Текст книги "Последнее письмо"

Автор книги: Фриц Ройтер Лейбер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Лейбер Фриц
Последнее письмо

Фриц Лейбер

ПОСЛЕДНЕЕ ПИСЬМО

Перевод О. Клинченко

Первого десятимесяца 2457 года нашей эры ровно в девять часов утра по времени Федерации Планет (однако с допустимой погрешностью в одну миллионную секунды) на пятом подуровне шестьдесят восьмого роботизированного почтового отделения Нью-Нью-Йорка Черный Сортировщик жадно проглотил десять тысяч наименований почтовой корреспонденции первого класса.

Но столь вкусный завтрак пошел явно не на пользу почтово-сортировочной машине. Будто здоровенному псу дали хороший кусок говядины с пилюлей стрихнина. Во внутренностях Черного Сортировщика что-то зажужжало, заклокотало, он осветился синим электрическим сиянием и затрясся, как отбойный молоток.

Из последних сил он наконец развернулся и выплюнул через плечо один-единственный конверт, а затем с шумным придыханием выдул из себя в направлении сортирующих трубок эдакий средней величины снежный смерч, состоящий из остальных девяти тысяч девятисот девяносто девяти наименований почтовой корреспонденции первого класса, изжеванных в конфетти. Потом, все еще в конвульсиях, он схватил новые десять тысяч и так же стал их перемалывать и толочь. Черный Сортировщик был довольно груб по натуре.

Извергнутый им конверт подхватил язычок Красного Помощника Сортировщика. Где-то глубоко в его глотке раздалось недовольное рычание, он крепко выругался и передал конверт Желтому Перераспределителю, который передал его Коричневому Раздумывающему, который передал его Розовой Корзине-Для-Бумаг.

Не в пример Черному Сортировщику, Розовая Корзина-Для-Бумаг была очень чувствительна и деликатна, однако слишком уж восприимчива – машинное воплощение настоящей русской графини. Ей было предписано считывать информацию в 3137 кодах и отправлять курьерскими ракетами срочную космическую почту на межпланетные лайнеры; кроме того, она могла отличать "9с" от перевернутых вверх ногами "6с".

Розовая Корзина-Для-Бумаг надменно втянула в себя сей оскорбительный конверт и, почти в тот же самый миг вся затрепетав, из розовой превратилась в темно-малиновую. Через пару минут в средней части ее корпуса начали вспыхивать небольшие атомные огоньки.

Сигнал бедствия Розовой Корзины-Для-Бумаг получили одновременно Белая Няня Семь и Жирный Джо, которые быстро, насколько позволяли их вращающиеся колеса, примчались к ней. Но справиться с болезнью сиятельной машины при помощи своих незатейливых масленок и электрошока им не удалось.

Они призвали на помощь другие, намного более сведущие машины, в чьи обязанности входили профилактика и ремонт роботов. Но и те оказались не в состоянии что-либо сделать. Было ясно, что с Розовой Корзиной-Для-Бумаг, которая все еще продолжала трепетать и вспыхивать огоньками, случилось то, что можно было назвать сильным психозом с серьезными психосоматическими симптомами. Не узнав своего старого друга, она плюнула в Серого Психиатра отвратительной струей ионов.

Тем временем бумажный буран, порожденный Черным Сортировщиком, не утихал, образовывая огромные завалы перемолотой бумаги между темными опорами подуровня, и достиг уже аристократического района Розовой Корзины-ДляБумаг. Чтобы любой ценой обездвижить Черного Сортировщика, к нему направили группу дюжих машин, возглавляемую двумя спешно вызванными снегоочистителями.

Все понимали, что у дрожавшей, подобно бешено раскрученному волчку, Розовой Корзины-Для-Бумаг скоро наступит кризис. Наконец Серый Психиатр, посовещавшись с Зеленым Хирургом (с видимым раздражением и так неохотно, будто ему пришлось обратиться к знахарю), вызвал человека.

Человек несколько раз почтительно обошел Розовую Корзину-Для-Бумаг, а затем неожиданно ткнул в нее зондом с резиновой ручкой.

Розовая Корзина-Для-Бумаг мягко отрыгнула свою последнюю пищу, смертельно побледнела и, еще раз мигнув и вздрогнув, скончалась. В качестве непосредственной причины смерти Черный Судмедэксперт запротоколировал небрежно-халатные действия человека.

Этот полностью лысый и костлявый человек по фамилии Потшелтер поднял конверт, из-за которого и началась вся заваруха, недоверчиво поглядел на него, распечатал дрожащими пальцами, бегло ознакомился с содержанием письма, издал пронзительный вопль и со всех ног бросился прочь, забыв даже вскочить на свою каталку, которая неотступно следовала за ним по пятам, издавая тревожные кудахтающие звуки.

Ближайшим к происходившему представителем Солнечного бюро расследований (т. е. выполнявшим расследования в пределах Солнечной системы) был также полностью лысый человек с безжизненным лицом и несколько деревянными движениями. Звали его Крамбайн. Он сразу же узнал Потшелтера, едва лишь тот, задыхаясь от бега, влетел в его кабинет, протиснувшись в расходящийся дверной проем. Люди, которым по роду их деятельности приходилось вращаться среди Латунной Верхушки, как иногда называли машины наивысшего эшелона, составляли своеобразную человеческую элиту, были лучшими из лучших.

– Садитесь, Потшелтер, – произнес эсбээровец. – Посидите спокойно секунду, чтобы кресло охватило вас. Возьмите трубку кальяна и транквилизатор с лотка, что у вас под рукой. Какой бы непорядок вы ни обнаружили, он не может представлять такую уж большую опасность для планет. Я полагаю, когда вы покинете этот кабинет, Военный Флот Солнечной системы будет так же мирно вращаться на орбите вокруг Луны, как и сейчас.

– На этот счет у меня есть серьезные сомнения.

Потшелтер с жадностью проглотил большую бледно-лиловую пилюлю и глубоко затянулся кальяном.

– Крамбайн, сегодня утром в почтовой корреспонденции первого класса оказалось письмо.

– Черт подери!

– Это письмо от одного человека к другому.

– О Господи!

– Свободному прохождению рекламы нанесен огромный ущерб. По самым скромным оценкам, к настоящему моменту изжеваны в клочки триста миллионов дорогих первоклассных рекламных отправлений, и я не уверен, что Стальные Бразды – да хранит их Бог! – уже держат ситуацию под контролем.

– Дьявол!

– Естественно, бедные машины были не в силах совладать с этим письмом. Они не имеют ни малейшего понятия о том, что делать в таких случаях, в их программах нет, да и быть не может, ничего подобного. Случившееся вызвало у них ужасные припадки. Розовая Корзина-Для-Бумаг мертва. И как раз сейчас, если, конечно, удача на нашей стороне, три полицейские машины из самой прочной вороненой стали надевают намордник на Черного Сортировщика.

– Черт подери! Это невероятно, Потшелтер. Так Розовая Корзина-Для-Бумаг мертва? Возьмите себе еще один транквилизатор, Потшелтер, а лоток передайте мне.

Крамбайн принял его дрожащими пальцами и уже дотронулся до большой розовой пилюли, но затем, увидев вдруг, как сильно изменился цвет таблетки, схватил и проглотил две синие в форме овала. Было очевидно, что он отчаянно пытается взять себя в руки.

– Я почти никогда не принимаю по две сразу, – неуверенно начал Крамбайн, – но новость, которую сообщили вы... О Господи! Я припоминаю случай, когда кто-то пытался переслать по почте звуковое послание, но это было еще до меня. А кстати, есть ли вероятность того, что это письмо послано одной группой людей другой группе? Улью, терапевтической группе или же общественному клубу? Это, конечно, было бы гораздо хуже, но...

– Нет, просто один человек посылает отправление другому. – Лицо Потшелтера выразило, глубокую заботу. – Мне кажется, вы не совсем понимаете, о чем идет речь, Крамбайн. Это не звуковое послание, а письмо, написанное буквами. Ну вы же знаете – буквы, иероглифы, как в книгах.

– Не смейте упоминать о книгах в этом кабинете! – Крамбайн в гневе вскочил, вытянувшись по струнке, а затем снова плюхнулся в кресло. – Извините меня, Потшелтер, но я нахожу весьма затруднительным говорить об этих вещах напрямик. Я понимаю вас так, что некое лицо попыталось воспользоваться почтой, чтобы переслать другому лицу какието отпечатанные листки?

– Хуже. Написанное письмо.

– Написанное? Я не знаю этого слова.

– Это способ изображения символов, создание визуальных эквивалентов звукам без использования электричества. Пишущий (так он зовется) пользуется черной жидкостью и заостренным прутиком, именуемым пером. Мне это известно, потому как древние способы общения – одно из моих хобби.

Крамбайн нахмурился и покачал головой.

– Общение – это опасное дело, Потшелтер, особенно на личном уровне. Насчет меня и вас – здесь все в порядке, потому что мы знаем, что делаем. – Он взял с лотка третью синюю пилюлю. – Но для абсолютного большинства этого народца из ульев общение один на один – это просто патологическая форма рекламы, опасная пародия на нормальную передачу новостей. Это очищение желудка без анализа лаборанта, ответ урока без присутствия учителя – извращение, используемое для предательства и разрушения.

Он положил на язык и разжевал синюю пилюлю, после чего выражение осуждения на его лице усилилось.

– Однако, что касается этого пера... Вы имеете в виду, что какой-то субъект приклеивает заостренный прутик к своему языку и так говорит, а черная жидкость оставляет на бумаге след от вибрации языка? Примитивный неэлектрический осциллоскоп? Неряшливый, но вполне возможный способ фиксации образа произносимого слова.

– Нет, Крамбайн, нет, – Потшелтер нервно сунул в рот квадратную оранжевую таблетку. – Это письмо, которое пишут от руки.

Крамбайн внимательно наблюдал за ним.

– Я никогда не смешиваю разные транквилизаторы, – рассеянно-горделиво пробормотал он. – Пишут от руки, так ведь? Вы подразумеваете, что послание отпечатано на руке? И кожа или вся рука впоследствии отделяется и отсылается по почте наподобие позорных обычаев марсиан? В самом деле, жуткая выдумка, Потшелтер.

– Вы все еще абсолютно не улавливаете, в чем тут дело, Крамбайн. Пальцы руки двигают прутиком, на котором имеются чернила, и в результате получается грубая имитация напечатанного слова.

– Дьявольское изобретение! – Крамбайн изо всей силы стукнул кулаком по столу, так что задребезжали четыре телефона и несколько десятков микрофонов. – Так вот, Потшелтер, СБР может раскрыть самые изощренные дела современности, но когда эти поганцы где-то раскапывают и воскрешают трюки, которыми пользовались в Доатомной Пещерной Эре, это уже не шутки. Но, черт подери, я зря теряю время в тот момент, когда планетам грозит опасность! Каков код отправителя этого дьявольского письма?

– Оно без кода, – мрачно ответил Потшелтер, показывая конверт. – Здесь обратный адрес. Написанный от руки.

Белый как бумага, Крамбайн медленно водил глазами по неровным строчкам в левом верхнем углу:

От Ричарда Рауэ*

215 Западная. 10-я ул. (горизонталь)

2837 Ракетная Площадка (вертикаль)

Улей 37. Нью-Нью-Йорк 3/9, Н.И.

Колумбия, Земля.

– Уф! – содрогнувшись, выдохнул Крамбайн. – Эти извивающиеся символы, эти буквы, как вы их называете, эти адские творения намного труднее разобрать, чем напечатанные. Кажется, это почти все равно, что пробуждать всякие мерзкие воспоминания о различных расах. Я сейчас отчетливо представил себе, как одетые в шкуры шаманы окунают длинные отточенные прутики в котлы с пузырящейся черной жидкостью. Неудивительно, что Розовая Корзина-Для-Бумаг не вынесла этого. Отчаянная была девушка.

Устроившись поудобнее за своим столом и обретя немного твердости, он принялся нажимать огромное количество кнопок и называть сразу в несколько микрофонов длинные серии цифр и закодированных звуков алфавита. Подобно световой рекламе замигали, передавая морзянку, расположенные вокруг стола ряды разноцветных лампочек, в то время как на картах и космических схемах, а также внутри трехмерных диаграмм улиц поползли фосфоресцирующие стрелки.

– Здесь! – сказал он наконец. – Отправителя письма сейчас арестовывают и доставят прямо сюда. Посмотрим, что за тип Ричард Рауэ, если, конечно, допустить, что он человек. На всякий случай вокруг его станции заселения выставлены семь кордонов оцепления: три – укомплектованных машинами, два из агентов СБР и два – представляющих собой военно-медицинские команды, состоящие как из людей, так и из механизмов. Те же действия предпринимаются в отношении предполагаемого получателя. Эскадра эсминцев Флота Солнечной системы уже висит на орбите над Нью-Нью-Йорком.

– На случай, если появится необходимость в бомбе "Ч"? задал ужасный вопрос Потшелтер.

* Производное от Ричарда Роу: на языке юристов-воображаемый ответчик в судебном процессе.

Крамбайн кивнул.

– Со всеми этими изуверами, скрывающимися где-то возле Солнечной системы в своих черных невидимых кораблях и жаждущими планетоубнйств, мы не можем слишком церемониться. Достаточно одного лишь слова, переданного одним шпионом другому,– и может случиться все что угодно. Мы же обязаны нанести упреждающий бомбовый удар: чтобы они не успели обменяться информацией и чтобы избежать больших потерь со своей стороны. Один разрушенный город – это лучше, чем разгуливающий на свободе предатель, способный разрушить много городов. Сто лет тому назад по почте все-таки переслали три открытки, адресованные частным лицом частному лицу – только три почтовых открытки, Потшелтер! – и мгновенно погибли города Схенектади, Хобокен, Цицерон и Валах-Валах. Поскольку вы уже смешали их, вот, возьмите одну из этих овальных синих. На мой взгляд, если уж постоянно глотать, то лучше всего подходят эти.

Резко зазвонили телефоны. Крамбайн схватил две трубки и стал слушать. Потшелтер механически поднял третью. Звонки продолжались. Крамбайн подбородком зажал одну из трубок, кивком головы указав Потшелтеру на скопище микрофонов на другом конце стола. Потшелтер взял трубку четвертого телефона, находившегося за микрофонами. Звонки прекратились. С видом абсолютной секретности двое мужчин слушали, не произнося ни звука. Взгляд Крамбайна будто приклеился к секундной стрелке больших часов. Когда она совершила полный оборот, он положил трубки телефонов наместо. Его примеру последовал и Потшелтер.

– Мне и в самом деле нравится простота новой почасовой телефонной рекламы "Пышной Буханки", – глубокомысленно заметил последний. – "Хлеб, который легче воздуха" Это прекрасно.

Крамбайн кивнул, соглашаясь.

– Я слышал, им пришлось увеличить массу свинцовой фольги для оберток, чтобы буханки не улетали с полок. Так-то.

Он кашлянул, прочистив горло.

– Очень плохо, что мы не можем позволить себе слушать рекламу по телефону больше, чем сейчас. Но даже когда у нас на повестке дня нет кризиса, я считаю, что мне необходимо предусматривать в своем бюджете время на прослушивание рекламы. Одна минута в час – вполне разумный компромисс между необходимостью выполнения обязанностей и собственными желаниями.

Внезапно ближайшая к ним стена пропела:

Мистер Длс. Августус Крамбайн,

Знаем мы – вы идеальны.

И с небесной вышины

Телеграммы вам пришли.

Затем в центре стены образовалось небольшое, в форме сердца отверстие, из которого по воздушной дуге на середину стола посыпались бледно-желтые конверты. Крамбайн занялся просмотром, пристально вглядываясь в маленькие прозрачные оконца в них.

– Гм... "Электронное мыло"... "Лучшие дома и посадочные платформы"... "Психонаглазники"... "Ваша девушка по соседству"... "Мак-Воппи"... "Мак-Вупси"...

Он начал было вскрывать один из конвертов, но затем, быстро оглянувшись по сторонам, улыбнулся Потшелтеру, как бы извиняясь, и сбросил их все в бункер для удаления отходов. Тот, приняв в себя эту кучу, тихо проурчал.

– Все-таки сегодня у нас кризис, – оправдывающимся тоном произнес он.

Потшелтер рассеянно кивнул.

– Я припоминаю прежних роботов по доставке, которые говорили стихами, – заметил он. – Как же я по ним соскучился, насколько они изысканней ульев с их безликими радио-, телеи стереорекламой. Если уж на то пошло, я думаю, что на Земле все еще есть несколько отсталых регионов, где огромный рекламный потенциал телефонов и телеграмм так до конца и не реализован и ими еще частично пользуются для личного общения. Так вот, я ни разу за всю свою жизнь не посылал и не получал никаких посланий, разве только по рации. – Он похлопал по нагрудному карману.

Крамбайн молча согласился. Он был немного удивлен и даже начал подумывать о пересмотре своего мнения о Потшелтере и о том, какое общественное положение тому приличествует. Общественные контакты он осуществлял исключительно телепатическим способом. Он и еще три других сотрудника СБР имели в своем распоряжении личного телепата – очаровательную девушку с белой, как у альбиносов, кожей, которую звали Агнес.

– Да, очень хорошая и красивая рация, – слегка приврав, заверил он Потшелтера. – Как будто специально для вас. Мне нравятся такие, с торчащей наверху антенной.

Крамбайн забарабанил пальцами по столу и проглотил еще одну синюю таблетку.

– Где же эти машины, будь они прокляты! Два шпиона уже должны быть доставлены сюда. Вы обратили внимание на то, что второй – я имею в виду предполагаемого получателя письма, кажется, женского пола? Еще одно хорошее земное имя – Джейн Дау*. Улей в Верхнем Манхэттене.

Он стал похлопывать конвертом по столу.

– Да куда же они подевались, будь они прокляты!

– Я прошу прощения, – нерешительно начал Потшелтер, – но мне интересно, почему вы не прочтете содержимое конверта?

Крамбайн обратил на него невидящий взгляд.

– Черт подери! Я подумал, что оно составлено, по крайней мере, каким-то секретным шифром. При других обстоятельствах я бы попросил вас передать его Розовой Корзине-Для-Бумаг, чтобы она испытала на нем свое умение, но... – Его глаза расширились, и он упавшим голосом произнес: – Не хотите ли вы сказать, что и оно...

Потшелтер подтвердил его чудовищную догадку:

– Тоже написано от руки.

Крамбайн содрогнулся.

– Я все время пытаюсь забыть об этом аспекте дела.

Трясущимися пальцами он извлек из конверта бумажный лист, неловко развернул его и стал читать:

"Дорогая Джейн!

Тебя, должно быть, удивит, что я знаю твое имя, ведь наши ульи так далеки друг от друга. Ты помнишь позавчерашний день, когда твоя экскурсия на мобиле с гидом по Большому Центральному Космопорту задержалась из-за того, что у гида перегорели пробки? Я тот молодой человек с волосами, чей мобиль находился за твоим. Ты была немного напугана, и руководительница тебя успокаивала. Машина произнесла твое имя.

* Производное от Джона Доу: воображаемый истец в судебном процессе.

С того самого момента я не в состоянии забыть тебя. Когда я засыпаю, мне снится твое лицо, печально глядящее снизу вверх в добрые фотоэлементы руководительницы. Я не знал, как с тобой связаться, но мой дед рассказал мне, что его дед рассказывал ему, что раньше молодые люди писали, как он их называл, любовные письма молодым девушкам. Вот и я пишу тебе любовное письмо.

Я работаю в первоклассной рекламной фирме и тайком положу это любовное письмо в исходящий пакет с десятью тысячами отправлений. И буду надеяться.

Не пугайся меня, Джейн. Я не пещерный человек, если не считать волос на моей голове. Я не психически больной.

Я взволнован внутренне, но взволнован так, как это никогда не описывала мне ни одна машина. Я желаю тебе только счастья.

Искренне твой Ричард Рауэ*.

Крамбайн снова плюхнулся в кресло, которое тут же самортизировало под ним, и посмотрел на Потшелтера долгим многозначительным взглядом.

– Ну, если это шифр, то, несомненно, хитроумный шифр этих изощренных поганцев. Можно подумать, что он разговаривает со своей Девушкой По Соседству.

Потшелтер живо закивал:

– Я понимаю это только так, что они планируют взорвать Большой Центральный Космопорт и всех его гидов.

– Дьявол! Кажется, я догадался! – опять вскочил Крамбайн. – Это пробное рекламное объявление Парня По Соседству – или что-то в этом духе, отпечатанное таким образом, чтобы выглядеть, как будто оно прописано от руки, что должно было привлечь внимание. И пробную копию случайно отправили по почте. А это значит, что никакого Ричарда Рауэ в действительности нет.

В это мгновение стена снова разъехалась, образовав проем, и две синих сыскных машины втолкнули в кабинет сопротивлявшегося парня. Это был стройный, довольно красивый молодой человек с густой шевелюрой, которая каким-то образом выдержала и эволюцию, и радиоактивные осадки. Его бумажную фуфайку на груди и на спине пересекала аккуратно отштампованная надпись: РИЧАРД РАУЭ.

Увидев двух мужчин, он перестал упираться и, выпрямившись, произнес:

– Я прошу прощения, господа, но эти полицейские машины наверняка допустили ошибку. Я не совершал никакого преступления.

Затем его взгляд упал на лежавший на столе Крамбайна конверт с написанным от руки адресом, и он побледнел.

Крамбайн колко рассмеялся:

– Никакого преступления! Совсем никакого. Просто использовали почту для общения. Ха!

Молодой человек снова поник.

– Простите, сэр, я виноват.

– Он говорит: виноват! Да вы понимаете, что из-за вашей ненормальной шутки уничтожено, возможно, полмиллиарда рекламных отправлений первого класса, задохнулась работа почтового отделения, парализован Нижний Манхэттен, мобилизованы резервы СБР, извлечены из нафталина две дивизии машин-солдат и передислоцирован Военный Флот Солнечной системы? О Господи, парень, зачем ты это сделал?

Ричард Рауэ, который до этого съеживался все больше, расправил плечи:

– Простите, сэр, я виноват, но я только хотел... Просто мне надо было связаться с Джейн Дау.

– С девушкой из другого улья? С девушкой, на которую вы посмотрели только потому, что у гида вдруг перегорели пробки? – Крамбайн встал и, тыча в молодого человека пальцем, рассерженно спросил: – Но, черт подери, парень, а где была твоя Девушка По Соседству?

Ричард Рауэ храбро смотрел на этот палец, из-за чего выглядел немного косоглазым.

– Они умерли, сэр, обе умерли.

– Но их должно быть по крайней мере шесть?

– Да, сэр, но что касается остальных, то двух отправили в отпуск на Адирондаке, а еще две только что вышли замуж, их не успели переселить.

Потшелтер, отрешенно глядя куда-то вдаль, тихо произнес:

– Кажется, я начинаю понимать...

Но в этот момент Крамбайн обрушился на Ричарда Рауэ со следующей тирадой:

– О Господи! Я вижу, парень, что у тебя были проблемы. Не часто у нас случается такая ситуация с Девушками По Соседству, чтобы у Парня временно не было возможности жениться, а такая возможность у него должна быть всегда. Но, дьявол! Почему ты не направился с этими проблемами к своему психиатру, руководителю группы, общителю, Матке-Матери улья?

– Мой психиатр сейчас на капитальном ремонте, сэр, а у того, кто его заменяет, возникает короткое замыкание при одном упоминании слова "проблема". Мои руководитель группы и общитель исполняют свои обязанности среди отпускников на Адирондаксе. Моя Матка-Матерь улья занята переселением Девушек По Соседству.

– Да, вот, однако, как все сошлось, – возбужденно объявил Потшелтер. – Не правда ли, Крамбайн? Если бы не это несчастливое совпадение, которое могло произойти только раз на миллиард миллиардов случаев, то письмо не то что никогда не было написано, о нем и мысли не возникло бы.

– В этом вы, должно быть, правы, – согласился с ним Крамбайн. – Но как бы там ни было, парень, почему ты... э-э... прописал письмо именно этой, а не какой-нибудь другой девушке? Что в этой Джейн Дау такого, что заставило тебя так поступить?

– Ну видите ли, сэр, она...

Как раз в эту секунду стена снова разъехалась, и синяя почтенная машина ввела в кабинет молодую женщину. Она была необычайно стройна, а ее головка и волосы были поистине музейной красоты. На спине и на груди (впрочем, слова "грудь" здесь явно недостаточно) ее бумажной рубашки бледно-розовым шелком было выведено: ДЖЕЙН ДАУ.

Крамбайн не стал повторять свой последний вопрос. Он должен был признать, что этот вопрос был просто глуп. Потшелтер почтительно присвистнул. Синие сыскные машины, не имевшие понятия о чувствах, что-то промычали про себя. Даже синяя почтенная машина, казалось, благоговела перед красотой девушки.

Но она смотрела только на Ричарда Рауэ.

– Мой Большой... Центральный... – изумленно выдохнула она. – Мужчина, который снится мне каждую ночь. Мой мужчина с волосами.

Заметив выражение его глаз, она с еще большим усилием выдохнула:

– О милый, ты что-то натворил?

– Я пытался отправить тебе письмо.

– Письмо? Мне? О... милый!

Крамбайн кашлянул.

– Потшелтер, сейчас я быстро все улажу. Мисс Дау, не могли бы вы перевестись в улей этого молодого человека?

– О да, сэр! В моем избыток Девушек По Соседству.

– Отлично. Господин Рауэ, здесь, двумя уровнями выше, есть священник. Вы узнаете его по обычному белому воротничку чуть пониже фотоэлементов. Если Матка-Матерь вашего улья будет возражать, направьте ее... э-э... сюда, к Потшелтеру.

Крамбайн решительно оборвал поток благодарностей, посыпавшихся на него от молодых людей.

– Только вот что, – выговорил он, погрозив пальцем Рауэ. – Чтоб больше никаких писем не выписывали.

– Да с чего бы я стал этим заниматься? – ответил Ричард. – То, что я натворил, уже начинает казаться бредом сумасшедшего.

– Но не для меня, дорогой, – поправила его Джейн. – О сэр, могу ли я взять с собой это письмо, которое он мне отослал? Я ничего не буду с ним делать. Никому не буду показывать. Только сохраню.

– Но я не знаю... – начал Крамбайн.

– Ну пожалуйста, сэр!

– Я хотел сказать, что не знаю, почему бы и нет. Вот оно, мисс. Только смотрите, чтобы ваш муж больше никогда писем не исписывал.

Когда молодая пара скрылась за съехавшейся дверью, Крамбайн вернулся на свое место за столом.

– Вы были правы, Потшелтер, – бодро сказал он. – Это именно та единственная несчастливая комбинация, которая случается раз на миллиард миллиардов случаев. Но мы должны будем издать рекомендации для установления новых процедур, которые уменьшат эту вероятность до одной биллионной биллионов. Это, несомненно, приведет к увеличению подоходного налога на Земле, и уже мало кто захочет здесь селиться, но с нами больше никогда не случится ничего подобного. Каждый Парень обязан жениться на Девушке По Соседству! И корреспонденция первого класса никогда не может быть повреждена! Реклама должна проходить беспрепятственно!

– А я, пожалуй, уже и не прочь, чтобы это повторилось снова, – мечтательно вымолвил Потшелтер, – если в подобном будет участвовать еще одна Джейн Дау.

Снаружи Ричард и Джейн остановились, пропуская небольшую процессию машин. Впереди шествовало отделение машин-полицейских, ведущих Черного Сортировщика, уже без намордника, но все еще тихо скрежетавшего зубами. Затем, в горизонтальном положении, возлежа на плечах Серого Психиатра, Черного Судмедэксперта, Белой Няни Семь и Жирного Джо, проплыла Розовая Корзина-Для-Бумаг, после смерти ставшая белой как снег. Машины негромко и скорбно причитали.

Возле черных опор, как мыши, сновали небольшие механические швабры, убирая остатки конфетти из почтовой корреспонденции первого класса.

При виде последствий своего безрассудства Ричард вздрогнул, но Джейн сжала его руку, пробудив в нем поистине удивительные ощущения.

– Я знаю, что ты чувствуешь, милый, – произнесла она. Но не думай об этом. А думай лишь о том, дорогой, что я всегда смогу сказать женам твоих друзей что-то такое, чем не может похвастаться ни одна другая женщина в мире: что однажды мой муж написал мне письмо!