону и договорились с представителем фирмы, занимающейся поставками и распространением указанной в объявлении продукции о том, что уже назавтра им будут доставлены тайские таблетки для проведения «очень сильного» курса «эффективного похудения» в течение 28 дней. То есть это было как раз то самое, что и требовалось режиссеру для выполнения его грандиозного творческого замысла.

Лора строго придерживалась указаний инструкции, за малым исключением. Лето было очень жарким, уехать куда-то она не могла, и потому, чтобы хоть как-то скрасить свое одиночество и умерить нетерпение, с которым она ждала возвращения, она фактически сама начала работу над текстом пьесы, полагая, что очень обрадует режиссера знанием текста. А паузы, спасаясь от потной духоты, разбавляла любимым пивом. Нечасто и немного, просто для удовольствия. А может быть, и по привычке.

Что произошло, никто из ее знакомых, начиная с матери и лучшей подруги, так ничего понять и не смог. Примерно за неделю до окончания курса актрисе стало плохо. На следующий день – еще хуже. Обеспокоенная мать вызвала врача, и тот предложил немедленно госпитализировать больную. А дальше случилось и вовсе страшное. Был поставлен диагноз: цирроз печени. Который и подписал приговор…

Единственное, чем смогли помочь резко постаревшей от горя матери работники дирекции и постановочной части, готовившие театр к новому сезону, а также немногие, оставшиеся в городе актеры, – это с последними почестями похоронить ее единственную дочь при обилии живых цветов рядом с могилой отца, широко известного в бесконечно далекие теперь советские времена партийного функционера. По неписаному театральному обычаю, коллеги проводили талантливую актрису в последний путь аплодисментами…

Вернувшийся из отпуска, счастливый и опьяненный свалившейся на него, в конце концов, удачей, режиссер был, в прямом смысле, раздавлен ужасной вестью, которую услышал в театре. Он вдруг почувствовал, как земля с диким грохотом вырвалась у него из-под ног. Нет, в театре, как уже было сказано, конечно же, знали об их нежных чувствах друг к другу, трудно бесконечно таить очевидное, но чтоб так переживать?! Случайные свидетели происшедшего потрясенно молчали, не находя слов утешения и не зная, чем реально помочь. Однако режиссер недаром слыл по-мужски сильным и выносливым человеком, он сам вышел из шокового состояния. Сам же и поднялся с пола, растирая ладонями виски, мокрые от вылитой ему на лицо воды из директорского графина. И первое, что с изумлением услышали окружавшие его коллеги, была его фраза о том, что «Отелло», несмотря ни на что, будет поставлен! И посвятит он его бессмертной памяти замечательной актрисы…

Да, режиссер явил себя истинным творцом, а не размазней, засунутой в мужские брюки. И, вероятно, неоспоримая, по-своему, истина заключена в том, что все-таки настоящее, подлинное искусство должно быть выше всяческих жизненных трагедий, и в этом его бессмертная сила!

Но искусство искусством, а нелепая и, главное, непонятная, беспричинная смерть действительно любимой женщины не давала покоя ставшему нервным и излишне впечатлительным истовому служителю Мельпомены. Он с трудом переживал личное горе, ибо все, что окружало его, напоминало о невыносимой потере: и красивая, большая фотография актрисы в траурной рамке с муаровым черным бантом, установленная в фойе, которую никто не хотел убирать по своей воле, а указаний не последовало, и маленький, печальный венок на двери ее гримуборной, и даже тонкий запах ее любимых духов, словно бы по-прежнему витавший в стенах театра.

Никто толком так и не с мог объяснить ему, что произошло. Правда, во время похорон, узнал он, якобы распространился слух, что актриса стала жертвой собственной трагической ошибки. Она слишком уж решительно, без всяких к тому оснований, решила похудеть, хотя, по общему мнению, нужды в том никакой не было, и провела самостоятельно какой-то курс лечения, не согласовав его элементарно с любым, понимающим в этом толк врачом. Вот они, результаты бестолкового самолечения! Шаманство! Безграмотность! Идиотизм и невежество XXI века! Сколько еще жертв требуется принести на алтарь непроходимой глупости?!

Каждое слово болезненно уязвляло самолюбие режиссера и взывало к поиску справедливости, к установлению истины. А кто мог ею обладать? Мать покойной? Но она знала только о самом факте приема дочерью каких-то таблеток. Подруга? Та, в квартире которой в лучшие дни, казавшиеся теперь такими далекими и скомканными, но безмерно счастливыми, встречался он, тайком проходя в темный, пахнущий сладковатым дымком печного отопления, подъезд. Пожалуй, только одна Инга и могла бы что-то поведать безутешному, безмерно опечаленному «жениху». Он ведь так долго добивался личного одиночества, чтобы затем коренным образом изменить свою жизнь, что, получив его, наконец, ужаснулся, утеряв в единый миг реальные перспективы.

Для Инги причина случившейся беды не составляла тайны. Да, она в курсе, она и сама помогала советами, но кто ж знал, что Лора пошла на огромный риск, ни с кем из врачей не посоветовавшись предварительно? А все – от неистового желания срочно похудеть! И вот трагический результат. Не менее печальная подруга повествовала горькую сагу, а режиссер, неожиданно обнаружив совершенно не характерные для себя прежде чувствительность и даже слезливость, рыдал, сжимая лицо ладонями. Он клял и казнил себя, будто и в самом деле был виновником нелепой смерти любимой. И его раскаянье вдруг оказало на Ингу настолько сильное впечатление, что она превозмогла в себе естественную неприязнь к несчастному «творцу прекрасного» и попыталась немного утешить его, как могла бы это сделать любая, даже не слишком искушенная в театральном искусстве, женщина, способная понять горе ближнего. Неожиданно для себя самой, она бережно приняла в свои объятия режиссера, жаждавшего немедленного и жаркого утешения. Искренне плачущие, зрелые мужчины всегда вызывают у женщин неистовое желание простить, успокоить, пригреть на своей груди таких, оказывается, беспомощных и потерявшихся в душевных и физических муках, «гераклов-победителей». Что, в конечном счете, и произошло, – на исходе вечера, когда общая неясность в сердцах и мыслях особенно нетерпеливо сближает душевно обнаженных людей.

Так в совместных рыданиях и оправданиях произошло у них нечаянное сближение, переросшее к середине ночи в методичное и целенаправленное взаимное утешение. А ближе к утру у режиссера, вновь ощутившего свои, как оказалось, не до конца растерянные творческие силы, возникла твердая уверенность в том, что слова о спектакле-памятнике, сказанные им в театре, действительно более чем уместны. Но если у него в те минуты еще и оставались бы какие-то отдельные неясности по этому поводу, то у женщины, томно вздыхающей в его объятиях, никаких сомнений вообще не оставалось: решение принято исключительно правильное. И, самое главное, – высоко нравственное. Это будет действительно достойная память!

Ах уж этот артистический мир, в котором все так хрупко и условно!..

Уходя от своей очередной любовницы, режиссер с благодарностью унес в кармане переданные ему ключи от ее квартиры: вдруг ему срочно потребуется тайно прийти и склонить свою талантливую и несчастную голову на высокую и чувственную грудь впечатлительной женщины? Вдруг захочется жарко припасть к ее широкому и сильному, почти неженскому плечу в минуты собственного творческого томления и одиночества? Всякое ведь случается возле свежего источника новой любви!..

Однако сам по себе вопрос оставался открытым: почему пресловутые таблетки, аналогичные тем, которые многим до нее не приносили никаких огорчений, оказались смертельно опасными для актрисы? Это уже не пустая формальность. Гибель достойного человека требовала, если не решительного и немедленного отмщения, то хотя бы четкого указания на виновного в этой нелепой трагедии. И в одну из последовавших затем встреч на квартире, становившейся для режиссера все более привычной и уютной, он высказал мысль о том, что безнаказанной трагедию оставлять никак нельзя. И на этот счет у него имеются кое-какие соображения.

В свою очередь, и бывшая подруга, а отныне разумная и щедрая утешительница по-прежнему безутешного, но не в такой уже острой форме, режиссера, сказала, что неподалеку от ее дома находится известная адвокатская контора, в которой работает – она сама видела – очень симпатичный молодой юрист. Она подумала, что, если там рассказать об этой истории, адвокаты найдут возможность распутать эту неприятную и грязную историю с таблетками, которые наверняка были фальшивыми и опасными для жизни. Просто надо заявление отнести, ну и тогда, после этого…

Словно бы постоянно держа перед своим напряженным внутренним взором светлый образ Лоры, Инга имела в виду, что коллеги покойной вполне могли бы озаботиться этим вопросом. В смысле, финансовой его стороны. Это не было укором или упреком, а, скорее, дружеской подсказкой. И режиссер немедленно поспешил оценить тактичную форму высказанного предложения: еще бы, ну конечно, а как же иначе! Зачем же тогда вообще существуют друзья и коллеги?..

Договорились следующим образом: она зайдет к адвокату и выяснит все условия договора, а режиссер прозондирует в театре возможность оплатить необходимое расследование. Это был, по их обоюдному убеждению, оптимальный вариант решения проблемы. Тем более что некая внутренняя, возможно, не до конца осознанная, вина по-прежнему беспокоила обоих, а на белом свете нет ничего более удручающего своей безнадежностью, нежели собственное ощущение беспомощности и невозможности что-либо исправить, вернуть к первоистоку, либо решительно переиграть жизнь в обратном направлении…

«Но, может быть, и не стоит к этому стремиться, – отстраненно думала вздрагивающая от горячих приступов наслаждения женщина, – а достаточно лишь поверить, что и прощение, и утешение сосредоточены в твоих собственных руках и что сама возьмешь, то твоим и останется?..»

В который раз за эту ночь она увидела низко над своим лицом расширенные глаза своего нового друга и любовника, озаренные совершенно немыслимым блеском, и с глубоким облегчением решила, что поскольку он наверняка согласится с ее мыслями, то не стоит и поднимать эту, слишком больную для обоих тему. Живое все-таки следует отдать живым…