Текст книги "Смысл жизни"

Автор книги: Фрида Митчелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

Его голос слегка охрип и стал более чувственным, что бывало, как отметила про себя Констанс, каждый раз, когда она оказывалась в его объятиях. Чарлз был возбужден, и, хотя и пытался скрыть свое волнение, низкий хриплый голос выдавал его с головой.

– Да, ты не Роберт, и я это знаю, – лихорадочно забормотала Констанс, пытаясь отстраниться. – Но это не играет роли…

– Еще как играет, – оборвал ее Чарлз.

– И все же ты не прав. – Приложив ладони к широкой груди Чарлза, она чувствовала, как бьется его сердце, а тепло его загорелой кожи окутывало ее с головой, распространяя по всему телу сладкую истому. – Я не хочу тебя… Я не люблю…

– А кто тебя просит любить? Я могу подождать, терпения у меня хватит. Только дай мне шанс, загляни в свою душу и увидишь: у нас все получится. Да мы можем оставаться друзьями сколько хочешь, – бормотал он. – Будь же честна сама с собой…

А затем, словно в подтверждение смехотворной возможности остаться друзьями, Чарлз поцеловал ее долгим, сладким поцелуем, в котором смешалось все – от отчаяния до страсти. И Констанс, удивляясь сама себе, ответила на поцелуй, нежно обхватив шею Чарлза руками. Ее рот был ненасытнее, чем его, и вскоре страстный, глубокий поцелуй разжег в обоих давно дремавший огонь желания.

Подсознательно Констанс понимала, что совершает ужасную, непоправимую ошибку, но продолжала фанатично целовать Чарлза, испуская по временам короткие стоны наслаждения.

Чарлз с восторгом ощущал, как напряглись ее груди от умелых ласк его рук, и чуть не потерял самообладание от аромата, источаемого едва тронутой загаром шелковистой кожей Констанс. Она медленно поглаживала плечи Чарлза, запускала пальцы в его густые волосы и прижималась к нему всем телом так по-детски неуклюже, но вместе с тем страстно, что Чарлз был тронут до глубины души.

Он настолько не ожидал такого взрыва эмоций, такого всплеска чувств, что чуть было не перестал целовать Констанс и ласкать ее податливое тело. Она понимала, что надо остановиться, но когда Чарлз стал нетерпеливо развязывать тесемки ее оранжевого сарафана, покрывая поцелуями каждый новый участок тела, освобожденный от хлопчатобумажной материи, Констанс почувствовала, что плавится как воск в его сильных руках.

– Теперь ты убедилась? – тихо спросил Чарлз, отрываясь от ее губ. – Нам будет хорошо вдвоем, Констанс, ты же чувствуешь…

Просто хорошо? – подумала она. Да нам будет так хорошо, как не было еще никому на целом свете!

– Мы оба начнем все сначала, только ты и я. И никого между нами…

Ее резкое движение в сторону и прерывистый вздох изумили Чарлза неимоверно.

– Что с тобой, Констанс? – Он видел, как округлились, став совершенно чужими, ее глаза, и, обезумев от досады, обхватил руками и затряс ее хрупкие плечи. – Теперь-то что? Да ради Бога, скажешь ты, наконец, хоть слово?!

Да, теперь действительно пора открыться, решила Констанс, торопливо застегивая сарафан. Только так он поймет меня и оставит в покое.

– Хорошо, я расскажу, – заговорила она упавшим голосом. – Ты узнаешь обо всем, но не здесь. – Мастерская была дорогим ей местом забвения, где она пряталась от мирских забот, наслаждаясь тишиной и покоем. – Давай выйдем на улицу.

Как только они снова оказались за столом в саду, Чарлз вопрошающе посмотрел ей в глаза, и она начала свое повествование. Констанс рассказала все, начиная со своей счастливой жизни до замужества и закончив описанием их с Робертом помолвки.

– Так мы решили пожениться, – без выражения произнесла она.

– И что дальше? – настаивал Чарлз. – Что произошло после свадьбы?

– Муж изменился до неузнаваемости. Он стал просто другим человеком. – Констанс вздрогнула, несмотря на то что день выдался на редкость теплым. – Все началось уже в медовый месяц. Мы жили в гостинице, а там был один коридорный… Так вот Роберт сказал, что парень пытается меня соблазнить, а я строю ему глазки, хотя я даже толком не разглядела этого человека. И это случилось в наш медовый месяц…

Она проглотила подступивший к горлу комок.

– Но это были только цветочки. Роберт хотел обладать мной всегда, он был как одержимый, ей-богу, другого слова не найдешь. Он стал отвратительно ревновать, изводил себя и меня угрозами и обвинениями… Он разогнал всех моих друзей, стал издеваться над тем, как я одеваюсь, причесываюсь, крашусь… Он запрещал мне работать, потому что работа подразумевала контакт с другими людьми… с мужчинами… Он вечно твердил, что я слишком худая, что моя работа не заслуживает даже самой низкой оценки, что в постели я вообще безнадежна… В общем, делал все, чтобы я чувствовала себя зависимой от него. Он контролировал все, все, что я делала! И его старания не прошли даром. Я в самом деле начала верить, что без Роберта я ничто.

– Но ты же могла с кем-нибудь поделиться? – осторожно спросил Чарлз, мысленно посылая проклятия в адрес покойного тирана. – С мамой, с Брендой, с подругами?

– Я пыталась! Но ты не знал Роберта, поэтому не поймешь. На людях он был само очарование, милый, уступчивый и предупредительный, а наедине… И ведь он любил меня… По-своему, странной любовью, но любил!

– Констанс, это не любовь, – констатировал Чарлз, выслушав ее печальную историю. – Что бы это ни было, называй как хочешь, но любви между вами не было. По-моему, ты выразилась очень точно, сказав, что он был одержим.

– Как бы там ни было, я боролась за свою свободу каждый день, каждый час, – мрачно продолжала Констанс. – А потом он заставил меня согласиться на операцию…

Чарлз нахмурился.

– Какую операцию? Прости, но я что-то не понял…

Это было тяжелее всего – признаваться в том, что тебя хотели лишить возможности иметь детей. Констанс встала, нервно прошлась вдоль стола, чувствуя на себе пару испытующих глаз, и, повернувшись к Чарлзу спиной, устремила взгляд на бескрайние просторы заливных лугов, сливающихся с голубой гладью неба.

– Роберт требовал, чтобы я прошла стерилизацию, – отчеканила она, покраснев до корней волос. – Он вечно твердил, что прошлого не существует, что мы начнем все с начала, только он и я. И никого между нами… Вот поэтому он не хотел заводить детей.

На какую-то долю секунды Чарлза словно парализовало: он вспомнил слова, которые произнес несколько минут назад. Проклятье! Как ей теперь объяснишь? Я ведь имел в виду вовсе не то, что ее полоумный муж!

Но, прежде чем ему удалось открыть рот, Констанс заговорила снова:

– Я, конечно, сопротивлялась как могла. Но он записал меня на прием к врачу и, придя однажды вечером домой, закатил жуткую истерику… Мы поссорились… Он перебил все мои вазы, изрезал картины, даже ту, которую я написала по фотографии покойного отца, а ведь Роберт знал, как много она для меня значила.

Ее голос дрогнул, но, когда Чарлз поднялся из-за стола, Констанс резко обернулась и, вытянув вперед обе руки, тихо взмолилась:

– Нет, прошу тебя, Чарлз, не надо! Просто выслушай меня…

Он молча кивнул, снова усаживаясь за стол. Констанс осталась стоять, бледная как смерть, и, собравшись с силами, возобновила свое повествование:

– Я очень испугалась. Я и вправду решила, что он способен меня убить, и выбежала вон из дома. На улице ему удалось меня поймать, и я увидела в его глазах слезы раскаяния. Он был очень расстроен своим поведением – Роберт всегда сильно страдал после ссор, – и мы мирно побрели домой. Тогда и произошло несчастье…

Чарлз подбодрил ее кивком головы. Что за чепуха? – думал он, не веря своим ушам. И как только таких подонков земля носит?

– Констанс, твой муж был болен, неужели ты не догадывалась? – Он хотел подойти к ней, обнять и держать в руках так крепко, чтобы никто больше не посмел причинить ей горя. – Ему была нужна помощь врача, понимаешь? Психиатра.

– Я тоже так думала, когда разговаривала с мамой и с Саймоном – она с сомнением покачала головой, – но они уверяли, что у страха глаза велики. Мол, период так называемого привыкания бывает у всех молодоженов, и все в таком духе… А о том, чтобы пойти к врачу, Роберт и слышать не желал! Он говорил, что это я во всем виновата. Понимаешь?

– Я понял только одно: тебе пришлось побывать в настоящем аду, – заключил Чарлз. – Но далеко не все мужчины такие, как твой Роберт. И множество свадеб становятся началом удачной семейной жизни.

– Может, ты и прав.

– Никаких «может»! Я прав, и спорить тут нечего! – горячо воскликнул Чарлз.

– Ты, конечно, прав, но я уже ни во что в этой жизни не верю.

– Я сделаю так, что ты снова поверишь!

– Не надо. – Ее голос стал ледяным. – Я не хочу даже пытаться поверить в это, понимаешь? Я не хочу больше рисковать. Теперь моя жизнь в моих руках, и она слишком дорога мне, чтобы снова доверить ее кому-то еще. Я не хочу давать тебе шанс, чтобы ты точно так же стал мной командовать…

– Но я и не собирался! – Его ответ прозвучал чересчур громко в густой тиши безмолвной природы, и Констанс невольно вздрогнула. – У нас все будет по-другому, поверь. Я не такой, как Роберт, и я тебя действительно люблю.

– Роберт говорил то же самое. – Она уставилась на него усталым бесцветным взглядом, и Чарлз понял, что эта битва проиграна.

– Я понимаю, каково тебе пришлось, Констанс, но ты забываешь одну важную вещь, которая способна изменить всю твою жизнь. Я волную тебя как мужчина, и это может стать началом – очень хорошим началом – для наших отношений.

– Не думаю, что настанет день, и все вдруг ни с того ни с сего встанет на свои места.

Чарлз потерял терпение и закричал:

– А я уверен, что ты меня полюбишь! Я заставлю тебя это сделать! Здесь только я рядом с тобой, и нечего постоянно сравнивать меня с каким-то подлецом из прошлой жизни!

– Ты не понял, – спокойно отозвалась Констанс. – Я уже люблю тебя, Чарлз. Я полюбила тебя уже очень давно, но поняла это только сейчас. Да, я люблю… но это не сможет повлиять на мое решение. Я не хочу пускать тебя в свою жизнь.

Констанс замолчала, наблюдая за эффектом, который произвели ее слова. Чарлз выглядел так, словно получил мощнейший удар в солнечное сплетение. Но Констанс прекрасно понимала: допусти она сейчас слабину, ей всю оставшуюся жизнь придется жалеть о принятом решении. Чарлз все же слишком красив, слишком силен и нежен… Точно, пронеслось у нее в голове, слишком похож на Роберта.

– Значит, ты обрекаешь нас обоих на вечное одиночество? – уныло спросил Чарлз после долгого молчания.

– Называй это как хочешь. – Она вызывающе выпятила вперед подбородок. – Но я бы предпочла считать, что спасаю твое и свое будущее. Ты еще встретишь хорошую девушку.

– Замолчи! – вскричал Чарлз, испугав Констанс своей страстной одержимостью. – Не смей говорить, что я могу встретить другую, не то я не отвечаю за свои действия! – Он постоял с минуту, глядя в ее испуганные глаза, а потом резко отвернулся и зашагал по тропинке, ведущей к припаркованному неподалеку джипу.

Констанс, оцепенев от горя, долго смотрела ему вслед. Он уходит, он навсегда меня оставляет, мучалась она, пытаясь справиться с подступавшими к горлу рыданиями. Прощальный взгляд Чарлза красноречивее всяких слов дал ей понять, что он больше не вернется.

Она слышала, как взревел джип, словно сам дьявол вселился под капот огромного автомобиля. А потом густая тишина – обманчивая, звенящая безмятежность – опустила легкое покрывало спокойствия на зеленые луга, окружавшие тихую гавань отчаявшейся Констанс. Даже птицы, и те молчали, словно знали: нечто важное произошло сейчас под крышей этого дома.

Он ушел.

Констанс, тяжело вздохнув, опустилась на прогретые солнцем ступеньки, а веселое голубое небо будто смеялось над ее горем, отражаясь радостными бликами в безмятежной речной глади.

Он ушел, и это все лишь по ее вине.

11

Когда вечером того же дня Констанс заехала в ветеринарную лечебницу за Банга, веселое возбуждение соскучившегося пса ненадолго сгладило неприятное впечатление от расставания с Чарлзом. Но лишь ненадолго.

Она весь вечер ждала телефонного звонка, зная, что все равно не дождется, а утром, едва рассвело, была уже на ногах – взвинченная, усталая, раздраженная, повторяя себе непрестанно, что Чарлза не вернуть.

На следующий день легче не стало, и в течение медленно тянущейся недели Констанс мало-помалу свыклась с фактом его отсутствия, ведь теперь наконец-то исполнилось самое заветное ее желание: она осталась одна.

Однако сердцу не прикажешь, и постоянные мысли о Чарлзе к концу второй недели добровольного затворничества вынудили ее совершить поездку в Лондон, к Саймону и Бренде. Однажды вечером Констанс быстро собрала кое-какие вещи и через десять минут вместе с Банга покинула ставший почти родным деревенский дом.

Когда она уезжала, в Суррее стояли погожие деньки, зацветали сады и зеленые поля, но Лондон встретил Констанс негостеприимным туманом и промозглой сыростью серых улиц.

Хотя Констанс предупредила о своем визите, ей все же стало неловко, когда она заметила, что Бренда не слишком рада ее приезду. Усадив гостью в шезлонг, притаившийся в тенистой прохладе летнего сада, Бренда принесла два высоких запотевших бокала с холодным апельсиновым соком и, тяжело вздохнув, приступила к расспросам:

– Ну выкладывай. Что там у вас еще с Чарлзом?

– С Чарлзом?.. – переспросила Констанс, вскинув на смеющуюся Бренду полные ужаса глаза.

– Ради Бога, Констанс! – фыркнула Бренда. – Да это же ясно как день. Только слепец не заметил бы, что между вами происходит нечто интересное.

– Неужели так заметно? – испуганно прошептала Констанс, отпивая сок со льдом. – Но тогда я еще сама об этом не думала. А вот Чарлз, похоже, все понял сразу.

– Но теперь-то вы, надеюсь, оба в курсе? – захохотала Бренда. Ее, похоже, забавляло замешательство Констанс.

– Да. Но это больше не поможет.

Констанс вдруг подумалось, что, подслушай кто-нибудь со стороны эти бессвязные обрывки фраз, он бы, вероятно, решил, что две женщины разговаривают на каком-то закодированном языке. Но ведь и ее теперешняя жизнь стала в какой-то степени своеобразным набором ходов и правил, закодированных так, чтобы никто другой не догадался бы об их истинном назначении. Жизнь словно потеряла свой привычный смысл.

– Так-так… – протянула Бренда, видя, что дела в Суррее приняли серьезный оборот. – И кто же из вас получил от ворот поворот? Хотя можешь не отвечать. Позволь-ка угадать… – Она хитро прищурилась. – Впрочем, тут и гадать-то нечего. Ты опять отшила беднягу Чарлза?

– Да… – Констанс порывисто выпила содержимое своего стакана и посмотрела на Банга, который разлегся у ее ног. – В переносном смысле, конечно.

– Что ж, поздравляю. – Бренда уселась поудобнее и стала нервно постукивать пальцами по хрустальному бокалу. – Ну-ка успокойся и расскажи, как все было.

И Констанс рассказала. Рассказала почти все, начиная с момента первой встречи и заканчивая недавним расставанием, опустила только самые интимные моменты своих свиданий с Чарлзом.

– Да уж. – Бренда нахмурилась, ей было уже не до смеха. – Видит Бог, мне не хочется это говорить, но… По-моему, Чарлз абсолютно прав, а ты ошибаешься на все сто процентов.

– Давай не будем ходить вокруг да около. Скажи: что ты имеешь в виду? – холодно спросила Констанс. Ей не понравилось, что честная, всегда прямолинейная Бренда вдруг ни с того ни с сего заговорила загадками.

– Послушай, дорогая, я знаю, что твоя семейная жизнь была далеко не идеальной и ты боишься снова наступить на одни и те же грабли. Но никто тебя об этом не просит, понимаешь? Он сказал, что даст тебе время, уйму времени, целый вагон, если ты пока не готова к серьезным отношениям. А теперь ответь: что остается делать ему? – строго вопросила Бренда. – Поставь себя на место Чарлза!

– Это его личное дело. А что до меня, ждать я больше не хочу, – решительно ответила Констанс.

– Тогда почему ты здесь? Раз уверена в своих чувствах, зачем тебе мои советы?

– Мне было просто необходимо выговориться кому-то близкому, вот и все. Тем более я немного устала от работы: дурацкие мысли крадут время и силы. Жара стоит невыносимая…

– Да дело-то, конечно, не в жаре. – Бренда прикончила свой сок и удовлетворенно улыбнулась. – Я лично придерживаюсь несколько иного мнения. Давай бокал, пойду налью еще сока.

К тому времени, когда Бренда вернулась с кухни, Констанс решила, что тема Чарлза отныне навсегда закрыта. Констанс искренне любила свою невестку, но, поскольку Саймон был первым и единственным мужчиной Бренды, она в отличие от Констанс не знала, да и не могла знать, как легко ошибиться при выборе партнера. И Констанс приняла единственно верное, по ее мнению, решение: она заставит себя забыть о Чарлзе и, вернувшись в Суррей, снова примется за работу.

Бренда, как это ни странно, с завидным упорством не желала оставлять начатый разговор. Пропустив мимо ушей расспросы Констанс о здоровье детей, она внимательно посмотрела на нее и твердо сказала:

– Знаешь, вы с Чарлзом… Извини, могу я ввернуть хоть пару слов, прежде чем ты закроешь эту тему?

– Ты говоришь так, будто я затыкаю тебе рот, – обиделась Констанс.

– Да, похоже на то, – кивнула Бренда. – Но дело не в этом. Главное, что мы с тобой обе знаем: Чарлз не совсем подходящая пара для такой женщины, как ты. Он намного богаче, влиятельнее, известнее. Правильно? Он не подходит на роль тихого домашнего мужа, но ведь и тебе такой не нужен! Когда мы только познакомились, ты была совсем другим человеком: веселым, энергичным, открытым. До твоего замужества я ни за что не поверила бы, что тебе нужна лишь стабильная работа да тихоня-муж, расхаживающий по дому в пижаме. В тебе есть что-то артистичное, понимаешь? Ты не такая, как все.

– Согласна, только не знаю, чем это может мне помочь. Объяснись, если не трудно, – попросила Констанс.

– Частично ваши проблемы с Робертом исходили из того, что вы были оба личностями творческими. А Чарлз не такой. У него своя карьера, и он не будет подобно Роберту завидовать и бояться, что в один прекрасный день ты станешь популярнее, чем он. Он человек самодостаточный, пойми же это, Констанс! Ему не надо никому доказывать, что он лучший из лучших. Он уже состоялся как личность, понимаешь?

– Похоже, ты неплохо разбираешься в психологии, – заметила Констанс.

Бренда пожала плечами.

– Это жизнь. Во всяком случае миссис Уайтселл Чарлз понравился, да и Саймон от него просто в восторге.

– Не забывай, Роберт нравился им не меньше. А теперь давай оставим этот разговор и поболтаем о чем-нибудь более приятном.

– Хорошо, – улыбнулась Бренда, и молодые женщины просидели в тенистом саду до самого вечера, а потом домой вернулся Саймон.

– Констанс? – оторопел он, замирая на входе в кухню, где Бренда с Констанс потчевали детей чаем с печеньем. – Не думал, что ты примчишься так скоро. Тебе звонила мама?

– Мама? Мне? – Констанс удивленно вскинула брови. – Зачем? Что случилось?

– Да в общем-то ничего особенного. – Саймону было явно не по себе. – Честно говоря, мы условились, что она тебе не скажет. Мы, конечно, не были уверены, что ты дашь согласие, но все же понадеялись. Мы просто решили, что так будет лучше, и в первую очередь для тебя.

– О чем ты, Саймон?! – спросила Констанс, терпеливо выслушав его сбивчивый лепет. – Кажется, вы скрываете от меня то, чего мне знать не следует, так? – добавила она, глядя то на брата, то на Бренду.

– Нет-нет! То есть да… Честно говоря…

– По-моему, пора открывать карты, Саймон, – сказала Бренда. – В конце концов ничего криминального здесь нет. Зря ты так напугал Констанс. Расскажи всю правду, не томи сестру.

Констанс ничего не понимала.

– Мы просто дали за тебя согласие, – осторожно начал Саймон. – Но это еще вилами на воде писано, так что ты можешь и отказаться. – Его голос звучал все более возбужденно, хотя Саймон изо всех сил пытался сдержаться. – Хотя я бы тебе не советовал. Соглашайся, не пожалеешь!

– Да на что? На что я должна соглашаться?

– Корпорация, которая строит спортивные клубы и косметические салоны для самых обеспеченных дамочек всего мира, хочет, чтобы ты выполнила для них большую работу, – с ликованием сообщил Саймон. – Им нужна скульптура, красивая композиция, но доверить это кому попало они не могут. Вчера мы подтвердили твое согласие, надеясь, что ты не откажешься, и они готовы выплатить аванс хоть сейчас. – Саймон назвал столь внушительную сумму, что Констанс едва не упала со стула.

– А что за работа? Я смогу это сделать? – хрипло спросила она, приходя потихоньку в себя.

– Без проблем. – Саймон радостно посмотрел на сестру. – Они хотят, чтобы в холле был эффект водопада. Ты должна вылепить несколько изящных кораблей, расположенных один под другим, чтобы вода перетекала из одного корабля в другой. Внизу будут корабли покрупнее, наверху – поменьше. Представляешь, как красиво? А еще – если, конечно, им понравится твой водопад, – они готовы заказать тебе маленький бассейн с разноцветными фонтанчиками.

– Ого! – только и смогла выдавить из себя Констанс.

– Подготовительную работу ты можешь начать у себя в деревне и постепенно перевозить все это в Лондон, – продолжал Саймон. – Они готовы подождать несколько месяцев, пока ты расквитаешься со своими нынешними заказчиками. Нет, ты только подумай, какую они тебе сделают рекламу!

– Конечно-конечно, – торопливо согласилась Констанс. – Но к чему вся эта секретность? Ты чего-то недоговариваешь?

– Нет, что касается заказа, это все!

– Саймон. – Бренда произнесла это таким тоном, что Саймону снова стало не по себе. – Скажи ей все.

– Да ничего особенного, правда! Просто, пока шли переговоры, он настаивал, чтобы его имя оставалось в тени, хотя мы с мамой из-за этого чуть не поругались… Мама считает, что ты должна знать правду, но, раз он не хочет себя рассекречивать, по-моему, мы могли бы пойти на уступки.

– Саймон! – Констанс потеряла терпение. – Кто этот «он»?

– Как кто? Чарлз Стэйн, конечно.

– Что?! – вскричала Констанс.

– Именно Чарлз выставил твою кандидатуру на совете директоров, ведь он входит в правление корпорации. Знаешь, чем они занимаются? Держат по всему миру центры досуга, косметические салоны и…

– Саймон, ты повторяешься, – перебила Констанс.

– Он думал, что если ты узнаешь о его причастности, то будешь рассматривать это предложение как подхалимаж. Но Чарлз почти ни при чем. Все, в чем можно его упрекнуть, это в том, что он вынес на обсуждение твою кандидатуру. Совет директоров тщательно изучил твои работы, им понравилось, и теперь они готовы заключить соглашение со мной, поскольку я им сказал, что я – твой агент.

– Но они никогда в жизни не узнали бы обо мне, если б не Чарлз, – задумчиво произнесла Констанс. – Это он настаивал на моей кандидатуре, иначе они бы связались с более именитыми скульпторами.

Саймон пожал плечами.

– Не исключено. Но даже именитым скульпторам не всегда удается заполучить такой выгодный контракт, а я, заметь, принес его тебе на блюдечке.

Не ты, а Чарлз, подумала Констанс. Опять Чарлз… Кто, если не он, поверил в мои силы?

– Так значит, договор подписали еще вчера, – снова заговорила она, задумчиво теребя подол своей юбки.

– Ну да. Совет директоров собрался два дня назад, чтобы принять окончательное решение.

Говоря это, Саймон смотрел на сестру весьма странно, и она прекрасно понимала его недоумение. Как и любой нормальный человек, она должна была прыгать и кричать от радости, а Констанс сидела как в воду опущенная.

Два дня, думала она. Решение было принято два дня назад, а он даже не потрудился ко мне зайти. И предлог вроде был…

Констанс понимала, что ей следует сказать что-то, приличествующее случаю, или хотя бы выказать радость, но это было выше ее сил.

Поздно ночью, лежа в отведенной ей Брендой комнатушке, Констанс снова и снова прокручивала в голове подробности разговора с братом.

Как великодушно со стороны Чарлза! Но сможем ли мы теперь навсегда расстаться? Не сделал ли он это для того, чтобы заманить меня в свою постель? Ведь он так часто повторял, что хочет меня… И я его… О, как я себя ненавижу! Все же надо послать ему письмо или позвонить – сказать «спасибо». Встречаться нам нельзя, я не уверена, что сдержусь, но позвонить надо обязательно.

Как только решение было принято, Констанс сразу успокоилась и закрыла глаза. Через десять минут она забылась тревожным, но счастливым сном.

Ленивые стрелки настенных часов медленно подползали к цифре «два», когда на следующий день Констанс с матерью и Саймоном неспешно вошла в выставочный зал.

Никто из них не заметил высокого темноволосого человека, который стоял в одиночестве у дальнего окна, пока Лесли, помощница Саймона, не подошла к ним и не сказала:

– Добрый день. Вас ожидает джентльмен.

Все резко повернулись в ту сторону, куда указывала Лесли, и секундой спустя Констанс заметила, что мать и брат с улыбками двинулись к мужчине, стоявшему в отдалении. На какое-то мгновение она почувствовала весьма смешное в сложившихся обстоятельствах облегчение, оттого что выглядела как настоящая леди в открытом белом платье и дорогом жакете с короткими рукавами, купленном этим же утром в фешенебельном бутике.

Чарлз явно оценил все это и, взглянув на Констанс поверх голов миссис Уайтселл и Саймона, негромко произнес:

– Привет, Констанс.

– Привет.

А, ты не знал, что я в Лондоне! – поняла она по удивленному взгляду его голубых глаз, прежде чем Чарлз переключил внимание на ее родственников. Да ведь он владеет ситуацией намного лучше, чем я! – с досадой подумала Констанс, наблюдая за его бесстрастной мимикой. Какой красавчик, не удержалась она, лаская взглядом его широкие плечи и мужественное лицо. Устал, видно, решила Констанс, заметив черные тени у него под глазами, но все равно лучше всех!

Констанс сделала над собой титаническое усилие и преодолела небольшое расстояние, отделявшее ее от Чарлза, торопливо вливаясь в разговор, пока ее мать ненадолго умолкла, чтобы набрать в легкие побольше воздуха.

– Хочу сказать вам спасибо, Чарлз, – начала Констанс, – что замолвили за меня словечко. Для меня это чудесная возможность выбиться в люди.

– Не за что. – Его голос был бархатисто нежен и ласкал слух своими низкими, чуть хрипловатыми тонами. – Значит, вы в курсе?

– Простите, это я виноват, – признался Саймон, слегка покраснев. – Не умею скрывать правду, вот и все!

– Ничего, это не самое страшное, было бы хуже, если б наоборот, – милостиво заметил Чарлз. – Но я заскочил лишь на минутку, Саймон. Хотелось бы обсудить пару нерешенных вопросов. Можете уделить мне несколько минут?

– Ну разумеется! – Саймон прямо из кожи вон лез, стараясь показать себя с лучшей стороны. – Пойдемте в кабинет. Кофе не желаете? – спросил он, одновременно делая знак Лесли.

– Пожалуй, – ответил Чарлз с улыбкой. – Черный, пожалуйста, без сахара, – проинструктировал он подошедшую Лесли. – Счастливо, миссис Уайтселл. Рад был снова видеть вас, Констанс.

Он уходит от меня, он опять оставляет меня в одиночестве! Констанс не могла понять, что с ней происходит, и очень испугалась собственного голоса, когда громко крикнула вслед Чарлзу и брату:

– А вы не хотите обсудить это со мной? Ведь работать-то буду я!

Мужчины обернулись: Саймон с перекошенным от наглости сестры лицом, Чарлз – невозмутимый, как монолит.

– Нет, Констанс, мне с вами обсуждать нечего, – заявил он бесцветным голосом. – Мы уже обо всем договорились. – Он выдержал паузу и добавил более тихо: – Это касается лишь финансовой стороны дела, ничего интересного…

– О… Да, конечно, понимаю. Извините…

Чарлз кивнул ей и, отвернувшись, пошел вслед за Саймоном. Констанс стояла неподвижно до тех пор, пока мужчины не скрылись в одной из комнат, расположенных в коридоре, прислушиваясь к биению собственного сердца и пытаясь унять эту бешеную гонку.

Итак, Чарлз дал понять, что готов играть по моим правилам, успокаивала она себя. Наконец-то он все понял и не будет больше приставать ко мне со своими излияниями. Он не стал продолжать разговор, не предложил встретиться после обсуждения финансовых проблем… Фактически он первым поставил точку в наших отношениях.

Она больно закусила губу, сжав руки в кулаки, а потом вдруг заметила, что мать пристально на нее смотрит.

– Что-то не так, дорогая? – неуверенно поинтересовалась миссис Уайтселл. – Ты хорошо себя чувствуешь?

– Все в порядке, мама, – вяло отозвалась Констанс, пытаясь изобразить на лице хоть какое-то подобие улыбки, и спохватилась: – Ну, мне пора. Я обещала Бренде купить что-нибудь к чаю, чтобы она не отвлекалась от домашних хлопот.

– Хорошо, иди. – Голос миссис Уайтселл звучал нейтрально, но взгляд был очень проницательным. – Беги, беги.

Эти последние слова были произнесены с определенной интонацией, но Констанс была до того расстроена, что приняла совет матери за чистую монету и устремилась к дверям.

Этот день, по мнению Констанс, тянулся невыразимо долго, несмотря на веселый бедлам, который устроили ее маленькие племянники. Она никак не могла взять в толк, в чем кроется причина ее напряженного беспокойства, но только до тех пор, пока домой не вернулся Саймон. Он приехал один, а когда заявил, что Чарлз отказался у них отобедать, настроение Констанс совсем упало.

– Я говорю: помнишь, Чарлз, как мы хорошо посидели у нас тогда, в апреле? А он отвечает, что его уже кто-то пригласил на этот вечер.

– Уже кто-то пригласил, – эхом отозвалась Констанс.

Что бы это значило? – спрашивала она себя с мазохистской настойчивостью. Деловой обед или любовное свидание? Вечеринка с друзьями, премьера в опере или поздний ужин в интимной обстановке при свечах?

О Боже! Я должна остановиться! Так больше нельзя. Мне все равно, пусть он переспит хоть с сотней женщин! Меня он не получит. Никогда!

На следующий день Констанс вернулась в Суррей. Оказавшись дома, она с небывалым рвением набросилась на работу, стараясь выполнять за день то, что было запланировано на все три. Просыпаясь на рассвете и засыпая на закате, она едва выкраивала время на еду, даже прогулки с Банга стали для Констанс сродни тяжкому наказанию.

Удивительнее всего было то, что в середине августа, когда на дворе стояла самая нестерпимая жара, Констанс вдруг подцепила грипп, эпидемия которого безжалостно скашивала целые семьи по всей стране. Сперва она почувствовала лишь легкое недомогание, но через пару дней, когда к ней в гости заглянул Джеффри, она услышала в свой адрес:

– Плохо выглядишь.

– Простудилась немного, ничего страшного, – ответила она, глядя на него воспаленными глазами. – Приму таблетку аспирина и лягу спать – к утру как рукой снимет.

– А врача ты не вызывала? – обеспокоенно спросил он.

– Из-за простуды? Конечно нет! – Констанс чувствовала, что голова просто раскалывается, словно сотни крохотных барабанчиков отбивают в висках свою адскую дробь. – Ты же знаешь, как опасно сидеть в жару возле вентилятора.