Текст книги "Все хроники Дюны (авторский сборник)"

Автор книги: Фрэнк Патрик Герберт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 195 страниц) [доступный отрывок для чтения: 44 страниц]

Звезды смотрели в щель меж каменных стен. Пауль почти не различал фигуру матери – так, смутный серый призрак, почти невидимое движение во мраке.

– Фонарик бы зажечь… – шепнул он. – Жаль, нельзя.

– У нас есть не только зрение, – напомнила Джессика. Пауль передвинул ногу дальше вперед, перенес на нее

вес, пошарил второй ногой – и наткнулся на что-то. Подняв ногу, обнаружил, что это ступенька, и поднялся на нее. Протянул руку назад, поймал руку Джессики и потянул за собой.

Еще ступенька.

«Удобная и ровная, – добавила про себя Джессика. – Без сомнения, дело рук человека…»

Она поднималась вслед за почти невидимым сыном, ногой нащупывая ступени.

Стены постепенно сблизились – теперь лестница была узкой, еле пройти; плечи почти касались стен. Наконец она вывела их в узкое ущелье с ровным полом, которое, в свою очередь, открывалось в неглубокую, залитую лунным светом котловинку.

Пауль вышел на край котловинки, огляделся и прошептал:

– Как красиво!..

Джессика, стоявшая за его плечом, могла лишь молча с ним согласиться.

Как бы она ни устала, как бы ни раздражали катетеры, носовые фильтры и наглухо застегнутый дистикомб, как бы она ни боялась и ни мечтала об отдыхе, – красота котловинки захватила ее.

– Как в сказке, – прошептал Пауль. Джессика кивнула.

Перед ними расстилалась целая рощица пустынной растительности – кусты, кактусы, крохотные розетки зеленых листиков. Дул ветерок, и листья трепетали в лунном свете. Стены котловинки по левую руку были зачернены тенью, справа – озарены луной.

–V– Наверняка тут живут фримены, – проговорил Пауль.

– Да, такое количество растений без человеческого ухода не выживет, – согласилась Она и, сняв колпачок с питьевой трубки, глотнула воды. Теплая, с еле заметным горьковатым привкусом влага смочила горло, сразу освежив ее. Когда она закрывала трубку, под колпачком захрустели попавшие в него песчинки.

Внимание Пауля привлекло движение – справа от них, на расстилающемся внизу дне котловинки. Сквозь кусты дымника и поросль травы виднелся освещенный луной клин песка, а на нем – хоп, хоп, прыг-скок, хоп-скок, хоп – резвились какие-то крошечные зверушки.

– Мыши! – прошептал он.

Хоп-хоп-хоп – они то скрывались в тенях, то снова выпрыгивали на свет.

Беззвучная тень упала с неба на зверьков. Пронзительный птичий крик, хлопанье крыльев – и серая птица призраком поднялась над котловинкой с темным комочком в когтях.

Весьма своевременное напоминание, подумала Джессика.

Пауль все смотрел в котловинку. Глубоко вздохнув, он почувствовал чуть резковатый запах шалфея, струящийся из ночной тьмы. Хищная птица… Он принял ее как реальность Пустыни, естественный порядок вещей в ней. После атаки хищника в котловинке наступила такая несказанная тишина, что казалось, слышно было, как льется на стоящие на страже кусты сагуаро и ощетинившегося зелеными копьями красочника молочно-голубой свет луны. И тихое пение этого света было, наверно, древнейшей, первозданной гармонией Вселенной.

– Пора, пожалуй, найти место для палатки, – нарушил наконец молчание Пауль. – А завтра с утра попробуем найти фрименов, которые…

– Чаще всего незваные гости не слишком радуются, найдя фрименов! – прервал его слова тяжелый мужской голос, раздавшийся откуда-то сверху и справа. – Только, пожалуйста, не надо бежать, пришельцы, – добавил голос, когда Пауль дернулся было обратно к проходу. – Если вы побежите, только растратите зря влагу своих тел.

«Им нужна вода нашей плоти!» – с ужасом подумала Джессика. Ее мышцы пришли в полную готовность, мгновенно преодолев усталость. Внешне, впрочем, это было невозможно заметить. Определив направление на голос, она невольно поразилась: вот это мастера! Даже она не слышала, как фримены подобрались так близко. Тут же она сообразила, что владелец голоса был неслышим потому, что звуки его движения были неотличимы от обычных звуков пустыни.

Второй голос откликнулся со стены котловины, слева: «

– Кончай с этим, Стал. Берем их воду – и идем дальше. Времени до рассвета осталось немного.

Пауль, не так хорошо, как мать, подготовленный к неожиданным опасностям, был раздосадован: он замер, он пытался даже бежать, он позволил панике, пусть даже на миг, захватить себя!.. Теперь он усилием воли заставил себя действовать так, как его учили: расслабиться, затем от настоящей расслабленности перейти к кажущейся и быть готовым в любой миг нанести удар в любом направлении.

Но он все еще чувствовал страх. И знал его причину: он по-прежнему не видел будущего… и того, что происходило сейчас, он раньше не видел… а их окружали фримены, которым нужна лишь вода двух беззащитных тел.

Глава 8

…Эта религиозная традиция фрименов является, таким образом, источником и основой учения, известного сегодня как «Столпы Вселенной»: и его Квизара Тафвид ныне – среди нас, неся все свои знамения, пророчества и свидетельства. Они несут нам мистический сплав веры, вышедший из горнила Арракиса; глубинную красоту этой веры лучше всего выражает волнующая музыка, основанная на старинных формах, но отмеченная знаком нового пробуждения. Кто не слыхал «Песнь Старца», кого не тронула она до глубины души ?

Я влачил стопы свои в пустыне, Где сонмы миражей дрожали и текли. Я жаждал славы, я к опасности стремился, Достичь пытался горизонтов Аль-Куляба – И видел я, как сравнивает горы Седое Время тщась настичь меня. И видел: воробьи примчались Быстрей, чем волк в прыжке убийственном, И сели на ветви древа юности моей. Я слышал – в кроне стая их порскала, Но растерзали меня Их злые маленькие коготки и клювы…

(Принцесса Ирулан, «Арракис Пробуждающийся»)

Человек полз через гребень дюны – пылинка под полуденным солнцем. На нем были лишь рваные лохмотья – все, что осталось от плаща-джуббы. Голое тело под прорехами было беззащитно перед жарой. Капюшон джуббы был

оторван, но человек из полосы ткани от подола плаща сумел сделать себе тюрбан. Между витков тюрбана торчали клочья песочного цвета волос. Редкая бородка и густые брови были того же цвета. Под сплошь синими глазами оставалось еще темное пятно. Полоска свалявшихся волос на усах и бороде – тут проходила трубка дистикомба, от носовых фильтров к водяным карманам.

Человек замер на гребне, перебросив руки на осыпающийся склон. На его спине, на руках и ногах запеклась кровь; к ранам присохла корка серовато-желтого песка. Человек медленно подтянул руки под себя, поднялся рывком и встал, пошатываясь. Даже это слабое, неловкое усилие сохраняло следы былой четкости и отточенности движений.

– Я – Лиет-Кинес, – хрипло произнес он, обращаясь к пустынному горизонту. Его голос был лишь слабой карикатурой на самое себя. – Я – планетолог Его Императорского величества, – продолжил он уже шепотом, – Планетный Эколог на Арракисе. Я – хранитель этой земли.

Он оступился, неловко упал на хрупкую спекшуюся корку, стянувшую склон дюны. Руки, пробив ее, бессильно погрузились в песок.

«Я – хранитель этого песка», – подумал он с горечью.

Он понимал, что почти бредит, что надо зарыться в песок – найти в нем относительно более прохладный слой и как-нибудь укрыться в нем; но он чувствовал также сладковато-тухлый запах эфиров: где-то под ним созревал, как нарыв, карман премеланжевой массы. Кто-кто, а он лучше любого фримена знал, чем это чревато. Раз слышен запах премеланжевых масс, значит, давление газов в глубине стало критическим – близким к взрыву. Надо убираться отсюда…

Его руки слабо скребли песок. Внезапно пришла четкая, ясная мысль: «Подлинное сердце планеты – ее ландшафт… то, насколько мы заняты в этой основе цивилизации – агрикультуре.

Как странно, думал он, что мозг никак не может сойти с привычной колеи…

Харконненские солдаты бросили его здесь без воды, без дистикомба в расчете на то, что если не Пустыня, то червь покончит с ним. Кого-то забавляла мысль о том, Агрикультура – сельское хозяйство.

что он будет медленно, в одиночку умирать – что его убьет собственная его планета.

«У Харконненов всегда были сложности с убийством фрименов, – усмехнулся он про себя. – Нас не так-то легко убить. Я сейчас должен был бы уже быть мертв… я действительно скоро умру… но экологом быть не перестану, не смогу».

– Первая, основная и наивысшая функция экологии – умение видеть последствия.

Звук этого голоса потряс его: ведь владелец голоса был давно мертв! Это был голос его отца, который занимал здесь должность планетного эколога до него и погиб в провальной воронке у Гипсовой Котловины.

– Да, ты, сынок, крепко влип, – сказал отец. – Но ты должен был заранее оценить возможные последствия, когда решился помочь сыну герцога.

«Я брежу», – подумал Кинес.

Голос, кажется, звучал откуда-то справа. Кинес, оцарапав лицо песком, повернул туда голову. Ничего, только воздух дрожит .над изгибом песчаного склона, раскаленного полуденным солнцем.

– Чем больше жизни содержит система – тем больше в ней и ниш для жизни, – назидательно произнес отец. Сейчас голос звучал сзади и слева.

«Чего он кружит .вокруг меня, – раздраженно подумал Кинес. – Он что, не хочет, чтобы я его увидел?..»

– Жизнь, таким образом, повышает способность окружающей среды поддерживать жизнь, – продолжал отец. – Поскольку жизнь делает питательные вещества более пригодными к употреблению. Она связывает в системе энергию через многочисленные химические связи между организмами…

«Да что же он все твердит одно и то же? – подумал Кинес. – Я знал все это, когда мне еще десяти не было!»

Пустынные коршуны – трупоеды, как большинство диких животных здесь, – уже кружили над ним. Кинес увидел тень, черкнувшую по песку подле его руки, и с усилием повернул голову так, чтобы видеть небо. Птицы виделись ему размытыми пятнами на серебристо-голубом небе. Как плавающие в вышине хлопья сажи.

– Обобщение – наша специальность, – сказал отец. – Проблему планетарных масштабов не очертить тонкой линией. Планетология – это искусство кроить и подгонять…

«Что он мне хочет сказать? Может быть, я не учел какие-то последствия?»

Его голова снова упала на песок, и сквозь вонь премеланжевых газов он ощутил запах опаленного камня. Где-то в уголке разума, где еще жила логика, возникла мысль: «Это стервятники; может быть] кто-нибудь из моих фрименов заметит это и придет узнать, в чем дело…» –

– Для каждого действующего планетолога важнейшим орудием являются люди, – поучал отец. – Ты должен насаждать в народе экологическую грамотность. Именно поэтому я разработал эту, совершенно новую, систему экологической нотации, экостенографии…

«Вот что! Он повторяет то, что уже говорил мне, когда я был ребенком!..»

Он почувствовал прохладу, но тот, все еще действующий уголок сознания деловито разъяснил: «Солнце в зените. На тебе нет дистикомба, ты перегрелся, и солнце высушивает твое тело».

Пальцы бессильно прочертили канавки в песке.

Даже дистикомба не оставили!..

– Наличие в воздухе влаги, – сообщил отец, – предотвращает слишком быстрое испарение таковой живыми организмами.

«Ну что он все говорит такие очевидные вещи?» – дивился Кинес.

Он попробовал думать о воздухе, насыщенном влагой, – дюны, поросшие травой… а там, внизу – открытая вода, широкий, полноводный арык, протянувшийся через пустыню, и деревья вдоль него… Он никогда не видел открытой воды, разве что на иллюстрациях. Открытая вода… вода для полива… он вдруг вспомнил: для орошения одного гектара земли в период вегетации необходимо пять тысяч кубометров воды.

– На Арракисе первой нашей целью будет создание травяного покрова на больших территориях. Мы начнем эту работу, используя мутированные засухоустойчивые травы. Связав влагу в дерне, мы перейдем к посадке лесов на холмах – а затем дело дойдет до создания открытых водоемов.

Сначала небольших, вытянутых вдоль линий преобладающих ветров, с ветровыми ловушками и осадителями, которые отберут у ветра украденную им влагу. Мы, наверно, создадим настоящие сирокко – влажные ветры… но нам никогда не уйти от необходимости ставить ветровые ловушки.

«Вечно он читает мне лекции. Что бы ему наконец заткнуться? Он что, не видит, что я умираю?»

– И ты тоже, безусловно, погибнешь, как и я, – заверил отец, – если не уберешься немедленно с образующегося под тобой пузыря. Да-да, там, внизу – премеланжевый карман, и ты это и сам понимаешь. Ты ведь чувствуешь запах газов? И понимаешь, что Маленькие Податели уже начинают выпускать воду в премеланжевую массу.

Мысль об этой воде в глубине сводила с ума. Он представлял ее, эту воду. Там, в пористых породах, запечатанная кожистыми телами полурастений-полуживотных, Маленьких Подателей, была вода. Чистейшая, прозрачная, свежая, – и она выливается сквозь тонкий пока разрыв в…

В премеланжевую массу!

Ой вдохнул гнилостно-сладкий запах. Да, он заметно усилился.

Кинес заставил себя подняться на колени. Раздался резкий птичий крик, захлопали крылья.

«Это – Пустыня Пряности, – думал он. – Даже днем здесь должны быть фримены. Они обязательно увидят птиц и придут выяснить, в чем дело».

– Движение в среде – обязательное условие для животной жизни, – объявил отец. – Кочевые народы следуют этому принципу. Линия же движения зависит от потребности в воде, пище, минералах и другом сырье. Теперь мы должны контролировать это движение, приспосабливая его для наших целей.

– Заткнись, а? – пробормотал пересохшим ртом Кинес.

– Мы должны сделать на Арракисе то, что никогда еще не применялось к целой планете, – ответил отец. – Мы должны использовать человека в качестве созидательной экологической компоненты. Внедрять приспособленные к местным условиям земные формы. Тут – растение, там – животное и, наконец – человек, который преобразует водяной цикл и самый ландшафт.

– Заткнись!!!

– Именно линии движения дали нам ключ к пониманию связи между червями и Пряностью, – сообщил отец.

«Да, червь, – со внезапной надеждой подумал Кинес. – Податель всегда приходит при взрыве премеланжевого кармана. Но у меня же нет крюков! Как я взберусь без них на большого Подателя?..»

Он чувствовал, как отчаяние выпивает последние его силы. Вода так близко, всего в сотне метров под ним; и червь придет наверняка, но удержать его на поверхности и воспользоваться им не удастся!..

Кинес вновь упал ниц на песок, в продавленную им выемку. Песок обжег его левую щеку – правда; это ощущение словно пришло откуда-то издалека…

– Экосистема Арракиса организовалась на основе эволюции эндемических форм жизни, – вещал отец. – Не странно ли, что практически никто не поднял глаз от Пряности, не удивился тому, что при отсутствии крупных участков, занятых растительностью, в атмосфере поддерживается практически идеальное соотношение азота, кислорода и углекислого газа. Вот она перед вами, вся планета. Только смотрите и изучайте! Перед вами процесс – процесс жестокий, но это процесс. В нем есть разрыв? Значит, должно быть что-то, занимающее этот разрыв. Наука, собственно, и состоит из ряда фактов, которые, будучи объяснены, стали считаться очевидными. Я знал о Маленьких Подателях, населяющих глубины под песками, задолго до того, как увидел их.

– Пожалуйста, папа, хватит лекций! – прошептал Кинес.

Коршун сел на песок возле самой его руки. Кинес смотрел, как птица сложила крылья и, наклонив голову, одним глазом взглянула на него. Собрав последние силы, он слабо, хрипло крикнул. Коршун отпрыгнул шага на два, но продолжал рассматривать добычу.

– До сих пор, – сказал отец, – человек и все созданное им были кожной болезнью планет. Природа же всегда старается бороться с недугом, она уничтожает или инкапсулирует ее, – или включает ее в собственную систему так, как нужно ей самой.

Коршун пригнул голову, расправил крылья, хлопнул ими. И опять уставился на неподвижно вытянутую руку. Сил крикнуть у Кинеса уже не было.

– Однако исторически сложившаяся система взаимного ограбления кончается здесь, на Арракисе, – сказал отец. – Нельзя бесконечно красть у природы, не заботясь о тех, кто придет следом. Физические свойства планеты – основа ее экономики и политики; мы увидим их – и наш путь очевиден.

Он никогда не мог остановиться, заведя лекцию. Лекции, лекции – вечные лекции…

Коршун подпрыгнул на шаг ближе к безвольной руке Кинеса. Наклонил голову, взглянул оценивающе на тело, сперва одним глазом, потом другим.

– Арракис – планета монокультуры, – сказал отец. – Монокультура. Всего одна. Она обеспечивает правящему классу такую жизнь, какую во все времена вели правящие классы, в то время как внизу подбирала их объедки безликая масса недочеловеков-полурабов. Так вот, нас занимают именно эти массы и эти, так сказать, объедки. Они куда ценнее, чем кто-либо мог предположить.

– Я тебя не слушаю, так и знай, – прошептал хрипло Кинес. – Уходи…

И он опять подумал с надеждой: «Наверняка поблизости должны, должны быть мои фримены. Они придут хотя бы для того, чтобы проверить – не удастся ли поживиться здесь водой…»

– Итак, массы Арракиса узнают, что мы трудимся, чтобы земля здешняя изобиловала водами, – продолжал отец. – Разумеется, у большинства будут лишь полумистические представления о том, как мы собираемся сделать это. Многие, не осознающие проблемы ограничения веса, могут вообразить, что мы собираемся ввозить воду с какой-нибудь планеты, где она имеется в избытке. Что ж, пусть думают что угодно, пока они в целом верят нам.

«Вот сейчас… сейчас я встану и выскажу ему все, что о нем думаю, – подумал Кинес. – Вместо того чтобы помочь – стоит, поучает!..»

Птица подобралась еще на шаг ближе к руке. Чуть поодаль опустились на песок еще два коршуна.

– Религия и закон должны быть едины для всей этой нашей массы, – сказал отец. – Всякий акт неповиновения должен рассматриваться как грех и караться именно как таковой – наложением религиозной же кары. Это принесет двойную выгоду % укрепляя как повиновение, так и храбрость. Мы, заметь, должны опираться не столько на храбрость отдельных личностей, сколько на храбрость всего населения.

«И где же оно, это мое население?.. Как раз сейчас оно мне особенно нужно!» – сердито подумал Кинес. Он собрал остаток сил и двинул руку к ближайшему коршуну. Ему удалось сдвинуть ее сантиметра на полтора. Тот отпрыгнул к своим сородичам, готовый в случае чего тут же взлететь.

– Составленный нами график перейдет в природный феномен, – объявил отец. – Жизнь на планете подобна ткани, в которой переплетены многие тысячи нитей. Изменения флоры и фауны на первом этапе будут определяться исключительно сторонним физическим воздействием – нашим воздействием. Но по мере укрепления внесенные нами изменения начнут сами воздействовать на эти воздействия, нам придется еще разбираться с этим. Учти, что, контролируя лишь три процента энергии на поверхности планеты – только три! – мы сумеем превратить систему в самодостаточную и самообеспечивающую.

«Что же ты мне не поможешь? – устало спросил про себя Кинес. – Так всегда: ты подводишь меня именно тогда, когда ты мне нужнее всего…» Он хотел повернуться туда, откуда слышался голос отца, и хотя бы взглядом заставить его замолчать… упрекнуть его… но мышцы отказались повиноваться.

Коршун вновь пришёл & движение. Осторожно, шажок за шажком, птица подобралась к Кинесу. Другие две делали вид, что не обращают внимания ни на будущего сотрапезника, ни на будущий обед.

Коршун остановился в шаге от руки Кинеса.

И в этот миг на Кинеса сошло озарение. Неожиданно он увидел такое будущее, такую возможность для Арракиса, которого отец не представлял. Вероятности, связанные с этим путем, переполняли его.

– Нет худшей беды для твоего народа, чем оказаться в руках Героя, – отрезал отец.

«Он читает мои мысли! – рассердился Кинес. – А… впрочем, пусть его».

Потом мысли его перешли на другое.

«Сообщения уже отправлены во все мои сиетчи, – подумал он с удовлетворением. – И ничто их не остановит. Если сын герцога жив, они найдут его и будут оберегать, как я велел. Они, правда, могут убить его мать. Но мальчика… мальчика спасут».

Коршун сделал еще шажок – теперь он мог клюнуть руку. Он наклонил голову набок, рассматривая безвольно простертое тело, вдруг он замер, вздернул голову и, резко вскрикнув, взлетел в воздух вместе с другими птицами.

«Пришли! – закричал беззвучно Кинес. – Пришли мои фримены!»

И тут он услышал, как рокочут пески.

Этот звук знал любой фримен и без труда отличал от звука идущего червя или любого другого звука Пустыни. Где-то под ним премеланжевые массы вобрали достаточно воды и органики, выделенных Маленькими, и достигли критической стадии роста. Там, в глубине, возник и начал подниматься огромный пузырь двуокиси углерода. Это было как направленный вверх взрыв – и в эпицентре его возникла песчаная воронка; точно водоворот. В результате произойдет обмен – Пустыня выбросит наверх то, что образовалось в ее недрах, поглотит все, что было на поверхности в месте выброса.

Коршуны кружили над ним, разочарованно крича. Они-то знали, что происходит. Это знали все жители Пустыни.

«Я тоже житель Пустыни, пустынная тварь, – подумал Кинес. – Видишь, отец? Я житель Пустыни».

Он почувствовал, как пузырь приподнял его, лопнул и пескопад охватил его, унося в прохладную тьму. На какой-то миг ощущение прохлады и влаги принесли благодатное облегчение. А потом, когда его планета убивала своего эколога, ему пришло в голову, что отец и другие ученые ошибались и основными принципами Вселенной были случайность и ошибка.

Даже коршуны согласились бы с ним.

Пророчество, предвидение… Как испытать их перед лицом вопросов, ждущих ответа? Сколько подлинного пророчества содержит «волна» предвидения (как называл свои видения сам Муад'Диб) – и насколько сам прорицатель воздействует на будущее, подгоняя его под собственные предвидения? А гармонические связи, улавливаемые в акте пророчества?..