Текст книги "Белая чума"

Автор книги: Фрэнк Патрик Герберт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 37 страниц)

– Такого различия нет, сэр!

– Я боюсь. Ваше Святейшество, что в нашем новом политическом климате, может быть, и имеет место такое различие. К несчастью, точка зрения президента является популярной. У него есть политическая поддержка силовой акции, если он надумает предпринять таковую.

– Какая силовая акция?

– Я затрудняюсь…

– Не стесняйтесь, сэр! Он объявил о том, что может предпринять?

– Не прямо, Ваше Святейшество.

– Но вы что-то подозреваете.

– Боюсь, что да.

– Тогда выкладывайте, сэр!

Делая заметки, отец Демент подумал, что он никогда не слышал такой твердости и целеустремленности в голосе Папы. Отец Демент никогда не гордился Папой больше, чем в этот момент.

– Ваше Святейшество, – сказал Берген, – вполне возможно, что президент даст приказ направить на вас ракету.

Отец Демент ахнул. Его рука соскользнула с карандаша, оставив в блокноте каракули. Он быстро пришел в себя и удостоверился, что записал эти слова правильно. К ним надо будет потом присмотреться поближе.

– Он так и сказал? – спросил Папа.

– Не такими словами, но…

– Но вы не сомневаетесь, что он может отреагировать именно таким способом?

– Это один из вариантов. Ваше Святейшество.

– Почему?

– Поднимается протест против вашего Паломничества, Ваше Святейшество. Люди боятся его. Президент будет действовать политическими средствами, если вы его вынудите к этому.

– Ракеты – это политическая реакция?

Отец Демент подумал, что этот вопрос Папы отдает, пожалуй, необразованностью, но, может быть, это была всего лишь знаменитая «Святая Простота».

– Президент Вэлкорт получил петицию, требующую остановить вас, Ваше Святейшество, – сказал Берген. – Было предложено, чтобы Филадельфийская Военная команда вмешалась и взяла вас под стражу.

– Моя охрана не допустит этого, сэр.

– Ваше Святейшество, давайте посмотрим на вещи реально. Ваша охрана не выстоит и пяти минут.

– Церковь никогда не была сильнее чем сейчас! Люди будут протестовать.

– Настроение Филадельфии, Ваше Святейшество, не всеми разделяется. Именно это и делает возможным ракетное решение проблемы, по-моему мнению. В нем есть окончательность, против которой не может уже быть аргументов.

– Вас попросил позвонить мне Президент, сэр?

– Он попросил меня убедить вас, Ваше Святейшество.

– Вы очень обеспокоены?

– Признаюсь, что да. Хотя я и не разделяю ваших религиозных убеждений, но вы являетесь моим ближним и, как и каждый из них, дороги мне.

Отец Демент подумал, что слышал в голосе Генерального Секретаря нотки подлинной искренности. Папа слышал их тоже, по-видимому, так как в его ответе прозвучало неподдельное чувство.

– Я буду молиться за вас, мистер Берген.

– Благодарю вас. Ваше Святейшество. А что мне сказать Президенту Вэлкорту… и остальным заинтересованным лицам?

– Вы можете передать им, что я буду молиться об указании свыше.

43

Бог милости! Бог мира!

Заставь эту смуту исчезнуть!

Доктор Уильям Дреннан, «Пробуждение Уильяма Орра»

За стенами Белого Дома были сумерки, эти странные вашингтонские сумерки, которые медлили и медлили, сливаясь наконец с яркими огнями капитолийской ночи.

Президент Вэлкорт, глядя на сумерки и на зажигающиеся огни, думал, что никогда раньше он не уставал так. Он задавал себе вопрос, хватит ли у него сил встать с кресла и дойти до койки, которую он перенес сюда, в Овальный кабинет. Но он знал, что как только положит голову на подушку, его мысли заполнятся неотложными делами. Сон не наступит – придет только беспокойство и иссушающая сердце необходимость действовать.

Что за день был сегодня!

Он начался с того, что Турквуд ворвался в его кабинет с траурным выражением на лице и положил утренний доклад на стол Президента. Иногда Вэлкорт подумывал, было ли разумно оставлять Турквуда после Прескотта. Конечно, иногда были случаи, когда необходим кто-нибудь, кто сделает грязную работу, но Турквуд казался испорченным, может даже ненадежным.

Когда Турквуд собрался уходить, Вэлкорт спросил:

– Что у вас случилось?

– Мне только что пришлось уволить кое-кого в отделе связи. – Турквуд снова собрался уходить.

– Подождите минутку. Почему вы уволили этого человека?

– Это не ваша проблема, сэр.

– Здесь все моя проблема. Почему вы уволили этого человека?

– Он пользовался каналами Белого Дома, чтобы поговорить с друзьями в резервации в Мендочино.

– Как, черт возьми, он это смог?

– Он как-то докопался до спутникового кода и как раз… ну, перенаправил вызов своим друзьям.

– Я думал, что это невозможно.

– По-видимому, нет. Мы его как раз допрашиваем, чтобы узнать, как ему это удалось. Он сказал, что просто придумал это сам.

– Как его зовут, Чарли?

Вэлкорт почувствовал, как у него учащается пульс. Изобретательный и независимый ум прямо здесь, в Белом Доме!

– Его имя? Это… ага, Дэвид Арчер.

– Приведи его сюда, Чарли! Я хочу, чтобы он был здесь, и чем скорее, тем лучше.

Турквуд знал этот тон. Он бегом выскочил из кабинета.

Дэвид Арчер оказался бледным молодым человеком со следами оспы и затравленным выражением на лице. Его перемещение по кабинету Вэлкорта можно было описать только как крадущееся. Турквуд с мрачной гримасой стоял сзади.

Вэлкорт выбрал свое самое дружелюбное выражение и самый теплый тон голоса.

– Садитесь, Дэвид. Так ведь вас зовут? Дэвид?

– Меня… меня называют… ДА, сэр. – Он сел лицом к Вэлкорту.

– ДА, в самом деле? – Вэлкорт поднял глаза на Турквуда. – Вы можете оставить нас, Чарли. ДА кажется мне безобидным.

Турквуд ушел, но в каждом его движении сквозило нежелание. Прежде чем закрыть за собой дверь, он сказал:

– У вас в девять пятнадцать совещание, сэр. Телефонная конференция.

– Я там буду, Чарли.

Он подождал, пока дверь закроется.

– Они взялись за тебя очень жестко сегодня утром, ДА?

– Ну, это было глупо с моей стороны, сэр. – Лицо Дэвида Арчера прояснилось, как только Турквуд ушел.

– Ты не желаешь рассказать мне, как ты добрался до спутникового кода, ДА?

Арчер опустил глаза на пол и молчал.

– Перед тем, как ты расскажешь мне, ДА, – сказал Вэлкорт, – я хочу, чтобы ты знал, что ты снова принят в мой штат, и у меня есть для тебя повышение.

Арчер поднял подбородок и посмотрел на Вэлкорта с выражением недоверчивой надежды.

Вэлкорт спросил с теплотой в голосе:

– Как тебе удалось это?

– Это очень просто, сэр. – Арчер начал живо объяснять. – По передачам я видел, что это девяносто цифр и код основан на случайных числах. Я просто запрограммировал поиск по случайным комбинациям с подтверждением обратной связи. В нерабочее время я запускал случайный поиск с передачей на спутниковые каналы. Это заняло около месяца.

Вэлкорт смотрел на молодого человека.

– Ты сломал код за месяц?

– Моя программа была самокорректирующейся, сэр.

– Что это означает?

– Она сама выбирала пути, чтобы облегчить работу. Я задал импульсный сигнал, который подтверждал каждый правильный бит в серии, и программа просто записывала их, девяносто цифр сразу. У нашей системы хорошая скорость, сэр. Я проверял около миллиона различных серий каждую минуту.

У Вэлкорта было такое чувство, что он только что услышал что-то очень важное, но точно сказать, что это, он не мог.

– Мне сказали, что этот код абсолютно надежный.

– Абсолютно надежных кодов нет, сэр. – Он сглотнул. – И вы знаете, есть и другие люди, которые посылают свои личные сообщения. Я думал, что с этим все будет в порядке. Я не использовал каналы, когда они были заняты официальными сообщениями.

– Какие другие люди?

– Ну, доктор Рокерман, например. Он разговаривает с кем-то по имени Бекетт в Хаддерсфилде.

– А, это официально. Рокерман в группе Седдлера – научные советники.

– Но он не регистрирует их, сэр.

– Может быть, он слишком занят. Кто еще пользуется системой для личных связей?

– Я не хочу быть доносчиком, сэр.

– Я понимаю. Но ты ведь не считаешь, что только что донес на Рокермана, да?

– Ну, он связывался с Хаддерсфилдом.

– Правильно! Остальные звонки, наверное, были такими же безобидными. Но я просто хочу знать, кто это был.

– Мистер Турквуд, сэр. И еще Рокерман звонил семье в Сономскую резервацию. Люди всегда звонят своим близким.

– Я уверен, что ты прав. Но я бы хотел, чтобы ты составил для меня список имен и оставил у моего секретаря. Подпиши его своей новой должностью: директор Группы связи Белого Дома.

У Арчера был хороший такт, который подсказал ему, что он свободен. Когда он встал, на лице его была широкая улыбка.

– Директор Группы связи Белого Дома, сэр?

– Правильно. И твоя работа будет тяжелой. Ты должен обеспечить, что, когда я посылаю полевой приказ, он попал к нужному лицу, и это было подтверждено, и чтобы действия были предприняты согласно этому приказу.

Глядя на сгущающиеся сумерки, Вэлкорт с удовольствием вспомнил этот разговор. Это была одна из немногих приятных вещей в течение неприятного в остальном дня. Даже сидя здесь и глядя покрасневшими от утомления глазами в окно, он знал, что советские бомбардировщики снова заходят на Стамбул. Со спутника было замечено перемещение транспортных средств у стамбульской оконечности разрушенного моста Галата – то ли сдвинувшегося от естественных причин, то ли человеческой деятельностью, спутники определить не могли. Так что рубль снова подскочит, Золотой Рог раскачается от тактического ядерного оружия, а Бейоглу и Оскудар получат для верности дополнительный пожар.

«Сколько же прошло с тех пор, когда я спал, спал по-настоящему?» – задавал себе вопрос Вэлкорт. Теперь он понимал, как этот кабинет убил Президента так быстро.

После Арчера была телефонная конференция с русскими, французами и китайцами, потом брифинг Рокермана и Седдлера. Рокерман отмел незарегистрированные разговоры взмахом руки. Слишком много бюрократии! Вэлкорту понравилось это, но в его сознании все еще крутился брифинг.

Что, черт возьми, имел в виду Рокерман, когда сказал, что О'Нейл нашел способ производить Поли Джи в большом количестве? Что это такое, Поли Джи? Их объяснение только затуманило его мозг.

И Седдлер, сидящий здесь же, покивал головой и сказал, что при других обстоятельствах О'Нейл наверняка бы получил Нобелевскую премию!

Боже правый! Молекулярный биолог сходит с ума и в секрете ставит весь мир на колени.

Седдлер и Рокерман сидели прямо здесь, в его кабинете, и спорили. Седдлер спрашивал:

– И где же он найдет природную ДНК для того, чтобы вызвать полимеризацию?

– Очевидно, он нашел способ!

Что это, к черту, означает?

– Тогда как он сделал свою ДНК биологически активной? – спросил Седдлер.

У Вэлкорта была такая память, что он мог воспроизвести такие разговоры слово в слово, но воспроизведение не разъясняло того, что он слышал.

– Помните, что он был еще и фармаколог, – сказал Рокерман.

Фармаколог. Вэлкорт знал, что это такое. Он проклял тот факт, что не счел нужным в университете прослушать больше научных курсов. Тарабарщина!

– Это фантастика! – сказал Седдлер. – Этот человек способен работать с полимерами на самом тонком уровне.

– И не забывайте, – напомнил Рокерман, – что он нашел места в цепочке, управляющие последовательностью, в которой составляются мономеры. А ведь речь идет о гигантских молекулах.

– Послушайте, – сказал Седдлер, – мы должны найти этого человека и оставить его в живых. Боже! Какая информация содержится в его голове!

Учитывая свое раздражение, Вэлкорт прервал их очень деликатно.

– Джентльмены, вы не возражаете, если я включусь в вашу дискуссию? Предполагается, что вы вводите в курс дела Президента.

– Простите, сэр, – сказал Седдлер. – Но оба мы ошеломлены тем, как О'Нейл легко манипулировал соединениями с пептидной связью в…

– Что такое пептидная связь, черт возьми?

Седдлер взглянул на Рокермана, который пояснил:

– Это основной тип связи в спирали ДНК, мистер Президент. Она работает подобно замку-молнии, начинаясь с аминокислоты валин на одном конце цепочки и закрывая звено за звеном до тех пор, пока молекула не будет закончена.

– Я понимаю примерно четверть того, что вы только что сказали, – произнес Вэлкорт. – А это означает, что я не понимаю ничего!

Они услышали в его голосе раздражение и злость.

Рокерман нахмурился.

– Сэр, О'Нейл создал специальный вирус, а может быть, и более чем один.

– Наверняка, больше, чем один! – сказал Седдлер.

– Вполне возможно, – согласился Рокерман. – Он создал его, чтобы заразить им определенную бактерию. Когда бактериальный вирус заражает бактерию, формируется РНК, которая похожа на ДНК вируса, а не на ДНК хозяина-носителя. Последовательность нуклеотидов в этой новой молекуле ДНК является комплиментарной по отношению к ДНК вируса.

Седдлер, видя сердитый блеск в глазах Вэлкорта, поднял руку.

– Сэр, О'Нейл нашел генетическую запись у человека, которая задает, что зародыш будет женского пола. Он создал болезнь, которая связывается с этой записью.

Это Вэлкорт понял. Он кивнул.

– Хаддерсфилд подтверждает, что существуют бессимптомные носители этой чумы, – добавил Рокерман.

– Она заражает мужчин, но не убивает их, вы это имеете в виду?

– Да, сэр.

– Тогда почему же вы так и не скажете? – Вэлкорт сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться. Черт возьми этих ученых с их тарабарщиной! – А каковы симптомы у мужчин? – спросил он.

– Мы еще не уверены, сэр, – сказал Седдлер. – Может быть, что-то вроде сильной простуды. – Он издал нервный смешок.

– Не думаю, что это подходящая тема для юмора, – сказал Вэлкорт.

– Да, сэр! Вы правы, сэр, конечно нет!

Рокерман продолжил:

– Эта болезнь блокирует или изменяет запись ДНК, задающую разницу пола, и последствия этого оказываются летальными.

– Как он мог знать, что сделает именно это? – спросил Вэлкорт.

– Мы не знаем, как он испытывал это. Мы не знаем очень многого, но нам уже видны основные черты, – сказал Рокерман.

– Какие основные черты, и как они работают?

– Я говорю об основных чертах исследования О'Нейла, сэр, – сказал Рокерман. – Мы знаем кое-что о его лаборатории… до того, как он уехал в Сиэтл. Были друзья, которые навещали его. Мы знаем, что у него был компьютер.

– Его химические методы были, по-видимому, безошибочными, – сказал Седдлер. – Например, он должен был пользоваться бактериальными энзимами, полученными неизвестно как, но мы вынуждены все время помнить, что он занимался исследованием ДНК в течение пяти лет до трагедии в Ирландии.

Вэлкорт переводил взгляд с одного мужчины на другого.

– Какое чертовское невезение, что такой уникальный человек действовал под влиянием таких побуждений!

– Люди Бехтеля сделали анализ, – сказал Седдлер. – Они говорят, что это должно было когда-нибудь случиться. О'Нейл не был настолько уникален.

Вэлкорт ужаснулся.

– Вы считаете, что эту ужасную вещь мог сделать любой человек?

– Не просто один человек, – сказал Рокерман, – а все возрастающее число людей. Распространение знания о том, как это было сделано, и еще упрощение методов, да плюс доступность сложного оборудования для любого человека, имеющего деньги… – Он пожал плечами. – Неизбежно в том мире, в котором мы живем.

– Неизбежно?

Рокерман сказал:

– Посмотрите на его лабораторию, особенно на компьютер. Он должен был сохранять химические фракции для дальнейшего использования. Любая хорошая лаборатория так поступает. И он использовал свой компьютер для ведения каталога и для анализа. В этом нет сомнения.

– У него, естественно, не было трудностей с антибиотиками, – сказал Седдлер, – он взял их со своих собственных полок, когда продал аптеку.

– Антибиотики, которые не действуют на чуму. – Эту часть он помнил с предыдущих брифингов, когда еще был жив Прескотт.

– Анализ оборудования, про которое известно, что он его использовал, – сказал Рокерман, – говорит нам, что для получения результатов он задействовал тонкую игру законами химической кинетики.

– Вы опять за свое! – резко перебил его Вэлкорт.

– Сэр, – сказал Рокерман, – он использовал температурный контроль и методы подачи энзимов на разных стадиях процесса. Теплота служила двигателем процесса, а отсутствие ее – тормозом.

– Он пользовался рентгеновскими лучами, температурой и химическими процессами, – сказал Седдлер.

– У нас есть перечень публикаций, на которые он подписывался, – сказал Рокерман. – Ясно, что он был знаком с работой Кендрью и Перутца. Он написал заметки на полях одной публикации о методах рассечения энзимов Бергмана и Фрутона.

Вэлкорт не знал ни одного из этих имен, но слышал благоговейные нотки в голосе Рокермана. Здесь также было нечто, на что может обратить внимание политик.

– У вас есть публикации, которыми он пользовался?

– Только одна. Он дал ее на время одному студенту, а студент забыл вернуть ее.

– Похоже, что этот О'Нейл – целая исследовательская группа в одном человеке, – сказал Вэлкорт.

– Он был всесторонне одаренным, в этом нет сомнения, – согласился Седдлер. – Должен был быть, чтобы сломать этот код в одиночку.

Рокерман сказал:

– Психологический портрет подсказывает нам, что некоторые из его талантов, по-видимому, оставались нераскрытыми, пока не всплыли под влиянием сильного душевного волнения после убийства его семьи.

Седдлер сказал:

– Мильтон Дресслер настаивает, что О'Нейл был, по меньшей мере, латентным шизоидным типом и перешел в режим гения, получив доступ к другой личности, которая была в скрытом состоянии до того взрыва в Ирландии.

Вэлкорт слышал о Дресслере – это был психоаналитик, возглавляющий биографическую группу. Президент сказал:

– Он чокнулся, потому что только псих способен сделать такую вещь.

– В психлечебнице, – сказал Седдлер.

Все трое дружно засмеялись нервным смехом. Седдлер и Президент смущенно посмотрели после этого друг на друга.

У Вэлкорта было мало времени на обдумывание брифинга после того, как они ушли. Что-то из того, что они сказали, раздражало его. Нечто о взламывании кода.

Когда беспокойства рабочего дня грозили захлестнуть его, он пытался поймать это ускользающее нечто. Снаружи стало совсем темно, и огни Капитолия ярко светили на фоне облачного неба.

«Я обдумаю это завтра», – подумал он.

44

И не кричите, что я был несправедлив, ирландцы, англичане и ливийцы. Вы выбрали своих лидеров или терпели их. Последствия этого были предсказуемы. Вы расплачиваетесь сейчас за отсутствие здравого смысла. Уж вы то, ирландцы, должны были хорошо подумать. Как однолетнее растение, вы сделали ставку на насилие. Неужели пример картофельного грибка плохо виден? Что вы посеяли, то и пожнете.

Джон Рой О'Нейл, письмо третье

Джона больше не беспокоило то, что ему придется покинуть окрестности виллы Маккрея, не распространив там чуму. Он теперь знал, что сохранил себя для более важных дел в лаборатории в Киллалу. Немезида не ошибалась. Джок спас его от ужасной ошибки. Херити был в замешательстве. Действительно ли Джон просто заблудился в темноте около телефонной хижины?

Вмешавшись, Джок открыл также цель Херити. Херити разыскивал О'Нейла.

Это забавляло Джона: О'Нейл-Внутри никогда не выдаст себя в присутствии Херити. Джон Рой О'Нейл покорно молчал, заблокированный анестезией страха. Ночные вопли временно прекращены. Джон О'Доннел мог шагать со своими тремя компаньонами, свободно размахивая руками. Он чувствовал себя свободным.

Джок Каллен и четверо вооруженных солдат проводили их две мили вниз по склону холма и только потом вернули им оружие. Херити внимательно проверил свой автомат, затем продел его ремень на шею. Джон просто засунул пистолет и патроны в задний карман брюк и натянул поверх желтый свитер.

Они расстались на развилке, где дорожный указатель все еще показывал дорогу на Дублин. Джок ткнул винтовкой в указатель:

– Дорогу вы знаете. Не возвращайтесь сюда.

О последствиях невыполнения этого приказа говорить было не надо. Конвой развернулся и промаршировал назад, вверх по склону, оставив Джона и его спутников на огороженной камнем дороге. Повсюду вокруг стояли высокие сосны, однако впереди, там, где дорога сбегала с гребня вниз, виднелись зеленые луга.

Джон посмотрел на Херити. Этот человек был похож на японскую игрушку-неваляшку с противовесом, приклеенным к круглому днищу: шесть раз упал, семь раз поднялся. Он всегда возвращался в стоячее положение. Джону стало смешно при мысли о Херити, возвращающемся в стоячее положение даже мертвым. Что-то цепкое есть в нем… Он опасен, его можно сбить со следа, но он все равно не перестанет охотиться.

– Идем! – сказал Херити. Он махнул рукой вперед и сделал вид, что хочет пнуть мальчика, который при этом увернулся.

В этот момент Джон понял, почему мальчик раздражал Херити. У него было тело подростка, очертания и форма, которую Херити узнавал, но без живости, за исключением этой дремлющей ярости. Тело было неуклюжим, как механическая игрушка, у которой кончился завод, и пружина почти полностью раскрутилась.

«Делай что-нибудь определенное!» – как бы говорил Херити.

Поэтому злость Херити так быстро прошла после нападения мальчика в бане. Эта атака была чем-то определенным.

Пройдя милю, они добрались до развилки, на которой не было указателя. Херити выбрал правую дорогу, однако отец Майкл остановился, а с ним и мальчик.

– Подождите минутку, Джозеф. Эта дорога длинней на много миль.

Херити даже не приостановился.

– Мне приказано сделать круг через Дублин.

– Почему? – задал вопрос отец Майкл. – Кто это сказал?

– Джок сказал. Приказ из Дублина.

Отец Майкл взглянул назад, на Джона, потом снова перевел взгляд на Херити.

– Но…

– Замолчи, безумный священник! – В голосе Херити слышалось раздражение. Он ускорил шаг, заставив отца Майкла почти бежать. Их шаги гулко отдавались на асфальте, окаймленном густой растительностью и каменными стенами. Джон почувствовал в поведении Херити новую напряженность – быстрые взгляды налево и направо, автомат наготове в руках.

Отец Майкл рывком поправил рюкзак и шел слегка сзади. Херити замедлил свой быстрый шаг, всматриваясь вперед и вокруг.

Джон глянул наверх сквозь листву деревьев: на утреннем небе было какое-то особенное свечение, все виделось как будто сквозь серый фильтр. Расстояния казались туманно размытыми, все было окутано туманом, пришедшим с востока, со стороны моря. Прямо над головой, на небе разлился темно-серебристый цвет, плавно переходящий в светло-детальной к востоку.

Завтрак камнем лежал в желудке Джона – мясо и вареная картошка с крапивой. Охранники виллы заняли под столовую маленький каменный домик, оставшийся от того, что когда-то очевидно, было крупным хозяйством, отгороженным от поместья Маккрея длинным косым гребнем. Внутренние перегородки домика были грубо выбиты, освободив пространство для длинного стола и скамеек из неструганых досок. Завтрак, приготовленный на торфяном огне, был накрыт сразу после рассвета. За столом были только спутники Джона и конвой.

Херити появился последним вместе с Джеком. Младший Каллен выглядел озабоченным и старался избежать разговора. Однако вопросы из Херити так и сыпались.

Джон ел молча, прислушиваясь к разговору. Здесь можно было что-то узнать. Лиам исчез по своим делам, остальные охранники уже заняли свои посты вокруг виллы для дневной смены.

Солдаты, сидевшие за столом, почувствовав что-то необычное в поведении Джока, наблюдали за ними молча. Постепенно в каменных стенах домика воцарилась напряженная атмосфера.

Тишину нарушил отец Майкл:

– Бог подвергает нас трудному испытанию.

Эти слова прозвучали принужденно, оставив после себя даже еще более напряженную тишину.

– Конечно, святой отец, и которую же чуму вы имеете в виду? – спросил Херити. – Чуму папства? – Он говорил с самоуверенной заносчивостью.

– Какой смысл во взаимных обвинениях? – спросил отец Майкл.

– И это он задает мне такой вопрос! – засмеялся Херити.

– Нам еще на многое надо найти ответ, – сказал отец Майкл. – Британцы заронили дурное семя среди нас, но, спрошу вас, где же это семя взросло? Разве не мы сами вырастили плод и сорвали его с ветвей?

– Это было яблоко Евы! – сказал Херити.

– Только мы называли его группой «Прово» из ИРА, – сказал Джок. – Великолепное красное яблочко с бомбой внутри.

Челюсти Херити сжались, внезапная краска разлилась по его лицу. Он положил обе руки на стол. В воздухе ощутимо чувствовался дух насилия.

– Дело сделано! – сказал отец Майкл. – Разве все мы не расплачиваемся за эту музыку?

– Что ж, расплатимся и попляшем еще, – сказал Джок. – Ты спляшешь со мной, Джозеф?

– Хватит! – прогремел голос отца Майкла. – Я прокляну первого из вас, который прибегнет к насилию!

Джок судорожно сглотнул слюну, затем тихо сказал:

– Может быть, вы правы, отец. Лучше бы все это закончилось, и мир обошелся без такого несчастья.

Херити пристально смотрел на священника.

– Я не боюсь ваших проклятий, Майкл Фланнери. Но я уважаю искренние слова, которые произнес молодой Джок. Он видит вещи так, какими они есть на самом деле.

Отец Майкл вздохнул.

– Джозеф, когда-то вы были богобоязненном человеком. Вы никогда не вернетесь в лоно церкви?

Херити опустил глаза на свое блюдо с тушеным мясом, странно подавленный вспышкой Джока.

– Я потерял веру, это правда, и это гложет меня.

– Тогда почему же…

– Заткни свой глупый рот, священник! Во мне нет больше уважения к духовенству, оно пропало после Мейнута. Я скорее переплавлю их колокола на пивные кружки, чем проведу еще хоть минуту в какой-нибудь из ваших церквей! – Он криво усмехнулся отцу Майклу. – И если вы назовете это богохульством, я брошу вас в первый же колодец, который мы встретим по дороге.

Джок вел их через поля прочь от виллы, и роса намочила их штанины. Они видели впереди мощенную камнем дорогу, к которой вел проселочный тракт. Когда они поворачивали за разделяющий долины гребень, перед ними в последний раз появилась вилла. Это был всего лишь кусок серой крепостной стены, гнездящийся среди деревьев. До них донеслись слабые крики детей.

Джок оглянулся через плечо при этом далеком звуке, замешкавшись у ступеней, пока остальные перебирались через стену на проселочную дорогу. Когда мимо проходил Джон, Джок взглянул на него.

– Там в основном девочки, которые изучали ирландские танцы, – сказал он. – Они танцуют по утрам вон там. – Он подбородком указал в направлении замка. – Если мы потеряем этих девочек, мы потеряем все это – все эти прекрасные танцы. Мне кажется, я смогу простить Маккрею все что угодно, если мы не потеряем это.

После того, как Джок оставил их, Джон продолжал мысленно возвращаться к этим словам. В этих словах звучала печать почти потерявшего надежду человека.

Херити продолжал идти впереди, разведчик с автоматом наготове. Отец Майкл тащился за ним, а Джон с мальчиком старались не отставать сзади.

Дорога вышла из-под деревьев и круто повернула налево. Прямо впереди них, за поворотом, виднелась куча обломков светлого гранита, среди которых пучками пробивалась трава. Херити замер, жестом приказав остальным остановиться. Джон взглянул вперед, удивляясь, что же насторожило Херити. Все, что он видел, – это двух овец на травянистой площадке за скалами. Овцы настороженно смотрели на них.

– Это всего лишь овцы, – сказал отец Майкл.

Херити махнул рукой, требуя тишины. Он осмотрел окружающую местность, возвышающиеся за выходом скальной породы холмики, пустую долину за ними – узкое место с заболоченным ручьем посредине.

– Это чудо, что вы не умерли давным-давно, Майкл Фланнери, – сказал Херити. – То, что беспокоит этих овец, должно беспокоить и нас.

– И что же может их беспокоить? – спросил священник.

– Интересно, куда ушел Лиам сегодня утром? – спросил Херити.

Он попятился по дороге, продолжая внимательно наблюдать за камнями и овцами. Джон развернулся и пошел рядом с ним, оглядываясь время от времени.

Отец Майкл и мальчик пошли вперед, не глядя назад на Херити.

– В чем дело? – спросил Джон. Он потрогал пистолет в заднем кармане, но передумал и не стал доставать его.

– Всего лишь в том, что в наши дни некоторые охотятся на овец из-за мяса, – сказал Херити. – Что-то напугало этих животных перед тем, как подошли мы.

– Может быть, просто солдаты Лиама прошли здесь в поисках продовольствия, – сказал Джон.

– Какого продовольствия? – спросил Херити.

Отец Майкл остановился и повернулся к ним лицом.

– Что-то произошло между тобой и Лиамом Калленом, – сказал он. – Что это было?

– Дублин приказал ему отпустить нас, – сказал Херити, скосив глаза на Джона. – Это не в обычае Лиама – нарушить такой приказ при свидетелях, когда кто-то может увидеть и доложить.

– Вы шутите! – запротестовал отец Майкл.

– Мы с Лиамом выросли вместе, – сказал Херити. – Я знал его ребенком, и я знаю его взрослым. Кто будет спрашивать, если он побродит немного по этой долине? Ответьте-ка мне, священник!

Они остановились в месте, где из верхушки стены, отделяющей дорогу от долины, выпало несколько камней. Херити подошел к пролому и посмотрел через стену на заросли деревьев.

– Что-то, похожее на тропинку, – сказал он. – Я думаю, мы спустимся здесь.

Отец Майкл присоединился к нему.

– Вы называете это тропинкой?

– Она обладает для нас огромным преимуществом, – сказал Херити. – По следам на ней видно, что сегодня здесь никто не проходил.

Священник покачал головой.

– Я не могу поверить, что Лиам Каллен может перестрелять всех…

– Перестаньте сейчас же! Лиам – это солдат! Почему же, вы думаете, в той долине никого нет? Сбежали или были убиты Лиамом и его ребятами. В этой долине то же самое. Я знаю, что в голове у Лиама. Никто ничего не расскажет, если рассказывать будет некому.

– Но мы же знали о…

– Знали? Слухи и их отголоски, которые обсуждаются в Совете. Мы ничего не знали!

Херити закинул ногу на стену и перепрыгнул на другую сторону. Отец Майкл присоединился к нему, Джон с мальчиком последовали за ними. Тропа представляла собой темную дыру в хвойных зарослях, земля была утоптана овечьими копытами, но следов человеческих ног видно не было. Клочья шерсти висели на низких ветвях, как знаки в детской игре. Тропинка была крутой, и кое-где из земли выступали корни деревьев.

Следуя за Херити, они скользили вниз, хватаясь за ветви, чтобы замедлить спуск. В самых крутых местах им приходилось держаться за корни.

Тропинка вынырнула из гущи деревьев на поросшую травой полку с каменными ступенями, ведущими вниз к пологому лугу. Метрах в пятидесяти от края луга из высокой травы выглядывал каменный домик, у которого уцелела только половина крыши. За ним виднелся ряд огороженных камнем террас, поворачивающих вправо и уходящих за деревья, растущие по краю луга. Вдоль террас и под ними шла разбитая и заросшая травой проселочная дорога. Она поворачивала под углом к террасам, слева направо, и проходила через двое стоявших нараспашку ворот.

Рассматривая эту сцену, Джон отряхивал с одежды иголки и грязь. Все это было похоже на живую картину под названием «Мечты оставлены».