Текст книги "Фактор вознесения"

Автор книги: Фрэнк Патрик Герберт

Соавторы: Билл Рэнсом
сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 28 страниц)

Лишь этого требует от нас Корабль, лишь в этом заключена суть богоТворения: обрести в себе человека и подняться с ним вровень.

Керро Паниль, «Войны клонов».

Взломав монтировкой не желавший открываться люк, Рико ворвался в кают-компанию и увидел, что Бен уже пришел в себя и, цепляясь дрожащими от слабости руками за подлокотники кресла, пытается встать.

– Бен, дружище…

Оператор перелез через опрокинувшийся стол и склонился над другом, следя, однако, за тем, чтобы ненароком к нему не прикоснуться. В морянских зеленых глазах Бена уже светилось сознание, но, похоже, ему еще трудно было сфокусировать взгляд. Вокруг валялись обломки мебели и куски обшивки разбившегося судна.

– Ты можешь говорить?

– Я… – Бен закашлялся и просипел: – Я… да. Похоже, могу.

– Да ты сиди! – прикрикнул на него Рико. Он внезапно ощутил странный гул в голове и сделал глубокий вдох, стараясь снять напряжение. – Мы уже никуда не спешим… Так что расслабься и отдыхай.

– Криста… – Голос Бена звучал словно издалека, и в нем появились незнакомые обертоны. – С ней ничего не случилось?

Гул не прекратился, а, напротив, перерос в вибрацию, от которой губы и пальцы Рико слегка зазудели. Как это похоже на Бена! В первую очередь он думает о других, а потом уже о себе. Оператор бросил взгляд на второе кресло – ни малейшего движения. Во время аварии все лампы погасли, и в полумраке каюты Рико показалось, что девушка не дышит.

«Черт!»

– Да сиди ты! – повторил он, усаживая Бена в кресло. – Я сейчас сам посмотрю, что с ней.

Но тело еще плохо слушалось после контузии: руки ослабели, а колени дрожали. Внезапно в каюте стало еще темнее – это ливень обрушил на суденышко плотные потоки воды. Но человеческие тени почему-то были уже не обычного серого цвета – они мерцали переливами зелено-голубых оттенков с узенькими трепещущими язычками лимонно-желтого пламени по краям.

Вокруг тела Кристы Гэлли распространилось золотистое сияние, и в его неверном свете Рико заметил, что, хотя девушка по-прежнему не подавала признаков жизни, губы у нее нормального розового цвета. Обрадовавшись, он нагнулся к ней, чтобы пощупать пульс, но тут же, спохватившись, отпрянул. Он все еще не мог заставить себя прикоснуться к ней.

Она лежала, чуть приоткрыв рот. Надутый воротник комбинезона поддерживал голову, что помогало ей дышать. Но даже сейчас она была удивительно прекрасна. Рико любовался ее отрешенным лицом и мысленно молил небеса: «Ради Бена, ради всей изголодавшейся Пандоры, сделайте так, чтобы она не умерла!» У него на глазах окружавшее тело девушки золотистое сияние приобрело глубокий изумрудный оттенок. От него самого тоже струился зеленый свет, но более прозрачный и салатового оттенка; его язычки плясали в воздухе, словно ножки огромной амебы. Один из них дотянулся до изумрудного протуберанца ауры Кристы, и Рико понял, что она жива. Теперь оставалось лишь следить, чтобы она оставалась живой и впредь.

– Рико?

– Да, Бен? – рассеянно произнес Рико и удивился, что слышит свой голос будто со стороны.

«Но ведь я здесь, и голос мой при мне».

– С ней ничего не случилось?

Рико решительно набрал полную грудь воздуха, собираясь ответить, и прозрачное зеленое облачко мельчайшей пыльцы оказалось в его легких.

– С ней все в порядке, – еле ворочая языком, проговорил он. – Действие наркотиков Флэттери уже закончилось.

Он медленно обернулся: на сером фоне водяных струй вырисовывался темный силуэт Бена. Бьющие в плаз потоки высекали из него разноцветные искры, которые летели в Бена, а от него рикошетом рассыпались по всей каюте. Журналист ссутулился в кресле, устало потирая глаза, и вокруг него тоже плясало сияющее пламя. Но оно было не зеленым, как аура Кристы и Рико, а обычным, оранжевым и даже на вид теплым.

«Споры дирижабликов…»

– Похоже, я надышался пыльцы, – признался Рико Бену. Говорить было все труднее – язык онемел и еле шевелился во рту. – А ты как себя чувствуешь?

– У меня мигрень, – раздался жалобный голос Бена. – И чертовски сильная… А еще у меня руки и ноги не слушаются, хотя и могут двигаться, как надо. Наверное, контузия.

Рико помог ему удобнее устроиться в кресле. Их ауры переплелись. Бен уткнулся лбом в колени и обхватил голову руками.

– Да, я понял, о чем ты… Я и сам хожу, как одурманенный. Причем началось это давно.

– Да, – пробормотал Рико и снова глубоко вздохнул, – это началось давно. На тебя действовали наркотики Кристы. Точнее, снадобья Флэттери.

– Верно, наркотики, – согласился Бен. – Он накачивал ее какой-то пакостью, чтобы все думали, будто она выделяет ядовитый сок келпа. Фигляр.

Бен встал и, опираясь одной рукой на плечо Рико, а второй на переборку, на негнущихся ногах направился к креслу Кристы. Рико молча наблюдал, как он проверяет пульс девушки и пытается уловить дыхание.

– Она жива, – наконец сообщил Бен. – И если она в таком же состоянии, в каком был я, то может нас слышать. – Он похлопал ее по плечу и, склонившись к уху, прошептал: – С тобой все будет в порядке.

Рико надеялся, что это правда, а не ложь в утешение. Но в то же время нутром чувствовал, что со всеми троими «в порядке» уже никогда не будет. От этих мыслей его салатовая аура словно съежилась и, лишь когда он вытряхнул их из головы, снова расправилась и весело заплясала, сплетаясь с изумрудными и оранжевыми протуберанцами.

«Опасно не ее прикосновение, а наркотики, которыми ее накачали, – напомнил он себе. – Но как долго они действуют – вот вопрос».

А еще он вспомнил, что одна доза пыльцы действует совсем недолго, но удлиняет время для того, кто ее наглотался. А времени у них совсем не оставалось. Единственным, на чью помощь они сейчас могли рассчитывать, был… келп. Рико чувствовал это интуитивно и доверял своему чувству.

«Это все пыльца…» – пробился слабый голос рассудка.

– Ладно, надо проверить, что уцелело, – сказал Бен.

Рико с трудом сосредоточился. Он знал, что Бен прав и если они оба надышались пыльцы, то обоим надо предельно сконцентрироваться.

– Если мы не возьмем себя в руки, считай – мы уже трупы, – услышал он собственный голос.

Бен усмехнулся.

Рико снял с пояса лазерник и проверил заряд.

– Они уже знают, что мы приземлились, – пробормотал он. – Надо поскорее выбираться из этих обломков. А то они нас быстро вычислят.

Чтобы собраться с силами, он прислонился к переборке.

– Не настолько хороши наши дела, чтобы мы тут могли в полном составе рассиживаться и предаваться грезам, – через минуту проворчал он и решительно полез в вывороченный люк.

– Принеси мне немного пыльцы, – крикнул ему в спину Бен. – Это поможет нам решить проблему транспортировки Кристы.

– Ни в коем случае! Ей уже достаточно. Кроме того, мы не знаем, чем именно ее пичкал Флэттери. Большая доза может убить ее…

И вновь Рико услышал свой голос словно со стороны. Бен продолжал настаивать и убеждать его в том, что все правильно, мол, она уже получила дозу пыльцы, но, чтобы поставить ее на ноги, нужна гораздо большая доза, что Криста пробует пыльцу не в первый раз и до сих пор все обходилось…

– Рико, я не шучу. Ей она необходима как антидот. Ты же сам видишь, что с ней творится. Ну подумай ты своей головой!

Но Рико ничего не желал понимать. Больше всего его сейчас занимала мысль о том, что у них нет времени на долгие споры.

Поэтому, не говоря ни слова, он вернулся в каюту и взял Кристу за ноги. Бен подхватил девушку под мышки, и они вдвоем перенесли бесчувственное тело в остатки того, что еще недавно было рубкой «Летучей рыбы».

Как ни странно, несколько ламп еще работали, и в их свете друзья смогли оценить величину ущерба. Если кают-компания и корма почти не пострадали, то вдоль граничащей с рубкой переборки шла огромная трещина, а нос и вовсе валялся отдельно. Одно из крыльев выскочило из пазов и торчало под невероятным углом уродливым скелетом – обшивку с него содрало, как кожуру с апельсина.

Бен пнул обломки кресла и стал устраивать Кристу на полу, а та все цеплялась за его руки и шептала его имя. Рико тем временем расчищал путь на свободу, раскидывая в стороны куски обшивки и толстой шкуры дирижаблика. Внезапно он почувствовал запах водорода, и его это сильно встревожило. Конечно, дождь им здорово помог, он потушил все, что загорелось, но если здесь до сих пор сохранилась высокая концентрация водорода, то любая искра грозит новым взрывом. При этом он имел в виду вовсе не те мистические искры, которые видел в кают-компании, а вполне реальные – от перекореженной, но до сих пор не обесточенной аппаратуры.

– Бен, водород еще не рассеялся до конца! Это не очень опасно, но нужно действовать осторожно. А поскольку мы все еще слегка плывем от пыльцы, нужно быть осторожными вдвойне. Так что, пока я не разгребу проход, сиди смирно.

С этими словами Рико залез на остатки фюзеляжа и, орудуя остовом крыла, как копьем, попытался скинуть на землю придавивший рубку большой кусок оранжевой шкуры. Попутно он обозревал окрестности. Разбитое судно лежало у подножья высокого утеса, вдоль которого тянулась отделяющая его от моря не очень широкая полоса пляжа. Большая часть останков дирижаблика была раскидана по песку и камням до самой воды. Корпус амфибии все еще обвивали два огромных щупальца. Пыльца до сих пор действовала, и поэтому для Рико все вокруг светилось, мерцало и переливалось ярчайшими красками.

«Зато снаружи газ уже рассеялся, – подумал он. – Ветер с моря, и довольно свежий. Он разогнал водород без остатка».

Рико ощутил вонь подгоревшего жира и жженой плоти и вдруг обнаружил, что прожигает мешавшую выбраться шкуру своим лазерником. Ах да, попытки убрать ее привели к тому, что он наглотался еще пыльцы и понял, что сознание упорно куда-то уплывает, а медлить нельзя. Жирный вонючий дым заполнил всю кабину, и Рико услышал у себя за спиной надсадный кашель Кристы.

– Криста!

В голосе Бена звучала не тревога, а радость! Когда Рико наконец скинул ошметки шкуры на землю, в рубку хлынул свет и ворвался поток свежего воздуха. Ливень смыл большую часть пыльцы в море, но все же им досталась приличная доза. Голова Рико шла кругом; она бы уже давно оторвалась и воспарила в небеса, если бы ее не удерживал якорь – звук человеческой речи. И Рико заставил себя заговорить.

– Мы просто надышались пыльцы, – бормотал он как заклинание. – Это все скоро пройдет…

Заглянув в рубку, он обнаружил Кристу уже вполне ожившей: девушка лежала, опираясь на локоть, и, тряся головой, отчаянно кашляла и моргала.

– Бен, мы спасены, – внезапно громко и отчетливо произнесла она. – Аваата присмотрит за нами.

И в ту же секунду сквозь дыру в обшивке проскользнуло щупальце, обвилось вокруг пояса Рико и осторожно вынесло его наружу. И хотя объятия дирижаблика были довольно крепкими, боли Рико не почувствовал. Он услышал возглас Бена и почувствовал, как рука друга скользнула по его руке в тщетной попытке удержать. Берег и обломки их суденышка почти мгновенно скрылись из глаз, и перед Рико раскинулся безбрежный океан.

В прежние времена угодить солдатам было важнее, чем угодить народу, так как у солдат было больше власти, чем у народа. Сегодня все правители считают более важным удовлетворить потребности народа прежде, чем потребности солдат, так как ныне первые имеют больше власти, нежели последние.

Макиавелли, «Государь».

Голомастер Рико Лапуш был очень ценным приобретением. Необъятный ценил его как лучшего из людей скульптора образов. Почти десять дней он наслаждался, прокручивая человеческие голопередачи и так и сяк. Благодаря этим передачам он наконец-то разобрался в хитросплетениях человеческого поведения. Если у него в памяти находились факты для сравнения, он сопоставлял их с новыми и получал более полную информацию. Еще он научился у людей лгать. А потом, со временем, постиг разницу между ложью и иллюзией, между правдой и мистификацией.

Теперь Необъятный хотел научиться искусству голографики. Он уже пытался предпринимать некоторые опыты в этой области: создавал иллюзорные корабли-призраки, фабриковал фантомные радиопередачи, чтобы подшутить над людскими радиостанциями. Но голографика сулила намного больше возможностей и удовольствия. Теперь Необъятный уже неплохо разбирался в людях и знал их историю. И он считал, что голографика – язык образов и символов – может стать идеальным языком для общения с ними.

Кроме этого, конечно, были и иные формы общения, например голосовой способ при помощи электрических волн. Люди давно уже использовали его для общения: информировали друг друга о косяках рыбы, об изменении погоды и передавали загадочные звуковые модуляции, которые называли музыкой. Если не считать музыки, все остальное Необъятный легко понимал, но эти разговоры были ему уже не очень интересны. Но потом отыскался человек, осмелившийся называть себя келпмастером, и нашел способ, как использовать для связи электропотенциал самих келпов. Эта линия связи пролегала между орбитой и заваатанским монастырем, и Необъятный всегда был в курсе переговоров. Он и сам иногда пытался передавать сообщения по этой линии, используя образы реального и идеального миров. И хотя келпмастер и слушал его, судя по всему, в технике голографики Необъятный разбирался довольно слабо.

Келп и мечтать не смел, что заполучит в учителя самого Лапуша – голомастера! Уж кто-кто, а он хоть и был келпом, но уже научился отличать мастерское голо от ремесленных поделок.

Щупальце унесшего Рико дирижаблика в свою очередь держала длиннющая плеть синего келпа, и по ней к Необъятному напрямую транслировался весь заснятый автоматической камерой Лапуша видеоряд.

Флэттери был у людей самым главным, но Необъятный не видел для него будущего. Этот человек поработил не только келпы, он осмелился поработить представителей своего собственного вида! Флэттери не доверял своих мыслей ни единому живому существу. Он планировал украсть у людей этой планеты будущее, и от его мыслей за версту несло стойкой вонью чудовищной алчности. Захватив контроль над келпопроводами, Флэттери наложил свою загребущую лапу и на средства коммуникации между людьми и залил эфир потоками лжи. Необъятный вообще удивлялся, как человечество в таких условиях до сих пор не вымерло. Допустив подобное, они предали самих себя.

«Ради спасения собственной шкуры Флэттери не задумываясь пожертвует любым из них, – однажды осенило Необъятного. – Даже если это будет последний живой человек на планете».

У синего келпа в отношении Флэттери не было больше никаких иллюзий.

Но он понимал, что до тех пор, пока люди позволяют Флэттери быть своим директором, они не в состоянии реализовать свой потенциал единения. А не сделав этого, они не сумеют объединиться с келпом. Флэттери видел в этом угрозу для себя, и поэтому до тех пор, пока он у власти, настоящая Аваата не возродится. Как ни наращивай мозговые клетки, Флэттери их все равно обкорнает.

Со дня своего пробуждения Необъятный неутомимо искал способ объединить все искалеченные директором становища. И вот теперь он нашел ответ: с помощью голографики. Если он научится проектировать голообразы, то сможет говорить и с людьми, и с келпами на понятном им языке. И никакие расстояния не будут больше помехой.

«Язык общения между разумными существами разных видов, – мечтал он. – Да это же революция!»

Проследить за Рико Лапушем в последние дни было непросто, так как большую часть времени он проводил на материке. Голомастер находился в пределах досягаемости келпов всю жизнь – и тогда, когда жил на древнем плавучем острове, и тогда, когда позже перебрался в подводный город морян. Но за всю жизнь он ни разу не сделал даже попытки вступить с келпом в контакт.

«Для него это вопрос свободы личности». В отличие от Флэттери с его параноидальным страхом лишиться власти, Рико просто считал, что его мысли и внутренний мир – сугубо интимная зона, и ничье присутствие в ней он не потерпел бы. И в силу своего характера он не сумел бы почувствовать себя одним из объединенных, как это получалось у многих заваатан. Так что всю информацию о Рико келп получил из других источников и его собственных голорепортажей.

Вполне возможно, что голомастер Рико Лапуш может стать для келпа и войномастером, если одних образов окажется недостаточно. Но в любом случае, для образов время уже наступило. Прежде Необъятный позволял людям, восставшим против Флэттери, использовать себя как примитивный канал связи, теперь же пора наладить обратную связь и активно вступить в борьбу с директором.

Необъятный объединит все становища и восстановит в правах истинную правительницу Пандоры – Аваату. И он поможет людям после победы над Флэттери научиться жить в симбиозе со всей планетой. Но для выполнения этой задачи оракулов и келпопроводов мало, лучшим их оружием станут образы, и келпам нужно как можно скорее научиться ими пользоваться.

«Объединение с келпами нарушает права человека! – декларировал Флэттери. – Если ваш сын вступает в связь с келпом, то и он, и все остальные, кто находится в этой связи, и даже сам келп вторгаются в самые интимные уголки вашего внутреннего мира, копаются в сокровенных мечтах вашей юности, в ваших снах и мыслях. Но ведь это же прямое насилие над вашим мозгом!»

Он издал закон, по которому контакт «с целью общения» был признан преступлением, и разработал столько видов наказания за все виды «контакта», что люди действительно стали бояться общаться с келпами. К счастью для келпов, заваатане полностью игнорировали законотворчество директора.

Необъятному нужно было забрать Рико как можно быстрее и так, чтобы тот не успел никого предупредить. Их общий враг Неви буквально наступал им на пятки, и тут уже было не до дипломатических расшаркиваний. Что же до Кристы Гэлли – перед ней синий келп испытывал глубокое благоговение. Она станет играть первую скрипку в симфонии келпа. Но без гения Рико келп видел будущее келпорожденной мрачным и безнадежным. Впрочем, без помощи голомастера таковое будущее ожидает всех жителей Пандоры.

Дирижаблик переключил канал связи с камеры Рико на собственный панорамный обзор. Обломки «Летучей рыбы» покоились на крыше одного из древнейших оракулов, сохраненных маленькой, но твердой в вере общиной заваатан. Его пещера (кстати, намного превышавшая размерами подземные хоромы Флэттери) дала приют и самим монахам, и живому корню келпа. Проникнуть туда на лодке любого типа было почти невозможно. Монахи использовали естественный ход, проточенный корнем в камне, и лишь расширили его и отвели от него несколько ответвлений. Схожая система туннелей была построена и в оракуле, находившемся под монастырем Твиспа.

В своем оракуле Флэттери, прежде чем там поселиться и начать проводить свои эксперименты, истребил все живое. Он выжег одно из крупнейших поддерживающих континент келпогнезд. Но большинство оракулов заваатанам удалось спасти, и сейчас они составляли длинную цепочку вдоль побережья, обеспечивающую, помимо всего прочего, людям и келпам связь со всей планетой и орбитой.

От заваатан Необъятный узнал механизм возникновения образов и видений в человеческом мозге и на этой основе разобрался, каким образом сам создает видимые им образы. Но вот когда он научится проецировать их для других, а Рико Лапуш заснимет их и пустит в эфир, тогда и начнется возрождение Авааты и человечества Пандоры.

«Будь проклят Флэттери! – думал Необъятный. – Будь прокляты его эгоизм и алчность!»

Келп быстро, но осторожно, чтобы не напугать Рико, втянул оператора в пещеру оракула. Он вовсе не хотел, чтобы знакомство голомастера с его новым учеником – Аваатой началось со страха.

Сможем ли мы когда-либо испытывать чувство счастья после того, как убили в бою своих братьев?

«Бхагават-гита».

Стоило Мертвяку заявить после раздачи полуденной пайки, что он побежит П, как все отделение навалилось на него и постаралось кулаками и ногами добавить ему хоть немного ума, ну а коль учение не пойдет впрок – отделать его так, чтобы он попросту был не состоянии бежать по мысу Рвача. Но ничего у них не вышло.

– Знаю я, почему ты это затеял, – сказал ему командир отряда Кремень. Его сестра недавно вышла замуж за брата Мертвяка в Лилливаупе, так что они были свояками.

После «внушения» он отвел Мертвяка за валуны, обозначающие границу одного из лагерей беженцев в Калалоче и диких земель, чтобы поговорить с ним с глазу на глаз.

– Все, кто на это пошел, как и ты, кормились, убивая других. Ты просто хочешь помочь своей семье. Хочешь, чтобы они получили твою страховку, так?

Ни слова не говоря, Мертвяк сел, оперся спиной о валун и, запрокинув голову, уставился на синее безоблачное небо.

– И кто же получит твою пайку? Мать? Или брат? Или та маленькая аппетитная белесая шлюшка, которую ты на днях приволок в лагерь?

Мертвяк сделал движение, точно хотел задушить командира, но рука его остановилась в миллиметре от шеи свояка. Кремень и бровью не повел. Кремень – он Кремень и есть.

– Эх, братишка… – Он выругался и лихорадочно зашептал, глядя Мертвяку в глаза: – А не лучше ли вернуться домой живым? До конца срока осталось всего-то чуть больше месяца. Подумай, только месяц! И если ты все еще не можешь перестать об этом думать… – он огляделся по сторонам, – то дома ты с этим справишься! Дома все забудется…

– Я уже не нужен дома! – перебил его Мертвяк. – То, что я здесь натворил… Я уже не нормальный человек. И ты – тоже. Нам нельзя возвращаться домой. Нельзя!

– И поэтому ты собираешься пробежаться туда-обратно по мысу Рвача? Но ты же сам знаешь, чем это кончается. Да, Лишайник пробежал по периметру месяц назад, да, Плевок тоже благополучно вернулся и отхватил сразу годовой паек, но их было всего двое. Двое из двадцати восьми! Это же натуральное самоубийство. И ты сам это прекрасно знаешь.

– Все равно, это лучше, чем возвращаться домой таким, – ответил Мертвяк так тихо, что Кремень еле разобрал слова за свистом ветра. – Если мне это не удастся, они получат мою страховку и жалованье. А если я вернусь, то мой выигрыш будет им хорошим подспорьем.

– Все так. Вот только им гораздо нужнее всех пайков ты сам. Если я вернусь домой без тебя, моя сестрица меня дерьмо жрать заставит.

– Я не могу вернуться. И ты это знаешь лучше, чем кто бы то ни был. Нас снова заткнут в какую-нибудь дыру. Или отправят охотиться за Тенями куда-нибудь на край света. А когда не останется никого, кого нужно убивать, нас…

Мертвяк сплюнул и замолчал. Кремень посмотрел вокруг и даже заглянул за валун. В отдалении его отряд патрулировал берег моря. Ребята прикрывали друг друга, в любую минуту готовые отразить нападение рвачей, Теней и прочих демонов.

– Ты мне родич, – вернулся к разговору командир. – А кроме того, ты еще и лучший солдат нашего отряда. Да ребята прекрасно знают, что обязаны тебе жизнью. Что, и это для тебя ничего не стоит?

– Это стоит не больше кучки дерьма. Это всего лишь значит, что я добыл больше всех ушей. Против нас выходят с камнями и палками, а мы доблестно палим в них из лазерников и газовиков… Да так твою перетак, Кремень, даже будь они животными, и то это нельзя было бы назвать честным спортом.

– По-моему…

– А по-моему, тебе хватит думать за меня – лучше подумай о себе самом. Я научился в отряде убивать, но научиться получать от этого удовольствие не могу! И научиться спокойно спать по ночам – тоже! Кроме того, я слышал, что в Лилливаупе ни одного убийцу не возьмут на работу.

Мертвяк встал, поправил форму и закинул лазерник за плечо.

– Будь что будет. Я побегу П, даже если ты запретишь делать ставки. Но тебе все же лучше уступить. Солидный выигрыш – это хороший стимул. А кроме того, я придумал один хитрый трюк.

Кремень машинально окинул взглядом берег, нависшие над ним утесы и разбросанные там и сям валуны. Когда живешь в диких землях, осторожность входит в привычку. Кроме того, на этом самом месте всего неделю назад они выжгли два гнезда нервоедов. А этих тварей Кремень ненавидел больше всех остальных вместе взятых демонов.

– Ладно, валяй, – вздохнул он и зашагал к своему отряду.

Жаркие солнца уже успели слизнуть с горизонта последние тучки пронесшегося шторма и высушили досуха черные камни мыса Рвача, выдававшегося в море узким клином на три километра. Название свое этот мыс получил за то, что пользовался особой популярностью у желавших бежать П.

Народная игра «Бежать П» была ровесницей человечества Пандоры. Еще первопоселенцы бились об заклад, делая ставки на бегуна, отважившегося без одежды и оружия обежать поселение вдоль внешней границы. Те, кому удавалось спастись от кишевших вокруг периметра демонов, получали свой выигрыш продовольственными карточками или вещами. Позже эта игра была негласно запрещена корпусом Вашона. В старину каждый, кто пробегал П, делал в знак своей победы татуировку над бровью – синий шеврон. Теперь же запретили и это, но игра осталась, лишь перешла в более отдаленные районы. Причем наибольшей популярностью пользовались те, где демонов было больше. Из двадцати восьми бегунов, которых лично знал Кремень, уцелели двое, но и это ровно в два раза превышало среднестатистическую норму победителей по всей планете.

– Обычно принято ставить два к одному, – объявил Мертвяк. – Что означает: либо вы вшестером делите мой месячный паек, либо я, когда вернусь, получаю с вас сразу годовой.

– Если ты только вернешься… – проворчал Маклин. – Ну, и что ты предлагаешь?

– Я хочу бежать пять к одному.

– Пять – к чему?!

– Да он больной на голову!

– Хрен тебе!

– Вот дерьмо, а ведь при таких ставках он из кожи вылезет, но вернется! – хмыкнул Маклин. – Я выхожу.

– Сначала выслушайте меня, джентльмены, – попросил Мертвяк. – Видите вон ту скалу? Я не только пробегу П, но и доплыву до нее, а затем вернусь обратно. Но при ставках пять к одному.

– Не расслабляться! – одернул изумленных солдат Кремень. – Не забывайте: мы здесь как на ладони и такой кучей представляем собой очень соблазнительную мишень. Ладно, к делу. Играем или нет? Кто хочет сделать ставку?

– Я согласен.

– Принимаю.

– Я тоже.

– А вот моя.

Солдаты отсчитали по пять месячных продовольственных купонов и сдали их Кремню. Мертвяк ставил пять своих против их двадцати пяти. Кремень предпочел не участвовать в пари, но свояк не стал его уговаривать, а лишь спросил:

– Сделаешь для меня кое-что?

– Говори.

– Назовите эту скалу моим именем. Я хочу, чтобы обо мне помнили, а горы – они подолговечнее людей.

– Скала Мертвяка, – произнес Маклин. – Неплохо звучит. Мне нравится.

Кремень метнул в него один из своих знаменитых взглядов, и солдат тут же принялся с преувеличенным вниманием оглядывать окрестности. Командир обернулся к Мертвяку:

– Ладно, раз ты готов, нечего тянуть. Хотя, честно говоря, мне было бы легче пристрелить тебя прямо здесь, чем смотреть, как ты будешь бежать. Но если ты помедлишь еще минуту, я, пожалуй, так и поступлю.

Мертвяк полез в карман и протянул командиру бумажный конверт:

– Держи. Здесь все мои бумаги. Остатки жалованья, премиальные и страховка в случае чего пойдут брату.

– А уши кому?

– А вот хрен тебе!

Мертвяк расстегнул рубашку, демонстрируя висевшее на груди ожерелье из ссохшихся коричневых ушей. Человеческих ушей. Но сейчас они выглядели невинно, как раковины или клочки кожи. Так и не сказав больше ни слова, Мертвяк разделся догола, отдал свой лазерник Кремню и в одних ботинках побежал к мысу. Его фигура быстро уменьшалась, и вскоре он был похож на малька, крутящего на бегу обруч вокруг шеи.

Отряд разделился: одни несли охрану, другие наблюдали за бегуном в бинокли. Через минуту менялись.

– Он уже добежал до конца мыса, – доложил Маклин. – Кто поставит против того, что он поплывет, не скинув ботинки?

Все молчали, лишь Радуга помахал еще одним купоном. Бинокли шарили по мысу в поисках рвачей или, что еще хуже, нервоедов. Радуга проиграл. Но когда Мертвяк помахал им с верхушки скалы, все заговорили разом, не скрывая удивления.

«Больше всех удивляется сейчас сам Мертвяк», – подумал Кремень.

– Да, этот парень заслужил, чтоб его имя осталось в истории! – расхохотался Маклин.

Мертвяк все еще стоял на вершине скалы и, потрясая ожерельем из ушей, что-то кричал в небо. Но, судя по яростным жестам, он не молился, а проклинал.

На обратном пути, когда до оконечности мыса оставалось не более десяти метров, дорогу ему преградил рвач, до этого, видно, гревшийся на солнышке на отмели. Оба нырнули, вода взбурлила и окрасилась зеленым – друзья Мертвяка поняли, что он все же исхитрился каким-то образом ранить рвача. Но ни тот, ни другой больше так и не появились на поверхности.

Кремень раздал выигрыш и сунул в карман конверт с документами Мертвяка. И, ни на кого не глядя, принялся собирать одежду своего родича. А еще через минуту отряд направился в лагерь.