Текст книги "Новые мелодии печальных оркестров (сборник)"

Автор книги: Фрэнсис Скотт Фицджеральд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

II

Квартира Хемплов (собственная) располагалась в одном из тех безличных белых дворцов, что обозначаются не названиями, а номерами. Обстановку они закупили в свой медовый месяц: за мебелью ездили в Англию, за безделушками – во Флоренцию; в Венеции приобрели кружева и прозрачную ткань на занавески, а также многоцветное стекло, которое выставляли на стол во время званых обедов. Луэлла упивалась выбором покупок. Они придали поездке видимость пользы и уберегли новобрачных от блуждания по крупным отелям и необитаемым руинам, без которых не обходится обычно медовый месяц в Европе.

Они возвратились, и жизнь пошла. Пошла на широкую ногу. Луэлла обнаружила, что сделалась состоятельной дамой. Временами ее поражало, что специально для нее построена квартира, специально для нее изготовлен лимузин, что и то и другое – ее собственность, такая же неоспоримая, как заложенный домик в пригороде из «Дамского домашнего журнала» и прошлогодний автомобиль, которые судьба могла бы дать ей взамен. Еще больше она удивилась, когда все это начало ей прискучивать. Тем не менее так произошло…

Было уже семь часов вечера, когда Луэлла вынырнула из апрельских сумерек, вошла в прихожую и увидела мужа, который ждал в гостиной перед камином. Луэлла беззвучно пересекла порог, так же тихо закрыла за собой дверь и на мгновение остановилась, наблюдая эффектную панораму (гостиной предшествовала небольшая приемная), в конце которой виднелся Чарльз Хемпл. Он достиг середины четвертого десятка, его молодое лицо носило отпечаток серьезности, безукоризненно уложенные волосы успели приобрести тот стальной цвет, который обещает через десяток лет уступить место белизне. Таковы были наиболее примечательные его черты, к которым нужно еще добавить глубоко посаженные темно-серые глаза. Женщины находили волосы Чарльза очень романтичными – по большей части Луэлла и сама так думала.

Тут она ощутила легкую неприязнь, потому что супруг поднял руку к лицу и нервно потер себе рот и подбородок. Этот жест создавал впечатление нелестной для собеседника рассеянности, а временами мешал расслышать слова самого Чарльза, и Луэлле приходилось постоянно его переспрашивать. Несколько раз она указывала ему на это, и он с удивленным видом извинялся. Но очевидно, Чарльз не сознавал, насколько этот жест заметен и какое внушает раздражение, потому что вновь и вновь его повторял. Теперь же обстановка так накалилась, что Луэлла избегала делать мужу замечания: хватило бы одного слова, чтобы поторопить назревшую ссору.

Резким жестом Луэлла кинула на столик перчатки и сумочку. Муж, расслышав шум, обратил взгляд к прихожей.

– Это ты, дорогая?

– Да, дорогой.

Луэлла прошла в гостиную, шагнула в объятия мужа и принужденно его поцеловала.

Чарльз Хемпл ответил непривычно чопорным поцелуем и медленно развернул жену лицом к противоположному концу комнаты.

– Я пригласил к обеду гостя.

Увидев, что они не одни, Луэлла первым делом облегченно перевела дыхание; с очаровательной застенчивой улыбкой, сменившей натянутое выражение лица, она протянула гостю руку.

– Доктор Мун – моя жена.

Доктор, чуть старше Хемпла, с круглым бледным лицом, на котором слегка намечалась сеть морщин, вышел вперед, чтобы ответить на приветствие.

– Добрый вечер, миссис Хемпл. Надеюсь, я не нарушил ваши планы.

– Нет-нет, – поспешно заверила Луэлла. – Мне очень приятно, что вы разделите нашу трапезу. Мы совершенно одни.

Тут она вспомнила о своих сегодняшних намерениях и задумалась, не устроил ли Чарльз неуклюжую ловушку, чтобы удержать ее дома. Если это так, приманка выбрана неудачно. Этот человек… все в нем: лицо, низкий медленный голос, даже чуть залоснившееся, трехлетней носки платье – излучало усталое спокойствие.

Тем не менее Луэлла, извинившись, отправилась в кухню проследить за приготовлениями к обеду. По обыкновению, пара слуг была новая, нанятая на пробу. Ланч они приготовили плохо, сервировали тоже плохо – завтра нужно будет дать им расчет. Луэлла надеялась, что с ними поговорит Чарльз; она терпеть не могла увольнять слуг. Иногда они плакали, иногда держались нагло, но Чарльз умел с ними обходиться. Мужчин они всегда боятся.

Однако еда на плите пахла обнадеживающе. Луэлла распорядилась, какими воспользоваться тарелками, отперла буфет и достала бутылку дорогого кьянти. Потом она отправилась пожелать доброй ночи Чаку.

– Он хорошо себя вел? – спросила она няню, меж тем как Чак радостно вскарабкался ей на руки.

– Очень примерно. Мы сегодня долго гуляли в Центральном парке.

– Ну что за умница! – Луэлла восторженно расцеловала ребенка.

– И он ступил ногой в фонтан, нам пришлось взять такси и прямо домой, а там поменять ему ботиночек и чулочек.

– Хорошо. Обожди, Чак! – Луэлла расстегнула свои крупные желтые бусы и протянула их Чаку. – Не порви только мамины бусы. – Она обратилась к няне: – Пожалуйста, когда он уснет, спрячьте их в комод.

Уходя, она почувствовала легкую жалость к сыну: жизнь у него замкнутая и однообразная, как у всех детей, кто не родился в большой семье. Он настоящая лапочка – но только не в те дни, когда она за ним присматривает. Овал лица у него такой же, как у нее; иной раз, когда она прижимает его к сердцу, ее пробирает дрожь волнения и приходят мысли изменить свою жизнь.

У себя, в нарядной розовой спальне, Луэлла занялась своим лицом: вымылась и восстановила макияж. Ради доктора Муна не стоило менять платье, а кроме того, хотя она в этот день почти ничего не делала, на нее напала ужасная усталость. Луэлла вернулась в гостиную, и они пошли обедать.

– Какой у вас красивый дом, миссис Хемпл, – безразличным тоном произнес доктор Мун, – и позвольте вас поздравить, мальчуган у вас просто замечательный.

– Спасибо. Особенно приятно услышать такой комплимент от доктора. – Она помедлила. – Вы специализируетесь на детских болезнях?

– Я ни на чем не специализируюсь. Я занимаюсь общей практикой – таких медиков нынче кот наплакал.

– В Нью-Йорке, во всяком случае, кроме вас, не осталось никого, – заметил Чарльз.

Он начал нервно тереть себе лицо, и Луэлла, чтобы этого не видеть, перевела взгляд на доктора. Но когда Чарльз снова заговорил, ей пришлось тут же отвлечься от гостя.

– Собственно, – произнес вдруг Чарльз, – я пригласил доктора Муна, чтобы он сегодня побеседовал с тобой.

Луэлла выпрямилась на стуле.

– Со мной?

– Доктор Мун мой старый друг, и мне кажется, Луэлла, он мог бы сказать тебе кое-что полезное.

– Как так? – Луэлла попыталась рассмеяться, но была слишком поражена этим неприятным сюрпризом. – Ничего не понимаю. Я ни на что не жалуюсь. Я в жизни не чувствовала себя лучше.

Доктор Мун поднял глаза на Чарльза, ожидая разрешения заговорить. Чарльз кивнул, и его рука снова машинально потянулась к лицу.

– Ваш муж много мне рассказывал о неладах в вашей совместной жизни, – все тем же безразличным тоном проговорил доктор Мун. – Он хотел знать, не помогу ли я сгладить противоречия.

Щеки Луэллы пылали.

– Я не особенно верю в психоанализ, – холодно сказала она, – и не считаю себя подходящим объектом.

– Разделяю ваши взгляды, – отвечал доктор Мун, казалось ничуть не задетый ее словами. – Я не особенно верю вообще во что-либо, за исключением себя самого. Повторяю, я не специализируюсь ни в какой области и, осмелюсь добавить, не сторонник каких-либо завиральных идей. Я ничего не обещаю.

Луэлла подумывала, не уйти ли к себе. Но предложение врачебной помощи было настолько скандальным, что ей стало любопытно.

– Не представляю, что мог вам наговорить Чарльз, – начала она, едва сдерживая себя, – и зачем он вообще затеял это. Но уверяю вас, что наши домашние дела касаются только меня и моего мужа. Если не возражаете, доктор Мун, я бы предпочла обсудить что-нибудь… не столь личное.

Доктор Мун ответил глубоким, вежливым кивком. Больше он эту тему не затрагивал, и обед продолжался, можно сказать, в разочарованном молчании. Луэлла решила, что бы ни случилось, не отменять своих сегодняшних планов. Если час назад это требовалось, чтобы отстоять свою независимость, то теперь она просто не смогла бы уважать себя, если бы не поступила по-своему. Она ненадолго задержится в гостиной после обеда, а когда подадут кофе, извинится и пойдет наряжаться на выход.

Но едва они покинули столовую, ее опередил Чарльз, быстро и без обсуждений удалившийся.

– Мне нужно написать письмо, – сказал он, – я скоро вернусь.

Прежде чем жена успела тактично возразить, он устремился в конец коридора, и было слышно, как за ним захлопнулась дверь. Смущенная и злая, Луэлла разлила кофе и устроилась на уголке дивана, пристально глядя на пламя камина.

– Не бойтесь, миссис Хемпл, – внезапно промолвил доктор Мун, – меня просто заставили. Я действую не по своей воле…

– Я вас не боюсь, – перебила его Луэлла. Но она и сама понимала, что говорит неправду. Она немножко боялась доктора Муна – хотя бы из-за того, как глух он оставался к ее неприязни.

– Расскажите мне о ваших затруднениях, – проговорил он очень естественно, словно собеседница тоже действовала не по своей воле. Он даже не смотрел на нее, и, если бы они не были в комнате одни, можно было бы подумать, что он и обращается не к ней.

В голове Луэллы, у нее на кончике языка были слова: «как бы не так». Но то, что она произнесла, удивило ее самое. Слова полились непроизвольно, без всякого содействия с ее стороны.

– Разве вы не видели, как он за обедом тер себе лицо? – спросила она в отчаянии. – У вас что, глаз нет? Он так меня раздражает, что я вот-вот с ума сойду.

– Понятно. – Круглое лицо доктора Муна склонилось в кивке.

– Разве вы не видите, что я сыта по горло домашними делами? – Ее грудь под платьем отчаянно вздымалась, словно ей не хватало воздуха. – Как мне обрыдли домохозяйство, ребенок – кажется, всему этому не будет конца! Мне хочется сильных переживаний, неважно каких и чем за них придется расплачиваться, – лишь бы сердце колотилось в груди.

– Понятно.

Это заявление взбесило Луэллу. Она была настроена на борьбу и предпочитала, чтобы никто ее не понимал. Ей было довольно того, что она права, поскольку ее желания сильны и искренни.

– Я старалась вести себя примерно, но все, точка. Если я одна из тех женщин, которые готовы разрушить свою жизнь из-за безделицы, то так тому и быть. Назовите меня эгоисткой, дурой – вы будете правы, но через пять минут я уйду из этого дома и заживу настоящей жизнью.

На этот раз доктор Мун промолчал, но вскинул подбородок, как будто прислушиваясь к чему-то, что происходило неподалеку.

– Вы не уйдете, – сказал он наконец. – Я уверен, что не уйдете.

Луэлла рассмеялась.

– Уже иду.

Он не откликнулся.

– Видите ли, миссис Хемпл, ваш супруг нездоров. Он пытался вести ту жизнь, которая устраивает вас, и не выдержал напряжения. Когда он трет себе рот…

По коридору простучали легкие шаги, и в комнату на цыпочках вошла с испуганным лицом горничная.

– Миссис Хемпл…

Луэлла, удивленная ее появлением, поспешно обернулась.

– Да?

– Можно с вами поговорить? – У горничной не хватило выучки, чтобы скрыть страх. – Мистер Хемпл – ему плохо! Он недавно пошел в кухню и стал выбрасывать из ледника продукты, а сейчас он у себя – плачет и поет…

И вдруг Луэлла услышала его голос.

III

У Чарльза Хемпла не выдержали нервы. Двадцать лет почти непрерывного напряженного труда, а с недавних пор и тяжелая обстановка дома – такую ношу он снести не смог. В его великолепно продуманной и отлаженной карьере отношения с женой оказались слабой точкой; он знал о безграничном себялюбии Луэллы, но таков один из бесчисленных изъянов человеческих взаимоотношений: женское себялюбие неотразимо притягательно для многих мужчин. Себялюбие Луэллы существовало бок о бок с ее детской красотой, и Чарльз Хемпл начал винить себя в раздорах, ответственность за которые явно лежала на жене. Это была нездоровая позиция, и от постоянных самообвинений его разум поддался болезни.

После первой встряски и недолгой вспышки жалости Луэллу охватило раздражение. Будучи справедливым человеком, она не могла использовать нездоровье Чарльза, чтобы взять над ним верх. Вопрос о ее свободе откладывался до тех пор, пока муж не встанет на ноги. Именно тогда, когда Луэлла рассчитывала сложить с себя обязанности жены, ей пришлось стать еще и нянькой. Сидя у постели мужа, она слышала, как он говорил о ней в бреду: о днях их помолвки, о том, как друзья предупреждали, что он совершает ошибку, о счастливых первых месяцах брака, о появившейся трещине в их отношениях и о его беспокойстве. Прежде она не сознавала, насколько отчетливо Чарльз понимает происходящее: в разговорах он этого не выдавал.

– Луэлла! – Он неуверенно приподнимался в постели. – Луэлла! Где ты?

– Здесь, Чарльз, рядом. – Она старалась говорить мягким, веселым тоном.

– Если хочешь уйти, Луэлла, то лучше уходи. Похоже, я для тебя недостаточно хороший муж.

Она успокаивала его, заверяя в обратном.

– Я все обдумал, Луэлла, и понял, что не могу губить ради тебя свое здоровье… – Потом он шептал быстро и страстно: – Не уходи, Луэлла, бога ради, не уходи, не оставляй меня! Обещай, что не уйдешь! Я буду делать все, что ты потребуешь, только не уходи.

Больше всего ей досаждали его униженные мольбы; Чарльз был человеком сдержанным, и она до сих пор не догадывалась о силе его привязанности.

– Меня не будет всего минуту. Это доктор Мун, Чарльз, твой друг. Пришел тебя проведать – помнишь? И хочет перед уходом со мной переговорить.

– Ты вернешься? – волновался он.

– Скоро-скоро. Ну все… лежи спокойно.

Приподняв голову Чарльза, Луэлла взбила подушку. Завтра должна была явиться новая опытная сиделка.

Доктор Мун ждал в гостиной; при дневном свете было еще заметней, что костюм его поношен и залоснился. Он был ей ужасно неприятен, поскольку она без всякого повода вообразила, будто он виновен в ее несчастье. Но отказаться от разговора Луэлла не могла: доктор проявил исключительный интерес и сочувствие. Она не попросила его проконсультироваться со специалистами, хотя… если врач так обносился…

– Миссис Хемпл. – Доктор шагнул вперед, протягивая руку; Луэлла тревожно ее коснулась. – У вас цветущий вид.

– Я здорова, спасибо.

– Поздравляю, вы отлично справились с ситуацией.

– Я вовсе не справлялась с ситуацией. Я просто делала то, что полагается…

– То-то и оно.

Терпение Луэллы подходило к концу.

– Я делала то, что полагается, и ничего сверх того, – продолжила она. – Причем без особого желания.

Внезапно она опять разоткровенничалась с доктором, как в тот несчастный вечер, – понимая, что обращается к нему, словно к близкому человеку, все же не могла остановить поток слов.

– Домашние дела не ладятся, – с горечью начала она. – Слуг пришлось рассчитать, теперь наняла женщину на дневное время. Сын простудился. Выяснилось, что няня не справляется со своими обязанностями, вокруг сущий кошмар!

– Не могли бы вы сказать, как именно выяснилось, что няня не справляется со своими обязанностями?

– Когда приходится присматривать за домом, волей-неволей делаешь всяческие досадные открытия.

Доктор кивнул, глаза на усталом лице изучали дальние углы комнаты.

– Я несколько обнадежен, – медленно произнес он. – Я уже говорил, что ничего не обещаю. Просто делаю все, что могу.

Луэлла удивленно вскинула брови.

– О чем это вы? Вы для меня ничего не сделали… ровным счетом ничего!

– Ничего особенного – пока, – вялым тоном промолвил доктор. – На все требуется время, миссис Хемпл.

Произнесенные сухо и монотонно, эти слова не показались обидными, и все же Луэлла чувствовала, что гость зашел слишком далеко. Она встала.

– Такого рода люди, как вы, встречались мне раньше, – сказала она холодно. – По какой-то непонятной причине вы, похоже, вообразили себя «старинным другом семейства». Но я не завязываю дружбу так скоро и не давала вам права на подобную… – Она хотела сказать «развязность», но что-то ее удержало. – Подобную фамильярность.

Когда за доктором закрылась дверь, Луэлла пошла в кухню узнать, поняла ли прислуга, что нужно приготовить три разных обеда: для Чарльза, для ребенка и для нее самой. Трудно обходиться одной прислугой в доме, когда дела так запутаны. Нужно бы позвонить в другое агентство по найму – у этих, похоже, уже кончается терпение.

К своему удивлению, она застала кухарку сидящей за кухонным столом в пальто и шляпе и читающей газету.

– Что такое? – Луэлла пыталась вспомнить фамилию. – В чем дело, миссис…

– Меня зовут миссис Дански.

– В чем дело?

– Боюсь, я не смогу вам угодить. Я самая обычная кухарка, готовить для больных не обучена.

– Но я на вас рассчитывала.

– Мне очень жаль. – Миссис Дански упрямо помотала головой. – Мне нужно о собственном здоровье думать. Когда я устраивалась, они не сказали, что это за работа. А когда вы велели прибраться в комнате вашего мужа, я поняла: мне это не по силам.

– Не нужно нигде прибираться, – в отчаянии проговорила Луэлла. – Будьте добры остаться до завтра, а там я найму кого-нибудь еще.

Миссис Дански вежливо улыбнулась.

– У меня тоже дети есть, мне о них нужно думать.

Луэлла уже собиралась предложить ей больше денег, но не выдержала и сорвалась:

– Ну и эгоизм, в жизни ничего подобного не слышала! Бросить меня в такое трудное время! Дура старая!

– Извольте заплатить мне за отработанное время, и я пошла, – хладнокровно отозвалась миссис Дански.

– Ни цента не получите, если не останетесь!

Луэлла тут же раскаялась в своих словах, но гордость не позволяла взять их обратно.

– Извольте мне заплатить!

– Ступайте прочь!

– Уйду, когда получу свои деньги, – возмутилась миссис Дански. – Мне о собственных детях нужно думать.

Луэлла набрала в грудь воздуха и шагнула вперед. Испуганная ее яростью, миссис Дански, что-то бормоча себе под нос, метнулась за дверь.

Луэлла сняла телефонную трубку, вызвала агентство и объяснила, что прислуга ушла.

– Не могли бы вы прислать мне кого-нибудь прямо сейчас? У меня больны и муж, и ребенок…

– Простите, миссис Хемпл. В конторе уже никого нет. Пятый час.

Луэлла немного попрепиралась. Наконец ей было обещано, что агент позвонит знакомой женщине, работавшей на подменах. Ничего лучшего до завтра они придумать не могли.

Она обзвонила еще несколько агентств, но было похоже, что индустрия обслуживания на сегодняшний день прекратила свою деятельность. Дав Чарльзу лекарство, Луэлла на цыпочках вошла в детскую.

– Как дела? – спросила она рассеянно.

– Девяносто девять и один [8]8
  Имеются в виду градусы по Фаренгейту. По шкале Цельсия это приблизительно 37,3.


[Закрыть], – прошептала няня, поднося термометр к свету. – Только что вынула.

– Это много? – нахмурилась Луэлла.

– Превышение – каких-то шесть десятых [9]9
  То есть 0,6 сверх нормального значения, которое составляет 98,5 по Фаренгейту или 37 по Цельсию.


[Закрыть]. Не так уж много для второй половины дня. При простуде это не редкость – легкий жар.

У кроватки Луэлла приложила руку к горящей щеке сына, тревожась и отмечая одновременно, как он похож на невероятного херувимчика в автобусной рекламе мыла «Люкс».

Она обернулась к няне.

– Вы умеете готовить?

– Ну… с грехом пополам.

– А не смогли бы вы вечером приготовить что-нибудь для ребенка? Эта старая дурища уволилась, на ее место никого не найти, и я ума не приложу, что делать.

– Да, я что-нибудь придумаю.

– Ну, отлично. А я попробую состряпать обед для мистера Хемпла. Пожалуйста, не закрывайте у себя дверь, чтобы услышать колокольчик, когда придет доктор. И дайте мне знать.

Ох уж эти доктора! Они бывали в доме постоянно. Каждое утро – специалист и семейный врач, потом детский врач, а сегодня, в гостиной, доктор Мун, невозмутимый, настойчивый, непрошеный. Луэлла отправилась в кухню. Она умела готовить яичницу с беконом – это часто приходилось делать после театра. Но Чарльзу полагались овощи, их нужно сварить, стушить или что-нибудь в этом роде, а в плите так много дверок и духовок, поди пойми, какую выбрать. Луэлла взяла синюю кастрюльку, новую на вид, нарезала морковь и добавила немного воды. Когда она поставила кастрюльку на плиту и стала вспоминать, что делать дальше, зазвонил телефон. Звонок был из агентства.

– Да, миссис Хемпл у телефона.

– Женщина, которую мы к вам посылали, вернулась сюда с жалобой, что вы не заплатили ей за отработанное время.

– Я уже вам объясняла, что она отказалась остаться, – с горячностью возразила Луэлла. – Она нарушила соглашение, и мне кажется, я не обязана…

– Мы должны следить за тем, чтобы нашим сотрудникам платили, – сообщил представитель агентства. – Иначе какой им от нас прок, так ведь? Простите, миссис Хемпл, но мы не сможем предоставить вам другую прислугу, пока это маленькое недоразумение не будет улажено.

– О, я заплачу, заплачу! – крикнула Луэлла.

– Конечно, нам желательно сохранять добрые отношения с нашими клиентами…

– Да-да!

– Так что если вы завтра отправите ей ее жалованье… Семьдесят пять центов в час.

– Но как же насчет сегодняшнего вечера? Я не могу без прислуги.

– Сейчас уже очень поздно. Я и сам собираюсь домой.

– Но я миссис Чарльз Хемпл! Неужели не понятно? Я полностью отвечаю за свои слова. Я жена Чарльза Хемпла, Бродвей, дом четырнадцать…

И тут Луэлла осознала, что Чарльз Хемпл из дома четырнадцать по Бродвею – беспомощный больной и рассчитывать на его защиту совершенно бесполезно. В отчаянии от внезапно открывшейся жестокости мира, она повесила трубку.

Яростно провозившись в кухне минут десять, она пошла к няне, которую недолюбливала, и призналась, что обед для мистера Хемпла не получился. Няня заявила, что у нее раскалывается голова и по горло хлопот с больным ребенком, но согласилась, пусть неохотно, показать Луэлле, что нужно делать.

Смиряясь с унижением, Луэлла слушалась приказов, пока няня ворча экспериментировала с непривычной плитой. Худо-бедно стряпня пошла. Потом няне настало время купать Чака, Луэлла одна устроилась за кухонным столом и стала слушать, как фырчало, убегая из кастрюльки, ароматное варево.

«Вот этим женщины занимаются каждый день, – размышляла она. – Тысячи женщин. Стряпают и ухаживают за больными, и еще ходят на работу».

Но она не видела, что ее объединяет с этими женщинами, за исключением того общего признака, что у них, как и у нее, по две ноги и руки. Все равно что сказать: «Островитянки южных морей носят в носу кольцо». Просто она занималась сегодня несвойственной ей работой по дому и не получала от этого никакого удовольствия. Это было всего лишь нелепое исключение из правил.

Внезапно послышались медленные шаги; они миновали столовую, потом буфетную. Испугавшись, что это опять доктор Мун, Луэлла подняла взгляд: из буфетной вышла няня. Луэлла подумала, что у нее тоже нездоровый вид.

И верно, едва добравшись до двери кухни, няня пошатнулась и схватилась за ручку, как птица, которая садится на ветку и плотно обхватывает ее когтями. Потом она молча рухнула на пол. В тот же миг зазвонил колокольчик, и Луэлла с облегчением вскочила: это прибыл детский доктор.

– Обморок, только и всего, – заключил он, уложив себе на колени голову девушки. Ее веки дрогнули. – Да, всего лишь обморок.

– Вокруг настоящий лазарет! – в отчаянии хохотнула Луэлла. – Сплошь больные, одна я здорова.

– Она тоже здорова, – чуть помедлив, заверил врач. – Сердце бьется ровно. Просто потеряла сознание.

Луэлла помогла доктору усадить приходившую в себя девушку в кресло, потом поспешила в детскую и склонилась над кроваткой. Спокойно откинула железное боковое ограждение. Жар вроде бы спал – румянца больше не было. Луэлла наклонилась и коснулась щеки сына.

И тут у нее вырвался крик.