Текст книги "Габриель Конрой"

Автор книги: Фрэнсис Брет Гарт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 32 страниц)

8. «СБЕРЕЧЬ ВО МРАКЕ ВЕРУ!»

При своей кажущейся массивности Гэбриель был подвижен и ловок; повиснув на конце веревки, он преблагополучно спрыгнул на землю. Между тем падение статуи было отнесено за счет землетрясения, а потери, понесенные атакующими, несколько охладили их пыл. Подняв на руки полубесчувственного Джека, Гэбриель скрылся в канаве и через какие-нибудь десять минут, далеко оставив за собой Гнилую Лощину, подходил к холму Конроя. Здесь он знал несколько никому не ведомых заброшенных штолен. Первая же, к которой он подошел, оказалась полузаваленной камнями, скатившимися с холма от подземных толчков; удостоверившись, что устье штольни надежно замаскировано обвалом, Гэбриель залез внутрь со своей недвижной ношей на руках. Дальше ждать было и в самом деле нельзя. Джек Гемлин потерял за это время столько крови, что, сделав последнюю отчаянную попытку поправить свой продавленный цилиндр на растрепанных кудрях, впал в забытье и лежал сейчас хладный и недвижный, хоть и прекрасный, как бог.

Гэбриель раздел его и обнаружил в мякоти бедра пулевое отверстие; бедренная артерия, по счастью, не была задета; Гэбриель приготовился оказать раненому нехитрую хирургическую помощь; за годы своей врачебной практики он привык смягчать ее почти Что женской нежностью ухода. Он был поражен, увидев, насколько худ и истощен его молодой друг. Гэбриель накопил немалый опыт, и сейчас мог безошибочно сказать, что его пациент, который до самого последнего момента изумлял его своей подвижностью и энергией, на самом деле был очень больным человеком, нуждавшимся в серьезном лечении и спокойном домашнем режиме. Откуда бралась сила в этом хрупком теле? Гэбриель был растерян. Он грустно оглядывал собственную медвежью фигуру, словно виня себя, что не смог поделиться здоровьем с этим исхудалым окровавленным Адонисом.

С бесконечной осторожностью, словно молодая мать над первенцем, он склонился над Джеком, остановил кровь, перевязал рану; так искусно он делал все это, что Джек даже не застонал; к тому же Гэбриель мурлыкал под нос какую-то песенку, навевавшую на пациента дрему. Только раз переменилось выражение лица у Гэбриеля, когда у самого устья штольни что-то хрустнуло вдруг, – наверное, то была белка или пробежавший заяц. Гэбриель схватил в объятия недвижное тело друга и прижал к груди. В эту минуту он был подобен львице, охраняющей детеныша. Нужно заметить, что Гэбриель, не знавший роскоши и никогда не общавшийся с людьми того круга, к которому принадлежал Джек Гемлин, был несколько смущен дорогим тонким бельем игрока. Когда он расстегнул на нем сорочку, чтобы выслушать сердце, то с инстинктивной деликатностью легонько отстранил изящную золотую цепочку с какими-то сувенирами, которую молодой повеса Носил на шее. Но в одном – открытом – медальоне он увидел портрет девушки, от которого у него сразу перехватило дыхание. Девушка была бы совершенной копией его сестры Грейс, если бы не какая-то тень на прелестном лице, от которой у Гэбриеля защемило сердце. Он еще раз внимательно поглядел на медальон.

– Наверное, ее фотографировали в очень хмурый день, – пробормотал он про себя, – или же здесь, в штольне, мало света; или карточка потемнела от жара у него на груди. А может, с ней корь приключилась за это время; Да нет, точно помню, хворали они корью в одно время с Олли. – Гэбриель помолчал, глядя на бесчувственного Джека, распростертого на земле, и силясь как-то соединить его с давно минувшими событиями своей жизни. – Нет, – промолвил он наконец, грустно вздыхая, – не может того быть! Откуда ему знать Грейс? И не Грейс это вовсе, а какая-то совсем незнакомая девушка. Да и статочное ли то дело, Гэбриель, пользоваться болезнью человека и совать свой нос куда не следует?

Он быстро опустил медальон и застегнул на Джеке сорочку. Раненый пошевелился.

– Питер! – позвал он слабым голосом.

«Не иначе как дружка кличет», – подумал Гэбриель; потом сказал громко, успокаивающим тоном, как полагается при беседе с больными:

– Вы Питера зовете? Сейчас пошлю за ним. Минуты не пройдет, и Питер будет здесь.

– Пит, – сказал Джек, повышая голос. – Подними кобылу, не то она мне совсем ногу раздавит! Неужели сам не догадаешься?.. Я загнал ее, Пит… Теперь не поспею… Пока доберусь, они его вздернут…

Сердце замерло в отважной груди Гэбриеля. Если жар у Джека усилится и он будет так громко стонать, их найдут наверняка! По счастью, Джек тут же вышел из забытья и уставился своими карими глазами на Гэбриеля. Гэбриель ласково улыбнулся.

– Не значит ли сие, что я умер и погребен? – серьезнейшим тоном вопросил Джек, озирая земляной свод над головой. – Или я все еще брежу?

– Да нет, вы бредили самую малость, – ответил Гэбриель, испытывая облегчение сам и стараясь успокоить раненого. – Сейчас у вас дела пошли на лад.

Гемлин попробовал приподняться на локтях, но без успеха.

– Это вы, положим, врете, – сказал он добродушно. – Какие наши ближайшие планы?

– Если вы выслушаете меня спокойно и не станете сердиться, – ответил Гэбриель, – я точно скажу, что нам нужно делать. Прежде всего, пока рана у вас не воспалилась, нужно найти врача; а это невозможно, если мы будем держаться друг за дружку. Только что вы обещали зря не сердиться и выслушать меня до конца, – продолжал Гэбриель, стараясь говорить как можно убедительнее. – Вот, предположим, выхожу я к ребятам, к тем, что нас ловят, и говорю им: «Сдаюсь, берите меня голыми руками, но только в штольне у меня остался друг; он тут совсем ни при чем; вы должны срочно доставить его к врачу». Поняли теперь, к чему я клоню? У них ни единой улики нет против вас! – добавил Гэбриель с прехитрым видом. – А я под присягой покажу, что силой заставил вас идти с нами; и Джо Холл подтвердит, что ранил вас из пистолета.

Речь Гэбриеля сильно развеселила Джека Гемлина, несмотря на мучившую его боль в ноге и на общие мрачные перспективы.

– Я вам очень признателен за заботу, – сказал он, усмехаясь. – Беда лишь в том, что на меня уже выдан ордер за конокрадство, и лечиться у этих ребят мне нет никакого расчета. Убийство мексиканца они вам, быть может, еще и простят – мексиканцы нынче сильно упали в цене, – а вот меня за покражу мустанга у их вожака никак не помилуют. Тем более что от мустанга мало что осталось. Я отвергаю ваше предложение, сэр!

Гэбриель глядел на Джека, ничего не понимая.

– Когда я привез Олли в Уингдэм, времени оставалось совсем в обрез; вот я и решил обменять свою кобылу и двуколку на этого коня, а формального согласия владельца получить не успел, – пояснил Джек и тут же самым лукавым образом использовал недоуменное молчание собеседника. – Вы в отчаянии, и я вас понимаю. Вы в скверной компании, Гэбриель! Скажу вам откровенно, что довело меня до конокрадства: лень и нерадивость! В жизни главное быть точным, Гэбриель. Если уж вы решили пойти на урок в воскресную школу – не опаздывайте! В дальнейшем возьмите себе это за правило!

– Плохо без лекарств, – уныло пожаловался Гэбриель. – Сейчас бы вам добрый глоточек виски!

– Не принимаю горячительных напитков без специального предписания врача, – сурово возразил Джек, – они меня слишком волнуют. А всякое волнение мне вредно. Что мне сейчас нужно – это успокаивающее снотворное средство. Вот в таком роде…

Он хлопнул себя по ноге, но сразу побелел, и улыбка сменилась на его лице гримасой боли.

– Только бы дождаться темноты, – сказал Гэбриель, – а там я вас перетащу к холму Конроя, в лес. В лесу вам сразу полегчает, мы проведем там ночь, а утром уйдем в другую штольню. Ничего лучшего пока не придумаешь! – виновато добавил Гэбриель.

Джек угрюмо оглядел штольню. Избалованный повеса тосковал по привычным удобствам жизни.

– Что ж, – вздохнул он, – карты сданы, надо играть. Посидим здесь еще часок, как две улитки на камушке. Послушайте, – воззвал он к Гэбриелю, который тем временем устроил его на примитивном ложе из старой еловой хвои, набранной у входа в штольню, после чего и сам примостился рядом. – Вы что, решили уморить меня скукой? Нечего сидеть как сова! Лучше расскажите что-нибудь.

– О чем вам рассказать? – простодушно спросил Гэбриель.

– О чем угодно. Можете врать, только не молчите.

– У меня есть к вам один вопрос, мистер Гемлин, – несмело сказал Гэбриель, – если вам почему-либо не захочется, не отвечайте; я ведь понимаю, что совсем не дело это – лезть в душу к другому человеку; просто так спрашиваю, чтобы время скоротать. Когда вы были в забытьи, я расстегнул на вас сорочку и увидел портрет, который вы носите на шее. Я не спрашиваю, конечно, чей это портрет и откуда он у вас, а только хотел бы знать, верно ли передан на карточке цвет лица этой молодой женщины, так ли она темнолица на самом деле?

К тому моменту, когда Гэбриель кончил вопрос, бледность на лице Джека сменилась ярким румянцем. Ответ не заставил себя ждать:

– Черт подери, да она вдвое темнее! На карточке она белым-бела!

На лице Гэбриеля выразилось разочарование. Но Гемлина уже было не удержать.

– Да! Вдвое темнее! И когда я говорю вам это, я имею в виду, что самая белая женщина на свете не сравнится с ней красотой! Нет ангела в небесах, который был бы краше ее! Вот какая она, черт меня совсем подери! По этой карточке, – продолжал мистер Гемлин, вытаскивая медальон и вытирая его носовым платком, – нельзя, конечно, правильно о ней судить. – Ну а вы, – внезапно обратился он к Гэбриелю, принимая самый угрожающий тон, – вы-то чего молчите?

– Мне показалось, что она походит лицом на мою сестру Грейс, – робко ответил Гэбриель. – Не встречали вы ее, мистер Гемлин? Она пропала без вестей в тысяча восемьсот сорок девятом году.

Гемлин смерил Гэбриеля быстрым взглядом, в который бессознательно вместил всю дерзость, на какую только был способен.

– Походит на вашу сестру?! – промолвил он. – Уж не думаете ли вы, что у вас могла быть такая сестра? Поглядите как следует! – заорал Джек. – Разве вы не видите, что перед вами настоящая леди?!

– Грейси не похожа ни на меня, ни на Олли; она совсем другая, – спокойно возразил Гэбриель, словно не замечая грубости Гемлина.

Но Джека уже трудно было угомонить.

– Скажите, поет ваша сестра, как ангел? Говорит она по-испански, как губернатор Альварадо? Происходит ли она из старейшей испанской фамилии? Владеет она ранчо и имением в тридцать квадратных лиг? Зовут ее Долорес Сальватьерра? А цвет лица вашей сестры напоминает молодую кору земляничного дерева? А кажутся все женщины перед ней мертвенно-белыми как мел?

– Конечно, нет, – со вздохом ответил Гэбриель. – Я ведь спросил просто так, по дурости, мистер Гемлин. Поглядел на карточку, мне вдруг и представилось…

– Карточку я украл, – заявил Джек, во внезапном порыве откровенности. – Стащил со стола в гостиной, когда никто не видел. Господи, да она никогда бы мне ее не подарила! А если бы кто из родственников заметил, они бы меня и в живых не оставили. Теперь вам понятно, что к конокрадству я пришел не случайно, – заявил Джек Гемлин, заливаясь самым бесшабашным смехом. Тут он столь же откровенно, и дав волю поэтической фантазии, поведал Гэбриелю о своей первой и единственной беседе с донной Долорес. Должен сказать, что в этой новелле Джек не пощадил себя: почти ничего не сообщил об услуге, которую оказал донне Долорес, скрыл, что она поблагодарила его взглядом, подчеркнул безнадежность своей страсти.

– Теперь, надеюсь, вас больше не удивляет, что мы не стали дружками с Джонни Рамиресом и что я влюбился в вас с первого взгляда, как только узнал, что вы его прикончили. Ну, хватит обо мне, поговорим о вас: я хочу выяснить это дело во всех подробностях. Ребята говорят, будто он приволокнулся за вашей женой и вы свели с ним счеты. Так оно было или нет? Рассказывайте, да поживее! – добавил Джек, вдруг побелев от боли. – Если вы чем-нибудь не развлечете меня, я сейчас заору.

Но Гэбриель молча склонился над раненым и стал поправлять на нем бинты.

– Будете вы рассказывать или нет? – угрожающе спросил Джек. – А то я сейчас сорву повязку и истеку кровью у вас на глазах. Чего вы боитесь? Я все знаю про вашу жену; нового вы мне ничего не расскажете. Я ведь приметил ее еще в Сакраменто, до того как вы поженились; Рамирес уже был у нее на крючке. Она обманывала его тем же самым манером, что и вас. Неужели вы такой круглый болван, что влюблены в нее до сих пор?

Джек даже приподнялся на локте, чтобы получше рассмотреть сидевшего рядом с ним круглого болвана.

– Вы о ком толкуете, не об этом ли мексиканце Рамиресе? – спросил Гэбриель, помолчав некоторое время и направляя на собеседника ясный простодушный взгляд.

– И не думал о нем говорить! – заорал Джек. – Я говорил о..! – Мистер Гемлин предложил вариант, далеко выходящий за пределы самого пылкого человеческого воображения.

– Я не убивал его, – преспокойно заявил Гэбриель.

– Понятное дело, – сказал Джек, – вы просто стояли, поковыривая охотничьим ножом в зубах, а он свалился с дерева и угодил к вам на нож. Расскажите лучше толком, Гэбриель, как дело было? Где вы повстречались, долго ли дрались, показал ли он себя хоть под конец мужчиной?

– Говорю вам, я не убивал его.

– А кто же тогда, по-вашему, его убил? – возопил Джек, вне себя от ярости и от боли в ноге.

– Я не знаю… Может быть… Думается мне… – Гэбриель сбился и растерянно уставился на собеседника.

– Послушайте, мистер Гэбриель Конрой, – сказал ледяным тоном Джек Гемлин, переходя к своей самой изысканной манере, – быть может, вы будете настолько добры, что разъясните мне, что же в таком случае означает вся эта чертовщина? Быть может, вы любезно сообщите мне, для чего я лежу здесь с пулей в ноге? Для какой надобности вы забрались в здание суда и довели сотню людей до полного умопомешательства? Почему вы сейчас ищете убежища в этом изящном фамильном склепе? А если у вас после ответа на эти вопросы останется свободное время, быть может, вы сообщите мне дополнительно, для чего вы гоняли меня в Сакраменто? Я нуждаюсь в моционе, спора нет, и мне было бесконечно приятно познакомиться с вашей юной сестрой, но – еще раз спрашиваю вас, – к чему вы затеяли все это?

– Джек, – сказал Гэбриель, склоняясь к раненому в смятении и тревоге. – Я подумал, что она его убила, и решил взять вину на себя. Я ни минуты не захотел запутывать вас в это дело, Джек!.. Решил, что они вздернут меня, и на том все и кончится… Честное слово, Джек!

– Значит, вы не убивали Рамиреса?

– Нет.

– Вы подумали, что его убила ваша жена?

– Да.

– Решили взять вину на себя?

– Да.

– Взять на себя?

– Да.

– Ее вину на себя?

– Да.

Мистер Гемлин лег на спину и принялся насвистывать популярную песенку: «Когда, милая Анни, наступит весна…». Этим он хотел выразить свое величайшее отвращение к обнаружившемуся ходу событий.

Под предлогом, что повязка опять пришла в беспорядок, Гэбриель обнял своего беспомощного друга, а потом приподнял его и прижал к груди, словно закапризничавшего ребенка.

– Джек, – сказал он ласково, – представьте себе, что эта темнолицая девушка на карточке…

– Какая еще девушка?.. – сердито отозвался Джек.

– А вот та красавица… Представьте, что вы с ней познакомились, а потом вдруг узнали, что она вас обманывает… По вашей же вине, не из-за того, что она дурная женщина… – прибавил он поспешно.

– Та красавица – истая леди, – яростно прервал его Джек, – а жена ваша… – Но, взглянув на Гэбриеля, он сразу осекся, а потом сказал. – Знаете что, оставьте меня в покое. «Хочу ангелом быть я, парить в небесах…»

– Представьте еще, что у жены вашей есть тайна, – продолжал Гэбриель, словно не замечая нетерпения собеседника, – что ее преследует человек, который эту тайну знает, я она, в отчаянии, убивает его. Скажите, выдали бы вы ее на расправу, несчастную, измученную страдалицу? Нет, вы предпочли бы сами болтаться на виселице! Таковы – вы, таков – я, и слава за то господу богу!

– Ваши чувства бесспорно делают вам честь, мистер Конрой. Я тронут до глубины души; пуля Джо Холла и та зашевелилась у меня в ноге, – сказал Джек, избегая глядеть Гэбриелю в глаза и словно высматривая что-то у выхода из штольни. – Скажите-ка лучше, старый увалень, который теперь час и не пора ли нам вылезать из этой дыры? – Он застонал, потом, помолчав немного, спросил со злостью: – А откуда вы взяли, что его убила ваша жена?

Гэбриель торопливо и даже, если учесть его особенности как рассказчика, сравнительно сжато изложил Джеку основные факты, начиная с утренней встречи с Рамиресом и кончая тем, как он, получив от жены записку и спеша на свидание, наткнулся на мертвое тело мексиканца. Джек только раз прервал его и спросил, почему, увидев, что Рамирес убит, он повернул назад.

– Я решил, что теперь нам видеться вроде и ни к чему. Не хотелось говорить ей, что я знаю про убийство.

– Кошмарный старый идиот! – простонал Гемлин. – Если бы вы пошли, вы увидели бы того молодца, который убил мексиканца.

– Какого еще молодца? – спросил Гэбриель.

– Того самого, у которого утром было свидание с вашей женой. Вот кому я должен помочь, чем попусту здесь валяться.

– Так вы думаете, Джек, что это не она убила мексиканца? – спросил взволнованный Гэбриель.

– Конечно, нет! – холодно отозвался Гемлин.

– Так на что же она намекает в своей записке? – спросил Гэбриель с озабоченным видом.

– Не знаю, – отозвался Джек. – Наверно, вы, по своему обыкновению, и тут что-нибудь напутали. Дайте-ка записку.

Гэбриель (не сразу). У меня ее нет.

Гемлин. А где же она?

Гэбриель (виновато). Я порвал ее.

Гемлин (не веря своим ушам). Порвали записку?

Гэбриель. Да.

Гемлин (после уничтожающего молчания). Скажите, вам никогда никто не советовал обратиться к врачу?

Гэбриель (простодушно, покорно). Да, многие находят, что я странно себя веду.

Гемлин (снова помолчав). Скажите, а что Пит Дамфи имеет против вас?

Гэбриель (удивленно). Ничего!

Гемлин (раздумчиво). А ведь линчевателей натравил на вас его человек – правая его рука в Уингдэме. Я сам слышал, как он разжигал толпу.

Гэбриель (простодушно). Вот тут вы ошибаетесь, Джек. Дамфи – мне друг. Разработка рудника ведется на его средства. Я служу у него управляющим.

Гемлин. Ах, вот оно что! (Еще чуточку помолчав.) Скажите, Гэбриель, нет здесь поблизости благоустроенного сумасшедшего дома, куда можно было бы направить двух пациентов? Один – безнадежный хроник; другой – пострадал от неосторожного обращения с огнестрельным оружием.

Гэбриель (с глубоким вздохом). Вам вредно столько разговаривать, Джек! Отдохните. Скоро уже стемнеет.

Измученный приступами боли, следовавшими один за другим, Гемлин умолк.

Мало-помалу тусклый свет, проникавший в устье штольни сквозь кустарник и груды камней, сменился тьмой, и беглецы задрожали от охватившей их могильной сырости. Журчание воды, стекавшей тоненькими ручейками с земляных стен, казалось, стало громче. Гэбриель уже успел заметить, что рельеф лощины сильно переменился после землетрясения. Одна отлично знакомая ему горная выработка начисто исчезла. Осторожно опустив раненого на землю, он подполз к выходу и огляделся. Голоса и шум людских работ стихали вдали, солнце шло к закату; сумерки здесь совсем короткие; скоро они смогут, не страшась погони, покинуть убежище. Пробираясь обратно в штольню, Гэбриель вдруг обнаружил не примеченное им ранее отверстие над головой; оттуда просачивался сейчас слабый свет. Приглядевшись повнимательней, Гэбриель установил, что отверстие ведет в какую-то совершенно неизвестную ему выработку, проходящую прямо над их штольней; соединение обеих штолен произошло, как видно, в результате подземного толчка. Гэбриель знал здешние места как свои пять пальцев и был немало удивлен; у него и мысли не было, что здесь еще кто-нибудь мог старательствовать; между тем, по всем данным, таинственная выработка предшествовала самым ранним поискам драгоценного металла в Гнилой Лощине. Все еще изумленно озирая отверстие, Гэбриель вдруг почувствовал под ногой какой-то металлический предмет. Он нагнулся и поднял наглухо запаянную жестяную коробочку размером не более банки из-под сардин, с надписью на крышке; что там было написано, Гэбриель не мог разобрать из-за темноты. Он направился назад, к устью штольни, где было посветлее, рискнул даже выйти наружу, но при всем старании не сумел ничего прочитать. С помощью острого камня он вскрыл коробку; к вящему его разочарованию, там не оказалось ничего, кроме сложенных бумаг и записной книжки. Сунув находку в карман куртки, Гэбриель возвратился в штольню. Вся его прогулка продолжалась не более пяти минут; однако, когда он подошел к месту, где оставил Джека, там никого не было.